Текст книги "Мифы и загадки нашей истории"

«Тэффи! Одну Тэффи!»

При составлении в 1913 году юбилейного сборника к 300-летию Дома Романовых у царя почтительно осведомились, кого бы из современных писателей он хотел бы видеть помещенных в нем, Николай II решительно ответил: «Тэффи! Только ее. Никого, кроме нее, не надо. Одну Тэффи!» Впрочем, так думал не только царь. В те времена такой ответ дали бы многие. В дореволюционной России она была так популярна, что даже выпускались духи и конфеты под названием «Тэффи». Но в СССР ее мало, кто знал, да и сейчас у нас, пожалуй, тоже ее читают немногие.

Настоящая фамилия популярной писательницы была Лохвицкая, а по мужу – Бучинская. Тэффи – ее литературный псевдоним. В одном из рассказов Надежда Александровна сама объяснила, как она его выбрала. В те времена женщины-авторы обычно подписывались мужскими именами, но она этого делать не захотела. «Нужно, какое-нибудь имя, которое бы принесло счастье. Лучше всего имя какого-нибудь дурака, дураки всегда счастливые». И она вспомнила служившего в ее семье слугу Степана, которого домашние шутливо звали Стеффи. Отбросив первую букву, писательница стала называться «Тэффи». Впрочем, есть и другие версии появления этого псевдонима.

Родилась Тэффи в Петербурге, ее отец был профессором криминалистики, издателем журнала «Судебный вестник». Но с детства девочка увлекалась классической литературой, Пушкиным и Толстым, Гоголем и Достоевским. А вот сама прославилась совсем в другом жанре – в области юмористических рассказов, легких пародий и фельетонов. Писать она начала еще в детстве, но ее литературный дебют в журнале «Север» состоялся почти в 30-летнем возрасте – ее стихотворение отнесли в редакцию ее близкие.

Смех – это радость

Очень скоро ее излюбленным жанром стала остроумная миниатюра, построенная на описании какого-нибудь простого жизненного эпизода. Такие рассказы, а иногда почти фельетоны на злободневные темы, принесли ей в невероятную популярность. В них Тэффи с тонкой иронией изображала жизнь петербургского «полусвета» и простых обывателей, описывала их нравы, а также остро критиковала порядки в начинавшейся разлагаться предреволюционной России. Ее юмор нередко становился сатирой, злой и едкой. В ряде популярных газет ее произведения печатались каждую неделю, а потом стали выходить в виде сборников – за всю жизнь писательницы их вышло около 30.

Сама Тэффи определяла тональность своих произведений афоризмом Спинозы, который предпослала в качестве эпиграфа к первому сборнику своих рассказов: «Ибо смех есть радость, а посему сам по себе – благо». «Я родилась в Петербурге весной, – говорила Тэффи, – а, как известно, наша петербургская весна весьма переменчива: то сияет солнце, то идет дождь. Поэтому у меня, как на фронтоне греческого театра, два лица: смеющееся и плачущее».

Писала она и очерки, пьесы, несколько пьес перевела. Ее творчество быстро эволюционировало, становилось все более зрелым, в некоторых рассказах она достигала уже подлинных высот искусства, повествуя о трагизме человеческого бытия. Подлинная всероссийская известность пришла после выхода в 1910 году ее двухтомника «Юмористических рассказов».

«Пёсье время»

Революцию она не приняла. Уже в июле 1917 года Тэффи объявила, что поскольку Земля вступила в созвездие «Большого Пса», то наступает «пёсье время», и все происходившее назвала «великим триумфальным шествием безграмотных дураков и сознательных преступников». «Каждый карманник, вытянувший кошелек у зазевавшегося прохожего, говорит, что он – ленинец», – иронизировала Тэффи, описывая события в России.

А когда большевики совершили в Петрограде вооруженный переворот и захватили власть, решила покинуть страну. Свое решение она объяснила просто: «Увиденная утром струйка крови у ворот комиссариата, медленно ползущая струйка поперек тротуара перерезывает жизнь навсегда. Перешагнуть через нее нельзя. Идти дальше нельзя. Можно повернуться и бежать».

Однако произошло это бегство как бы случайно. Вместе с другим популярным писателем А. Аверченко Тэффи уехала в 1918 году на гастроли в Киев, после полуторагодичных скитаний по другим городам юга России добралась до Константинополя, а потом очутилась в Париже. Надежда на возвращение не оставляла ее, однако сама потом объяснила, что ее удерживало от того, чтобы вернуться. «Конечно, не смерти я боялась. Я боялась разъяренных харь с направленным прямо мне в лицо фонарем, тупой идиотской злобы. Холода, голода, тьмы, стука прикладов о паркет, криков, плача, выстрелов и чужой смерти».

«Не поднять мне тяжелых ресниц…»

Однако расставание с Родиной далось писательнице нелегко. На корабле «Шилка», на котором она покидала Россию, Тэффи написала пронзительные стихи, более нам известные по знаменитой «Песне о родине» в исполнении Александра Вертинского:

 
К мысу радости, к скалам печалили,
К островам ли сиреневых птиц,
Все равно, где бы ни причалили,
Не поднять мне тяжелых ресниц.
 

«Причалила» она, в конечном счете, в Париже. Хотя уже на палубе парохода вдруг остро почувствовала, что не вернется на родину никогда. Никогда не вернется туда, где остались ее уютная московская квартира, друзья и близкие, обожавшие ее читатели, литературная слава.

Впрочем, в Париже знаменитая писательница не бедствовала, как другие эмигранты. Во французской столице многие годы уже жил ее брат, генерал Н. Лохвицкий, командующий экспедиционным корпусом во Франции во время Первой мировой войны. Поэтому ее жизнь в эмиграции с экономической точки зрения сложилась поначалу вполне благополучно, она не голодала и не была вынуждена мыть тарелки в ресторанах. Но что-то с ней произошло, переломилось. Тэффи продолжала писать, ее охотно печатали эмигрантские издания, но что-то неуловимое в ней ушло, умерло – «не поднять мне тяжелых ресниц…»

«А я все чего-то живу…»

Вторую мировую войну и гитлеровскую оккупацию Тэффи пережила, не покидая Парижа из-за болезни. Она голодала, но отказывалась сотрудничать в коллаборационистских изданиях, куда ее усиленно зазывали. Только иногда соглашалась выступать с чтением своих рассказов перед старыми эмигрантами, не уставая повторять: «Все мои сверстники умирают, а я все чего-то живу…».

Последние годы своей жизни писательница была занята мемуарными очерками, создавала литературные портреты известных людей, с которыми ей довелось встречаться, в том числе Керенского, Ленина, Коллонтай, Бальмонта, Бунина, Куприна, Репина и других. Многие поклонники ее творчества считали, что эти портреты были, пожалуй, самыми лучшими страницами в ее разнообразном творчестве. Скончалась Тэффи 30 сентября 1952 года в возрасте 80 лет и была похоронена на кладбище Сен-Женьев-де-Буа в Париже.

Ложь о «неграмотной России»

Одним из самых распространенных мифов времен СССР, были утверждения о том, будто при царях практически чуть ли все население России было неграмотным, а «широкие народные массы» якобы вообще смогли получить доступ к знаниям только при советской власти. На самом деле все было совершенно не так.

В советские времена среди анекдотов, которые рассказывали на кухнях, был и такой: «есть ложь, есть большая ложь, а еще есть статистика…» Разумеется, имелась в виду статистика сталинских времен. Мол, как утверждал Агитпроп, население царской России на 79 процентов было неграмотным, а царь-де будто бы совершенно не заботился об образовании. Однако опубликованные после краха СССР статистические данные дореволюционных лет это решительно опровергают.

Бурный рост грамотности

Так, в 1913 году в России 73 проц призывников (а это, в основном, дети крестьян) были грамотными, а в 1916 году их было уже 80 проц. При Николае 11 грамотность населения империи росла бурными темпами – на 2 проц в год, и к 1926 году можно было ожидать поголовной грамотности всего населения России. В его царствование кредиты Министерству народного образования возросли с 25,2 млн до 161,2 млн. В начале 1913 года общий бюджет народного просвещения России достиг колоссальной для того времени суммы – 1,2 млрд рублей золотом! Первоначальное обучение было бесплатным с самого начала правления Николая, а с 1908 г оно сделалось обязательным. С этого года ежегодно по всей стране открывалось около 10 000 школ. В 1913 г. их число превысило 130 тыс. А в каких условиях учились тогда гимназисты? Посмотрите на сохранившиеся в нашем городе великолепные здания царских гимназий!

В результате по переписи населения, произведенной Временным правительством в 1917 году, 75 проц мужского населения европейской части России было уже грамотным.

Первые в Европе

Большие успехи имелись и в области высшего образования. По количеству женщин, обучавшихся в высших учебных заведениях, накануне Первой мировой войны Россия занимала первое место в Европе. В то время в нашей стране было более ста вузов со 150 тыс студентов, в то время как в «передовой» Франции их имелось всего не более 40 тыс.

Обучение в России было недорогим. Например, на престижных юридических факультетах оно стоило в 20 раз меньше, чем в США или в Англии. А неимущие студенты вообще освобождались от платы, да еще получали стипендии.

Вузы были открыты для самых разных слоев населения. Так, в 1914 году в университетах 40 проц студентов были выходцами из низших слоев (разночинцев, рабочих и крестьян), а в среднетехнических учебных заведениях их численность достигала 80 проц. Однако эти неприятные для захвативших власть большевиков данные многие годы тщательно скрывались.

Пушкин для крестьян

Грамотность была широко распространена в русской деревне еще в более ранние времена. Так, по переписи 1785 года в одиннадцати волостях Архангельской округи 17,1 проц дворов имели грамотного мужчину, в Холмогорской округе – 18,6 проц. И не случайно, что именно из тех краев пришел потом в столицу Михайло Ломоносов, став великим ученым. А читали крестьяне в русской деревне, конечно, не детективы, а в основном, книги (58,8 проц) духовно-нравственного содержания. В том числе сочинения Пушкина, Карамзина, рассказы Толстого, романы Майн-Рида и т. п. «Сказки Пушкина знают даже безграмотные старухи», – подчеркивал корреспондент того времени. Но крестьяне не только писали, но и даже сами сочиняли! Так, в 1891 году в Иркутской губернии из 165 корреспондентов Русского географического общества 33 были крестьянами.

Последствия разгрома

Что же произошло после захвата власти большевиками, катастрофы развязанной ими Гражданской войны и свирепого «красного террора», когда безжалостно уничтожали в первую очередь образованных людей? В 1927 году на съезде партии жена Ленина Крупская жаловалась, что за десять лет советской власти грамотность в стране значительно убавилась. Грамотность, например, советских призывников того года значительно уступала грамотности призыва года 1917-го.

Настоящая катастрофа произошла в России в области высшего образования. Сотни тысяч образованных людей погибли, или были вынуждены бежать из страны, спасаясь от тюрем и расстрелов. Виднейших ученых выслали по приказу Ленина в 1922 году на так называемом «философском пароходе» (об этом наша газета уже писала). В результате к 1927 году численность ИТР (инженерно-технических работников) в СССР оказалась в три раза ниже, чем в 1917 году. Гениальные русские ученые и изобретатели, выброшенные за границу, отдавали свои знание другим странам: Сикорский строил вертолеты в США, Ипатьев изобретал высокооктановый бензин для английских и американских самолетов, Юркевич сооружал невиданные еще в мире суперлайнеры во Франции и т. д. А массовую неграмотность в СССР большевики смогли окончательно побороть только после Великой Отечественной войны.

Оболганный генерал

Алексей Николаевич Куропаткин в историю вошел, как бездарный и вялый военачальник, виновник поражения России в русско-японской войне. На деле же Куропаткин был храбрым и умелым полководцем, но оказался, к несчастью, «козлом отпущения», а мир с Японией был подписан, когда она уже истощила все силы и Россия была готова победить.

Военное образование будущий генерал получил в Петербурге, где с блеском окончил Павловское военное училище, а потом Академию Генерального штаба. Был поощрен поездкой за границу. Из Франции был направлен во французский экспедиционный корпус в Алжир, где за отвагу был удостоен Кавалерского креста ордена Почетного легиона. После возвращения попросился в Туркестан, воевал против турок вместе с прославленным генералом Скобелевым. Видевший его тогда художник Верещагин писал, что Куропаткин «был замечательным храбрецом, и лошадей под ним убивало, и зарядные ящики у него перед носом взрывало, и самого его много раз ранило».

Отважный офицер быстро рост в должностях, получил много наград, в том числе «Золотую саблю за храбрость», сделал блестящую военную карьеру. В 1890 году он стал начальником Закаспийской области и командующим войсками, а в 1898 – уже военным министром. Его девизом были слова «Слава и польза России!»

Роковая война

Когда Япония напала на Россию, то у царя не было лучшего выбора, как назначить главнокомандующим русскими войсками отважного Куропаткина. Однако война шла неудачно, русский флот и сухопутные армии терпели поражения, а после разгрома под Мукденом Куропаткин был отстранен от должности. На него, в конечном итоге, и списали неудачи, обвинив в «слабости и нерешительности», а в советские времена волна разгромной критики еще усилилась.

Однако сегодня многие историки иначе оценивают и ход войны, и роль самого Куропаткина. К концу конфликта Япония, потери которой были больше, чем у России, оказалась на грани истощения своих сил, а мощь русской армии на Дальнем Востоке быстро возрастала. Если бы война продолжилась, Япония неизбежно потерпела бы разгром. Как образно отмечают историки, произошло то, как если бы Сталин запросил мира у Гитлера накануне битвы под Сталинградом.

Но западным державам была не нужна победа России. Особенно Англии, которая помогла накануне конфликта Японии перевооружиться, строила для нее современные боевые корабли, поставляла другое оружие. Были спровоцированы волнения и забастовки в тылу. Боевики убивали градоначальников, фабрикантов, офицеров, даже городовых. В Россию направлялся полный оружия для революционеров пароход «Джон Графтон», который сел на мель возле берегов Финляндии. Выяснилось, что оружие было закуплено японскими агентами, а содействие им оказывали англичане. Зарубежными разведками было инспирировано восстание на броненосце «Потемкин». При таком «пожаре» в тылу, России пришлось срочно заключать мир. Хотя потом стало ясно, что ставка на изматывание противника была правильной, хотя позднее это и прозвали «нерешительностью». Но ведь также в «нерешительности» обвиняли и Кутузова, который в итоге одержал верх над французами.

«Родину не покину…»

После войны Куропаткин проживал в Петербурге на Таврической улице. Был членом Государственного совета. Как только началась Первая мировая война, попросился на фронт, несмотря на то, что ему было уже 67 лет. Был назначен командовать Гренадерским корпусом, а потом получил армию Северного фронта, позднее командовал армиями Туркестанского военного округа. Февральская революция застала Куропаткина в Петрограде, а потом он вернулся в родное имение в Шешурино Псковской области. Там он знал всех крестьян по именам. На его личные средства еще раньше были построены больница, почта, сельскохозяйственная школа, амбулатория. К нему приехал чиновник французского посольства и предложил, как кавалеру ордена Почетного легиона, выехать во Францию. Однако генерал ответил: «Людовику 16 французский народ снял голову, и если я заслужил того же, пусть мой народ поступит так со мною. Но родину не покину…»

Когда в 1918 году в связи с убийством Урицкого и покушением на Ленина начались массовые расстрелы заложников, ЧК арестовало и отставного генерала. Однако вскоре его не только освободили, но и выдали охранную грамоту и револьвер «Наган» для самообороны, «как корреспонденту Академии наук».

Остаток жизни полководец посвятил научным работам, в том числе в области географии. В возрасте 70 лет убирал и косил сено, пилил дрова, создал опытно-полевое хозяйство. Умер в январе 1925 года в Шешурино. Народу на похороны собралось много. Гроб его односельчане несли до кладбища на руках около километра.

Кому было выгодно 9 января

Более ста лет прошло уже после события, которое произошло в Петербурге 9 января 1905 года и стало прологом к катастрофе года 1917-го. Речь идет о т. н. «Кровавом воскресенье», когда войска расстреляли мирную демонстрацию рабочих. В советские времена его однозначно именовали «преступлением самодержавия», а самого царя – «Николаем-кровавым». Однако теперь уже хорошо известно, что царь не отдавал приказа стрелять в демонстрацию, его вообще в тот день не было в Петербурге. Так по чьей же инициативе произошла бойня? Кому стало выгодным «Кровавое воскресенье»?

При расследовании любого преступления, первый вопрос, на который должно ответить следствие: кому это выгодно? Что касается событий 9 января, то ясно, что властям эта бойня была совершенно не нужна. Историки уже давно доказали, что царь, и никто из высшего руководства не давали приказа стрелять в народ, и такие меры вообще не планировались. Николай II даже не знал о проведении демонстрации. Вечером 8 января к нему приехал князь Святополк-Мирский, занимавший должность министра внутренних дел, доложил о начавшихся в столице забастовках, но просил царя не вводить военного положения, уверяя, что все меры приняты и рабочие ведут себя спокойно. Когда же на следующий день Николай узнал о том, что произошло, то пришел в ужас. В своем дневнике он записал: «Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!».

Что же произошло?

В советские времена в школьных учебниках помещали такую картинку с изображением «Кровавого воскресенья»: у Дворцовой площади – толпа с хоругвями, а напротив – стреляющие войска. Но все было не так. До центра города толпа не дошла, все подступы были перекрыты войсками. Мало того, поначалу шествие сопровождала полиция. Полицейские, сняв шапки, сами шли впереди колонн. Однако, дойдя до шеренги солдат, активисты-провокаторы стали в ультимативной форме требовать пропустить их к Зимнему, чтобы увидеть царя (хотя Николая там не было).

У царского правительства не имелось ни нынешнего ОМОНа, ни других спецчастей, предназначенных для разгона толпы. Жандармов тогда во всей России было всего 10 тысяч (во Франции, например, их в те времена насчитывалось 36 тысяч). Это свидетельствует о лживости коммунистического мифа о царской России, как о «тюрьме народов».

Однако почему же войска стали стрелять? Во-первых, потому что им был отдан приказ, ни в коем случае не пропускать толпу к центру. Приказ открыть огонь, вероятно, отдал кто-то из рядовых офицеров, который растерялся и не знал, как сдержать бурно напирающую толпу. Есть также сведения, что в солдат первыми начали стрелять затесавшиеся в ряды рабочих террористы-провокаторы, а войска попросту открыли ответный огонь. Однако все это не снимает ответственности с полицейских и военных властей, которые скрыли от царя правду о положении в столице, приказали раздать солдатам боевые патроны и отдали категорический приказ не пропускать толпу в центр города, что и привело к трагедии.

Кто стоял за кулисами

Но кто подстрекал рабочих на шествие и забастовки? Ведь Россия тогда вела войну с Японией, а начал забастовку Путиловский завод, исполнявший военные заказы. В любой воюющей стране забастовки на таких предприятиях строжайше запрещены. И тут выходит на первый план загадочная личность попа Гапона, который и был главным организатором шествия. Впоследствии выяснилось, что Гапон был не только тайным сотрудником полиции, но и членом партии эсеров. Именно эсеры и подстрекали его организовать провокационное шествие под видом «крестного хода», рассчитывая, что оно обернется беспорядками и кровопролитием. Петиция к царю, которую составили его организаторы, содержала требования о созыве Учредительного собрания, отделения церкви от государства и… прекращения войны с Японией!

И вот тут начинается самое интересное. Требования бастующих были сначала чисто экономическими. Каким же образом вдруг в петицию попало упоминание о войне? Кстати, не Россия ее начинала, а это Япония вероломно напала на русский флот. К этому времени ситуация складывалась так, что японцы уже исчерпали все свои силы и война должна была неизбежно закончиться победой России. Такой исход явно не устраивал либералов и социалистов, которые понимали, что успех русских войск укрепит царский режим и похоронит их мечту о свержении монархии.

Не устраивал он, конечно, и японцев. Их разведка уже давно активно работала в России, всеми путями стараясь дестабилизировать правящий режим. По данным российской контрразведки, на эти цели Токио тратило до 10 млн. иен в год, что по современному курсу равняется 500 млн. долларов. Военный атташе Японии в Петербурге полковник Акаши заверял русских революционеров: «Мы готовы помогать вам материально в приобретении оружия, но самое главное, чтобы движению не давать остывать и вносить, таким образом, в русское общество, элементы постоянного возбуждения и протеста против правительства». Но самое любопытное, что эти деньги не были японскими. Они были из тех щедрых займов, которые дали Японии на войну с Россией банкиры Англии и США, давно стремившиеся ослабить быстро растущую экономическую мощь Российской империи.