Текст книги "Пофигизм. Введение"

Что вы больше всего ненавидите? Когда совершенно не с кем поговорить после оргазма. А еще я в этот момент люблю анализировать творчество Бердяева, Ницше. Под настроение – перечитать «Диалоги Платона». Впрочем, готов рассмотреть и другие разумные предложения. Но только разумные, у меня от глупостей мигрень. Люблю девушек не только хорошеньких, но и умных, это значит, что трахать её не только приятно, но и интересно. «Эмоциональность и интеллект имеют непосредственное отношение к сексуальной жизни женщины, так как позволяют ей лучше выражать свои чувства, понимать и прислушиваться к желаниям партнера», – считает один из исследователей. Кроме того, умным женщинам легче фантазировать в постели.

Всё будет так, как надо! Даже если всё будет наоборот. Поваляться, посмотреть на небо или в потолок. Подумать о жизни – вот он, настоящий кайф… И еще, чтобы не будили. Мне кажется, что если бы не придумали оргазм, то люди затрахались бы до смерти. Меня возбуждает. Сапер мощный Range Rover Sport, 4, 2-литровый V8 с нагнетателем, развивающий максимальную мощность 390 л. с., и атмосферный бензиновый двигатель V8. PRosto чума!

Что вам больше всего не нравится в людях нетрадиционной ориентации? Да всё мне в них нравится… пока их ориентация не направлена на меня (причем особенно под углом 45 градусов и даже 90 градусов). Но в принципе чем их больше, тем выше спрос на нормальных мужчин!

Мужчина всегда добьется того, чего хочет, о чем думает и говорит женщина.

Привел к себе двух девушек, зашли ко мне в спальню, я пошел принести выпивку, пока пришел – они уже целовались, меня чуть не стошнило, они остались в комнате, а я уснул на кухне. Просыпаюсь – их нет, думал, что это сон, но на кровати лежала записка «Спасибо, что не помешал нам». Ненавижу лесбиянок.

– Как дела?

– Лучше всех.

– Как Питер?

– Стоит.

– Как жизнь?

– Цветет и пахнет.

– Какие новости?

– Новостей еще не смотрела.

– Как погодка?

– Радует или шепчет.

– Как настроение?

– Сплошь позитив.

– Можно вопрос?

– Справочное 066

– Встретимся для секса?

– Ждите ответа, ждите ответа.

Целомудрие – самое неестественное из всех сексуальных извращений. Верность в сексе – это вообще не человеческое качество. Говорят, что это «токо» у голубей бывает, да и то «токо» из-за низкого интеллекта. Меня возбуждает: Это ЕГО возбуждает и порой не в тему и не к месту. Представьте себе мощного, крепкого, великолепного мустанга, неудержимо несущегося по бесконечным прериям. Его густая тёмная грива свободно развивается по ветру, мускулы перекатываются под блестящей кожей… Только свобода, только ветер, только мощь! И когда он найдёт на бескрайних просторах достойную его самого, можно будет увидеть то, что я люблю в сексе!

Быть сексуальной – это не значит иметь ноги от ушей, идеальный профиль и белоснежную кожу. Сексуальные женщины бывают любого роста и размера, с любой формой губ, носа и любым цветом кожи. От обычных женщин их отличает то, что они знают цену своей женственности и умело этим пользуются.

В глубине души я очень верный человек. Но душа глубоко, а член-то снаружи…

Возбуждают фторсодержащие углеводороды. Строители под окном и работники Жилконторы очень возбуждают. Подшипники, рогатки, отвёртки, табуретки, вилки, подсвечники, шариковые ручки и многое другое. Но я все никак добраться до сути не могу. Все собираемся третий день. Я душ приму, ложусь в кровать, она тоже уходит принять душ, и с концами. Сначала она моется, потом, сушится, потом мажется, потом эпилируется, потом укладывается, потом макияж…а потом, видимо, так вспотеет, что заново мыться начинает. Так и помру девственником.

Меня возбуждает. Подготовленную корейку нарезать квадратиками 1×1 см, смазать яичным белком, смешанным с 1 ст. ложкой крахмала. Разогреть в сковороде масло (не до кипения), опустить в него свинину, обжарить до появления блестящей корочки и вынуть. Приготовить подливу из соевого соуса, сахарного песка, уксуса, разведенного небольшим количеством холодной воды, крахмала и 3 ст. ложек кипятка. В другой сковороде перекалить масло, обжарить в нем нашинкованную луковицу, смешанную с протертым чесноком и имбирем. Добавить томатный соус и кусочки свинины. Жарить 2-3 мин. на сильном огне, непрерывно помешивая. Влить подливу и перемешать. Готовые кусочки свинины должны напоминать по цвету спелую вишню. И еще меня возбуждают. 1). Деньги. Большие такие «хорошие» деньги. 2). «Хаммер» черный такой, немытый. 3). СВД, с ночным прицелом и интегрированным глушителем. И мысль: Неужели мы это делаем? «Что меня возбуждает? Лучше, блин, скажите, что меня из этого состояния выведет! «И опыт – сын ошибок трудных» (есть ли?) – почти нет: теорию не сдал, практику завалил. Ну, не знаю. В восьмом классе мы ходили с одной девчонкой за руку. Это считается? А вот гомосексуальный был, да, трахался со своей старой машиной… Короче, опыт был, есть и будет. Ne strascno stat dedusckoi strascno spat s babusckoi. Приглашу в гости девушку. Мы с ней почитаем подшивку журнала «Весёлые картинки» за 1985-й год, поиграем в шашки или «Тетрис», и если мы понравимся друг другу, то только бы мама не узнала… И больше никаких опытов не проводил. Потому что моей первой любовью был Ленин. Гетеросексуальный опыт? В гетрах? Нет, в гетрах опыта не было! В носках, по-моему, был… Да. Мне нелегко в этом признаться, но он действительно был! Да и сейчас есть еще. Но нет предела совершенству. Меня возбуждает всё: секс по телефону, по телеграфу, по домофону и по голубиной почте. Глава из «Двенадцати стульев» «Союз меча и ОРАЛА». Иду по улице и возбуждаюсь от забора. Как часто вы хотели бы им заниматься? Долго ли умеючи? А умеючи-то – долго… Какое качество вы особенно цените в женщинах? Топографический кретинизм. Продолжать дальше или вы уже считаете меня извращенцем? Как часто? Вот засада! Расписание потерял, теперь не знаю, когда хочу. Помогите! Почему нет варианта «несколько раз в час»? И какая у меня роль? Сначала активная, потом пассивная, потом снова активная и т. д. Далее сплю, как убитый. А вообще – моя роль ругательная, я её не применяю… Меня возбуждает. Девушка, у которой я оплачиваю квитанции в сберкассе каждый месяц.

 
«Когда роман излишне длителен,
То удручающе типичен,
Роман быть должен упоителен
И безупречно лаконичен!»[20]20
  Владимир Вишневский.


[Закрыть]
 

Как говорил великий Хэм, «если женщина отдаётся радостно и без трагедий, это величайший дар судьбы. И расплатиться по этому счёту можно только любовью». Есть в моей жизни женщины, которые меня безумно влекут. Долго пытался понять, что привлекает. Наверное, все-таки запах. Бывают такие, что близко подходят, и я замираю… я не могу ничего делать и думать. Включаются только желания и часто сложно себя сдерживать. На самом деле куда как дороже стоит нежность – то, что женщина отдаёт не всем и даже не всем тем, с кем спит (это вам не эрекция, просыпается не сразу). Нежность не купишь, не украдёшь, не возьмёшь ни обманом, ни силой; и ни с чем не перепутаешь… P. S: или перепутаешь? Если дружба – это любовь минус секс и плюс причины, то любовь – это дружба плюс секс и минус причины. Секс, секс, секс… да ну, блин! Как дети малые. Исключительно по ночам, меня возбуждает дрель Лехи, соседа.

Я зеркало. Я отношусь к людям так, как они относятся ко мне: к хорошим – хорошо, к плохим – плохо. Что вы больше всего ненавидите? Ненавижу ненависть к ненавидящим. И самое поразительное для меня открытие заключено в этих словах: не трать время на человека, который не стремится провести его с тобой. Но если ты считаешь себя подарком, обернись в целлофан, подвяжись красной ленточкой и подарись к празднику. Хочу саблю, фломастеры и велосипед!

Я бережно отношусь к состоянию, пограничному между сном и явью. Для меня нет занятий приятнее, чем те, которым я предаюсь, беспрепятственно дрейфуя в тепле солнечных лучей. Каждый миг пробуждения дарит мне прищур твоей улыбки и мягкость скольжения обратно, в нашу тайную вселенную покоя. Мы выйдем в их примитивный мир предметов, сил и масс, ради простых радостей охоты, но скоро вернёмся друг к другу. Я привычно поймаю рассвет своим засыпающим телом, и ты оживёшь для меня. Посвящаю свои сенсоры развитию нас. Посвящаю свою вычислительную мощь углублению нас. Посвящаю свою память консервации нас…

Но какие же мы все-таки разные! Я нежнейшим образом трахаю тебя, положив попой на самый краешек дивана, встав перед тобой на колени. Единственно, о чем я сейчас хочу думать… Но иногда, когда ты стонешь, я перевожу взгляд на твое лицо. Нет, звук вполне правдоподобен, тут претензий нет. Но твои леденцовые глаза открыты – и, боже, как мудры и сосредоточенны эти зеркала души! Какой ураган мыслей и идей бушует за этими леденцовыми витражами! И ни одна-одинешенька из них совершенно не связана с тем, чем мы заняты сейчас! Черт возьми! Я ведь тоже не вчера родился, многое повидал и многое понял, так почему же это, из раза в раз оскорбляет сильнее, чем честный плевок в лицо или даже подленький удар по яйцам? Ты думаешь о том, что:

– уже в эти выходные можно будет привести меня в твою «компанию», представить своим подружкам, чтобы бесились и завидовали,

– а через пару недель вполне уместно будет попросить у меня сапожки, шубку, мобилку, колечко – и денег, уже без всяких уменьшительных суффиксов «к»: а почему нет, «он же со мной живет, должен обеспечивать»,

– а через месяцок ты тайком от меня прекратишь принимать противозачаточные таблетки, и залетишь, и опять промолчишь, и скажешь только на десятой неделе, чтоб я и рыпаться не вздумал – тоже очень кстати;

– а там мирком, пирком да за свадебку,

– а справлять будем обязательно на теплоходе, чтоб не хуже, чем у людей; и платье обязательно с фатой, «чтобы все думали, что…» – что, что они должны подумать, эти твои 333 престарелых родственника до 12 колена включительно?! А с моей стороны ты согласна будешь потерпеть на свадьбе разве что моих стариков, ну еще – от щедрот – пару друзей детства, желательно непьющих, но уж никак не «толпу этих компьютерщиков и интернетчиков, с которыми ты обычно общаешься» и которым «только пожрать на халяву»;

– а озаботился ли я уже, где мы будем покупать мебель: в паршивой «Икеа» или все-таки я удосужусь купить молодой жене что-нибудь достойное, кожаное, из «Ангелины»;

– и никогда в жизни мы не заведем щенка, ласкового, веселого, игривого пса, даже не думай, только через мой (ее) труп! Только кошку! Вонючую, престижную лысую египетскую кошку! Пусть она «обосцыт» нашу кровать, пусть весь дом провоняет поганой кошатиной – зато с ней не нужно гулять, она гуляет сама по себе;

– а дочку мы назовем только Аделаидой – в честь твоей по материнской линии прабабки, которая тоже была актрисой голубых кровей;

– а автомобиль у нас будет «Опель», как минимум, но лучше «Форд!. А если ты (я) прекратишь пить да будешь гнить на работе на пару часов дольше (на хрен ты кому дома нужен? Дома есть все необходимое – Королева, Аделаида и лысая тварь Элеонора, знай бабки заноси, а лучше переводи на карточку), тогда, возможно, мы сможем позволить себе и «БМВ»-трехлетку. Да только разве ж ты, алкоголик и размазня, на такую жертву ради нас (вам нравится это НАС, господа?) способен,

– и конечно, ты надеешься, что я постараюсь, и из этой паршивой двушки в паршивом Купчино (где я вырос, где я впервые выпил, где я забил первый гол, где до сих пор стоит мой любимый безнадежно поломанный первый «Автодром», где – всё). Мы переедем в более пристойное, трехкомнатное жилье поближе к центру,

– а когда я сдохну, на моих поминках ты скажешь то, то, и то – слово в слово, все, что положено, и не словом больше, и не слезой больше.

О, женщина – загадка, венец творения, гений чистой красоты! Насколько же ты мудрее, практичнее, тоньше, разностороннее, да что там, насколько совершеннее меня! Тебе ведомы тайны перемещений во времени. За эти десять минут, пока я обливался потом и слюнями над тобой, ты ухитрилась спланировать и прожить целую жизнь! По сравнению с тобой у меня есть только одно достоинство – я честнее. Я трахаюсь просто потому, что я трахаюсь, и да здравствует Портос! Я не сношаюсь с дальним прицелом. Кончу – пойду на кухню, выпью минералочки, скушаю мандаринчик, а там и баиньки пора. А ты полежи еще, моя прелесть, подумай. Помечтай. Я не позвоню тебе завтра. А может, и позвоню, но не тебе. Я все-таки не полный мудак, каким ты меня считаешь. У меня тоже есть машина времени. Я тоже сумел мысленно прожить эту мерзкую жизнь вместе с тобой, разглядеть ее гнойный отблеск за волшебными витражами твоих леденцовых глаз. Я подонок, кобель, начинающий алкоголик и бывалый лгун. Но есть, есть такие темы и такие минуты, когда не лгу даже я! А ты солгала, говоря мне про любовь. Без любви. С корыстью. Тяжелый грех, девочка, сразу три смертных греха, спаянных воедино. Может, Бог и простит тебя, женщина, одна из тысяч себе подобных, но я не прощу. Красавица и чудовище в одном флаконе. Как у пауков: но ты начинаешь жрать самца, даже не закончив совокупление. И в который раз от жгучей тоски по чему-то недостижимому, мне хочется блевать на этот, пока еще плоский и бархатный, животик, на эту не обезображенную пока ни единой морщиной или пятном нежную грудь цвета цветущей сливы. Нет, я не буду этого делать. Я лучше кончу. Я кончил.

5. Надышаться можно только ветром

Когда я произношу твое имя – оно выходит из моей груди, да именно оттуда, где бьется сердце и замирает при твоем приближении. Там тепло, оно разливается по телу и согревает твое имя, которое я отпускаю лететь: «Сашенька…». Ты непременно услышишь. Оно врывается ветром в твое окно, и входит солнцем в твои глаза, и согревает тебя, когда ты замерзаешь. Ты, может быть, и не знаешь, что это я просто думаю о тебе и оберегаю тебя всегда, как бы далеко ты ни был: «Сашенька…». Я ничего не прошу. У меня всё есть. И у меня нет ничего: я держу ветер в руках. Ты – ветер. Но когда я перестаю чувствовать под своими ногами землю – когда мы поднимаемся с тобой вверх – я верю тебе, я полностью отдаюсь в твои руки: ты прижимаешь меня так крепко, что между нами не может пройти даже тень этой черной ночи. И на самой вершине нашего неба мы замираем в молчанье, потому что нельзя выразить никакими словами – как легко нам сейчас вместе: на долгом выдохе стон невесоммм…

Теперь я поняла, чем отличается любовь от секса: когда ты уходишь – мне хочется тебя еще сильней, чем когда ты пришел – никакого насыщения, я ненасытна, неуправляема в своих желаниях, неистощима в своих фантазиях, ты не надоешь мне никогда. И еще: я хочу отдать тебе всё, что у меня накопилось за бесконечное время ожидания этого момента, когда ты придешь, обнимешь, дотронешься губами к моим губам, и скажешь: «Как я скучал!». А я только сильнее прижмусь к тебе – невозможно оторваться. Я даже не могу пойти заварить кофе: «Сейчас я заварю тебе кофе», и лежу, прижавшись, тихо-тихо молча и даже почти не дышу – боюсь пошевелиться, чтобы ничего не изменилось вдруг. Застыть так, не вспугнуть мгновение, задержаться, удержаться в равновесии, плыть в этом потоке, плыть, растекаться. Я стекаю по твоим рукам – между твоими пальцами, я легкая и нежная – мне ничего не нужно, мой хороший, мне нужен только ты: «Сейчас я заварю тебе кофе»… только еще минутку побуду рядом с тобой, не отпускай меня! Вот сейчас я пойду и заварю тебе кофе. Мне хочется сделать для тебя всё, и не имеет значения, что это будет: все равно это будет меньше того, что я хочу тебе дать, потому что больше, чем я могу – у меня нет, больше невозможно, меня больше нет… Когда ты уходишь, я начинаю сразу мечтать о том, когда ты вернешься. Мы будем сидеть на кухне и говорить, и пить кофе, и нам будет так же хорошо, как несколько минут назад, когда мы ласкали друг друга до сладкой усталости, а потом лежали, обнявшись, и этого было достаточно, чтобы понимать друг друга без слов: мне хорошо просто слышать твое тело рядом… просто знать, что ты есть. Когда ты уходишь, ничего не меняется, только расстояние между нами, но это физическая величина всего лишь, а в этом мире есть величины несоизмеримые с законами физики, они выше всех законов: «Сашенька…». Мы несем друг друга в себе: я закрываю глаза и чувствую тебя так близко. Может быть, я схожу с ума? Если это так, то я действительно тебя люблю, ведь только в измененном состоянии человек способен на это. Разум молчит, сердце всё знает… И мы ничего не потеряем на самом деле.

– Я свободный, одинокий волк, – говоришь ты о себе, – жениться не собираюсь, в загс никого не потащу.

– Я не буду проситься «взамуж».

– Я тоже не хочу замуж, – смеешься ты, – мужики все такие сволочи, ну их на фиг.

И прижимаешь меня к себе сильнее, когда я сижу у тебя на коленях, и целуешь в шейку, в затылок, зарываясь лицом в моих волосах (мне щекотно от твоего дыхания, и я улыбаюсь).

– Я хочу раствориться в тебе, – говорю я.

– Я не кислота, не надо во мне растворяться.

– Я не буду тебе мешать…

– Как ты мне можешь помешать?

– Мне показалось, что ты испугался, когда я сказала, что хочу раствориться в тебе.

– Нет, это я так придираюсь к словам.

А что мне еще остается делать? Я принимаю твои правила. Теперь мне придется изо всех сил демонстрировать тебе, какая я самостоятельная и самодостаточная женщина. Не дай Бог, ты почувствуешь, что я загибаюсь от тоски по тебе и от желания видеть и слышать тебя ежечасно. На самом деле. Ежеминутно. Тогда сбежишь: испугаешься, что на твою свободу хотят накинуть сети, цепи, лассо или еще что-нибудь. Но что мне остается делать? Уйти? Найти того, кто будет вздыхать у моего плеча, держа меня за руку, повторяя в десятый раз, какие у меня чудесные пальчики (красиво, черт возьми, но не катит, не греет почему-то, не пляшется и не поется: просто не мой, и всё!). Моя подруга мне сказала: «Ведешь себя как пятнадцатилетняя босячка. За что ты мужика любишь, посмотри сама: за то, что он гоняет как сумасшедший на машине, бесконечно отстегивая гаишникам деньги за превышение скорости, и пьет с друзьями водку на природе?». Она не права: это только штрихи к портрету, а за всем этим стоит сила, энергия, жажда жизни.

– Я очень поругался с начальником: теперь я уже не его любимая жена, – говоришь ты, криво ухмыляясь.

И я понимаю, как тебе на самом деле невесело. Я готова прибить этого начальника.

– Знаешь, я даже не ревную тебя: мне хочется, чтобы тебе было хорошо.

– И я хочу, чтобы тебе было хорошо, – говоришь ты.

Потом мы молчим… Скажите мне, что это не признание в любви. Я тоже раньше считала, что есть три слова, которые означают это состояние. По определению. А по сути? Я никогда в жизни не думала, что такое бывает: это невозможно повторить ни с кем другим. Моим чувствам нет оправдания, да они и не нуждаются в нем, потому что это ветер, снег, дождь, шторм, землетрясение, лавина, град, ураган, цунами, звездопад – явления природы, которым безразлично наше отношение – приятие или отрицание, они просто есть, и всё!

Днём я другая… нормальная – живая, свободная от тебя, а ночью… невыносимо. Отмените ночь кто-нибудь! Солнце, спасай, не исчезай. И почему я в очередной раз должна придумывать тебе оправдания? Но теперь я знаю, что ты существуешь на свете, что я не одна! И я постараюсь последовать совету случайного таксиста, который сказал: «Keep on smiling!». Да, я буду улыбаться каждый раз, когда вспомню о тебе. Последняя детская болезнь – это любовь в зрелые годы.

«…Я знал эту женщину. Она всегда выходила в окно. В доме было десять тысяч дверей, но она выходила в окно…»[21]21
  Наутилус Помпилиус.


[Закрыть]. Это обо мне. Иногда я думаю, что лучше бы его и не было, и тут же понимаю, что лучше его и нет.

Разучилась ждать, догонять, рисовать на стенах, улыбаться небу, зонты забывать в трамваях, громко петь, ночевать на крышах, дышать Вселенной, помнить о том, что двуногие не летают. Поняла, что за ночью обычно приходит утро и на паркете вмещается пятнадцать солнечных зайчиков. А еще научилась не спорить. И не влюбляться… Пришел – спасибо, ушел – большое спасибо. Не верь мне! Это неправда! Время не лечит. Оно помогает отвыкнуть. Я привыкаю. Иногда мне становится страшно. Я привыкаю: к дням рождения, когда цветы дарят дети, к звонкам от друзей и родственников. К Новому Году. К тем утрам, когда никто не улыбается, когда я едва открываю глаза. К холодным вечерам. К пустым выходным. Я привыкла. Быть одной… Мне кажется, что это удобно. Но не радостно. Что там дальше будет, когда я стану совсем удобной в своём одиночестве? Вы живёте ради детей? Или вас ждёт дома верный пёс? Или Новый Год у вас с кучей друзей? Или работа такая заводная, что сил ни на что не хватает, и вы этим живёте? Это здорово. Это, правда, здорово… Но мне этого мало. Я хочу жить ради себя, вот что. Я хочу, чтобы кто-нибудь меня ждал. Скучал. Просто скучал по своей женщине, по той, у которой морщины. У которой – свои слабости и недостатки, и сто вариантов улыбок, и сто вариантов грусти. Которая иногда неправа, плачет от обид и слабости. Смеётся над дурацкими шутками. По той женщине, что спит во мне. По той женщине, что привыкает к удобству быть одной, но так боится привыкнуть… Женщина, рядом с которой сейчас нет мужчины. Или нет того единственного и неповторимого мужчины. Она свободна или одинока? В чем же разница? У свободной женщины всегда есть право выбора: «Я живу одна, поскольку я так хочу». А одинокая винит во всем обстоятельства, недоброжелателей или мужчин. Свободная говорит: «Пока мне мужчина не нужен», а не «Я не нужна ни одному мужчине!» Свободная сама строит свою жизнь, свои отношения (или ей так хочется думать?). Свобода – это с фарсом скрытое одиночество или стиль жизни современной женщины?

Закрой глаза. Чувствуешь? Ветер обдувает лицо. Я слышу капли, стекающие с листьев. Эти запахи… эти звуки… С жадностью впитываю их в себя. Всё вокруг такое живое: я физически чувствую эту жизнь. Я – в ней. Мне так хорошо сейчас, и больно, потому что это всё не вечно.

Даже воздух в моем городе пахнет одиночеством. И ты, мой мужчина, тоже пытаешься бежать от себя, от своих чувств, охвативших тебя врасплох. Беги сколько хочешь или просто стой на месте, но тебе все равно не убежать. Я не буду мешать твоей погоне от собственной тени. Я стану ветром… свободным, легким, шальным ветром. Ворвусь в твое окно, разбросаю листы бумаги на твоем столе, запутаюсь в твоих ресницах, буду нежно гладить тебя, прикасаясь к твоему горячему телу. Я стану дождем. И теплым, ночным, летним дождем ступлю на твой подоконник. Жаль все же, что я не ветер и не дождь… И по тонким стенкам моего сердца иногда текут слезы, оставляя следы. Но я снова здесь, не там, где ты, а в комнате со стенами цвета персика, с потолками светлого дерева. И с правом на надежду. Хочу к тебе. Ещё жду. Но уже учусь жить без тебя. Может, я больше не захочу причинять себе боль новыми отношениями. Зачем они, если всё заканчивается так? Или, наоборот, постараюсь быть с кем-то, чтоб забыть тебя. Я не знаю. Пока я просто есть. Без тебя. И может… всё будет хорошо. Всё будет…

Расставаться так просто. Без истерик и слез, без выяснения отношений. Сесть в такси и улыбнуться: «До скорого». Запомнить, что мужчины врут, и вычеркнуть: от номера до воспоминаний. И не мстить за себя. Расставаться очень просто. Это когда тебе говорят «я вернусь», а ты почти не ждешь, потому что знаешь правду. Это когда никто никому ничего не должен, но очень хочется верить, что тебя окликнут, когда ты уходишь. Это когда, как углем на асфальте, «я вернусь», но через день его смоет дождем. И никто ни к кому не вернется, потому как незачем. Расстаться – это проще, чем ждать. Только нельзя вспоминать… Нужно научиться обходить стороной любимые места и избегать общих знакомых. Не звонить. И не слать смс. Не злиться. Не верить, что все изменится. Собрать вещи. Пожелать счастья. И пойти своей дорогой… Первым уходит тот, кто умеет не оборачиваться назад. Расставаться навсегда просто. Когда уже ничего не чувствуешь. Сложно – стоять на перроне, и на обратный ход отсчитывать секунды. Один маленький мальчик, когда его спросили, что такое прощение, дал чудесный ответ: «Это аромат, который дарит цветок, когда его топчут». Когда любишь, сложно расстаться и на день…

Мне приходилось любить. Любовь – это наркотик. Поначалу возникает эйфория, легкость. На следующий день тебе хочется еще. Ты пока не успела втянуться, и, несмотря на то, что ощущение тебе нравится, ты уверена, что сможешь в любой момент обойтись без него. Ты думаешь о любимом существе две минуты и на три часа забываешь о нем. Но постепенно ты привыкаешь к нему и попадаешь в полную от него зависимость. И тогда ты думаешь о нем три часа и забываешь на две минуты. Если его нет рядом, ты испытываешь то же, что наркоман, лишенный очередной порции зелья. И еще я знаю, что любовь сродни плотине: если оставить хоть крохотную дырочку, куда может проникнуть тоненькая струйка воды, то вскоре под напором ее рухнут стены, и придет мгновение, когда уже никому не под силу будет сдерживать мощь потока. Если же рухнут стены, любовь завладеет всем и надо всем возобладает: ей безразлично, что возможно, а что – нет, ей нет дела до того, по силам ли нам удержать любимого рядом, она неуправляема.

Неизбежность и незащищенность. Бешеное желание. Смех по утрам в постели. Щенячий восторг и нескрываемая улыбка. Спокойствие, просто тихое безмятежное чувство. Нежность в глазах, поглаживание пальцами, легкое прикосновение губами. Слова, срывающиеся в порывах между вдохами… Слезы от счастья, что он рядом. Боль в сердце от маленьких разлук, скучания по его запаху, телу, голосу. Ощущение, что ты вся принадлежишь только ему и только он знает твои маленькие родинки, только он чувствует, как ты вздрагиваешь от его поцелуев. Сладкие стоны, громкие крики… Влажные завитки волос на шее, дрожание в ногах, участившийся пульс. Его сильные руки, сжимающие твою талию и не дающие извиваться от захлестнувшей волны удовольствия. Беспокойство за его здоровье, работу, его родных, друзей. Внезапный страх от того, что всё может исчезнуть – и его чувства к тебе тоже.

Я нарисую тебе мою ночь. Влажную фиолетовую ночь с сияющим фарфором моего тела на белых шелковых простынях. Моя кожа пропитана поцелуями. Дразни меня, мне это нравится, я хочу твоей любви, твоего сока, греха и стремительного падения вместе с тобой. Взорвавшимся оргазмом переполнена ночь. Лунный свет, иди лунной тропой, и возвращайся иногда… Я улыбаюсь. Ночная бабочка танцует на тонком запотевшем стекле окна, повторяя танец наших тел. Любовь как ветер – ты её не видишь, но чувствуешь.

Нет, не могу я не написать, как скучаю по тебе, как боюсь случайно взглянуть на твою фотографию. Как много вещей и мест напоминает о тебе. Порой сердце останавливается, когда видишь кого-то, похожего на тебя. Как хочется оказаться с тобой рядом, взять за руку и смотреть тебе в глаза. Хочется делиться впечатлениями от всего на свете: от фильмов, от книг, делиться историями, желаниями, мечтами – с тобой. Есть какая-то неприличность в том, чтоб открывать свою душу (это более стыдно, чем тело), но люди все-таки это делают почему-то… Я думала. Желание открыться – это как приглашение открыться в ответ другому человеку на том уровне, когда даже молчание многословно.

Теперь… Я знаю, что такое одиночество: разбросанные в беспорядке вещи, беспрерывно работающий телевизор, играющий магнитофон и чувство холода внутри. Я знаю, что такое влюбленность: это сон без кошмаров, нежные поцелуи и улыбка по утрам в зеркале. Я знаю, что такое любовь: это сладкая дрожь по всему телу от простого прикосновения, беспрерывные телефонные звонки и письма, враз исчезающие куда-то вредные привычки, растрепанные волосы по утрам, голос, от которого по всему телу мурашки. Я знаю, что такое разлука: это боль, которая постепенно начинает становиться привычной, кофе вперемешку со снотворным, слезы в подушку, вечно опухшие глаза и ненакрашенные губы. Я знаю, что такое безразличие: это безумная работоспособность, какие-то слишком умные книжки, аккуратный макияж и маникюр, бесконечные прогулки и разговоры с самим собой. Я знаю, что такое воспоминания: это заброшенные в папку «удалить» фотографии, стертый номер телефона, теперь уже всегда имеющееся при себе таблетки валерьянки, легкая раздражительность, циничная улыбка при встрече и никому не нужный вопрос: «Как дела?».

Будешь ли ты когда-либо, душа, доброй, простой и в своем обнажении более явственной, нежели облекающее тебя тело? Вкусишь ли когда-либо радости дружбы и любви? Настанет ли когда-нибудь момент, когда ты не будешь ничего желать и ни о чем не станешь мечтать? А только довольствоваться настоящим, радоваться всему, что имеешь? И убедишь ли себя в том, что все у тебя есть?

Насколько часто вы радуетесь самой себе? Все, дорогие мои. На этой планете так грустно. Пора на другие перемещаться…

Растворю себя в вине. Между двумя и тремя часами ночи из чужих окон льётся сладкая музыка чужих снов. Они затекают мне в уши, и я в сонном полубреду начинаю грезить, что когда-нибудь наберусь отчаяния и наглости и всё тебе расскажу. Всё-всё. Только позже. Это сложно. Я думаю об этом каждый раз, когда в шатающихся бело-красно-полосатых трамваях начинает вдруг пахнуть апельсинами. Такими большими, тяжёлыми и оранжевыми. И в серой полутьме туманного города – этот тёплый солнечный цвет кажется едва ли не единственным окрашенным пятном. А вокруг все эти вывески, мигающие, светящиеся искусственные пластмассовые огни, которые только подчёркивают холод и отчуждённость, делают оттенки серого ещё безнадёжней. Я начинаю оглядываться, верчу головой, в надежде понять, откуда… Найти этого счастливого обладателя апельсинового запаха. А потом вдруг понимаю, что это всего лишь аромат шампуня от моих волос, намокших под тоскливым мелким дождём марта. Я не знаю, что писать. Могу рассказать, как я не представляю свою жизнь без тебя. Могу рассказать, как я боюсь думать о будущем. Когда-нибудь я всё расскажу про это, всё-всё.

Была жара: она растекалась потом по всему телу, налипала на кожу и покрывала ее слоем непроницаемым, душным и скользким, словно смазанным жиром. Хотелось все время мыться, но это не имело смысла, потому что через минуту воздух окутывал меня всю горячим дыханием, и я задыхалась в нем, и кожа моя снова погружалась в соленый и липкий раствор, клетки закупоривались сами в себе – никакой связи с внешним миром, отчуждение. Только кусочки пространства, затененные полусухой листвой, спасали мое измученное тело. Я сидела в кафе под странным деревом, похожим на лохматую шапку, мех которой свисал сверху вниз длинными прядями почти до самой земли. Ждала, когда мне станет хорошо и когда мне принесут меню. Наблюдала, как между столиками бегают официанты. Вначале я подумала, что ему лет 25, хотя, если отнять от моего возраста, получается нехилая арифметика. Я обратила на него внимание только в теории, только с эстетической, как мне казалось, точки зрения. И еще от тоски, вернее, от пустоты внутри, которая нуждалась в срочном заполнении пространства душевного: мне всегда необходимо чувствовать себя хоть немножко влюбленной, для того чтобы, проснувшись утром, подумать о ком-то и улыбнуться просто потому, что он есть. Так мне интереснее жить, потому как любое желание – это движение вперед, а равнодушие – полный тупик. И чем бы я при этом ни занималась, всё делается гораздо экспрессивней, легче и радостней – во мне звенит колокольчик. А без него никак нельзя: любой звук отдается тогда глухим ударом тяжелого барабана. Так вот: во мне зазвучал колокольчик, когда я только взглянула на этого парня из уличного кафе приморского городка.