Текст книги "Дети порубежья"

Вера Школьникова
Дети порубежья

1

«Люди стареют серебром, а деревья – золотом», – подумала Глэдис Дарио, вдовствующая графиня Инваноса, заметив первые желтые пряди в потускневшей зелени берез. Клены пока еще сохраняли летнюю яркость, но к концу сентября сдадутся и они, вспыхнут в быстротечном пламени. Графиня одевалась к завтраку. Горничная с трудом затянула на госпоже корсет, гораздо туже, чем подсказывал здравый смысл: леди Глэдис давно уже утратила девичью грацию, но так и не смирилась с этой потерей, хотя беспощадное зеркало – палач в полированной раме – не оставляло места для самообмана. Глэдис поправила сетку для волос, спрятав седину под жемчужными нитями, обмакнула заячью лапку в пудру, прошлась по щекам, с сомнением посмотрела на баночку с румянами и оставила ее на столике, забыв закрыть. Во дворе перекрикивались служанки, надсаживалась всполошенная утка, сбежавшая из птичника, скрипел ворот подъемного моста.

К завтраку графиня спустилась последней: ее сын, граф Эльвин, уже сидел во главе стола, повернув голову в сторону высокого узкого окна на другом конце зала. В пограничном Инваносе даже в парадных покоях окна напоминали бойницы. Услышав шаги матери, он встал, неловко отодвинув кресло. Она поспешила подать ему руку для поцелуя, поднеся к самым губам. Вот уже восемь лет каждое утро одна и та же мучительная сцена. Только тем и оставалось утешать себя, что сын не видит, как поджимает губы его жена, как отворачивается дядя, Арно Дарио, управляющий графством вместо племянника, и опускает в тарелку взгляд супруга лорда Арно, черноволосая варварка с вызывающе пышным бюстом. На ее груди свободно поместились девять рядов ожерелья из золотых монет, и еще осталось место для столь модных в этом сезоне кружевных воланов.

Завтракали в молчании, тишину нарушал только звон вилок. Служанка за стулом графа накладывала ему на тарелку жаркое, подливала в кубок вино. Арно, откашлявшись, начал разговор:

– Пришло письмо от Вэрда. Приглашает на помолвку.

– Я не поеду, дядя.

Но Арно и не ожидал легкой победы:

– Эльвин! Старнис – наш сосед и друг, и за столько лет можно один раз оторвать за… кгм, оторваться от дел и навестить его! Тем более, что замуж выходит твоя кузина.

– Ты знаешь, сколько у меня кузин и кузенов по всей империи?

– Да какая разница! Как будто других родственников ты навещаешь каждую неделю!

Графиня Клэра раздраженно стукнула кубком по столешнице. Она так и знала, так и знала! Он опять отказывается поехать в гости! Скоро их перестанут приглашать даже соседи! Виастро такой же дикий угол, как и Инванос, а все-таки перемена мест – она уже задыхалась в этих стенах. Восемь лет безвыездно, из опочивальни в столовую, из столовой в гостиную, из гостиной в опочивальню. Разве так она представляла себе замужество?

Восемь лет назад жизнь казалась прекрасной сказкой. Ее, третью дочь лорда Мирлана, бесприданницу из болотистого края, выбрал в жены красавец-граф! И пускай в придачу к жениху прилагалась властная мамаша, а графство граничило с землями варваров! В империи всего семь графов и двенадцать герцогов, много ли у девушки шансов обвенчаться с одним из них? Немногим больше, чем стать наместницей.

Они познакомились на балу во дворце, жених обещал, что зимние месяцы они будут проводить при дворе, а молодая наместница Саломэ пожелала видеть будущую графиню Инваноса в своей свите. Браком сочетались в столице, военачальник Тейвор был свидетелем на свадьбе племянницы, а подаренные драгоценности не помещались в ларце, пришлось срочно заказывать новый. Но самый главный подарок – молодой муж, настолько прекрасный, что от одного взгляда на его лицо у юных фрейлин перехватывало дыхание. «Эльфийская кровь сказывается», – со знанием дела отмечали пожилые придворные дамы, еще помнившие другого красавца из рода Эльотоно, притягивавшего девичьи взоры двадцать лет тому назад.

Граф Эльвин унаследовал фамильные черты от матери, урожденной герцогини Квэ-Эро, от отца ему достался только мягкий характер да любовь к книгам. Попав в Сурем, юноша проводил дни в дворцовой библиотеке и охотно оставался бы там на ночь, но непреклонный Хранитель каждый вечер выпроваживал графа, и тому приходилось искать себе другое занятие. Очаровательная Клэра на некоторое время заставила Эльвина забыть о пыльных страницах и тяжелых переплетах, а в последний весенний день 1308 года от основания империи стала его женой.

Молодая пара отправилась в Инванос, собираясь вернуться зимой ко двору: графиню привлекали светские развлечения, графа – библиотека. Но ни Эльвину, ни Клэре так и не довелось покинуть графский замок – с летней жарой в Инванос пришла черная потница. Болезнь не обращала внимания на знатность рода, богатство и красоту, она убивала без разбора. Выжившие оставались с изуродованными страшными рытвинами лицами, слепли, глохли, страдали от сердечных болей и, задыхаясь, проклинали бога жизни за его беспощадное милосердие. Графу повезло – он всего лишь ослеп, а вот Клэра, счастливо избежавшая болезни, оказалась заживо похоронена в стенах замка, со слепым мужем и ненавистной свекровью, не простившей невестке, что та и близко не подошла к супругу, пока он болел.

Клэра проклинала тот день и час, когда согласилась стать графиней Инваноса. Молодой женщине казалось, что боги злостно посмеялись над ней, и даже рождение детей не вывело графиню из состояния вечного недовольства, тем более, что Глэдис не подпускала невестку к драгоценным внукам. Все эти годы Клэра переносила заточение молча, срывая раздражение на слугах, да и что она могла бы сказать, кого обвинить? Но у любого терпения есть свои пределы, и сегодня графиня, наконец, не выдержала:

– Разумеется, разве может мой дорогой супруг хоть на день оторваться от своих драгоценных склянок и подумать о ком-нибудь другом!

Ослепнув, граф по-прежнему покупал книги, с помощью секретаря переписывался с учеными людьми, ставил какие-то странные опыты, словом, вел себя как жрец Аммерта, а не как знатный лорд. Арно занимался делами, договаривался с варварами, даже женился на дочери вождя соседнего племени, чтобы прекратить набеги. Он только радовался, что племянник нашел, чем заполнить свою жизнь. Вдовствующая графиня готова была сама мыть склянки для опытов сына, лишь бы тот был доволен, и только Клэра возмущалась, что ее супруг ведет себя недостойно дворянина, но до сих пор держала недовольство при себе. Граф понимал, что жена несчастлива с ним, но пока Клэра молчала, мог тешить себя надеждой, что все как-то само собой утрясется, и впервые столкнувшись с открытым возмущением, не справился с растерянностью:

– Клэра, но я ведь не могу поехать.

– Почему это? Вы не поедете верхом, но можно взять носилки или карету! – Графиня нарушила неписаное правило не упоминать вслух о постигшем ее мужа несчастье. – Не в Сурем ведь пригласили, а к соседям, – столицу она упомянула с едкой горечью.

Арно снова закашлялся, уже сам не рад, что начал разговор:

– Ладно, не хочешь, ну и не надо. Я сам поеду, на границе сейчас спокойно.

Глэдис гневно посмотрела на невестку, но промолчала, не желая еще больше расстраивать сына. Эльвин попытался объясниться:

– Клэра, вы можете поехать с дядей, граф Виастро будет рад вас видеть.

Вдовствующая графиня поперхнулась вином. Ей трудно было представить, чтобы Вэрд Старнис, которого все привычно именовали графом, хотя титул после неудавшегося мятежа уже двадцать лет, как перешел к его сыну, будет «рад» видеть любую родственницу военачальника Тейвора, пусть даже она по несчастливому совпадению также родственница его жены. Но откуда легкомысленной девчонке знать такие подробности! Хорошо еще, если она помнит, как звали предыдущую наместницу. Эльвин продолжал:

– Я, к сожалению, не могу сопровождать вас. Я ожидаю гостью. Госпожа Далара согласилась приехать в Иванос и обсудить мои скромные достижения.

– Гостью?! – В высоком голосе графини прорезались крикливые нотки базарной торговки.

– Далара Пылающая Роза, она эльфийка. Ее письма стоят иных научных трактатов, это удивительная женщина! – Граф не мог увидеть, как губы его жены сжались в узкую линию, сразу же лишив всякой привлекательности молодое свежее лицо.

– Вы хотите, чтобы я уехала, потому что ждете в гости женщину? Это… это просто неслыханно! – Графиня выскочила из-за стола, с грохотом опрокинув стул, и выбежала из столовой. Арно присвистнул ей вслед:

– Да, племянник, умеешь ты обращаться с женщинами! – В голосе лорда прозвучала мечтательная зависть.

– Она опять все поняла не так! Арно, пусть она и в самом деле поедет с тобой. Далара должна приехать через два дня, а Клэра, похоже, расстроилась. Я не хочу скандала.

– Ты что, и в самом деле пригласил эльфийку, чтобы с ней книжки читать?

– Арно! – С возмущением воскликнул граф.

– Да ладно, уговорю я твою жену. И впрямь, лучше ей не видеть этакого позора! Эльфийка в доме, а с ней умные разговоры разговаривают. – Арно бы с удовольствием и во всех подробностях объяснил племяннику, что именно нужно делать с эльфийками, но его несколько смущало присутствие вдовствующей графини. Его собственная жена так до сих пор и не освоила все тонкости этикета, а вот леди Глэдис всегда была весьма чопорной особой.

К обеду в графском замке удалось восстановить подобие мира и спокойствия: графиня согласилась поехать в гости вместе с лордом Дарио и его супругой, поверила – или сделала вид, что верит – в чистый научный интерес, связывающий ее мужа с эльфийкой, и даже извинилась за свою несдержанность, испортившую завтрак.

Граф с облегчением вернулся в кабинет, позвал секретаря и продиктовал ему несколько писем. Про утреннюю размолвку он уже забыл, снова и снова повторяя в уме последнее письмо Далары. Неужели он действительно нашел средство от проклятой болезни, столетиями опустошавшей целые провинции, убившей и изуродовавшей тысячи людей, лишившей его самого зрения? Он представлял себе мир, свободный от черной потницы. А если получится таким же образом предупреждать другие болезни, то самым страшным недугом для человека останется простуда! Боги великие, неужели один человек способен настолько изменить мир?!

2

Леар Аэллин, герцог Суэрсена, Хранитель дворцовой библиотеки и законоговоритель Империи, во всем нарушал традиции: никогда раньше правящий герцог не становился Хранителем, и никогда раньше Хранитель не позволял себе иметь мнение, отличное от воли наместницы. Для Хранителя он был непростительно молод – всего-то двадцать семь лет, а стал им и вовсе в семнадцать, столько же лет было тогда и юной Саломэ, избранной наместницей после неожиданной смерти Энриссы Златовласой.

Новая наместница не любила книги: слишком много пыльных трактатов ей пришлось прочитать во время обучения в ордене белых ведьм, но привязалась к Хранителю. Он обладал редким для мужчины даром понимания, иногда Саломэ даже казалось, что Леар Аэллин читает ее мысли. Он умел слушать и умел рассказывать, хорошо рисовал, одним быстрым росчерком передавая самую суть предмета, играл на лютне и клавикорде и всегда находил время для своей госпожи.

Саломэ ценила его дружбу. С детства знавшая, что будет наместницей, а потом королевой, она терпеливо переносила насмешки детей и печальные взгляды взрослых, помня о своем предназначении – ведь король выбрал ее из прочих девочек, приходил к ней, пусть и невидимый для других. Тем сильнее оказалось разочарование.

Взойдя на трон, девушка осознала, что не готова править: министры сравнивали ее с предшественницей, державшей империю железной хваткой, и разводили руками, когда наместница по три раза перечитывала доклады, пытаясь вникнуть в громоздкие построения официального стиля. Высокий Совет принимал решения без ее участия, а каменная статуя короля не торопилась ожить и заключить супругу в объятья. Саломэ продолжала верить, что король вернется, но чувствовала себя обманутой и чрезвычайно одинокой.

Ее любили: в народе за доброту и мягкость прозвали Светлой. Не проходило дня, чтобы во дворец не приносили подарки для ее величества: свежую рыбу от рыночных торговок, букеты от цеха цветочниц, мешочки с пряностями от купеческой гильдии. Во дворце же никто, кроме Хранителя, не воспринимал наместницу всерьез. Прошло десять лет, а ее по-прежнему считали милой, доброй, ласковой, но, увы, несколько блаженной девочкой, на чьи плечи боги и Высокий Совет возложили непосильную ношу.

И только Леар терпеливо разъяснял наместнице доклады министров, помогал разобраться в донесениях из провинций и понять сложные налоговые отчеты, а что самое главное, ни жестом, ни взглядом не высказывал недоверия, когда Саломэ говорила о возвращении короля.

Но вот уже три года, как наместница оказалась между жерновами: Леар Аэллин поссорился с магами и, заседая в Высоком Совете, голосовал против любого предложения магистров, а Саломэ не решалась поддержать друга и выступить против госпожи Иланы. Ведь магистр ордена Алеон лично воспитала девочку, когда открылось, что незаконная дочь генерала Айрэ обладает магической силой, и малышку забрали от родителей.

Леар стоял у окна и перелистывал страницы, сделав вид, что глубоко погружен в чтение. Он ждал наместницу – после каждого заседания Высокого Совета Саломэ с виноватым выражением лица находила его в библиотеке и молча ждала, пока он сжалится и начнет разговор, сделав вид, что ничего не произошло, и он не держит обиды. Девушка не подозревала, что он и в самом деле не обижается на нее… больше не обижается.

Какая ему, в конце концов, разница, позволит ли Высокий Совет мастерам выходить из цехов и открывать новые мастерские или нет? Это бургомистру важно изменить устав: богатым мастерам давно уже тесно в рамках цеховых правил, и они щедро наградят того, кто поможет им вырваться на чистую воду. Это военачальник мечтает поручить новым мастерским за гроши ткать плащи для солдат и ковать мечи. Ему, Леару Аэллину, герцогу Суэрсена и Хранителю, нет дела до устремлений торговцев и надежд ремесленников. И все же он поддержал бургомистра и военачальника, потому что не хотел соглашаться с магами даже в малом.

Он слишком резко перевернул страницу и отложил книгу на подоконник – так недолго и надорвать бумагу, слишком уж непрочный материал. Леар предпочитал пергамент, не опасаясь прослыть старомодным. Саломэ задерживалась… он глубоко вдохнул, унимая вновь проснувшийся гнев. Все обиды остались в прошлом: тогда, три года назад, он был готов швырнуть медальон Хранителя к ногам наместницы и удалиться в свое герцогство, но, чуть остыв, не нашел в себе сил расстаться с библиотекой. Книги удержали его в столице, и теперь он интересовался только книгами, хранил знание, больше не пытаясь передать его другим.

Три года назад молодой Хранитель обратился к Высокому Совету за разрешением открыть при дворцовой библиотеке первую в империи светскую высшую школу, призванную объединить под одной крышей все науки. Храмовый Совет возмущенно протестовал, и маги предпочли поддержать жрецов, а наместница не посмела пойти против их воли.

С мечтой пришлось расстаться, и с тех пор Леар, как ему казалось, разучился мечтать. Тогда же он перестал видеть привычные с детства сны: волшебные города с высокими стеклянными зданиями, облитыми солнечным светом, похожие на жуков устройства, летающие по воздуху, самодвижущиеся повозки, неизвестные земли… теперь он спал без сновидений.

Но вины Саломэ в том не было: она не может перебороть свою покорность так же, как он не в силах совладать с собственным упрямством. Леар услышал, как открывается дверь, и торопливо схватил книгу, погрузившись в чтение.

Саломэ молча стояла в дверях, ожидая, пока Леар обернется. Заходящее солнце залило комнату золотисто-красным светом, и атласное белое платье наместницы полыхнуло тревожным кровавым отливом. Хранитель перевернул страницу и закрыл книгу. Он никогда не пользовался закладками, безошибочно открывая книгу на нужном месте, даже если листал ее год назад.

– Ваше величество, – он медленно повернулся и так же медленно кивнул, приветствуя наместницу. Теперь, когда Леар стоял спиной к окну, солнечный свет обрисовал его тонкую фигуру в белой робе багряным контуром, придав черным волосам красноватый оттенок. Саломэ вздохнула:

– Леар, может быть, достаточно?

Хранитель удивленно приподнял бровь: начало разговора предвещало нечто новое. Похоже, наместница устала чувствовать виноватой себя и решила переложить вину на него. Ну что ж – он не станет навязывать ей свою снисходительность, если ее величество желает ссоры – кто же посмеет ей возражать? Саломэ продолжала:

– Тебе ведь все равно, каким будет цеховой устав! – Наедине Хранитель и наместница пренебрегали этикетом. – Зачем ты это делаешь? Чтобы разозлить магистров? Но они ведь не злятся на тебя, они же все равно выигрывают! Это просто глупо! Над тобой смеется весь двор, а скоро будут смеяться и на рыночной площади!

Леар пожал плечами:

– Какое благо для империи, что в отличие от упрямого Хранителя, у нее есть мудрая наместница, всегда принимающая продуманные решения во имя всеобщего блага. – Он подошел к книжным полкам и положил книгу на место.

– Ты издеваешься, я понимаю. Да, я не такая умная, как Энрисса или Саломэ Великая, но ты ведь не со мной споришь! Магистры намного старше нас и мудрее, они охраняют империю уже сотни лет. Если я не буду доверять им, то кому тогда верить?

– Магистры вот уже сотни лет охраняют исключительно свои интересы! – Леар и сам не понимал, зачем вступил в спор. Верность Саломэ белым ведьмам невозможно поколебать, он зря тратит время.

– Ну что им за интерес сохранять цеховой устав? Это у бургомистра интерес его изменить, а маги неподкупны!

Леар с удивлением посмотрел на ее величество: похоже, Саломэ Светлая несколько темнее, чем думают ее доверчивые подданные, если понимает, что мастера заплатили бургомистру.

– Хороший вопрос, Саломэ, – назвал он ее по имени, погасив тем самым ссору в самом начале, – очень правильный вопрос. Всегда нужно знать, кому выгодно то или иное решение. Давай вместе подумаем, почему магистрам важно, чтобы цеховой устав остался без изменений, и мастера не могли открывать большие мастерские.

– Леар, какая разница? Мы говорим о тебе, а не о магах.

– А мне уже самому стало интересно, – с обманчивым добродушием ответил Хранитель, присев на край стола. – Итак, Карт Дарионский пятьсот лет назад писал, что все действия людей объясняются либо стремлением обрести любовь, власть и богатство, либо боязнью их потерять. У магов есть богатство и власть, причем огненных магов как боялись, так и будут бояться, а белых ведьм в народе любят. Следовательно, речь идет не о приобретении, а о потере. Отмена цеховых уставов никак не повлияет на богатство магов, да и о любви речь не идет. Остается власть. Каким-то образом эти изменения должны уменьшить власть магов… вопрос, каким? – Леар выжидающе посмотрел на наместницу, словно та могла помочь ему найти ответ.

– Леар! – Саломэ не собиралась играть в загадки. Она хотела прекратить нелепое противостояние в Высоком Совете, прежде всего ради самого Леара. Наместница не сомневалась, что, несмотря на внешнее безразличие, каждое новое поражение причиняет ему боль, и только родовое упрямство Аэллинов мешает Хранителю пойти на попятный.

Ей казалось, что она нашла выход – нужно дать Леару возможность отступить с честью. Не откажется же он исполнить волю наместницы! Она никогда раньше не приказывала Хранителю, опасаясь уничтожить их дружбу, но больше не могла спокойно наблюдать, как Леар Аэллин становится посмешищем для всего двора, как магистр Илана провожает Хранителя снисходительным взглядом, а магистр Ир изображает на своем вытянутом лице бесконечное терпение, едва завидев молодого герцога Суэрсена.

– Господин Хранитель! Мне безразлично, что там и когда написал ваш Карт. Я хочу, чтобы вы вспомнили о традициях империи, которые призваны охранять, и на следующих заседаниях совета поддерживали мою точку зрения.

– С удовольствием, ваше величество. Я всегда готов поддержать вашу точку зрения. – Саломэ чуть не застонала, распознав в голосе Леара знакомую опасную вкрадчивость – сейчас он одной фразой поставит ее на место. Она уже не раз наблюдала, как ироничный Хранитель расправлялся с неосторожными придворными, рискнувшими вступить с ним в спор. – Как только вы выскажете на заседании совета свое мнение, – он выделил «свое», – я немедленно с вами соглашусь. А сейчас, если вы позволите, у меня много дел. – И, не дожидаясь разрешения, Хранитель вышел в другой зал, оставив наместницу наедине с книжными полками.