Текст книги "История Киева. Киев советский. Том 2 (1945—1991)"

Киевские впечатления Якова Бердичевского

Яков Бердичевский.

1990 год. Из архива автора

С моим близким другом и учителем Яковом Исааковичем Бердичевским мы часто говорили о Киеве, прежде всего о тех событиях, которые прошли перед его глазами. Особенно впечатлила история его возвращения в родной город. В освобожденный от гитлеровцев Киев без разрешительных документов не пускали. А на улице Дмитриевской жили его тетки – родные сестры матери. Они не были еврейками, поэтому при немцах оставались в своей квартире. Через Днепр действовал только один Понтонный мост, сооруженный воинами под командованием Баренбойна, где тщательно проверяли документы, в первую очередь пропуска, а их у юного Яцика не было. Поэтому за небольшую мзду проводник взялся провести его по замерзшему Днепру. Кое-где приходилось ползти, распластавшись над хрупким покрытием. Юноша полз, пока не услышал крик провожатого: «Теперь вставай!» Под утро сердобольные тетушки отпаивали его чаем.

«Уже с весны 44-го года в полуобезлюдевший город стали возвращаться чудом выжившие, уцелевшие его жители, массово хлынуло крестьянство и не только из окрестных деревень – со всех освобожденных территорий Украины (да и России). Это была единственная возможность попытаться вырваться из цепких и безжалостных когтей «колхозно-крепостнического состояния». Но город нужно было восстанавливать. Нужны были люди. В конце 44-го года появились первые ремесленные училища (РУ) и училища фабрично-заводского обучения (ФЗО, затем ФЗУ), до отказа набитые, в основном, деревенскими мальчишками и девчонками.

Пришел Год Победы. Всеобщее ликование на улицах все еще лежащего в развалинах города. От дерева к дереву на натянутом полотнище у Бессарабки чётко и крупно, даже выпукло, написаны стихи Павла Тычины (кистью чудом пережившего оккупацию талантливого художника-графика, самоучки Абраши Резниченко):

 
«Люба сестронько, милий братику,
Попрацюємо на Хрещатику!
Ти з того кінця, я з цього кінця,
Труд осяє нас, наче ті сонця!»
 

А сколько мальчишек (да и не только мальчишек) подорвались на минах, заложенных оккупантами в руины Крещатика?! – не счесть, да никто о них до сих пор словом не обмолвился, а ведь и сегодня еще встречаются киевскими улицами «крещатикские инвалиды»… Тогда же заработала неуклонно расширяющая сеть артелей системы «Промкооперации». Приток «иногородних» увеличивался и неуклонно возрастал. Я беру на себя смелость утверждать, что в Киеве 1944—47 годов киевлян, ну пусть хотя бы во втором поколении, – было никак не более 20 процентов, а в четвертом, – дай-то бог, чтобы два-три. Демографическое мое предположение на настоящий момент (начало третьего тысячелетия) – никак не более нескольких тысяч потомков тех, кто жил в нашем городе, скажем, приблизительно, лет 100–120 назад.

Но вернемся в Киев 44–45 годов. Ещё не закручены до предела гайки государственного прессинга. Да, прессинга, ибо репрессированным был весь народ, или, как его любили именовать власть предержащие, «население» всего необъятного, бескрайнего «Союза ССР». От режима пострадали абсолютно все, невзирая ни на какие заслуги и цензы, в том числе и партийно-советский. Неверно, более того – греховно, – думать и утверждать, что репрессированными были лишь расстрелянные, измученные в застенках «чеки», истекающие кровью в концлагерях и ссылках, – нет, сто, тысячу раз нет! – репрессированными было всё «население», все мы…

Но ещё существуют т. н. кустари, «берущие патент» и трудящиеся самостоятельно, единолично, несмотря на жестокие и бессмысленные преследования «финачей» (фининспекторов – просим не путать с «финяками» – финскими ножами, или «финками»), дозволена мелочная торговля, в т. ч. и книжная, которую и назвать-то торговлей более чем сомнительно. Торговали не в магазинах, даже не в лавках – книги продавали «с ларей», «с рундуков», наконец, просто «с земли», на которую стлали мешки, тряпки или просто газеты. «Средний класс» книготорговцев работал «с ларей», изготовленных из деревянных досок, крайне редко обшиваемых тонкой жестью. Площадь ларя – от 3 до 4 квадратных метров (2–2,5 м длины и 1,2–1,5 м высоты). Причем верхняя крышка ларя открывалась и закреплялась под углом в 50–60 градусов. На её внутреннюю стенку набивались деревянные полозки и туго натягивались веревки. На полозках устанавливались книги, поддерживаемые веревками. В результате получалось что-то, напоминающее витрину книжного магазина». Передняя стена ларя делилась на три равных части, одна из которых (чаще всего центральная) служила «дверью». Внутри ларя никаких «излишеств» – табурет, а в холода ещё и кастрюля с медленно тлеющими древесными углями (благо, до сих пор слышу истошный крик продавцов: «Угалля нада! Угалля нада!»). Вот такие нехитрые сооружения (весьма смахивающие на позднейшие мусорные ящики) числом до полусотни были разбросаны по всему городу, чаще в районах рынков – Владимирского (и в соседнем т. н. Полицейском садике), Житнего, Сенного (на нынешней Львовской площади), Бессарабского, Галицкого или Еврейского (Евбаз) – самого крупного и наиболее криминально опасного. Лишь в здании Крытого рынка на Бессарабке не было ни одного ларя – они протянулись вдоль чахлого бульварчика по Бассейной до самой «ночлежки» – дома в конце улицы напротив Левашовской или, как было «умелой рукой» начертано на угловом здании, «вул. Карло-Либкнехта».

Книжные лари[1]1
  Лари — самодельные витрины площадью 3–4 м², изготовленные таким образом, что могли закрываться. Они занимали особое место в книжной торговле. Держали их люди образованные и начитанные, но по личным мотивам не желавшие «вливаться» в систему государственной книготорговли.


[Закрыть]смотрелись небольшими и, что греха таить, очень уж неопрятными, «замурзанными», как говорили киевляне, но всё же, позволю себе «высокий стиль», являлись «бастионами культуры и просветительства», прежде всего потому, что «частники-торгаши-спекулянты» в подавляющем большинстве были людьми начитанными и искренне влюбленными в книгу. Устраивались лари и рундуки и в скверах, садах, парках».

Я привел подробный рассказ Я. И. Бердичевского о книжных ларях по причине того, что уже с полтора десятка лет торгую своими книгами с раскладки, так как «ларь» по закону не положен и приравнивается к МАФам. В те далекие послевоенные годы – на переднем фронте борьбы с неграмотностью населения – было легче! Тогда не существовало телевидения! Сейчас преобладающее большинство людей не хотят знать историю, искусство, вообще читать книги… Их устраивает «тупая жвачка» с телеэкрана! А не произведения, повышающие уровень культурного и эстетического развития, заставляющие размышлять, почувствовать прекрасное, узнать суть человеческого бытия.

Соцгородок, или «Немецкий квартал» на Дарнице

В 1943–1944 годах Управлением по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР совместно с Главным политупром Красной армии велась активная работа по созданию антифашистских организаций военнопленных. В июле 1943-го был образован Национальный комитет «Свободная Германия».

Сегодня мало вспоминают – не до того, но труд военнопленных после окончания войны стал весьма значимым фактором. Они восстанавливали заводы, плотины, железные дороги, порты… Их использовали при реконструкции старого и возведении нового жилого фонда во многих городах, особенно в УССР и БССР. Кроме этого, пленные немцы активно участвовали в добыче полезных ископаемых. По данным Центрального финансового отдела МВД СССР, за период 1943–1949 годов военнопленные выполнили работы в строительстве и промышленности общей стоимостью примерно 50 млрд рублей. По официальным данным, всего было взято в плен 3,155 млн солдат и офицеров вермахта, из которых 1,15 млн погибли в лагерях военнопленных, причем 334 376 человек – в 1945–1956 годах, т. е. уже в послевоенное время. В общей сложности из Советского Союза было репатриировано около двух миллионов немецких военнопленных.

Как же развивались события для немецких узников войны? Советский Союз не являлся подписантом Женевской конвенции от 27.07.1927, в которой предусматривались гуманные принципы содержания военнопленных. Вместо этого международного документа советское правительство опиралось на надуманное «Положение о военнопленных» от 01.07.1941, где совершенно иначе трактовались вопросы о солдатах противника, содержащихся в плену: в частности, не признавалось их право на переписку, запрещалось ношение знаков различия и боевых наград, разрешалось размещение в районах с неблагоприятным климатом, широкое использование принудительного труда, применение к пленным смертных приговоров и т. п. Еще со времен Тегеранской конференции Сталин, не признававший свободный труд, решил использовать пленных немцев в различных отраслях промышленности. Так, в конце 1944 года были принудительно депортированы в СССР для работы на угольных шахтах более 112 тысяч немцев. 4 июля 1945 года рабский труд военнопленных был легализован постановлением № 8921сс «О мероприятиях по трудовому использованию военнопленных и материально-техническому обеспечению лагерей для военнопленных». И пошло-поехало… Москва превратилась в огромный невольничий рынок, откуда немецкие военнопленные вывозились в Польшу (50 000), Чехословакию (4500) и другие страны. Тяжелейшие условия труда, скудные пайки, антисанитария приводили к их быстрому физическому истощению, инвалидности и смертности. К примеру, только за период с июля по октябрь 1945 года от непосильной каторжной работы умерли 35 297 человек. Чтобы предотвратить возмущение мирового сообщества высокой смертностью военнопленных в советских лагерях, было принято поистине иезуитское секретное постановление ГКО, согласно которому нетрудоспособные немцы освобождаются и депортируются в различные зоны оккупированной Германии, а взамен на принудительные работы в СССР ввозятся… немцы, задержанные и арестованные в советской зоне оккупации. В соответствии с этим планом предписывалось «отобрать из числа содержащихся в специальных лагерях и тюрьмах МВД Германии физически здоровых немцев-мужчин… пригодных для трудового использования на предприятиях Министерства угольной промышленности восточных районов и Министерства строительства топливных предприятий». Слишком был велик соблазн применения дармовой рабочей немецкой силы в советской экономике; военнопленных принуждали перевыполнять производственные нормы от 500 и до 1000 %. Вот география использования принудительного труда немцев: угольные шахты Донбасса и Воркуты, леса Карелии и Вологды, заводы Урала и Сибири.

3 января 1949 года советскому правительству от имени бывших союзников по антигерманской коалиции (США, Великобритании и Франции) были вручены ноты протеста по поводу преднамеренной задержки на территории своей страны бывших военнослужащих вермахта. В то же время СССР не смог проигнорировать приглашение участвовать в Женевской конференции, на которой планировалось подписание соглашений о военнопленных. В частности, статья 118-я новой Женевской конвенции прямо гласила, что возвращение военнопленных на родину производится «тотчас же по прекращении военных действий». Неослабевающее давление мировой общественности заставило Советский Союз все-таки пересмотреть свои позиции в отношении немецких пленных.

Мама краеведа Г. С. Ляшенко вспоминает: «В августе 1944 года в Киев под конвоем доставили несколько тысяч немецких военнопленных. Помню, что это была среда: я с подругой находилась у завода «Артема». Еще издалека мы увидели длинную колонну людей, одетых в серую, «мышиного» цвета форму. Колонну по краям защищала цепь солдат и милиционеров. Но редко кто из киевлян бросался на беззащитного, еще вчерашнего врага. Обычно все ограничивалось негодующими криками и насмешками.

Пленных направили в сторону Большой Житомирской, а оттуда через Владимирскую колонна пересекла Софиевку и вышла к площади Калинина (ныне Майдан Незалежности. – В. К.). Я простояла в толпе несколько часов, но поток военнопленных не иссякал. Очень хотелось пить, и мы двинулись обратно к Шулявке. Говорили, что в тот день улицами Киева провели сорок тысяч немцев. Зимой 1944 года многие из них были лишены теплой одежды и сапог. И грустно и смешно было смотреть на немцев, закутанных в какие-то тряпки. Они не походили на солдат вражеской армии, а скорее напоминали продрогших старушек. Несмотря на полуголодное существование, немцы стремились раздобыть не еду, а чистые листы бумаги. Им очень хотелось отправить весточку о себе родным в Германию. Я помню, как пленные вместе с киевлянами разбирали развалины, восстанавливали Центральный универмаг, ремонтировали дороги, прокладывали водопровод и телефонные линии. Говорили, что немцам пообещали досрочное освобождение, если они хорошо и быстро положат брусчатку. И действительно, пленные очень аккуратно и точно – камешек к камешку, восстанавливали проезжую часть в центре Киева».

Военнопленные прокладывали новые трамвайные линии и заменяли старые. Снимали проржавевшие рельсы, ставили новые и термической сваркой – с помощью специального порошка – мгновенно приваривали швы. Затем пускали трамвай, и они приступали к новой секции – работали так быстро, что движение не прекращалось. В секретном постановлении Совнаркома УССР от 29.08.1944 говорилось, что для восстановительных работ в Киеве необходимо привлечь 7000 военнопленных и 4500 из них направить на разбор руин Крещатика. Для их содержания в сентябре 1944-го был оборудован лагерь в бане по Б. Житомирской на 2500 человек. Еще два лагеря организовали на территории Михайловского монастыря и в здании городского ломбарда.

Военнопленные строители домов в Дарнице. 1946 год.

Из архива автора. Публикуется впервые

Для выполнения работ пленных объединяли в бригады по 25–30 человек, каждую из которых сопровождал один охранник из войск НКВД. Трудились они и днем, и ночью. Сначала немцы работали вместе с киевлянами. Но уже 5 ноября 1944 года секретным постановлением «Об использовании военнопленных на работах по реконструкции улицы Крещатик» проведение совместных работ было запрещено. Из-за плохих условий содержания, голода, болезней труд военнопленных был малоэффективным. Для повышения их трудоспособности у советского руководства были давно проверенные методы, отработанные на своих гражданах. Тех, кто не выполнял норму, наказывали – уменьшали паек, накладывали арест, ухудшали условия содержания в лагере. Немцы трудились даже на заводах – в некоторых цехах работали целые бригады военнопленных. В частности, они восстанавливали поврежденные здания КПИ. Старожил В. Терно пишет: «Все левое крыло главного институтского корпуса и занимавшая его Большая физическая аудитория были неузнаваемы: на светлых стенах огромные пятна гари; исчезла остроконечная башенка, венчавшая крыло здания; несколько оконных проемов заложены кирпичом, остальные – заколочены фанерой. Войдя в корпус, я увидел десятки военнопленных немцев, трудившихся в коридорах. Одни штукатурили стены, другие сооружали временные перегородки из кирпича, третьи ремонтировали поврежденные участки пола». Во время оккупации в корпусах Политехнического института размещался немецкий военный госпиталь. А в конце зимы 1944 года в оставшемся от разбомбленного энергокрыла главного корпуса КПИ был создан небольшой (на 200 человек) лагерь для немецких военнопленных, работавших на восстановлении КПИ.

Военнопленные застраивали целые районы. Например, Соцгородок, или, как его еще называют, «Немецкий квартал», находится как раз между станциями метро «Черниговская» и «Дарница». Это отличное место для прогулок с уютными тихими двориками весьма удобно расположено всего в паре десятков шагов от метро. Здесь всегда мало людей и почти нет машин. А построили Соцгородок военнопленные немцы, венгры и румыны в 1947–1952 годах. Сейчас все жильцы из этого района выселены: квартальчик подлежит сносу. От заброшенных домиков, возведенных немецкими пленными и окруженных новыми магазинами и зданиями, уже почти ничего не осталось. Но все же часть их обнаружить еще можно.

Домик в Соцгородке с отдельным входом http://zametkin.kiev.ua/ischeznuvshij-kiev-soczgorod-ili-nemeczk/

Соцгородок, изначально предназначенный для рабочих дарницких заводов, состоит из небольших коттеджей – в два-три этажа, на десяток квартир каждый. Строили эти дома действительно для жизни, а не для проживания. На этажах обычно располагаются по 2–3 квартиры, причем у каждой – свой выход на улицу, но можно встретить и парадное – для двух квартир. Здесь все продуманно и гармонично. В каждом дворике детская площадка. Много красивых деревьев, преимущественно сосен. Как утверждают местные жители, когда-то тут был гипсовый фонтан и скверы с лавочками, где играли в шахматы, читали газеты да просто разговаривали. Уют был, как на даче. Гуляя по квартальчику, можно увидеть здания в стиле североевропейской архитектуры с узорами вокруг декоративных окон, наружными лестницами, мансандрами-башенками.

Домик с гипсовым фонтаном

Через пару десятилетий Соцгородок утратил свою привлекательность из-за наличия экологических проблем и пришел в запущение. Жители переехали в другие районы, за исключением доживающих свой век стариков. Для тех, кто хочет посмотреть на немецкую застройку, прошу поспешить: ул. Краковская, 25.

А теперь полный эксклюзив из моего собрания. Много лет тому назад, даже не помню каким образом, приобрел я рабочий блокнот. В начале было несколько бланков: форма № 133. Накладная №… На обороте запись: Darnica / Kiew 1946 Ernst M. Heidl. А далее – много зарисовок, планов домов, расчетов бетона, портреты коллег и свидетельств серьезных разработок зданий, которые строил в Дарнице владелец этого блокнота, незаурядный архитектор и инженер-строитель. Как бы проследить его дальнейшую судьбу? Это необычайно важный исторический документ по восстановления моего города.

Памятник Ватутину

С 1984 года Киевское бюро путешествий и экскурсий (КБПиЭ) проводило экскурсии для приезжающих туристическими поездами[2]2
  В Советском Союзе в 1970—1980-е годы был развит т. н. железнодорожный туризм, когда туристические поезда перевозили туристов по заранее запланированному маршруту, включающему посещения различных городов и достопримечательностей страны.


[Закрыть]. Мы, экскурсоводы, рассаживали людей по автобусам и везли по утвержденному методичкой маршруту: Аскольдова могила – Могила Неизвестного солдата – Могила Героев Январского восстания – Могила А. Иванова – Могила Ватутина… Путь к следующей могиле – Героев Октября – обычно прерывался возмущенными криками: «Почему только могилы?! Что, в Киеве больше нечего показывать?!» Разбор методических указаний в наших полностью заполитизированных экскурсиях я приведу далее, а сейчас – о Памятнике Ватутину.

В 1944-м в Киеве скончался генерал армии Николай Федорович Ватутин, тяжело раненный в ногу в Ровенской области. Медикам не удалось его спасти. Похоронили генерала в парке над Днепром – эту реку пятью месяцами ранее форсировали войска 1-го Украинского фронта под командованием Ватутина, освобождая Киев от нацистских оккупантов.

В похоронах участвовал руководитель правительства УССР Н. С. Хрущев. Будучи членом Военного совета 1-го Украинского фронта, он часто общался с Ватутиным. Так уж совпало, что прощаться с умершим товарищем Никите Сергеевичу довелось в день собственного 50-летия.

Памятник на могиле генерала Н. Ф. Ватутина

Сначала на могиле Н. Ф. Ватутина лежал простой камень с табличкой. Но в 1947–1948 годах Сталин стал «прижимать» генералитет, прославившийся в последние годы войны. Кое-кто попал в тюрьмы. Остальных понизили в должностях и званиях. Для всенародного возвеличивания нужны были непогрешимые военачальники, лучше всего мертвые… Выбор пал на Ватутина. Ему вскоре – 25 января 1948 года – воздвигли монумент из гранита, в полный рост на лабрадоровом постаменте. Могила и памятник оказались точно в перспективе улицы Розы Люксембург (теперь Липской). Такое же положение занимала и снесенная ранее Александро-Невская церковь. Поэтому даже теперь иногда можно слышать, что будто бы Ватутина похоронили на месте храма. Но на самом деле вход в церковь был устроен прямо с тротуара, а памятник Ватутину расположен в глубине парка – уже за аллеей, которая проходила позади церковного алтаря.

В реестре культурного наследия Украины могила генерала Ватутина числится как памятник истории национального значения. А сама статуя имеет более скромный статус «недавно выявленного памятника». Тем не менее на нее распространяются нормы закона об охране объектов культурного наследия. Да только это почему-то не помешало демонтировать мозаичные украшения, еще недавно бывшие частью постамента… Кто-то из власть предержащих использовал их для личных целей.

Е. В. Вучетич

Авторами памятника были архитектор Яков Белопольский и скульптор Евгений Вучетич. Его имя в то время было широко известно – он уже успел прославиться несколькими скульптурными портретами героев войны, а с 1946 года руководил работами по возведению мемориала в Трептов-парке в Берлине, где создал знаменитую статую советского солдата с опущенным мечом и девочкой на руках. Что же касается образа Ватутина, то поговаривали, что сам маститый скульптор работал над головой генерала, а «застывшую фигуру в шинели» выполнили его помощники.

В начале войны Евгений Викторович добровольно отправился на фронт рядовым пулеметчиком и заслужил в боях офицерское звание. На торжественное открытие киевского монумента, на котором присутствовали Хрущев и Вячеслав Молотов, скульптор явился в военной форме. Потом, по окончании всех церемоний, он с приятелем, литератором Василием Сухаревичем, отправился на Пушкинскую улицу, где в коммуналке проживала знакомая Сухаревича – М. З. Швидлер, популярная актриса театра имени Леси Украинки. Мальвина Зиновьевна позже вспоминала, как на пороге квартиры стоял «красавец в военной форме… Глаза у него были невыносимо голубые! Мне показалось, что я даже знаю, кто это. Он как две капли воды был похож на маршала Рокоссовского! Отчего, честно говоря, я потеряла дар речи». Сухаревич представил своего спутника: «Знакомьтесь, это скульптор Вучетич. Поверьте, легче не стало… В Советском Союзе (по тем временам) он считался скульптором номер один!»

Вучетич в последние годы его жизни еще не раз приезжал в Киев. Именно он первоначально руководил проектированием статуи «Родина-Мать» над Днепром. Но открыть монумент ему было не суждено. В 1974 году Вучетича не стало, а работу над памятником «Родина-Мать» возглавил и завершил украинский скульптор Василий Бородай в содружестве с другими ваятелями и архитекторами.