Текст книги "Гимны забытых созданий"

Она не придет, слишком солнечно.

Ну, раз так обстоят дела – нет смысла оставаться на месте.

Но будет впредь ему наука: поосторожнее говори и спи с девушками, которых не знаешь.

Ну, все, он пронесет свою мудрость сквозь пустыню.

Юноша вышел из своего убежища и тут же оказался в тупике. Куда не взгляни – везде одно и то же: желтая земля, белая полоса и синее небо.

Юпитер прислушался к своим метафорическим ощущениям, надеясь на подсказку, но ощущения упрямо молчали. Тогда, махнув рукой на логику, он отправился прямо. Вдруг повезет.

Он шел, и земля обжигала ступни даже через обувь. И как только эта альбиноска его сюда закинула? Что это за талант такой – телепортировать людей?

Обидно; Джо его, должно быть, ненавидит. Да и Лебедь тоже. А ему так понравился этот бар.

Но со всем обидами можно разобраться позже, сейчас главное – выбраться, а потом найти Эспера. И Диану. Это ведь из-за нее он оказался посередине нигде.

Он дошел до небольшого холма и обернулся. Домик-кулич одиноко стоял и манил обратно. Совсем недалеко. А казалось бы…

Горячий песок забился в кеды. Вытряхивать его было бессмысленно, так что Юпитер лишь выругался и пошел дальше.

Все самоотверженные мысли закончились: их сбила жара. Песок превратился в сухой, треснутый камень с мертвой травой, торчащей из расселин.

Он шел уже слишком долго. Еще один холм, еще. И камни, камни. Ладно, это немного лучше, чем песок.

В горле пересохло, желудок свело. А вокруг – ничего.

Познания Юпитера о пустынях были довольно смутными. Он знал, что здесь попадаются оазисы, ползают змеи и что ночью тут будет очень холодно.

Хотя он многое бы отдал сейчас за этот самый холод. Раскаленный воздух обжигал легкие, мелкая пыль скрипела на зубах и забивалась в глаза.

Сколько он уже идет? Часов пять-шесть? Чувство времени совершенно притупилось.

Вдалеке замаячили горы. Грубые, угловатые, высоченные каменные холмы. Идти до них было невыносимо далеко, но там хотя бы была тень. Жесткий ветер грозился отнести юношу назад, но он, к досаде стихии, упорно сопротивлялся. Пот лился с него ручьем, голова раскалывалась.

Проклятая жара.

Он шел и шел, а горы все не приближались. Можно упасть и смотреть, как кружат в небе стервятники. Хотя не получится: здесь даже стервятников нет. Может, они будут дальше, в прохладе. А где птицы – там и вода.

После длительного скитания по красному песку, Юпитер, наконец, дошел до каменистого подножья скал, располосованных всеми оттенками коричневого, будто великан рисовал бесконечное количество горизонтов.

Но вся красота этого места блекла по сравнению с долгожданной прохладой.

Юноша упал на землю, чудесную землю, не горячее двадцати градусов. Горло разрывалось от жажды, так что надо было идти дальше.

Еле переставляя ноги, он отправился вглубь расселины.

Место оказалось хуже, чем он рассчитывал: хоть здесь и не было безжалостного солнца, от жары это все равно не спасало.

Еще через полчаса изнурительной ходьбы он упал. У него уже не было сил ни на путь, ни на проклятия.

Он попробовал ползти, но обожженная кожа, царапаясь о камень, не давала такой возможности. Но ожог был сейчас наименьшей из проблем, так что юноша свернулся клубочком и заснул.

Он проснулся в темноте и холоде.

Тело бил озноб, пальцы онемели, и, казалось, промерзли даже кости. Кое-как, на ватных ногах, Юпитер встал с земли. Как же он ошибался – уж лучше бы оставалась жара! Юноша обхватил себя руками за плечи. Пританцовывая, он попытался согреть свои пальцы теплым дыханием.

Бесполезно, лучше не стало.

Он пошел вглубь гор. Иссиня-черный диск луны кружил в ночном небе. Должно быть – остатки былого праздника.

Ночной вид пустынных высот впечатлял меньше, чем днем.

Просто чернота слева, чернота справа, она же внизу, а над всем этим небо, чуть светлее, чем все остальное.

Темнота.

Гребанная темнота! Смешное, нелепое, ужасное чувство страха пробрало его. Дыхание участилось, руки задрожали.

Успокойся.

Здесь просто нет света. Это не те углы, он которых можно шарахаться, сейчас главная проблема – холод.

И тут есть звезды, звезды светят, вот тебе и твой фонарь, успокойся уже.

Уж лучше думать о холоде, чем о тьме.

И плевать ему на тех, кто прячется в тенях. Если у этого «кого-то» в желудке теплее, чем здесь, то пусть съест его, пожалуйста!

Но никого не было.

Впереди показалось сияние. Наконец-то.

Юпитер замер на секунду. Бравада насчет чудовища отпала, он, все-таки, не хотел быть съеденным.

Сияющее пятно не двигалось. Юпитер прижался к скале и подошел ближе.

Это оказались не глаза монстра, а отражения звезд, сверкающие в луже.

Юноша не успел усомниться в реальности воды – он уже стоял в ней на коленях, жадно черпая спасительную влагу ладонями. Напившись вдоволь, он упал в лужу целиком, не особо думая о последствиях. Просто лежал на спине, раскинув руки, и смотрел в ночное небо. Вода уже не была холодной, она укутала гостя, словно одеяло. Луну обрамляли миллионы звезд, млечных путей и комет.

Чудеса. А ведь где-то там одно из таких «чудес» грозит убить его друзей и бывший дом. Вот же ирония.

Не хотелось отходить от лужи. Никогда. У него даже нет фляги, чтобы наполнить ее водой!

Флегматично пошарив рукой по дну в поисках чего-нибудь, он наткнулся на яму. Провал находился в самом центре водоема. Юпитер перевернулся на живот, стараясь разглядеть дыру, но было слишком темно. Что ж, там-таки могут находиться полезные вещи.

Теоретически.

Зажмурившись, юноша запустил руку вглубь. Вода становилась холоднее, дна не нащупать. Наугад пошарив в глубине, он разочаровался. Никакой фляги в пустыне, придется вырезать из камня.

Вдруг его ладонь схватило что-то мерзкое, будто беззубый рот, и потянуло на себя.

Юпитер окунулся с головой под воду, но все-таки удержался на отмели. Непредусмотрительно заорал от страха и рванулся в другую сторону. На секунду он вдохнул кислорода, но «что-то» не сдавалось, и он снова оказался в луже.

Снова рывок.

Провал.

Еще попытка.

Вздох.

Все это напоминало рыбалку, вот только рыбкой был Юпитер, а не тварь под водой. После очередного рывка, чуть не упав в яму совсем, юноша решился использовать вторую руку. Отпустив каменистый обрыв, он наугад ткнул чудовище туда, где у любого нормального хищника находятся глаза. Кулак погрузился в мягкую, липкую тушку. Тварь заверещала и выпустила руку юноши, а он не удержался, свалился в воду целиком, но кое-как успел зацепиться за берег. Жуткий визг все еще пронзал пустыню, а Юпитер уже выбрался на землю и бросился прочь.

Остановился он спустя пятнадцать минут, да и то только потому, что упал. В панике обернулся – нет ли погони. Но ему повезло, кажется, неведомое чудовище осталась дома лечиться.

Жажда Юпитера больше не мучила. Это хорошо. А вот то, что он весь мокрый посередине нигде, и что его пытался сожрать какой-то пустынный хам – вот это плохо. Одежда прилипала к телу, песок забился в ботинки, а темнота снова пугала. Юноша прижался к скале, выждал еще с минуту и, обнаружив, что погони нет, пошел дальше.

Светало.

Вершины гор окрасились оранжевым. Впереди замаячил просвет – скалистый коридор наконец закончился.

Юпитер вышел из прохода и сощурился от яркого солнечного света. Ну, конечно, впереди песок. Острые спины барханов и бесконечно желтая земля. Юноша сел и прижался спиной к теплому камню. Он шел всю ночь, одежда все еще была влажной, а усталость и голод напоминали о себе с регулярной частотой. Если он пойдет дальше – кто знает, когда он обнаружит следующую тень? И воду. При других обстоятельствах он, может быть, и постарался бы пойти на переговоры с этим чудовищем в луже. Но зубы (губы?) этой твари оставили на его руке темно-бордовый след, так что настрой у нее был явно не дружелюбный.

Сзади что-то прошуршало.

Юпитер вскочил и обернулся. Всего лишь ящерица. Сидит на камне и хлопает своими желтыми, бессмысленными глазищами.

Юпитер плавно наклонился, не сводя взгляда с рептилии, и поднял с земли булыжник.

– Так, – в горле противно защипало от его попытки поговорить, но он продолжил. – Скажи мне сразу, если ты умная, говорящая и вообще соображаешь. Потому что я собираюсь тебя убить и съесть, а если ты окажешься потом спасителем – мне будет стыдно.

Ящерица тирады не оценила. Один раз моргнула, затем облизнулась.

Все.

Ну ладно. Значит, Юпитер примерит амплуа охотника.

Он как следует замахнулся и швырнул камнем в животное. Как и следовало ожидать, снаряд пролетел мимо, а жертва, махнув на прощание голубым хвостом, скрылась в трещине горы.

Юноша застонал и пнул ногой гору.

Ну, да.

Навыки выживания на нуле.

Делать нечего, надо снова идти в пустыню. Может, переждать жару в расселине? Хотя вдруг эта тварь с рассветом выходит на охоту, лучше не надо.

Он обреченно поплелся дальше, в раскаленные пески.

Теперь он шел по хребту бархана. Закончилась каменная земля, да и гор почти не было видно. Голову напело, и теперь она раскалывалась напополам. Юпитер взвесил, что важнее – его голова или кожа. Голова победила, так что юноша стянул с себя футболку и сделал из нее что-то вроде тюрбана.

Споткнувшись, скатился с песчаного холма. Песок не только обжег кожу, но и забился в рот и глаза. Юноша прокашлялся, кое-как отряхнулся и пошел дальше. Теперь его тошнило, а перед глазами стояла мутная пелена. Каждый новый шаг давался с трудом.

Белое солнце стояло в зените. Юпитер попытался взглянуть на эту сияющую сволочь, но провалился. Хотя он был почти уверен, что небесное светило было не одиноко: там их, по меньшей мере, было трое.

Еще через миллион барханов спустя он перестал понимать, какого черта он куда-то идет. Хотелось только одного: лечь на песок и умереть. Он и попытался это сделать, но обжегся. Так что пришлось сесть и подставить спину солнцу.

Юноша положил голову на руки и замер. Только пять минут, и он пойдет дальше. Честное слово.

А в чем смысл? Он скоро имя свое забудет. Как и то, зачем шел.

Так что можно и сидя умереть, люди в этом особенно талантливы.

Юпитер взглянул на горизонт. Ну да, белая полоса. Он в другом мире, а умрет в пустыне. Эспер бы не оценил.

Хорошо, он пойдет дальше, только ради того, чтобы рассказать брату об этом.

Юноша улыбнулся. Он успел пережить классику: вера-в-себя-отчаяние-и-снова-вера за каких-то десять минут. Какой он все-таки поверхностный.

И снова дальше. Ноги ныли, как у несчастной русалочки. Хотя бы не иголки.

Вдруг из груды песка выскочил кот. Лысый изящный, с большими ушами и мордой, словно у пришельца.

Юпитер оторопел.

Он предал Толстика, ведь этот кот был прекрасен своей инопланетностью целиком и полностью.

Юноша сел на корточки, облизнул пересохшие губы и ласково поманил кота к себе.

– Иди ко мне. Я тебя не буду есть, ты же не ящерица. Ты котик, красивый котик… Ты откуда?

Кот одарил его взглядом заботливой бабушки, чей внук слишком долго пропадал где-то за гаражами. Сипло мяукнув, он взмахнул хвостом и пошел прочь. Юпитер вздохнул: опять он следует за кем-то, и побрел за сфинксом. Кот бежал легкой трусцой.

Казалось, жара не доставляла ему ни малейшего дискомфорта. Периодически он оборачивался, проверяя, идет ли за ним несостоявшийся бедуин. Бедуин шел. Ему больше ничего не оставалось.

Юпитер перестал задыхаться: повеял свежий ветерок. Впереди была равнина, а на равнине – пестрый лагерь.

А там люди.

Живые.

Юноша чуть не закричал от радости и облегчения. Он выбрался. Это дорогого стоило, но он выбрался из этих чертовых песков. Последний рывок. Тем более, что котик его торопит и недовольно мурчит. Дескать: «пошевеливайся, а не стой как завороженный идиот!» Юпитер извинился перед котом, и они вместе подошли к шатрам.

Он прошел между двух тряпичный домиков, ярких и узких и оказался в лагере. Вокруг копошился народ: смуглые высокие люди в цветастых тряпках. Они пока не заметили гостя – каждый был занят своим делом. Кто-то готовил, кто-то играл, кто-то мастерил.

Детишки играли у колодца с палками. Пожилая женщина что-то напевала высоким голосом. Другая, помоложе, читала книгу. Кот громко мяукнул, и она обратила свое внимание на путника. Секундное изумление, и она вскочила.

Сейчас его убьют. Или прогонят. По сути, сейчас это одно и то же.

Но нет.

Женщина что-то сказала второй, которая пела и та, замолчав, передала кувшин воды.

Жительница пустыни подбежала к Юпитеру.

– Пей! – строгость в голосе. – И пошли в шатер.

Юноша не стал спорить или сомневаться. Он осушил кувшин за полминуты, а когда закончил, за ним наблюдал весь лагерь. Один ребенок подскочил и ткнул в юношу палкой.

Женщина шикнула на сорванца и отодвинула его ногой с пути. Юпитер хотел было что-то сказать, но не смог: мир перед его глазами покачнулся и потемнел. Он лишь успел подумать, что в последнее время падает в обморок с завидной регулярностью, как тут же свалился на землю.

Он зашипел от боли: всю спину будто на терке катали.

Юноша сел, но легче не стало. Голова все еще болела, но хотя бы изображение приобрело ясность.

Та самая женщина протянула ему второй кувшин. За ней, на груде цветастых подушек, восседал лысый мужчина и внимательно наблюдал за происходящим.

– Полюбуйся, Равах! – женщина ткнула пальцем в Юпитера. – Вот это чудо к нам пришло из песков. Ну вот кто, скажи мне, ходит в таком виде по пустыне? – она достала маленький ящичек. – Что тобой двигало, мальчик? Неужели ты думал, что выживешь в таком виде? Нелепо. У тебя солнечный удар и ожог, ты совсем не осторожен! Не вздумай вставать, выпей эту настойку и пей много воды! Температура немного спала, так что жить будешь.

Она достала какую-то мазь и щедро нанесла Юпитеру на спину. Он чуть не взвыл: мазь обжигала хуже солнца. Ему пришлось прикусить губу, чтобы не прослыть нытиком.

Мужчина сочувственно посмотрел на юношу – видимо, знал об убийственном свойстве лекарства.

После этого женщина нанесла мазь ему на лицо (он мужественно вытерпел), поставила перед ним пять кувшинов с водой и семь тарелок с едой, сообщила, что пошла искать одежду и удалилась.

Юпитер скромно сидел перед яствами. Желудок сводило от голода, но какие-то давно забытые правила приличия не давали ему наброситься на еду, пока хозяин хотя бы не заговорит.

– Ты чего не ешь? – удивился Равах. Он говорил с сильным восточным акцентом. – Я для тебя все приготовил, а ты не ешь.

Юпитеру не надо было повторять дважды. Он набросился на еду, надеясь, что его не убьют за несоблюдение этикета. А даже если убьют – он помрет сытым.

– А в каком смысле для меня? – спросил он с набитым ртом.

Мужчина улыбнулся, продемонстрировав глубокие морщины у глаз.

Симпатичный дядька.

– Вахазе знал, что ты идешь. Он предупредил, а я все приготовил. Не нужно быть особо умным, чтоб догадаться, что страннику по пустыне нужна вода! – рассмеялся он.

– Вахазе?

Сфинкс самодовольно мяукнул, демонстрируя, что Вахазе – это он. И что он вообще умница и молодец.

– Ты умеешь разговаривать? – опешил Юпитер. Хорошо, что он сперва спросил у той ящерицы. Хоть предупредил.

Равах покосился на юношу.

– Ты очень долго ходил под солнцем, да? Ты же знаешь, что коты не говорящие?

– Просто Вы сказали, что он сказал и…

– Есть много других способов общаться, – улыбнулся смуглый господин. – И помимо устной речи.

Юпитер дожевывал уже третье по счету блюдо, похожее на сыр с мясом. Кот решил, что эта порция слишком велика для юноши, поэтому отхватил себе кусок. Юпитер не возражал.

– Вот что странно. Ты почти дошел до нас сам. Почти. Лишь чуть-чуть пошел левее, так бы и не нашел, если бы не Вахазе.

– Да. С Вахазе мне повезло – так, случайно, найти кого-то в песках.

– Тут везение ни причем: он знает, кто и где находится на многие километры и пошел к тебе навстречу.

– Оу. Умница, Вахазе.

Кот забрал еще кусок. В качестве платы.

– Да. Коты – они такие, – Равах нежно погладил сфинкса. – А теперь, когда ты более-менее живой, расскажи мне, каким из ста ветров тебя занесло к нам.

Секунду Юпитер колебался, как начать.

«Я родился не в этом мире, но пришел» или «Я родился в этом мире, но застрял там»?

Но к чему все утаивать.

Не здесь.

И рассказал всю историю, сочетая обе жизни.

Равах оказался прекрасным слушателем. Не крутил пальцем у виска, не косился, да и вообще вел себя отлично.

В конце рассказа, когда Юпитер выпил уже четвертый кувшин воды, мужчина, наконец, подал голос.

– Ну ты даешь… «Повезло» тебе с девушкой. Хотя она, я думаю, не рассчитывала на то, что ты отправишься на прогулку. А ты вон, какой шустрый. А вот с Равой, конечно… давай сюда руку.

Юпитер послушно продемонстрировал укус (присос, да что же это). Равах осмотрел рану и покачал головой.

– Ничего. Это не смертельно. Просто синяк, он даже зубом не задел. Видимо, был сонный.

– А кто такой этот Рава? Правильно – Рава? Уж больно на «Равах» похоже.

– Да, меня назвали так, предрекая великую судьбу. Это значит «Подобен охотнику пустыни», – мужчина налил себе в чашку травяной сироп. – Ты никогда не слышал про Раву? Ты помнишь свой мир?

– Неа, Рава для меня – новость. А мой мир я помню, конечно. Такое забудешь, но теперь мне кажется, что я тут всю жизнь в каком-то городе жил.

– Ну, не удивительно. Некоторые так и живут в двух Мирах, те, кому не место там. Очень грустные, несчастные люди. Все время ищут способ сбежать. Есть у меня такие знакомые, жили там, где ты, а потом приходили сюда, так что я знаю, про что ты говоришь. Твой мир – насмешка над этим. Бледная скучная копия. Хорошо, что ты смог пройти между ними, а совсем бы плохо пришлось. Но ты, кажется, хочешь видеть во мне замену старика Джо! – Равах неожиданно расхохотался. – Хитрый мальчик, все ищет ответы. Но ты бы лучше не болтал об этом так яро. Я все понимаю, но не все примут и далеко не все оценят.

– Хорошо, – осознание чужой правоты стукнуло по голове. Этот мужчина явно обладал даром убеждения.

– Молодец! – житель пустыни продемонстрировал белые зубы, сильно контрастирующие с его темной кожей.

– Можно теперь узнать о Раве? И о вас? Вы кочевники? Или вы караван? Рава охотится за вами или вы за ним? Как вы находите колодцы? И что это вы сейчас пьете? Что за мазь, кстати? От нее уже лучше, просто чудо, а не мазь.

Равах снова расхохотался, чуть не приложившись горбатым носом об столешницу.

– Ну, ты и любопытный! Раз так, слушай. Я люблю рассказывать истории, на твое счастье.

Юпитер подвинул к себе очередной кувшин с водой, но мужчина опередил его, протянув травяной сироп. Ладно, сироп так сироп. Юпитер отхлебнул немного: будто жидкая и острая мята с привкусом ананаса. Надо запомнить.

Вахазе прыгнул к юноше на колени и ударил лапкой, требуя, чтобы его, драгоценного и любимого, погладили. Что ж, он это заслужил.

– Мы кочевники, обычно идем по тропе между городом Арахна и городом Ранова, что у моря, – начал свой рассказ Равах. – Переход между ними занимает три недели, и идем мы тремя семьями. Обычно берем с собой путников, которым страшно совершить это путешествие в одиночку. Или подбираем тех, кто все-таки решился. Перевозим и торгуем всем подряд. Переходы опасны: здесь немало разбойников, так что каждый мужчина и каждая женщина умеют сражаться. Но мы обычно ходим на разведку и стараемся обойти этих кровожадных ублюдков.

– Ходите на разведку? – Юпитер был не таким хорошим слушателем, как Равах и имел-таки гнусную привычку перебивать.

– А что в этом удивительного?

– Нет, просто вы все в такой яркой одежде, а там такая, ну… не холмистая местность.

– Это потому, что ты не дослушал! Мы идем караваном, потому что мы – Народ Барханов.

Он сделал драматичную паузу, но никакой реакции не последовало. Равах тяжело вздохнул.

– Ты не знаешь про Народ Барханов, верно?

Юпитер замотал головой. Так энергично, что тут же пожалел об этом – болезнь давала о себе знать.

– Что ж. Это легче показать, чем рассказать. Но лучше я это сделаю ночью, ты все еще нездоров – тебе нельзя на солнце.

Юпитер скорчил недовольную гримасу. Ему было страшно интересно, что умеет это народ, но он в гостях, а с хозяином лучше не спорить.

Вообще выходит, что лучше не спорить ни с кем на чужой территории, вот и простейшее правило гостей.

– А Вы их вожак?

– Можно сказать и так. Да.

– А эта женщина с кувшином?

– Она не вожак, она моя жена! – этот дядька очень любил смеяться. – И те детишки тоже мои. Жену зовут Наулика, а детей – Томах и Аравида. Они уже совали сюда свой любопытный нос, пока ты спал, кстати. Очень уж дружелюбные и любопытные, почти как ты.

Хорошая характеристика, надо запомнить.

А тут так тепло и уютно, что хочется быть таким. И улыбнуться хочется.

Что он и сделал, в который раз.

– Это здорово. А что там с Равой?

– А Рава, мальчик, – редкостная тварь. Он живет в воде и впитывает ее, словно губка. И тех путников, которые хотят напиться, он утягивает на дно. Он прорывает норы в песке и перетаскивает воду из одного дома в другой, так что лужи всегда заполнены. У него огромные когти, острые зубы и широченный рот. Он может долго прыгать по пескам и пить самого себя. Очень любит мясо, но охотится только днем, ночью спит. Его можно проткнуть чем-нибудь острым или отпугнуть огнем. Но он хитер, поэтому если встретился с Равой один на один – ну, молись, чтобы он был сонным.

– Ого. Вот с этим мне и повезло.

Стены шатра зашуршали, и внутрь проскользнула Наулика. Эта чудесная женщина прижимала к груди гору тряпья.

– Вот! – она вывалила добычу на узорчатый ковер. – Это то барахло, что не скупили с прошлого раза. Или с покойников, которое все равно ничего не стоит. Так хотя бы не

сожжешь себя опять. Тебе в Арахну, мальчик? Впрочем, все равно пойдешь в Арахну, мы-то туда. Так, намажься этим и выходи с ночью. Не надевай рап, у тебя еще спина не зажила. Ох, сколько на тебе шрамов! И откуда такие только берутся?

На этой осуждающей ноте женщина, пригладив свои короткие смолянистые волосы, вышла прочь, не уточняя значение слова «такие»: мальчики или шрамы? Шрамов на Юпитере было много, не каждый со смыслом и значением, но каждый с историей. И за все он хорошо так получал по шее, хотя сам себе не оставлял никогда.

Другие – да, по желанию и согласию.

Данная тема уходит во Фрейдовские дебри, а у доброй женщины наверняка была еще не одна сотня дел. Такая маленькая, кругленькая, а такая важная.

– Как видишь, я тебе соврал. Она у нас вожак, – Равах потянулся. – Око скоро уснет и тебе можно будет выйти. А пока отдохни, попей рувуши. А я пойду, проверю лагерь.

Мужчина тоже ушел, кот пошел за ним.

Юпитер оглядел принесенные вещи: они были чуть тусклее, чем одежды остальных кочевников и больше напоминали простыни всех цветов и размеров. Он так и не понял, что ему пока не следует надевать, но по логике решил, что рубашку на торс. Просто прелесть, как эти милые люди уверенны, что он разбирается в их странных словах.

Юноша нанес мазь и, аккуратно встав, прошелся по шатру, дабы размять ноги.

Все-таки ему здорово повезло. Сейчас бы сдох в пустыне, и не было бы ни ног, ни рувуши (тот самый мятный напиток, как он понял).

Прощай-прощай, Юпитер.

Таинственное исчезновение в никуда после…

Ну, собственно, таинственного исчезновения в никуда.

И неохота, и хочется вернуться.

Здесь удивительно. Но так ли уж сильно отличается?

Спасибо, Плутон.

Все это он мог найти и там. С семьей в дополнение.

А еще перестать думать наречиями.

Но нет, что это, там скучно, там серо, там все застыло, закостенело в беспросветной скуке.

Без шансов – здесь-то хоть можно жить.

Он слегка приоткрыл занавес. Солнце почти село – скоро можно будет выйти и узнать больше об этом чудесном народе, увидеть, как они живут.

После длительного ожидания шатер погрузился во тьму. Как у них включается свет? Юпитер пошарил по углам в поисках факела или чего-нибудь светящегося.

Нет.

Ничего.

Ну ладно, раз ничего – значит, можно выйти.

Он натянул на себя часть одежды, принесенной Науликой (широченные пестрые шаровары и легкие сапоги), откинул тяжелый балдахин и вышел к людям.

Народ Барханов разводил костер, который пока представлял собой лишь груду палок. Пахло специями, а особенно сильно – имбирем.

Дети устало сидели на коленях у взрослых, женщины готовили еду, а мужчины просто слонялись туда-сюда, радуясь заслуженному отдыху. Многие сняли тюрбаны: ночью они ни к чему. В руках у кочевников появились музыкальные инструменты, представлявшие из себя полукруглые гитары без грифа, но с железными штырями.

Как оказалось, источником ночного света у караванщиков служили камни. Кусочки фосфора, засунутые в банки и расставленные по углам лагеря.

Красивое зрелище, светлое.

Так, а теперь куда? Раваха рядом нет, а просто так сесть в круг незнакомых людей как-то не вежливо.

Одна из женщин заметила рассеянность юноши и подошла ближе, шелестя своими многочисленными накидками. Она протянула маленькую глиняную чашку и что-то сказала.

И вот тут Юпитер опешил окончательно. Ему и в голову не приходило, что в этом Мире могут разговаривать на другом языке. А женщина все продолжала. Язык был грубым, но странно мелодичным и очень быстрым. Слишком. Юноше оставалось лишь оторопело моргать и пытаться найти в этой каше мало-мальски знакомое слово.

Спас его, опять же, Равах (спасибо всем богам Севера, ой, то есть, Юга). Вожак подошел к ним, что-то сказал болтливой женщине и она, улыбнувшись еще шире, вернулась к костру.

– А ты что думал, тут все такие умные? – мужчина засмеялся. – Ну, и лицо у тебя! На твоем языке говорю только я да Наулика. Это потому что мы торговцы, нам надо общаться с иностранцами. А эти – нет, они народ простой. Хочешь поболтать – будешь выкручиваться жестами, мальчик.

Ну да, откуда же еще такой сильный акцент. Плохо быть без Дианы, да еще и таким неумным.

– А сложный язык?

– Да как сказать, – пожал плечами этот чудесный тип. – Он мне родной, так что для меня – нет. А вот для тебя – может быть. Это еще предстоит проверить.

– Я с удовольствием. А что от меня хотела эта женщина?

– Чтобы ты присоединился к костру и послушал их пение. Мы, знаешь ли, души не чаем в двух вещах: гостях и музыке.

Огненные глаза костра впервые зажглись. Народ восторженно загудел. Первый язык пламени унес с собой хворост и позвал своих собратьев на пир. Как раз вовремя: стало холодать.

– Пойдем к костру, мальчик. Не то замерзнешь.

– Я пока не готов отдавать свою кожу огню. Опять. Уж лучше в прохладе, да и Вы обещали показать, почему ваше… ну… племя зовется «Народ Барханов».

– «Племя»! – Равах сложился напополам. – Повезло тебе все-таки, что ты говоришь на чужом языке! Нет, ну надо же – «племя»! Ладно уж, пошли, покажу. Ради такой шутки и можно.

Глава кочевников взял одну банку с камнем и повел Юпитера в узкий проход между шатрами. Откинул полотно стены, которая должна была защищать лагерь от песка, и вышел в пустыню.

Луна задорно подмигнула путникам своим (уже) сероватым глазом. За небесным светилом скромно притаилась еще одно – нечто похожее на голубой обруч.

– А у нас только одна луна.

– А она у вас лу-на? У нас – Иллел. А то светило сзади – Халэ Деллел. Означает «Ореол Иллел», про них поют песни, складывают легенды и вообще обожествляют.

– В моем мире думали, что там живут еще люди, их называли «инопланетянами». Это самая важная легенда.

– Для кого?

– Для меня. Я изучал легенды про инопланетян.

– Про небесных странников, значит. Это неудивительно, но все, что ты искал там, оно здесь. Знаю я ваших инопланетян. И есть они, и встретишь их, может, даже скоро. Но сейчас не про это, все узнаешь потом.

Равах остановился, отойдя на пару метров от лагеря.

– Ну, я думаю здесь можно.

Юпитер оглядел теоретическое «здесь», ничем не отличавшиеся от других участков с песком. Но Раваху виднее.

Мужчина стянул с себя всю одежду и, аккуратно сложив, передал на хранение юноше. Из лагеря послышался бой барабанов и быстрое пение кочевников. Ночной ветер трепетал волосы юноши и увлекал за собой, но он не поддавался: смотрел на пустынного жителя.

Равах распадался.

Его тело разлеталось на миллионы песчинок и исчезало в ночи. Барабаны становились громче, песня быстрее, а кочевник исчезал на ветру. Минута, и его не стало.

Юпитеру снова стало страшно. Что он скажет этим людям, когда вернется? «Извините, ваш вождь теперь песок»? Бедный Равах! Или нет? Вдруг он так и планировал? Юпитер снова крутился в смятении. Стоило ли позвать на помощь? Или подождать? Через пару минут он пришел к альтернативе – тихонько позвал самого Роваха.

Тот в мгновение ока вырос перед юношей.

– У тебя снова такое лицо! – вожак стоял, с ног до головы перепачканный в песке, но страшно довольный собой. – Дай-ка сюда мою одежду, мне холодно. Вот так. Собственно, что еще объяснять? Хотя я вижу, сколько вопросов у тебя… – он обреченно вздохнул, напяливая желтую накидку. – Задавай, мальчик, и пойдем к костру.

Да, он прав, у Юпитера сотни вопросов. Тысячи. Но он не мог заставить бедного старика мерзнуть, поэтому жестким отбором выбрал три.

– Любой может быть… песком?

– Нет, только Народ Барханов. Это у нас в крови, мальчик. Талант, к которому не допускаются чужаки.

– Ясно… А почему Вы зовете меня «мальчик»? Почему не спросили мое имя?

Вот совсем не в тему вопрос, и Равах теперь выглядел озадаченным. Кажется, такого он не ожидал, но что поделать.

– Потому что ты не остаешься. А если останешься, я твое имя узнаю. Но мне не нужны имена ветров жизни.

Юпитер кивнул: такой ответ его устроил. Остался один – не вопрос, а просьба.

– У Вас нет для меня какой-нибудь тетради?

Густые брови Раваха могли бы улететь дальше лысого черепа: так сильно он был удивлен.

– Есть, но она как товар… А это-то тебе зачем? Обычно путники просят воду или тепло, но никак не тетради.

– Хочу записать все, что узнал, – если в чем Юпитер и был уверен, так это в необходимости конспектов. – И зарисовать. Мне надо показать все брату, когда я за ним вернусь.

Как он и ожидал, послышался новый приступ хохота.

– Ладно. Будет тебе тетрадь. Только тебе надо ее отработать – это не старые шмотки, а добротный товар. Потом выдам, а теперь – к огню.

Они вернулись в лагерь, где уже вовсю властвовала огненная стихия. Люди били по барабанам, пели и веселились. Глава кочевников усадил Юпитера на мягкие подушки, а какой-то бородатый парень передал юноше железную кружку. Юпитер отхлебнул немного – напиток оказался таким острым, что защипало в глазах. Окружение добродушно рассмеялось, и гостю прилетел еще один стакан – на этот раз с водой.

Тот же самый парень всучил Юпитеру барабан и жестами показал, что инструмент не следует кидать в костер. Юпитер не очень понял, к чему это, но на всякий случай согласился этого не делать. Тогда кочевники заиграли новую песню, а юноша подхватил ритм.

Вставали караванщики поздно даже по меркам Юпитера. Ну, наверное, поздно: часов в лагере не наблюдалось, приходилось определять по солнцу. Очень плохо получалось, если честно.