Текст книги "Правосудие Бешеного"

Амирану уже довелось однажды видеть его…

Дедушка Георгий как-то раз дернул внука за рукав и, осторожно кивнув на проходящего неподалеку невысокого поджарого мужчину, сказал:

– Смотри, это Витя Камский – главный на этом рынке…

И вот теперь тот самый мужик стоял перед Амираном и молча созерцал его растерянный вид.

Перехватив его взгляд, Амиран еще больше смутился.

– Знаешь меня? – спросил мужик в кепке.

– Да: ты – Витя Камский. Это твой рынок.

– Тут ты прав. Рынок и вправду мой, – усмехнулся Витя. – Поэтому я, по всем понятиям, твой должник: мои ребятки лопухнулись, когда на твоего деда наехала какая-то шваль, а ты молодцом оказался, маху не дал! Держи! – Витя протянул Амирану конверт.

Амиран взял тонкий конверт и заглянул в него. Там лежало несколько сотенных купюр, по тем временам это были большие деньги.

– За что? – спросил удивленный Амиран.

– Это мой долг, за деда, за твою помощь. Витя Камский долги всегда платит. Бери, парень, все по-честному.

Амиран смущенно сунул конверт в карман.

– И вот еще что… Ты мне нравишься. Давай ко мне в бригаду, не обижу. Мои ребята не жалуются, да?

Он оглянулся на своих помощников: те ответно улыбнулись.

– Соглашайся, паря, у нас весело! – сказал один из них. – Будешь сыт, пьян и нос в табаке!

Амирана не надо было долго уламывать. Перспектива остаться в Москве обрадовала его. И, правда, ну что ему светило в их пыльном и сонном Кутаиси?

– Хорошо, я согласен, – кивнул Амиран, – только… – он замялся, – с товаром что делать? Я обещал деду помочь все продать…

– Молодец, что обещал, – улыбнулся Витя Камский. – Однако вижу, что от торговли у тебя изжога внутри, не так ли? – он весело рассмеялся, заметив, что попал в точку. – Это не проблема. Ну-ка, ребята, сгоняйте к Резо, пусть возьмет остатки товара Георгия себе. Скажите, я лично прошу…

Парни удалились. Минут через пятнадцать они вернулись. За ними перекатывался похожий на большущий бочонок сам Резо – местный оптовик. Едва взглянув на товар, он прикинул на глаз, сколько его, согласно кивнул, отсчитал деньги весьма ошарашенному Амирану и, махнув рукой грузчикам, пошел назад, на свое обычное место у ворот рынка.

Резо выкупил шкурки по розничной цене, что означало одно: ему от этой сделки не будет никакого навара. Это было данью большого почтения к Вите Камскому. Амиран еще больше зауважал местного короля, который с такой легкостью избавил его от тошнотворного стояния за прилавком.

Об Эльвире Амиран легко позабыл: по Москве красивые девушки бегали косяками, и многие из них были не прочь разделить постель с крутыми ребятами…

Дальше все было, как это обычно бывает. Конечно, когда через несколько недель дедушка Георгий окреп, встал на ноги и засобирался домой, он не был особо доволен решением Амирана остаться в Москве, но уже ничего не мог поделать, да и о Вахтанге вспомнил. Он уехал, а Амиран остался при Вите Камском, который на долгие годы заменил ему не только старого Георгия, но и дядю Гочу.

Сначала Амиран был простым боевиком в бригаде, державшей рынок. Но, видя сметливость и быстрый ум Амирана, Витя потихоньку стал поручать ему самостоятельные дела, и Амиран через пару лет, несмотря на молодость, стал бригадиром. Он вращался в среде подпольных «цеховиков», обеспечивая им со своей бригадой охрану, как от органов правопорядка, так и от залетных вымогателей с криминальным уклоном. Кроме того, заводя знакомство с богемными проститутками, он выуживал у них сведения о богатых клиентах и «бомбил» их квартиры.

Мало-помалу авторитет Амирана рос, за ним уже прочно закрепилась кличка Мартали. Грузинское слово «мартали» имеет много значений: «честный, справедливый, прямолинейный, верный, то есть человек слова».

Свое прозвище Амиран получил из-за того, что недолюбливал любого рода документы – расписки, счета, договора – и обычно все свои дела вел под честное слово. Амиран ни разу в жизни своего слова не нарушил, все это отлично знали, и, конечно же, этот факт только укреплял его авторитет. С легкой руки какого-то земляка, впервые назвавшего Амирана «мартали», это слово так прочно прилипло к нему, что зачастую заменяло ему собственное имя.

В середине восьмидесятых, на заре перестройки, Амиран, с подачи Вити Камского и при активной поддержке своего дяди – Гочи-Курды, на одной из регулярно проводившихся сходок был коронован на Вора в законе, и за ним официально было закреплено «погоняло», то есть прозвище, Мартали. У него к тому времени был настолько большой авторитет, что его коронованию не помешало даже то, что Амиран, по сути, не сидел в местах заключения – хотя, конечно же, ему было, за что туда угодить, при такой деятельности криминальные грешки за ним водились, и немалые. Но Амиран-Мартали умел выстраивать свои дела так, чтобы ни к нему, ни к его помощникам у милиции никаких претензий и зацепок не возникало.

К тому злополучному году, когда он попал в Бутырку, Амиран-Мартали крепко держал под собой гостиничный комплекс в Измайлово и несколько крупных кооперативов, которые, как грибы, начали повсюду появляться с приходом к власти Горбачева. Поскольку деньги как таковые его всегда интересовали мало – на жизнь ему хватало вполне, – все деловые расчеты вел у него Нугзар Джанашвили, юркий деляга с рано наметившейся лысиной, огромной страстью к любому виду наличности и необузданной тягой к роскоши.

Многие за глаза звали Джанашвили «жмотом» или «лысым», но при очном общении обращались к нему по кличке Нуга или, как Амиран, уменьшительно и дружески называли Джаник.

Когда Джанашвили появился в окружении Амирана-Мартали, точно уже никто сказать бы не смог. Кажется, это произошло в середине восьмидесятых, когда Амирану срочно понадобилась крупная сумма в валюте. Тут-то и появился на его горизонте Нугзар, быстро устроивший ему обмен по приемлемому курсу. Потом было еще несколько совместных дел, в которых Джанашвили показал свою деловую хватку. Мало-помалу Джаник стал незаменимым человеком в группировке Амирана-Мартали.

Амиран ценил ум своего экономиста. Он доверял ему настолько, что спустя несколько лет сделал своим равноправным партнером во всех делах и, если дело касалось чисто экономических выкладок, всегда прислушивался к мнению Джаника. Вот это-то самое доверие и сыграло с ним злую шутку, приведя Амирана-Мартали в тюрьму.

А началось все с того, что однажды Джанашвили предложил Амирану Мартали вложить средства в антиквариат. Нугзару удалось убедить партнера в том, что игра стоит свеч. Джаник полностью взял это дело в свои руки, и поначалу Амиран, видя, что оно дает надежный доход, перестал вникать в то, что творит партнер за его спиной. А тот, не удовлетворяясь обычной скупкой старинных вещей и картин у их владельцев, принялся скупать краденое и даже заказывать ворам ту или иную картину или икону.

На подобные вещи спрос был в основном у иностранцев. Они платили большие деньги, причем в валюте. Нуга находил исполнителей, те выкрадывали нужную вещь, и Джанашвили переправлял ее по своим каналам за границу. Со временем часть денег Нугзар стал прятать по европейским банкам. Он обрастал заказами от толстосумов-фирмачей и считал, что прибыль, которая идет в его руки, целиком принадлежит ему. Джанашвили, конечно же, для отвода глаз кое-что «отстегивал» на общак, даже подарил пару дорогих картин Амирану, – но никто по-настоящему не знал, сколько денег, откуда и куда проходит через него.

Жадность Джанашвили когда-нибудь должна была привести к ошибке. Так и случилось. По заказу одного фирмача и с подачи Нугзара из государственного музея в Ярославле было украдено два известных всему миру полотна Левитана. Милиции, которая до той поры никак не могла напасть на след банды, специализирующейся на антиквариате, на этот раз посчастливилось: уж больно картины были известные. Один из воров сболтнул другому, что, дескать, видал, обо мне даже в газетах пишут – тот по пьяни ляпнул об этом еще кому-то, и милиция, потянув за ниточку, вышла на организаторов похищения.

Джанашвили, почувствовав, что пахнет паленым, сумел куда-то припрятать все, что он натаскал за последние годы в свою роскошную пятикомнатную квартиру на Арбате, и, даже не предупредив об опасности Амирана, исчез на несколько недель и залег на дно у себя на родине в Абхазии.

Амиран узнал о краже полотен лишь тогда, когда на снимаемую им квартиру пришли следователи с Петровки и предъявили ему ордер на арест, в котором он значился как главный организатор этого громкого похищения. На его беду, картины, когда-то подаренные ему Нугзаром, тоже оказались украденными из одного провинциального музея, и это обстоятельство лишь усугубило его положение.

Милиция вышла на Амирана-Мартали потому, что все косвенные улики были против него. Конкретные исполнители кражи указали на его группировку. Джанашвили считался лишь его помощником, и мало кто знал, что у него с Амираном партнерские отношения. К тому же милиция давно хотела поймать за руку неуловимого Амирана-Мартали. И теперь старалась навесить на него все смертные грехи.

Амиран на допросах молчал или криво усмехался, когда следователь выстраивал свою цепь доказательств, против него. Он видел, что большинство доказательств этого следователя были шиты белыми нитками. И считал, что в худшем случае суд может дать ему от силы года три-четыре, по совокупной мелочевке, в которой, кстати, он тоже не признавался.

Но тут неожиданно объявился невесть откуда взявшийся Джанашвили. В письме «моляве», которое он сумел по тайным воровским каналам переслать Амирану Мартали в Бутырку, Джаник умолял взять кражу картин на себя. Нугзар обещал нанять самых лучших адвокатов и уверял, что если не удастся «вырулить» на условный срок, то он завалит на зоне Амирана богатыми посылками, а подруга Амирана и прижитая с ней дочь-малолетка ни в чем не будут нуждаться, да и по освобождении он будет иметь нехилую копейку. Он четко доказывал, что от упорства Амирана пострадают все его дела, что и он, Джаник, может загреметь вслед за ним – и тогда так ладно подогнанная бригада Амирана-Мартали развалится и всем будет от этого только хуже…

Амиран несколько дней и бессонных ночей думал над раскладами своего партнера и, в конце концов, пришел к выводу, что Джаник все-таки прав: срок Амирану так и так светил, а дело, которое он с таким трудом создавал, в его отсутствие смогут легко развалить довольные этим конкуренты. С Джанашвили он решил разобраться потом, когда сможет это сделать, и разобраться наверняка. Недаром же его звали Амиран-Мартали! А пока он решил брать все на себя, даже и не предполагая, чем это ему грозит.

Ему навесили статью «Организация, хищение и незаконный сбыт предметов, имеющих особенную художественную ценность». Не смог помочь и нанятый Джаником известный адвокат, сумевший, правда, «скостить» от пятнадцати требуемых прокурором лет три года. Но двенадцать строгого режима с конфискацией тоже очень даже немало…

Амиран-Мартали мужественно принял приговор с большим сроком и отправился в заснеженную Сибирь. А Нугзар, проходивший по его делу всего лишь свидетелем, остался в Москве, по наказу Амирана замещая его на время отсидки.

Амиран не очень хорошо разбирался в хитросплетениях экономики, зато он очень здорово разбирался в людях и в отношениях между ними. На строгаче под Иркутском он сразу занял подобающее место и ни разу за весь свой большой срок не запятнал своего прозвища.

Джанашвили поначалу исправно выполнял обещанное: слал на зону продукты, деньги с оказией, помогал подруге и дочери Амирана. Но с годами помощь из Москвы приходила все реже и реже, пока не прекратилась совсем. Если бы Амиран-Мартали не был на зоне в авторитете, ему бы пришлось туго. А так он спокойно, как и подобает Вору в законе, тянул свой срок.

Время от времени к Амирану-Мартали с очередными этапами зэков приходили письма с воли. Амиран был не так глуп, чтобы полностью довериться тому, кто подставил его под срок: в близком окружении Джанашвили у него остались преданные ему люди, которые присматривали за Нугзаром и докладывали Амирану о том, как у его бывшего партнера идут дела.

Подруга его Светлана с дочкой Машей жила под Москвой в Малаховке, в доме, купленном ей Джаником на средства бригадного общака. Письма из зоны приходили регулярно, столько, сколько можно было по закону. Но сама Светлана писала очень часто, описывая свою тихую поселковую жизнь (она устроилась работать медсестрой в местную больницу), детские шалости не по возрасту бойкой Машеньки; писала, как тоскует по нему и как они с дочуркой очень любят Амирана и надеются, что он выйдет раньше срока…

Но через два года письма от Светланы приходить перестали. Это было так не похоже на преданную Амирану подругу, что он забеспокоился: не случилось ли чего? Он попросил надежного человека навести о ней справки, и вскоре получил страшную весть: дом в Малаховке сгорел полностью, при пожаре погибли Светлана и Машенька… Вообще-то с гибелью Светланы и ее дочери было явно что-то нечисто, доверенный человек так прямо и написал Амирану-Мартали об этом. Уж слишком все случившееся напоминало поджог: ведь Светлане ничто не мешало спасти себя и дочурку, если бы ей кто-то в этом не воспрепятствовал. Естественно, он вспомнил и историю своего отца, тоже сгоревшего в огне…

Амиран заскрипел зубами от навалившегося на него горя и поклялся разобраться в этой трагедии. Он поднял на ноги всех, и в первую очередь Джанашвили. Телефон в кабинете главного механика зоны, откуда он общался с волей, раскалялся от жгучих слов, которые кидал в трубку мрачный Амиран-Мартали. Прошло несколько месяцев, но, несмотря, ни на деньги, ни на связи в криминальном мире, выяснить настоящую причину пожара так и не удалось. Амиран как-то смирился с этим, хотя время от времени бередил былую рану и обещал самому себе, что когда-нибудь еще вернется к этой непонятной и трагической истории…

Годы за колючей проволокой шли своим чередом, сливаясь в одну монотонную серую полосу. Где-то далеко, за тысячи километров от Амирана-Мартали, бушевала новая, нарождающаяся жизнь. Бесславно закончилась Перестройка, наступила эпоха ельцинского правления и торжества окружающих его олигархов. Политические бури никак не влияли на мутную реальность зоны, вот только время от времени наступали перебои с провизией, и начальству зоны приходилось выискивать средства, чтобы накормить подопечных зэков. Так, в борьбе с тупостью и жестокостью охраны, в противостоянии российской экономической разрухе и прошли долгие годы заточения Амирана-Мартали.

Когда-нибудь всему настает конец. Пришла пора окончиться сроку и Амирана-Мартали. Ему совсем недавно исполнилось сорок лет, он по-прежнему был сильным и красивым мужчиной. Вот только в глазах его теперь можно было заметить появившуюся за годы отсидки мудрую грусть.

О дне своего освобождения он знал заранее, на «родной» зоне у него давно все было схвачено. За неделю до выхода на волю он устроил местным Авторитетам отходную. Собрались в одном из бараков ночью. Стол был накрыт как на воле богато, ломился от закусок и водки. Тем не менее, сюда же на стол «шестерки» постоянно выставляли кружки с чифирем, и он, как ни странно, потреблялся больше, чем водка.

Амиран-Мартали, сказав свою отходную речь, добавил:

– Покидая «командировку», Вор в законе обязан оставить за себя преемника… – Он медленно оглядел каждого сидящего за столом. – Признаюсь, такой человек у меня есть, но мне захотелось, чтобы вы сами сказали, кого хотели бы видеть в роли «Смотрящего».

Несколько минут его застольники переглядывались между собой, прекрасно понимая, что невпопад выдвинутая фигура может аукнуться так, что на зоне все пойдет кувырком.

– Итак… – насупился Амиран-Мартали.

– Слушай, дарагой, батоно Амиран, – прервал общее молчание пожилой авторитет Буба-Кутаисский, – давай не будем нарушать традиций: называй наследника! Когда не справится, тогда и будем думат…

Амиран-Мартали не просто так вынес вопрос о «Смотрящем» перед всеми. Получилось так, что с месяц назад на зону «Спустили» еще одного Вора в законе – Вахо-Рыжего, а до его прихода место Амирана-Мартали должен был занять его близкий друг Васо Каландадзе, с которым он отсидел вместе лет восемь. Как и Амирана-Мартали, его уважали не только зэки, но и администрация лагеря. И не было бы никаких вопросов, если бы он был коронован в Вора в законе, но посланное Амираном-Мартали на сходку ходатайство задерживалось, а потому, успев узнать не очень сахарный характер Вахо-Рыжего, Амиран был уверен, что с его уходом на зоне начнутся противостояния…

– Что ж, вероятно, ты прав, дорогой Буба… – задумчиво проговорил Амиран. – Я должен назвать своего преемника, и я назову его. – Он сделал небольшую паузу и посмотрел на Вахо-Рыжего.

Трудно сказать, почему в самый важный момент его внимание было направлено именно на того, но краем глаза он заметил напряженные взгляды присутствующих за столом и неожиданно для самого себя сказал:

– Надеюсь, не нарушу наших законов, если объявлю своего преемника в день своего освобождения…

С большим удовлетворением Амиран отметил облегченные взгляды всех присутствующих, кроме Вахо-Рыжего, который вскинул голову с желанием что-то возразить, но сдержал свой порыв и лишь чуть заметно усмехнулся. Амиран намеренно оттягивал со своим преемником в надежде, что до его освобождения придет решение воровской сходки о Васо Каландадзе.

Его интуиция не подвела и на этот раз: через два дня на зону пришла «малява», в которой сообщалось, что не только Васо коронован в Вора в законе, с кличкой Васо-Иркутский, но и Амирану дано согласие оставить его «Смотрящим».

Амиран был настолько уверен, что все разрешится само собой, что его мысли уже были далеко отсюда, там, где он отсутствовал целых двенадцать лет, где его ждала новая, пока еще незнакомая ему страна – ведь за это время столько воды утекло, столько дел было наворочено!

Впрочем, стоит заметить, что решение, принятое воровской сходкой, не расставило все точки над «i». Два Вора в законе, то есть два лидера, на зоне редко когда уживались, а потому начальник зоны полковник Кириченко прислушался к совету освобождающегося криминального Авторитета Амирана Варднадзе и через пару месяцев, почувствовав напряжение в зоне, отправил Вахо-Рыжего на этап…

Минуло несколько дней, и Амиран-Мартали наконец-то оказался в суетливой, неузнаваемо изменившейся за последние годы Москве. Он медленно шел по Тверской улице и размышлял о том, с чего начнет новую жизнь…

Глава 2
Нуга рвется к власти

Нугзар Джанашвили, конечно же, не обладал таким непререкаемым авторитетом, какой имел его бывший шеф и партнер Амиран-Мартали. И если бы Амиран собственноручно не указал на Нугзара как на своего преемника во всех делах, то многие деловые «теневики», бригадиры и даже рядовые бойцы из сплоченной когорты Амирана не захотели бы слушать новоиспеченного босса. Но как бы там ни было, Нуга встал у руля основных начинаний Амирана-Мартали.

Джанашвили понимал, что ему никогда не стать новым Амираном-Мартали. Да он и не стремился к этому. Нуга пошел по другому пути: не улаживанию конфликтов, а, наоборот, их постоянному провоцированию и преодолению путем жестких, а чаще очень жестоких мер.

– Время меняется, – любил повторять Нугзар, – и нам надо меняться вслед за ним. Время жестокое, и мы должны ему соответствовать.

И Джанашвили соответствовал. От тех, кто с ним спорил или высказывал свою точку зрения, Нуга старался избавиться как можно скорее. А самым простым и быстрым способом всегда было физическое уничтожение… Прошло всего три года, а на верхушке когда-то созданной по крупицам организации Амирана-Мартали теперь почти не оставалось тех, с кем Амиран начинал: всюду сидели люди Нугзара. Стремясь нахапать как можно больше, Нуга не останавливался ни перед чем. Десятки убийств, автомобильных аварий, взрывов и поджогов было совершено по его приказу. Теперь некому было звать его по-дружески Джаником, подчиненные звали его шефом или Нугзаром, а Авторитеты, с которыми он время от времени контактировал, пренебрежительно кликали его за глаза лысым Джаном или Нугой в глаза.

Джанашвили уже мало было гостиничных комплексов, нескольких московских рынков и торговли компьютерами. Он отлично разбирался, что и как приносит наиболее ощутимый доход, и, стараясь обезопасить себя от наскоков правоохранительных органов, стремился в легальный бизнес. И поэтому в начале девяностых годов Нугзар перенес всю мощь теперь уже практически полностью своей группировки на нефтяной и финансовый бизнес.

Поначалу Джанашвили сумел приватизировать гостиничный комплекс в Измайлово на свое имя. Затем, легализуя часть теневых доходов, создал при одном из ведущих московских институтов два кооператива, начавших осуществлять закупку вычислительной техники и ее установку на различных предприятиях народного хозяйства. Джанашвили, не обращая внимания на ворчание воровских лидеров, с которыми он вел дела, вышел на полуофициальные контакты с МВД, и высокопоставленные милиционеры начали снабжать его ценной информацией о конкурентах из криминальных структур. Обычно скупой на затраты, которые не касались его расходов, Нуга щедро оплачивал подобного рода информацию. Ведь она компенсировалась потом с лихвой.

К примеру, после консультации с проплаченными ментами Джанашвили вышел на контакт с бауманской бригадой – в то время самой агрессивной московской преступной группировкой. Эта бригада в начале девяностых была единственной, которая всерьез, то есть организованно и с большим размахом, формировала рынок сбыта наркотиков. При их распространении бауманская бригада ориентировалась, прежде всего, на молодежь, и в частности на студентов, рок-фанов, хиппи, проституток, завсегдатаев ночных клубов и творческую богему.

Нугзар Джанашвили оказался ценным приобретением для бауманских: он постоянно вращался во всех этих сферах, так как имел множество знакомых и прихлебателей в среде музыкально-художественной богемы еще со времен увлечения антиквариатом. Кроме того, он был в приятельских отношениях с бывшим директором популярного студенческого клуба, который с приходом Ельцина к власти в 1991 году занял кресло министра по внешнеэкономическим связям. Бауманская бригада связала через Нугзара новоиспеченного министра с чеченцами, а те предложили экс-директору студенческого клуба в дополнение к поставкам на экспорт нефти и нефтепродуктов участие в легализации доходов, получаемых от продажи наркотиков…

Ноябрь 1992 года. К базе поддержки российского ВМФ «Камрань» во Вьетнаме под прикрытием темной южной ночи у самой оконечности пирса беспрепятственно причаливают несколько небольших рыбацких джонок. К ним немедленно подгоняются крытые брезентом грузовики, и китайцы под присмотром флотских чинов начинают перегружать со своих джонок в эти грузовики небольшие полиэтиленовые мешки. Ни участвующие в погрузке российские матросы, ни большинство наблюдающих за погрузкой офицеров даже и не подозревали, что в мешках, привезенных из Бирмы, был опиум и героин, которые уже проплачены чеченцами…

Наркотики, числящиеся по всем документам как пряности, попадают затем на вспомогательные и даже боевые суда ВМФ и позже доставляются во Владивосток и Находку. Там товар оказывается в руках Асланбека – влиятельного члена чеченской преступной группировки из Гудермеса: подкупленные таможенники и чиновники из хозчасти Тихоокеанского флота смотрят сквозь пальцы на то, как Асланбек выкупает ненужные флоту в таком количестве «пряности». Дальше товар грузится в товарные вагоны и под прикрытием чеченцев расползается по всей России.

И это лишь один из эпизодов в широко развернувшейся наркоторговле…

Когда Джанашвили подключил к наркобизнесу министра, дело приняло по-настоящему огромные масштабы. При содействии министра одна из фирм Нугзара через подставную китайскую компанию заключила контракт на поставку сахарного песка в мешках. Из Китая его должны были доставлять судами торгового флота России. В мешках на меченых поддонах наряду с сахаром находились и пластиковые пакеты с наркотиками.

Разгрузка производилась под контролем чеченцев. Далее наркотики направлялись под видом сахара железнодорожным транспортом по адресам получателей в города средней России, где изымались чеченцами и отправлялись в Европу курьерами или через авиабазы, снабжавшие Западную группу войск продуктами питания.

Деньги текли рекой. Они шли через Вену на счета «Эко-банка» – коммерческой структуры, которую Нуга организовал специально для этой операции. Громадные деньги, часть которых шла чеченцам, часть – бауманской группировке, а остальные оседали на счетах Джанашвили, позволили в кратчайшие сроки укрепить финансовое положение стремительно развивающейся структуры Нугзара.

На беду Джанашвили, все это продолжалось недолго. В 1993 году МВД Вьетнама перекрыло канал отгрузки наркотиков. А почти одновременно с этим в Находке местными спецслужбами были ликвидированы Асланбек и вся его банда. Наркотики пошли в страну по другим каналам и уже через других людей.

Но полученные средства и, самое главное, приобретенные опыт и связи в сфере наркобизнеса позволили Нугзару играть уже собственную игру. Он вышел через своих людей в Европе на печально известного «Шахматиста» – Гильберто Родригеса Орехуэла, который являлся представителем колумбийских наркобаронов в Европе. И уже в конце 1993 года в Вене Джанашвили с «Шахматистом» провели встречу, в результате которой была достигнута договоренность о направлении в адрес «Эко-банка» – нового финансового детища Нуги – через Вену из оффшорных зон (Багамы, Гибралтар, Антилы) свободных денежных средств, для их вложения в экономику России. Причем проделывалось это путем покупки через ваучерные и иные аукционы перспективных предприятий.

«Эко-банк» приобретал акции РАО «Газпрома», предприятий нефтеперерабатывающей и нефтедобывающей промышленности, цветной металлургии, электроэнергетики и транспорта и вскоре стал одной из самых мощных финансовых структур в стране. К середине девяностых годов Нугзар Джанашвили уже по праву именовал себя олигархом и входил в десятку наиболее богатых людей России.

Сильнее власти денег только власть над людьми. Нугзару уже было мало того, что он обладает неограниченными средствами для удовлетворения любой своей прихоти. Насмотревшись на своего подельника, который, будучи министром, ухитрялся делать деньги буквально из ничего, а точнее, из собственной подписи на том или ином документе, он решил, что пришла пора и ему стать «государственным человеком», ведь это позволило бы вести свой бизнес куда как свободней и безопасней.

Еще в начале девяностых, когда некогда мощная советская империя начала разваливаться, Нуга вовремя уловил, что гражданство никем не признанной, но пытающейся быть независимой Абхазии только помешает его бизнесу. Грузинское подданство тоже не давало в полной мере реализовать все его устремления к богатству и власти. И Нугзар стал российским гражданином – в те годы получить гражданство России было проще пареной репы.

Когда Нугзар Джанашвили объявил о своем желании «пойти во власть» сотрудничающим с ним лидерам бауманской группировки и кое-кому из воровских авторитетов, те отреагировали резко отрицательно. Вообще-то, в воровской среде считалось, что дело, которое держит под собой Нуга, до сих пор прикрывается авторитетом и словом Амирана – именно на таких условиях с Нугой контактировали солидные лидеры криминальных группировок. Джанашвили, делая вид, что подчиняется воровским законам, исправно «отстегивал» солидные суммы на общак, хотя сам давно уже ни в грош не ставил какие бы то не было «понятия».

Нугзар считал, что «понятия» коронованных Воров давно себя изжили и что сейчас жизнь требует от лидеров преступных группировок одного: отличного знания практики и реалий экономики и политики, а не каких-то там устаревших «понятий», которые соблюдать просто-напросто невыгодно, и поэтому смешно ими руководствоваться.

Когда один из Авторитетов позвонил Нуге на мобильный и предложил вечером посетить один из ресторанчиков в центре города «для разговора без базара», Нугзар сразу понял, к чему тот клонит.

Однако на всякий случай поинтересовался:

– Слушай, у меня столько дел! Нельзя как-нибудь отложить этот ужин?

– У нас всех есть чем заняться, Нугзар. Но мы решили собраться и выслушать тебя. Ты сам должен быть заинтересован в том, чтобы наши Авторитеты не имели на тебя зуб и были уверены в том, что ты по-прежнему на нашей стороне…

– Ну, хорошо, я приеду… – нехотя согласился Джанашвили.

Встреча была назначена на Поварской улице, недалеко от Театра киноактера, в небольшом уютном ресторанчике «Каретный двор» с разнообразной грузинской кухней и многочисленными уютными помещениями. На входе Нугзар назвался менеджеру, и тот проводил его в особый небольшой зал, где был накрыт роскошный стол на десять человек. Когда Джанашвили вошел, его уже ждали.

Нугзар отметил, что из девяти человек, явившихся на встречу с ним, пришли довольно уважаемые люди. Воров в законе было двое. Давно знакомый Витя Камский и Семен Кирсанов – Киса, один из самых старых авторитетных воров из «синих», наиболее рьяно следующих традиционным понятиям воровского мира. Последнее обстоятельство явно играло против Нугзара.

Неприятно засосало под ложечкой, когда Джанашвили увидел любимца женщин Андрея Ростовского: этого на мякине не проведешь – потребуются весомые аргументы, чтобы попытаться того уговорить поддержать его планы.

Чуть полегчало, когда Нугзар увидел трех молодых лидеров московских бригад – Мишу-Батона, Толика-Шрама и Ника-Барабана, получившего свое прозвище за его постоянную присказку: «А мне по барабану…….

Полегчало потому, что этих трех интересовала только «капуста», а значит, и договориться с ними было много проще. Узнал он и Никиту Баллона, «Смотрящего» за общаком. Его Нугзар знал давно, но не мог припомнить, чтобы слышал когда-нибудь его голос. Были еще двое авторитетов, которых он никогда не видел.

Судя по выражению лиц собравшихся и тому, как они его встретили, разговор предстоял не из легких.

– Кажется, ты со всеми знаком, Нуга? – спросил его Витя Камский.

– Кроме двух, – кивнул он в сторону незнакомцев.

– Это наши консультанты! – ответил Камский, ничего больше не поясняя.

– По какому случаю вы решили встретиться со мной? – прямо спросил Нугзар.

– Дело в том, Нуга, что некоторые наши уважаемые жулики начинают сомневаться в тебе… Поговаривают даже, что ты вроде хочешь сквозануть от нашей дружбы! Вот мы и решили пригласить тебя, чтобы, как говорится, собственными ушами услышать твой базар, а потом уж и решать, что делать дальше. – В последней фразе слышалась явная угроза.