Текст книги "Пиявки"

12

Женька шла домой из музыкальной школы в приподнятом настроении: сам директор, Сергей Никитич Лебедев, предложил ей поучаствовать в фестивале «Весенняя рапсодия» в качестве почётного гостя!

Для девочки это была серьёзная ступень творческого роста. Ещё пару лет назад Женя мечтала лишь о конкурсном участии в этом фестивале и бесконечно репетировала, сводя маму с ума недетским упорством. Дебют оказался успешным: юная пианистка была удостоена звания лауреата первой степени. В прошлом году Женька заслуженно завоевала Гранпри, а нынешний фестиваль встретит гостей красочной афишей: «Для вас играет Евгения Карелина»!

Почти у самого подъезда девочка, спешащая сообщить маме радостную весть, вспомнила, что дома никого нет. Мать в командировке, а к ужину её, Женьку, ждёт тётя Света, живущая совсем в другом районе.

Как же она могла забыть о таком важном событии, произошедшем в её жизни? Мамуля впервые оставила её на попечение чужим людям (ну, не совсем, конечно, чужим, но особой родственной теплоты в их отношениях никогда не было), а сама отправилась в командировку в другой город, расположенный за две тысячи километров отсюда! Женька аж поёжилась, попробовав представить себе, как это далеко.

Ну ничего, она вернётся как раз к фестивалю, будет сидеть в первом ряду с маленьким блестящим диктофоном в руке. А потом пойдёт брать интервью у победителей. А ещё в зале будет сидеть дядя Славик, непременно с большим букетом цветов для неё, почётной гостьи фестиваля!

Женя загадочно улыбнулась, представив себе внимательные чёрные глаза дяди и вспомнив, как едва заметно дрожала его ладонь, которую он положил ей на спину. Он что, испугался чего-то? Но ведь настоящие мужчины не должны бояться ничего! Она обязательно напомнит это Славику, если он опять согласится послушать её игру. А почему, собственно, нет? Женька решила, что он как человек интеллигентный (очки – лишнее тому подтверждение!) просто обязан любить классическую музыку!

С такими приятными мыслями Женька добралась до квартиры тёти Светы и позвонила, дотянувшись на цыпочках до высоко расположенной кнопки звонка. Послышались торопливые шаги, потом кто-то замер за дверью (наверное, заглянул в глазок), и тут же прозвучал щелчок отпираемого замка.

Дверь приоткрылась, впуская Женьку внутрь неосвещённого коридора, и моментально захлопнулась за спиной девочки. Перед юной пианисткой стоял Славик собственной персоной. Казалось, он приготовился к очередному сеансу позирования: тело его, почти полностью обнажённое, молочно белело в полумраке коридора. Вначале Женька испугалась и хотела закричать, но вид махрового полотенца, плотно обёрнутого вокруг бёдер, немного успокоил её.

Слава натянуто улыбнулся и попятился вглубь квартиры, увлекая за руку Женьку, чувствующую себя послушной тряпичной куклой.

– Чего ты боишься, глупыш? Я просто принимал душ и не успел одеться, – ободряюще улыбнулся мужчина, и охватившее девочку оцепенение сразу схлынуло. Девочка облегчённо рассмеялась и направилась в «залу с роялем», чтобы переодеться в домашнее.

– Как дела в школе? – Слава изо всех сил изображал доброго дядюшку, стараясь не думать о том, что в этот самый момент Женька снимает с себя одежду и остаётся в одних плавочках, тоненькая, почти прозрачная, хрупкая, как весенний цветок на лесной поляне. Поэтичность сравнения поразила Славика: он привык мыслить достаточно примитивно, избегая всякой лирики. О какой лирике может идти речь в постели с какой-нибудь толстой морщинистой «нимфой»?

Мужчина решительно сорвал с бёдер полотенце, уже не скрывающее его дикого возбуждения, и распахнул дверь заветной комнаты с пианино.

Тётя Света, к сожалению, ещё не пришла: оказывается, она решила посетить салон красоты и договориться о подготовке к предстоящей свадьбе собственной драгоценной персоны. По иронии судьбы Апельсинка встретилась в салоне с Ольгой Величко, вернувшейся на работу после неудачного ленча с братцем-близнецом. После непродолжительной беседы с копией своего жениха Светлана поняла, что никакой свадьбы не будет: Оля открыла женщине глаза на тайные наклонности человека, за которого та собиралась замуж…

Несчастная, несостоявшаяся невеста готова была уничтожить и Ольгу, и Славика, и Женьку, а самое главное – эту сучку Элку. Столько лет они не поддерживали никаких отношений, за исключением вежливых звонков с дежурными вопросами о здоровье и наличии финансов, когда поиздержавшейся Эльвире нужны были денежки в долг! Светлана обычно выручала «бедную родственницу», но тепла в отношениях эти жесты милосердия не добавляли, поэтому Света всегда считала Элку неблагодарной стервой.

«Не надо было и впредь впускать её в свою семью! Теперь всё разрушено, и кто в этом виноват? Десятилетняя шмакодявка! Тоже мне, Лолита выискалась! С таких лет уводить чужих женихов? Кто из неё вырастет? Естественно, такая же проститутка, как её мамаша! Задавлю эту гадину в зародыше! Уничтожу!»

С такими мыслями Светлана приближалась к собственной квартире. Обвинить в случившемся драгоценного Славика женщине и в голову не приходило: она с детства твёрдо усвоила народную мудрость о том, что «кобель не вскочит, если сучка не захочет». Ключ два раза повернулся в замочной скважине, Светка ворвалась в коридор, отбросила в сторону сумку и, не разуваясь, помчалась в Женькину спаленку, откуда доносились странно сбивчивые звуки фортепиано.

Открывшаяся взору Светланы картина напоминала кошмарный сон. На вращающемся стуле перед пианино сидел совершенно голый Славик, держа на коленях оцепеневшую от ужаса Женьку, одетую в домашнее платьице. Девочка даже не пыталась вырваться из его цепких рук, она только напряглась, словно струнка, сжала острые коленки и пыталась извлечь из инструмента звуки, отдалённо напоминающие музыку. Славик блаженно улыбался, не позволяя Женьке прекращать музицирование, и непрерывно ёрзал, прижимаясь своим вздыбленным естеством к её дрожащей спинке.

– Помогите, пожалуйста! – взмолился до смерти напуганный ребёнок, ловя неестественно расширенными глазами взгляд тёти Светы.

В этом взгляде была только ослепляющая ненависть, но разве девочка могла это разглядеть? Светлана подлетела к пианино и с диким визгом захлопнула тяжёлую крышку старинного инструмента. Женька коротко вскрикнула и потеряла сознание, наконец-то освободившись от окружающего её ужаса.

Внезапно Славик пришёл в себя и потрясённо огляделся. Лежащая в обмороке девочка, застывшая в безмолвном крике растрёпанная Светка, он сам, сидящий голым за пианино и потому выглядящий по меньшей мере нелепо…

– Господи, что я натворил! – пробормотал Славик, спрятав лицо в ладонях.

А дальше всё происходило как во сне. Светлана пыталась бросаться на него с кулаками, размазывая слёзы по искажённому истерикой лицу, а он вызвал скорую помощь, спокойно оделся, потом безуспешно попытался привести Женьку в чувство. Девочка выглядела безжизненной, словно сломанная кукла. Особенно пугающим был вид её пальцев: они распухли и приобрели лиловый оттенок. Славик почему-то подумал, что Женька никогда больше не сможет играть на пианино…

– Я ухожу. Если будешь преследовать меня – убью! Забудь о моём существовании. И помни: это ты сломала ей пальцы! – Славик указал на Женьку и покинул квартиру, жалея, что приходится оставлять беспомощную девочку наедине с разъярённой фурией.

Но из Светки словно выпустили всю ярость, как воздух из сдувшегося воздушного шара. Она уселась на пол рядом с племянницей и разрыдалась. По-бабьи, с пронзительными завываниями: так обычно в деревнях плачут по покойникам. Апельсинка же этим воем провожала в последний путь своё так и не состоявшееся семейное счастье.

Скорая тем временем не слишком-то торопилась. Светлана, прекратив истерить, поднялась с пола, нацепила куртку и решительно отправилась куда-то в наступившую ночь. Идея, посетившая её, показалась ей просто гениальной: женщина собралась в отместку сжечь квартиру Эльвиры. Кстати, а вот и доктора. Светлана, отвесив скорой шутовской поклон, направилась прямиком к стоянке такси.

13

Дина подсела к Антону Павловичу и первой завела разговор:

– Опять скучаем? Вас так безжалостно покинули?

– Просто иногда хочется побыть в одиночестве, – слегка раздражённо отозвался Савельев, давая понять назойливой дамочке, что в её обществе не нуждается.

Говорят, благими намерениями вымощена дорога в ад. Дина почувствовала себя оскорблённой и закусила губу. Она забыла, с какой целью изначально пыталась флиртовать с этим странноватым мужиком: обычно кобелирующие личности западали на неё без осечек, а этот её отверг.

«Неужели пытается хранить верность этой малохольной Эльке? Смешно! У него явно старая сварливая жена и куча любовниц! Так в чём же дело? Ой, только не надо сказок о внезапно вспыхнувшей любви!»

Дина зашла с другой стороны:

– Одиночество не лучший выбор, когда рядом друзья.

– А мы друзья? – В голосе Антона прорезались нотки интереса.

«Он ожил! Слава богу!» – Дина картинно возвела глаза к потолку, а потом опустила взгляд и нахмурилась, заметив выражение лица собеседника.

– У вас какие-то серьёзные проблемы?

– Не без этого. – Савельев снова готов был замкнуться, и женщина пожалела о том, что завела разговор о делах. На самом деле в глазах Антона Павловича Дина от этого только прибавила: Эльвира почему-то не поддержала его морально после поразительно мощного по остроте ощущений акта любви и предпочла самоустраниться.

– Работа? – предположила Диана.

– Семья, – покачал головой Савельев.

– Ну, в этих делах любовница не помощник, – облегчённо рассмеялась женщина.

Незаметно для себя он рассказал ей о том, что его единственный сын попал под следствие: сел за руль в состоянии подпития и сбил человека. Теперь ему угрожает тюрьма, недавно позвонил адвокат и сообщил новости. К сожалению, не слишком обнадёживающие. А свою должность Вечно Второй вмешивать в дело не хотел. За это его готова была запилить жена, любящая сына едва ли не сильнее, чем мужа.

На барной стойке уже стояли рядышком два бокала с выпивкой, и Дина оплела руками локоть Савельева, преданно заглядывая ему в лицо раскосыми чёрными глазами опасной хищницы и прижимаясь к его боку своим невероятно изящным и грациозным телом.

Антон не откликался на явный призыв готовой к соитию самки, но и не отталкивал красотку. В его усталом мозгу крутилась фраза, брошенная сегодня Эльвирой: «Скоропалительная любовь, скоропалительная дружба». Насчёт первого он очень хотел бы надеяться. По поводу второго он мог сказать твёрдо: Элка жестоко ошиблась в выборе подруги. Эта Диана ждёт от него реакции настоящего мачо: мол, ещё чуть-чуть, и он сам потащит меня в свой номер!

Да, она чертовски хороша, и ещё сутки назад он бы так и сделал. Но что-то изменилось в нём за эти сутки. Или он просто действительно начал стареть? Антон Павлович задумчиво достал сигареты, повертел их в руках и положил обратно. Он не заметил, как из кармана вместе с пачкой «Конгресса» выпал его мобильный телефон. Савельев высвободился из назойливых объятий Дины, мягко извинился и, сославшись на головную боль, удалился к себе. Телефон остался лежать на паркете возле стойки.

– Какая-то бабская отговорка, – фыркнула уязвлённая Диана. И тут она заметила лежащий на полу предмет. Телефон. Его телефон! Дина быстренько подняла дорогую игрушку: включён!

Возвратить мобильник хозяину, потребовав в качестве платы взаимности? Это уже похоже на явную проституцию. Вещице можно найти более интересное применение! К примеру, продемонстрировать телефон Эльвире и невинно сообщить, что это подарок Савельева за ночь незабываемой страсти. Или позвонить жёнушке этого козла и рассказать ей, чем занимается он на конгрессе, пока их сыночек томится в неволе. Оба варианта показались Дине достойными внимания.

Но одна назойливая мыслишка не давала роковой красотке покоя: не слишком ли она заигралась? Имеет ли она право так глубоко вмешиваться в судьбу, в сущности, посторонних ей людей?

Опустив телефон в сумочку, Дина направилась к выходу из ресторана. У неё ещё было время, чтобы сделать окончательный выбор.

Мобильный Савельева ожил, когда журналистка приближалась к общежитию. Дина по инерции ответила на звонок. «Вызывающий абонент» вначале непонимающе замер, а потом заверещал противным женским голосом:

– Кобель несчастный! Уже и на звонок самому ответить лень! Девушка, дай-ка телефон хозяину!

Дина мгновенно сориентировалась в ситуации и сказала:

– Я только что нашла этот мобильник в фойе гостиницы. Если вы подскажете, кому его нужно передать, я с удовольствием это сделаю. За вознаграждение, конечно!

– А ты не врёшь? Смотри, сучка, подцепишь от этого красавца какую-нибудь заразу! – Собеседница Дианы была дамой весьма «приятной» в общении! Но голос её явно оттаял, приобретя насмешливо-ворчливый оттенок.

– Вам нравится оскорблять людей? – парировала Дина. И тогда Валя (это была, естественно, жена Савельева) сменила тон на деловой:

– Этот телефон принадлежит Антону Павловичу Савельеву, он первый заместитель мэра города N и сейчас находится на Всероссийском демографическом конгрессе. Живёт, вероятно, в той самой гостинице, где вы изволили найти мобильник. Передайте ему, что в городе ЧП. Мэр срочно отзывает его из командировки. И пусть заберёт с собой оттуда ещё одну командировочную, Эльвиру Карелину. Это дело касается её напрямую. А кстати, не вы ли и есть та самая Эльвира?

– Нет, меня зовут Диана. Я немедленно разыщу вашего Савельева. Прощайте. – Динка сделала стойку, как хорошая охотничья собака, идущая по следу.

«Что это за ЧП, из-за которого высокопоставленное лицо отзывают со столь важного мероприятия? Может, стоит пока сохранить дружбу с Эльвирой? Наша стремительно желтеющая газетка стонет от отсутствия интересной фактуры из регионов!»

И Динка кинулась обратно в гостиницу.

Савельев встретил её с таким недовольным лицом, что журналистка сразу похоронила ожившую было в душе надежду на маленькое интимное приключение в номере Антона Павловича.

– Вы никак не решитесь оставить меня в покое? – спросил Вечно Второй.

– Я по делу, – пропустив мимо ушей его иронию, ответила Диана и что-то достала из своей миниатюрной лаковой сумочки. Савельев узнал в блестящей вещице свой сотовый телефон. Женщина сощурилась и поинтересовалась: – А вы ещё не обнаружили пропажу?

– Спасибо, что вернули. Что я вам должен? – Тон Антона Павловича был сугубо деловым, но Дина всё-таки отшутилась:

– А вы не догадываетесь?

– Я не так хорош, чтобы рассчитываться подобным образом с шикарной юной дамой, – выдавил-таки из себя комплимент Савельев.

– Не вам судить об этом. А я, к сожалению, так и не получила на это шанса. – Диана окончательно подвела черту под их так и не состоявшимся романом, а потом добавила: – Да, кстати, вам звонили. Просили передать, что ваша командировка экстренно завершена. Вам надлежит вернуться в город N в сопровождении Эльвиры Карелиной.

– Опять ваши нелепые шутки? – чуть было не вспылил Антон.

– Увы, истинная правда. Привет жене, я пошла будить вашу драгоценную Элечку. – Дина послала мужчине воздушный поцелуй и с сожалением во взгляде вышла из номера.

Молодая женщина пока не могла определиться, выиграла ли она или проиграла оттого, что не согрешила с этим, безусловно, привлекательным и в своём роде порядочным человеком. Хотя… может ли вообще считаться порядочным мужчина, изменяющий жене? Судя по голосу его жены, скорее да, чем нет…

14

Эльвира спала глубоко и безмятежно, лёжа на спине, с едва угадываемой улыбкой на полуоткрытых губах. Будить её было даже жалко! Но Дина всё же решилась. Села на краешек кровати, легонько потрепала Карелину за плечо и тоненько пропела:

– Эй, соня, вставай! Командировка закончена!

– Вот глупости! Всё только начинается! – протянула в полусне Элка, не желая открывать глаза.

– К сожалению, я не шучу. Наверно, тебя внизу уже ждёт твой Савельев с чемоданом. У вас там что-то произошло, Антону звонили на сотовый. – Голос Дины безжалостно отогнал остатки сна. Эльвира резко села в постели и подозрительно спросила:

– Откуда знаешь?

– Я в этот момент лежала с ним рядом, – в тон ей ответила решившая пошалить Дина.

– Врёшь, – убеждённо кивнула Элка.

– Вру, – сокрушённо согласилась её собеседница. Она быстро написала что-то на листочке из своего блокнота и сунула записку Эльвире. – Это мой адрес и телефон. Может, пригодится когда-нибудь. Ответишь взаимностью?

Карелина оставила Диане Резник свои координаты, не подозревая, чем этот вполне логичный и безобидный поступок может обернуться в будущем. Она вообще не догадывалась, что прошедший вечер станет, пожалуй, самым последним вечером в её жизни, который она смогла бы назвать по-настоящему счастливым.

К общежитию уже на самом деле подъехал на такси Савельев. Он смотрел на часы, ожидая Эльвиру, и лицо его выглядело бескровным и изрядно постаревшим. Карелина встретилась с ним глазами и поняла, что произошло нечто ужасное. Такое, что ляжет тяжким грузом на их сердца, сделавшись непреодолимым препятствием на пути их столь хрупкой и несвоевременной любви.

Антону впервые предстояла невероятно тяжёлая миссия: сообщить матери о жутком несчастье, произошедшем с её ребёнком. К тому же этой матерью была небезразличная ему женщина. Савельев поёжился от определения, пришедшего ему в голову: «небезразличная». Но он вполне трезво оценивал перспективы (за что его и ценили окружающие) и понимал, что после такого потрясения Эльвира вряд ли захочет продолжать их отношения. А если и захочет, то из них уйдут те необъяснимые чистота и пронзительность, что давно уже позабылись старым ловеласом Савельевым и потому стали для него настоящим божественным откровением…

…При первых же словах Антона Эльвира сползла на землю и отключилась. Вечно Второй, пожалуй, впервые в жизни почувствовал себя абсолютно беспомощным. Она, конечно, вскоре пришла в себя, но глаза её приобрели жутковатое отрешённое выражение и смотрели куда-то в пространство, мимо Савельева.

Женщина что-то безостановочно шептала. Прислушавшись, Антон уловил страшный смысл её слов:

– Это я во всём виновата! Я не должна была ехать в эту командировку! Я не должна была оставлять её одну, думая только о себе! Я не должна была давать волю собственной похоти!

Савельев отшатнулся, словно получил пощёчину. Он, несчастный, не мог подобрать достойного определения их отношениям, боясь неточным словом снизить высоту накала пронзивших их чувств, а она безжалостно окрестила их похотью! Неужели она права? Неужели за всеми красивыми размышлениями о любви стоит самая обычная похоть? Тогда отчего же ему не захотелось после этого ложиться в постель с Диной? Почему одна только мысль о том, какую душевную боль сейчас переживает Эльвира, вызывает у него самого ощущение реальной физической боли? Кто знает точный ответ? Кто вправе судить? Кто?..

– Простите, Антон Павлович. Я испортила вам командировку. – Ну вот и всё сказано. Она отодвинулась на нереально далёкую дистанцию, вернувшись в эпоху ледяного «вы».

15

Женька была такой бледной и слабенькой: она и раньше-то не отличалась излишней пухлостью, а теперь от неё и вовсе осталась всего лишь тень. На фоне мертвенно-белой простыни лицо девочки с истончившимися, заострёнными чертами казалось вовсе прозрачным. Глаза Женьки были закрыты: она так и не пришла в себя.

«Милосердная» кома. Когда-то Эльвира слышала подобное выражение, но в то время она не смогла бы понять его до конца. Теперь она знала, что так лучше. Лучше, когда Женя находится где-то далеко от этого мира и не надо ни плакать, ни страдать от боли, ни бояться. Не надо раз за разом прокручивать в памяти недавние жуткие события, постепенно сводя себя с ума.

Пусть это станет достоянием её, Жениной, матери. Матери, без зазрения совести оставившей её в гнезде моральных уродов и отправившейся в командировку – прямо в постель к главному кобелю города N. В том, что произошло, виновата лишь она одна. Как справиться с этим грузом, Карелина не знала. Оставалось рассчитывать на простенькое заклинание, которое постоянно вдалбливала ей в голову её мать, Ирина Николаевна: «Элка, ты сильная! Ты выдержишь!» И Элка просто обязана выдержать всё…

Эльвира сидела на краешке постели дочери, глядя невидящими глазами в белую стену напротив. Женщине даже не позволяли взять Женьку за руку: пальцы девочки были плотно упакованы в гипс. Из носа ребёнка выползала тоненькая прозрачная трубочка, присоединённая к мерно гудящему аппарату.

Славик. Это был Славик. Худое, невзрачное существо, от которого просто не могло исходить никакой угрозы. В тот вечер Эльвира даже не потрудилась заглянуть в черноту его глаз, спрятанных за стёклами интеллигентских очков. Да и вряд ли смогла бы она прочитать в этих глазах подводную часть айсберга его мрачной души.

Но прошлого уже не вернёшь, и надо учиться жить в новых условиях. На столе следователя лежит написанное Элкой под диктовку заявление, Славика ищут и обязательно найдут, если он ещё в городе. Светлана помещена в психушку: её взяли прямо в квартире Карелиных, где она бесновалась посреди разведённого ею погребального костра. Женя здесь, в больнице, и ей уже не стать почётным гостем фестиваля «Весенняя рапсодия», да и никакого другого фестиваля тоже. Приговор врача однозначен: она больше никогда не сможет играть. И будет настоящим чудом, если когда-нибудь она сможет любить. Если, конечно, она захочет заставить свой юный организм очнуться от комы. «Милосердной» комы…

К Эльвире сзади потихоньку подошла Татьяна Исаенко, облачённая в просторный больничный халат. Она присела рядышком и обняла женщину за плечи. Здесь, в пустой белоснежной палате, Элка сама казалась хрупким потерянным ребёнком.

Таня уже знала о том, что произошло с Карелиной: в городе N, впрочем, как и во всех других городах, плохие новости расходятся, словно круги по воде, быстро и неотвратимо. И собственная печальная история показалась ей пустой и глупой. Травиться из-за этого уж точно не стоило. Ум, молодость, красота – всё это осталось у неё. А это, согласитесь, неплохая приправа к одиночеству!

– Как ты, Эльвира? – тихонько спросила Татьяна.

– А как ты думаешь? – горько усмехнулась Элка, решившая надеть шубку ёжика, чтобы защитить от полного разрушения хотя бы собственную психику, если всё остальное уже разрушено. Несколько раз, правда, звонил Савельев, но она сбрасывала звонок: защищаться от него она не хотела, а колючки прятать уже не могла физически.

– Прости, я на самом деле не знаю, чем могу тебе помочь. Но помочь очень хочу. – Несколько обязательных, но ни к чему не обязывающих фраз. Всё так, как и должно быть.

Элка удивлялась, как это до сих пор в коридоре не толпились желающие посочувствовать. В беде сочувствовать легко, – так раньше думала Эльвира, придерживающаяся принципа, что настоящий друг познаётся в радости. И только теперь Элка смогла сполна оценить всю глубинную мудрость фразы «друг познаётся в беде». Иногда человеку не нужно дежурных фраз и неловких утешений. Иногда ему нужно просто дать возможность пережить беду наедине с ней. Переиграть её «в гляделки» и не моргнуть первой, хотя глаза готовы ослепнуть от слёз. И только настоящий друг способен понять это и предусмотрительно отойти в сторону, не влезая в душу с сочувствующим видом.

Татьяна поднялась и неслышно вышла из палаты. Элка, сама того не ведая, сейчас дала бывшей коллеге серьёзный урок, возрождающий ту к нормальной, полноценной жизни. Исаенко вернулась к себе в палату, достала мобильник и позвонила соседу, у которого остались ключи от её квартиры, – пареньку из разряда «продвинутых», помешанных на компьютерах и рэпе, но абсолютно не испорченных реальным злом.

– Чего хотели, тёть Тань? – отозвался парень, и та рассмеялась в трубку:

– Какая я тебе тётя? Мне ещё тридцати нет! Ты говорил, у тебя старенький ноутбук завалялся. Не можешь на время одолжить его мне?

– Вам в больницу принести? Я мигом, только маме записку оставлю, чтобы она меня не потеряла, а то мы с ней на дачу собирались. – Голос соседа, такой юный и свежий, добавил Татьяне решимости.

Ноутбук ей нужен был, чтобы составить резюме. Исаенко решила найти наконец достойную работу, которая позволила бы ей раскрыть все свои таланты и проявить способности. Чарский теперь казался ей злым волшебником, околдовавшим её на долгие годы и лишившим возможности думать и действовать самостоятельно. С этим покончено. Дима, конечно, пытался вернуть всё на круги своя, он даже притащил в больницу букет любимых Татьяной белых лилий. Исаенко только рассмеялась: упругие чистые цветы составляли такой контраст с изрядно потасканным Казановой! И как же она раньше этого не замечала?

Высоцкий пел: «Это не горе, если болит нога». Теперь Татьяна готова была дважды подписаться под этой строчкой.

Сосед прискакал через полчаса с ноутбуком под мышкой и коробкой апельсинового сока в руках.

– Это вам, пароля там нет, входите смело. И больше не делайте с собой таких глупостей. Вылечивайтесь и приезжайте к нам на дачу лопать клубнику. Она у нас ранняя! – И парень, подмигнув Татьяне, помчался домой: мама ждёт!

Татьяна включила портативный компьютер и задумалась над пустой страницей. Чистый лист всегда немного пугал её: она знала, что бумага всё стерпит. Но она также знала, что рукописи не горят и что написанное пером не вырубишь топором. Исаенко невольно зажмурилась и помотала головой: надо же, как её сегодня потянуло на народную мудрость! Но пора было начинать писать, чтобы не растерять первоначальный запал.

Через полчаса Татьяна закончила работу над резюме и хотела было выключить ноутбук и отложить его в сторону. И вдруг её посетила мысль, показавшаяся ей весьма интересной: а что, если попробовать создать электронный дневник? Доверить этой игрушке всё, о чём не хотелось бы говорить ни с кем? Потом можно будет распечатать всё и стереть. Или просто стереть, не распечатывая.

Говорят, дневник – это тоже хорошая психотерапия. Таня уже прошла пару сеансов у врача-психотерапевта, и её первоначальные предположения подтвердились: лечить душу Исаенко взялась усталая, обременённая кучей собственных проблем дама, находящая, впрочем, в себе скрытые внутренние резервы, чтобы постоянно располагающе улыбаться и давать стандартные советы. О дневнике, правда, она ничего не говорила. Тем решительнее Татьяна взялась за самокопание.

А начала она свои «психотерапевтические мемуары» с истории Эльвиры Карелиной – женщины, показавшей ей, каким может быть настоящее горе…