Текст книги "Управление мировоззрением. Развитый социализм, зрелый капитализм и грядущая глобализация глазами русского инженера"

2. Особенности национального характера

В конце 80-х, начале 90-х годов наши обычные рядовые граждане с детской восторженностью начали открывать для себя, родственников, сослуживцев и знакомых сладкую «заморскую» жизнь, бывшую ранее почти недоступной. В коротких передышках между хождениями по магазинам и осмотром достопримечательностей им попутно удавалось бегло знакомиться с нравами и обычаями местных народов. Повсюду – в самолетах, в привокзальных буфетах, в кафе можно было слышать захлебывающийся восторг возвращавшихся на родину первооткрывателей, утверждавших: «Да они такие же, как мы!». При этом речь одинаково велась и об итальянцах, и об испанцах, и о французах, и, конечно же, об американцах. Чего в этих восторгах было больше – провинциальной наивности, печальных результатов гипертрофированного интернационального воспитания или извечного русского желания быть «не хуже других» – сказать трудно, но это роковое заблуждение о схожести русского характера с характерами других народов сыграло не последнюю роль в крушении СССР.

Пытливыми умами разных ученых в разное время осуществлялись многократные попытки анализа фактов и даже создания теорий, объясняющих существующее на Земле удивительное разнообразие культур и народов. Появлялись, например, теории (Гердер, Ратцель, Гребнер), которые утверждали, что обычаи, нравы, культура и даже тип анатомического строения этносов напрямую зависят от естественной среды их обитания (климата, близости к морю, горам, разломам земной коры и т. д.). Несомненно, что природно-климатический фактор каким-то образом отражается на характере общественных и экономических отношений того или иного народа, на его менталитете. Однако нельзя утверждать, что он один ответственен за существующее на сегодня многообразие народов, и тем более соглашаться с тем, что он определяет антропологию человека. Такому утверждению и существующим теориям прямо противоречат известные факты. Так, например, в Руанде в одних и тех же климатических условиях с незапамятных времен живут карлики-пигмеи и стройные высокие красавцы тутси. Путешественника по Африке, наслаждавшегося доброжелательностью туземцев и сердечным гостеприимством во время пребывания в одном племени, могли запросто сожрать на ужин в другом племени, отстоящем от первого на какие-нибудь пару десятков километров. И по сей день вряд ли кто-то сможет вразумительно объяснить это буйство природной фантазии. Поэтому в вопросе о происхождении человеческого многообразия для того, чтобы не отвлекаться на не относящиеся к объекту нашего исследования вещи, нам благоразумнее всего будет стать на религиозную точку зрения, объясняющую феномен бесконечного разнообразия природы, включая человеческие типы, бесконечной мудростью Создателя, нам недоступной. Дарвинское происхождение видов отбросим как бездоказательную, хотя и остроумную выдумку.

На основании уже имеющегося и у меня опыта личного общения с представителями разных народов я тоже могу утверждать, что между нравственными устоями жителей разных стран, культурой, представлениями о чести, достоинстве, справедливости лежат необъяснимые и, самое главное, практически непреодолимые пропасти различной глубины и ширины. А склад характера, менталитет восточных народов, таких как китайцы, вьетнамцы, японцы, корейцы, их мироощущение для нас вообще непостижимы, как если бы они были пришельцами с других планет. В подтверждение сказанного можно привести мнение А. А. Зиновьева, прозвучавшее в одном из его интервью:

«Все большие народы содержат в себе многообразие человеческих типов. Можно найти все общие социальные закономерности. Различают народы пропорции тех или иных закономерностей. Скажем, итальянцы более музыкальны, чем другие народы, это не значит, что каждый итальянец поет или играет, но в целом степень музыкальной культуры выше. Отсюда и Да Скала, и все певцы, композиторы. И так далее. Немцы более самоорганизованы. Может, раз в десять более, чем мы – русские. У нас очень низкая степень самоорганизации. Хотя мы можем найти и неорганизованного лоботряса-немца, и высокоорганизованного русского. Когда даем характеристику народа, надо иметь в виду массовую характеристику. Русский народ по многим показателям очень отличается от западноевропейских народов».

В этой связи возникает очень интересный вопрос – а как долго могут оставаться характерные массовые черты народа неизменными, за какие промежутки времени они могут заметно меняться и от чего это зависит? Ускоряется или замедляется этот процесс при перенесении народом глобальных катаклизмов – вражеских нашествий, массовых переселений, эмиграции, кровавых войн, интервенции, гибельных эпидемий, или, другими словами, как быстро адаптируются различные народы к изменению условий проживания, теряя свои прежние черты характера и приобретая новые? И главный вопрос, который нас будет интересовать в дальнейшем повествовании – как быстро может народ заиметь совершенно новый характер, ранее ему не свойственный? Разумеется, исчерпывающий ответ на поставленные вопросы могут дать только специалисты, причем различных научных дисциплин, поэтому рассмотрим его на бытовом уровне и ограничимся только теми моментами, которые необходимы нам для дальнейшего изложения.

Выведение этого закона начнем с рассмотрения примеров эмиграции. Как уже было сказано, мир был создан и существует таким, что уклад жизни и характер у разных народов разный. Именно поэтому эмиграция почти для каждого человека – это глубокое душевное потрясение, стресс, сравнимый с потерей близкого человека. Неизбежные тяжелые переживания, связанные с эмиграцией, некоторые люди пытаются иногда скрыть даже от себя самого показной бравадой, нарочито пренебрежительным, порой подчеркнуто – издевательским отношением к своей бывшей родине, оправдывая тем самым, хотя бы в своих глазах, измену своему происхождению, своим корням. Большинство эмигрантов, как правило, принимают с готовностью и безоговорочно ценности и нормы общежития нового для себя общества, ломая в себе при этом все те добрые воспоминания о своей прошлой жизни, которые они бережно в себе до сих пор хранили и которые им служили верной поддержкой в трудные минуты. После этой внутренней борьбы они в конце концов, успешно мимикрируют, приспосабливаются к чужой среде, становясь вполне нормальными гражданами приютившего их государства. Но где-то глубоко внутри, помимо воли эмигранта, всегда сохраняется нерастворяющееся ядро принадлежности другому народу и культуре, которое в критические моменты жизни может стать возобладающим фактором поведения. Только в том случае, если на момент эмиграции ребенку было менее 12 лет и в семье принципиально отказались от общения на бывшем родном языке, попутно оборвав все связи с бывшей родиной, это националистическое ядро растворяется полностью, без остатка. Взамен его вырастает ядро национальной принадлежности другой стране. Только таким образом может произойти абсолютная ассимиляция и самая быстрая по времени (за одно поколение) потеря эмигрантом национальной идентичности. Я был свидетелем семейных трагедий, когда между родителями и детьми в результате переезда в другую страну, на основе свершившегося факта разведения отцов и детей по разным нациям не только исчезает взаимопонимание, но и полностью утрачивается мало-мальский контакт. Мужчины в своем большинстве адаптируются к новым условиям значительно труднее и дольше, чем женщины. И в результате ребенок каждый день наблюдает у себя в доме непонятное существо, которое ночует в спальне его мамы, изредка говорит с нею на непонятном языке, исправно, молча выполняет какие-то работы по дому, а иногда по вечерам что-то тихо мычит себе под нос и роняет мутную слезу при просмотре видеозаписи непонятного фильма, в котором звучит все тот же непонятный язык.

Совсем другая ситуация складывается в случае, когда эмигранты, представляющие одну страну и культуру, проживают компактно, занимая один квартал, район и т. д. С одной стороны, такое локальное скопление представителей одной нации служит хорошей гарантией сохранения некоторых самобытных черт переселенцев, обеспечивает более мягкое, без лишних стрессов погружение их в новую среду обитания. Но с другой стороны, эта компактность проживания эмигрантов является серьезным препятствием на их пути к успешной интеграции в новое общество, провоцирует добровольную самоизоляцию от местного населения и способствует установлению собственных неписанных норм поведения и жизненных ценностей в пределах сферы своего обитания, причем очень близких к стандартам бывшей родины. Поэтому такие районы являются зоной особого внимания иммиграционныхслужб и головной болью для государственных чиновников, включая муниципальные службы и полицию принимающей страны. В таких образованиях характерные для народа черты уже могут передаваться из поколения в поколение в течение значительных промежутков времени. Самый выдающийся тому пример – народ Израиля, который, бережно сохраняя на протяжении тысячелетий свой язык и все свои самобытные народные черты в неприкосновенности, после 2000 лет рассеяния по всему белому свету снова собрался и создал свое государство под тем же именем, на том же месте, с теми же духовными ценностями и традициями. Этот вдохновляющий образец всепобеждающей народной преданности своим историческим корням должен служить другим народам в качестве мощного источника оптимизма.

Для продолжения выведения закона национальной идентичности обратимся к примеру России, основное население которой всегда оставалось на земле своих предков, но на протяжении своей истории постоянно подвергалось вражеским нашествиям и опустошительным войнам, в том числе междоусобным, кровавым бунтам и интервенции. Для выяснения степени изменчивости характера русского народа (именно так обобщающе называется население России на Западе) ограничимся глубиной поиска в 1,5 века. За это время над Россией прогремели две мировые, множество локальных войн, несколько революций с сопутствующими им гражданскими войнами. Последние несли с собой идеи радикального разрыва с прошлым, крутой ломки национального характера и воспитания нового человека, поэтому выбранный промежуток времени для нашего исследования представляется вполне достаточным. Для проведения объективного сравнения необходимо ввести еще одно ограничение – для нашего опыта следует выбирать только такие слои населения, у которых максимально сохранился род и приемы профессиональной деятельности. К сожалению, в этом смысле Россия имеет очень небогатый выбор – пролетариат в середине XIX века в России отсутствовал полностью, от 90 % слоя крестьян с традиционным укладом семьи и хозяйства к средине XX века не осталось ничего, как и от купечества и аристократии. К сохранившимся за 1,5 века в России слоям населения можно отнести лишь духовенство и чиновничество. Остановимся на последнем. В качестве надежного источника информации, сообщающего нам черты характера типичного русского чиновника середины XIX века, используем дневники нашего гения – Федора Михайловича Достоевского. Нет и не было другого такого человека, который бы так же глубоко и сильно любил и знал русский народ, как Федор Михайлович. В своем «Дневнике писателя» за июль 1876 года писатель сравнивает отношение к труду усредненного немца и русского и приводит следующее описание типичного русского чиновника:

«Всякий знает, что такое чиновник русский, из тех особенно, которые имеют ежедневно дело с публикою: это нечто сердитое и раздраженное, и если не высказывается иной раз раздражение видимо, то затаенное, угадываемое по физиономии. Это нечто высокомерное и гордое, как Юпитер. Особенно это наблюдается в самой мелкой букашке, вот из тех, которые сидят и дают публике справки, принимают от вас деньги и выдают билеты и проч. Посмотрите на него, вот он занят делом, «при деле»: публика толпится, составился хвост, каждый жаждет получить свою справку, ответ, квитанцию, взять билет. И вот он на вас не обращает никакого внимания. Вы добились наконец вашей очереди, вы стоите, вы говорите – он вас не слушает, он не глядит на вас, он обернул голову и разговаривает с сзади сидящим чиновником, он взял бумагу и с чем-то справляется, хотя вы совершенно готовы подозревать, что он это только так и что вовсе не надо ему справляться. Вы, однако, готовы ждать и – вот он встает и уходит. И вдруг бьют часы и присутствие закрывается – убирайся, публика! Сравнительно с немецким у нас чиновник несравненно меньше часов сидит во дню за делом. Грубость, невнимательность, пренебрежение, враждебность к публике, потому только, что она публика, и главное – мелочное юпитерство. Ему непременно нужно выказать вам, что вы от него зависите: «Вот, дескать, я какой, ничего-то вы мне здесь за балюстрадой не сделаете, а я с вами могу все, что хочу, а рассердитесь – сторожа позову, и вас выведут». Ему нужно кому-то отмстить за какую-то обиду, отмстить вам за свое ничтожество».

И хотя у современных Акакиев Акакиевичей после революций и партийных чисток спеси немного поубавилось, родовые пятна царских чиновников явственно проглядывают на них и сегодня, поэтому под приведенным очень суровым, но правдивым обличением Достоевского подпишется почти каждый наш современник, который имел или имеет сегодняшний опыт хождения по отечественным «инстанциям».

В отличие от русского чиновника, считающего своим непосредственным долгом возведение многочисленных препятствий и рогаток на пути просителя (причем совсем не обязательно в корыстных целях), немецкий чиновник искренне, всеми силами старается помочь обратившемуся к нему гражданину положительно решить его вопрос, используя все доступные ему средства. Ф. М. Достоевский в качестве примера приводит реальный эпизод работы мелкого немецкого чиновника, почтового служащего, по роду службы обязанного общаться с десятками и сотнями незнакомых людей в день. Писатель ожидал какое-то важное для него письмо из России и несколько дней подряд справлялся о нем на почте небольшого немецкого курортного городка. Заметив его озабоченность, почтовый служащий запомнил его имя и фамилию, и когда письмо наконец-таки пришло, этот немец не пожалел своего времени, разыскал Достоевского на снимаемой им квартире и лично вручил долгожданную депешу. Я тоже, вместе с Достоевским, правда, спустя 150 лет, могу выразить свое восхищение работой немецких чиновников, тем более что как у постоянного жителя Германии, мой опыт общения с ними гораздо богаче того, который имел в свое время Федор Михайлович. Так вот, немецкие чиновники, с которыми я имел дело, были всегда необычайно дружелюбны, максимально вежливы, великолепно знали свое дело и были абсолютно честны и справедливы. Все вопросы – будь то денежное пособие, получение дополнительной учебы или места в школе для детей – всегда решались положительно и с минимальными затратами времени, числа посещений официальных кабинетов и количества исписанной бумаги.

Примечание. Было бы явной несправедливостью обрушить обличение Достоевского на всех поголовно прошлых и нынешних российских чиновников, а всех немецких при этом превозносить до небес. Безусловно, не все российские чиновники подвержены корысти, так же как и не все немецкие чиновники уподоблены ангелам. И среди немецких чиновников попадаются казнокрады и мздоимцы, а среди российского чиновничества были и есть люди исключительно честные, верой и правдой служившие и служащие своему отечеству, всеми своими знаниями и силами души старающиеся принести пользу своей стране и своему народу. Но весь вопрос в соотношении тех и других. Если среди немецких чиновников нечистых на руку найдется 5, максимум 10 %, то среди нынешних российских мы имеем почти обратную пропорцию.

Итак, для нас представляется несомненным существование некоего закона сохранения основных черт народного характера в нескольких поколениях. Степень интенсивности его действия, или, другими словами, период распада национального характера в различных народах зависит от многих факторов, в число которых входят уровень общей культуры, система традиционных духовных ценностей, интенсивность внешних воздействий и т. п.

Первое комическое отступление. Открытый нами закон не исключает фрагментарного выпадания отдельных общенародных черт характера в отдельном индивиде при глубоком погружении этого индивида в среду обитания другого народа. Один из моих нынешних коллег, ведущий инженер, немец, как-то поведал мне такую историю. Накануне он побывал в России в командировке на принятии в эксплуатацию установки, изготовленной нашей фирмой. Монтаж этой установки вела немецкая бригада с немецким же бригадиром во главе. Ведущему инженеру, моему собеседнику, все понравилось, за исключением места подключения установки к цеховым магистралям воды, пара, канализации и т. п. Он попросил бригадира дополнительно оборудовать это место небольшим шкафчиком с дверцей и замком, чтобы исключить несанкционированный доступ к вентилям и как-то прикрыть это «чугунное безобразие», резко контрастировавшее с нарядными панелями из нержавейки, сверкающими ручками и прочими чудесами немецкой техники. На следующий день бригадир доложил, что приказание исполнено. Когда мой знакомый коллега увидел этот шкафчик, дар речи у него пропал совершенно. На фоне безупречных, величественно сверкавших чистотой панелей он увидел какой-то дикий гробик неправильной формы, вдобавок небрежно выкрашенный отвратительной темно-зеленой краской прямо по ржавчине, с художественным продолжением мазков кисти на немецкие панели. «Гробик» был сварен лошадиными швами с прожогами и брызгами застывшего металла из пятидесятого уголка и листа-тройки. Впереди красовалась криво приваренная с помощью обычных, отживших свой век оконных петель дверца, в которой была прожжена электродом внушительная дыра. Из дыры победоносно торчало кривое ухо, на котором висел огромный амбарный замок. Когда к ведущему инженеру вернулся дар речи, он гневно спросил бригадира, указывая на зеленое чудовище: «Что это?» Обернувшись в направлении грозно указующего перста инженера, бригадир-немец как ни в чем не бывало пожал плечами и ответил: «Как просили, шкафчик». «Я этого не просил!»– снова показывая на гробик и теряя терпение, заявил мой знакомый. Бригадир снова, но уже обиженно, пожал плечами и ответил, что шкафчик в точности соответствует заявке – закрывает трубы, имеет дверцу и замок. Потом он добавил, что дверца, хотя и с трудом, но открывается и закрывается и что ведущий инженер в этом может сам лично убедиться. Комизм ситуации заключался в том, что мой знакомый давно знал этого бригадира с самой лучшей стороны, но тогда этот бригадир работал в Германии. Ничего больше не сказав, подписав все бумаги, ведущий инженер покинул площадку.

Для русского народа период распада национального характера, по нашему исследованию, составляет не менее 150 лет, что соответствует продолжительности жизни не менее шести поколений. Следовательно, даже хорошо зная недостатки народного характера, при всем горячем желании народа их исправить, реально сделать это не так-то просто и требуются для этого жизни целых поколений. Это очень важно заметить для дальнейшего изложения и перехода к описанию некоторых черт характера усредненного русского человека.

Здесь необходима оговорка. Исчерпывающее описание характера даже одного человека – вещь весьма затруднительная и разве что гениальным писателям по силам. Что же касается достоверного описания характера целого народа, то эта задача для одного человека вообще невыполнимая. Ясно осознавая это, все же попытаемся указать хотя бы на те особенности характера русского человека, которые мешали и продолжают ему мешать строить сытую и счастливую жизнь. Это тем более необходимо потому, что многочисленные доморощенные и пришлые прохиндеи, хорошо зная и ловко используя эти особенности характера русского человека, легко его дурачат, играючи обирают до нитки, тем самым лишая огромный народ многократно им заслуженного благополучия и процветания.

В основе большинства отличительных черт русского характера лежит уже почти забытая, представлявшая собой, по выражению славянофилов, «цемент русской народной жизни» древняя, патриархальная, сельская община.