Текст книги "Долгий уик-энд"

Клэр шагнула следом за Ником внутрь и оказалась в длинной мансардной комнате с низким потолком, слуховыми окнами и деревянным полом. Уютное, симпатичное помещение со встроенными шкафами чем-то напоминало каюту корабля. Этакая берлога юного бунтаря. Старые школьные фотографии сражались за место на стене с постерами Кайли Миноуг и Элизабет Херли. На трюмо громоздились бутылки с дорогим лосьоном после бритья, флаконы дезодорантов, баночки с гелем для волос. В кресле восседал почтенный плюшевый мишка и серьезно взирал на мир. Море компакт-дисков, часть из них разместилась в деревянных ящиках из-под вина, штабелями выстроившихся у стены рядом с навороченным музыкальным центром. На большой пробковой доске – куча приглашений, открыток, концертных билетов и дурашливых фото Ника с приятелями. Жизнь, безумно далекая от жизни Клэр, – она заметила несколько тисненых приглашений на вечеринки по случаю чьего-то восемнадцатилетия, семейные снимки Барнсов на заснеженных склонах французского городка Валь-д’Изер. Сама Клэр ни разу не бывала на официальных приемах и не каталась на лыжах; у нее и желания такого не возникало, а вот для Ника это так же естественно, как дышать. На секунду она пожалела, что не настояла на возвращении домой. Снова началась нервная дрожь. Чужой мир, чужой…

– Ложись в мою постель, – весело объявил Ник. – Миссис Би меняет белье по пятницам, так что за один день испачкать я его не успел.

Он взбил подушку, тряхнул одеяло в сине-белую полоску. Изабель наверняка сама с любовью выбирала белье. Клэр не могла представить свою маму, покупающую простыни. Непонятно, откуда в их доме все берется? Мама ведь никогда не ходит по магазинам.

– Я не смотрю, – сказал Ник и отвернулся. – В шкафу есть еще подушки и одеяло. Я устроюсь на полу.

Через несколько минут он повернулся к ней лицом, зажав в охапке постельные принадлежности. Обнаженная Клэр стояла в лунном свете возле кровати.

– Ложись рядом, – попросила она. – Согрей меня.

Вот так, на его односпальной кровати, под тихий аккомпанемент «Ночного купания» группы «РЕМ» Клэр Марло отдалась первому мужчине, которого полюбила.

Первому. И последнему.

У нее началась совершенно новая жизнь. Клэр порой гадала – почему? Почему выбрали именно ее? Она совсем не походила на девиц из окружения Барнсов, разных там Хетти, Таш и Милли. Ник мог заполучить любую. У него были обаяние, деньги, происхождение, уверенность в себе, большой дом – все атрибуты, дающие право на обладание одним из этих длинноволосых и длинноногих созданий с нарочито тягучей речью, членством в «Пони-клубе» и убежденностью в том, что мир обязан подарить им состоятельного мужа.

Может, ей повезло как раз из-за отсутствия подобных ожиданий? Когда Клэр спросила у Ника, что он в ней нашел, тот заявил, будто она помогла ему по-другому увидеть мир.

– Я люблю своих друзей, но они такие придурки… – признался он как-то, лежа рядом с Клэр в постели. – Не думают ни о ком, кроме себя. А ты думаешь. И мне пример подаешь.

– А, так я, значит, твоя совесть? – Клэр не поняла, комплимент это или нет.

– Не только. – Ник пробежался пальцами по ее бедру, уткнулся носом в плечо. – Еще ты обалденно трахаешься. А другие девчонки просто терпят, лежат, как бревно, и думают об Англии.

Она возмущенно ахнула и шутливо кинулась на наглеца с кулаками. Однако «бой» кончился быстро – Клэр со смехом сдалась на милость победителя. Она никак не могла им насытиться. С той самой первой ночи они стали неразлейвода. Выражение «родственные души» звучит, конечно, избито, но Клэр и правда чувствовала, что у них с Ником удивительное единодушие, что они понимают друг друга, как никто, – несмотря на всю их разность. Эти отношения превратили Клэр из девочки в женщину. Жизнь неожиданно засверкала яркими красками. И обрела смысл.

К счастью, остальные члены семьи ее приняли. Она не чувствовала себя паршивой овцой или жалкой простолюдинкой. Феликс и Недоросль относились к Клэр как к сестре, подкалывали и опекали; если Ник был занят, кто-нибудь из братьев подвозил ее на машине; они поили Клэр чаем, кутали в теплые свитера, когда она мерзла; разрешали брать их любимые компакт-диски, чтобы ей было что послушать по дороге в колледж.

Джеральд, обожающий женское общество, искренне наслаждался появлением в доме еще одной представительницы прекрасного пола. Темные проникновенные глаза и густые, едва тронутые сединой волосы придавали ему вид бесшабашного ловеласа, и имидж этот он старательно поддерживал. Неисправимый любитель флирта и пикантных шуток, Джеральд почти никогда не расставался с бокалом спиртного и сигаретой. Но Клэр очень скоро поняла: любвеобилен он только на словах – отец Ника всей душой был предан Изабель.

Узнав, что раньше Клэр питалась в основном полуфабрикатами «Фрай Бентос», консервами «Кросс и Блеквелл» и соусами «Хайнц», Джеральд с энтузиазмом взялся ликвидировать ее гастрономическую безграмотность. В еде и вине он отлично разбирался и не понимал, как остальной мир может не разделять его пристрастий. Наличие заинтересованной ученицы позволило кулинарным талантам мистера Барнса расцвести пышным цветом. Он кормил ее большими круглыми оливками в облаке душистых трав, жирными и сочными boquerones[1]1
  Анчоусы (исп.).


[Закрыть], венесуэльским темным шоколадом, мягким французским сыром «вашрен» и пикантным итальянским «дольчелатте». Готовил ей лингвини с крабами, ирландский содовый хлеб и coq au vin – курицу в вине. Клэр воспринимала эти изыски с благодарностью и восторгом, тогда как остальные Барнсы лишь закатывали глаза. Они выросли рядом с увлечением Джеральда, отлично знали, что за каждое приготовленное блюдо он ждет похвалы, точно ребенок; но удовольствие Клэр было искренним.

И если еда была даром свыше, то вино явилось настоящим откровением. Джеральд обнаружил у Клэр необычайно тонкий вкус. Теперь любимым развлечением мистера Барнса стала своеобразная игра: он откупоривал бутылку незнакомого Клэр напитка, давал попробовать и просил описать. Не привыкшая к вину с детства, она была в этом деле новичком и каждый раз реагировала очень непосредственно.

– Соленое тесто? – удивленно расширяла глаза Клэр, и Джеральд заходился довольным смехом.

Семейный бизнес ее пленял. «Мельхиор Барнс» (никакого Мельхиора на самом деле не существовало – Джеральду, пятнадцать лет назад основавшему компанию, просто приглянулось имя) располагался в складском помещении рядом с водоканалом в Сендлфорде, соседней деревушке со множеством презентабельных антикварных лавочек, бутиков и магазинчиков, продающих разные вкусности. Фирма поставляла вина в рестораны и отели, однако не обходила вниманием и частных лиц, знающих толк в хорошей выпивке. Кроме того, «Мельхиор Барнс» импортировал превосходные кубинские сигары. Джеральд был коммерческим директором, и его работа заключалась в том, чтобы всячески ублажать клиентов – как старых, так и новых, – заманивать их на дегустации и подталкивать к экспериментам с выбором вин. Феликс и Ник имели дело с прозой жизни – заказами, хранением, доставкой.

– Знаешь, кого нам очень не хватает? – как-то спросил Джеральд, многозначительно глядя на Клэр. – Директора по маркетингу. Нам надо заниматься спонсорством, раскручивать свое имя в других городах, участвовать в свадебных выставках, основать винный клуб…

– Вы что, меня имеете в виду? – поразилась она.

– А что тебя смущает? Тебе такая работа подошла бы отлично. Ты человек творческий, наделенный богатым воображением. Вино любишь. К тому же, в отличие от нас – очень организованная.

– Я еще даже колледж не закончила. Какой из меня директор?

Джеральд махнул рукой – фирменный барнсовский жест, напрочь отметающий все страхи.

– Ну так ведь в июне закончишь. Вот летом и начинай.

Клэр почему-то напряглась. Можно ли складывать все яйца в одну корзину? Ее жизнь и так уже тесно переплелась с семейством Барнсов… Она вдруг почувствовала себя связанной по рукам и ногам.

– Вам нужен кто-нибудь опытный.

– Я сам тебя натаскаю. – Джеральд отмахнулся и от этого возражения. – Что здесь сложного? Ты девочка умная и быстро во всем разберешься.

Но Клэр по-прежнему сомневалась.

– Можно, я подумаю?

– Конечно. Я не собираюсь тебя ни к чему принуждать.

В том-то и беда – семейство Барнсов никого ни к чему не принуждало, оно склоняло к своей точке зрения незаметно, исподволь. Окружающим просто передавался их энтузиазм, их заразительная joie de vivre, радость жизни; люди, сами того не понимая, начинали делать то, чего хотели от них Барнсы.

Изабель не являлась исключением. Клэр слышала, будто матери избранников – коварные, ревнивые интриганки; Изабель была совсем не такой. Она приветствовала вхождение Клэр в семью с распростертыми объятиями, стала ей сестрой, лучшей подругой и мамой одновременно. Тактично и ненавязчиво руководила перевоплощением скучной студентки в настоящую сирену, вдохновляла Клэр на поиск собственного стиля, заманивала ее в магазины, о которых та раньше и мечтать не смела, побуждала к дерзким экспериментам.

– Конечно, тебе пойдет такое короткое платье. Тебе всего семнадцать, и ноги у тебя изумительные.

– Покупай розовое. Серое слишком унылое. А в розовом ты выглядишь как ангел.

– Бери оба. Раз нравится – бери оба.

Большим подспорьем, конечно, стало то, что платила за наряды чаще всего именно Изабель. Клэр от нее этого не ждала – она с удовольствием сама тратила бы деньги, заработанные в пабе, – но мама Ника оказалась щедра до неприличия и, покупая что-то другим, получала не меньше удовольствия, чем приобретая вещи себе. Раньше Клэр постоянно ходила в джинсах, однако в мире Изабель джинсы предназначались исключительно для работы в саду. Это не означало, что миссис Барнс была ужасной модницей, нет. Она любила красивую одежду и милые аксессуары, ей нравилось хорошо выглядеть, – и Изабель решительно настроилась сделать Клэр такой же. А Клэр наслаждалась своим новым женственным имиджем. Может, она и поверхностная, только восторженные взгляды и комплименты определенно доставляют ей удовольствие.

Вот какой должна быть хорошая мать! Родная мама, конечно, любит Клэр – вот только не интересуется дочерью по-настоящему и не горит желанием с ней общаться. Дома Клэр постоянно чувствовала себя автономным существом, которое появляется и исчезает вне зависимости от других домочадцев. В шкафу или холодильнике всегда была еда, – но еда ненастоящая: из пакета, консервной банки или замороженной пластиковой упаковки. Клэр попробовала как-то приготовить одно из блюд, позаимствованных у Джеральда, однако родители остались к нему вежливо равнодушны. Никакого удовольствия. И она стала проводить с ними все меньше и меньше времени. Порой ей казалось, что, сбыв дочь с рук, мама с папой вздохнули с облегчением.

Как-то Изабель настояла на том, чтобы пригласить мистера и миссис Марло на ужин, и Клэр не смогла придумать приличной отговорки. Ее унылые инертные родители на фоне яркой и суматошной кухни Барнсов смотрелись жалко. Клэр мучительно наблюдала за их попытками поддержать вежливый разговор о том, собираются ли они в замок Хайклер на концерт под открытым небом (нет); куда поедут в отпуск (никуда); будут ли участвовать в садоводческом дне открытых дверей, который пройдет в августе (исключено). Она молча корчилась от стыда за мамину бесформенную синюю кофту и штаны на кулиске, за дешевые кроссовки отца. Изабель с Джеральдом вели себя доблестно, потчевали гостей вкусной едой и прекрасным вином. Напрасно. Бутылка поданного к столу мёрсо стоила не меньше тридцати фунтов, а родителям Клэр можно было с тем же успехом предложить дешевый сладенький «Блю Нан». На какой-то миг она возненавидела их за полную отрешенность, за отсутствие коммуникабельности – но тут же рассердилась на себя за подобные мысли. В конце концов, они – ее родители и никогда не относились к ней плохо; а то, что не похожи на Барнсов, так это не их вина.

Клэр понимала, что изменилась. Уловили ли перемену мама с папой? Она наконец-то почувствовала себя заметной. Живой, искрящейся и заметной. Она больше не невидимка, которая всю свою прошлую жизнь из кожи вон лезла, лишь бы оставаться в тени. И вместе с этим новым ощущением пришла уверенность. Она, Клэр Марло, теперь не никто, а некто. И хоть иногда ее посещал страх, что без Барнсов она вновь станет никем, вслух она такого никогда не говорила.

Близилось окончание колледжа. Теперь Клэр не сомневалась: работа в «Мельхиор Барнс» – ее судьба. Других вариантов, позволяющих жить интересной и увлекательной жизнью, просто не существует. Ее будущее было четко распланировано. Они с Ником вскоре поженятся. Однажды ленивым летним днем они даже придумали имена будущим детям. Девочка – Табита; мальчик – Арчи.

Но у провидения оказались свои планы.

Как-то раз занятия в колледже закончились рано, и Клэр с поезда сразу пошла в «Мельницу». Ник еще, конечно, не вернулся, но она уже давно чувствовала себя у Барнсов как дома. Сейчас сделает себе чаю, почитает книжку в саду, а через часик поднимется к Нику в комнату и подождет его там.

За кухонным столом сидела Изабель. Она подняла взгляд на вошедшую Клэр, однако не улыбнулась. Клэр замерла. Изабель улыбалась всегда.

– Что случилось? – По спине пробежал холодок.

Изабель не ответила. Она сидела не шевелясь, как статуя. Губы плотно сжаты. И дрожат. Клэр сделала шаг вперед. Авария? Травма? Не похоже. Кто-то из мальчиков? Тоже вряд ли. Дело явно касается самой Изабель, какая-то очень личная беда…

– Изабель…

Клэр присела, обняла маму Ника за плечи. Какая же она хрупкая, руки под кашемировым свитером совсем худые… Изабель вздохнула, доверчиво подалась ближе. Обмякла, словно от полного изнеможения.

– Я не смогла победить эту долбаную сволочь, – произнесла она. – Не сумела справиться с паскудой…

Клэр нахмурила брови. Миссис Барнс никогда не ругалась. Клэр села рядом на стул, взяла ладони Изабель в свои, принялась успокаивающе их поглаживать.

– Какую еще сволочь?

Та прямо посмотрела на Клэр. Взгляд пронзительный, буравящий; яркая синева глаз от непролитых слез кажется еще ярче.

– Ни в коем случае не рассказывай мальчикам. И Джеральду. Я тебе доверяю, Клэр. Они не вынесут. В прошлый раз у них не вышло. Я не могу снова их втягивать. Это только моя битва…

– Конечно, не скажу.

На ясном жизненном горизонте появилась черная туча. Появилась и стала расти – жуткая, зловещая, – угрожая всех поглотить.

– Не знаю, говорил ли тебе Ник… Четыре года назад у меня был рак.

– Да, говорил. – Клэр наморщила лоб. – Без подробностей.

– Неудивительно. Кому хочется вспоминать про кошмар? Мы все пережили его не лучшим образом. Мне, естественно, было очень плохо, и Джеральд… он потерял голову от страха. А мальчики стали совсем неуправляемыми. – Изабель судорожно вздохнула. – Мне сделали операцию, потом – курс жуткой химиотерапии. Адской, адской, адской!.. Такой мучительной, что я тогда искренне мечтала умереть. По-моему, все считали, что так оно и будет. Я слышала кучу прекрасных историй о том, как перед лицом болезни все в семье сплотились и мужественно поддерживают друг друга… Наша семья едва не развалилась. – Изабель тяжело оперлась на стол, словно ища поддержки. – В конце концов я выкарабкалась, но на то, чтобы восстановить силы, ушел еще год. Волосы вот, например, так и не стали прежними. – Она с сожалением взъерошила короткие светлые прядки. – Раньше у меня была такая красивая золотая шевелюра – Барби обзавидовалась бы. Ну, может, это мне таким образом тактично намекнули: мол, ты уже не в том возрасте, чтобы носить длинные волосы.

– Короткая стрижка вам к лицу.

Изабель закатила глаза.

– Дело совсем не в волосах. – Она замолчала. Клэр вздрогнула. Туча приближалась. – Последние несколько месяцев я не очень хорошо себя чувствовала. Но вела себя как страус, от страха засунувший голову в песок. У меня нет сил пройти через это снова. И у мальчиков нет. И уж тем более у Джеральда. – Снова пауза. – На прошлой неделе я обратилась к врачу. Он направил меня на томографию. А сегодня пришли результаты.

Дальше можно было не объяснять.

– Боже мой, Изабель…

Клэр привстала, желая обнять миссис Барнс. Та отвела ее руки.

– Не надо. Прошу тебя. Иначе я развалюсь на части. А мальчики с минуты на минуту вернутся. Мне нужно держать себя в руках.

Изабель крепко стиснула кулаки, будто выжимая из себя боль.

– Жаль, что так вышло. Тебе тоже не стоило говорить. Но я только что узнала… Пообещай мне, даже поклянись, что ни словом об этом не обмолвишься. Я буду бороться сама, они ничего не должны знать. Мальчики и Джеральд – самые важные для меня люди, не хочу, чтобы они страдали.

– Но они предпочли бы знать. И помочь. Вы не справитесь в одиночку.

Изабель одарила Клэр пронзительным взглядом.

– Справлюсь. Я так решила. И прошу тебя как человека, который любит Ника и, надеюсь, нас всех, стать моей союзницей. А иногда – моим алиби. Мне понадобится и то и другое.

Клэр показалось, будто в желудок ей залили черной маслянистой нефти. Что делать? Ее жизнь всегда была скучной, обыкновенной; Клэр до сих пор ни разу не сталкивалась с настоящей трагедией. Миссис Барнс она обожала почти так же сильно, как Ника. Изабель относилась к ней с добротой и любовью, практически – хотя сама она подобных банальностей и не говорила – как к дочери, которой у нее никогда не было. Клэр перед ней в долгу.

– Конечно. Я сделаю все, что скажете. И не проболтаюсь.

Дай бог, Изабель постепенно удастся переубедить. Сейчас она просто в шоке от страшного известия. А со временем поймет, что хранить тайну в такой ситуации неразумно.

– Спасибо. – Изабель крепко сжала Клэр руки. – Я сама справлюсь. Это только мое дело.

– Но они ведь все равно узнают. Заметят.

Изабель помолчала. Отвела взгляд.

– Не должны. Обещай.

Голос ровный. Решение окончательное.

Клэр сглотнула.

– Хорошо. Обещаю…

Тяжесть собственного обещания придавила ее к земле. Господи, как же его сдержать?

Глава шестая

По щеке Клэр побежала одинокая слезинка. Она поделилась с Анжеликой урезанной версией этой истории, однако боль от всколыхнувшихся воспоминаний оказалась почти такой же мучительной, как в тот далекий день. Почему она не утихает, ведь столько времени прошло? Клэр поспешно вытерла слезу. Не хватает только расплакаться по-настоящему. Нет-нет, нельзя давать себе волю… Не перед Анжеликой. Та и так выглядит потрясенной. Неудивительно – Клэр никогда раньше не проявляла слабость.

Не проявляла до сегодняшнего дня. Она двенадцать долгих лет молча несла в себе бремя произошедшего. Вина, раскаяние, злость, скорбь – все эти чувства так и грозили хлынуть из нее неудержимым потоком.

– Ничего страшного, – произнесла встревоженная Анжелика. – На твоем месте любой бы расстроился.

Клэр откинулась на стуле и подняла взгляд к потолку.

– Я знаю, – произнесла она сдавленным голосом. – Просто… Я так давно об этом не вспоминала. А тут вдруг Ник… ни с того ни с сего…

Ее прервал шум шагов на лестнице. На нижнем пролете показался Лука, перепрыгнул через три последние ступеньки и подскочил к регистрационной стойке – длинноногий, нетерпеливый, точно рвущаяся на утреннюю прогулку борзая. Шеф-повар «Приюта у моря» мог за считаные секунды привести себя в бодрое расположение духа и сейчас был готов встречать новый день.

Ослепительно улыбаясь, он застыл перед дамами – футболка с длинными рукавами, свободные штаны-карго, темная, мокрая после душа шевелюра.

– Привет, девочки. Что случилось? – озадаченно поинтересовался Лука, одной рукой приглаживая влажные кудри, а другой заправляя футболку.

При виде его загорелого плоского живота Анжелика судорожно сглотнула.

– Ничего, – соврала Клэр. Вышло неубедительно.

– Да? Что-то не припомню, чтобы в разгар рабочего дня вы распивали «Ойстер Бэй».

– Прости. Это я виновата. – Анжелика решила, что притворщица из начальницы никакая, и взяла все на себя. – Хотела посоветоваться с Клэр.

– А-а…

– Ничего существенного. Так, с отчимом поскандалила. Старая песня…

Первое правило вранья – не вдавайся в подробности.

– Когда приезжают Тревор с Моникой? – Лука, явно не пылая интересом к личной жизни Анжелики, обратился к Клэр. – Уже известно?

– Наверное, ближе к вечеру. Я заказала им столик на ужин.

– Знаю. Мы ужинаем с ними вместе.

– Вместе?

– В половине девятого.

Клэр вздохнула.

– Не самое подходящее время для решения важных вопросов. В эти выходные у нас и так все загружено.

– Под завязку, – бодро согласился Лука. – Но ты же знаешь Тревора. Он – делец. Если решил говорить о бизнесе, значит, мы должны все бросить и подстроиться под него.

– А с остальными-то гостями как быть? Отель весь заказан, кроме одного номера.

– Справимся. Ребята на кухне в курсе, что если мне понадобится перерыв, то попотеют.

– Если надо, я тоже могу остаться, – предложила Анжелика.

– Спасибо. Ты настоящее золото. – Улыбка Клэр выражала признательность не только за готовность помощницы работать сверхурочно. Минуту назад Анжелика вывела начальницу из затруднительного положения.

Однако по закону подлости затруднение возникло вновь – на лестнице за спиной у Луки показался Ник. Анжелика увидела его одновременно с Клэр, которая тут же вскочила с фальшивой жизнерадостной улыбкой.

– Ник, – звенящим от напряжения голосом произнесла Клэр. – Познакомься с Лукой. Он готовит завтра ужин для твоего мальчишника. Лука, это Ник. Его появление – большая неожиданность. Я и не подозревала, что жених – он. Ник – мой старый друг. Мы не виделись сто лет.

– Действительно неожиданность, – сухо согласился Лука.

Улыбнулся, но глаза остались серьезными. Запоздало протянул руку.

– У вас здесь чудесно. – Ник, воплощение хороших манер и очарования, пожал предложенную ладонь.

– Да, – кивнул Лука. – Чудесно.

Его взгляд уперся в пустую бутылку, потом задумчиво переместился на Клэр, на Ника…

«Понял, – подумала Анжелика. – Понял, что этот красавчик представляет угрозу. Мужской инстинкт. Сейчас наш дорогой шеф-повар задерет ногу и начнет метить мебель».

Ник, ощутив повисшую неловкость, широко улыбнулся всем троим. Интересно, заметил ли он адресованный ему легкий кивок Клэр, призывающий не выдавать тайну?

– Я решил до приезда ребят пройтись по городу, – наконец произнес гость. – Они только недавно выехали из Лондона, так что время у меня есть.

Клэр поддержала:

– Конечно, пройдись. А о твоих друзьях мы позаботимся, не беспокойся. – Она откашлялась. – В кулинарии пекут вкусные пироги.

Лука вызывающе ухмыльнулся. Анжелику от напряжения затошнило. Ник сунул руки в карманы пиджака.

– Ну, тогда до встречи.

Три пары глаз проводили его до дверей.

– Ладно, – в конце концов нарушила молчание Клэр. – Пора за дело браться.

Лука повел бровью.

– Пора.

Анжелика схватила стаканы и опустевшую бутылку. Клэр сообщила Луке:

– Там только полбутылки было.

– Ты не обязана оправдываться. Хорошие отношения с подчиненными очень важны. – Он обернулся к Анжелике. – Не стесняйся, говори, если тебе понадобится выходной, чтобы оправиться от психологической травмы.

Насмешливый голос так и сочился патокой, ее хватило бы на глазурь для большого торта.

Лука вальяжно поплыл в сторону кухни. Клэр не смела поднять на помощницу взгляда – до нее вдруг дошло, что она слишком разоткровенничалась. Потрясение и вино развязали язык.

– Черт! – выругалась начальница.

– Что думаешь делать? – Анжелика умирала от любопытства. Что же случилось с Клэр и Ником дальше?

– У меня нет выбора. Надо держать себя в руках и работать, вот и все.

Клэр, не оглядываясь, направилась к регистрационной стойке.

На своей кухне Лука чувствовал себя как рыба в воде, даже когда остальным приходилось несладко. Он обустроил ее целиком по собственному вкусу. Знал каждый переключатель, каждый прибор, каждую конфорку и готовить здесь мог бы с завязанными глазами. Его ножи были убийственно остры, сковороды – тяжелы и надежны, а холодильники установлены на оптимальную температуру. Личные инструменты Луки хранились в отдельном большом ящике, и горе тому, кто осмеливался позаимствовать оттуда хотя бы мерную ложку! Его правила создавались не для того, чтобы нарушать, – им требовалось следовать неукоснительно. Любой, кто подрывал систему, не продержался бы и дня. Два преданных ему су-шефа, Фред и Лоз, на собственном горьком опыте научились подстраиваться под Луку и постепенно заслужили его уважение. Конечно, работа в каком-нибудь другом ресторане была бы не в пример легче, но и приготовленные там блюда – не в пример хуже. Лука задавал тон, и Фреду с Лозом нравилось ему соответствовать. Помощники знали: ошибись они сегодня и вызови гнев шефа – завтра их ждет триумф и море похвал. Теперь Лука доверял им настолько, что позволял готовить обед самостоятельно, без присмотра. Именно этим они сейчас и занимались: колдовали над легкими закусками, которые подадут в баре и на террасе. Сегодняшнее меню включало крабовый салат, террин из рубленого мяса кролика и равиоли с омаром.

– Добрый день, шеф! – Фред поднял голову от ровных пластов теста, которые аккуратно извлекал из паста-машины.

Лоз, не дожидаясь указаний, подал Луке чашку ристретто. Шеф явно взвинчен – на лице написано. Что-то вывело его из себя. Значит, нужно быть тише воды ниже травы и работать в поте лица.

Утро Лука любил больше всего. Он приходил на кухню, смотрел, что привезли поставщики, обдумывал вечернее меню. Но сегодня все шло не так. Он уловил в Клэр какую-то перемену, которая его насторожила и которая наверняка связана с новым постояльцем. Клэр никогда не откровенничала о прошлом. Говорила, что оно было неинтересным и жутко скучным. Однако Лука понимал: такая глубокая, страстная и мудрая женщина не могла вести серое существование.

Неужели этот жених – больше, чем старый друг? Чутье подсказывало: так и есть. Но Лука не станет суетиться раньше времени. За последние годы он привык сдерживаться. Клэр научила его тому, что бурные эмоции не ведут ни к чему хорошему. Нет, он выждет удобного случая, все разузнает – и только тогда сделает свой ход. Если понадобится.

Лука проглотил кофе. Ладно, в конце концов, этот парень на следующей неделе женится. Может, Клэр просто неловко от того, что человек из ее прошлого приехал без предупреждения. Она скрытная.

Только с чего ее потянуло на спиртное? Клэр никогда раньше не прибегала к вину, даже после истории с парочкой, которая сделала ноги, прожив в «Приюте» неделю и оставив после себя внушительный неоплаченный счет. Лука, естественно, не купился на то, что сказала Анжелика. Помощница Клэр – крепкий орешек. Как и он сам. Непотопляемая. Очень ей нужны утешения Клэр из-за ссоры с отчимом! Такие, как Анжелика, отчимов на завтрак едят.

Лука сунул крошечную чашку в посудомойку. Бог с ними, с загадками! Нужно держать себя в руках. Впереди важные выходные. Нельзя перед приездом Тревора и Моники все испортить. Лука давно мечтал о собственном заведении в Лондоне; мечтал сделать себе имя. Конечно, у него уже есть репутация. Но где? В Пеннфлите. На краю географии. Отель в Лондоне – это следующий шаг, большой, значительный. Инвесторы не должны струсить и отступиться. Они с Клэр обязаны показать себя настоящим тандемом. Крепким, надежным. Тем более что так и есть.

Лука любил рассказывать, будто научился готовить в колонии для несовершеннолетних. Вранье. Нет, в колонии он действительно сидел – в семнадцатилетнем возрасте, за угон машины; однако кулинарное искусство постигал не там, а на юге Франции, куда мать притащила его в дом к очередному любовнику. Лето Лука провел на кухне деревенского ресторана, повторяя все действия за несдержанным, вспыльчивым патроном, и превратился в прекрасного повара, ничем не хуже шефа любого мишленовского заведения. Эта история – типичный эпизод из жизни Луки. Его прошлое представляло собой удивительную смесь гламурных тусовок и ужасающих трущоб; они с матерью то утопали в роскоши, то скатывались в полную нищету – в зависимости от ее прихотей и кавалеров. Крошка сын таскался следом за мамой, сегодня играя машинками на террасе отеля в Кап-Ферра на Лазурном берегу, а завтра дрожа от холода в коммуналке лондонского Хаммерсмита. В результате Лука вырос сложным и противоречивым человеком. В нем уживались нахальство и самоуничижение, любовь к развлечениям и замкнутость, огромная самонадеянность и жажда заботы, одержимая увлеченность и благоразумие, кипучая энергия и жуткая усталость. Клэр понадобилось несколько лет, чтобы разобраться в его капризах и поведении. Она научилась под них подстраиваться – и научила этому самого Луку, в общих чертах. Он понимал, что благодаря ей изменился, стал лучше. До встречи с Клэр Лука был просто животным.

Поэтому сейчас он смог отодвинуть на задний план ее загадочное поведение и спокойно рассмотреть содержимое ящика с рыбой.

Вот округлые нежно-коралловые морские гребешки – их можно поджарить с испанскими колбасками чоризо. Большая сетка отливающих синевой мидий – из них Лука сотворит что-нибудь тайское, с кокосом, жгучим перцем и кориандром; мидии в соусе маринара уже всем приелись. Ярко-розовые вареные крабы с умоляюще вскинутыми клешнями – простите, ребята, вы отправитесь в кокотницы, вместе с ломтиками розового грейпфрута. Мешать с чем-нибудь сибаса не стоит, его он запечет в толстой корочке корнуоллской соли и подаст с тушеным фенхелем. Лука порылся в рыбном ассорти, проверил качество. Торговец, как всегда, не подвел – товар свежайший. Мелочь пойдет в громадную чугунную кастрюлю, уже закипающую на газовой конфорке. Туда же Лука щедро добавит чеснок, лук, помидоры – и выйдет его фирменный суп. Претендовать на звание буйабеса он не станет.

Составляемое Лукой меню всегда было коротким, изменчивым и спонтанным. Оно включало как старые излюбленные блюда, так и плоды экспериментов, и целиком зависело от товара поставщиков и настроения шеф-повара. Лука провел пальцами по большому куску свиной грудинки – ее он запечет в духовке, пока она не зарумянится, не станет восхитительно хрустящей. На гарнир приготовит ревень – в корзине зеленщика красуются зелено-розовые стебли. Лука пощупал круглобокие груши, к которым прекрасно подойдет карамельный соус и миндальная крошка.

Осталось проверить выпечку. Времени на то, чтобы готовить хлеб самостоятельно, у шеф-повара «Приюта» не было, а нанять для этого еще одного человека по нынешним временам оказалось накладно. Поэтому выпечку заказывали пожилой женщине, которая до выхода на пенсию занималась кейтерингом. Лука недовольно поморщился – булочки с орехами, похоже, пересушены. Он с подозрением ткнул в них пальцем. Так и есть, жесткие и темные. Лука оторвал кусок лакомства, попробовал, скривился.