Текст книги "«А голову мы дома не забыли!» Самые смешные истории о школе, рассказанные классными классиками и классными современниками"

– Вениамину Ивановичу, что он нашел время зайти к нам. Я тоже поприсутствую.

Семыкин вскочил:

– Да у него руки грязные! И лицо! Можно я пересяду?

– Ты разве не к этому стремился?

А Вениамин Иванович между тем уснул. Расставив ноги в ботинках, у одного из которых отслоилась подошва, он сопел и в ус не дул. И в спутанную бороду, к которой приклеился кусок яичной скорлупы.

– Эй, уважаемый, – толкнула его завуч, – спать у нас уговора не было. У нас тут открытый урок. Мы вам триста рублей обещали не за то, что вы спать будете.

– Извини, красавица, – встрепенулся Вениамин Иванович, – тепло тут у вас, я и закемарил. Давайте, чего вы там хотели.

– Вот наш ученик Семыкин хочет, гм, стать лицом без определенного места жительства. Что бы вы ему посоветовали на этом пути?

– Да че говорить-то…

– Ну, каково это? Как жизнь вообще?

– Ну, жить можно. Нормальная жизнь. Ничего плохого не скажу. Свобода там. Романтика. С пропитанием, конечно, не очень, но если к столовой притереться или к кафе, то вообще рай. Гуляй где хочешь. В офис, опять же, не надо. Зимой тяжковато, да, но летом вполне. Я всем доволен.

– Ребята, что вы такие заторможенные? – расстроилась завуч. – Мы так поняли, что эта тема вам очень интересна. А вы как воды в рот набрали. Семыкин, что же ты?

Едва слышно, сиплым каким-то голосом, он решился спросить:

– Так вы, э… всегда хотели быть?.. Э-э-э…

– Да не. Сначала не хотел. Теперь втянулся. Ни о чем не жалею.

– А кем хотели?

– В театральный сунулся, но не взяли.

И бомж начал кашлять, как раненый кашалот, хрипя и стуча руками по парте. Потом попросил:

– Следующий вопрос. Время тикает.

– Калерия Николаевна! – взмолился Семыкин. – Я все понял. Я раскаиваюсь. Считайте, что я наказан. Если вы хотите, чтобы я переписал сочинение, – я перепишу!

– Зачем? В комитете по образованию его же одобрили.

– Да я и не собирался быть бомжом. Вы же понимаете. Буду актером. Как и хотел.

– Актером? – Вениамин Иванович посмотрел на него как-то странно: – Актером??

– Да-да. Актером!

– Кто – ты?

– Да, я.

– С чего ты взял, что сможешь стать актером?

– У меня талант!..

Страшный гость захохотал. У Семыкина волосы встали дыбом и кожа пошла пупырками.

Липкина закрыла лицо руками.

– И кого ты сыграешь?

– Не знаю. Кого режиссер попросит, того и сыграю.

– Так тебя, учителка твоя говорила, кого ни попроси сыграть – ты ж никого не знаешь. Фильмы, они ведь по книгам сняты. Ты что думаешь, тебе текст на бумажке напишут – и ты его просто заучишь? Будь ты хоть Джеймс Бонд, хоть супермен, хоть Шерлок Холмс – тебе их понять сперва надо. Изучить. Выяснить, в какое время они жили – как разговаривали, что носили, что ели, на чем перемещались. Чтоб они настоящие получились. А для этого и историю придется поучить, и географию, и физику. И еще много чего. А у режиссера, знаешь ли, времени нет ждать, пока ты школьную программу выучишь. Он роль отдаст тому, кто образованный.

Вениамин Иванович встал:

– А если тебе, не дай бог, потребуется по канату карабкаться или петь? Тогда всем ждать, пока научишься? Между прочим, даже чтобы бомжа сыграть, нужно много чего знать. Да хотя бы как гримироваться – этому годами учат.

Вениамин Иванович снял шапку. А потом и волосы. Под колтунами у него оказалась короткая стрижка. Потом он достал пачку влажных салфеток и отер лицо и руки. Они оказались вовсе не черными. И вообще, он молодой совсем. А когда скинул ватник, под ним обнаружился чистенький модный свитер в шотландскую клетку.

– Позвольте представиться. Я актер молодежного театра. И если наша встреча оказалась для кого-то полезной, я очень рад, – сказал он с поклоном.

Класс пришел в себя и зааплодировал.

Разыграли, значит! Артисты!

– Но как вы хорошо держались, Калерия Николаевна, – шепнул ей Семыкин, – я вам, блин, поверил! Я по-настоящему испугался!

– Я, знаешь ли, в театральном кружке несколько лет занималась, – хмыкнула она.

Вениамин Иванович пригласил весь класс на свой спектакль в следующую пятницу, раздав контрамарки.

– Но главный приз по праву должен получить Семыкин, – сказала Калерия Николаевна, когда актер ушел, – за смелость и за то, что все-таки определился с будущей профессией.

Она вручила Семыкину конверт:

– Откроешь после уроков.

– Что это?

– Твоя награда. Это тебе понравится, гарантирую.

Дома в конверте он обнаружил листок, на котором было написано: «Список литературы для внеклассного чтения…»

Опять провела.

Мария Якунина
Про любовь, математику и Ириску

Художник Ганна Павлова

Мишка понял, что влюбился в Алису, не сразу. Ему потребовалось 3 учебных года, летние каникулы, 2 недели первой четверти и новенькая Лера.

Алиса не сразу поняла, что Мишка в нее влюбился. Ей для этого понадобилось 3 учебных года, летние каникулы, 2 недели первой четверти и одна крыса.

Теперь обо всем по порядку.

Мишка всю жизнь, то есть с первого класса, сидит за второй партой, прямо у окна. Алиса – за второй партой в среднем ряду. Раньше с Мишкой сидел Серёжа, но недавно его отсадили назад, к двоечникам. Миша несколько дней радовался долгожданной свободе – можно было удобно разложить учебники и тетради на всю парту, а еще теперь никто исподтишка не щипался и не тыкал карандашом, если он прикрывал рукой написанное в тетради (нет, не жалко дать списать товарищу, только вот строгая Вера Алексеевна за одинаковые работы выводит одинаковые злорадные двойки). И только он привык к спокойной жизни без соседа, как вдруг на перемене…

– Мне учительница сказала с тобой сесть, – пропищал кто-то.

Мишка оторвался от таблички в учебнике (в сотый раз пытался запомнить, сколько сантиметров в дециметре, метров в сантиметре… ну или что-то подобное…) и обомлел. Новенькая была такая высоченная, что ему пришлось задрать голову, чтобы ответить:

– Это сколько же в тебе метров?! – спросил он вместо «привет».

– Дурак! – обиделась она, уселась на стул, отодвинула его тетради и книжки и демонстративно отвернулась.

И с этого дня жизнь Мишки изменилась. Серёжа был маленький, щупленький (наверное, поэтому нарывался все время на драки не только с более высокими одноклассниками, но даже с мальчиками из пятого, а ходят легенды – и из шестого класса). Через его голову Миша спокойно рассматривал класс, даже со своим другом Антоном с третьего ряда переглядывался.

Теперь обзор класса ограничивался Лериной головой, которая и так возвышалась над ним, как башня над домом, а высокая «пальма» с бантиком и вовсе отрезала Мишку от внешнего мира. Только и оставалось что смотреть вперед – на доску и Веру Алексеевну. Тоска.

Но тосковал Мишка не только поэтому. С первого же урока, на котором за парту посадили Леру, он понял, что чего-то ему в жизни не хватает. Пол-урока крутился на стуле, вытягивал шею, но как ни старался – ничего за новенькой было не видно. А чего – ничего, он и сам не знал, только все пытался хоть краем глаза увидеть соседний ряд.

– Крупинкин, если тебе нужно выйти, подними руку и иди, – не выдержала Вера Алексеевна.

Мишка покраснел и помотал головой. Никуда ему не надо! А тут еще и Алису вызвали к доске, и, пока Мишка смотрел, как она своим ровным круглым почерком выводит: «1,5 метра = 150 см», ему внезапно расхотелось вертеться.

На чтении Мишка еще размышлял, а к физкультуре его окончательно осенило.

– Эй, Антон! – громко прошептал он, когда тот скакал мимо, не слишком усердно выполняя высокое поднимание бедра. – Надо поговорить.

– Ага, – успел сказать запыхавшийся Антон, и тут же ему на смену прискакала Лера, которая, как Мишке показалось, прыгала прямо до потолка.

Пока после грозного физруковского «на первый-второй рассчитайсь!» команда «первых» перебрасывала друг другу мяч, «вторые» Мишка и Антон уселись рядом на маты.

– Ну, чего у тебя? – спросил Антон.

– Тише! – Мишка подозрительно огляделся по сторонам и отодвинулся подальше от двух неразлучных сплетниц Танечек. – Видишь?

Он выразительно повел глазами в сторону поля, где Алиса пыталась закинуть мячик в кольцо.

– Чего? – не понял Антон. – Тебе в глаз что-то попало?

– Да какой глаз! – рассердился Мишка. – Вон там, под кольцом, видишь?

– Там Круглова. А ты что, кого-то еще видишь? – заинтересовался друг, помешанный на страшных историях. – Призрак, да? Везет тебе!

– Сам ты призрак! Я тебе про нее говорю. Видишь?

– Алиску? Вижу, – ответил сбитый с толку Антон.

– Ну вот, – вздохнул Мишка, – а мне теперь ее не видно.

– А, – наконец сообразил Антон, – глаза, что ли, болят? Мама говорит, это из-за планшета. Теперь, наверное, очки придется носить, да? Как нашей Лизке.

Он хотел еще посочувствовать другу, но свисток Виктора Петровича прервал их разговор.

Последним уроком было рисование, и Миш ка окончательно убедился в своей теории: стоило Лере наклониться, как его голова тут же сама по себе поворачивалась к соседнему ряду, где Алиса, периодически сдувая со лба непослушную пушистую челку, старательно водила кисточкой в альбоме.

Дома Мишка был непривычно тихим, задумчивым и съел за ужином всего одну котлету.

– Ты не заболел? – забеспокоилась мама, убирая со стола посуду.

– Нет. – Он громко вздохнул и все-таки спросил: – Мам, а бывает так, что один человек все время на кого-то другого смотрит?

– Бывает, конечно, – улыбнулась мама, – вот ты когда появился, я только и делала, что смотрела на тебя, такой ты был хорошенький. А что, тебе на кого-то все время хочется смотреть?

– Ну, не знаю… – Мишка яростно качал ногой под столом. – Я раньше не думал, что обязательно все время смотреть, а теперь, когда нельзя все время смотреть, хочется все время смотреть.

– На кого? – поинтересовалась мама. – На новенькую, про которую ты мне рассказывал?

– Нет, – испугался Мишка. – Она нормальная, эта Лера, только выше меня на сто метров.

– Ничего, – утешила мама, – подожди немножко и обгонишь всех девочек в классе, даже свою Леру.

– Никакая она не моя! – возмутился Мишка. – И вообще. Что все-таки люди делают, когда вот так – на кого-то смотрят?

Мама задумалась:

– Стараются сделать что-то хорошее, делятся самым ценным, стихи пишут…

У себя в комнате Мишка снова уставился в табличку: дециметры все никак не шли в голову, а завтра Вера Алексеевна точно его спросит. Зато он раз за разом повторял про себя мамины слова.

Значит, нужно поделиться с Алисой чем-то самым ценным. Мишка выдвинул нижний ящик стола и тщательно его обшарил. Розовая свинья-копилка (пустая после лета), шарф любимого футбольного клуба (но девочки, кажется, футбол не очень любят), набор фокусника (он, конечно, Алисе понравится, но подарить точно не получится: набор купила бабушка Света, и теперь она каждый раз проверяет, все ли на месте, когда приходит в гости).

И тут в клетке запищала его любимица Ириска.

«Только через мой труп», – сказала мама, когда Мишка с папой хотели завести собаку. И тогда папа привез Ириску. Она была крошечная, нежно-карамельного цвета. «О господи!» – сказала мама. Но оставить Ириску разрешила, потому что «с ней хотя бы хлопот меньше».

Длиннохвостая крыса Ириска и правда вела себя примерно. Усердно выискивала зернышки в миске с кормом, с удовольствием обхватывала передними лапками черешню или кусочек яблока, а когда Мишка выпускал ее побегать по комнате, устраивала себе домик в одеяле на кровати.

Он грустно протянул Ириске палец через решетку, и та сразу же уцепилась за него лапками с острыми коготочками.

– Знаешь, Алиса добрая, она будет о тебе очень хорошо заботиться, – пообещал мальчик, а я постараюсь тебя навещать.

Ириска протестующе пискнула и юркнула в свой домик.

Утром Мишка так волновался, что надел штаны задом наперед. Он дождался, пока мама с папой обуются и шмыгнул в комнату, пробормотав: «Дневник забыл».

Открыл клетку и переправил протестующую крысу в рюкзак, где поверх учебников заранее положил свою шапку, чтобы Ириске было удобно. Мишка сунул крысе несколько орешков, застегнул рюкзак, оставив небольшое отверстие, и помчался в школу, стараясь не слишком трясти ранец.

Учительницы в классе еще не было, а потому стоял жуткий гвалт. Мишка увидел Алису, которая была сегодня дежурной и старательно протирала доску, и вдруг вспомнил: «Стихи!» Он совсем забыл, что нужно написать для Алисы какое-то стихотворение. Мишка достал из ранца ручку, маленький блокнот, погладил пальцем Ириску, убедившись, что Лера не подглядывает (она все еще дулась из-за вчерашнего и даже не смотрела в его сторону).

– Миха, Миха, – возбужденно звал Антон. – Иди сюда, тут пацаны уже три минуты на спор не дышат.

Миша мельком взглянул на красных, с надутыми щеками, Серёжу и Лёшу и выскочил в коридор. Он отошел к окну и постарался сосредоточиться. Про что обычно пишут все эти поэты, которых Вера Алексеевна заставляет учить наизусть? В прошлом году они проходили стихотворение «Учись у них – у дуба, у березы…», а Антон поднял руку и спросил, кто тогда Вера Алексеевна – дуб или береза, раз они учатся у нее. Она обиделась и влепила ему двойку за поведение.

Кстати, Вера Алексеевна вот-вот придет с совещания, а в голову ничего не лезет. Мишка еще раз представил, как на следующей перемене подойдет к Алисе и торжественно вручит ей крысу. «Алиса… крыса», – прошептал он, и тут на него снизошло настоящее вдохновение. «Здраствуй Круглова Алиса вот тебе мая крыса», – написал он на листочке торопливо, чтобы не забыть первое в жизни стихотворение.

И не успел Мишка восхититься тем, какой у него, оказывается, талант, как из класса раздался такой громкий вопль, что даже галдящий по соседству 4 «Б» притих.

Мишка помчался в кабинет и застыл на пороге.

Лера, зажмурившись и сжав кулаки, продолжала визжать, стоя между рядами, вокруг нее скакали Серёжа и Лёша с воплями: «Загоняй! Загоняй ее! Прикрой слева, вдруг сейчас прыгнет!» Одна из Танечек из-под стола пыталась подбодрить Леру, вторая, вскочив на стул, пищала, что нужно позвать учительницу… А над всем этим, прямо на Лериной голове, сбежавшая из рюкзака Ириска быстро-быстро перебирала лапками, пытаясь спрятаться в пышную «пальмочку».

– Тихо! – вдруг раздался непривычно звонкий голосок, и даже Серёжа перестал орать и приплясывать.

Алиса подошла к девочке, строго сказала:

– Наклонись.

Лера, так и не открыв глаза, послушно наклонила голову, и Алиса преспокойно сняла внезапно переставшую упираться Ириску.

– Что здесь происходит? – Вера Алексеевна бесшумно зашла в застывший от изумления класс.

– Я не буду с ним сидеть! Он это все специально! – прошептала несчастная Лера и расплакалась.

Оба урока труда Мишка провел в кабинете директора. Сначала он долго сидел в приемной в ожидании мамы, потом сбивчиво пытался объяснить и возмущенной маме, и директору, что никого не хотел пугать, а просто… хотел показать Ириску… одноклассникам. Потом мама с директором по очереди отчитывали его, он извинялся перед Лерой, мама извинялась перед красной от смущения Лерой… И, наконец, мама забрала Ириску, все это время мирно дремавшую в Мишкином свитере, домой, грозно взглянув на него напоследок.

Мишка поплелся на математику и, когда открыл дверь, первое, что увидел, – Алису, сидящую за его партой, и растрепанную Лерину «пальмочку» на бывшем Алискином месте.

– А меня к тебе пересадили, – шепнула Алиса, когда Мишка сел. И ободряюще добавила: – Я знаю, что ты не специально. Ты, наверное, просто не хотел, чтобы ей скучно было дома, да?

– Я вообще… тебе ее хотел… показать, – сбивчиво прошептал в ответ Мишка, мучительно пытаясь вспомнить стихотворение и размышляя, подойдет ли оно, если Ириска в этот момент едет домой в маминой сумочке.

– Правда? – смутилась Алиса и тут же обрадованно продолжила: – Как здорово! Я очень люблю крыс, и хомяков, и морских свинок, только мне мама не разрешает…

– Крупинкин, к доске, – безжалостно прервала объяснение Вера Алексеевна.

И пока Мишка отчаянно пытался перевести миллиметры в дециметры или метры в сантиметры, пока Вера Алексеевна выводила в его дневнике сразу две двойки – по поведению и математике, пока он шел к своему месту под торжествующим Лериным взглядом, в голове Мишкиной крутились одни и те же строки.

Как только внимание класса переключилось на новую жертву, Мишка торопливо написал на обратной стороне листочка из блокнота исправленную версию стихотворения: «Здраствуй Круглова Алиса прихади к нам в гости сматреть маю крысу».

– Ой, это что – стихи? – удивилась Алиса, но, наткнувшись на строгий взгляд Веры Алексеевны, замолчала и через несколько минут написала в ответ три самых важных слова в Мишкиной жизни: «Приду в воскресенье!» Потом она, правда, приписала: «Если мама разрешит», но это уже было неважно.

Светлана Щелкунова
Бородино

Художник Inna Innushkina

Я пришел к Серёге заниматься. Мы хотели подготовиться к контрольной по математике, и еще нам задали учить «Бородино». В дверях я столкнулся с Серёгиной мамой. Она вытаращила глаза:

– Ты куда?

– Заниматься.

Серёгина мама испуганно посмотрела на меня, потом на Серёгу.

– Не бойся, мам! Вместе позанимаемся, да и с Лизкой вдвоем сидеть веселее.

– Не волнуйтесь! Со мной все дети сидят ну просто как шелковые, – заверил ее я.

Но Серёгина мама почему-то сомневалась. Она, наверное, вспомнила тот случай, когда Лизка была совсем крохотная, в ползунках. Мы ее с Серёгой потеряли под диваном. Но тогда мы были глупые, а сейчас – ответственные.

Серёгина мама все-таки ушла, вздыхая и охая. А мы остались с Лизкой. Пока задачки решали, она в куклы играла и тихо сама с собой разговаривала. Ангел, а не ребенок. Если вообще бывают рыжие ангелы, у которых во рту двух зубов не хватает.

– Это меня и тревожит, – забеспокоился Серёга, – раз она такая тихая, обязательно скоро орать начнет!

Как в воду смотрел. То ли она его услышала, то ли просто время пришло, но Лизка начала ныть:

– Мама! Мама! Сочу к маме. Де моя мама?!

Серёга стал ей рассказывать, где мама, а она уши руками закрыла и как завоет: «У-у-у-у-у!» Как ее успокоить?! Пришлось сказку пообещать! Серёга начал про Колобка. Лизке не понравилось. На «Репку» она плеваться начала. А про теремок вообще слушать не захотела и снова завыла.

– Вот вредина! – возмутился Серёга. – Про теремок ей не хочется! Она всегда так. С мамой тихая, Лиза-подлиза. А как со мной, прям злодей какой-то. Я больше сказок, кажется, не знаю.

– Постой, – говорю я, – есть еще про Красную Шапочку.

Серёга бросился меня обнимать, я чуть не свалился. Потом он принялся рассказывать сказку про Красную Шапочку, а я – учить «Бородино». Сначала я пытался учить про себя. Но к середине сказки Серёга так увлекся, что перешел на крик, и мне тоже пришлось громче.

Серёга кричал:

– И вот прибежал Серый Волк к домику бабушки и постучал «тук-тук». Бабушка спрашивает: «Кто там?» А Волк отвечает ей тоненьким голоском…

 
Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спаленная пожаром,
             Французу отдана?! —
 

заорал я.

Тут Лизка ныть перестала, как засмеется и давай в ладоши хлопать. Мы переглянулись, и Серёга продолжил:

– Бабушка была совсем старой, глухой.

Она решила, что это наконец-то пришла ее любимая внучка, и крикнула…

 
Да! Были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
        Богатыри – не вы! —
 

завопил я вместо бабушки.

Лизка опять засмеялась. А дальше пошло как по маслу. Правда, сказка оказалась коротковата. Скоро появилась Красная Шапочка, «готовая постоять головой за родину свою». Она устроил а Волку допрос, выпытывая, зачем ему нужны глаза, уши и зубы.

Волк обреченно произнес:

 
Ребята. Не Москва ль за нами?
       Умремте ж под Москвой!
 

Бедняга Волк, наверное, почувствовал, что его ожидает, потому что, кроме положенных дровосеков-лесорубов, в дом ворвались «уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами» и, вместо того чтобы просто прикончить несчастного Волка, зачем-то устроили страшное побоище.

 
Звучал булат, картечь визжала.
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
              Гора кровавых тел!
 

Лизка слушала раскрыв рот. Больше всего ее потрясла «гора кровавых тел». Чуть мимо горшка не села! Лизка заставила нас прочитать стих пятнадцать раз. А потом еще вперемешку с ненавистным теремком и Колобком. Что же нам было делать?! Стоило только замолчать, как вредная девчонка принималась рыдать.

Уже не помню, кто из нас первый уснул. Помню только сквозь сон, как Серёгины родители перетаскивали нас на диван из Лизкиной кроватки.

Утром пришла мама и принесла мой портфель. Мы вместе позавтракали. Лизка молчала. Вот лиса хитрая! А может, она просто еще не проснулась. За «Бородино» мы с Серёгой получили пятерки. И неудивительно! Я это «Бородино» теперь до старости помнить буду. Представляю, как сижу это я на скамеечке, вокруг меня внуки там всякие, правнуки. А я им: «Да! Были люди в наше время…»

Удивились только Людмила Владимировна, учительница литературы, да наши родители. Но больше всех удивилась Лизкина воспитательница, потому что на следующий день целый тихий час Лизка, захлебываясь, рассказывала ей и нянечке «Бородино».