Текст книги "(Не)военная тайна, или Выжить в тайге и не забеременеть"

Мы так и просидели, обнявшись и в полной тишине, еще целый час, пока на службу не пришел Макар. Потом в коридорах начали кричать рабочие, которых оказалось здесь чересчур много. Даже в день пожара на заставе не было столько людей. Или тогда они все бегали по улице и так сильно не бросались в глаза своей многочисленностью. Но сейчас в помещении маленькой, как оказалось, заставы военнослужащие толпились чуть ли не на головах друг у друга.

Заставу до сих пор пытались отмыть. Еще через два дня, когда починили крышу, помещения начали белить, к тому моменту дополнительные рабочие руки уехали. И оставалась опять пара калек.

Через два дня уехал и Роман, мы провели двое суток вместе. Волшебных суток. Калинин не отпускал меня от себя даже на тридцать сантиметров.

– Спасибо, мне хватило того раза, когда я проснулся, а вместо тебя со мной спит наглый серый кот. Нет уж, не хочу так больше, – сказал тогда мужчина, и я его услышала, больше не уходила от него далеко.

– Даже не представляю, как протяну целых десять дней, – прошептал Роман мне на ухо перед самым отъездом. – Настенька, двадцать шестого буду уже здесь – боже, это же целых одиннадцать ночей. Десять дней, одиннадцать ночей. – Крепко прижал меня к себе и поцеловал так, что я вообще обо всем забыла.

– Иди уже, – произнесла я, чуть толкнув его в плечо. Мы не скрывались, не было смысла, за эти два дня все, кто мог увидеть нас вместе, увидели. – Позвонишь, как доберешься.

– Ну я дома только ночью буду, сегодня еще в отряде дел до фига, и потом часов шесть минимум ехать. Не люблю в ночь ездить.

– Вот завтра и позвонишь, – улыбнулась я и отбежала от мужчины подальше, пока он не захотел сжать меня в своих крепких объятиях вновь. И тогда бы он точно никогда не уехал. Но чем быстрее Роман покинет заставу, тем быстрее вернется. Тем быстрее он доберется до дома, тем быстрее позвонит.

Завтра.

Отправила мужчине воздушный поцелуй и убежала в здание, чтобы не видеть, как Калинин уезжает на своем шоколадном хорьке.

Завтра…

Только вот Роман не позвонил ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю.

Глава 20
Будущий тесть

Когда я уезжал, на душе было чертовски неспокойно. Конечно же, я прекрасно понимал, что все это из-за принцессы. Я не то что не хотел её оставлять там, я элементарно не мог. Казалось, если уеду хотя бы на день, то что-то обязательно да произойдет. Успокаивал себя тем, что отпуск мой продлится всего десять дней, и опять начинал заводиться на ровном месте.

Раньше на заставе была Вика, она бы приглядела за Настей. Теперь на Ольховской не осталось никого толкового, даже из мужиков, не было никого, кому можно бы было доверять.

Черт.

Зло выдохнул и повернул машину на “Сосновый бор”, где быстро выловил Максима, потому что время и так уже поджимало. И взял с него обещание по десять раз на дню интересоваться, как идут дела на моей заставе.

– Если что, сразу мне!

– Да понял я, понял тебя, папочка, – хлопнул меня по плечу Максим и заметно с облегчением выдохнул, когда я пошел в сторону машины.

Следующая незапланированная остановка случилась на Калинде, там на КПП меня подловил Самойлов.

– Надо поговорить, – пробасил майор, и мне ничего не оставалось, как распахнуть пассажирскую дверь для мужчины.

– Говори, – тяжело выдохнул, понимая, что сейчас состоится допрос на тему Ивановой.

– Рома, мне нужен её номер.

С Ветом мы общались давно, еще с института, правда, когда я учился на первом курсе, Самойлов оканчивал пятый. Ни о какой субординации между нами и речи не шло, особенно когда рядом не было ни подчиненных, ни начальства.

– Не могу, Вет. Понимаешь, если она не захотела тебе оставить свои координаты, значит, я просто не имею пра…

– Да ты че, издеваешься надо мной? – выкрикнул мужчина, сейчас больше похожий на быка, перебивая меня.

– Нет, – постарался сдержаться и не завестись, – я тебе уже говорил, забудь о ней. Так лучше будет всем.

– Да че ты как мамочка, Рома, не позорься, это совсем не по понятиям с твоей стороны.

Да они что, издеваются? Папочка, мамочка… сами ведут себя как клоуны.

– Какие понятия, Вет? Ты на себя сам-то сейчас посмотри. Ведешь себя как быдло какое-то. Девочка не хочет с тобой общаться. Ну ничего, бывает. – Самойлов лишь запыхтел еще сильнее, сжав свои могучие кулаки, что аж кожа на руках побелела. – Кинула тебя девочка – тоже бывает, нечего было вестись и думать одним местом.

Майор заехал кулаком в бардачок машины, я стерпел, потому что понял: Самойлов сдерживался, причем капитально так. Иначе бы в пластике осталась вмятина.

– Напомни-ка мне… – поперхнувшись, мужчина тут же закашлялся.

– Что, слюной подавился? Тебе, может, по спинке постучать?

– Я тебя сейчас за шкварку вытащу из этой машины, и никто не заметит, – рыкнул Самойлов, а мне отчего-то стало смешно. Собственно, с того, что мы подрались, и началось наше знакомство двенадцать лет назад.

– Вет, обожди чуть-чуть. Вот приеду я через десять дней, и выпустишь пар. Сходим в спортзал – твой или мой. Без разницы.

– Какие, к чертовой бабушке, десять дней! Не дашь мне номер Курковой, я поеду к её мужу, и ты ничего сделать не сможешь. Ты будешь прохлаждаться в городе.

– Ну если ты нормальный мужик, которым всегда был, то не сделаешь, – ухмыльнулся я, чем вывел мужчину еще сильнее.

– Ты сам на нее виды имеешь? – прищурившись, спросил Вет, и тогда я, не сдержавшись, рассмеялся.

– Боже упаси, Вика – рыжая ведьма, которой, на мой взгляд, ни один мужик сейчас не нужен. Не только ты, но и муж. Надеюсь, хоть это тебя обрадует.

– Про мужа я все понял, – отмахнулся Виталий.

– Давай так: я приеду домой и поговорю с ней. О тебе, – произнес, повысив голос, потому что майор собирался меня перебить. – Если она даст добро, я дам ей твой номер. – Самойлов зарычал. Да он озверел тут еще больше, чем я на таежной заставе. Я поднял руки, сдаваясь. – Хорошо, я дам тебе ее номер. Если она захочет.

Мужчина длинно и некрасиво выругался и, не прощаясь, покинул мой автомобиль. Наконец-то.

В кастрюлинском отряде я провел еще полдня и, как и предполагал с самого начала, на федеральную трассу выехал лишь к шести вечера. Домой добрался во втором часу ночи и, пройдя тихо, чтобы не разбудить родителей, в свою комнату, завалился спать мертвецким сном.

Утро было почти приятным. Запах кофе и сырников, спасибо маме, и все бы ничего, только не было принцессы. Просыпаться рядом с которой я так быстро привык.

Конфетка моя вредная. Воскресил в памяти образ Ворон и, довольно потянувшись, подскочил с кровати.

Не умываясь, пошел на кухню, по запаху.

– Доброе утро, мам, – подошел к своей родительнице и, расцеловав ее в обе щеки, притянул к себе.

– Сына, ты бы хоть руки дал мне помыть, – рассмеялась мама, так и не обняв меня по-нормальному в ответ. В одной её руке была кухонная лопатка, а во второй сырник, обвалянный в муке, который она собиралась вот-вот уложить на сковороду.

– Папа уже ушел? – Я сел за стол, где меня ожидали кофе и тарелка, полная готовых лакомств с клубничным вареньем… ммм…

– Да, полчаса назад. Не стал тебя дожидаться.

– Мам, как же вкусно, – с набитым ртом произнес я, – спасибо.

– Прожевал бы сначала, – усмехнулась мама, накрыла сковороду крышкой и, убавив огонь, присела напротив меня.

А я чуть сырником не подавился.

Вот это да. Взял кружку с кофе и двумя большими глотками осушил её. Хорошо, что бодрящий напиток уже достаточно остыл.

– Ром, – нахмурилась мама, – ты чего?

– Маа-ам, – довольно протянул я, отойдя от первого шока, – представляешь, что…

– Что?

– Ты безумно похожа на мою будущую жену, – мама приоткрыла пухлые губы, – точнее, она на тебя, а я, дурак, только сейчас это понял.

Мама продолжала молчать, хлопала пушистыми черными ресницами и смотрела на меня глубокими голубыми глазами, которые сейчас казались еще больше. Ну Ворон, один в один, особенно когда так четко можно распознать каждую эмоцию, проскользнувшую на лице.

Такой же тонкий нос, пухлые губы и четко очерченные скулы, большие голубые глаза и черные волосы. Конечно, скорое мамино пятидесятилетие давало о себе знать, но я этого не видел, просто не замечал морщинок в уголках глаз и у рта. Моя мама всегда была и останется для меня самой красивой женщиной на свете. А теперь вот так…

– Хорошая шутка, – отмерев, подскочила мама и побежала к плите. Последняя партия сырников не поддавалась реанимации и была с грустью выброшена в мусорное ведро.

– Вот теперь ешь то, что осталось, – проворчала мама, помыв руки, – и ходи голодный, пока я суп к обеду не сварю.

– Да я же серьезно, – картинно надул губы, – а ты не веришь, и я как бы уже наелся. И да! Точно!

Поднялся со стула и сбегал в коридор, из кармана пуховика достал телефон, на котором оставалось три процента от зарядки, и быстро нашел совместные фотографии с принцессой и её серым котом, которых мы за позавчера успели наделать целый миллион.

– Вот, Елизавета Алексеевна, знакомьтесь, – повернул смартфон к ней экраном, а мама ойкнула и прижала полотенце, которым вытирала руки, к груди.

– Ромочка, ты что, серьезно? Ты правда нашел себе невесту и молчал? – защебетала мама, напомнив мне сейчас скоростью своей речи Вику. Проведя ладонью по лбу, она потянулась за телефоном. – Тьфу, – возмутилась она, вспомнив о полотенце, и швырнула то на столешницу, потом с маниакальным блеском в глазах отобрала мой айфон и с улыбкой настоящей блаженной листала фотографии, пока телефон не сел. – Рома!

– Давай заряжу. – Забрал смартфон и опять притянул маму к себе. Поцеловал в макушку и втянул запах волос: пахло сладкой выпечкой.

Как же я любил свою маму и родной дом.

– Милый, девочка очень красивая, но не так уж сильно и похожа на меня. Просто мы с ней одного типажа. Я бы даже сказала, что вы с ней сами очень похожи. У вас получатся красивые детки. Темненькие. Голубоглазенькие. Ромочка, ты только представь этих пухлощеких малышей.

– Маа-ам, ну какие дети могут быть, пока мы служим на заставе, и вообще, мы вместе всего несколько дней.

– Роман, – мама отстранилась от меня и грозно заглянула в глаза, – ты же сказал «будущая жена». Я думала, ты настроен серьезно.

– Так и есть, но дети… – Я пожевал губу. – Рано пока об этом, лучше дай мне свой телефон и найди сразу номер узла связи, по которому ты до меня дозванивалась.

– А как зовут ту девочку и откуда она вообще взялась на заставе?

– Мама, стоп! Я сейчас позвоню Насте – да, ее зовут Настя – и все тебе подробно расскажу.

Елизавета Алексеевна сдержанно кивнула и пошла в спальню за своим телефоном.

И если второй пункт своего плана у меня получилось исполнить идеально – я с удовольствием рассказывал маме целых три часа о Насте, то с первым случилась беда. Я не мог дозвониться, от слова совсем, телефон стоял на автонаборе и каждый раз попадал на короткие гудки.

– Сыночка, я, бывает, тоже не могла дозвониться тебе по сорок минут.

– Мам, но то сорок минут, а не три часа, и вечер, когда все звонят на заставы своим родным, а не утро, как сейчас.

Мама пожала плечами:

– Попробуй позвонить дедушке.

– Так, наверное, и сделаю. Спасибо, мам. – Я ушел в свою комнату, чтобы переписать номер. Снял телефон с зарядки, и экран сразу же замигал, говоря о входящем вызове с неизвестного мне номера.

– Слушаю.

– Калинин Роман? – грубо спросили на том конце телефонной трубки.

– Да.

– Отлично, значит, так.

– А вы не желаете представиться? – Я присел и закрыл глаза, чтобы успокоиться и не вспылить раньше времени от наглости своего собеседника. Номер был другого региона, и сейчас почти не оставалось никаких сомнений, кто это мог быть. Я открыл глаза и уставился на настенные часы: если у нас сейчас полдвенадцатого, то в Москве половина шестого. И не спится же ему.

– А ты борзый. Генерал Ворон говорит… – мужчина начал говорить что-то дальше, но я перебил его, абсолютно не вслушиваясь в слова.

– Если вы звоните мне сейчас именно как генерал, то я смею вас разочаровать: у меня отпуск, и любые возникшие служебные вопросы я буду решать лишь со своим непосредственным руководством. Поэтому не вижу смысла в дальнейшем продолжении диалога. – Потер переносицу: ни к чему хорошему это не приведет.

– Да ты не только борзый, но и отчаянный. Хорошо, будь по-твоему. Я тебе звоню сейчас по гражданскому, личному вопросу, касающемуся моей дочери, и только попробуй положить трубку.

– Я вас слушаю.

– Ты должен с ней расстаться.

Ага, счаз.

– Кому это я должен?

– Не перебивай. Насте еще рано вступать в какие-либо отношения. Давай по-хорошему. Я тебя переведу, куда хочешь. Хочешь – звезды внеочередные и сразу на обучение, для дальнейшего роста. Должность хорошую подберу. Только не морочь девочке голову.

– Анатолий Макарович, я в первый и последний раз сделаю вид, что не слышал ничего подобного. И не скажу ничего Анастасии лишь из-за того, что не хочу травмировать её еще больше, а не потому, что боюсь каких-то карательных мер с вашей стороны. Я хочу, чтобы вы это четко понимали.

– Это ты ничего не понимаешь, капитан.

– Повторяю еще раз: званиями не здесь и не со мной меряйтесь. Ваша девочка, как вы сказали, давно уже выросла, если вы не заметили. Двадцать один год. И если вы хотели добиться того, чтобы с нее слетели розовые очки, когда отправили её в эту глушь, то я вас уверяю: у вас почти получилось. Только вот теперь настоятельно вас прошу: прекратите свое воспитание. Оно, как бы вам помягче сказать, запоздало.

– Да как ты…

– Что я? Как я смею? Смею, – я держался из последних сил, чтобы не закричать и не высказать этому самодуру все, что о нем думаю. Прижал телефон плотнее к лицу и почувствовал, как тот накалился. Весьма символично, словно дело было не в недавней зарядке, а волнах злости, исходящих от обоих говорящих.

– Надеюсь, ты хорошо подумал, – полушепотом проговорил мужчина, но мне даже напрягаться не пришлось, чтобы его услышать, настолько сильно я был сосредоточен на звонке.

– Лучше, чем когда-либо, – коротко бросил и нажал на отбой.

Самодур генеральский. Мне нужно было в город. Срочно надо было что-то решать. Написал Вике смску, чтобы она была готова через пятнадцать минут и ждала меня во дворе, а сам пошел умываться и переодеваться. Помощь рыжей одноклассницы сейчас была как нельзя кстати.

Глава 21
Телеграмма

– Товарищ, лейтенант, разрешите? – прокричал Праздников, появившийся на пороге.

– Да, Саша, чего кричишь-то так? – произнесла обессиленно, приложив пальцы к вискам. Голова болела с самого утра.

А все почему?

Потому что по ночам надо спать, а не думать о том, где же шарится твой мужчина, твой будущий муж, и почему он не звонит. Сегодня шел третий день, как Калинин уехал в отпуск. Я пыталась убедить себя, что если Роман до сих пор не позвонил, значит, на то была веская причина.

Но тогда становилось еще страшнее: а вдруг с ним что-то случилось? Он же в ночь должен был ехать по трассе больше чем пятьсот километров. В дороге случается всякое. На таких мыслях я пыталась заткнуть собственные идиотские домыслы куда подальше и успокоиться. Если бы что-то произошло, то мы бы на заставе узнали. Нам бы пришла хотя бы как минимум телеграмма. В очередной раз отогнав тревожные мысли, я с силой зажмурила глаза и, открыв их, перевела взгляд на Александра, по-прежнему стоящего в дверях.

– Там это, – замялся прапорщик, – вам телеграмма пришла.

Что?

Нет, нет – это все причуды моего воображения.

– П-про… – начала говорить, и голос пропал, мне показалось, что я закашлялась собственным дыханием. Разве такое возможно? – Что?

– На вас пришла телеграмма.

Не показалось? Что, что он?..

Стоп, Настя, дыши!

Телеграмма пришла на тебя, значит, ты опять все надумала. И как только я осознала, о чем говорил Праздников, меня прошибло холодным потом. А сердце, как у трусливого зайчонка, убежало в пятки.

Нет, только не это. Я закрыла глаза и часто-часто задышала. Схватила подлокотник стула и с силой его сжала. Мне нужна опора, хотя бы стул. Лишь бы не упасть, не провалиться в бездонную пропасть отчаяния.

Нет. Нет. Нет.

В моей голове взрывались петарды протеста, сердце стучало как сумасшедшее, а я сама, еле разлепив губы, с ледяным спокойствием произнесла:

– Перевод?

Иначе просто сорвусь, упаду в этот омут, черную дыру, которая уже оплела мои руки и ноги и тянула к себе. Оставался лишь подлокотник стула – как последняя надежда, как глоток чистого воздуха в помещении, отравленном ядовитым газом. Всего лишь пластмасса, которую я отчаянно сжимала, надеясь на спасение.

– Да, причем, ну…

– Что? – рыкнула на мужчину, сама того не заметив.

Я была не в состоянии что-то читать. Я вообще была не в состоянии уже третий день и теперь разваливалась на мелкие кусочки. Как та лошадка, в которую играют американские дети на праздниках. Её бьют, бьют палками, пока с нее не посыпятся подарки и конфетти на голову детишкам. Так и со мной: меня били, били собственные родители, и, кажется, именно сейчас с меня должно посыпаться то самое разноцветное конфетти.

– Приказано явиться к новому месту службы в течение недели. Это как-то странно, но…

Что говорил Праздников дальше, я уже не слушала, все его слова потонули в диком истерическом смехе. Моем смехе.

Отец знал. Он все знал.

Слегка пошатнувшись, я поднялась и, не видя того, что происходит кругом, направилась на звук голоса Александра. Тот по-прежнему что-то говорил, а я задыхалась. Расстегнула верхние пуговицы рубашки и схватилась за горло.

Обстоятельства душили меня сильнее, чем удавка. Почувствовав плечом мужчину, я его оттолкнула и вышла в коридор. По-прежнему ничего не видя, я схватилась за стену, измазанную побелкой, чтобы не упасть, чтобы найти выход из этого проклятого ада.

Шаг.

Еще шаг.

Еще три.

Еще десять.

Вот она, дверь.

Вырвалась наружу, спустилась с козырька и упала.

В снег, холода которого сейчас совсем не ощущала.

Мне нечем было дышать, мне нечем было жить.

Неделя закончится двадцать пятого числа. Двадцать пятого числа мне нужно будет быть в Москве. Тогда как Роман прибудет в отряд двадцать пятого. Я опять засмеялась и, тут же набрав в ладони пригоршню снега, засунула ту себе в рот. Чтобы заткнуться. Я не хотела ничего слышать, даже издаваемых собой звуков. Я хотела зарыться в этот снег, чтобы он заморозил мою боль и мои воспоминания.

Какой тонкий просчет, папочка. Какое форменное издевательство. Проучил нерадивую дочку, ничего не скажешь. Выдрессировать меня решили. Показать, что я не имею никакого права жить по собственному желанию. Только по их указке, только по их правилам.

– А-а-а. – Снег во рту растаял, и теперь послышался вой, я больше не смеялась, я плакала.

Набрала еще одну пригоршню снега и уткнулась в нее лицом.

– Анастасия Анатольевна. – Кто-то тронул меня за руку.

Не хочу.

Повела плечом, скидывая прикосновение чужих рук, и только тогда ощутила, как дрожу. Протерла глаза от слез и с ужасом уставилась на покрасневшие руки. Сразу же застучали зубы, как будто до них только дошло, что больная на голову хозяйка замерзла и пора бы напомнить ей о переохлаждении организма еще и так.

Дура!

Поднялась на подрагивающих ногах и пошла домой, в квартиру Калинина. Мне еще детей рожать, а пока не мешало бы согреться.

Неделя.

Мы разминемся всего на несколько дней, а Роман об этом даже не узнает. Теперь у меня не осталось сомнений, почему же он не позвонил. Не смог, ему не дали такой возможности.

А у меня не было номера Калинина. Абсурдная ситуация. Двадцать первый век на дворе. Но я не знала, как найти сотовый номер своего мужчины, своего любимого мужчины. Я не представляла, как найти его в городе, но это не помешает мне уехать раньше. Я должна его найти и встретиться с ним хотя бы на день, хотя бы на минуту. Просто посмотреть ему в глаза, чтобы понять: вместе мы или нет?

Решит ли он нашу проблему или нет…

Глава 22
Без связи

После разговора с Ворон в плохом настроении я пребывал не так уж и долго. Дело, с которым мне помогла Виктория, не могло не подбодрить. Бывшая одноклассница, которая жила в соседнем дворе, пришла в течение пятнадцати минут и ни капельки не удивилась, когда я объяснил ей, какого рода помощь мне требуется.

– Калинин, ты такой предсказуемый.

– Иванова!

– Молчу, молчу, – девушка села в машину и пристегнула ремень, – я что? Против, что ли? Я, наоборот, очень рада.

– Пробовала звонить на заставу? – Я завел машину и поехал в центр.

– Нет, конечно. Оно мне надо?

– Понятно. Что с Самойловым?

– Рома, не лезь.

– Он требует твой номер.

– Ну пусть дальше требует, мне-то что.

– Грозится все рассказать Куркову.

– Ой, да пусть хоть в рупор прокричит, мне все равно, Ром, я развожусь. И давай на этом закроем тему.

– Понял. Принял. Отстал.

К вечеру, когда я появился дома, меня ожидали родители и накрытый праздничный стол.

– А я думал, день рождения через неделю, – усмехнулся я после того, как переоделся и помыл руки.

– Сын, у тебя отпуск, да еще и повод такой, как сказала Лиза, так что давай садись без разговоров.

И все бы ничего. Только вот плохое настроение начало возвращаться. Я так и не дозвонился до узла связи, и меня это очень сильно настораживало. Еле высидел до конца ужина и уже у себя в комнате набрал деда.

– Что, Ромка, соскучился? Так мы с Маришей приедем на днях к Лизочкиному юбилею.

– Деда, мне помощь нужна.

– Что случилось? – насмешливый и добродушный голос в один момент стал серьезным.

– Я целый день не могу дозвониться до узла связи, чтобы связаться с заставой. А мне надо, очень надо.

– Рома, может, у них сбоит? Или поломка на линии?

– Может быть, но мне надо обязательно связаться с Ольховской.

– Ты раньше не мог? Вечер субботы, где я тебе сейчас все концы искать буду?

– Дед.

– Хорошо, я завтра съезжу в институт, попробую по внутренней линии. Ох уж молодежь. Паникеры.

– Путь так. Пусть так.

Всю ночь ворочался с боку на бок и лишь с предрассветными лучами погрузился в беспокойный сон. Проснулся в третьем часу дня, и мысли, будоражащие мое сознание, атаковали вновь. Чувствовал себя никчемным ничтожеством, который даже свою женщину успокоить не в состоянии. Ведь Настя ждет и переживает. Неизвестно, что она могла опять себе понапридумывать. А мне оставалось лишь смиренно ждать, как какому-то слабаку, крепче сжимать кулаки и ждать. Непонятно чего и непонятно для чего.

Родительское внимание и тепло не радовали. Дед, который написал смс, что в кастрюлинском отряде всего лишь проблема связи, почему-то взбесил. А Самойлова, которого я попросил о помощи, захотелось вовсе убить.

– О какой помощи может идти речь, Калинин? Пока я не получу номер телефона Вики, палец о палец для тебя не ударю.

Сколько времени человек может просидеть, бездействуя, тогда как его сердце постоянно твердит: «Эй, чувак, твоя жизнь летит под откос быстрее, чем сверхскоростной поезд, следующий по заданному пути!»

Нормальный, адекватный мужчина, кажется, не справился бы и дня. Я в таком темпе прожил два дня, два изнурительных и чертовски долгих дня. Ничего не менялось, линия по-прежнему не работала, и случившееся теперь виделось заговором вселенского масштаба. Каждый раз, когда я проходил мимо зеркала, собственное воображение подкидывало мне ярко-красную мигающую надпись «Придурок». Я отчетливо видел эту насмешку судьбы на своём лбу как приговор чего-то неминуемого. Терпеть дольше просто не было сил.

– Мам, можно тебя на минутку, – спросил я, просунув голову в дверной проем родительской спальни.

– Да, конечно, милый.

Мы вышли из коридора и, устроившись на большом диване в гостиной, какое-то время молчали. Я обнял маму и не знал, с чего начать. Она меня опередила.

– Уезжаешь?

– Да, мам, прости, но…

– Ромочка, я сама хотела тебе это предложить. Все хорошо, родной. Главное, что мы повидались хоть пару деньков, а день рождения это или нет – какая, в общем-то, разница. Езжай.

– Мам, я тебя люблю очень, – полушепотом произнес я, еще крепче вжимая маму в себя. Я нечасто ей это говорил – зачем? Ведь она и так прекрасно знала, что я в какой-то степени маменькин сынок.

– Хороший мой, я знаю. Мы с папой тебя тоже очень любим. Больше всего на свете. И девочка нам твоя уже нравится.

– Я думал, отец был не очень-то и доволен.

– Я с ним поговорила, – по-доброму усмехнулась мама, – так что он изменил свое мнение. Только, Рома, единственная просьба.

– Да, мам? – Я чуть отодвинулся и заглянул в её глаза.

– Подожди до утра. Я слишком сильно беспокоюсь, когда ты едешь один по трассе на такое расстояние в ночь. А завтра еды тебе с собой наготовлю, да и вещи кое-какие. Сегодня уже не успею ничего.

– Мама, ну хватит. Какие вещи? Думаешь, я не в состоянии собрать сумку?

Мама нахмурилась.

– Хорошо, я поеду завтра. Понял, что без вариантов. – Поцеловал маму в щеку и, встав, помог ей приподняться с кровати. – Спокойной ночи.

– И тебе, родной.

Приняв решение об отъезде, я почти успокоился, даже дышать стало значительно проще. Голова утонула в мягкости подушки, а я провалился в пучину безмятежного сна. Только вот совсем недолгого.

Не было и полуночи, когда заиграла мелодия на телефоне. Либо звонивший абонент был в стельку пьян, чего с ним никогда не случалось… либо… я даже предположить не брался что.

– Вет, ты время видел? – Я протер еще раз глаза, перепроверяя, который сейчас час, по настенным часам.

– Калинин, не беси меня. Последний раз спрашиваю: номер Вики дашь?

– Да ты издеваешься! – взорвался я, потом тут же замолчал, вспомнив о тонких стенах и родителях, спящих в соседней комнате.

– Попытка не пытка, – усмехнулся Самойлов. – Ладно, если по делу. Там, в Кастрюлино, реально что-то перерубили, между собой-то мы запросто…

– И-и-и! – я хотел услышать суть, а не длинные предисловия.

– Праздников мне только что звонил, он сейчас дежурный в ночь, и на заставе никого не было.

– Вет, по делу.

Я поднялся с кровати и начал натягивать штаны, почему-то пришло четкое понимание того, что сегодня я больше не усну.

– На Ворон вчера пришла телеграмма – на перевод в Москву, причем по-хитрому так, Рома, в недельный срок всего. Сам понимаешь, что это связано…

– Да, я понял, Вет, спасибо. Все, мне некогда.

– Приедешь?

– Постараюсь, – невесело усмехнулся и уже хотел нажать на отбой, когда на глаза попалась Викина шапка, оставленная в машине. – Самойлов, если что, Куркова очень хорошо общалась с Праздниковым, он должен быть на нее в инстаграме подписан. Это я динозавр, который не пользуется такой фигней. Ты-то вроде более продвинутый. А строишь из себя какого-то неандертальца, честное слово.

– Понял тебя. Спасибо.

Я скинул вызов и пошел в ванную. Холодный душ почти помог мне прийти в себя. Проснулся-то я, еще когда услышал о переводе.

Чертов Ворон постарался, теперь не оставалось никаких сомнений. Быстро покидал несобранные вещи в сумку, вытащил из холодильника пачку молока и несколько шоколадок из стола и поехал в Кастрюлино, оставив на холодильнике короткую записку: “Прости, мам, но кое-что поменялось, и я уехал. Утром позвоню, как доберусь! P.S. Люблю вас с папой!”