Текст книги "Брат из царства ночи"

Глава семнадцатая
ДОРОГА ПО ЛАБИРИНТУ

Дорога, которой они шли, была узкая, по сторонам ее стояли высокие здания, так что путешествие по Запрещенному городу походило на продвижение по поросшему зеленой бахромой туннелю. Солнце тускло светило сквозь переплетенные ветви. В самых сумрачных местах тучи крошечных насекомых клубились над синей водой, малиновые стрекозы уносились прочь при их приближении, ящерицы и водяные змеи высовывались и наблюдали за ними своими глазами-бусинками, прячась за качающимися листьями. И на каждом повороте, греясь в редких пятнах солнечного света, сидели крокодилы. Огромные мрачные создания шлепались в воду и подплывали к ним, но всегда, как только песня Лала начинала звучать в жаркой тишине, они резко поворачивали обратно к своим нагретым выступам.

Нари, удобно расположившаяся на плечах Лала, была заворожена всем происходящим вокруг. Реймон же со страхом поглядывал на крокодилов, все еще сомневаясь в том, что Лал способен уберечь от них путников. Кроме того, Реймон часто вслух беспокоился о том, в правильном ли направлении они двигались.

– Ты уверен, что мы идем, куда надо? – спрашивал он каждый раз, когда они хоть немного меняли направление.

И снова его страхи оказывались напрасными, потому что на каждом четвертом или пятом переулке они встречали очередную карту города – линии, сверкающие в солнечном свете. И когда Лал подносил к ним амулет, тень непременно показывала, что они не сбились с пути, следуя единственной золотой линии, вьющейся через лабиринт улиц.

После каждой подобной проверки Лал терпеливо успокаивал Реймона:

– Лал… помнит…

И он действительно помнил, потому что вскоре поднялся ветер и нагнал облака, закрывшие солнце. Полагаясь теперь только на свою память, Лал шел навстречу усиливающемуся ветру.

К полудню вода покрылась рябью, и брызги от маленьких волн летели им в лицо, с обеих сторон улицы свисающие завесы ползучих растений под порывами ветра колыхались и спутывались в нечто невразумительное.

Промокший с ног до головы Реймон взмолился первый.

– Мы что, не можем остановиться хоть ненадолго? – воскликнул он, растирая глаза, саднящие из-за соленой воды.

Лал уже свернул, чтобы поискать место для отдыха, но вдруг заметил что-то впереди. Тут же его лоб тревожно нахмурился, и он принялся грести руками по воде, чтобы продвигаться быстрее.

– Что случилось? – спросила его Нари.

– Луан… – прохрипел он, изо всех сил пробираясь к скрытому убежищу.

Луан! Реймон инстинктивно пригнулся, разглядывая убежище, ожидая, что какое-нибудь чудовищное лицо выглянет сейчас из-за свисающих виноградных лоз.

Но когда Лал, подскальзываясь, выкарабкался из воды, мальчик увидел лишь несколько красно-коричневых пятен на мшистом камне. В середине самого большого пятна виднелся отпечаток огромной ноги.

– Что это? – спросила Нари.

– Кровь, судя по виду, – хладнокровно ответил Реймон, вспомнив, как он бросил копье и услышал звук удара по живому телу где-то за воротами. – Вероятно, кровь Луана, – добавил он, – больше ей неоткуда взяться.

Лал, спустив своих спутников на землю, в отчаянии опустился на колени посреди кровавых пятен. Он снова запел, но на этот раз очень грустно, издавая плач, который был отчетливо слышен в реве ветра. Прозвучали несколько первых нот, когда среди листвы появилась водяная змея. До того как Реймон и Нари успели издать предупреждающий возглас, змея скользнула вверх по руке Лала и обернулась вокруг его шеи. Но это не было нападением. Ее прикосновение было столь же мягким и уверенным, как и собственно Лала, ее чеканная головка мягко прижалась к его щеке, словно утешая.

Нари, напуганная появлением змеи, придвинулась ближе к Реймону. Он был этому рад: рад тому, что она была рядом с ним, что ее пальцы вцепились в его руку, а не в руку Лала.

– А она не… не сделает ему больно? – неуверенно спросила она.

Он потряс головой:

– Я не думаю. Он привык к ним, и они, кажется, его любят.

Тут же, к его досаде, она выпустила его руку, сделала шаг, затем другой по направлению к Лалу.

– Кажется, он здесь свой, да? – спросила она удивленно.

– Это потому что он вырос в болоте, – объяснил Реймон, – он понимает такие места.

– Значит, это и впрямь для него как дом родной, – задумчиво сказала девушка.

– Пока Луан правит в Запрещенном городе, – напомнил он ей, – он никому не может быть домом. Зана говорит, что город опустел так давно, что никто уже об этом не помнит.

– Лал утверждает, что это был дом твоей матери, – возразила ему Нари, – в любом случае Лал не боится Луана, это точно.

Она сделала еще один шаг, и Реймон быстро проговорил:

– Это потому что он глупый. – Это прозвучало грубо и недобро даже в его собственных ушах, и он добавил:

– То есть я хочу сказать… он не… не очень умный.

– Да разве? – переспросила Нари с вызовом в голосе. – Тогда почему мы от него все время зависим? И почему только он один в состоянии запомнить маршрут, по которому мы идем?

Реймону нечего было ответить, и она оставила его, подошла к Лалу и пристроилась рядом с ним, даже не вздрогнув, когда змея скользнула и по ее шее, своими кольцами притянув ее и Лала ближе друг к другу.

Несмотря на постоянно усиливающийся ветер они недолго оставались в своем убежище. Как Реймону, так и Лалу не терпелось поскорей отправиться в путь. И, выпив по глотку воды из бурдюков, они двинулись, следуя тем же извилистым маршрутом, что и раньше.

Через некоторое время они уже значительно ушли вперед, точнее, Лал решительно шел вперед, не сгибаясь под постоянными ударами ветра и волн. Но ближе к середине дня возникла опасность. Уровень воды, в большинстве улиц доходивший Лалу до пояса, поднялся на дюйм выше. Через некоторое время вода дошла до его груди, потом до шеи, так что подгоняемые ветром волны заливались ему в рот, и брызги летели в глаза и ослепляли его.

Ветер все усиливался. Завывая вдоль протоков между домами, он срывал целые колонии виноградных лоз и сбрасывал их вниз, где они становились опасностью для путешественников: плывущие островки живой зелени неслись вниз по течению, грозя отбросить Лала назад.

В разгар всего этого хаоса они увидели лодку. Сначала они приняли ее за один из островов – клубок виноградных лоз, увенчанный разноцветными цветами. Затем, когда это сооружение поравнялось с ними, они смогли лучше его разглядеть: длинное низкое судно, нагруженное рядами плетеных корзин, каждая из корзин была наполнена фруктами и зерном.

– Дань! – воскликнула Нари.

До того как лодка успела проплыть мимо, она нагнулась и потянулась за веревочным тросом. Ей удалось его ухватить, но тут же течение засосало Нари под лодку – ее крик о помощи сразу затих, но лодка замедлила ход, так как Нари продолжала ее держать.

С изумительной скоростью Лал прыгнул за ней, его голова и плечи исчезли под водой. Реймон тут же забарахтался в глубокой воде. Он неистово выныривал и погружался снова, в отчаянии пытаясь выбраться наверх, к грозовому воздуху. Совсем рядом краем глаза он увидел борт лодки и. вцепился в него, потерял и снова вцепился. Из его рта вырывались пузыри, булькая перед его обезумевшими глазами, исчезая в небытие там, где заканчивался этот безжизненный зелено-голубой мир. В течение доли секунды, когда он боролся за то, чтобы уцепиться за край лодки, он подумал: «Лал меня предал». Почему-то это показалось ему самым ужасным из всего, что происходило в данный момент. Даже хуже, чем паника и ужас. «Бра..! – начал он кричать. – Бра… » – Слова застревали в горле, литры соленой воды вливались потоком вслед за ними, заставляя его все глубже уходить под воду. Все, подумал Реймон безнадежно, все, – и холодная зеленая темнота накрыла его, затуманивая одновременно зрение и сознание. Затем, на самом пороге тьмы, он увидел над собой что-то, где-то сверху в синем просвете. Рука! Похожая на клешню и огромная. Опустившись вниз, она схватила его за волосы, потащила выше и выше, туда, где он смог, наконец, закончить свой крик, начатый раньше: «Брат! Брат! » Слова вперемешку с рвущимся дыханием вырывались из него, когда он лежал, растянувшись поперек лодки.

Долгий крик боли был ему ответом. Такого звука он не слышал с той ночи, когда умерла Пилар. Он поспешно оглянулся, испугавшись, что Нари утонула, но она также лежала в лодке, и вода струилась с ее волос и одежды. Тот же скорбный крик послышался снова, еще более грустный, чем раньше. На этот раз Реймон увидел лицо Лала: великан с трудом продвигался к носу лодки, а затем начал тянуть ее за веревку. Черты его лица были искажены горем, слезы и соль смешивались и катились вниз по его щекам.

Реймон приблизил лицо к Нари, привлекая ее внимание.

– Почему он такой грустный? – Ему приходилось почти кричать.

Она указала на красно-коричневое пятно на борту лодки, где кто-то недавно сидел, будто прислонившись, отчего кровь просочилась на грубую обшивку.

– Должно быть… думает, Луан… умер… – закричала она в ответ, но он едва слышал ее из-за рева ветра.

– Умер? – отозвался он в шоке. Она кивнула:

– Кровь… лодка по течению… что же еще… думаешь?

– Тогда он плачет из-за Луана? – сказал Реймон изумленно, разговаривая больше с собой, чем с Нари.

– Что? – закричала она в ответ.

Но в этот момент лодка скользнула в укрытие: это была веранда, на которую вели несколько ступеней. В этом закрытом пространстве стоны Лала звучали громче, чем раньше, и Нари подбежала к концу лодки и заставила его посмотреть ей в глаза.

– Все хорошо, – сказала она успокаивающе, – шторм, наверное, просто сорвал лодку с якоря, вот и все. Луан, наверное, только ранен. Он…

– Ты так говоришь, будто хочешь, чтобы он был жив, – взорвался Реймон.

– А почему нет? – ответила она.

– Потому что мы в большей безопасности, если он мертв. Ты это знаешь так же хорошо, как и я. Он – самая большая опасность для нас в этом городе.

– А Лалу так не кажется.

– А мне кажется! Я надеюсь на то, что Луан мертв. Я…

Это был единственный раз, когда Лал рассердился на него. Взявшись за нос лодки, он тряхнул ее так, что Реймон кувырком полетел за борт. К счастью, вода на ступенях, была не очень глубокой, и мальчику удалось взобраться обратно.

– Не умер?.. – услышал он обнадеженный шепот Лала. – Живой?

– А почему бы и нет? – ответила Нари. – Если он зашел так далеко, значит, он не может быть сильно ранен.

– Живой!.. – нетерпеливо повторил он. – Лал… найдет… поможет… – прибавил он, неуверенно входя в воду.

– Ты не можешь идти сейчас, – запротестовала она, – уже поздно. Скоро совсем стемнеет.

Он не обратил внимания на ее слова, остановившись лишь для того, чтобы откинуть волосы со лба Реймона и вытереть воду с его глаз.

– Лал… извиняется… – прошептал он, прижимая свои жесткие губы к его щеке.

– Послушай меня, Лал, – не сдавалась Нари, умоляюще глядя на него, – ты просто не сможешь найти кого-либо в этой темноте. Ты только сам потеряешься. Почему ты не хочешь отдохнуть здесь? Съесть что-нибудь? Тебе надо подкрепиться и набраться сил перед встречей с Луаном.

Он поколебался и голодным взглядом окинул корзины с едой.

– Лал… кушать… – согласился он наконец и принялся наполнять свой рот фруктами и пригоршнями зерна.

Думая, что Лал изменил мнение относительно ночных поисков Луана, Нари и Реймон тоже начали есть. После долгого голодания множество разных видов фруктов и недавно сорванных орехов казались особенно вкусными. Но у них оказалось слишком мало времени, чтобы насладиться едой. Не успели они закончить, как Лал снова поднял своих спутников и приготовился идти.

– Идем… – прошелестел он – Найти… Луана… сейчас…

Реймон попытался вырваться.

– Ты не потащишь меня к Луану! – заорал он. – Сам ищи его, если хочешь, без меня, пожалуйста!

Но спора не получилось.

– Реймон… не останется… это место… опасно… Реймону безопасно… с Лалом. – И без дальнейших дискуссий он вышел навстречу ветру и дождю.

За то короткое время, что они провели на закрытой веранде, вода поднялась еще выше, и даже Лал, чтобы хоть как-то продвигаться вперед, должен был придерживаться домов. Там, частично защищенный от ветра, цепляясь за виноградные лозы и каменные выступы, он наполовину плыл, наполовину тащил сам себя.

Для Нари и Реймона хуже всего было преодолевать перекрестки, когда Лал вынужден был пересекать открытое водное пространство. Намертво вцепившись в его волосы, полузадушенные пеной и брызгами, они тянулись за ним, как два буксира. После каждого такого перехода Реймон умолял Лала остановиться, но так как становилось все темнее, тот лишь упорнее устремлялся вперед.

В опускающихся сумерках все ощущение от города начало изменяться. Утром он выглядел как райский уголок. С началом шторма он стал более хмурым и серым, местом, где было неуютно, даже опасно. Сейчас, когда тени удлинились, сгустились, превратились в бассейны черноты, город снова поменял свой облик: он медленно стал зловещим миром кошмаров, о котором им рассказывали, когда они были детьми. Это был уже не просто город, в приближающейся ночи он обратился в царство неизвестной опасности, где страх и смерть, наблюдая за ними, скрывались во мраке.

Вскоре Реймон уже держался за волосы Лала не только для того, чтобы держаться на плаву, но также и для удобства. И когда он бросал взгляд в сторону Нари, он видел, что ее лицо было бледно и напряженно в угасающем свете и что она была испугана не меньше него самого. Один Лал, казалось, не утратил присутствия духа, несмотря на творящееся вокруг. Единственной его заботой было не заблудиться, и на каждом перекрестке он вылезал из воды, подтягиваясь на пучке виноградных лоз, и изо всех сил вглядываясь в темноту перед собой.

Но вскоре смутился даже Лал. С трудом продвигаясь против ветра, он резко свернул за поворот в тот момент, когда внезапно вся ночь наполнилась ритмичным бухающим звуком. Звук был такой громкий, словно билось некое гигантское сердце, и он отчетливо слышался сквозь завывание ветра. Непрерывное «бух… бух… бух… » исходило не от какого-либо из зданий, казалось, оно шло из ниоткуда. В путанице улиц сейчас была лишь пустота: темное пространство ветра и воды, окруженное огромной кляксой абсолютной черноты. Именно из этой черноты исходил жуткий звук: барабанный грохот, наполняющий воздух.

Лал выдрал громадный камень из какого-то ближайшего фундамента и поднял его над головой, готовый защищаться. Раскрыв рот, он взревел, бросая вызов. Но никто ему не ответил. Равномерное «бух… бух… » продолжалось, как и раньше, до странности монотонное, так что они постепенно притерпелись к нему.

Нари первая догадалась, что это такое.

– Морской колодец! – закричала она, указывая рукой на темную линию, видневшуюся впереди.

И тут же лучик желтого света промелькнул высоко над ними, где-то рядом с вершиной колодца.

Лал, подняв лицо к ветру, отшвырнул тяжелую каменную глыбу. Он схватился за мешок, висевший на его поясе, и поднял его высоко, будто бы показывая свой груз невидимым глазам. Затем, глубоко вдохнув, он выкрикнул одно единственное слово: «Луан! »

– Нет, Лал! Пожалуйста! – взмолился Реймон, пытаясь вскарабкаться повыше к его уху.

Но Лал уже бросился в пространство глубокой, терзаемой штормовым ветром воды, которая лежала между ними и башенной стеной.

Глава восемнадцатая
ЛУННЫЕ ВОРОТА

Попытка ослабить хватку на волосах Лала означала для Реймона и Нари верную, смерть. Здесь, на открытом пространстве, ветер был слишком яростным, глубина – слишком большой, натиск волн и пены – слишком мощным, чтобы они могли сами продержаться на воде и не утонуть. Все, на что они еще были способны – это отчаянно сжимать кулаки, полагаясь на силу и решительность Лала. Они были окружены темнотой и шумом, невидимые водяные руки дергали их, острые когти ветра жадно царапали промокшую одежду. И все время где-то рядом раздавались, сотрясая воздух, чудовищные барабанные удары прибоя, словно он вознамерился вступить в последний бой с морской стеной. Брызги окатывали их как грозовой ливень, бешеный рев шторма напоминал безумные вопли Луана, как будто он в своей одержимой ярости повернулся к своим темным владениям, чтобы уничтожить их.

Во всем этом безумии лишь две вещи оставались неизменными: мощное тело Лала, без устали прокладывающего себе путь сквозь ветер и прибой, и светлая точка, расположенная наверху, по направлению к которой он с таким трудом двигался.

Через промежуток времени, показавшийся Реймону бесконечным, он почувствовал, что тело Лала стало более устойчивым. Затем Лал выбрался из воды и разместился на широком выступе обдаваемой волнами скалы. Свет теперь был прямо над ними, очень высоко на стене, которая разделяла их и равномерное грохотание прибоя.

При помощи Лала они прошли вдоль выступа и зашли в низкие входные ворота высокой башни. Они все еще не могли ничего разглядеть, в пустых пространствах башни эхом отдавался яростный грохот шторма, и каскады падающей воды потоками лились на них. На ощупь они пробрались сквозь тьму и оказались на винтовой лестнице.

– Луан! – взревел Лал снова, будто бы он умолял мрак и пустоту, нависшие над ними как некие угрозы, не имеющие названия.

Но ответом им был лишь постоянный сердечный стук прибоя. И внезапно Лал кинулся вверх, он двигался так быстро, что Реймон и Нари сразу отстали.

– Подожди! – в панике крикнули они, карабкаясь за ним, больше боясь остаться в этой тюремной темноте, чем встретиться с тем, что ждало их на верху башни.

Вцепившись в тунику Лала, они карабкались по ступеням, сделанным для кого-то, кто был намного больше них самих, медленно поднимаясь выше и выше, туда, где шторм стал живым, смертельным врагом, яростно бросающимся на город. Они поняли, что уже приблизились к вершине, когда почувствовали, что камни под их ногами раскачиваются и шатаются, будто вся башня сейчас надломится и рухнет, и превратится в руину.

Реймон услышал голос, плачущий и умоляющий: «Нет! Нет! Нет! » Это был его собственный голос, такой ослабевший и несчастный, бессильный перед сумасшедшими воплями ветра. Внезапно налетевший ветер поймал его в свои когти и сбросил бы в темное пространство, если бы Лал не подхватил его и не поставил вплотную к себе туда, где уже стояла Нари.

Они вылезли на зубчатую стену, справа от которой далеко внизу виднелся город, слева – море, бесконечность гигантских волн, почти таких же высоких, как сама стена.

Смахнув с глаз брызги, путешественники снова увидели свет. Он находился теперь на одном уровне с ними, он пробивался из окна, находящегося за зубчатой стеной. Лал, заслонив своих спутников руками, напряженно всматривался в него. Потом он опустил голову и неуверенно пошел к закрытой двери, которая, впрочем, открылась от толчка. Все трое с трепетом прошли сквозь проем и попали в сухое помещение, в которое не долетали соленые брызги.

Они осмотрелись уже через минуту. Это был длинный покой с высокими потолками, намного больше обычной комнаты. Освещенный единственным светильником, он был наполнен двигающимися тенями. Среди них Реймон разглядел ряд предметов, похожих на столбы, стоящие у стены со стороны моря. Один из этих столбов, размерами больше остальных, имел выпуклые очертания, будто это было что-то завернутое в материю. И вот это что-то – чем бы оно ни было – вроде бы дернулось и пошевелилось под его взглядом, и урчащий стон пронесся по покою.

Реймон метнулся к двери, но ветер отшвырнул его обратно. Он оглянулся назад и увидел, что какая-то фигура отделилась от столба и выпрямилась. Голова непонятного существа скрывалась в темноте под потолком, движение его огромных конечностей затмевало свет, отбрасывая еще больше теней по всему помещению. Край тени упал на лицо Реймона, подобно темному пятну на бледной коже, и он снова отскочил к двери. Но, как и раньше, стена ветра отбросила его назад, свалила с ног, и он катился до тех пор, пока не наткнулся на ноги Лала.

Как только мальчик вскочил на ноги, он услышал, как Лал нежно проговорил единственное слово: «Отец… »

Это остановило Реймона. Пригвоздило к месту. Заставило его повернуться и увидеть, что Лал пододвигался к высящейся фигуре, которая стояла перед ними, покачиваясь, словно ее тоже поймал в свои когти штормовой ветер, носящийся снаружи, в ночи. С чувством одновременно отвращения и зачарованности Реймон смотрел, как Лал берет фигуру на руки и нежно кладет ее на пол. Стукнувшись о тяжелый камень, фигура застонала, и Реймон увидел ее лицо: такое же безобразное, как и у Лала, но старше, больше, и еще оно было серого цвета из-за непереносимой боли. Рука лежащего существа тоже показалась Реймону странно знакомой, только она была толще, волосатее, с большим количеством вен и мускулов, – а во всем остальном она была идентична руке Лала.

– Помогите… – мягко позвал Лал дрожащим от горя голосом, склонившись над фигурой.

Но Реймон не был состоянии шевельнуться, он все еще стоял в ошеломлении, так что только Нари пришла на помощь к Лалу.

Они действовали так заботливо, что Реймон исполнился странным состраданием. Они размотали ткань на огромной фигуре. В свете лампы показалась окровавленная повязка, проходящая через всю спину. Послышался стон, на этот раз со стороны Лала. Неожиданно Реймон подхватил этот стон, потому что в самом центре кровавого пятна он увидел металлический наконечник копья.

Давным-давно, в своей деревне (теперь ему казалось, что это было совсем в другой жизни), он очень гордился этим копьем. Но сейчас он не чувствовал никакой радости. К его смятению, он был охвачен ужасом. Как будто только теперь, встав перед реальным видом крови, капающей из живого тела, он начал понимать истину, о которой раньше не имел ни малейшего понятия.

Все еще зачарованный и полный отвращения он смотрел, как Нари стаскивала запачканную кровью часть туники. На остальное у него не хватило сил смотреть. Зажмурив глаза, он слышал хрип Лала, когда тот тащил сломанное древко, он слышал, как прерывалось от боли дыхание. Затем, после какого-то безумного шепота, послышался грохот падения тяжелых предметов и наконец – тишина…

Украдкой он приоткрыл глаза. Кости Пилар теперь валялись на полу, а Нари прижимала пустой мешок к зияющей ране.

– Все хорошо, – шептала она, – кровь почти остановилась.

Лал встал. На его лицо падала тень от лампы, на месте глаз – огромные черные пещеры, он подошел к Реймону и что-то протянул ему. Это был наконечник копья, острие которого блестело от свежей крови.

– Возьми… – прошелестел он голосом скорее грустным, чем упрекающим.

Реймон хотел потрясти головой, чтобы отказаться, но не мог. Его рука сама по себе вытянулась вперед.

– Я не хотел… – начал он. – Не хотел этого… Он умолк, когда его пальцы сомкнулись вокруг древка, которое неожиданно оказалось теплым. Кровь сочилась с острия, стекая на его пальцы. Он попытался вытереть руку и копье о край туники, но появившееся на ней пятно лишь напоминало о том, что он сделал – клякса краснела, как позорная отметина.

– Для… Реймона… – добавил Лал и отвернулся от него.

Предоставленный сам себе, Реймон забрался в угол комнаты и сжался в комочек, уткнув лицо в стену.

Он оставался в этой позе несколько часов. Позади него Лал и Нари шептались о том, как лучше перебинтовать рану. Позже к ним присоединился третий голос. Сначала тихий, как вздох, он постепенно становился громче, увереннее, словно пытался перекрыть возрастающую силу бури.

Слыша его, этот голос, так похожий на голос Лала, Реймон лишь сильнее сжимался, обеспокоенный чувствами, которые он не понимал. Эти чувства возбуждали нежеланные воспоминания. Он вспомнил, как Дорф в ночь появления Лала спросил его возмущенно: «Ты хоть что-нибудь чувствуешь? » И затем:

«Черт возьми, она же была твоей матерью!… Даже это чудовище знает, что значит скорбеть!» Еще он воспоминал Пилар, гладящую его по щеке загрубевшей рукой, и свой жестокий ответ ей. Он видел Солмака, отца, которого он нашел и потерял в песках пустыни. Он думал об отце, к которому так долго шел, чтобы убить его.

У Лала все было по-другому. Лал проделал это путешествие, потому что его обуревала скорбь. Он прошел весь этот путь ради совсем другой цели. И наконец здесь, в этом заброшенном месте, ему удалось найти… он действительно нашел…

Реймон встряхнул головой, не желая додумывать эту мысль. Вместо этого он с тоской спросил себя: «А что я сделал? А что я делаю? » Ответов не было. Только навалились на него тягостная смесь страдания и вины, ощущения невосполнимой потери, – и со всем этим он не мог справиться. Ему так хотелось, чтобы те трое, тихо и доверительно шепчущиеся между собой за его спиной в этом сотрясаемом ветром покое, вспомнили о нем.

Он утратил всякое представление о времени, когда Лал и Нари подошли к нему. К этому моменту буря достигла своей высшей точки. Ветер, казалось, превратился в безжалостного демона возмездия, волны – в горы скал и стали, которые сметали все на своем пути. Под их совместной атакой морская стена трещала и стонала, угрожая надломиться, так как ее камни беспрерывно скрежетали друг о друга.

– Стена долго этого не выдержит, – сказала Нари, – мы должны помочь Лалу, если мы хотим спасти ее. И нас самих тоже.

– Стену? – Реймон оглянулся, глядя испуганными глазами, словно только что пробудился ото сна. С ужасом он заметил, как сильно раскачивается лампа, ее мощное маятниковое движение соответствовало ударам волн.

– Но стена всегда стояла здесь, – возразил он, – она никак не может упасть. Абсолютно исключено.

– Она до сих пор стоит тут только благодаря Луану, – сказала Нари, – он единственный хранитель Лунных ворот. Без него стена бы давным-давно рухнула.

Мальчик взглянул на нее в изумлении. Луан? Истинный защитник людей? А вовсе не Солнечный Лорд? Нет, в это он поверить не мог.

– Да правда же, – настаивала она, – все, о чем нам рассказывают, вранье. Луан находится здесь для того, чтобы не позволить морю ворваться и затопить долину, и его обязанность – запирать Лунные ворота, когда начинается шторм. А больше никто этого сделать не может. У других нет такой силы.

– Тогда почему?.. – начал он.

– Почему они сейчас открыты? – подхватила она. – Он оставил их, пока ходил за ежемесячной данью. Он хотел промыть старый город во время низкого прилива, сполоснуть его от стоячей воды. Это тоже часть его работы. Обычно он запирает ворота при первом признаке шторма, но в этот раз не смог из-за раны. К тому времени, когда он сюда добрался, он уже потерял слишком много крови. Он был слишком слаб.

Реймон, которого внезапно пронзила тревога, вскочил на ноги.

– Значит, Тереу и долина затоплены? – спросил он почти крича.

– Хуже, – ответила Нари, – когда Лунные ворота открыты, опоры, на которых держится стена, ослабевают и могут рухнуть. Если нам не удастся как можно скорее закрыть ворота, все это, – она приложила ладони к вибрирующему полу, – будет разнесено по камешку.

Лал, который внимательно слушал их разговор, протянул руку и коснулся плеча Реймона.

– Реймон… хранитель ворот… как Лал… – прошелестел он. – Реймон поможет… сейчас…

Эти слова Реймон не мог не услышать. Он опустил глаза, скользнул ими по костям Пилар, перевел взгляд на гигантскую фигуру, безразлично лежавшую на полу в свете лампы и, наконец, остановил его на четырех столбообразных предметах, стоящих в дальнем конце покоя.

При ближайшем рассмотрении все увидели, что это были вовсе не столбы, а металлические рычаги, вырастающие из продолговатой прорези в полу.

Лал указал на ближний столб.

– Тянем… – велел он. И они втроем обхватили длинную металлическую рукоятку и дернули назад.

В течение нескольких секунд ничего не происходило, и даже когда рычаг начал наконец поддаваться, он делал это так медленно, что нельзя было сразу понять, действительно ли он движется или это только кажется.

– Тянем! – взревел снова Лал, и они удвоили усилия, напрягаясь так, что их спины заныли и дыхание перехватило. Рычаг уже прошел половину прорези, застряв между положениями «открыто» и «закрыто». В течение нескольких мгновений, когда они все трое висели на нем, им казалось, что они поднимают не просто некий механизм под ногами, а всю тяжесть моря – каждая обрушивающаяся волна отзывалась в их руках.

– Я не могу… не могу, – в отчаянии прохрипел Реймон. Но наконец ужасная тяжесть ослабла, рычаг двинулся снова, гладко проскользнул вдоль прорези и щелкнул, встав на свое место.

Они знали, что нельзя долго отдыхать. Подгоняемые кошмарными ударами волн, они вскоре взялись за второй рычаг.

Снова, на первом этапе их борьбы, было несколько мгновений, когда они балансировали между успехом и провалом, и казалось, они противопоставляют себя неподатливой силе моря. За исключением этих минут моря все равно было слишком много для них: его тяжесть заставляла рычаг вырываться из их рук, словно какое-то живое существо хотело убежать. Близкие к умопомешательству, они едва не позволили ему вырваться на свободу. Только стремительное усилие Лала поставило все на места, и рычаг, протестующе скрипнув, защелкнулся.

Они практически уже выдохлись, когда надо было переходить к третьему рычагу, так что даже необыкновенной силы Лала было недостаточно, чтобы довести дело до конца. Он был еще слишком молод для выполнения такой работы, и он напрягался и боролся напрасно.

– Не годится! – закричала Нари и почти уже сдалась, когда четвертая тень упала на стену: тень, больше чем на голову выше Лала. Секунду спустя две могучие руки присоединились к их рукам, рев боли слился с их отчаянными криками, когда море неохотно уступило их нажиму.

Слишком усталый, чтобы беспокоиться о происходящем вокруг, Реймон бросился к последнему рычагу. Чудовищная тень снова нависла над ним, но это больше его не пугало. Даже когда его руку задела темная огромная ручища, он едва это заметил. Он знал только, что ему надо тянуть, тянуть и тянуть, пока биение его собственного сердца и стук прибоя не сольются воедино. Море лилось по его венам в мозг. И бушевало там, не причиняя боли никому, кроме него самого, оставаясь запертым во внезапном спокойствии его сознания.

Это спокойствие напугало Реймона, потому что он продолжал слышать звук ветра и шум волн – звуков было достаточно. Наконец колебания прекратились. С чувством облегчения он прикоснулся к полу. К его изумлению, он был податливый и мягкий, эхо от ужасного грохота волн пульсировало сквозь этот удивительный пол. Потом послышался голос, рокочущий где-то снизу от него, голос, произносящий нежные слова.

Озадаченный, он приподнял голову… и нос к носу уперся в огромное лицо. Налитые кровью глаза размером в полумесяц, зияющие черные ямы ноздрей, вздувшийся надрез вместо рта – и вся эта «красота» была на расстоянии вытянутой руки.