Текст книги "Политтехнология стальной эпохи. Маршал Берия и политрук Хрущев"

Благодаря успешным мероприятиям по обороне Кавказа, слаженной работе разведки на ниве «ядерных секретов» и огромной инициативе на посту заместителя формального куратора атомного проекта Молотова политический авторитет Берии неуклонно рос. Поэтому 10 июля 1944 г. Первухин и Курчатов направили в ГКО на имя Л.П. Берии записку с проектом Постановления ГКО, в которой были предложены необходимые мероприятия по расширению работ и созданию в ГКО Совета по урану в составе: Берия Л.П. (председатель), Первухин М.Г. (зам. председателя) и Курчатов И.В.[166]166
   Из проекта постановления ГКО «О развитии работ по проблеме урана», подготовленного М.Г. Первухиным и И.В. Курчатовым // АПРФ. Ф. 93. Д. 2 (44). Л. 53–57.


[Закрыть] Но официально куратором атомного проекта Берия был назначен лишь 3 декабря 1944 г., Постановлением ГКО № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых Лабораторией № 2 АН СССР»[167]167
   Из постановления ГКО № 7069сс «О неотложных мерах по обеспечению развертывания работ, проводимых Лабораторией № 2 АН СССР» от 3 декабря 1944 г. // РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 422. Л. 23–37.


[Закрыть]. С этого дня он отвечал головой за темпы создания ядерного оружия в СССР.

20 августа 1945 г., спустя 14 дней после атомной бомбардировки Хиросимы, Берия стал председателем Специального комитета при Совете Министров СССР, а к декабрю того же года он уже окончательно сложил с себя обязанности наркома внутренних дел.

По указанию Берии все учёные, задействованные в атомном проекте, были обеспечены хорошим жильём, дачами, специальным питанием и медицинской помощью, пользовались спецмагазинами. Отныне их личные дела хранились в секретариате Берии под его строгим контролем, будучи, наряду с атомными секретами, недоступными для спецслужб.

Доказательством того, что Лаврентий Берия не на словах, а на деле оградил учёных от НКВД, служит следующий случай. В начале 1944 г. поступил донос на младшего брата учёного-физика И.К. Кикоина – А.К. Кикоина, тоже видного физика. Тот якобы «засомневался в мудрости» политического руководства страны в разговоре со своим коллегой. После того, как информация об этом дошла до Берии, вместо наказания старшему брату было рекомендовано воздействовать на младшего, чтобы впредь избежать таких прецедентов.

«Я был удивлён, – вспоминает Судоплатов, – что на следующий день Берия появился в лаборатории у Кикоина, чтобы окончательно развеять его опасения относительно брата. Он собрал всю тройку – Курчатова, Алиханова, Кикоина – и сказал в моем присутствии, что генерал Судоплатов придан им для того, чтобы оказывать полное содействие и помощь в работе; что они пользуются абсолютным доверием товарища Сталина и его личным. Вся информация, которая предоставляется им, должна помочь в выполнении задания советского правительства. Берия повторил: нет никаких причин волноваться за судьбу своих родственников или людей, которым они доверяют, – им гарантирована абсолютная безопасность. Учёным будут созданы такие жизненные условия, которые дадут возможность сконцентрироваться только на решении вопросов, имеющих стратегически важное значение для государства»[168]168
   Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М.: Олма-пресс, 1998. С. 297.


[Закрыть].

По воспоминаниям академика Ю.Н. Харитона и Ю.Н. Смирнова, (изложенных в их совместной статье «Мифы и реальность советского атомного проекта»): «С переходом атомного проекта в руки Берии ситуация кардинально изменилась. Хотя П.Л. Капица, принимавший на первых порах участие в работе Особого Комитета и Технического Совета по атомной бомбе, в письме Сталину отозвался о методах нового руководителя резко отрицательно. Берия быстро придал всем работам по проекту необходимый размах и динамизм. Этот человек, явившийся олицетворением зла в новейшей истории страны, обладал одновременно огромной энергией и работоспособностью. Наши специалисты, входя в соприкосновение с ним, не могли не отметить его ум, волю и целеустремленность. Убедились, что он первоклассный организатор, умеющий доводить дело до конца. Может быть, покажется парадоксальным, но Берия, не стеснявшийся проявлять порой откровенное хамство, умел по обстоятельствам быть вежливым, тактичным и просто нормальным человеком. Не случайно, у одного из немецких специалистов Н. Риля, работавшего в СССР, сложилось очень хорошее впечатление от встреч с Берией»[169]169
   Харитон Ю.Б. Сборник научных статей. Саров: РФЯЦ-ВНИИЭФ, 2003. С. 418.


[Закрыть].

К счастью, для объективной оценки личности Берии, получившего возможность быть не винтиком в сталинском механизме, а самим собой, существуют воспоминания и других участников грандиознейшего проекта. В этой связи особый интерес представляет двухтомник «Берия и советские ученые в Атомном проекте» за авторством д. ф‑м.н., заслуженного деятеля науки РФ, профессора НИЯУ «МИФИ» Н.А. Кудряшова. Имея возможность лично общаться с некоторыми из современников той эпохи, в своих книгах он приводит огромное количество воспоминаний о Лаврентии Павловиче.

Один из ветеранов и руководителей атомной промышленности Андраник Мелконович Петросьянц, работавший в 1947–1953 гг. заместителем начальника Первого главного управления по вопросам оборудования и снабжения при Совете Министров СССР, так написал о причинах назначения Лаврентия Павловича руководителем всех работ по атомному проекту: «Среди всех членов Политбюро ЦК КПСС и других высших руководителей страны Берия оказался наиболее подготовленным в вопросах технической политики и техники». Далее Петросьянц, повторив хрущёвский штамп, крепко вбитый в народное сознание, продолжил: «В интересах исторической справедливости нельзя не сказать, что Берия, этот страшный человек, руководитель карательного органа нашей страны, сумел полностью оправдать доверие Сталина, использовав весь научный потенциал ученых ядерной науки (Курчатова, Харитона и многих, многих других), имевшихся в нашей стране. Он придал всем работам по ядерной проблеме необходимые размах, широту действий и динамизм. Он обладал огромной энергией и работоспособностью, был организатором, умеющим доводить всякое начатое им дело до конца. Часто выезжал на объекты, знакомился с ходом и результатами работ, всегда оказывал необходимую помощь и в то же время резко и строго расправлялся с нерадивыми исполнителями, невзирая на чины и положение. В процессе создания первой советской ядерной бомбы его роль была в полном смысле слова неизмеримой. Его усилия и возможности в использовании всех видов и направлений отраслей промышленности страны в интересах создания ядерной индустрии, научно-технического потенциала страны и громадных масс заключенных, страх перед ним обеспечили ему полную свободу действий и победу советскому народу в этой научно-технической эпопее»[170]170
   Создание первой советской ядерной бомбы: [сборник] / Редкол.: В.Н. Михайлов (гл. ред.) и др. М.: Энергоатомиздат, 1995. С. 55.


[Закрыть].

В целях обеспечения большей секретности решаемых задач участники работ были ограничены только тем объёмом информации, который был им необходим для выполнения данных им поручений, поэтому Берия иногда выполнял роль курьера.

Так, генерал Пётр Семёнович Мотинов (1907–1994), доставивший в Москву из Канады образцы урана, полученные от агента Аллана Мэя, вспоминал: «На аэродроме меня встречал сам директор (глава армейской разведки Ф.Ф. Кузнецов). С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу с ураном и вручил её директору. Он немедля отправился к черной машине, которая стояла тут же, на аэродроме, и передал ампулу в машину.

– А кто там был? – спросил я потом директора.

– Это Берия, – прошептал директор»[171]171
   Цит. по: Соколов Б.В. Берия: Судьба всесильного наркома. М.: Вече, 2003. С. 198.


[Закрыть].

Схожими впечатлениями делится и профессор М.Н. Альтгаузен, вспоминая, как в 1945 г. он и другие специалисты по урану были вызваны непосредственно к Берии: «Мы привезли с собой образцы урановых руд, разложили у него на столе. И тут же услышали грязный мат – это помощники наркома были недовольны, что образцами поцарапали столы. Сам Берия был тактичен и внимателен. Обсуждали весь круг вопросов по разведке, добыче и переработке сырья. Совещание началось часов в 12 ночи, а закончилось к 6 утра. Нам ни в чем не было отказа – рабочая сила появлялась по первому требованию, продукты и снаряжение выдавались вне очереди. Командировочные, например, нам платили в четыре раза больше, чем другим геологам»[172]172
   Там же. С. 197.


[Закрыть].

В данном случае можно посочувствовать по поводу ночного режима работы, навязанного Сталиным своим подчинённым, и восхититься работоспособностью Берии!

Были ситуации, когда Лаврентий Павлович, вопреки байкам о его жестокости, во имя дела прощал нарушение режима секретности. Об одном из таких случаев рассказывал трижды Герой Социалистического Труда, министр, ветеран отрасли Е.П. Славский (1898–1991): «На Урале. Секретный объект – даже сверхсекретный. Не только переписка сжигалась, но и конверты любые, туда доходившие, бросал в специальную печь красноармеец. И штыком ворошил золу. И вдруг пропала страничка документа. Отвечавшую за его сохранность женщину едва успели из петли вытащить. Я позвонил Берии, все рассказал – будь что будет. И что же? Берия засмеялся в трубку и сказал мне:

– Ну, все, орол (так он слово «орел» произносил), вот теперь я тебе голову совсем оторву.

У меня уже орденов Ленина было три, и Герой Соцтруда я уже был…» Далее даже прекрасный организатор Славский не устоял от пропагандистского образа, а может быть, был обязан угодить цензуре: «А ему все равно. Оторвет. Я сидел и ждал». Так и не приведя ни одного примера зверств Берии из своей богатой практики, он вынужденно констатирует: «Обошлось. Бомбы были нужнее моей головы. Сегодня я так думаю»[173]173
   Квятковский О. «Большой Ефим» – секретный министр // Труд. 1999. 28 января.


[Закрыть].

А может быть, в переносном смысле голову товарищу Славскому действительно стоило оторвать! Хотя он проработал в должности министра среднего машиностроения, то есть атомной промышленности, около 30 лет, страшная кыштымская катастрофа произошла из-за хронического недосмотра руководства предприятия и низкого контроля министерства. Когда же в ходе устранения последствий аварии облучилось огромное количество людей, особенно ликвидаторов – военнослужащих, зэков и т. д., на высоком уровне, при поддержке Хрущёва, была организована глубокая секретность в ущерб здоровью всех, связанных с катастрофой.

Если для выполнения работ требовался специалист, не внушавший доверия власти, то Берия вступался за него. Об этом говорит следующий случай.

«Когда Л.В. Альтшулера, не скрывавшего своих симпатий к генетике и антипатий к Лысенко, служба безопасности решила удалить с объекта под предлогом неблагонадежности, Ю.Б. Харитон напрямую позвонил Берии и сказал, что этот сотрудник делает много полезного для работы. Разговор ограничился единственным вопросом всемогущего человека, последовавшим после продолжительной паузы: «Он вам очень нужен?» Получив утвердительный ответ и сказав: «Ну ладно», Берия повесил трубку. Инцидент был исчерпан»[174]174
   Харитон Ю.Б. Сборник научных статей. Саров: РФЯЦ-ВНИИЭФ, 2003. С. 419.


[Закрыть].

При этом Берия был нетерпим к необоснованным доносам в рамках его личной зоны ответственности. Одно из воспоминаний, подтверждающих этот факт, принадлежит замнаркому вооружений В.М. Новикову (1907–2000).

В апреле 1942 г. майор ГБ И.М. Ткаченко был направлен Берией на заводы в Ижевск в помощь Новикову. Однако вместо помощи, он стал доносить на директора и сотрудников предприятий. По воспоминаниям Новикова, Берия лично звонил ему и просил дать характеристику мнимым вредителям. Услышав об их положительных качествах, он немедленно попросил передать трубку Ткаченко:

«Дальше слышу через каждые три-четыре слова такой мат, что… Короче, смысл сводился к следующему:

– Я зачем тебя, сволочь такую, послал к Новикову – шпионить за ним или помогать ему? За твою телеграмму ты, такая-то б…, подлежишь расстрелу. Я до тебя доберусь. Не тем делом ты занялся, я тебя помогать послал, а ты чем занимаешься? По привычке кляузы разводишь на хороших работников? Расстреляю!

Ткаченко стоит не бледный, а синий, и только бормочет бесконечно:

– Слушаюсь, товарищ нарком»[175]175
   Цит. по: Кудряшов Н.А. Берия и советские ученые в Атомном проекте. Кн. 2: Судьба Лаврентия Берии. М.: ЛЕНАНД, 2017. С. 251.


[Закрыть].

Как видно из дальнейшей судьбы отчитываемого майора ГБ, дослужившегося в дальнейшем до генерал-лейтенанта, и случая с будущим министром Славским, и «расстреляю», и «оторву голову, орол» было не более чем фигурой речи Лаврентия Павловича за их немалые промахи.

Показателен ещё один эпизод, говорящий об отношении Берии к сотрудникам, честно выполняющим свою работу, из жизни участника строительства первого промышленного атомного реактора в Озёрске Б.В. Горобца:

«Однажды ночью, часа в два, на объект неожиданно приехал Лаврентий Павлович Берия, который руководил всем нашим проектом. Он на поезде всегда приезжал, жил в вагоне. Приехал, а караульный солдат его в цех не пускает, предъявите, мол, пропуск. Парню говорят:

– Ты что не видишь, кто перед тобой?

Он уперся и требует пропуск. Так и не пустил Берию! И тот вернулся в свой поезд. Мы, когда узнали об этом, думали, всё – настал парню конец, расстреляют. А Берия этого солдата поощрил двумя месяцами отпуска! За то, что тот бдительно охранял объект, не отошел от требований устава. Жалко Лаврентия! Сейчас его имя поганят, но если бы не его энтузиазм, твердость, решительность, жесткость, то не известно, появилась бы у нас ядерная промышленность, во всяком случае, так быстро, как она появилась. То, что американцы сделали за семь лет, мы сделали за три. И во многом – благодаря Берии. Хороший мужик был! Но это только моё мнение. Я его не навязываю»[176]176
   Горобец Б.В. Мы работали не за деньги. Живая история Росатома, 2010; URL: http://memory.biblioatom.ru/persona/gorobets_b_v/my/


[Закрыть].

Приведём любопытный случай, описанный в воспоминаниях заслуженного геолога, лауреата Ленинской премии В.П. Зенченко (1931–2018), также в немалой степени характеризующий Берию:

«Когда занимались ураном в Краснокаменске, геолог Кирилл Петрович Лященко рассказал удивительный случай из своей жизни. <…> Так вот, его однажды вызвал к себе Берия. И при генералах спросил:

– Как вы думаете, может рудник «Мраморный» быть перспективным?

Лященко с ходу ответил:

– Как геолог могу сказать, что предварительной разведки там не было, но то, что увидели в пройденных штольнях, показывает – наши ожидания не оправдываются. Силы необходимо перебрасывать на другие участки.

И тогда ему Берия заявляет:

– Сейчас Вы пойдёте вон в ту комнату, и у вас будет два часа времени. Потом вы подпишете то, что сейчас сказали. Ещё раз хорошо подумайте.

Через два часа, минута в минуту, его вызвали. Берия спросил:

– Подумали?

– Подумал. Закрывать нужно этот рудник.

Берия пододвинул ему лист бумаги с отпечатанным текстом. Лященко взял ручку и подписал. Воцарилась длительная пауза. Лященко не выдержал и спросил:

– Я свободен? Могу идти?

Берия оценивающе посмотрел на него и сказал:

– Нет. Вас сейчас отвезут домой. Но Вы никуда не должны выходить. Неделя вам даётся на дополнительные раздумья. Хорошо ещё раз подумайте.

Через неделю за Лященко приехали. <…> Берия встретил его словами:

– Вы не передумали? Не отказываетесь от вашей подписи?!

Лященко тихим голосом сказал:

– Лаврентий Павлович, я все хорошо обдумал. От подписи не отказываюсь.

Берия молча пошёл вглубь кабинета. Открыл сейф. И пока он что-то там искал, все смотрели ему в спину. Из сейфа он достал орден Ленина. И, вручая его Лященко, сказал:

– За мужество в геологии! Всё. Вот теперь Вы свободны»[177]177
   Цит. по: Кудряшов Н.А. Берия и советские ученые в Атомном проекте. Кн. 2: Судьба Лаврентия Берии. М.: ЛЕНАНД, 2017. С. 45–46.


[Закрыть].

Об изобретательности Берии или, как теперь говорят, креативности, свидетельствует его остроумный ход в покорённом Берлине в деле поиска учёных, причастных к разработкам новейшего оружия. Нашим генералам, которые, по свидетельствам, больше интересовались ювелирными магазинами, чем делами, немало досталось, когда шеф военно-промышленного комплекса узнал, что один из крупнейших немецких учёных уже перебрался в американскую зону. Аналогично разработчики «Фау-2» (Вернер фон Браун и его команда) весной 1945 г. были переброшены силами СС поездом в Баварию, где при первой же возможности сдались американцам. Военные только развели руками и пожаловались на невозможность разыскать нужных специалистов в огромной стране.

Тогда Берия приказал развешать объявления о том, что все мужчины мобилизуются на разбор завалов и захоронение трупов, кроме обладателей профессорских степеней, которым предлагалось немедленно зарегистрироваться в комендатуре. Расчёт на немецкую аккуратность оправдался. Законопослушные профессора явились для регистрации, где молодцы Берии быстро взяли на заметку нужных и уже через несколько дней отправили вместе с семьями на родину Лаврентия Павловича, в восстановленные им когда-то санатории курортных городов Сухуми и Батуми. Там по его приказу за считаные дни были оборудованы лаборатории для возобновления эффективной научной деятельности учёных, а по сути пленников. Немалое количество физиков были откомандированы в лаборатории Москвы и Челябинска. Среди более чем трёхсот человек было 33 доктора наук, из них один лауреат Нобелевской премии[178]178
   Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930–1950 годы. М.: Олма-пресс, 1998. С. 330.


[Закрыть].

До репатриации из СССР во второй половине 1950‑х гг. у нас работали такие известные учёные как лауреат Нобелевской премии Густав Герц, физик-изобретатель Манфред фон Арденне и др. Шестеро из них, а именно Манфред фон Арденне, Густав Герц, Хайнц Барвих, Вернер Шютце, Николаус Риль, Петер Тиссен, были награждены Сталинскими премиями первой степени. Жаль, но в России никто из них не остался.

Крупной добычей Берии в Германии стали также 100 т урана, столь необходимого для производства ядерных бомб. К сожалению, советская разведка смогла добыть лишь фрагменты разрушенных «Фау-2». Ни одна рабочая (хотя бы частично) «Фау» в руки советских инженеров не попала, так как всё подчистую вывезли американцы[179]179
   Корягин В. «О нас вообще ничего не знали». Раскрыты подробности первых секретных разработок СССР для космоса // Интервью с В.А. Сахаровым. Лента. ру, 2017. 13 апреля; URL: https://lenta.ru/articles/2017/04/13/r7/


[Закрыть]. Чертежи и расчёты отсутствовали, их восстанавливали по трофейным фрагментам, в то время как американцам достались и техническая документация, и сами ракеты «Фау-2», на голову обгонявшие все известные на тот момент аналоги. Именно они с их уникальным топливом сослужили немалую службу в разработке, а затем и в эксплуатации космических ракет, созданных силами институтов и предприятий, а главное, благодаря уму и нескончаемой энергии наших физиков и Лаврентия Берии. Но «взлетел» на этих ракетах к совершенно незаслуженной славе «Каин» XX в. Никита Хрущёв.

Как заместитель Сталина, Берия курировал работу спецслужб или, как сказали бы сегодня, силовых ведомств, по вопросам, связанным с разведкой, действуя в границах своей основной темы. В результате уже вторая наша атомная бомба имела отличную от американской оригинальную конструкцию. Водородная бомба, созданная при ведущей роли академика Сахарова и испытанная в 1953 г., также была собственной разработкой коллективов учёных-конструкторов, сформированных благодаря таланту главного организатора Лаврентия Берии.

В дальнейшем это суперсовременное оружие производилось десятилетиями на созданных под его патронажем предприятиях, а некоторые из них работают и до сегодняшнего дня!

Только 18 марта 1946 г., через семь лет после Хрущёва, Берия стал членом Политбюро, а на следующий день был назначен заместителем председателя Совета Министров СССР с основной задачей – созданием атомной промышленности.

§ 3. Немецкие физики и нарком на «ядерном штурме»

Ещё не были разобраны руины городов и подсчитаны жертвы войны, а немецкие учёные, недавно участвовавшие в разработке ядерного оружия для Германии, делали его теперь для СССР. Физики Отто Ган и Фриц Штрассман в 1938 г. открыли деление атомного ядра урана при облучении его нейтронами. Профессор Николаус Риль, ученик Отто Гана, был не только свидетелем этого открытия, но и внёс большой вклад в развитие ядерной физики и технологий, которые позволили СССР создать атомную бомбу в кратчайшие сроки.

Любопытно, что сам Николай Васильевич Риль (так Риля называли в СССР) родился на территории Российской империи 24 мая 1901 г. в Санкт-Петербурге в семье инженера фирмы «Сименс и Гальске». Он с детства свободно владел русским и немецким языками, знал английский и французский. Только Гражданская война и послевоенная разруха помешали ему получить высшее образование в России. В 1921 г. Николай Риль вместе с родителями уехал в Германию. Уже на своей исторической родине он закончил Берлинский университет и сделал блестящую научную и инженерную карьеру.

В 1939 г. после начала Второй мировой войны Николай Риль возглавил предприятие по производству урана. Назначению на столь высокую должность не помешало то, что он был наполовину еврей (по матери). Во время войны в Германии работало три завода по обогащению урана, и они уже к 1942 г. произвели более 7,5 т химически чистого урана. Это, несомненно, говорит о выдающихся организаторских способностях Риля. К счастью для всего мира, Адольф Гитлер не особо верил в немецкий атомный проект, и к 1945 г. разработки зашли в тупик, хотя над ними работали физики мирового уровня.

Они установили, что уран-238 за счёт захвата нейтронов превращается в уран-239 (плутоний), являющийся взрывчатым веществом. Они также знали, что плутоний – самостоятельный химический элемент, и его можно легко отделить обычными методами от урана-238. Немцами были разработаны две конструкции машин для разделения изотопов – ультрацентрифуга и диффузионная установка, дававшие обогащение урана до 7 %. Германии оставался один шаг до получения высокообогащенного урана. В Берлине строился атомный реактор, который мог наработать оружейный плутоний. Помешал им нерационально выбранный замедлитель – тяжёлая вода вместо графита, а главное – бомбардировки немецкой территории советскими лётчиками и в конечном счёте – поражение в войне.

«Берлин лежал в руинах и пепле. «Тысячелетняя империя» Гитлера кончилась. Часть моих сотрудников, я сам и моя семья ютились в деревнях недалеко от Рейнсберга. Мы перевезли туда также и часть наших приборов, чтобы продолжать необходимые работы, но дело шло вяло»[180]180
   Риль Н. 10 лет в золотой клетке // Николаус Риль в атомном проекте СССР / авт. – сост. В.Н. Ананийчук. Снежинск: Изд-во РФЯЦ-ВНИИТФ, 2011. С. 17.


[Закрыть], – писал Риль в своих воспоминаниях.

Он ещё не знал, что в скором времени вернётся на свою вторую родину и единственным из немецких учёных удостоится звания Героя Советского Союза. Но вестники судьбы уже спешили к нему. «В середине мая 1945 года вместе с моим другом К.Г. Циммером появились два полковника НКВД, которые прибыли из Берлина <…> Скоро стало ясно, что полковники на самом деле никакие не полковники. Это были два профессора-физика в форме полковников. Один – Л.А. Арцимович, который позднее стал очень известным благодаря заслугам в области исследований термоядерного синтеза, а другой – Г.Н. Флеров, соавтор открытия самопроизвольного (то есть не обусловленного нейтронным захватом) деления урана»[181]181
   Там же.


[Закрыть].

Однако не всем шла военная форма. Риль замечает: «Особенно забавно в этом отношении смотрелся видный физик Ю.Б. Харитон, военная фуражка у которого была очень велика. К счастью, у него были оттопыренные уши, и его узкая голова ученого не скрывалась под фуражкой»[182]182
   Там же. С. 17–18.


[Закрыть].

Как только советские войска вступили на территорию Германии, по решению ГКО СССР был организован поиск немецких учёных и специалистов, работавших над проблемой использования внутриатомной энергии. Руководствуясь запиской В.И. Курчатова от 5 мая 1945 г., Берия направил в Германию для розыска, изъятия и вывоза радия, урана, тяжёлой воды и других материалов, а также оборудования и установления круга людей, работавших по урановой проблеме. Была создана правительственная комиссия из 15 человек, а возглавил её генерал-майор, член Спецкомитета и начальник Секретариата Спецкомитета при ГКО В.А. Махнёв[183]183
   Записка И.В. Курчатова Л.П. Берии о необходимости командирования группы сотрудников Лаборатории № 2 в Германию // Атомный проект СССР: документы и материалы. В 3 т. / Под общ. ред. Л.Д. Рябева. Т. 1. 1938–1945. Ч. 2. М.: Издательство МФТИ, 2002. С. 282.


[Закрыть].

Особого выбора – ехать или не ехать на работу в СССР – у немецких учёных не было, и не только потому, что каждый был взят на учёт НКВД, а главным образом из-за их осознанного желания создать атомную бомбу для СССР с тем, чтобы уравновесить мощь Америки и свести к минимуму, а лучше к нулю, вероятность смертоносного использования собственных научных открытий. Американцы в немцах не нуждались – их атомный проект был завершён, промышленность Германии была разрушена, работы на родине не было.

В воспоминаниях Риль довольно подробно описал знакомство в Берлине с генерал-лейтенантом А.Г. Завенягиным, «который был в то время заместителем наркома в народном комиссариате внутренних дел (НКВД), то есть был заместителем Берии» и свой переезд в СССР. Риль, конечно, не знал, что этот заместитель возглавлял в НКВД СССР всю аналитическую и поисковую работу, связанную с атомным проектом.

Берия был прекрасно осведомлён о том, кто и что находится в советской зоне оккупации. Его заместитель В.А. Махнев уже 10 мая 1945 г. докладывал, что были найдены 250 кг металлического урана, 6,5 т окиси урана, 20 л тяжёлой воды, 1,5 гр радия, а также высоковольтная установка на полтора миллиона вольт и лаборатория низких температур для получения жидкого азота, водорода, и гелия[184]184
   Записка В.А. Махнева Л.П. Берии о результатах работы группы на территории Германии // Атомный проект СССР: документы и материалы. В 3 т. / Под общ. ред. Л.Д. Рябева. Т. 1. 1938–1945. Ч. 2. М.: Издательство МФТИ, 2002. С. 287.


[Закрыть].

Самым ценным приобретением был полностью укомплектованный институт барона Манфреда фон Арденне с уникальным оборудованием: «электронные микроскопы с силой увеличения в 300 000 раз (единственный в мире экземпляр), циклотрон с весом электромагнита 60 тонн, принадлежащий Министерству связи, высоковольтная установка на 1 миллион вольт, прибор для передачи стереоскопических картин на большой экран и другое оборудование»[185]185
   Записка В.А. Махнева Л.П. Берии о результатах работы группы на территории Германии // Атомный проект СССР: документы и материалы. В 3 т. / Под общ. ред. Л.Д. Рябева. Т. 1. 1938–1945. Ч. 2. М.: Издательство МФТИ, 2002. С. 287.


[Закрыть]. Махнев попросил Берию решить вопрос о вывозе этого института, добавляя, что и сам Арденне, и его сотрудники готовы работать только с советскими учёными, на что у него есть соответствующее письмо барона. Арденне писал И.В. Сталину: «Ссылаясь на сегодняшний осмотр моего исследовательского института (Берлин-Лихтерфельде-Ост, Юнгферштиг, 19) и до сих пор руководимого мною бывшего Института физики ядра при Имперском министерстве почт я приношу уверения, что буду с особой радостью приветствовать совместную работу моих упомянутых выше и оставшихся вполне работоспособными институтов с центральными научными учреждениями СССР»[186]186
   Перевод письма немецкого физика М. фон Арденне И.В. Сталину о согласии работать «с научными учреждениями СССР» от 10 мая 1945 г. // Атомный проект СССР: документы и материалы. В 3 т. / Под общ. ред. Л.Д. Рябева. Т. 1. 1938–1945. Ч. 2. М.: Издательство МФТИ, 2002. С. 288.


[Закрыть].

В свою очередь Берия в докладе Сталину о результатах работы специальной комиссии НКВД на территории Германии 14 мая 1945 г. пишет об успехах своего ведомства, упоминая барона фон Арденне, который хочет работать только с русскими физиками и предоставляет институт и самого себя в распоряжение советского правительства. «Учитывая исключительную важность для Советского Союза всего вышеперечисленного оборудования и материалов, просим Вашего разрешения о демонтаже и вывозе оборудования в СССР…»[187]187
   Цит. по: Арденне Манфред фон // История Росатома. Персоналии; URL: http://www.biblioatom.ru/founders/ardenne_manfred_fon/?ysclid=lkq90eh36u675474793


[Закрыть]

Риль, писавший свои воспоминания в ФРГ (Федеративная Республика Германия), не опасаясь репрессий, отмечал прямо-таки нежнейшее отношение к немецким учёным-атомщикам со стороны НКВД и лично Берии. Он описывал, как какой-то полковник требовал от него показать аналитическую, спектроскопическую и минералогическую лабораторию, которых у немцев просто не было.

«Полковник получил от Завенягина строгий выговор и оправдывался тем, что он не хотел быть грубым, просто у него такой голос. В связи с этим я должен сказать, что, как ни странно, именно «профессионалы», работники органов безопасности, были особенно дружелюбны со мной. Они давали мне советы, подкладывали шоколад, табак и прочие приятные вещи. Когда нас увозили к самолету, чтобы лететь в Советский Союз, к машине подбежал неуклюжий лейтенант НКВД, пожал мне руку, пожелал всего хорошего и сказал пророческие слова: «Вы ещё будете ездить по Москве в собственном автомобиле!»[188]188
   Риль Н. 10 лет в золотой клетке // Николаус Риль в атомном проекте СССР / Авт. – сост. В.Н. Ананийчук. Снежинск: Изд-во РФЯЦ-ВНИИТФ, 2011. С. 19.


[Закрыть].

Кроме группы Риля и института Манфреда фон Арденне в Советский Союз была доставлена группа Густава Герца (племянника знаменитого Генриха Герца, открывшего электромагнитные волны) и отдельные учёные: известный физикохимик Макс Фольмер, ядерный физик Роберт Дёппель, работавший вместе с Нобелевским лауреатом Вернером Гейзенбергом в Лейпцигском университете, директор Института физической химии в Далеме Петер Тиссен и др.

В результате в советском атомном проекте участвовало 324 немецких специалиста, 108 из которых прибыли из Германии, 216 – из числа военнопленных. Отметим, что вывоз немецкого оборудования, поиск материалов и специалистов продолжился и в 1946 г.

Несмотря на строжайшую секретность работ по атомному проекту, на одном из первых заседаний Спецкомитета при СНК СССР (протокол № 3 от 8 сентября 1945 г.) было решено информировать немецких профессоров Арденне, Герца, Фольмера и Дёппеля, руководителей создаваемых специальных лабораторий, о состоянии научных исследований по проблеме урана в Советском Союзе. Объём и форму информации для каждой лаборатории утверждал Лаврентий Берия. После того, как немецкие физики были введены в курс дела, были розданы технические задания, и работа закипела.

Группа Манфреда фон Арденне – 56 человек – физики, химики, инженеры и технологи занимались в СССР разработкой электромагнитного способа разделения изотопов урана и масс-спектрометрией тяжёлых атомов.

Перед группой из 26 человек, возглавляемой профессором, лауреатом Нобелевской премии по физике (1925 г.) Густавом Герцем, были поставлены следующие задачи: разработать методы разделения изотопов урана, получения тяжёлой воды с помощью электрохимического и изотопного обмена, анализа изотопов урана при небольших обогащениях, создать точную методику измерения энергии нейтронов.

Профессор Роберт Дёппель продолжил заниматься в СССР тем же, чем в Германии, – работой по получению плутония-239.

Будущий Герой Социалистического Труда Николаус Риль и его группа, состоявшая из 12 человек, разрабатывала методы получения чистых урановых продуктов и металлического урана и организацией его промышленного производства[189]189
   Записка А.П. Завенягина Л.П. Берии об использовании немецких специалистов // Атомный проект СССР: документы и материалы. В 3 т. / Под общ. ред. Л.Д. Рябева. Т. 2. Атомная бомба. 1945–1954. Кн. 2. Саров: МФЯЦ-ВНИИЭФ, 2000. С. 479–486.


[Закрыть].

Кроме учёных из Германии, в СССР в 1945 г. были вывезены предприятия и учреждения немецкой атомной промышленности, занявшие «7 эшелонов – 380 вагонов…»[190]190
   Записка заместителя Наркома внутренних дел СССР А.П. Завенягина и В.А. Махнева Л.П. Берии о направлении в СССР немецких специалистов, вывозе из Германии оборудования и материалов, 18 июня 1945 г. // ГАРФ. Ф. 10208. Оп. 2с. Д. 47. Л. 65–66.


[Закрыть]. Наши «союзники» делали всё, чтобы ни один немецкий физик не попал в СССР, и завод в Ораниенбурге был разбомблён с той же целью.

В книге историка Льва Лурье «Лаврентий Берия: кровавый прагматик» есть рассказ профессора Клауса Тиссена, сына Петера Тиссена, о том, как немецкие учёные делали свой выбор:

«Большинство ученых хотели сбежать на Запад в будущие английские и американские зоны оккупации. Только Густав Герц, Фольмер, Бриль, мой отец – Петер Адольф Тиссен и Манфред фон Арденне решили остаться в Берлине и позднее работать на русских. Совершенно сознательно они договорились ещё до окончания войны, перед взятием Берлина, что тот, с кем первым Красная армия установит контакт, тот поедет с упомянутыми другими и найдет всех остальных. К моему отцу случайно пришли первому…

Мой отец считал, что заниматься наукой в американской зоне оккупации было по-настоящему невозможно. Также ученые считали, что мы должны создать ядерное равновесие. Если одна сила или полюс этого поляризованного мира имеет атомную бомбу, тогда это может быть опасно для всего человечества. Если она есть у обеих сторон, то вероятность того, что она когда-либо будет применена, практически равна нулю. И это оказалось действительно так.

На принадлежность к нацистской партии НКВД не обращал никакого внимания. Им было совершенно все равно, был кто-то членом партии или нет. Они должны были заниматься наукой, а не политикой. Например, мой отец был членом нацистской партии, Герц, Арденне, Польман не были членами нацистской партии, но таковыми были некоторые сотрудники институтов. На это никто не обращал никакого внимания»[191]191
   Лурье Л.Я. Лаврентий Берия. Кровавый прагматик. СПб.: БХВ-Петербург, 2015. С. 427–428.


[Закрыть].