Текст книги "Однажды в Коктебеле. сборник"

Глава 7. Лара

Визитка старая. Семь лет назад Ларе дал ее Леонид из Москвы. Леонид Федорович… Молодой человек с прямыми светлыми волосами, черными лохматыми ресницами. Красивый! Она восторгалась тогда. Из Москвы же! Мама положила визитку в стол и, похоже, не позвонила ему, а он предлагал встретиться, многое рассказать. Лара ничего не поняла из письма, которое он оставил. И не спрашивала. Зачем? Взрослые дела.

Потом родители ссорились, что – то все выясняли, мама плакала в ванной, отец уходил ночевать к другу. Лара переживала. Она была виновата. Влезла в мамины записи, прочитала невероятную историю про школьницу, учительницу, Владимира. Оказывается, мама писала сценарий. Она так и сказала отцу: «Мама талант. Ты почитай, почитай. Вот снимут фильм по сценарию, и она станет знаменитой». Папа не хотел читать. Лара уговорила. Он читал и бледнел.

Мама взволнованно объясняла:

– Это все вымысел, фантазии. Деньги не просила, никакого Кости не было. Историю про учительницу и девочку подруга рассказала. И не мучилась из – за того, что не стала артисткой. Роли не придумывала. Не обо мне это, не обо мне! Творчество, понимаешь? Имею право.

Лара верила. Это не может быть о красивой, веселой и доброй маме. Она бы не пошла просить деньги у незнакомого мужчины. У нее не могло быть романа с каким – то Костей. Подумаешь, придумала! Все писатели так делают, не о себе же они романы пишут. Ну, может, и о себе, но чуть, чуть. Папа горячился, кричал:

– Ничего не понимаю! Вот же он твой богатенький Владимир! Главный герой. Даже имя не сменила. Как только могла? Уверяла, что просто друг, хороший знакомый.

– Что ты к нему привязался? Вымысел. Просто имя удачно вписалось в текст. И вообще это только наброски истории, наброски… О женщине, которую в детстве пытались соблазнить. Не доверяешь мне, я уйду. Хоть сейчас.

Лара жалела их и себя. Как она будет жить, если расстануться? Все хорошее закончится. Нет, она не позволит! Папа взволнованно что – то еще говорил. Мама устало сидела в кресле. Лара сузила глаза и сказала: «Если вы еще будете ругаться, я стану самой плохой девчонкой в мире. Или выпрыгну из окна. Да!» В доме стало тихо. Ей угождали, дарили подарки, ей улыбались. Оба!

Лара понимала, боятся наркотиков, дурных компаний. Фигушки! Никаких наркотиков. Из окна тоже прыгать не будет. У нее есть цель. Университет, журналистика, Москва! Сравнивала себя со школьницей из сценария и думала, что не стала бы из – за ненормальной училки страдать и мечту предавать. Она бы вообще всем рассказала. Не будет наркоманкой, а они пусть боятся. И не думают разводиться…

Тихо было в доме. Тихо. Сценарий папа из компьютера удалил. Правда, Лара успела переписать текст в толстую школьную тетрадь. Интересно же! Вот помирятся и, может быть, мама допишет эту историю. Плачет украдкой, на небо часто смотрит, а чего на него смотреть? К зеркалу подходит, рассматривает себя. Хорошенькая, только морщинки у век. И бледная, бледная. Не румяной же быть, если тошнит. Лара все замечает. Нервы, а что еще? Встала как – то рядом у зеркала, поправила светлые волосы, задорно сморщила нос.

– Какие же мы похожие, да, мам? Даже веснушки один к одному. Но я никогда раскисать не буду.

– Только внешне похожи, – сказала Ольга, – ты другая, будешь сильнее меня и мудрей. Это хорошо.

– Хватит, мамулечка! Папа тебя любит, точно знаю, а сценарий я в тетрадь переписала. Допиши и будешь звездой.

– Да, кому он нужен? Просто был момент.

– Допиши. Мне интересно.

– Может быть, – Ольга прижалась к Лариному плечу, – если душа запросит, дочка. Если запросит…

– Запросит, не запросит, чего ждать? Написала бы, отправила в издательство. Проще простого. Как же у взрослых все сложно.

Тихо было в доме, тихо, но однажды отец пришел с букетом белых роз, осторожно обнял Ольгу.

– Все, Оля, устал я. Мало ли что бывает в жизни. Простим друг друга, но прошу тебя, не пиши больше ничего такого, тяжело очень.

Лара стояла за дверью. Ждала, что ответит мама, а сердце замирало, замирало… Мама ничего не ответила и Лара стремительно открыла дверь. Хотела крикнуть, что когда приносят розы, это любовь. И нечего молчать! Розы лежали на столе. Мама стояла спиной к окну и прижималась щекой к ладони отца… Давно это было. Лара уже выросла, студентка, будущая журналистка. Мечты сбываются. Москва прекрасна… И не терпится, ну не терпится издать мамин сценарий.

Визитка старая, а Ларе нужно найти этого Леонида. Он давно в Москве, у него знакомые, связи. Не получается с издательствами. Мама оказалась права, сценарий никому не нужен. Имя неизвестное. Сюжет хромает. Лара не знает, что в нем не так. Не читала! Маме обещала не заглядывать, но с собой увезла. Странная все – таки мама. Как будто, чего – то боится. И дописала совсем недавно, после поездки во Францию. С папой… Конечно, с папой и шестилетним Максом. Вот так! Братишка у Лары есть, а они разводиться хотели. Хорошо она их тогда напугала. Брат родился слабым, недоношенным, но выходили же… Выходили! Как же мама над ним дрожит! Она вообще стала другой. Мягче, равнодушней к внешности, имиджу. Чертенята в глазах не прыгают. Свет в окошке Максим. Папа доволен, добродушен и весел. О том, что мама дописала сценарий, не надо ему пока знать. «Не будите спящую собаку!» – так, кажется, говорят.

Да, визитка старая, но она Леонида найдет, посоветуется. С кем еще? Не с девчонками же с факультета, не с преподами, которым не нравится острый ее язычок. Не факт, что Леонид заинтересуется, но почему не попробовать?

Не так уж и сложно оказалось найти. Лара ахнет: «Вот молодец! Частную школу открыл с изучением четырех языков. Наверное, важный, но и она не стеснительная». Поедет к нему сразу после занятий. Не запишется на прием, не позвонит предварительно. «Назначено!» – уверенно скажет секретарю, войдет без стука и выпалит с порога:

– Я Лара! Здравствуйте. Вы совсем не изменились, Леонид Федорович. Боялась, что не узнаю.

Положит на стол старую визитку. Он посмотрит на посетительницу с удивлением и вдруг улыбнется.

– Лара, которая мечтала посетить все музеи Москвы и мира? Как быстро летит время, уже взрослая, а мама твоя так и не позвонила.

– Зато я объявилась, – засмеется она, – помощь нужна. Только сначала бы кофе и бутерброд, если можно. Ужас, какая голодная!

Лара будет пить ароматный кофе, попросит еще бутерброд. Потом достанет папку со сценарием.

– Это мамино творчество, но мне везде отказывают. Вы прочитайте. Может, у вас есть знакомые в издательском мире. Очень интересно, честное слово.

Леонид поскучнеет, Лара поймет, что откажется. Скатится по щеке слезинка, а он неожиданно развеселится.

– Веснушки слезами смоешь. Давай – ка еще кофе, а я посмотрю. Серьезно сегодня читать некогда.

Через час он оторвется от рукописи и тихо, волнуясь, попросит:

– Ты иди, Лара. Я тебе позвоню, оставь номер.

Лара уйдет, а он закроет лицо ладонями. Закончилась ведь эта история с прудом, зеркалами, стыдом, страданиями. Почему вдруг сценарий? Да и не сценарий это, повесть. Что там Ольга задумала? Не надо это публиковать, не будет он никого просить. Мать живет спокойно, еще работает, хоть и болеть стала. Он так ее любит. Но и Лара свою тоже. Настырная, добьется своего. Задумано – то что? Дочитать надо, а дела отложить.

Приезжала Ольга, он знает. Порадовался тогда за мамочку и за нее. В деревне говорили – с мужем была, а вот и нет. Оказывается, поездка совпала с романом и каким красивым. Солнце, белоснежные облака, цветущий лен и двое на теплой, огромной земле. Всех на свете и все простишь. Любовь!

Имена не изменены и как открыто она обо всем пишет. О расставании на дороге с любовником, о скандале с мужем. Оправдывается и лжет. Не о себе? Как же! Докопался бы муж, Лара вмешалась. Может, не надо было. Живет во лжи. Ребенок от той любви. Муж, который поверил. Она что, с ума сошла? Выбросить этот сценарий, пока не случилось трагедии.

Кстати, а с другом что? Бизнес продал, уехал с семьей в Питер. Не виделись больше ни разу. Грусть – то какая, с ума сойти: «Там, в поле, он обещал мне Париж. Я смеялась: „Враль!“ Ему нравилось это шаловливое слово. Там он назвал меня любимой, а я сделала вид, что не слышу. Сопротивлялась нежности в себе, слегка капризничала, но разве легко убежать от любви?»

Какая необычная история, подумает Леонид, какая странная женщина! Возможно, странности были бы и без встречи с мамой. Разве поймешь? Кстати, в таких и влюбляются со всей страстью, даже если это губительно. Почему? И как тяжело читать эти строки о друге, который будет звонить иногда, чтобы сказать: «Ты мне снишься, Оленька». Но она промолчит. Не скажет о сыне. У судьбы свои игры, все решено.

Но однажды в Париже, куда приедет с мужем и сыном, затоскует по тяжелым плечам, по потрясенному: «Люблю!» Ничто не будет радовать, а через неделю узнает, что его больше нет… Найдет то поле, но уже без васильков и цветущего льна. Сядет в траву, посмотрит на облака и подумает, что теперь уж он точно не увидит, как она будет стареть, а она не услышит нежное: «Оленька, ты мне снишься».

На этом сценарий (или повесть) закончится и будет ощущение, что в душе звучит печальная тонкая мелодия. Жалость, поймет Леонид, боль за чужую судьбу, которая состоялась так причудливо и нелепо. И ничего Ольга не задумала. Писала сценарий не для того, чтобы опубликовать. Выплескивала все, что мучило. От того и дочке читать не разрешила. Личное! Тайное, начиная с детства.

– Лара, – позвонит он, – мать просила издать или это твоя идея?

– Моя, – ответит она, – я читала начало в тринадцать лет, – уговаривала дописать. Она не хотела. И вдруг! Попросила спрятать и не читать.

– Значит и не читай. Потом, потом, когда станешь мудрой. Она писала для себя. Не надо издательств. Поверь мне.

– Почему я должна вам верить? Просто не хотите помочь.

– Мы с тобой светлые отражения нескольких сложных судеб. Лучики ясные. Давай это сбережем, – скажет он то ли шутя, то ли серьезно, – завтра встретимся и я тебе кое – что объясню. Рукопись пусть останется у меня. На время. Хочу перечитать.

– Хорошо, – согласится Лара, – только меня надо будет покормить. Иначе ничего не пойму.

Отражения светлые, лучики… Значит есть мрачные. Тайна! Не надо, не надо. Не будет она читать. Ей бы мир увидеть. Мир, загадочный и прекрасный. Ей бы влюбиться. Ой, да чего мечтать? Все что назначено, сбудется, а сейчас кофейку, пирожное, хорошую музыку и звонок маме. Забыла, забыла! Она же «Бабочек» отыскала. Говорить об этом маме или уже не надо? У Леонида завтра спросит.

Глава 8. Бабочки

Рыжее, золотое, пушистое… Откуда такое чудо? Девушка высокая. До пояса густые рыжие кудри. Чувственный рисунок сочных губ. Глаза волшебные, карие с томной поволокой. Упругая грудь, крупные соски сквозь тонкую ткань топа. Никакого лифчика. Красиво! Покоя не будет, если в такую влюбишься.

Леонид отводит взгляд. Нет, он не хочет влюбляться, ревновать, думать каждую минуту об этих самых сосках. У него работа, легкие романчики, у него мама. Волшебные глаза стрельнули в его сторону. Почему – то печально. Играет плутовка. Что она заказала? Рыбу, апельсиновый сок, десерт. Простенько! И ест смешно, непосредственно, без ножа. Руки без маникюра, тоже крупные, а красиво. Не смотреть, не смотреть! Сейчас придет Лара. В этом уютном ресторанчике он назначил ей встречу. Надо хоть что – то из той истории объяснить, чтобы не носилась больше со сценарием. Задерживается девочка, а у него не так много времени. И какое же наваждение – притягивает взгляд чертовка рыжая. Что – то напоминает. Солнечное, пахнущее хвоей, детское, счастливое. Не вспомнить! Может, потом.

Она пройдет мимо и Ленечка не выдержит, спросит, волнуясь:

– Как русалку зовут?

Обернется, скажет протяжно и просто:

– Инга.

От теплого бархатного голоса перехватит дыхание, он ничего не успеет сказать, она уйдет. Бывает же, заволнуется он! Ничего, через час, два забудет. Не надо ему такую сказочную. У него работа, мама. Мама, работа, путешествия. Ну, не поцелует эти губы, не зароется в ворох рыжих волос, не почувствует, как напрягаются крупные соски. И всего – то, всего – то…

– Лучик ясный, ты в каком измерении? Стою, стою возле тебя, говорю, говорю. Ничего, что на «ты»?

– Лара, Ларочка! Хорошо, что пришла. И на ты, так на ты. Я еще молодой.

– Накормить обещал. Мамулиных пирогов не хватает, вот и голодная.

Он только сейчас ее и рассмотрит. Не до того вчера было. Тоненькая, гибкая, с уверенным взглядом. Что же ей рассказать? Главное, не ранить.

– Лара, ты выбирай. Здесь вкусно кормят, а я кофейку покрепче. Устал.

Она посмотрит внимательно и серьезно.

– Вижу, что не в себе. В другой раз расскажешь.

Как сто лет знакомы, удивится он, понимает с полуслова, не стесняется. Влюбиться бы вот в такую, с которой просто, легко и мило. Юная, без комплексов.

– Мамину тайну я знать не хочу. Передумала. Выползет какой – нибудь монстрик и все в жизни перевернет. Оставь сценарий у себя.

Не Ольга, нет! Совсем другой характер. Стебелек хрупкий, но только внешне. За «я» свое держится крепко. Не Ольга с ее рефлексиями, эпатажем. Не Ольга, которую он знает только по сценарию, но представляет так живо.

– Лара, ты когда – нибудь разговаривала с зеркалом? О своем отражении, о будущем? Судьбу разглядеть пыталась?

– Вот уж не думала, что ты мистик. Зеркало и есть зеркало, чего с ним разговаривать?

Не Ольга! И слава Богу. Светлая девочка, которая дружелюбно открыла ему однажды дверь. Что такое – то? Перед глазами рыжее, пушистое, золотое, причудливо изогнутые губы. Вошла бы сейчас… И все, все! Не отпустил бы. Где теперь ее искать?

– А – у – у, Леонид Федорович, – засмеется Лара и протянет салфетку, – у тебя лицо мокрое, здесь душно. Лучше посидим у фонтана. Надо кое – о чем спросить, а за обед спасибо. Я тебя, кажется, разорила.

Смех у Лары звонкий, серебристый. Колокольчик! У колдуньи рыжей – другой. Он не слышал, но знает. Мягкий, приглушенный, как солнечный свет в лесу. Как счастливый стон любви на рассвете. Лара, Ларочка… Лучик ясный! Спасибо, что рядом.

Художник, у которого Лара видела работу «Бабочки» живет в Тушино. Леониду ехать не хочется. Далеко, пробки, но эту девочку обижать нельзя. Почему – то нельзя, он чувствует. Чушь какая – то. Давно, перед поездкой к его матери, Ольге приснилось, что Алла Юрьевна просит в старое зеркало посмотреть и работу эту найти. Сон же, а Лара искала. Может, Ольга забыла давно. Какие «Бабочки», если совсем другая жизнь? Если дорогой человек умер…

– Лара, а маме твоей это надо сейчас?

– Не знаю, у тебя хотела спросить, рассказывать ей или нет? А работа очень красивая. Непонятная, правда. Ты разберешься.

Ну, ну, это значит художник? Юнец. Впрочем, глаза умные. Мастерская – огромная. Что он творит, смотреть некогда. Потом как – нибудь. Потом.

– Автор, кстати, известен, – говорит парень, – это женщина. Очень талантливая. Отец покупал ее работы, не глядя. Она очень рано ушла. А вот и «Бабочки».

Возле тусклого зеркала две женщины очень близко друг к другу. Изумительно легкие фигурки, в профиль. Высокие шеи. Изящный узор воздушных шляпок, скрывающий волосы. И волны кружева. Черное с белым. Пена летящей ткани. Бабочки!

– Обалдеть, да? – шепчет Лара, – потрясающая графика.

– Конечно, потрясающая, – соглашается Ленечка, – еще мгновение и эти создания улетят от тусклого зеркала… К солнцу. Вон как играет ветер с черно – белыми туниками.

– Вы думаете, это две женщины, две бабочки? – усмехнется художник, – взгляните на руки, на полет кружева. Магия движений. Почти мистика. Женщина одна и ее отражение. Рука, которая держит краешек туники, не позволяет взлететь, как бабочке. Сильная рука, когда все остальное изящно, хрупко, летяще. Художница писала подругу, которую чем – то пугало прошлое. И сделала это с загадкой. Она умела.

– Художница москвичка? – спросит Леонид.

– Нет, из провинции, но это значения не имеет.

Имеет, имеет. Это же Ольга. Если так нарядить Лару, будет точь в точь. Но причем здесь его мама? Сон – то Ольгин! Подсознание выдало. Кстати, она могла и не видеть эту работу, хотя знала, что подруга фантазировала… Тушью! Прошлое отпустило перед зеркалом в деревне, но был полет с другом под белоснежными облаками и новая ловушка – страсть! Лара ничего не понимает. И хорошо. Пусть любуется. Надо эту работу купить.

– Ты с ума сошел? Две тысячи долларов! Придем, когда захочется увидеть этих прелестниц. Не знаю, зачем они были нужны маме. Блажь! Она вообще тогда странной была. Блажь!

– Есть еще одна, из этой же серии. Отец бы не продал, но его нет, а мне нужны деньги. Посмотрите?

Конечно, посмотрят. Женщина лежит на спине, упираясь ладонями в землю. Разбросаны волосы, лицо без единой черты. Пустое! А над ней веселые желтые языки огня и много больших шаров. Что это? Странная аллегория. Женщина может не подняться, упасть. Не выдержат напряженные руки.

– Роды, – объяснит художник а Леонид подумает, что эти шары, пламя, этот космос не могут иметь отношения к Ольге. Художница умерла раньше. Может, предвидела? В сценарии нет ни слова о художнице, о подруге, которая была бы посвящена в тайны. Скрывала? Возможно, это совсем не те «Бабочки?» Впрочем, действительно, какое это теперь имеет значение?

– Еще две тысячи? – в глазах у Лары недоумение и ужас.

– Это подарок Ольге, от меня и моей мамы, в память о подруге. Кстати, как ее звали? Нина. Очень красивое имя.

В машине Лара придет в себя, насмешливо спросит:

– Ты случайно не влюбился в маму, читая сценарий?

Ах, Лара, знала бы, как жаль женщин, которые все путают и путают в своей жизни, видел он таких. И мамочка напутала. И влюбился, влюбился. В другую! В рыжее, золотое, пушистое… Знакомое. Стоп! Рыжая Лена из Алькиного детства. Вот почему аромат леса, смолы, земляники. Как много на свете похожего и загадочного, непреодолимо зовущего.

– Ау! – Лара теребит его за руку, – ты почему остановился? Нам сигналят.

Конечно, сигналят. Они же не знают, что с ним творится, они же не видели эту из сказки. Лара, Ларочка, вот ладонь. Держи ее, девочка, крепче.

Глава 9. Инга

Забыть, забыть плутовку рыжую! Взять отпуск недели на две. Уехать к морю, с мамой, она так давно нигде не была. Школа без него не развалится, преподаватели и ученики не разбегутся. Все отлажено. В волны, в волны! Вода смывает все. Очнуться прежним, легким, уравновешенным. Лучиком ясным. Не идеален, есть грешки, есть, но по мелочи. Ларе понравилось так называть, пусть называет. Вот взять и жениться на ней, детей нарожать. Доченьку обязательно, чтобы бантики, куклы. Нравится Лара. Есть в ней что – то родное. А пойдет за него? Тринадцать лет разницы! И вообще, может, любит кого – то. Вот завтра и спросит.

Не знает, что рыжеволосая колдунья плачет в крохотной съемной комнате, собирая чемодан. Не приняла Москва, не распахнула объятия. Не получилось у нее учиться и работать. Санитарка в больнице, ночные смены. Какие учебники? Какая филология? А ведь мечтала, зубрила, зубрила… Поступила. И устала! Сессию завалила. Денег нет. Отговаривали подруги: «Нет поддержки. Какая Москва?» Она в себя верила. Бабуля гадала на картах, счастье обещала. Старенькая бабуля, которая не испугалась остаться одна, лишь бы у ее красавицы жизнь была хорошая.

Любви хотела, она ведь хорошенькая. Были поклонники. Были! Только кому нищета нужна? Лифчика приличного нет. Грудь упругая, без него ходит. Какой толк в красоте, если видят в тебе только самку? «Богиня, богиня!» – сходил с ума однокурсник, к себе пригласил. Свечи, шампанское, клубника… Позы. Фу, гадость! Все тело клубникой измазал. Едва убежала. Вот и вся любовь.

Устала. Домой, домой… Последние деньги на ресторан потратила, так захотелось отдохнуть, поесть по – человечески. За два года нигде и не была. Ни в Третьяковку не выбралась, ни в театры. А ночные клубы… Какие клубы, когда дополнительные смены, когда все время хочется спать? Это только в сериалах вдруг появляется принц и все меняется. В жизни по – другому. Домой! Выйдет замуж за бывшего одноклассника Петьку. Детей нарожает. Девочку обязательно, чтобы бантики, платьица, куклы.

Откуда Ленечке знать, что Инга вдруг с нежностью вспомнит его и вытрет ладонью слезы. Вот не Петьку бы в мужья, а того, серьезного, ухоженного, с прямыми пшеничными волосами, со взглядом восторженным, добрым, растерянным, с капли пота на лбу. Никто на нее так не смотрел, откровенно и нежно любуясь. У нее улыбка от бабушки, манящая. Она и улыбнулась, а он покраснел. Если бы позвал… Бывает же, с первого взгляда, но он только имя спросил. Пустое! Не для нее… Домой, к бабушке, к Петьке. Не любит его. Ну и что? Уважать будет. Какая все – таки странная, странная жизнь.

Поезд утром, ночью Инге не спится. Так и видит, как бабушка сидит у окошка. Ждет. Знает, что Инга однажды приедет, обхватит руками за шею. За старую, старую шею. Достанет из навесного шкафчика гребень, аккуратно расчешет волосы. Седые, когда – то рыжие. Повяжет новый платочек. Разложит подарки. Скромные, но у бабушки засияют глаза. Потом Инга истопит баню, испечет оладьи. Бабушка любит с медом. Инга купила в Москве баночку. Утром пойдет в контору совхоза, устраиваться на работу. Что ей там могут предложить? Ничего скорее всего. Тогда к Петькиному отцу, фермеру. Надо на что – то жить. Она так ясно все представляет. Тоска и здесь, и там. Но там бабушка. Инга уехала, а за бабушкой присматривали чужие люди. Стыдно. Вот и станет все на свои места. Решила и решила!

Рыжее, пушистое, веселое… Большое! Бабушка из детства. Это потом она станет больной и усталой, потому что умрет дедушка. Все говорили: «Лена с приветом! Лена с приветом!», а он берег и жалел. И подшучивал над сказкой, которую бабушка рассказывала Инге. Одну и ту же! Инга других, не хотела, хотя бабушку почти не слушала.

– Жила – была маленькая девочка Алька, – начинала бабушка тихо, почти шепотом и Инга замирала, представляя звезды и небо, серебристую дорожку, по которой Алька весело сбегала на землю. Развевались черные кудри, сияли глаза. Она была волшебной эта девочка. Она не могла есть оладьи с медом, не могла спать у бабушкиного живота, собирать в лесу ягоды. Она же не Инга. Девочка танцевала, пела, кружилась в воздухе. Девочка – праздник! Засыпая, Инга улыбалась счастливая, потому что точно знала, сейчас Алька убежит по своей дорожке, но вернется. Конечно, вернется. Прозвенят серебристые колокольчики. Расцветут невиданные цветы.

– Не слушаешь, – ворчала бабушка, – много лет прошло. Я ее больше не видела. Тосковала. Пропала, наверное. Ты чего замерла – то?

Это не из Ингиной сказки. Скучно! Но каждый вечер повторялось магическое: «Жила – была маленькая девочка Алька». Повзрослев, Инга узнает, что Алькой, Алиной звали сестру Петькиного отца. Ее отправили к тетке, в жаркий южный город. И никто ее больше не видел. Иногда вспоминали, но не искали. Не напоминает о себе, значит все ладно.

– Разве так можно? – спросит Инга, – вас здесь много, а она одна. Такие тяжелые годы были. Бабушка говорила, пропала скорей всего.

– Не мои это дела, – ответит Петька, – слушай больше свою бабушку!

Инга обидится. И за бабушку, и за маленькую Альку, но долго дуться не будет. Петька все – таки друг. И о сказке своей не забудет. Вспомнит, если взгрустнется, и в душе разольется тепло. Кого вспоминать? У бабушки Лены только один ребенок и выжил, Ингина мама. Но у нее, тоже рыжей, пушистой и золотой, другие дети. В большом городе. И строгий муж, для которого Инга чужая. Хорошо хоть изредка приезжает. Кому рассказать секреты, открыть сердце? Бабушке, Петьке, подружке, как раньше бывало? Но бабушка постарела, Петька вырос, подружка далеко. Осталась преданная Алька из сказки. Девочка – праздник!

Петька Инге обрадуется. Черные волосы, черные глаза, смуглая кожа… Все они Ивлевы красивые, с цыганской кровью, а еще упрямые, головастые, умеют своего добиваться. Шестеро братьев, пять сестер. Только у них такие добротные дома, крепкое хозяйство и большие семьи. Петька учится заочно. Финансист будущий, а пока помогает отцу. Как же он обрадуется! Прижмет к себе.

– Не украли тебя в столице такую красивую?

– Там красивые на каждом шагу, – усмехнется она, – домой приехала. Навсегда! Трудно в Москве, если помочь некому.

– Спонсора найти слабо было или не захотела? – в глазах у Петьки добродушные, веселые смешинки. Когда – то нравились, но хочется почему – то уйти, а ведь целовались с восьмого класса. С восьмого! В десятом она кричала на него, как бешеная: «Не любишь. Вот я, возьми меня!» Он не смущался, повторял: «Люблю!» Смотрел на нее, а прикоснуться не смог. Она опять кричала и плакала. Не потому, что сильным было желание. Хотела, чтобы доказал. Доказал любовь… Наивная!

Перед ее отъездом в Москву произошло все быстро, больно, бестолково и она подумала, что это, наверное, не любовь. Любовь другая. Сказочная. Когда все смешано – земля, небо, звезды, когда звенят серебристые колокольчики и кружится в танце маленькая волшебница, а волны тепла омывают душу и тело.

– Не жди, – сказала Петьке, – не вернусь. Спасибо за то, что был.

– Да и не надо, – обиделся он, – подумаешь, москвичка!

Редко его вспоминала. И вот он рядом. Были женщины, были, взгляд уверенный, ладонь смелая.

– Ни письма, ни звонка, но знал, что вернешься. Не отпущу больше, а сегодня отпразднуем встречу. Помнишь, охотничий домик?

Что это с ней? Не хочется с ним ни на реку, ни в охотничий домик… Не хочется этой смелой руки. Замуж – то как же?

– Петька, – улыбнется она, – вот на работу устроюсь, а потом все остальное. Я же никуда не денусь теперь.

– Колдунья ты, Инга, – радуюсь, как щенок. И в школе была ни на кого не похожа, словно с другой планеты.

– С другой, Петька, с другой. Ты смотри, осторожней.

Уверенная рука больно сжимает грудь. Без лифчика же! Просвечивает…

– Дурак, – вскрикивает Инга, – смелый стал.

– Так мужик я, а не дурак, – все хорошо у нас будет. Запомни.

И опять ей долго не спится. Прижаться бы к этому, с пшеничными волосами, свернуться возле него под одним одеялом. Он бы не сделал больно. Когда любуются, то жалеют, как дед жалел бабушку, рыжую Лену с приветом.

Леня звонит матери: «К морю, мамочка, к морю! Собирайся. Как это не поедешь? Ты море всегда любила. Не хочешь на машине, полетим самолетом. Огород зарастет? Попроси соседок. Я заплачу. Думай, вечером позвоню».

Он разговаривает с ней каждый день. Научил мобильником пользоваться. Не хочет к нему в Москву. К дому привязана, к деревне. Главное, чтобы не болела!

Ларе звонит: «У работ рамки надо сменить. Выберешься на часок завтра?»

Она удивляется: «Забыл, лучик ясный? Экзамен через три дня, а потом на пироги к маме. Проводишь меня?».

Конечно, проводит, а пока не разъехались, в театр надо вместе сходить или в гости к другу. Лара, Лара… Хорошая девочка. Если жениться, то на такой, неиспорченной пошлостью. Пора уже. Мать давно внуков хочет. Мимо ушей пропускал. О семье не задумывался. Лара идельной женой будет. А плутовку рыжую забыть! Разве найдешь ее в огромном городе? Даже если найдешь, может, и говорить не захочет. Забыть…

Нет, не может Ленечка знать, что она о нем думает, в далеком лесном селе, в старом доме на берегу реки, что уже в полусне к ней придет сказка из детства. Сбежит по серебристой дорожке, от самых звезд, маленькая Алька. Развеваются черные кудри. Только не танцует она, не поет. Смотрит на Ингу, отражение большой, рыжей Лены, и загадочно улыбается, словно обещая что – то очень важное и очень хорошее… Инга вздрогнет от осторожного стука в окно. Петька! Сказку жаль, обещания не поняла. Беги, Алька, беги! А Петьке она не откроет.