Текст книги "Знак"

12. Кайра

Вечером, стерев синюю краску с кожи и волос, я отправилась в провизорскую. Мы с Акосом условились сварить еще немного обезболивающего снадобья. Я не стала спрашивать, что он думает об истории, поведанной Сказителем, из которой следовало, что в неприязни между нашими народами повинны не шотеты, а тувенцы.

Акос помалкивал. Когда лекарство было готово, я забрала флакон и ушла к себе. Присела на кровать, выпила отвар. Это было последнее, что я запомнила в тот вечер.

Очнулась лежащей прямо поверх покрывала. Рядом валялся пузырек, остатки жидкости пролились, испачкав пурпурным ковер. За окном занималась заря, бледный свет сочился сквозь занавеси.

– Акос! – позвала я, попыталась встать и застонала.

Все мои мышцы задеревенели.

Похоже, отвар получился слишком сильным и вырубил меня мгновенно. Потерла ладонью лоб. Я помогала Акосу с зельем, может, я что-то напутала? Доковыляла до провизорской, постучала.

Нет, вряд ли дело в моей ошибке. Я занималась только стеблями сендеса. Остальное делал Акос.

Он специально меня опоил.

Из комнаты не отвечали. Толкнув дверь, я ввалилась в помещение. Провизорская оказалась пуста, все ящики выдвинуты, ни одежды, ни кинжала. Не зря его идея пойти на праздник вызвала у меня подозрения. Увязывая волосы в хвост, я вернулась к себе, надела ботинки, не потрудившись их зашнуровать.

Он меня опоил.

Метнувшись к стене, внимательно осмотрела потайную дверь, через которую мы накануне покидали дом. Створка чуть-чуть приоткрыта. Я скрипнула зубами. Акос нарочно подбил меня выбраться за пределы поместья. И он наверняка запомнил код. А я, ко всему прочему, еще и вооружила его, подарив кинжал. Не говоря уже о том, что доверила приготовить лекарство, и теперь расплачиваюсь.

«По-моему, ты заблуждаешься относительно меня», – заявил он вчера.

«Когда речь идет о выживании, для чести нет места», – сказала ему я еще раньше – на тренировке.

Я бросилась в коридор. Ко мне сразу же поспешил стражник. Я привалилась к двери. Что сейчас произойдет?

Я не могла понять, надеюсь ли на то, что Акос сбежал, или на то, что его схватили.

Стражник робко замер поодаль и склонил голову. Совсем еще мальчишка, невысокий, с детским лицом, но с хорошим клинком в руках. Один из тех, кто завороженно таращится на темные жилы Тока под моей кожей.

– Что тут у вас? – требовательно спросила я сквозь зубы.

Боль нарастала с каждой секундой – прямо как после достопамятных издевательств над Узулом Зетсивисом.

– Господин стюард Вас Кузар просил передать госпоже, что нынешней ночью задержали ее слугу, пытавшегося бежать вместе со своим братом, – затараторил стражник. – В данный момент он находится под арестом, ожидая наказания. Вас Кузар просит госпожу прибыть на закрытое судебное заседание, которое состоится в Оружейном зале через два часа.

С братом, значит. Выходит, Акосу удалось его вытащить. Я припомнила вопли Айджи в тот день, когда он появился в нашем доме, и содрогнулась.

На «закрытое судебное заседание» я пришла с оружием и в броне. Ризек не стал раздвигать шторы, и полумрак зала разгонял только мерцающий свет фензу под потолком.

Мой брат стоял на помосте, заложив руки за спину, и разглядывал клинки, висящие на стене. Больше в Оружейной пока никого не было.

– А вот и мамин любимый, – произнес Ризек, услышав, как хлопнула за мной дверь, и коснулся ток-жезла, наискось укрепленного на стене.

Длинный, почти в мой рост, тонкий шест с лезвиями на обоих концах. В каждом лезвии имелся токопроводящий сердечник: стоило взять жезл в руку, и в нем просыпался ток, облекая оружие в темные тени.

– Изящная вещица, – продолжил, не оборачиваясь, Ризек. – Скорее для красоты, нежели для боя. Ты знала, что нашу мать сложно было назвать хорошим воином? Мне отец говорил. Зато у нее оказалось развито стратегическое мышление. Она отыскала способ избегать физического контакта с противником. И она умело скрывала свои недостатки.

Ризек повернулся ко мне:

– Думаю, в каком-то смысле ты на нее похожа, сестричка. Ты, конечно, отличный боец, но… – Ризек постучал пальцем по своей голове, – это, скажем так, не самое сильное твое место.

Паутина под моей кожей задвигалась быстрее, выдавая гнев. Однако я промолчала.

– Ведь ты дала Керезету оружие, да? Ты показала ему проходы? – Ризек усмехнулся. – И проспала его побег?

– Он меня опоил, – огрызнулась я.

– Неужели? И каким образом? – с ухмылкой воскликнул брат. – Повалил на пол и силой влил отвар тебе в рот? Нет. Спорю на что угодно, ты его выпила добровольно. Доверчиво высосала зелье, приготовленное врагом.

– Ризек… – начала я, но он меня перебил.

– Твоя выходка чуть не стоила нам оракула! – рявкнул он. – А почему? Потому что ты – дура, мигом теряющая голову, едва поблизости появляется очередное обезболивающее.

Я не спорила. Ризек обшаривал галактику в поисках провидца. И сегодня мог из-за меня его потерять. Наверное, брат прав. Те крупицы доверия и симпатии, которые я испытывала к Акосу, возникли именно потому, что он предложил мне избавление от страданий. Я была так благодарна ему за освобождение от боли и от вынужденного домашнего ареста, что мое сердце смягчилось.

Я сглупила.

– Ты не можешь винить его за то, что он пытался спасти своего брата и бежать отсюда, – дрогнувшим голосом пролепетала я.

– Ты вообще ничего не соображаешь? – насмешливо сказал Ризек. – Враги всегда будут стремиться нас уничтожить, Кайра. Но это не значит, что мы должны закрывать глаза на их проступки, – он кивнул на противоположную стену. – Стой там и помалкивай. Я позвал тебя не просто так, сестричка. Скоро ты сама убедишься в том, что бывает, если не можешь удержать слуг в повиновении.

Меня бросило в жар. Руки выглядели так, будто я солнечным днем стояла в беседке, увитой лозами: кожа была расчерчена вязью узоров. Доковыляв до стены, я встала, обняв себя обеими руками.

Ризек приказал ввести арестованных.

Тяжелые двери в другом конце комнаты распахнулись. Вошел затянутый в броню Вас, прямой как палка. За ним, окруженный солдатами, тащился Акос Керезет. Его лицо покрывала запекшаяся кровь из рассеченной брови. Губы также были разбиты, физиономия опухла. Но, хотя избили его сильно, держался он неплохо.

За ним ковылял Айджа, тоже избитый и покрытый кровью, но он показался мне… Что ж, пожалуй, назвать его потерянным было бы чересчур смело. Подбородок и щеки Айджи заросли клочковатой бородой. Худющий, он выглядел бледной тенью того юноши, за которым я тайно наблюдала два сезона назад.

До меня доносилось натужное, с присвистом дыхание Акоса. Но, увидев моего брата, он гордо выпрямился.

– Ну и видок у тебя, – произнес Ризек, неторопливо спускаясь с помоста. – Докуда он успел добежать, Вас? До ограды?

– Куда ему! Взяли еще в кухне, едва они показались из прохода.

– Давай-ка, Керезет, я тебе объясню, в чем твой просчет, – продолжил Ризек. – Моя матушка питала слабость к нашему старомодному особняку, но после ее смерти я оборудовал дом новейшими охранными системами. Включая датчики движения вокруг некоторых помещений, вроде комнаты твоего любезного братца.

– Зачем тебе Айджа? – процедил Акос. – У него хоть остался токодар? Или ты и его окончательно выбил?

Ленивым, небрежным движением Вас отвесил Акосу пощечину. Тот повалился на пол, схватившись за скулу.

– Акос, – едва слышно прошептал Айджа, – не надо.

– Почему бы тебе все ему не рассказать, Айджа? – спросил Ризек. – Можешь начать с того, что у тебя уже развился токодар.

Акос посмотрел на брата, не отнимая руки от лица. Айджа зажмурился, после открыл глаза и кивнул.

– Оракул восходящий, – вымолвил Акос на шотетском.

Я не знала точного смысла его слов: кроме того, мы этот термин не использовали. Однако тувенцы по-разному называли трех своих оракулов: нисходящим – того, чья активность близится к концу; восседающим – того, который проповедует в храме; и восходящим – того, кто только начинает входить в силу.

– Ты не ошибся, утверждая, что мне не удастся заставить Айджу использовать свой дар мне во благо, – произнес Ризек. – Поэтому сейчас я намереваюсь забрать его себе.

– Забрать? – воскликнул Акос, вслух повторив мою мысль.

Ризек подошел к нему и присел на корточки.

– Тебе известно, в чем заключается мой собственный дар? – негромко спросил Ризек.

Акос промолчал.

– Кайра, дорогая, расскажи ему, – обратился ко мне Ризек. – Ты ведь имела возможность близко познакомиться с моим даром.

Акос приподнялся на локте и взглянул на меня. Из его глаз текли слезы, смешиваясь с кровью.

– Мой брат может обмениваться воспоминаниями, – глухо пробормотала я, чувствуя нарастающую в груди пустоту. – Он забирает твои, а взамен отдает свои.

Акос продолжал молчать.

– Наш дар определяется особенностями нашей личности, – пустился в объяснения Ризек. – Которые, в свою очередь, во многом зависят от пережитого. Забери у человека его воспоминания и получишь то, что его сформировало. В том числе и его дар. А в итоге… – Ризек провел пальцами по щеке Акоса и растер его запекшуюся кровь с видом исследователя. – В итоге я смогу провидеть будущее, не полагаясь на кого бы то ни было…

Акос отшатнулся, а в следующую секунду бросился на Ризека. Он двигался так быстро, что солдаты не успели его остановить. Оскалившись, как дикий зверь, Акос зажал левой рукой горло Ризека, а правой – блокировал его руку.

Спустя миг над ним навис Вас. Схватив Акоса за воротник рубахи, Вас несколько раз саданул кулаком по ребрам. Вскоре Акос лежал на спине, а каблук Васа упирался в его шею.

– Один из моих солдат уже наступал тебе на горло, – заявил стюард. – После чего я убил твоего отца. Прием, похоже, эффективен. Не шевелись, иначе я раздавлю тебе трахею.

Акос поморщился, но дергаться перестал. Ризек, потирая горло, поднялся на ноги, отряхнул штаны от пыли и поправил ремешки брони. Затем приблизился к Айдже. Солдаты крепко держали парня, как будто в этом была хоть малейшая необходимость. Айджа выглядел заторможенным, и я засомневалась, не спит ли он на ходу.

Ризек поднял руки и возложил их на голову Айджи. Взгляд моего брата был сосредоточенным и изголодавшимся. Изголодавшимся по избавлению. Сначала ничего не происходило. Ризек не шевелился: стоял в той же позе и смотрел на оракула в упор.

Когда я впервые наблюдала, как Ризек использует свой токодар, я была еще ребенком и ничего не понимала. Однако я запомнила, что Ризеку понадобилось лишь крохотное мгновенье. Воспоминания приходили и уходили словно вспышки, не занимая того времени, сколько бы его потребовалось на реальное событие. Даже странно, что нечто столь важное и значимое для человека может исчезнуть в мгновение ока.

Я затаила дыхание. Сделать я уже ничего не могла.

Когда мой брат отпустил Айджу, он выглядел сбитым с толку. Он отступил на шаг и в растерянности огляделся по сторонам. Ризек двигался так, точно не привык к собственному телу. Интересно, предполагал ли он, во что ему обойдется обмен воспоминаниями, или считал, что его личность достаточно сильна, чтобы избежать последствий?

Айджа тоже разглядывал обстановку Оружейной. И складывалось впечатление, что он ее узнает. Уж не почудилось ли мне в его зрачках нечто знакомое, когда он смотрел на ступени, ведущие на помост?

Ризек кивком приказал Васу убрать ногу с шеи Акоса. Стюард повиновался. Лежащий Акос следил за Ризеком. Тот присел рядом.

– Ты краснеешь столь же легко, как в детстве? – мягко спросил он Акоса. – Или наконец перерос?

Акос скривился.

– Ты никогда не оскорбишь меня глупой попыткой сбежать, – добавил Ризек. – А в наказание за твою неудачную попытку, я буду кусок за куском забирать память твоего брата, пока он не перестанет быть тем, кого ты хочешь спасти.

Акос прижался лбом к полу и отвернулся.

И неудивительно. Айджи Керезета, считай, больше не было.

13. Кайра

Я не приняла снадобье. Позволить Акосу приготовить отвар я не решилась, а в своем собственном умении уверена не была.

Вернувшись в комнату, я нашла подаренный Акосу кинжал. Он лежал на подушке. Наверное, Ризек оставил мне нож в качестве напоминания.

Акоса я заперла в его комнате.

После того случая в Оружейной мы с Акосом перестали разговаривать.

Праздник Побывки шел своим чередом, и я была вынуждена находиться рядом с братом, безмолвная, покрытая тенями. Акос тоже находился поблизости, его прикосновения были холодны и безразличны, а взгляд – отсутствующим. Каждый раз, чувствуя его руку, я вздрагивала: доверие исчезло.

Большую часть дня я проводила в амфитеатре, сидя бок о бок с братом. Публичные бои – наша давняя традиция. Раньше это были своего рода спортивные мероприятия, но шотеты, которые принимали в них участие, оттачивали и свои воинские навыки. В те времена мы считались слабаками, презираемыми обитателями галактики. Теперь, в период семидневного Праздника Побывки, бои стали законным способом бросить вызов любому человеку и драться – пока противник не сдастся или не погибнет.

Однако вызывать на поединок того, чей социальный статус выше, нельзя. Статус определялся Ризеком или его доверенным лицом. В результате люди, желая спровоцировать высокопоставленных врагов, нападали на их друзей или близких – тем просто приходилось принимать вызов.

Постепенно бои становились все беспощаднее и кровавее.

Мои сны наполнились смертью, и смертью же полнилась моя явь.

Следующий день, после того как мне исполнилось шестнадцать, был кануном отправки корабля на Побывку.

Ризек начал замещать воспоминания Айджи Керезета своими меньше недели назад, и тогда же Акос получил броню, заработанную им в армейском лагере.

Я закончила пробежку в спортзале и теперь ходила из угла в угол по комнате, успокаивая дыхание. По шее струился пот. В дверном проеме возник Вас, постучал ногтем о косяк, привлекая мое внимание. В руках он держал отполированную броню.

– Где Керезет? – спросил стюард.

Я провела его до комнаты Акоса, отперла замок. Акос сидел на кровати и, судя по мутному взгляду, опять накачался тихоцветами. Он прятал их в карманах и жрал сырыми, лепесток за лепестком.

Вас бросил Акосу броню. Тот поймал обеими руками и, держа так, словно она могла разбиться, осторожно погладил темно-синие пластины.

– Мне сказали, ты заработал доспехи во время учений в лагере Вакреза, – сообщил Вас.

– Как мой брат? – сипло спросил Акос.

– Отлично. Его можно не запирать. Он торчит в своей комнате добровольно.

– Ложь. Этого не может быть.

– Уйди, Вас, – велела я.

Я нутром почуяла нарастающее напряжение и не хотела узнавать, во что оно выльется. Вас с любопытством покосился на меня, поклонился и убрался восвояси.

Акос поднес броню к свету. Ее сделали специально для Акоса, и она могла послужить парню в течение многих лет. В ней были продуманы мельчайшие детали, начиная от ремешков-фиксаторов и гибкой кирасы и заканчивая дополнительной накладкой на животе (правда, Акос всегда забывал про нее, когда мы тренировались). На правом плече имелись ножны, чтобы можно было извлечь оружие левой рукой.

Большая честь носить броню, особенно в столь юном возрасте.

– Ладно, сейчас я тебя запру, – пробормотала я.

– Есть ли способ исправить то, что делает Ризек? – невпопад спросил Акос.

Казалось, ему не хватает сил даже на то, чтобы встать. Я помедлила, прежде чем решила ответить.

– Нет. Разве что попросишь Ризека вернуть обратно все воспоминания, и он окажет тебе любезность, вняв твоей просьбе.

Акос поднялся, надел броню через голову, попытался затянуть первый ремешок на груди, поморщился и помотал рукой в воздухе. Я знала, что жесткие ремешки сделаны из того же материала, что и броня, поэтому справиться с ними было совсем непросто.

Я взялась за ремешок и, подтянув Акоса поближе к себе, принялась застегивать броню. Мои пальцы привыкли к такой работе и огрубели.

– Я не хотел тебя в это втягивать, – тихо сказал Акос.

– Оставь свой фальшивый тон. Ты мной манипулировал. Чего-то такого я и ждала.

Покончив с фиксаторами, я отступила на шаг.

Ничего себе! – подумала я и посмотрела на Акоса – высокого, сильного и облаченного в доспехи. Броня еще сохраняла темно-синий цвет кожи зверя. Акос выглядел настоящим шотетским солдатом, мужчиной, которого я могла бы возжелать, если бы мы смогли найти способ доверять друг другу.

– Хорошо, – невыразительным голосом произнес Акос. – Я намеревался тебя использовать. Но не предполагал, что от этого мне будет настолько паршиво.

Я оторопела и чуть не поперхнулась. Но решила не обращать внимания.

– И теперь ты желаешь, чтобы я сняла камень с твоей души?

Прежде чем Акос открыл рот, чтобы ответить, я выскочила из комнаты и заперла за собой дверь.

Перед нами расстилались пыльные улицы Воа. За металлической оградой бурлила огромная, вопящая толпа. На крыльцо особняка вышел Ризек, приветственно взмахнул своей бледной рукой. Люди нестройно взревели.

Праздник Побывки завершался. Сегодня все совершеннолетние шотеты поднимутся на корабль, чтобы на время покинуть планету.

За Ризеком показался Вас, а за Васом – Айджа в чистой белой рубахе. Сегодня он выглядел более вменяемым, чем обычно. Спина прямая, шаг слишком широкий, как будто присущий более рослому человеку. Рот Айджи слегка кривился. Оракул из-за спины Ризека оглядел улицу за воротами поместья Ноавеков.

– Айджа! – ломким голосом произнес Акос.

На лице Айджи мелькнула тень узнавания, словно он заметил кого-то смутно знакомого.

Я повернулась к Акосу.

– Не здесь и не сейчас, ясно? – резко одернула я его, держа за броню.

Нельзя допускать, чтобы он потерял самообладание перед толпой шотетов. Потом я осторожно отпустила Акоса, следя, как двигается вверх-вниз его кадык. Под ухом у Акоса обнаружилась родинка, которую я прежде не замечала.

Не сводя взгляда с Айджи, он кивнул.

Ризек начал спускаться по ступеням, мы двинулись за ним.

В небе парил корабль, накрывший Воа своей гигантской тенью.

Наш город был создан именно благодаря Побывкам: вся эта мешанина древних каменных кладок, укрепленных глиной, и новых технологий, заимствованных у иных народов галактики. Невысокие здания со стеклянными шпилями, казалось, еще сохранили свет далеких звезд, а немощеные дороги отражались в блестящих корпусах поплавков, которые пролетали над крышами домов.

В толпе, конечно же, затесались вездесущие торговцы с своими тележками. Они продавали токопроводящие талисманы и экраны-импланты, которые вживлялись в кожу.

Утром, в промежутках между волнами боли, я подвела синей краской свои темные глаза, после чего нанесла на веки синие тени и заплела волосы в толстую косу. Надела добытую когда-то на Рубеже броню и наручи.

Я посмотрела на Акоса. Он, разумеется, тоже был в броне, в новых черных ботинках и серой рубахе с длинными рукавами, туго застегнутыми на запястьях. Выглядел Акос испуганным. Пока мы шли к воротам, он признался, что никогда не покидал нашей планеты. Ко всему прочему, прямо перед нами вышагивал разительно изменившийся Айджа.

В общем, Акосу было чего страшиться.

Мы вышли за ворота. Я кивнула Акосу, и он выпустил мою руку. Начиналась моя одиннадцатая процессия, и мне хотелось взойти на борт корабля без чьей-либо помощи.

Все было как в тумане. Крики, аплодисменты, цепкие пальцы Ризека, сжимающие протянутые ему ладони. Его смех, мое дыхание, дрожащие пальцы Акоса. Запахи готовящейся на лотках уличной еды, пыль в золотистом воздухе.

Наконец я очутилась внутри поплавка, где нас ждали Айджа с Васом. Айджа затягивал ремни безопасности с таким видом, словно проделывал это сотни раз. Я повела Акоса к креслам в конце салона, намереваясь держать его подальше от брата.

Толпа взревела: Ризек, остановившись у люка, помахал рукой.

Как только люк задраили, Айджа внезапно обвис в своих ремнях, его глаза расширились и лишились всякого выражения.

Ризек, затягивавший ремни, вновь расстегнул их и наклонился к лицу оракула.

– Что там? – спросил он.

– Вижу беду, – глухо ответил Айджа. – Акт неповиновения. Публичный.

– Предотвратимо?

Складывалось впечатление, что подобные беседы – привычное дело для них обоих.

Наверное, так оно и было.

– Да, но пусть все идет своим чередом, – Айджа очнулся и пристально посмотрел на Ризека. – Это можно использовать в твоих интересах. У меня есть план.

– Рассказывай, – прищурился Ризек.

– Расскажу, но наедине, – Айджа кивнул туда, где сидели мы с Акосом.

– Одни неудобства от твоего братца, верно? – Ризек поцокал языком.

Айджа не стал возражать. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Поплавок взлетел.

Погрузочный док корабля был одним из самых любимых моих мест: этакий просторный металлический лабиринт. Нам открылся флот транспортных суденышек, готовых доставить пассажиров на поверхность любой планеты. Механики отполировали их корпуса до блеска, но когда корабли вернутся, они будут покрыты звездной пылью, копотью и заляпаны незнамо чем – в общем, на них останутся отметины самой галактики.

Кстати, грузовые судна – не круглые и плоские, как пассажирские поплавки, но и не угловатые и неуклюжие, как сам побывочный корабль. Они – гладкие и юркие, как морские птицы, которые ныряют за рыбой, сложив крылья. Разноцветные, собранные из различных металлов, и довольно вместительные, рассчитанные на полдюжины – или даже больше – пассажиров.

Едва мы пристали, к нам поспешило множество механиков в темно-синих комбинезонах. Первым вышел Ризек: лихо спрыгнул на палубу, не дожидаясь трапа. Акос поднялся, его кулаки были сжаты с такой силой, что костяшки побелели.

– Ты еще здесь? – тихо спросил он у Айджи.

Тот вздохнул и провел одним ногтем под другим. Я уставилась на Айджу. Ризек помешан на чистоте: мой брат скорее оторвет себе ногтевую пластину, чем оставит под ней грязь. Был ли такой жест свойствен самому Айдже или это признак его трансформации в Ризека?

Что еще успел закачать мой братец в Айджу Керезета?

– Не понимаю, о чем ты, – еле слышно произнес Айджа.

– Еще как понимаешь, – Акос беззлобно ткнул кулаком в грудь Айджи, прижал брата к металлическому борту и склонился поближе. – Ты помнишь меня? Сизи? Отца?

– Я… – Айджа неуверенно моргнул и потряс головой. – Я помню твои секреты, – он поджал губы. – Как ты сидел с матерью на кухне, когда мы отправлялись спать. Как ты всюду хвостом ходил за мной, ища защиты у старшего брата. Ты об этом?

– Не совсем, – слезы застилали Акосу глаза. – Мы же кровные братья, Айджа! Мы… ты…

– Хватит! – к нам торопился Вас. – Он идет со мной, Керезет.

Кулаки Акоса сжимались и разжимались. Он был одного роста с Васом, но гораздо легче. Вас являлся машиной для убийств – настоящей горой мускулов. Я бы не смогла даже себе представить, как они дерутся. У меня получилось вообразить только Акоса, валяющегося без чувств на полу.

Акос двинулся на стюарда, я – за ним. Ладони Акоса тянулись к горлу Васа, но я тут же встала между задирами и оттолкнула их в разные стороны. Скорее от удивления, чем от моего толчка, они отступили друг от друга.

– За мной! – приказала я Акосу. – Без возражений.

– Лучше бы тебе послушаться, Керезет, – хохотнул Вас. – Поверь, под ее наручами скрываются отнюдь не татуировки розовых сердечек.

Вас сграбастал Айджу и потащил к выходу из поплавка. Когда их шаги стихли, я тоже поволокла Акоса к люку.

– Вас – один из лучших шотетских воинов, – произнесла я. – Не будь дураком.

– И не подумаю! – рявкнул Акос. – Кайра, ты когда-нибудь любила кого-то настолько сильно, чтобы возненавидеть того, кто отнял у тебя этого человека?

В памяти всплыло лицо матери с пульсирующей на лбу жилкой. Так было всегда, когда она сердилась, распекая Отегу за то, что та водила меня в опасные районы города, или за то, что я коротко обрезала волосы. Но даже в эти моменты я все равно любила ее!

Я знала, что в отличие от отца, никогда не смотревшего в мою сторону, я ей небезразлична.

– Кидаться на Васа за то, что произошло с твоим братом, глупо. Он тебе ноги переломает, да и мне ты навредишь. Поэтому жуй тихоцветы и держи себя в руках, ладно?

На секунду мне показалось, что Акос готов вспылить, но он сунул дрожащую руку в карман, достал лепесток и заложил за щеку.

– Вот и молодец.

Акос взял меня под локоть, и мы зашагали по коридорам побывочного корабля, пустым и металлически-гулким, где разносилось эхо отдаленных голосов.

Моя каюта не имела ничего общего с моей спальней в особняке. Там были отполированные полы, чистые белые стены и ничего, что напоминало бы обо мне. Здесь же все заполнено различными предметами из иных миров. С потолка, как диковинные светильники, свисали экзотические растения, для сохранности залитые смолой. Вокруг них, жужжа, вились яркие искусственные насекомые. Ткани меняли цвет в зависимости от времени суток.

Имелась и плита в застарелых пятнах, и металлический холодильник, позволявший не посещать столовую.

У дальней стены, рядом с обеденным столиком, были свалены в кучу сотни старых дисков с голограммами танцев, боев и спортивных состязаний с разных планет. Мне нравилось подражать завораживающим, дерганым движениям танцовщиков с Огры или жестким, механическим ритуальным пляскам тепессаров. Это помогало забыть о боли. Кроме того, я хранила в каюте диски с уроками истории и ознакомительными фильмами о других планетах галактики, сухие учебные ролики по физике и лингвистике и записи новостей, которые давно стали архивной хроникой. А еще записи концертов. Я пересмотрела их все.

В углу, под иллюминатором, находилась койка, над которой свисала гирлянда фонариков с горюч-камнями. Одеяла до сих пор остались смятыми с прошлой Побывки. Я никому, даже уборщикам, не позволяла входить в мою каюту.

Из потолочного люка свисал канат, по которому можно было подняться наверх, в спортзал. Я кашлянула, привлекая внимания Акоса.

– Ты будешь жить вон там, – сказала я, лавируя между вещами.

Я сдвинула неприметную дверцу, ведущую в смежное помещение, также с единственным иллюминатором.

– Раньше это была до неприличия обширная гардеробная. В те времена каюта принадлежала моей матери.

За моей непринужденной болтовней пряталось напряжение. Я не понимала, как общаться с Акосом. Слишком много всего навалилось: он отравил меня, воспользовавшись моей доверчивостью, а теперь почти потерял собственного брата, ради которого столь сильно рисковал.

А я не предприняла ничего, чтобы помешать такому развитию событий. Моя судьба – быть рядом с Ризеком, сеющим хаос и разрушения.

Акос задержался перед дверцей, глядя на доспехи, висевшие на стене. Они были не похожи на шотетскую броню, чересчур громоздкие и неуместно украшенные, но в оранжевом металле и оторочке из черной прочной ткани было свое очарование.

Затем Акос медленно вошел в свою каюту.

Она выглядела как и провизорская в нашем особняке: все необходимые ингредиенты и оборудование для изготовления зелий аккуратно расположились на подвесных полках.

Еще за неделю до отлета я отправила на корабль фотографию провизорской с предписанием устроить все таким же точно образом. Была в каюте и койка с темно-серыми простынями. Большая часть шотетских тканей – синего цвета, поэтому разыскать серые оказалось непросто.

Горюч-камни в лампах, присыпанные порошком из «цветов ревности», горели ровным желтым светом. В книжном шкафу выстроились ряды книг по эльметахаку и шотетской истории. Я нажала на кнопку возле двери. В центре каюты вспыхнула голографическая карта-навигатор. Сейчас она показывала, что корабль находится над Воа.

– Нам придется быть соседями. Но я попыталась сделать наши каюты пригодными для… совместного житья.

– Значит, это твоих рук дело? – Акос повернулся ко мне.

На его лице появилось загадочное выражение. Я кивнула.

– Хотя ванная у нас будет одна на двоих, увы-увы… – меня, похоже, опять понесло. – К счастью, ненадолго…

– Кайра, – он прервал мою трескотню, – здесь нет ничего синего, даже одежды. И банки с ледоцветами подписаны на тувенском.

– Твой народ полагает синий цвет проклятым, а по-шотетски ты не читаешь, – тихо произнесла я.

Тени нервно задвигались под кожей, их отростки доползли даже до щек. В голове загудело, я сморгнула слезы.

– К сожалению, книги по эльметахаку – только на шотетском, но рядом с ними ты найдешь устройство для перевода. Достаточно приложить его к странице и…

– Но я так с тобой обошелся… – начал Акос.

– Я отдала распоряжения еще до того случая…

– Спасибо, – сказал он, присаживаясь на койку. – Извини меня за… в общем, за все. Я хотел спасти Айджу. Больше мне ничего не надо.

У Акоса были прямые, нависающие брови, и мне было сложно сообразить, грустит он или сердится. На подбородке краснел порез от бритвы.

– Кроме Айджи у меня никого не осталось, – прошептал он.

– Да, – согласилась я, хотя вряд ли действительно понимала, что он чувствует.

Я видела, как Ризек творит такое, от чего меня выворачивало наизнанку, но Акос должен был воспринимать выходки моего братца совсем иначе. Я хотя бы знала, что тоже способна на подобные ужасы.

Но Акос – он пока не понимал, во что постепенно превращается Айджа.

– Откуда ты берешь силы? – вдруг спросил он. – Силы продолжать, несмотря на то, что вокруг творится сплошной кошмар?

Что? Неужели моя жизнь – кошмар? Я никогда так не считала. В конце концов, боль – это своеобразный способ проводить время. Обычно я думала о следующей минуте или следующем часе. В моей голове не было места для того, чтобы совместить все части головоломки воедино.

Тем не менее я смогла ответить на вопрос Акоса.

– Постарайся найти другой смысл жизни, – произнесла я. – Необязательно хороший или благородный. Любой, лишь бы за смысл сгодился.

Мой мне был известен: внутренняя жажда. Она – посильнее боли и страха. Она продолжала меня точить даже тогда, когда сгорело все остальное. Она не дарила надежду и не окрыляла – она за шкирку тащила меня вперед, едва я останавливалась.

Но когда я выяснила, чем она является, оказалось, это просто-напросто жажда жизни.

Нынешней ночью Праздник Побывки завершался. Когда последнее транспортное судно сядет в погрузочный док, начнется пир. После недели праздников люди должны преисполниться решимости, уверенности и энтузиазма. Так повелось у шотетов.

Ревущая толпа потоком вынесла нас с Акосом к погрузочному доку. Я старалась ни до кого не дотрагиваться. Мне не хотелось причинять людям боль.

Мы добрались до помоста, на котором стоял Ризек, облокотившийся на перила. Справа от него виднелся Айджа.

А где же Вас?

Я была одета в длинное черное платье без рукавов и, конечно же, в свою начищенную до блеска броню.

Ризековы знаки смерти были выставлены напоказ: брат всегда держал руку так, чтобы шотеты могли видеть его татуировки. Вскоре ему придется начать второй ряд меток, как в свое время отцу.

Взглянув на меня, Ризек улыбнулся, и от его улыбки меня передернуло.