Текст книги "Любовь с первого фола"

Глава пятая
Тесса. Ведьма на метле

«Надо что-то делать, надо что-то делать», – крутилось у меня в голове.

Написать в мессенджере подругам – Лине, или Элис, найти их, поплакаться, спросить совета. Но они не знали Джорджа, что они могли мне подсказать?

Позвонить отцу? Я мысленно застонала. Он, конечно, не будет опускаться до «а я тебе говорил», «а я предупреждал» и прочих форм самоутверждения своего самолюбия за мой счет. Однако он наверняка расстроится, а мне не хотелось его расстраивать.

– Мисс Ломбард!

Я подпрыгнула, услышав этот серебристый и в то же время металлический голос. В целом свете он мог принадлежать только одному человеку – нашей великолепной миссис Мерриуэйзер, профессору литературы XVI–XVII веков.

Миссис Мерриуэйзер является крупнейшим специалистом по Шекспиру, но когда студент-первокурсник Рикардо Кортес сообщил, что своими глазами видел, как она вылетела на метле из окна, лихим жестом поправив свои браслеты, никто даже не вздумал усомниться в его словах. Несмотря на то, что всем прекрасно известно, что Рикардо не прочь заложить за воротник, и при желании ему может привидеться все, что угодно, вплоть до зеленых чертей.

С виду миссис Мерриуэйзер – хрупкая дама неопределенного возраста. Говорят, что ей не то 70, не то 35, на что люди осведомленные возражают, что 35 лет назад она уже здесь преподавала. Талия у нее тоньше, чем у меня, ходит она исключительно в платьях и туфлях на шпильках, носит широченные браслеты и вдобавок ко всему таскает с собой огромную сумку, набитую всякой всячиной. Все мы ждем, что однажды из этой сумки извлекут части тела какого-нибудь студента, который осмелился непочтительно выразиться о Шекспире, но пока наших ребят спасает инстинкт самосохранения.

Миссис Мерриуэйзер обожает Шекспира, причем может рассказать о нем такие подробности, которые не прочитаешь ни в одной биографии. Нет ничего удивительного, что при таком ревностном отношении она находится на ножах со всеми остальными шекспироведами. Студенты же обычно испытывают в ее присутствии сложную смесь восхищения и ужаса. Она в совершенстве владеет своим предметом, но при этом ей ничего не стоит испортить жизнь тому, кого она невзлюбит – а нелюбовь ее часто бывает иррациональна.

Впервые я увидела миссис Мерриуэйзер, когда она на своих гигантских каблуках влетела в аудиторию, без видимого труда волоча свою сумку, извлекла из нее стопку книжек, хлопнула ими по столу и не без вызова оглядела новичков, с которыми ей предстояло иметь дело.

– Ну, сейчас начнется, – пробормотала Лина, которая сидела со мной рядом. – Ромео и Джульетта, значение Гамлета… ох!

Но миссис Мерриуэйзер сумела нас удивить. После краткого вступительного слова, в котором она дала понять, что современный театр стоял, стоит и будет стоять на Шекспире, что уровень актеров проверяется именно тем, как они играют в шекспировских пьесах, и что восприятие значительной части мировой истории продиктовано именно его произведениями, она объявила:

– А теперь поговорим о самой важной вещи на свете. Секс! – По аудитории порхнул легкий смешок, студенты оживились. – Поговорим о сексе у Шекспира на примере бордельных сцен в пьесе «Перикл».

И не успели мы опомниться, как она прочитала блестящую лекцию о борделях вообще, борделях тогда и теперь, театрах, которые стояли рядом с этими заведениями, о том, как писались пьесы, как играли актеры, сколько стоило попасть на представление. Она фантастически переходила от одной темы к другой, она увлекла нас, и мы слушали миссис Мерриуэйзер, раскрыв рты. И все мы после лекции почувствовали, что горим желанием узнать о Шекспире и его эпохе побольше…

Миссис Мерриуэйзер ярко красится, но терпеть не может современную парфюмерию и пользуется только винтажными духами. Когда она в хорошем настроении, она обычно душится ландышевым «Диориссим», а в плохом предпочитает зеленые духи вроде «Ma Griffe» от Carven. Признаться, когда она внезапно возникла передо мной, я немного занервничала и успокоилась только тогда, когда поняла, что от профессорши пахнет ландышем. Это означало, что сегодня она, можно сказать, воплощение кротости и есть шанс уйти от нее целой и невредимой.

– Должна сказать, что считаю ваше эссе почти хорошим, – объявила миссис Мерриуэйзер, глядя на меня пронизывающим, но благосклонным взором своих прозрачно-серых глаз. – По крайней мере, мысль о том, что если бы на носу у Джульетты вскочил прыщ накануне встречи с Ромео, он бы не вздумал в нее влюбиться, а продолжал бы вздыхать по своей Розалине, меня позабавила. Я всегда считала, что существуют мелочи, способные свести на нет любые судьбоносные события… С вами все хорошо, мисс Ломабрд?

– Да, миссис Мерриуэйзер, – пробормотала я, сделав над собой усилие.

– Ну конечно, нет, – фыркнула моя собеседница. – Вас кто-то бросил?

– Почему вы так думаете?

На лбу у меня, что ли, написано, раз все, с кем я сталкиваюсь, делают одни и те же выводы?

– Видели бы вы себя со стороны, вы бы не задавали такого вопроса, – хмыкнула миссис Мерриуэйзер. – Дать вам телефон психоаналитика, с которым вы сможете обсудить вашу проблему? Но предупреждаю – стоит он недешево.

– А он мне поможет? – вырвалось у меня.

– Не знаю, но он хотя бы попытается. Я обратилась к нему, когда у меня стряслась трагедия – умер мой кот. Не надо так на меня смотреть – это была невосполнимая утрата. Он был очень деликатный, только иногда лежал на книгах, и никогда не спорил со мной, когда я говорила с ним о Шекспире. Золото, а не кот! За всю свою жизнь я не встречала человека, подобного ему.

Я попыталась представить себе кота, который спорил бы с моей собеседницей о Шекспире, и воображение напрочь отказало. Собственно говоря, я и человека-то такого представить не могла. То есть существовать он, конечно, мог, вопрос в том, сколько ему удалось бы протянуть.

– И… э… психоаналитик вам что-то посоветовал? – несмело спросила я.

– Ну да. Завести собаку.

Я открыла рот.

– Вы мне сейчас начнете доказывать, что собака не заменит кота. Возможно, именно поэтому и следовало бы ее завести. Правда, это неважно. Собаку я, конечно, заводить не стала. Вместо этого, – миссис Мерриуэйзер усмехнулась, – я написала развернутую рецензию на очередное собрание шекспировских пьес, в которое навключали черт знает чего, и разгромила составителей. Я указала, что не стоит приписывать Шекспиру все подряд, даже если очень хочется…

– Я не знаю, что мне делать, миссис Мерриуэйзер, – беспомощно выпалила я. – Понимаете, я думала, что есть человек, который меня любит. А он по телефону сказал мне, что у него есть другая.

– Он вам сказал? – изумилась миссис Мерриуэйзер. – Дорогая, но это же хороший признак! Просто отличный.

– В каком смысле? – изумилась я. По правде говоря, на мгновение мне даже показалось, что она издевается.

– В таком, что если бы он совсем вами не дорожил, он бы вообще ничего вам не говорил. Он бы просто заблокировал вас на телефоне и везде в соцсетях. И только после того, как вы обнаружили, что достучаться до него не можете, вы бы начали о чем-то догадываться.

Я смотрела на нее, вытаращив глаза.

– Но Джордж сказал мне, что все кончено, что мы… Что мы больше не вместе.

– Это он сейчас так думает, – хладнокровно отозвалась миссис Мерриуэйзер. – Запомните, деточка, – на моей памяти она впервые назвала меня так, – жизнь – длительный процесс, и суть его – изменения. Сегодня вы думаете одно, а завтра другое, и это совершенно нормально. Сегодня Джордж думает, что он не любит вас, а завтра у кого-то на носу вскочит прыщ, и он вспомнит, что вас любит. Я утрирую, но тем не менее…

– Я не думаю, что он вспомнит, – мрачно отозвалась я. – Там… там, понимаете, еще и деньги замешаны. У родителей этой Кимберли бизнес, который полезен для родителей Джорджа. Разумеется, я не хочу сказать, что он продался…

– Ну так это еще лучше! – Миссис Мерриуэйзер просияла. – Богачи везде одинаковы – когда платят сто долларов, то норовят заставить вас отработать на все двести. Уверяю вас, когда ваш Джордж с этим столкнется, ему это не понравится. И о ком он вспомнит в таком случае? Первым делом, конечно, о вас. Вы его любите? Вижу, что любите, и он, конечно, это знает. А любовь – штука ценная, что бы там о ней ни говорили.

Голова у меня шла кругом. Только что я находилась, без преувеличения, в бездне отчаяния, и неожиданно человек, от которого я даже не ожидала ничего подобного, подал мне надежду. Я была готова расцеловать мою собеседницу.

– Так, по-вашему… Значит, вы думаете… Вы считаете, Джордж может ко мне вернуться? Но вы же совсем его не знаете!

– Не знаю и знать не хочу, – хладнокровно парировала миссис Мерриуэйзер. – Я знаю людей, этого вполне достаточно. Нет смысла пробовать каждую котлету, когда примерно знаешь вкус котлет вообще. Вы оказались в сложной ситуации, потому что в молодости от гормонов сносит крышу, эмоции зашкаливают, и в этом-то как раз главная проблема. Потому что в такой тонкой области, как личные отношения, надо заставлять себя не терять головы – даже если очень хочется. Если вы пойдете на поводу у эмоций и начнете доказывать вашему Джорджу, какой он подонок, мерзавец и свинья, что бросил вас, вы ничего никому не докажете, а только навредите. Он окончательно убедится, что с вами нельзя иметь дела, и это впечатление изменить будет уже очень сложно.

– Хорошо, – поспешно сказала я, – что мне делать, чтобы не навредить? Я действительно очень хочу его вернуть. Я…

– А стоит ли возвращать того, кто вас уже однажды предал? Вот в чем вопрос. – Миссис Мерриуэйзер прищурилась. – Будь у вас другой характер, я бы посоветовала надавить на самолюбие, договориться с тем, кого Джордж терпеть не может, и разыграть роман с его соперником, но вы же не такой человек. Вам придется запастись терпением и ждать. Вернее, так: запаситесь терпением и сидите в засаде.

И это все, что она мне может посоветовать? Должно быть, разочарование слишком ярко отразилось на моем лице, потому что миссис Мерриуэйзер добавила:

– Сидеть в засаде не значит сидеть сложа руки. Напротив – это постоянная, кропотливая, тщательная работа. Не давайте забыть о себе, но и не перегибайте палку. Не раздражайте, не настраивайте против себя – ни в коем случае. Как бы тошно ни было у вас на душе, не показывайте виду. Публично заставляйте себя держать строгий нейтралитет, изображайте, что смирились с решением Джорджа и хотите перевести ваши отношения в плоскость дружбы. Никаких истерик, выяснения отношений и прочего – мужчины терпеть этого не могут. Жалобы, слезы и прочее лучше тоже приберечь для другого раза. – Миссис Мерриуэйзер пожала плечами. – Вот говорю я все это и вижу, что вам хочется совершенно другого. Если бы эта Кимберли попалась вам в пустыне Мохаве[7]7
  Пустыня в штате Калифорния.


[Закрыть], и никто бы не мог вас видеть, то я бы ей не позавидовала.

– Я не настолько кровожадна, миссис Мерриуэйзер, – проворчала я, насупившись.

– Ну да, то есть вы так думаете, – хмыкнула старая леди. – Вообще-то никто толком не знает, на что он способен, пока обстоятельства его не заставят. Если бы в детстве мне сказали, что я буду прививать студентам любовь к Шекспиру, я бы сильно удивилась.

– А кем вы мечтали быть в детстве?

– Не будем отвлекаться от темы, – одернула меня собеседница. – Держите Джорджа в поле зрения, ведите себя сдержанно, разумно и спокойно, не прерывайте контакт с ним, готовьте почву и ждите. Если вы поведете себя с умом, то сможете побудить его вернуться к вам. В худшем случае, если окажется, что у него с Кимберли все слишком серьезно, вам достанется роль запасного аэродрома. Не знаю, насколько вам интересна эта роль…

– Я хочу быть с Джорджем, – проговорила я срывающимся голосом. – И мне все равно, в каком качестве.

– Но я должна вас сразу же предупредить: легко не будет. – Миссис Мерриуэйзер усмехнулась одними углами губ. – Вам придется заставлять себя быть милой не только с ним, но и с этой Кимберли. Раз он сейчас с ней, она имеет возможность влиять на него, и любая враждебность с вашей стороны приведет к тому, что она попытается отсечь вас от Джорджа – окончательно. Вы должны выглядеть безобидной, дружелюбной и – как бы это сказать…

– Она должна считать, что одержала надо мной верх, и я ничем ей не угрожаю, – выпалила я скороговоркой. – Правильно?

– Что-то вроде того. А на будущее вам надо научиться лучше понимать людей. Ведь не мог этот Джордж сразу вас бросить, наверняка были какие-то звоночки, но вы их проигнорировали. А в личных отношениях игнорировать ничего нельзя.

– Но… – начала я, удивленная, и умолкла с открытым ртом.

В самом деле, уже несколько недель Джордж не проявлял прежнего энтузиазма, когда я начинала говорить о нашей будущей жизни. Миссис Мерриуэйзер совершенно права. Но почему, черт возьми, она знает о Джордже больше, чем я – хотя даже с ним не сталкивалась?

И почему именно она стала тем, кто мне был больше всего нужен – человеком, который смог увидеть мою драму со стороны и сказать мне именно то, что я должна была услышать?

– Миссис Мерриуэйзер, – решительно объявила я, – не сердитесь, но вы… Вы прелесть!

– Не так скоро, мисс Ломбард, – парировала эта феерическая особа, улыбаясь. – Где гарантия, что когда ваш Джордж к вам вернется, вы не присмотритесь к нему хорошенько и не решите, что он вам сто лет в обед не нужен?

Я засмеялась и тряхнула головой.

– Нет, нет, миссис Мерриуэйзер, никогда! И… спасибо, большое, огромное спасибо. Вы… вы меня просто спасли. Я понимаю, что будет трудно, очень трудно… Все так запуталось… И я была неправа, что не придавала значения… Были разные моменты… Но я сумею все исправить! Честное слово!

Я говорила и чувствовала, как во мне разгорается искра решимости.

Может быть, сегодняшний день, в конце концов, окажется не таким уж плохим?

– Еще пара слов, Тесса, – сказала моя собеседница. – Вы бульдогов видели?

– Да, конечно. К чему это вы?

– К тому, что есть люди, с которыми любые уловки бесполезны. Если эта Кимберли из породы бульдогов, если она всерьез настроилась заполучить вашего Джорджа, то что бы вы ни делали, она его не отпустит. Понимаете, о чем я? Бывают в жизни ситуации, когда рушатся самые точные расчеты и самые прекрасные планы. Ситуации, когда лучше просто отступить. Так вот: если вы почувствуете, что не сможете выдержать, бросайте все, и Джорджа в том числе, и отступайте.

– Я не отступлю, – проговорила я после паузы. – Спасибо за предупреждение, миссис Мерриуэйзер, но… Я не отступлю.

– Как знаете, – равнодушно отозвалась моя собеседница. После чего с достоинством кивнула мне, поправила свои широкие браслеты и, поудобнее перехватив свою огромную сумку, двинулась прочь.

Глава шестая
Тесса. Встреча

Разговор с миссис Мерриуэйзер случился именно в тот момент, когда нечто подобное было нужно мне больше всего, и заставил меня воспрянуть духом. Возможно, в чем-то старая леди была неправа, но в основе ее рассуждений лежало здравое зерно.

Не надо ссориться с Джорджем, не надо делать ничего такого, что настроит его против меня. Надо попытаться сохранить наши отношения в виде дружбы, а потом… Потом – посмотрим. И я залезла в смартфон.

К счастью, Джордж нигде меня не забанил, и, проведя разведку в его соцсетях, я выяснила все, чего мне не хватало.

Вот, пожалуйста: Кимберли Джонсон, моего возраста, яркая блондинка (колорист постарался), великолепные губы (наверняка уже колет филлеры), ресницы нечеловеческой длины (ясное дело, накладные). Любит кошек, собак, своего домашнего хамелеона по кличке Таллула – и моего Джорджа.

Я всегда считала, что не страдаю снобизмом, но почему-то мне было неприятно думать, что меня променяли на девицу с фамилией Джонсон. Конечно, мне было неприятнее всего думать, что меня вообще на кого-то променяли, а фамилия дала мне повод для отдельной вспышки сарказма.

Никакого бульдога мисс Джонсон и близко не напоминала, и я вздохнула с облегчением. Дело, однако, осложняло то, что ее семья оказалась очень богатой. Если сравнивать ее родителей и моих, можно сказать, у меня не оставалось шансов.

Если кто-то подумает после этих строк, что я стала из-за этого меньше любить своего отца или хуже о нем думать, он заблуждается. Да, мой отец не самый известный писатель в Америке, но он честный человек, и он всегда старался делать для меня все, что можно. Ему стоило большого труда стать тем, кем он стал, и было бы несправедливо упрекать его в том, что он не сделался бизнесменом, космонавтом или лауреатом Нобелевской премии.

На лекциях в тот день я, должно быть, казалась чертовски рассеянной. На самом деле я во время занятий тайком продолжала копаться в интернете, узнавая все больше и больше подробностей о жизни Кимберли, семье Кимберли, подружках Кимберли и круге ее общения.

Иногда один простой лайк или процитированная расхожая фраза способны больше сказать о человеке, чем тома рассуждений. Изучая деятельность соперницы в интернете, я пришла к выводам, что у Кимберли непереносимость лактозы, что она тщательно контролирует свой образ в соцсетях, что она самолюбива и придает большое значение внешним признакам высокого социального статуса.

Мне не попалось ни одного фото, где она была бы растрепанной, выглядела наспех одевшейся или неудачно снятой. Все ее друзья, мелькавшие на совместных снимках, принадлежали примерно к одной и той же прослойке богачей местного значения. Конечно, она выглядела лучше меня, но я не была уверена, что за год она читает хотя бы пару книг, и странным образом это меня утешало.

Иногда на меня накатывали воспоминания о Джордже, и я словно застывала. Я пыталась взять себя в руки, но это плохо у меня получалось. Смех Джорджа, его улыбка и теплые прикосновения были еще слишком свежи в моей памяти. Я вспоминала, как он держал меня за руку на людях, как он заставлял меня смеяться, когда никто другой не мог этого сделать. Я вспоминала, как он смотрел на меня влюбленными глазами. Я…

– Эй, ты что-то слишком рассеянная сегодня, – заметила Элис. – Что-то случилось?

Я сказала ей и Лине, что Джордж был вынужден застрять в Финиксе из-за бизнеса, но, кажется, они не слишком мне поверили. Кроме того, Маргарет с моих слов уже везде насплетничала, что нашли какую-то мертвую женщину, которая могла быть моей матерью, но это оказалась не она.

Вранье неприятно тем, что оно может аукнуться в самые неподходящие моменты. Солгав Маргарет, я теперь вынуждена была кривить душой перед друзьями. И нельзя сказать, что это давалось мне легко.

– Между прочим, кое-кто, – напомнила Элис, – обещал написать про баскетбольную команду.

– И что? – спросила я отстраненно. У меня совершенно вылетело из головы, что я обещала дать заметку для портала.

– У них сейчас тренировка. Ты пойдешь? Или я скажу Лине, чтобы написала она?

– Давай я схожу, – вызвалась Лина. – Ты же видишь, в каком она состоянии. Не очень-то приятно узнать, что твоя мать умерла, а потом узнать, что это не она вовсе.

Но тут я разозлилась и сказала, что напишу эту чертову заметку. Напишу. Напишу!

…Я вошла в ярко освещенный спортзал, уже остыв и думая, что надо было согласиться на предложение Лины. Я не была большой поклонницей баскетбола и не представляла, с чего мне начать. Все, что я знала – что тренера зовут Торнтон, а команда вроде неплохая, но звезд с неба не хватает. Последнее время ее преследовали сплошные неудачи.

Тренера я узнала сразу же, потому что он был старше всех присутствующих. Высокий, сосредоточенный, с седоватыми висками и громким голосом, он отдавал команды, особо не церемонясь, и не скупился на резкие замечания.

Игроки разминались, и я узнала несколько знакомых студентов. Высоченный смуглый Эстебан с дредами, должно быть, центровой, потому что эту роль практически всегда исполняет самый долговязый игрок в команде. Сплошь покрытый татуировками блондин Митч и кудрявый Фил, судя по их действиям, защитники, а Стив с зелеными волосами и подвижный мускулистый парень, лица которого я не вижу – форварды. Все высокие, стройные, глаз не оторвать. Спортсмены вообще, как правило, симпатичные ребята, но в баскетболе очень пропорционально развиваются мышцы. В других видах спорта бывает, что ребята перебарщивают, и получается гора мускулов, над которой торчит маленькая головка, или слишком мощные ляжки, что выглядит некрасиво. А в баскетболе надо летать, и поэтому…

Черт, меня же только что оставил парень, и вот я уже притащилась на тренировку и глазею на спортсменов. Хорошо это или плохо? Можете бросить в меня чем-нибудь (например, пачкой стодолларовых банкнот), но, по-моему, нет ничего лучше молодости, когда она совмещается с привлекательностью. Не могу сказать, что я прямо взяла и моментально забыла о Джордже, о душевной ране, которую он мне нанес, но как-то стало отчетливо ясно, что в мире есть и другие ребята, и вообще – что жизнь не кончилась. А иногда очень важно вспомнить, что жизнь продолжается.

Меж тем тренер Торнтон утер пот со лба и принялся отчитывать игроков. Все они делали не так, не с той скоростью и вообще, как он проорал, имели все шансы продуть даже команде дома престарелых безработных актеров, снимавшихся еще в немом кино. Я представила себе, сколько таким актерам может быть лет, и фыркнула. Не меньше 120, судя по всему – но такие мелочи Торнтона не смущали, потому что к делу своему он подходил с душой, и это ощущалось.

– Стив! – надрывался тренер. – Черт возьми, одноногий пират и то двигался бы быстрее, чем ты…

– Сэр, это издевательство над людьми с ограниченными возможностями, – заметил Эстебан.

– У пирата пистолеты и полные карманы золотых монет! Какие еще, к дьяволу, ограниченные возможности… Стив, ты бегаешь медленнее, чем улитка, которая сперла панцирь у черепахи!

– Тренер, это невозможно! – засмеялся Стив.

– В жизни возможно все! – торжественно объявил Торнтон. – Единственное, что я точно могу сказать о жизни – что в ней все возможно! – Он подпрыгнул на месте и заорал: – Левее! Левее пасуй! – Тут он заметил меня, и, сверкнув глазами, выпалил: – Вам чего, мисс? Вообще-то сюда нельзя, это закрытая тренировка!

Не очень-то обнадеживающее начало. Я представилась и объяснила, зачем я здесь.

– Ха! То есть вы вроде как журналистка?

– Да, и я с нетерпением жду возможности познакомиться с вами и вашей командой, – выдала я заготовленную фразу.

Пятый игрок обернулся, и улыбка, которой я сопроводила свои слова, застыла у меня на губах.

Я узнала его – это был тот самый бродяга, укативший на дорогущей машине. Тот, которому я сегодня от широты души купила сэндвич, в котором он абсолютно не нуждался. Короче говоря, Трой Белкомб.

На мгновение мне захотелось провалиться под землю, но, так как такой возможности технически не было предусмотрено, да и землетрясения в Калифорнии случаются не каждый день, я улыбнулась еще шире, так, что заболели мускулы лица.

– Ну что ж, у нас решающий отрезок перед важной игрой, – тренер нахмурился, извлекая из памяти заготовленные на случай общения с прессой стандартные фразы. – Наш следующий матч будет против нашего главного соперника, и мы не можем позволить себе проиграть.

В его голосе звенела уверенность. Я вспомнила, с каким счетом команда проиграла два последних матча. Было трудновато поверить, что в третьем у команды есть какие-то шансы.

– Мы сделаем их, тренер, – поддержал Торнтона Эстебан. – Мы усердно тренировались.

– В поте лица, – заметил зеленоволосый Стив.

– Мы их порвем, – пообещал Фил и лучезарно улыбнулся.

Тренер Торнтон усмехнулся.

– Да, вот только трехочковые броски Митча…

– Эй, я работаю над этим, – запротестовал Митч.

– Так работаешь, что они превратились в минус трехочковые? – хмыкнул Торнтон. – Ладно, ладно, я пошутил, – быстро добавил он, заметив, как сверкнули глаза Митча. – Но работать придется еще больше. Вы слишком расслабились, ребята, после того, как кое-кто вернулся в строй. Да, это хорошо, когда в команде есть палочка-выручалочка, но нельзя надеяться, что она все за вас будет делать!

Трой, зажав мяч под мышкой, меж тем блуждал по площадке, косясь в мою сторону, и не говорил ни слова. Какие у него классные бицепсы, мелькнуло у меня в голове. И спортивные штаны сидят достаточно низко на бедрах, чтобы можно было оценить его идеально сложенный торс. А как соблазнительно выглядит игра мускулов при игре в баскетбол – определенно, надо будет приходить сюда почаще. Джордж, конечно, был сложен покрепче, и плечи у него были шире, но Трой очень даже ничего, да и Эстебан, и татуированный Митч…

– Нашим ключом к победе станет Трой, – заметил Эстебан. – Теперь он снова с нами, так что все будет хорошо.

– Трой! – заорал тренер. – Иди сюда, что ты там бродишь…

Трой поднял голову, и, видя, как сквозь спутанные темные волосы сверкнули его глаза, я поняла, что их обладатель – парень с норовом. Однако он смирил свое эго и подошел, насупившись.

– Привет, – буркнул он.

После чего повернулся, взял мяч и, вроде бы даже не целясь, швырнул его в дальнее кольцо. Мяч вильнул, отскочил, крутанулся на кольце, и какую-то долю мгновения нам показалось, что он не упадет в него. Но затем мяч скользнул в него и с глухим стуком шлепнулся на пол.

– Фантастика, – выдохнул Эстебан.

– Вот так и надо забивать, – объявил тренер, приосанившись, словно бил именно он.

Трой поглядел на меня с вызовом, как будто я сомневалась в его способностях. В жизни его движения не поражали особой грацией, но, когда он выходил играть, в нем неожиданно появлялась какая-то воздушность, которую трудно объяснить словами. Казалось, что его худая мускулистая фигура постоянно находится в движении.

Его глаза, глубокого, пронзительного синего цвета, казалось, таили в себе целый мир эмоций. Черты его лица были точеными, с высокими скулами и острой линией подбородка. Его волосы представляли собой беспорядочную копну темных прядей, а красивые губы были плотно сжаты, что придавало ему напряженный вид. Или, может быть, мое неожиданное появление застигло его врасплох, и оттого он так напрягся.

Торнтон повернулся ко мне.

– Как можете видеть, Тесса, некоторые из наших ребят… короче, можно смело назвать их уникальными личностями. И мы все здесь нацелены на победу.

Я кивнула с умным видом.

– Несколько месяцев назад, – продолжал Торнтон, – мы потеряли одного из наших ключевых игроков из-за травмы. Именно с этим и были связаны неудачи нашей команды, о которых вы наверняка знаете. Но теперь Трой снова в строю, так что…

– Так что мы всех порвем, – снова пообещал Фил.

– По крайней мере, попытаемся. – Торнтон усмехнулся. – Я жду, что все выложатся по полной. Мы не можем позволить себе расслабляться, если хотим чего-то добиться.

Игроки закивали, и я почувствовала, что они настроены самым серьезным образом.

– Так или иначе, у нас есть прочная основа. Нам просто нужно стать единой командой и поработать над нашими слабыми местами. Вы знаете, что говорят о баскетболе: дело не только в индивидуальном таланте, но и в командной работе и в настрое. Это то, к чему мы стремимся.

– Я обязательно буду иметь это в виду, когда буду писать свою статью, – пообещала я.

Когда он только что вопил на весь спортзал об улитке, которая сперла у черепахи панцирь, он казался искренним и горячим, но сейчас, говоря со мной, выдавал штамп за штампом. Я тихо вздохнула. Ну почему люди в присутствии прессы так боятся быть самими собой?

– Главное, не выставляй нас кучкой бездельников с дорогими машинами, – заметил Митч с усмешкой.

Я вспомнила, что он был из бедной семьи, а шпилька определенно была направлена в адрес одного из присутствующих.

– Эй, эй, эй, – тотчас же вмешался Торнтон. – Митч, что за дела?

– Митч, кончай, – сказал Стив. – Не надо.

– Мы проиграли две игры, потому что у Троя якобы болела спина, – гнул свою линию Митч. – Вы можете поручиться, что у него опять не заболит спина перед следующей игрой? А?

– Заболеть может всякий, – уже с неудовольствием ответил тренер. – Хватит, Митч.

– Не всякий может заболеть, когда захочет, – отозвался Митч.

– Я хотел заболеть? Ты спятил, что ли? – Трой явно рассердился.

– Ребята, ребята, – вмешался Эстебан, – хватит, хватит, хватит! Врач же подтвердил, что Трой был болен…

– С такими деньгами, как у его папаши, врач подтвердит хоть чуму, хоть родильную горячку, – огрызнулся Митч.

– Ты в своем уме? – возмутился Трой. – Какого черта? Ты что, намекаешь, что я нарочно это сделал, чтобы команде было плохо?

– Понятия не имею, что ты сделал и зачем, – последовал ответ. – Но на тебя нельзя положиться. Сегодня ты в спортзале играешь лучше всех, а завтра присылаешь бумажку от врача, что у тебя отваливается спина. А мы должны верить?

– Митч, еще одно слово, и ты вылетишь из команды! – Трой хотел что-то сказать, но тренер опередил его. – Трой, не надо, слышишь? Митч погорячился. Я сказал, он погорячился!

Судя по виду Митча, он вовсе так не считал, но угроза Торнтона возымела свое действие. Блондин в татуировках угрюмо отвернулся. Повисла неловкая пауза.

Тренер покосился на меня и кашлянул.

– Тесса, не надо об этом писать, хорошо?

Я заверила его, что отлично все понимаю.

– Ребята перенервничали, нам действительно туго пришлось без Троя, – продолжал тренер. – Но раз он снова в строю…

– У меня действительно была травма спины, – сказал Трой, и его глаза засверкали. От злости он похорошел и теперь казался настоящим красавцем. При первой нашей встрече, если говорить начистоту, его внешность меня не слишком впечатлила, тем более что он до сих пор был в той же непрезентабельной грязной майке, из-за которой я приняла его за бездомного. – Но теперь я здоров.

На лице Митча был написан скептицизм, и я поняла, что слова товарища по команде его ничуть не убедили.

– Тебя не было несколько недель, Трой, – напомнил он.

– Послушайте, теперь я в порядке. Я готов играть, – в голосе Троя звенело раздражение. – В конце концов, я лучший игрок в этой команде. Это не я сказал – это вы только что сказали, несколько минут тому назад. Можно в таком случае хотя бы не мотать мне нервы?

И прежде, чем кто-либо успел ему ответить, он развернулся и зашагал к своему мячу.

– Осторожнее с ним, Тесса, – посоветовал Эстебан. – У него большой талант, но в то же время большое самомнение.

– У него не больше таланта, чем у любого из нас, – отрезал Митч. – Просто ему везет, а нам – нет.

– Митч, ты бы лучше поработал над своими бросками, – желчно заметил тренер. – Хватит, парни. – Его взгляд скользнул по моему лицу. – Ну что, Тесса? Какое впечатление на вас произвела наша звезда?

Я колебалась, прежде чем заговорить.

– Мистер Белкомб кажется немного… высокомерным. И он, похоже, не понимает, что баскетбол – это командный вид спорта.