Текст книги "Сказание об охотнике Коджоджаше"

Сон Коджоджаша

Коджоджаш ехал на лихом коне по крутому леднику. Дыхание снеговых вершин обжигало лицо охотника. Над склонами в светлеющем утреннем небе сверкала звезда Чолпон[5]5
  Звезда Чолпон – Венера.


[Закрыть], необъяснимым страхом и тревогой наполняя сердце юноши. Вот уже несколько дней прошло в поисках добычи – горных козлов. Верный конь без устали носил его по низинам, поднимался по скалистым кручам, смело шел вброд через горные реки, но кийиков нигде не было. Наконец, миновав снежник, Коджоджаш выехал на перевал. Впереди виднелась солончаковая высокогорная пустыня. А по гребню бродили… козлята! Тридцать улаков[6]6
  Улаки – козлята в возрасте до года.


[Закрыть] и сорок чебичей[7]7
  Чебичи – козы RTonoro гола жизни.


[Закрыть] Коджоджаш насчитал!

Мигом соскочил охотник с коня, схоронился за скалу и принялся заряжать свое ружье, знаменитый Акбаран.

И когда юноша подобрался поближе, грохнул выстрел, другой, третий. Коджоджаш целился, Акбаран бил, и, казалось, время остановилось – козлята и шага не успевали сделать, как их настигала смертоносная пуля. Но вот палец Коджоджаша замер на курке: охотник не видел больше добычи. Весь склон был алый от крови. Алой стала вода ручья, журчавшего невдалеке. Все семьдесят козлят пали от пуль Акбарана. Но Коджоджашу этого мало! Там, наверху, должна быть их мать!

Он взбирается по крутому склону, карабкается по отвесной скале. Ноги его скользят, руки не могут держать, под ним – бездна, и голова его кружится. И ужас сковывает его…

Коджоджаш просыпается. Он весь в холодном поту. Сердце его стучит так, словно вот-вот выскочит из груди. Из ночи в ночь снится юноше этот кошмарный сон.

«О Аллах, что я сделал, чем прогневил тебя? – вновь и вновь вопрошает Коджоджаш. – Я один кормил двадцать семей. Да, мне нравилось охотиться. Все пело во мне, когда от моего выстрела козел подскакивал и обрушивался вниз со скалы. Так и должно быть. Я – охотник. Они – моя добыча. И Великий Кайберен помогает мне. Я не трогаю детенышей, беременных самок. Почему же этот сон каждую ночь мучит меня?»

Прошел год с того счастливого дня, когда красавица Зулайка стала его женой. За это время они не разлучались ни разу. Даже по горам бродили обнявшись. Им нравилось быть вдвоем, и молодожены отдалились от людей в аиле Карыпбая. Зачем Коджоджашу другие люди, когда у него есть Зулайка? Охоту забросил, Акбаран в углу юрты пылится. Лишь кто любил, может понять Коджоджаша.

А народ в аиле стал ворчать. Без мяса люди Карыпбая год сидят! Отвыкли они на охоту ходить – их всех кормил Коджоджаш… Да и добычи поблизости не осталось – всю Коджоджаш извел! Откочевала она высоко в горы.

Где ни появится Коджоджаш, люди шепчутся: «Женился – бабой стал, на охоту ходить перестал. Обленился, только за женскую юбку и держится. От людей отдалился. Видно, шайтан в Зулайку вселился, совсем парень голову от нее потерял!»

А тут еще этот сон, мучивший Коджоджаша каждую ночь.

Однажды утром не стерпел охотник, рассказал свой сон жене. Побледнела Зулайка, долго молчала, а потом и говорит:

– Милый мой Коджоджаш, опасна жизнь охотника. Предвещает тебе сон гибель от своего ружья. Послушай меня, брось охоту, не бери больше в руки Акбаран. Иначе жизнь твоя стрелой пролетит. Не оставляй меня, не покидай свой народ!

Вышел Коджоджаш из юрты с тяжелым чувством. Не понравились ему слова Зулайки, но еще больше не нравился ему его сон. Как может он, прославивший себя неувядаемой славой великого охотника, оставить свое ремесло? Лишить смысла свою жизнь?

Мрачный, как небо перед грозовой бурей, Коджоджаш направился к юрте мудрого аксакала Бану. Обратился охотник за советом к белобородому старику, поведал ему о своем сне.

Задумался было аксакал, да только и видит перед глазами, что ароматное мясо кийиков. Давно он его не пробовал. А все из-за бедовой Зулайки.

Говорит Бану Коджоджашу:

– Только слабый мужчина следует советам женщин. Зулайка, конечно, умна, но она женщина, жена. Она хочет, чтобы ты сидел рядом с ней и не оставлял ее одну. Вспомни, Коджоджаш, ты – мужчина, богатырь. Ты один кормил наш аил. Ты рожден быть охотником. Все горы тебе открыты. А ты испугался глупого сна! Иди смело в путь и возвращайся с добычей. Смейся над бабскими страхами!

Вышел Коджоджаш из юрты Бану окрыленный. Огляделся вокруг. Над горами вставал тонкорогий золотой месяц. Издалека доносился манящий гул горной реки. Горы звали его. Охотник почувствовал этот зов в своем сердце. Да, засиделся дома Коджоджаш, залежался в углу юрты бедный Акбаран. Пора в путь!

Горестная разлука

Таласская долина вся была в цветах. Склоны гор алели от тысяч и тысяч открытых солнцу головок мака. Луга синели от колокольчиков. И кругом – сочная зелень весенней травы. Воздух был напоен ароматами цветущих растений и пением возбужденных весной птиц. Белоснежные вершины со всех четырех сторон сверкали в лучах живительного солнца.

Коджоджаш и Зулайка, взявшись за руки, брели по ковру цветов. Какое счастье смотреть любимому в глаза и встречать любящий взгляд! Они опять вместе! Что еще нужно для счастья!

Улыбаясь, Зулайка медленно просыпалась. Так же медленно приходило осознание – это был всего лишь сон. Коджоджаша нет рядом. Горе сжало ей сердце, комом встало в горле.

Прошел уже месяц, как ушел Коджоджаш на охоту и пропал. А Зулайка до сих пор отчетливо помнит их последние часы, проведенные вместе перед расставанием. Коджоджаш тогда не сомкнул глаз за всю ночь. Зулайка, предчувствуя беду, тоже не спала. С трудом она дождалась того часа, когда белые крылья рассвета разгонят ночную тьму. Но вот звезды закатились за горы, зазвенели жаворонки и закричали перепелки. Подул холодный ветер с вершин.

Коджоджаш надел чарыки, опоясался тугим поясом. Положил в мешок припасы и достал свое ружье. Зулайка молча смотрела на сборы мужа. Что же делать, если проснулась неукротимая страсть охотника? Завладела она сердцем Коджоджаша. Со слезами в душе заплела Зулайка свои черные косы. Словно алмаз сверкала ее красота, но не замечал Коджоджаш жены, теперь для него охота – единственная услада в жизни.

Когда сел Коджоджаш на лошадь, припала Зулайка к его стремени щекой, прошептала: «Может быть, не поедешь?» И ничего больше не смогла произнести, трудно было ей говорить от горя. Смотрит Зулайка на мужа с тоской. А вокруг уже народ собрался, провожают Коджоджаша, желают ему удачной охоты. Привстал охотник на стременах и говорит: «Не я ли вас всю жизнь кормил? Мне сам Великий Кайберен помогает. Я рожден для охоты. Не дело батыру дома сидеть, как баба. Будьте же счастливы, сородичи! Ждите меня – вернусь с богатой добычей. Давно вы мяса не пробовали, устроим той!»

Уехал Коджоджаш. Зулайка ни на минуту глаз с дороги не отводила. Ждала, когда муж с охоты вернется. Так прошла неделя.

Охотник не возвращался, и кытайские мужчины отправились на его поиски. Всё вокруг обходили, да только и следа не нашли. Как в воду канул Коджоджаш. А еще две недели прошло – и искать бросили. «Видно, судьба такая у охотника, много опасностей подстерегает его в горах», – решили сородичи Коджоджаша, а потом и вспоминать о нем перестали.

Сейчас, окончательно проснувшись, Зулайка поняла, что она не может больше ждать. Она пойдет по его следам, по глухим горам, и как бы он и ни зашел далеко, она найдет Коджоджаша! Без милого друга нет ей жизни на земле!

Пришел к Зулайке несчастный Карыпбай. После исчезновения сына постарел бай, осунулся. Кинулась Зулайка к нему:

– Благословите, отец! Разрешите мне отправиться в путь. Я найду Коджоджаша!

Разрыдался старый Карыпбай, прижал к себе Зулайку, словно ребенка, по голове гладит и причитает:

– О горе нам! Двадцать юрт – кытаев род, а в трудную минуту никто прийти на помощь не может. Сбросить бы лет десять – я сам бы пошел искать сына. А сейчас лишь плакать да молить Аллаха могу. Сарткошчу еще слишком мал, чтобы отправиться в поход. Иди, Зулайка, ты смелая и сильно любишь Коджоджаша. Тебе поможет Аллах, я буду просить его о милосердии.

Оделась Зулайка в мужскую одежду, спрятала косы под лисий тюбетей, ноги в чарыки обула. В красавца юношу превратилась. Сердце переполнено решимостью, даже заулыбалась девушка, словно сняла с души тяжелый груз. В руки посох взяла, попрощалась с Карыпбаем и ушла.

Сколько дней блуждала Зулайка, она не помнила. Давно со счета сбилась, а может, не дни прошли, а недели и месяцы. Затвердели ее ступни, огрубели руки, почернело лицо от загара. Ночевала в кустарниках, под камнями, в пещерах. Прошла по долинам, по горным перевалам, по узким ущельям. Поднималась на такие скалы, куда архары не захаживают. Проходила такие теснины, где вода кипит, словно бушующий пламень. Продиралась сквозь заросли колючек, блуждала по диким просторам, где и трава не растет. Встречных о Коджоджаше расспрашивала, но никто не мог ей помочь. Никто не видел ее мужа.

Отчаялась женщина, взмолила Бога: «Если не исчез Коджоджаш навеки под землей, дай мне хоть знак об этом. Я найду своего мужа!» Но молча стояли вечные горы вокруг Зулайки. Некому было ответить ей, кроме гулкого эха.

Однажды, пробираясь по узенькой козлиной тропке между скал, девушка вышла к пещере. Возле входа, который чернел на каменной стене горы как пасть чудовища, Зулайка заметила лежащую старуху. Подойдя ближе, девушка с ужасом увидела, что это – мастан кемпир[8]8
  Мастан кемпио – демоническое существо в обоазе стаоухи.


[Закрыть]. Возле пещеры валялись кости людей и животных. Медные когти кемпир беспомощно скребли землю, и она с трудом открыла глаза, заслышав шаги Зулайки.

– Помоги мне, девушка, – еле слышно прошептала старуха. – Отнеси меня внутрь пещеры. Солнечные лучи скоро убьют меня.

Лишь мгновение замешкалась Зулайка, ей было страшно приближаться к безобразной мастан кемпир. Но так жалобно смотрели на нее глаза старухи. С трудом девушка взвалила кемпир себе на спину и вошла под каменные своды жилища ведьмы. Там она положила старуху на постель из веток в углу пещеры.

Посреди пещеры было небольшое озеро, куда нескончаемым потоком падали капли воды, просачивающейся сквозь твердь горы. Мерный звон капели отдавался эхом в каменных коридорах, расходящихся веером от центрального зала. Свет от входа в пещеру не мог проникнуть вглубь. Там царил мрак.

Кемпир пыталась что-то сказать, но силы покидали ее. Зулайка нагнулась к самому рту старухи, чтобы расслышать слова умирающей.

– Ты ищешь Коджоджаша, – услышала Зулайка. – Я смогу тебе помочь. Дай мне немного своей крови, Зулайка, иначе я умру. Позволь укусить тебя за пятку.

Теперь, когда старуха дала Зулайке надежду на встречу с Коджоджашем, девушка уже не боялась ее. Решительно легла рядом со старухой Зулайка. Она вздрогнула, когда острые зубы мастан кемпир вонзились ей в ногу. Но тут же легкий приятный туман стал окутывать сознание девушки, и она заснула.

Сон Зулайки

Зулайка лежала на склоне горы. Вокруг нее зеленела сочная трава и цвели цветы. Далеко внизу в дымке простиралась долина. По склону горы разбрелись ее детки – белые как снег козлята и козочки. Зулайка мотнула головой. Воспоминание о том, что она была человеком, быстро ускользнуло из сознания. Она – Сур-Эчки, прародительница всех диких козлов. Рядом с ней дремал старый Алабаш, большерогий козел, отец ее козлят. Смутная тревога сжимала сердце Сур-Эчки. Не давал покоя привидевшийся ей сон: пришел охотник и застрелил всех ее детей. Сколько раз просила она Алабаша увести из этих мест стадо. Видно, слишком стар стал козел, не хочет покидать родные места. Правда, с тех пор, как перестал выходить на охоту Коджоджаш, спокойно стали жить козлы. Но этот сон! Каждую ночь Сур-Эчки просыпается в страхе.

Внезапно раздался выстрел, другой. Из-за скалы сверкнул огонь и заструился клубами дым. Несколько козлят, дрыгнув в воздухе ногами, рухнули на землю. А выстрелы продолжали разрывать горную тишину, наполняя ужасом сердце Сур-Эчки. Алабаш вскочил на камень, но, сраженный пулей, сорвался вниз. Падая, он с грохотом бился громадными рогами о скалы, обагряя их кровью.

Козлята не могли убежать далеко от матери, и они снова и снова возвращались, но тут же падали в алую траву, последний раз взбрыкнув копытцами. Горе разрывало сердце серой козы. Она поднялась, подставляя себя под пули охотника.

Из-за скалы вышел Коджоджаш. Он, смеясь, приговаривал: «Вот охота, так охота! Вот так выстрелы!» Заметив стоящую на скале Сур-Эчки, охотник вскинул ружье. Внезапно между ним и серой козой встал откуда ни возьмись громадный белый архар. Он мешал Коджоджашу сделать выстрел.

– Уйди, Великий Кайберен! – закричал охотник. – Добыча уйдет!

Но архар продолжал стоять.

– Я буду стрелять! – снова закричал Коджоджаш.

И тогда архар заговорил:

– Ты нарушил закон Природы, Коджоджаш! Нельзя безнаказанно убивать беззащитных детенышей или голодающих зимой животных, просящих помощи. Ты убиваешь, жаждая крови, а не спасая свою жизнь. Отныне Природа – твой враг! Ты проклят до конца своей жизни! – И Великий Кайберен исчез.

– Я – человек! – прокричал Коджоджаш. – Я без счета убивал козлов, архаров, медведей валил со скал. И всегда одним ударом! Я должен народ свой кормить и буду впредь бить всех вас, рогатых. Тебе не испугать меня, человека!

Охотник выстрелил в Сур-Эчки. Но пуля пролетела мимо. Еще один выстрел. Коза как стояла, так и стоит. Только смотрит на человека лиловыми глазами.

– Посмотри вокруг, Коджоджаш! – проговорила Сур-Эчки. – Кровь моих детей, как вода, стекает с камней. Кто тебе дал право убивать живых?

Одна я осталась. Что мне делать? Я, Сур-Эчки, прародительница всех козлов, говорю тебе, Коджоджаш: я отомщу тебе, не пожалею своей жизни. Зачем она мне нужна! Ранил ты меня в ногу, хрома я стала. Попробуй, догони, докажи, что ты сильнее меня. Давай сразимся в честном бою. Догонишь – убьешь меня своим железным ножом, не догонишь – так я тебя погублю в горах!

Засмеялся Коджоджаш:

– Да я тебя без коня догоню, без ружья достану, голыми руками с тобой, спесивой, управлюсь. Голову твою рогатую на кол насажу, а из шкуры штаны сделаю!

И бросился Коджоджаш в погоню за Сур-Эчки…

Вокруг вдруг все затуманилось, и Зулайка очнулась от глубокого сна, как будто вырвалась из объятий смерти.

Встреча с любимым

Мастан кемпир деловито сновала по пещере. Она развела костер и на углях принялась жарить двух пойманных ею зайцев. Увидев, что Зулайка пробудилась от сна, старуха зачерпнула рогом дикого козла воду из подземного озерца и напоила девушку.

– Это чудодейственная вода, – сказала старуха. – Она придаст тебе силы и излечит от всех болезней. Спасибо тебе, милая, что пришла на помощь одинокой старухе. Хотя, сказать по правде, у меня есть подруга. – Кемпир повернулась к темным проходам в глубине пещеры и позвала: – Кунгузчу! Выйди!

В одном из коридоров послышался тихий шорох, и на свет из мрака выползла большая змея, скользя гибким телом по каменному полу. Старуха бросила ей зайца, и Кунгузчу принялась медленно заглатывать его. Зулайка с ужасом наблюдала за подругой старухи. Кемпир рассмеялась:

– Не бойся, Зулайка. Кунгузчу не трогает моих друзей. Зато она помогает мне сражаться с врагами. Повадился тут один оборотень гулять по моим горам. И если бы Кунгузчу не укусила его, это чудовище разорвало бы меня на части. Мне и так досталось, хорошо что ты пришла на помощь. Не тот уж яд у Кунгузчу, ведь ей столько же лет, сколько и мне. А сколько, я давно забыла!

Выпив воду из рога, Зулайка почувствовала, как жизненные силы вновь наполняют ее тело, укрепляют дух. Ей не терпелось спросить мастан кемпир о Коджоджаше. Та наверняка что-то знает о ее муже. Но старуха опередила девушку. Зная, чего ждет от нее Зулайка, кемпир начала рассказывать:

– То, что ты видела во сне – правда. Коджоджаш нарушил закон Природы, и отвернулся от него Великий Кайберен. Коджоджаш и Сур-Эчки дали друг другу страшную клятву – быть смертельными врагами, пока один из них не погибнет. Серая коза, прикинувшись хромой, заманила охотника. По белым снегам, по голубым ледникам, по неприступным вершинам вела она за собой Коджоджаша. То подпустит его к себе близко-близко, словно вот она – рядом, то пропадет, как молния. Протянет охотник руку – нет Сур-Эчки. И снова гонится охотник за серым призраком по кручам. Руки изодрал в кровь о камни, ноги ободрал, а остановиться нельзя. Вокруг грохочут обвалы, ледники сбрасывают могучие лавины. А тишина настанет, чувствует Коджоджаш, что он пылинка на склоне, дунет ветер – и он исчезнет бесследно. Будто вся природа восстала против человека.

Говорят, всю землю кыргызскую обошел Коджоджаш, следуя неотступно за Сур-Эчки. Видели охотника и в Кашгаре, и в Сон-Куле. В Чаткале и Кетмень-Тюбе. На Алае белом и Кочкоре красном. Не осталось больше места, где бы они не побывали. Твердит Коджоджаш: «Не уйдешь от меня, коза хромая! Я мать, отца, жену молодую оставил, чтобы тебя проучить! Догоню, козью шкуру твою руками сдеру. Мясо людям отдам, а из шкуры штаны сделаю!»

Одичал Коджоджаш, истомился от погони, горюет о доме покинутом, о любимой Зулайке. Только слово клятвы, что дал Коджоджаш, тверже скал. Мог бы охотник снять с плеча длинноствольный Акбаран и разом прекратить погоню. Но не может он от слова своего отступиться.

Старуха замолчала, и теперь только непрекращающаяся капель нарушала горестную тишину. Сердце Зулайки сжалось от тревоги.

– Где он? – еле слышно спросила девушка.

Мастан кемпир сочувственно поглядела на Зулайку:

– Завтра ты увидишь своего Коджоджаша.

Коджоджаш и Зулайка

Всю ночь мастан кемпир готовила на костре какое-то варево. Она бормотала свои заклинания и бросала в котел всякие травы, корешки и молотый порошок из сушеных мышей и лягушек. Утром кемпир дала выпить колдовское зелье Зулайке. Потом бросила в огонь сноп душистых трав. Пещера наполнилась сладковатым дурманящим дымом.

– Смотри сюда, Зулайка, – сказала старуха, указывая на прозрачный шар, висевший у нее на груди как амулет.

Зулайка стала пристально вглядываться в этот удивительный шар. Свет вокруг нее стал меркнуть, а внутри шара разгоралось свечение. Сквозь него девушка увидела сначала клочок голубого неба, потом различила снежные гребни родного Таласа. И вдруг шар словно раскрылся. Исчезла тьма, заполнявшая пещеру.

Теперь Зулайка стояла в котловине, окруженной горами, с которых бежали сверкающие алмазным блеском ручьи. Они стремились к реке, петляющей по долине. В ясном синем небе с криком носились ласточки. Долина утопала в весенней зелени. Внезапно на глаза девушки навернулись слезы. Она увидела своего любимого, идущего по направлению к ней.

Как изодрана одежда на Коджоджаше! Как истоптаны чарыки на ногах! Лицо его черно от загара и пыли. Охотник сильно исхудал. Щеки ввалились, а лоб прорезала глубокая морщина.

Коджоджаш шел быстрым шагом. Вот он почти поравнялся с женой и, еще мгновение, пройдет мимо, не заметив ее!

– Коджоджаш, остановись! – слабым голосом позвала Зулайка. – Оборотись! Если ты не призрак, оглянись! – голос ее окреп, и последние слова она прокричала.

Охотник вздрогнул, оглянулся и застыл в изумлении.

– Сон ли это? Или козы проделки? – пробормотал он в смущении.

Зулайка сделала шаг навстречу мужу, и Коджоджаш бросился в ее объятия. Встретились рука с рукой, прижались щека к щеке, растворилась душа в душе. Сели они на пригорок, ибо не было сил стоять от волнения. Весь мир пропал для них куда-то. Все помыслы и мечты Зулайки – это Коджоджаш. Для него Зулайка – словно вода в пустыне безводной. Солнце, ветер, облака – все для него Зулайка. Счастье – это Зулайка! А что такое счастье? Неба синего ширь или отражение твое в зрачках любящих глаз? Время остановилось для этих двоих.

Наконец Зулайка заговорила:

– Милый, исстрадалась я без тебя. Твоя мать покинула этот мир, не дождавшись сына, а твой отец молит Бога о твоем возвращении. Сарткошчу не сводит глаз с дороги, ждет брата. Знаю я о твоей клятве, Коджоджаш, но ты уже многое пережил, много дорог исходил, откажись от своих слов – вернись в родной аил. Будем жить в любви и согласии. Уже шесть месяцев прошло, как живет под моим сердцем твой ребенок. Не губи своей жизни. Пойдем домой.

Не сразу ответил ей Коджоджаш. Долго молчал, собираясь с мыслями.

– Не проси меня, Зулайка, вернуться сейчас домой, – начал медленно Коджоджаш. – Не может джигит изменить своему слову. Отступить я не в силах! Но ты не волнуйся, Зулайка. Скоро прекратятся наши испытания и страдания. Кончатся мои скитания. До козы осталось рукой подать. Стоит только эту руку протянуть – и я схвачу козу. – Помолчав немного, Коджоджаш стал упрекать жену: – Зачем ты пришла сюда, Зулайка? Я чуть было не догнал эту хромую козу! А пока мы с тобой болтали, эта чертовка отдохнула. Наелась травы, напилась воды! – при этих словах охотник вскочил и начал озираться по сторонам, высматривая Сур-Эчки. – Вон она! Стучит копытом, шерсть дыбом клубится! Отпусти меня, Зулайка. Я должен идти, продолжать погоню.

Зулайка видела, в какое волнение пришел ее муж, говоря о серой козе. Здесь она была бессильна.

– Да, видно зря я тебя искала. Каждому – своя дорога, – сказала Зулайка. – Но я буду ждать тебя. Я верю, что ты вернешься.

Коджоджаш обнял Зулайку, прижался к ней:

– Спасибо, Зулайка. Спасибо за то, что не побоялась ни высоких гор, ни коварных ледников, за то, что прошла опасный путь и нашла меня. Спасибо за тревогу и за любовь. На меня не обижайся. И передай отцу, что я скоро вернусь. С добычей вернусь! К тебе, любимая Зулайка, вернусь. Вновь тебя услышу, вновь обниму за плечи! А пока прощай! – И Коджоджаш рванулся из рук жены и побежал, не оглядываясь.

Зулайка долго смотрела вслед мужу, пока он не исчез за скалистым гребнем.

Внезапно тьма вырвалась из-за спины девушки и поглотила все пространство перед ней, сжав его до сверкающего шара на груди мастан кемпир. Зулайка вновь была в темной пещере старухи.