Текст книги "Тайный клуб психопатов"

17

Как только двери лифта на этаже «П2» открылись, Елена нахмурилась. Света не было. Прямо перед ней на линолеумном полу второго подвального уровня отражался лишь тусклый красный отсвет таблички аварийного выхода дальше по коридору. Почему нет электричества?

Она вздохнула. Время работы аппарата МРТ обходилось недешево – он стоил почти два миллиона долларов, и пользовались им по очереди факультет психологии, ассоциация нейробиологии и собственно биофак. Она двинулась по коридору – негромкое шлепанье ее дешевеньких мокасин, казалось, лишь усиливалось темнотой. Вскоре ее глаза привыкли к сумраку, и она стала различать знакомые двери кабинетов и кладовок.

Оставалось надеяться, что у Келлена успели снять томограмму, перед тем как вырубилось электричество. Он должен был явиться на назначенное сканирование час назад, и у занимающейся с ним лаборантки, Белл, хватило бы ума позвонить в случае каких-то проблем.

Елена свернула за угол и остановилась, глядя вдоль длинного коридора, как помигивающий огонек аварийного выхода начинает тускнеть. Что-то было не так, но она не могла понять, что именно.

– Привет! – вдруг послышался чей-то голос.

Она коротко взвизгнула, едва не уронив из-под мышки лэптоп. За спиной у нее стоял Чарльз, его белозубая ухмылка слабо светилась в темноте.

– Не смешно! – раздраженно буркнула она.

Чарльза, похоже, ее реакция только позабавила.

– Я и забыл, что вы боитесь темноты. Мир?

Он протянул ей бумажный стакан из «Старбакса».

Елена осторожно пригубила.

– Сколько раз ты туда ореховым сиропом пшикнул, четыре?

Его улыбка стала еще шире.

– Ну вот, я пришел на процедуру пораньше, да еще и кофе прихватил, а вы даже не удосужились включить свет?

Она вздохнула.

– Ладно. Давай посмотрим, что там случилось.

Они двинулись в сторону кабинета, в котором стоял аппарат.

– Сейчас только и разговоров, что про то убийство, – заметил Чарльз.

Елена искоса посмотрела на него. Иногда Чарльз как-то странно выделывался, словно насмотревшись в кино, как должны вести себя детки из богатых аристократических семей. Зачем он напялил костюмную рубашку и жилет посреди бела дня? Руки он держал сцепленными за спиной.

– Да, – попросту ответила она. Ей не полагалось говорить про Майкла – вообще ни с кем, тем более с кем-то из других пациентов. Это ей категорически посоветовали и полиция, и Леонард. Сама Елена так и не могла до сих пор в это поверить – просто невероятно, что в каких-то тридцати футах от ее кабинета зарезали парня, которому по закону даже еще нельзя было заказывать себе выпивку. Прямо в кампусе. Пациент, которого она знала больше двух лет!

– Это так ужасно, – опять забросил он удочку. В голове у Елены на долю секунды промелькнула мысль: а не знает ли Чарльз, что Майкл тоже участник программы? Он вроде большой любитель сплетен – может, все-таки знает?

Они свернули за угол, и Елена резко остановилась – Чарльз от неожиданности даже натолкнулся на нее.

– Он определенно выключен, – произнесла она, осознав, чего именно не хватает.

Аппарат МРТ всегда постоянно издавал характерное гудение – подходя ближе, ты всегда слышал ритмичное «врум-врум-врум». Теперь же в коридоре стояла мертвая тишина. Чарльз тоже к чему-то прислушивался, склонив голову набок.

И тут Елена услышала кое-что другое.

Приглушенный крик. Нечто, похожее на стон. В животе образовалась леденящая пустота. Она понимала, что надо идти на звук – может, кто-то пострадал, – но ей не хотелось этого видеть.

Чарльз без всяких колебаний выступил вперед. «Ну конечно, – подумала Елена, – сначала делаем, потом думаем, всё как всегда». А тот уже направлялся к Г-образной комнате, которую они между собой называли «центр управления» – здесь обычно располагались она или кто-то из лаборантов, управляя сканером. От помещения с собственно аппаратом МРТ этот закуток отделяла стеклянная панель.

Елена не хотела знать, что там, в центре управления, но все-таки заставила себя шагнуть вперед. Когда она оказалась внутри, Чарльз уже разговаривал с кем-то, наклонившись и упершись руками в колени.

Белл сидела на полу под столом, прижав руками колени к груди. Ее всю трясло, глаза блестели, лицо было мокрым от слез.

– Вы замерзли? – спрашивал Чарльз. – Что с вами такое?

Белл молча ткнула дрожащей рукой куда-то себе за спину.

Елена присмотрелась сквозь стекло к помещению с аппаратом МРТ и увидела, что там кто-то лежит на полу. Видны были только ноги. Протолкавшись мимо Чарльза, она шагнула в комнату.

Поначалу даже не поняла, что видит перед собой. Кто-то лежал на полу в луже крови, выгнув тело и раскинув руки и ноги под странными углами. По полу разлетелись несколько окровавленных кусочков непонятно чего, и когда она подняла взгляд, то увидела брызги крови на сканере.

Вновь перевела взгляд на тело, и сердце скакнуло.

– О боже, это же Келлен!

Елена потянулась к нему, не обращая внимания на подошедшего сзади Чарльза, который крикнул ей, чтобы не трогала тело. Прижала палец к шее Келлена – пульс не прощупывался.

– О боже…

Чарльз присел на корточки, наклонился, стараясь держать свои дорогущие лоферы подальше от растекшейся крови. Перевел взгляд с аппарата на кусочки, разлетевшиеся по полу.

– Что это… что это такое? – дрожащим голосом спросила она.

– Дробь, вроде стальная. Это такие маленькие металлические шарики, которыми снаряжают патроны охотничьих ружей.

В голове у Елены замелькали неприятные образы. Сообщения о стрельбе в учебных заведениях и прочих общественных местах стали в новостях настолько обычным делом, что она даже не успевала за ними уследить. В Адамсе имелась даже специальная централизованная система оповещения о подобных стрелках, передающая сигнал тревоги на мобильные телефоны всех студентов.

Чарльз выпрямился на коленях, опираясь руками в бедра. На лице у него была написана не столько тревога, сколько неприкрытое любопытство.

– Веди себя нормально! – рявкнула Елена, не в силах сдержаться.

Чарльз вздрогнул, осознав, какое впечатление производит.

– Похоже, что вы расстроены.

Елена едва не наорала на него. Речь шла буквально о том, чему Леонард пытался его обучить. Повторяй вслед за людьми их эмоции, как будто ты их понимаешь. Притворяйся, пока не получится. Его тупое отсутствие чувства страха способно привести к гибельным последствиям.

– Он… он уже был такой, когда я пришла. Света не было. – Белл уже стояла в дверях.

Елена вскочила на ноги.

– Ты позвонила «девять-один-один»? Сколько тут было стрелков?

Белл кивнула, но тут же вид у нее стал озадаченный.

– Вы хотите сказать, что они по-прежнему могут быть где-то тут?

Елена сразу представила себе крадущегося где-то поблизости стрелка, в черной боевой амуниции, с предсмертной запиской в кармане, адресованной какой-то отвергшей его девице.

– Никто тут не стрелял, – вдруг произнес Чарльз, движением руки предлагая ей присесть и посмотреть вместе с ним. Указал на тело, из груди и живота которого обильно текла кровь. Потом на основание аппарата МРТ, на котором лежала окровавленная дробь. – Дробь попала не в него. Она вылетела из него.

– Меня сейчас стошнит, – пробормотала Елена, отшатываясь в коридор. Полиция уже в пути, но нужно было сделать еще один не менее важный телефонный звонок. Конечно же, Леонард не снял трубку – наверняка медитировал или еще чего.

– Вам нужно срочно приехать сюда, – прошипела она после сигнала автоответчика. – Полиция уже едет. О, это просто кошмар! Это Келлен! Его убили. Леонард, это уже второй студент из программы менее чем за пару недель – что тут, черт побери, происходит?

18

Поймав такси, Чарльз отправился в «Олд Эббитт Гриль». В полиции его продержали так долго, что теперь он здорово опаздывал на намеченный ужин с родителями, не говоря уже о том, что от новой информации просто голова шла кругом. Бедная славная Елена – человек она ученый и теоретически подкованный, но иногда ей недостает обычного здравого смысла, который подсказал бы ей держаться подальше от психопата, когда ведешь какой-то секретный разговор. А то, что удалось услышать, было очень важно: оказывается, тело принадлежало уже второму студенту, участвующему в программе, который был убит в промежутке менее двух недель после первого случая. Чарльз даже толком не знал, что и думать.

«Олд Эббитт» располагался в самом центре, в непосредственной близости от всяких привлекающих туристов достопримечательностей, и частенько этими самыми туристами и был набит, поскольку это еще и чуть ли не самый старый вашингтонский ресторан. Как всегда, внутри стояла полутьма, еще более подчеркнутая темным полированным деревом. Это было одно из тех мест, к которым его отец ни с того ни с сего вдруг проникся симпатией. Тут хорошо готовили коктейли – наверное, этим все и объяснялось.

Протолкавшись мимо туристов, Чарльз заметил стоящую к нему спиной Кристен. На ней была розовая шелковая блузка, заправленная в узенькую юбку-карандаш, ее соломенного цвета волосы волнами спадали за воротничок. Он подошел к ней сзади, легонько ущипнул за попку. Кристен вздрогнула, но тут же рассмеялась, поняв, что это он. Его старший брат, Эрик, здесь тоже ожидался, отчего она была сильно настороже. На последнем рождественском приеме Портмонтов подвыпивший Эрик откровенно к ней приставал.

– Что ты так долго? – спросила она.

– Стал свидетелем ДТП. Какой-то гад сбил человека и уехал. Полиции пришлось допросить меня, и это заняло целую вечность.

Ложь далась просто, и на самом-то деле просто не оставалось иного выбора. Меньше всего ему сейчас требовалась какая-то драма за семейным ужином, особенно когда единственное, чего сейчас хотелось, – это хорошенько все обдумать. Убиты уже два участвующих в программе студента. Какова вероятность того, что это просто случайность? Лучше не говорить ничего Кристен, пока он не узнает всю историю целиком, чтобы лишний раз ее не волновать. Она и так уже слишком много переживает на его счет.

– Господи… Пострадавший в порядке?

– Нет, – ответил Чарльз. – Далеко не в порядке.

Кристен наверняка пришла к выводу, что его заботит гнев отца за опоздание – чем, по крайней мере, объяснялись озабоченно нахмуренные брови Чарльза. Она была единственным человеком, который понимал, какой запутанный узел представляет собой его семейство. Конечно, время от времени он затрагивал эту тему в беседах с доктором Уименом, но слушать – это одно, а видеть – совсем другое.

Официант, который сразу узнал Чарльза, провел его к столу в глубине ресторана, за которым уже расположилась его родня. Сидящий во главе стола Люк Портмонт с хрустом взламывал клешню лобстера. Судя по обрывкам фраз, его явно раздражала какая-то политическая грызня в Конгрессе. Седовласый Люк передал свою красоту сыну, но только не глаза или рот, придававшие его лицу какое-то жестокое выражение. Эрик, старший брат, сидел справа от отца. Оба уже здорово набрались. Сестра Чарльза, Джулия, которая тоже на тот момент оказалась в городе, вскочила из-за стола, чтобы обнять брата и его подружку. Роста она была немаленького и несла свое тело с беззастенчивой грацией амазонки. Его мать, Линн – миниатюрная женщина с тихим вкрадчивым голосом, – последовала ее примеру.

Разговор о политике продолжился – Люк словно не обратил внимания ни на Чарльза, ни на его опоздание. Чарльз мудро промолчал и положил развернутую салфетку себе на колени, напустив на лицо пресное, вежливое выражение, ничем не отличающееся от матушкиного. Два человека из программы убиты… Люк взмахом руки подозвал какого-то человека, одетого во все черное, и заказал «Манхэттен», как будто уже не был пьян на все пять нью-йоркских районов[53]53
  Помимо «Манхэттена», в честь нью-йоркских районов названы еще четыре коктейля – «Бронкс», «Бруклин», «Куинс» и «Стейтен-айленд».


[Закрыть]. Этот человек, явно уборщик посуды, а не официант, сказал, что передаст коллеге. Если два человека уже убиты, не значит ли это, что Чарльз тоже в опасности? Он узнал того парня в кабинете МРТ – Елена сказала, что его зовут Келлен. Не друг и даже не знакомый, но на каких-то тусовках вроде пересекались.

Погрузившись в собственные мысли и перестав следить за обстановкой за столом, Чарльз сразу очнулся, когда понял, что главная тема разговора переключилась на него. Опаздывать плохо – проявлять невнимательность еще хуже. Отец Чарльза с треском вскрыл еще одну клешню, качая головой.

– И какого хрена ты рвешься в президенты какого-то задрипанного университета, когда мог запросто поступить в Джорджтаун?

Получив от официантки полный стакан, он сразу отпил, а потом ткнул им в Кристен.

– Не, ты представляешь? Я готов выложить чертову уйму денег, чтобы пристроить своего придурочного сынка в Джорджтаун, по своим стопам, а он, видите ли, решил пойти своей дорогой!

– Ну, тогда бы он не встретил Кристен, – заметила мать Чарльза, которая во всем пыталась найти положительную сторону.

– В Джорджтауне полно всяких Кристен, – заметил Эрик, даже не глядя в ее сторону.

– Вообще-то не так уж важно, в каком колледже учиться, – вступила в беседу Джулия.

– Это важно из-за связей, которые ты приобретаешь! – рявкнул отец. – Престиж – вот что важно! Наша фамилия – вот что важно! Думаешь, что сможешь чего-то добиться в этом мире без нашей фамилии? Ну и где ты в итоге окажешься?

– По-моему, как-нибудь справлюсь, – ответил Чарльз.

Он едва осознал, что произошло дальше. Успел лишь поднять взгляд от своего свекольного салата, поскольку уловил какое-то движение. И тут же прямо в лоб ему со звоном врезалось что-то увесистое и мокрое, а в глазах жутко защипало. Все как один ахнули, и не только за их столом. В ноздри ударил тошнотворно-сладкий запах бурбона и вермута, капающих на рубашку. Глаза резало, контактные линзы прилипли к глазам, словно пленки из кислоты.

– Ничего не вижу, – пробормотал Чарльз.

– Пошли! – настойчиво прошептала Кристен, хватая его за руку, поднимая со стула и увлекая на другой конец зала.

Чарльз прижимал руки к глазам, постоянно моргая.

– Он в порядке? – спросил какой-то совершенно незнакомый человек из-за соседнего столика.

Чарльз слышал гомон приглушенных голосов. Кристен отвела его, судя по всему, в туалет и открыла кран. Он слепо потянулся к воде, пытаясь снять контактные линзы.

– Погоди, у меня есть капли для глаз.

Чарльз присел на край раковины. Кристен запрокинула ему голову, закапала капли и несколько раз провела ему рукой по глазам, доставая линзы. Капли облегчили жжение, но лишь ненамного. Двери туалета открылась – Чарльз напрягся, – но это была всего лишь их официантка, которая явно сгорала от стыда, и тот уборщик посуды, у которого его отец грубо потребовал коктейль. Тот держал полотенце, наполненное льдом, которое протянул им. Официантка сочувственно покачала головой.

Кристен прижала холодный мокрый комок ко лбу Чарльза.

– А не надо?.. – официантка не договорила. – Если у вас сотрясение, то нельзя ложиться спать, – обеспокоенно произнесла она. – Я где-то читала.

Ее помощник согласно кивнул.

Кристен коснулась руки Чарльза.

– Давай просто уйдем, – прошептала она. – Можем выйти с черного хода.

Господи, как он любит эту женщину! Чарльз отлепился от раковины, вытащил свой бумажник и вручил три хрустящие сотенные официантке, которая явно смутилась.

* * *

Домой в такси ехали в молчании. Едва они вошли в дом Кристен, как она насыпала в полиэтиленовый пакет льда из морозилки и сразу передала Чарльзу. Усевшись за свой компьютер, стала искать симптомы сотрясения мозга.

– Обязательно скажи, если еще сильней разболится голова! Или будет тошнить, или почувствуешь, что теряешь сознание.

– Да нет у меня никакого сотрясения, – буркнул он.

– Не хочешь съездить в «травму»?

– Нет.

– Давай еще капли поищу.

– Иди сюда, – негромко произнес он. Кристен забралась с ногами на диван и обняла его. Молча расплакалась, но Чарльз сразу это заметил. – Эй, перестань, я в порядке. Ничего страшного. Наверняка просто денек-другой похожу с шишкой.

– Ненавижу его! – всхлипнула она ему в грудь.

– Все нормально, – сказал Чарльз, балансируя положенным на голову пакетом со льдом, чтобы обнять ее обеими руками. Они немного полежали неподвижно, Чарльз гладил ее по волосам.

– Думаешь, они позвонят? – спросила она.

– Если позвонят, пусть уходит на автоответчик. Я тебя совсем извозил, ты вся липкая… Дай-ка приму душ.

Она вернулась к своим медицинским интернет-поискам, а он отправился в ванную и сбросил одежду. Душевая была выложена глянцевой плиткой с серо-голубыми прожилками, из которой на разных уровнях торчали сразу несколько распылителей. А еще тут имелась турецкая паровая баня, если вам действительно охота зря тратить воду. Так он и поступил. Смыл весь бурбон, а потом опять потрогал рану на лбу. Щиплется!

Что-то не давало ему покоя. Зачем он дал деньги официантке и ее подручному? Он сделал это, даже не задумываясь. Ну, это были просто чаевые, быстро ответила какая-то часть его, ответственная за рациональное мышление и логику. Да, чаевые – за то, что проследили за его состоянием. Хотя и не только чаевые. Пожалуй, эти деньги были некоей компенсацией… За что? Ну, наверное, потому что ему было обидно, стыдно, и он мало что в тот момент соображал. Его отец швырнул стакан ему в лицо, унизив его мужское достоинство, и чтобы это компенсировать, пришлось засветить кучу бабла перед людьми, живущими за счет чаевых. В этом дело? Или, может, потому, что тем пришлось иметь дело с его папаней и братом весь остаток вечера? Что это было – эта частичка настоящего чувства в нем? Чувство вины? Не исключено – а может, и нет.

Чарльз заморгал, вдруг осознав, что на выложенной плиткой стене появляются пустые пятна и какие-то зазубренные линии. Быстро выключил воду, завернулся в полотенце и, не обращая внимания на капающую с него на пол воду, вышел в коридор.

– Кристен, у меня начинается!

Кристен мгновенно вскочила со стула. Экседрин[54]54
  Экседрин – достаточно простой безрецептурный препарат (смесь аспирина, парацетамола и кофеина), применяемый при мигрени, нечто вроде нашего цитрамона.


[Закрыть] они держали в обеих своих квартирах, а у Чарльза всегда имелись еще две капсулы в кармашке жилета на случай «прихвата». У жестокого приступа мигрени всегда были какие-то предвестники – либо всевозможные расстройства зрения, либо чудились какие-то запахи, на самом деле несуществующие. В медицине это явление называется «аура». Как только такое начиналось, оставалось лишь небольшое временное окошко, чтобы избежать изнуряющей боли.

Кристен протолкнула ему в губы две белые пилюли и сунула в руку стакан колы (кофеин помогает лекарству подействовать быстрее).

– Просто ложись – сейчас включу телевизор, – сказала она.

Чарльз молча кивнул.

Полуприкрыв глаза, он смотрел, как Кристен берет пульт. Свой лэптоп она оставила открытым на кофейном столике. На верхней рамке экрана светился маленький зеленый огонек веб-камеры. Почему-то это вызвало у него смутное беспокойство – камера была сломана уже несколько недель, так что Кристен не могла пользоваться «Фейстаймом»[55]55
  «Фейстайм» (англ. FaceTime) – услуга видеозвонков от фирмы «Эппл».


[Закрыть], – но думать становилось все сложней: мигрень накрывала голову, словно плотный ковер, который гасил любые рациональные мысли.

19

Обратный отсчет: 40 дней

От Чарльза пока что совершенно никакого толку: он упорно игнорирует мои эсэмэски с вопросами, не видел ли он Уилла и не слышал ли что-нибудь про него с того раза. После той тусовки у Чарльза Уилл ничего не постил в соцсетях, и самого его я не видела. Начинаю волноваться, не свалил ли он из города. Болтаюсь в коридоре во время его лекции по политологии, то и дело заглядывая в окошко аудитории – сидит он на ней или нет.

Я конкретно обосралась: он не получил достаточную дозу рогипнола, и бить его не следовало. Если Чарльз застукал его за отчаянными поисками именно того видео, а не чего-то еще, тогда он наверняка помнит кое-что с той ночи в усадьбе. Вероятность номер один: Уилл ничего не помнит. Можно продолжить попытки подобраться к нему, может, даже допросить его еще разок. Вероятность номер два: он все помнит. Тогда придется перейти к решительным действиям, поскольку с какой это стати ему отдавать эту запись по доброй воле?

Целых шесть лет я была просто повернута на этом видео. Что с ним сталось, у кого к нему есть доступ… Уилл не похож на того, кто просчитывает свои ходы на сто шагов вперед или способен методично заметать следы, так что я вполне уверена, что запись до сих пор у него. Либо Уилл такой мудак, что хранит ее, потому что любит время от времени пересматривать, либо же, опять-таки, такой мудак, что это видео значит для него не больше той бесконечной череды селфи и семейных фоток, которые у него так и не доходят руки удалить.

Оглядываю каждого из студентов, выходящих с лекции, и все больше злюсь, поскольку Уилла среди них нет. Только время зря убила. Ради поисков Уилла я прогуляла семинар по этике и вдобавок жутко проголодалась. Всю дорогу до главной университетской столовой пребываю в отвратительном настроении, громко топая сапожками по тротуару. Лучше уж они сегодня приготовят пиццу как следует! Потом приходится чуть ли вечность торчать в этой сраной очереди – только для того, чтобы какая-то сука забрала последнюю пиццу с ананасом. Чуть ли не до самой корки заталкиваю в рот ломтик той, что осталась, и, сев у окна, яростно жую.

Продолжаю шарить взглядом по остальным студентам – и тут вдруг непроизвольно стискиваю зубы. Уилл, должно быть, просто прогулял лекцию, поскольку вон он – тоже жрет пиццу, говнюк. Бросаю свой недоеденный кусок в мусорное ведро и заготавливаю на лице выражение полнейшей невинности. Дружелюбный взгляд, волосы заткнуты за уши… Подхожу к его столику с той стороны, где он заметит меня только в самый последний момент.

– Уилл! Как ты? – жизнерадостно восклицаю я. Он дергает челюстью, увидев меня. У меня вдруг возникает нехорошее чувство.

– Ну здравствуй, – отзывается он.

– После той тусовки так и не виделись! – Я улыбаюсь, но понимаю, что поздняк. Попытки очаровать этого гада теперь совершенно бесполезны.

Уилл таращится на меня. Наверняка припоминает что-то с той ночи, хотя в какой степени? Но тут я все понимаю, поскольку он цедит:

– Держись от меня подальше и вообще оставь меня в покое.

Больше не собираюсь тратить время зря.

– Где видео, Уилл? – негромко спрашиваю я. Подступаю ближе, нависаю над ним, напускаю на себя угрожающий вид.

– Да нету у меня этого дурацкого видео! Лучше отцепись от меня на хер!

– Я знаю, что оно у тебя.

Он фыркает. В столовку входит еще одна компания ребят – игроки в лакросс, – и Уилл машет им.

– Я тот телефон уже сто лет как выбросил.

– Тогда зачем ты стал искать его, когда я про него упомянула? Ты нашел его! Отдай его мне. Ты сгрузил это видео куда-нибудь?

– С какой это стати мне в буквальном смысле слова вручать тебе то, что можно мне инкриминировать?

Парни все ближе, держатся плотной кучкой. Уголок рта Уилла искривляется в ухмылке.

– А потом, – добавляет он, вставая и глядя на меня сверху вниз. Складывает свои ручищи на груди, наклоняется совсем близко к моему лицу – напоминает мне, что он крупнее и сильнее. – Тебе-то оно на фига?

Поворачивается уходить, даже особо не спеша. На полпути к дверям, в окружении своих дружков, оглядывается и бросает на меня взгляд, каким обычно вынуждают собеседника осознать собственную ничтожность.

Остаюсь стоять как вкопанная. Ярость так и бушует во мне – то самое чувство, которое накатило на меня прямо перед тем, как я огрела его жеодой. Он просто не просекает, кто я такая! Не понимает, какой я умею быть терпеливой. Что дни его сочтены.

Уилл – как любой мужик, который когда-либо пинал собаку. Когда такие пинают собаку, то напрочь забывают, что та скулит и поджимает хвост лишь по причине тысяч лет приручения и дрессировки. Забывают, что в любой момент, задрав ногу для пинка, могут нарваться на собаку с зубами.