Текст книги "Любовь с первого фола"

– Он где-то учится или работает? На студии, может быть?

– Чтобы Трой где-то работал? Я тебя умоляю. Учится он у нас. То есть числится. Его отец – донор университета.

– Числится – в смысле, не ходит на занятия, что ли?

– М-м, когда как. Вообще он мог бы нормально учиться, но он не хочет. Отец терпит все его выкрутасы, потому что мать умерла от рака. Большая трагедия, понимаешь? Поэтому мальчик ни в чем не знает отказа… Кстати, ты не забыла, что должна нам заметку для спортивного отдела?

Я заверила ее, что я ничего не забыла, и окончила разговор.

Итак, я решила сделать доброе дело и купила сэндвич человеку, чей отец имел свой собственный остров и командовал грезами и иллюзиями всего мира. Мой поступок был в высшей степени нелеп – и в то же время, думая о нем, я не могла удержаться от смеха. Нашла кого облагодетельствовать – нарочно не придумаешь!

В университет я приехала в приподнятом настроении. Но уже через несколько минут все перевернулось, и мой прежний мир исчез.

Глава третья
Трой. Сэндвич и неоновая фея

Как почувствовать себя королем Лос-Анджелеса? Да проще простого: ехать по бульвару Сансет на своем «ламборгини». Поверьте моему опыту, этого вполне достаточно.

Итак, я катил в своей бирюзовой машинке, а солнце восходило над городом, заливая пальмы и здания золотистым сиянием. Не то чтобы я торопился в университет, но мне стало не хватать ребят из команды, в которой я тренировался.

Утром я покидал мяч в своем личном спортзале, но это было все же не то. И я решил, так сказать, напомнить о себе.

– Трой, у нас впереди небольшая пробка, – объявил мой навигатор нежным голосом.

Я застонал и покачал головой.

– Серьезно? Обязательно надо было устроить ее именно сейчас? – пробормотал я себе под нос.

Я ненавижу пробки. Хуже них только разглагольствования старой ведьмы Мерриуэйзер о том, какой Шекспир великий и несравненный писатель. Хотя нет, вру – есть еще парочка профессоров, которые способны отравить существование хуже, чем эта стерва.

Свернув с шоссе, я почувствовал нечто вроде облегчения. Мелькнула мысль – а может, ну ее на фиг, эту тренировку. Может, вообще не стоит ехать в университет сегодня.

К тому же, вырулив на соседнюю улицу, я заметил маленькое уютное кафе. Мне показалось, что внутри почти никого нет, а раз так, можно войти и перехватить что-нибудь. После утренней тренировки было нелишне подкрепить свои силы.

Я припарковал «ламборгини» и заглушил двигатель. Когда я вышел из машины, меня охватило чувство раздражения. Почему я должен бороться с пробками? Почему я вообще должен тратить свое время на какой-то дурацкий объезд?

На мгновение мне захотелось развернуться и уйти, но со мной часто так бывает. Меня то и дело кидает в крайности по самым пустяковым поводам.

«В конце концов, я могу просто выпить кофе… Или вообще ничего не брать, если мне не понравится обстановка», – решил я.

Я толкнул дверь и вошел.

За столиками сидели какие-то унылые типы, один из которых что-то бубнил в свой сотовый. За стойкой расположилась кассирша с синими волосами и лицом, на котором застыла профессиональная любезность. Напротив стояла девица в серебристых джинсовых шортах, веселом полосатом топе и неоново-зеленых кроссовках. Наряд ее гармонично довершал оранжевый рюкзак.

В следующее мгновение я увидел ее глаза и растерялся. Редко так бывает, что видишь человека, который прямо-таки излучает позитив, если вложить в это понятие все разом: доброжелательность, спокойствие, уверенность в себе, самодостаточность, счастье, наконец.

Вообще у нее были обыкновенные серые глаза, и даже красавицей она мне не показалась, так что не надо думать, что я был сражен наповал или что-то в этом роде. А потом я увидел ее улыбку.

Она улыбалась мне. По-настоящему улыбалась. И по какой-то причине я почувствовал себя идиотом.

Почему она мне улыбалась? Она подумала, что я забавный? Или просто из вежливости? Или она знала, кто я такой, и пыталась загодя расположить меня к себе?

Очень трудно быть сыном знаменитого продюсера, потому что люди – почти все люди – смотрят на тебя как на возможную ступеньку в своей карьере. И они старательно не замечают, что единственная карьера, которая им светит, это раскладывание товаров в супермаркете и помощь пожилым покупательницам, которые сами не знают, чего хотят.

В следующее мгновение фея в неоновых кроссовках повернулась к кассирше и заговорила.

Первые слова я не запомнил, а затем я услышал нечто, что поразило меня не то что до глубины души, а до самых печенок.

– Можно мне еще сэндвич? То есть не мне, а ему. Самый дорогой, какой у вас есть в меню. Я заплачу.

Я подошел к стойке. Чего ради она решила платить за меня? Я всю эту закусочную могу купить, вместе с соседними магазинами, и даже не поморщусь.

– Вы? Заплатите за меня? – машинально переспросил я.

– Ну да, – отозвалась она, пожимая плечами, – а что?

– Нет, погодите, – начал я.

И тут до меня дошло. Она, кажется, решила, что я – как загадочно выражаются некоторые журналисты, лишь бы не произносить слово «нищий» – «нахожусь в сложных жизненных обстоятельствах».

Нет, этого не может быть!

Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Нет, вы поймите: стоило надевать драные джинсы за пару штук баксов и майку, которая тоже не с сэйла, чтобы тебя приняли за черт знает кого. За бродягу, за бездомного, за…

Но тут я увидел себя в зеркале возле стойки и понял, что – ну, в общем, некоторые основания для того, чтобы ошибиться на мой счет, у серебристо-зеленой мисс были.

И еще от меня разило потом после тренировки, и это было уже совсем нехорошо.

– Мне ничего не нужно, – мрачно сказал я.

– Всем нужно все, – важно возразила эта кошмарная особа, и, представьте себе, вложила сэндвич мне в руку. – Держи.

Я всегда думал, что меня нелегко застать врасплох. Дело такое – если ты родился в Лос-Анджелесе, да еще в Голливуде, тебя уже ничем не удивишь. Но жизнь доказала мне, что я был неправ.

Эта незнакомая девчонка не шутила, не притворялась, не пыталась влезть ко мне в душу, – она совершенно искренне решила, что должна купить мне сэндвич, потому что я на мели. Но это было настолько абсурдно, что я видел только один выход – спастись бегством.

Кажется, она все же видела, на какой машине я уехал. Выехав на бульвар, я почувствовал, что успокоился, и решил зачем-то позвонить отцу.

– Тебе повезло, у меня перерыв в совещании, – тотчас обрадовал меня лучший из родителей. – Три с половиной минуты я могу обсуждать твои дела.

– Пап, помнишь, позавчера Рой Рэнкин заявил, что жизнь способна уделать любой вымысел, а ты возражал?

Рой – один из лучших сценаристов студии, и отец периодически общается с ним по самым разным вопросам.

– Он постоянно это говорит, – прогудел отец. – К чему ты ведешь?

– Да к тому, что он прав. Представляешь, меня сегодня приняли за бездомного, и даже сэндвич мне купили.

В трубке повисла пауза. Мой отец обдумывал услышанное.

– Трой, это невозможно.

– Да я тебе говорю!

– Тебя разыграли.

– Нет!

– Тебя весь город в лицо знает.

– Ну вот, как видишь, не весь.

– Тогда это хорошая завязка для романтической комедии, – подытожил мой папенька, который из любой, даже самой незначительной мелочи способен выжать детектив, драму, комедию и еще пяток идей. – Но этот жанр сейчас в загоне. Слушай, Трой, мне некогда. Я все-таки думаю, что тебя развели!

И он повесил трубку, чтобы оставить последнее слово за собой. И вот как прикажете с ним разговаривать, если он согласен слушать только себя? Честное слово, я не самый требовательный из сыновей, но иногда мне все же хочется, чтобы меня услышали. Даже если я рассказываю о какой-нибудь, в общем, ерунде, которая не имеет особого значения.

Сэндвич я все-таки съел, а доехав до университета, поймал себя на том, что думаю об этой девушке, которую, конечно, никогда больше не увижу. Кто она такая? Почему решила, что мне нужна помощь? И почему она была такой… естественно доброй и милой?

Если бы со мной себя так повел какой-нибудь другой человек, не исключено, что я бы швырнул этот чертов сэндвич ему в лицо. Но тут – я просто принял происходящее, как должное.

Точнее, нет, не принял. Я все-таки сбежал. Хотя обычно я ни от кого не бегаю.

Конечно, немного царапала самолюбие мысль, что меня приняли за неудачника. Это было неприятно. И еще – я почему-то не был уверен, что стану рассказывать о случившемся своим друзьям. Они могли бы знатно посмеяться, но я не хотел, чтобы они смеялись – неважно, над ней или надо мной.

И когда я заезжал на парковку, я принял окончательное решение – выбросить всю эту историю из головы. Впрочем, решить оказалось легче, чем исполнить. В конце концов, не каждый день со мной обращаются, как с обычным человеком, не ожидая ничего взамен.

Глава четвертая
Тесса. Разговор

Я подъехала к университету и припарковала машину на стоянке.

«Надо будет рассказать Джорджу про историю с сэндвичем… Пусть он тоже посмеется».

Я отстегнула ремень и повернулась на сиденье, чтобы взять свой рюкзак, когда смартфон снова зазвенел, и на экране высветилось имя Джорджа.

– О, Джордж, привет! – обрадовалась я. – Представляешь, я как раз думала о тебе и хотела позвонить…

– Привет, детка, – ответил Джордж таким волнующим, низким и рокочущим голосом, что я тотчас вспомнила свой недавний сон и остро пожалела, что мой собеседник сейчас в Финиксе, а не здесь. – Как ты? Ты не едешь, в смысле, мы можем нормально говорить? Я тебе не мешаю?

– Ты никогда мне не мешаешь, – заверила я его.

– Правда?

В его тоне прозвенели какие-то странные нотки, и невольно я насторожилась, сама не знаю почему. Но тотчас же я отмахнулась от этого ощущения.

– Как твои дела? – спросила я, чувствуя, как мое лицо растягивается в улыбке.

– Все хорошо, – поспешно ответил он. – Ты же знаешь, новый супермаркет…

– Да, знаю, – сказала я, кивая, хотя он и не мог меня видеть.

На другом конце провода повисла пауза, и на мгновение мне показалось, что мы просто наслаждаемся молчанием друг друга. Но тут Джордж снова заговорил, и его тон сменился с непринужденного на серьезный.

– Тесса, нам нужно поговорить.

Мое сердце пропустило удар. Что происходит?

– О чем именно? – спросила я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.

– Я не думаю, что смогу прилететь в Лос-Анджелес сегодня, – проговорил Джордж тихо.

У меня упало сердце. Что случилось? Почему он должен остаться в Финиксе? Какие-то дела? С магазином не все в порядке?

– Если не сегодня, то когда? – Больше всего меня интересовал именно этот вопрос.

– Я… – начал Джордж и замолчал.

– Когда? Ну же, Джордж!

Мой собеседник вздохнул. Я почувствовала, как у меня по спине пробежали мурашки.

– Я не собираюсь лететь в Лос-Анджелес, – наконец проговорил мой собеседник. – Вообще не собираюсь. Мне очень жаль, Тесса.

Вся кровь отхлынула у меня от лица.

– Что ты имеешь в виду? Почему…

– В последнее время я много думал о нас, – медленно произнес Джордж. – И я считаю, что должен быть честен с тобой. Ты мне очень дорога, но…

Как говорит невыносимая миссис Мерриуэйзер, которая преподает литературу эпохи елизаветинцев и превыше всего на свете ставит Шекспира, «некоторые но обесценивают все, что стоит до них».

По-моему, я только что услышала именно такое «но».

– Я тебе дорога, и ты меня бросаешь? – возмутилась я.

– Я тебя не бросаю.

– А что ты делаешь?

– Тесса, пойми… Все очень сложно. Я хорошо к тебе отношусь, но…

И опять это проклятое «но». Да что же такое.

– Насколько все сложно? – безжалостно спросила я.

– Э… – Мой собеседник замялся.

– Нет, ты все-таки скажи, – настаивала я, хоть и сама не знала, зачем. – Так в чем сложность, Джордж?

– Хорошо, – сдался он. – У меня появились чувства к другому человеку.

Я почувствовала себя так, словно меня ударили под дых.

– Ты… У тебя есть другая? – беспомощно спросила я.

– Так вышло.

Стоило мечтать, как мы будем вместе, и видеть собеседника предметом своих эротических грез, чтобы потом услышать это уклончивое «так вышло».

– Кто она? – спросила я, прилагая все усилия, чтобы мой голос не дрожал.

Джордж вздохнул.

– Это неважно.

– Нет, это важно, черт побери! – взвилась я.

– Поверь, это неважно. Ладно, ее зовут Кимберли.

Что-то забрезжило в моей памяти. Кимберли… Кимберли… Где-то она промелькнула, эта Кимберли, в Финиксе… Или не в Финиксе?

– Ее отец известный бизнесмен, он владеет тут землей и складами, – пояснил Джордж.

А мой – всего лишь писатель, причем не самый известный. Меня начала охватывать злость.

За что он так со мной?

Я чувствовала себя так, словно попала в кошмар. Я думала, что это парень, который должен был стать моим. Я была уверена, что он любил меня. Но, похоже, я заблуждалась.

– Мне очень жаль, Тесса, – сказал Джордж, и в его голосе действительно прозвучало нечто вроде сожаления. Возможно, однако, что он сожалел о том, что тратит на меня время после того, как вычеркнул меня из своей жизни. – Я знаю, что это причинит тебе боль, но я должен быть честен с самим собой и с тобой.

О, боже. Лучше бы ты соврал. На кой черт нужна честность, от которой одни страдания?

– Думаю, будет лучше, если мы расстанемся, и каждый будет жить своей жизнью, – продолжал Джордж. – Поверь, мне так же нелегко, как и тебе.

Это уже было откровенное вранье.

– Наша история любви закончилась, но у тебя будут другие парни, и другие истории. Ты прекрасный человек, замечательный…

Он говорил что-то еще, но я уже не слушала. Я чувствовала, что тону в море смятения и боли. Наша история любви? Мы просто… мы только начинали наши отношения! Мы встречались неполный год, и все казалось идеальным…

По крайней мере, мне так казалось.

– Джордж, пожалуйста. – Я чувствовала, что теряю голову. – Ты не можешь просто так все закончить… Нам… нам надо встретиться и поговорить, и…

– Мы уже говорим, – сказал Джордж ровным голосом. – Мне больше нечего добавить.

– Но почему? – спросила я, чувствуя, как в мой голос закрадывается отчаяние. – Почему мы не можем справиться с этим? Справляются же другие пары, у них тоже бывают трудности…

Я чувствовала, что вот-вот закричу.

Как он мог такое мне сказать? Как он мог вот так все бросить?

– Тесса, пожалуйста, – сказал Джордж, теперь его голос звучал мягче. – Прошу тебя, не усложняй ситуацию.

– Не усложнять? – взвилась я, чувствуя, как во мне поднимается гнев. – Ты бросаешь меня по телефону! Ты прекращаешь наши отношения, даже не дав мне возможности поговорить об этом! Ты не оставил мне ни единого шанса…

– Прости, – повторил Джордж. – Я знаю, это тяжело для тебя, но я принял решение.

Слезы текли по моему лицу, и я осознала, что между нами действительно все кончено. Зачем тогда было все? И его обещание приехать, и дурацкий сегодняшний сон, и мои мечты, и… все, все, все!

– И ты не передумаешь? – спросила я срывающимся голосом.

– Извини, мне надо идти, – проговорил Джордж. – Тесса, ты прекрасный человек. И я желаю тебе всего самого хорошего. Мне очень жаль, что все вышло именно так.

Он повесил трубку. Я тупо вслушивалась в гудки, не веря, что это происходит со мной, здесь, сейчас. Машинально я оглядела парковку, чувствуя себя так, словно попала в какой-то кошмарный сон.

Как такое могло случиться? Как Джордж мог так поступить со мной?

Я глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, но это было бесполезно. Слезы текли и текли, и им не было конца. Я стала искать бумажные салфетки, и, само собой, мне пришлось перерыть весь рюкзак, прежде чем я их нашла. Салфетки сразу же намокли.

Я не могла ясно мыслить, не могла нормально дышать. Все, о чем я могла думать, – почему он так поступил со мной?

Знакомые окрестности кампуса вмиг стали чужими и враждебными. Пальмы, казалось, нависали надо парковкой, отбрасывая тени с недобрым умыслом. Солнце было слишком ярким, слишком жгучим.

Я чувствовала себя так, словно попала в ловушку ночного кошмара и не могу проснуться. Каждая мысль в моей голове была отравлена болью, гневом и печалью.

Я думала о тех временах, которые мы проводили вместе, о смехе и развлечениях, которыми мы делились. Теперь все это казалось ложью. Как будто Джордж все время разыгрывал меня.

Я не знала, как остановить боль, которая пожирала меня. Я не знала, как заставить ее уйти. Все, что я могла сделать – сидеть, застыв от шока и отчаяния, в то время как мир вокруг меня разваливался на части.

Вновь и вновь я прокручивала в голове наш разговор. Я думала обо всем, что я сделала, обо всем, что я сказала, гадая, что же пошло не так.

Я никогда ничего не требовала от Джорджа, я не давила на него, не настаивала, чтобы мы непременно стали жить вместе. Он сам принимал решение, что прилетит в Лос-Анджелес. Подразумевалось, что после этого мы поселимся вместе. У нас были серьезные отношения, по крайней мере, так мне казалось. Я не флиртовала с другими парнями, и Джордж не обращал внимания на других девушек. Нам было хорошо друг с другом. Мы…

Но больше нет никакого «мы», и Джордж ясно дал это понять. Может быть, мне вообще не стоило ехать учиться так далеко от него? И что? Ну принесла бы я эту жертву, пожертвовала бы университетом. Образование можно много где получить. Но почему я должна рисковать своим будущим, не получая ничего взамен?

Я не знала, что я сделала не так, но знала, что где-то я допустила ошибку. И теперь оказалось, что все кончено.

Я подумала, что мне следует позвонить Джорджу, что я должна уговорить его остаться со мной. Но что-то удержало меня. Что-то подсказывало мне, что уже слишком поздно. Он уже все решил. И он не передумает.

И потом, как можно кого-то уговорить в такой ситуации? Какие доводы привести? Сказать «Я тебя люблю, я не могу жить без тебя»? Начать напоминать о прошлом, твердить «как нам было хорошо вместе»? Но сколько бы воспоминаний нас ни объединяло, они не отменяли того факта, что Джордж променял меня на какую-то Кимберли, чьи родители богаче моих. Возможно, что родители тут были ни при чем, не следует думать о людях плохо. Но он меня бросил.

Боль и отчаяние, казалось, утихли, сменившись тупым оцепенением. Слезы иссякли. На парковке было полно студентов, некоторые из них смотрели в мою сторону. Мне не хотелось расспросов, сочувствия, разговоров. Вообще ничего не хотелось.

Я вылезла из машины, все еще разбитая после разговора с Джорджем. Надо взять себя в руки. У меня есть обязательства, надо их исполнять.

Лекции.

Заметка для портала.

Вечером не надо ехать в аэропорт. Некого встречать, никто не прилетит.

Не зря моему отцу не нравился Джордж. Что-то папа предчувствовал, должно быть. Например, что Джорджу нельзя доверять.

Должно быть, я перенервничала, потому что вместо парковки и пальм вокруг плясали какие-то размытые пятна. Я плюхнулась на сиденье машины, ногами на асфальт, и стала делать вид, что поправляю макияж. Но одно пятно выдвинулось прямо на меня, и я по голосу поняла, кто это.

Маргарет, ох, Маргарет. Несносная девчонка с нашего курса, местная королева, красотка, эталонная блондинка, любительница задирать перед всеми нос. Она всегда была веселой и жизнерадостной, задорной и энергичной, – вечная лидерша всегда и во всем.

Обычно я ничего против этих качеств не имею, но сейчас, в моем подавленном состоянии, ее преувеличенная веселость действовала мне на нервы.

Маргарет подошла ко мне с широкой улыбкой, которая, однако, сменилась озабоченным выражением, когда она вгляделась в меня.

– Привет, Тесса, что случилось?

– С кем? – Я вцепилась в пудреницу так, словно это был мой спасательный круг.

– С тобой. У тебя такое лицо… У тебя все хорошо?

– Так, – неопределенно ответила я, заставив себя улыбнуться. – Ничего страшного. Я в полном порядке.

Маргарет приподняла бровь.

– Да ладно тебе, Тесса. Что происходит?

Я вздохнула. Очень трудно отделаться от Маргарет, если она вцепилась в вас клещом. Но мне совершенно не улыбается делиться с ней своими переживаниями. Маргарет – известная сплетница, и я вовсе не горю желанием, чтобы она раззвонила о моих душевных терзаниях по всему университету.

Кроме того, я считаю ее фальшивой до мозга костей, и мне совершенно не хочется выслушивать ее сочувственные замечания, за которым не стоит и проблеска эмпатии. По правде говоря, сочувствие вообще надо уметь высказывать, а то можно растравить раны так, что лучше было бы не открывать рта вообще.

– Тебя кто-то бросил? – спросила Маргарет, с острым любопытством вглядываясь в меня.

О, боже. Начинается.

– Нет, все гораздо хуже, – бросила я довольно резко.

– В каком смысле? У тебя кто-то умер?

Произнося эти слова, она стала казаться еще более жизнерадостной и веселой, чем обычно. Нет, ни к чему мне радовать ее своими неудачами. Перебьюсь.

– Это моя мать, – пробормотала я первое, что пришло мне в голову.

– Да? – На лице моей собеседницы выразилось живейшее любопытство.

– Ну, думали, что она нашлась. Но это оказалась не она.

Иногда очень полезно иметь мать, которая ушла из дома и не вернулась, и неизвестно, где она находится сейчас. Маргарет издала несколько восклицаний и попыталась выведать у меня детали. Пришлось мне наспех придумать, что какая-то женщина, по приметам похожая на мою мать, была недавно найдена мертвой. Но в итоге выяснилось, что это не она, а совершенно чужой человек.

– Твоему отцу надо написать об этом роман, – объявила Маргарет.

Как говорит мой отец, все вокруг знают, о чем он должен писать романы. Я немного рассердилась.

– Роман – это выдуманная история. А жизнь – это жизнь. – Я убрала пудреницу, подхватила рюкзак и захлопнула машину. – Извини, мне надо идти.

– Вечером придешь на вечеринку? – спросила Маргарет.

– Что за вечеринка? – без особого интереса спросила я.

– У Эммы днюха. – Эмма была ее подругой, настолько, насколько можно, не теряя собственного достоинства, быть подругой у девчонки, которая считает себя самой лучшей, самой крутой, самой красивой. – Приходи, будет весело! Заодно развеешься после семейных проблем.

Семья у меня прекрасная, подумала я в сердцах, а проблемы создают совсем другие люди. Но вслух я, само собой, говорить этого не стала.

В сущности, мне не особенно хотелось идти на вечеринку, особенно на ту, которую устраивала подружка Маргарет. Но в то же время я не хотела оставаться наедине со своими мыслями. Тем более что вечером я должна была встречать Джорджа в аэропорту…

– Хорошо, – сдалась я наконец. – Я приду. Но не обещаю, что надолго.

Маргарет просияла.

– Приходи, на сколько хочешь! Это будет потрясающе! Мы приедем туда около восьми и будем танцевать всю ночь напролет.

Я кивнула и поблагодарила ее – правда, боюсь, что у меня это вышло довольно сухо и формально. Маргарет побежала приглашать других студентов, а я, поглядев на часы, отправилась в библиотеку. Мне надо было собраться с мыслями, а библиотеки всегда успокаивали меня.

Однако до библиотеки я не дошла.