Текст книги "Танец песчинок"

Интерлюдия: Легба

Люди хотят поиметь весь мир и не поиметь при этом проблем, но почему-то постоянно забывают предохраняться.

Легба фон Гётце

– Он вернётся, – говорит Легба своему отражению. – Этот болван у меня в руках, хотя думает, что всё контролирует. Все алкоголики так думают.

Прошло всего минут пять, как Грабовски ушёл. Небольшой факт о том, что барон узнал голема, обрадовал детектива едва ли не больше, чем секс, но Легба не чувствует обиду. Для неё секс тоже всего лишь побочное – пусть и приятное – событие.

Сейчас она стоит перед зеркалом обнажённая и разглядывает себя. Грабовски пытался быть нежным, но парочка синяков всё-таки появилась, а грудь и шея стали красными от раздражения. Нет ничего хуже мужиков, которые так и не определились: носят они бороду или же бреются начисто. Как показывает практика, и в остальном они предпочитают поступать половинчато.

Тем не менее, Легба довольна. Несмотря на все его минусы, заполучить Грабовски – большая удача.

– Только не пытайся использовать его сразу, – Легба продолжает говорить с отражением. – Пусть он думает, что всё под контролем. А когда выпадет случай, тогда и посмотрим, что можно сделать с этим сентиментальным болваном, который прячется внутри детектива Грабовски.

– Мне показалось, ты была искренней с ним, – отзывается пустота в сердце. – Тебе ведь понравилось.

Легба предпочитает не разговаривать с пустотой. Особенно в тех случаях, когда слова, идущие изнутри, подозрительно похожи на правду.

Кому нужна правда в наше время?

Легба смазывает шею и грудь успокаивающим кремом, чуть проходит лёгким тоном по тем местам, где виднеются синяки, ещё раз оглядывает себя и остаётся довольной увиденным.

– И всё-таки, тебе было хорошо, разве нет? – вновь подаёт голос пустота.

Легба фыркает, но правдивость этих слов отрицать ещё сложней. В Грабовски действительно оказалось что-то возбуждающее. Наверное, налёт обречённости и печали, лежащий на его душе. Или то, что он старался быть нежным при всей своей грубоватости. В любом случае, общение вышло не только полезным, но и приятным.

Раздаётся стук в дверь, отделяющей комнату от бара. Стук условный, и он означает, что пришёл посетитель, которого Легба меньше всего хочет видеть.

– Барон, – выдыхает она сквозь зубы.

Под злостью Легба скрывается страх. Её пугает появление барона именно в тот момент, когда она только-только открыла Грабовски один небольшой секрет. Не такой явный, чтобы дать детективу доказательства, но достаточный, чтобы пустить его по следу.

Будь Легба менее уверена в себе и покровительстве лоа, она бы подумала, что Рюманов каким-то образом подслушивал. Но, как бы ни была велика сила Перуна-Апостола, здесь, на перекрёстке между миром живых и миром мёртвых, Рюманов способен лишь на жалкие фокусы.

«Вот почему я так редко выхожу, – думает Легба. – Я просто боюсь, что меня подловят в тот момент, когда силы будет мало».

Тем не менее, эта пораженческая мысль не мешает девушке быстро собрать разбросанную на диване одежду, затем швырнуть ком тряпок в глубину шкафа и достать оттуда взамен простое белое платье. Оно необычайно закрытое по мнению Легбы, так что девушка надевает его прямо на голое тело. Вряд ли барона шокирует, если Легба вдруг окажется нагой, но с этим русским следует соблюдать приличия, если не хочешь, чтобы он относился к тебе, как к дикарке. К тому же, ей и самой не хочется обнажаться перед бароном.

Перед кем угодно, но только не перед человеком с ледяным взглядом.

– Войдите! – кричит Легба, прикуривая сигарету.

Не здороваясь, барон, облачившийся в серое – штаны, рубаха, жилет без пуговиц – проходит внутрь и усаживается на стул, стоящий рядом с диваном. Плащ Рюманова перекинут через правую руку, там же покоится песчаная маска. Барон многозначительно посматривает на диван и улыбается.

– По пути сюда случилось со мной престраннейшее событие. Звать событие – князь Любомир. Спешил от вас, окрылённый думами и мечтаниями. Видать, было от чего! – барон цокает языком. – Благодаря этому ли, благодаря ли тому, что я отпрянул, но княже меня не заметил. Думаю, в таком состоянии ему можно было всадить нож не то что в спину, а прямо в сердце – он бы ничего не почувствовал.

Легба улыбается. Барон может что угодно рассказывать про свои походы пешком, но состояние одежды, да и привычки Рюманова, говорят о том, что он приехал на вездеходе. Возможно, он и встретил по пути Грабовски, но и что с того? И если какие-то шпионы следили за баром, то это не значит, что они были внутри. Лоа предупредили бы Легбу.

– Я удивлена, что вы не воспользовались случаем, чтобы всадить этот нож, барон. Всегда казалось, что вы только ждёте подходящего момента.

– Их уже было сотни! Наследники престола так беспечны, – барон сокрушённо качает головой. – Но вы плохого обо мне мнения. Не я ли вступился перед этим грубияном за вашу честь?

– Вы, но это были лишь слова. Я думала, вы можете пойти и дальше.

Легба докуривает и тушит сигариллу – руки не дрожат, это успокаивает. Затем девушка наливает немного рома в стакан и кидает внутрь дольку лимона из морозильной камеры.

– И мне, пожалуйста, – просит барон, а после принимается внимательно следить за действиями Легбы, будто всерьёз опасаясь отравления. – Что же касается вашей идеи, то должен признать, что, при всём желании, это было бы неразумно. Мало того, что подозрения пали бы на меня, так ещё и без того город взволнован смертью Дока.

– Всё ещё? Вот как…

– Да, людские умы поражены дерзостью содеянного. Будь мы где-то в ином месте, я бы подумал, что Дока канонизируют.

Легбе ставит стакан перед бароном и присаживается напротив. Взгляд Рюманова выражает лишь скорбь, но девушка, разумеется, не верит в неё. К тому же, ей не нравится это «мы».

«Только не впутывай меня туда, где я не участвовала».

– Вы пришли говорить о Грабовски и Доке? – спрашивает Легба чуть резче, чем планировала.

Барон внимательно смотрит на неё поверх стакана, затем сквозь, после отпивает, причмокивает губами и ставит стакан на место.

– Нет, что вы. Я пришёл узнать: остались ли в силе наши предыдущие договорённости? Теперь, когда в Медине всего лишь два пророка, нам нужно либо подтвердить их, либо опровергнуть.

– Пока два, – напоминает Легба. – Не исключено, что завтра или послезавтра явится Сет Великий, к примеру, и объявит это всё затерянными территориями Нила. Местность-то подходящая. К тому же, барон, вы забываете про того же Канга…

Рюманов хохочет. Долго и со значением. Бьёт себя рукой по коленке, подмигивает Легбе и снова заливается смехом. В конце концов, она не выдерживает и тоже улыбается, хотя и не может понять, что же смешного в её словах.

– Я говорю про пророков, моя дорогая, – качает головой барон, отсмеявшись. – Про проводников воли божьей. Даже не уточняю, которая из них является истинной. А вы же говорите мне про ископаемые и про вероятности.

Он вытирает глаза рукавом, и один этот жест резко меняет барона. Едва рука заканчивает движение, как глаза Рюманова сужаются, на лоб наползают морщины, а ворковавшие до этого губы обретают прочность.

«Надел новую маску. Или сбросил все», – думает Легба, не зная, какой из вариантов ей понравился бы больше.

– И всё-таки, что насчёт наших предыдущих договорённостей?

– Они остаются в силе, – Легба выдерживает взгляд барона. – И если это всё, что вы хотели спросить, то прошу меня оставить. Мне нужно отдохнуть. Ночь была трудной, а утро ещё хуже.

– Разумеется, разумеется! – Рюманов вскакивает. Вновь энергичный, целеустремлённый и ничуть не похожий на угрозу. – Прошу простить мою навязчивость.

Он торжественно кланяется. Легбу тошнит от этого фиглярства, но она встречает жест благодушным кивком. Барон торопливо следует к выходу. Из-за раздражения, мести и любопытства Легба пробует отправить следом за бароном лоа. Дух бросается к двери, но затем доносится тихий писк, и лоа растерянно возвращается. Легба пожимает плечами и отпускает дух к собратьям.

Что ж, она по-прежнему не способна победить барона, но её силы, как минимум подросли. В прошлые разы лоа просто растворялись в ауре Рюманова. Иногда он напоминал ей другого барона, Самеди. Но тот был дик и не обуздан в своих стремлениях, в то время как Рюманов походил на старого лиса. Интересно, водятся ли на севере лисы?

География не является сильной стороной Легбы, но ей представляется, что лисы там непременно должны водиться. В месте, где не каждый способен выжить силой, всегда есть место для хитрых тварей.

Легба отпивает ром и катает обжигающую жидкость по языку, прежде чем проглотить. Разумеется, девушка не может отказаться от предложения барона. Открытая конфронтация ей не нужна, а что касается того старого договора – это были не более чем слова.

Да, Док нашёл способ отгородиться от песка, но отгородиться – не значит покорить.

Легба встаёт, скидывает с себя платье и вновь остаётся обнажённой. Подойдя к зеркалу, она плюёт в него, а затем принимается пальцем рисовать в слюне символы.

Гадание предвещает скорую удачу, хотя и предупреждает, что удача будет кратковременной, а расплата, вполне возможно, ужасной.

– «Вполне возможно» не значит «точно», – бормочет Легба. – Скорее, удача, я тебя жду. Жду уже очень давно. Без сомнения, удача будет связана с Грабовски, но будет ли это он сам? Вряд ли. И всё же, и всё же…

Она вытирает зеркало рукой, оставив влажный след, и принимается наводить порядок. Да, в её распоряжении слуги, но эту комнату, этот её маленький личный уголок Легба предпочитает убирать сама. Не стоит никого пускать к себе в душу.

– Особенно, если её нет! Ведь так, дорогая моя? – Легба хрипло смеётся и думает, что ей стоит немного поспать. Утро действительно получилось изматывающим – в этом она нисколько не солгала барону.

Пустота в сердце молчит, хотя Легба ждёт очередных нотаций. Так всегда с этими внутренними голосами – молчат, когда ты жаждешь их услышать.

Убрав бутылки, почистив пепельницу и скинув одежду в корзину для прачки, Легба ворочается на диване и старается уснуть. Получается не сразу – диван всё ещё пахнет Грабовски, и это приносит лишние сейчас воспоминания.

Тем не менее, вскоре сон милостиво укрывает Легбу в своих объятьях.

Глава VI

Картина, которая мне открылась в приёмной, поражала воображение. В первую очередь – серьёзностью, доходившей до нелепости. Во вторую – неожиданностью, граничащей с ирреальностью происходящего.

Бобби Ти сидел перед бумажным пакетом с эмблемой «Пекарня Пауля» и гипнотизировал его взглядом. Правая рука толстяка комкала воротник формы, словно та душила Бобби. Левая лежала на столе рядом с пакетом и чуть подрагивала. Я не сразу понял, чем занимается толстяк, а когда осознал, едва не расхохотался.

От смеха, без сомнения унизившего бы Бобби, меня удержало воспоминание о собственных попытках победить схожую проблему. И хотя бороться с желанием выпить всё же сложнее, чем с постоянным голодом (иногда ты что-то ешь, чтобы просто не сдохнуть), но я готов был признать, что мы с толстяком похожи. Оба вступили на путь отказа от вредных привычек, и дела у нас шли примерно одинаково.

Тем не менее, я не смог отказать себе в желании поддеть Бобби. Демонстративно прошёл к столу дежурного и подхватил бумажный пакет.

– Я смотрю, ты не очень-то голоден, – прокомментировал я свой поступок. Показалось, что Бобби едва ли не впервые испытывает ко мне чувство похожее на благодарность.

Подойдя к кабинету Шустера, я дёрнул ручку двери. По-видимому, было заперто на защёлку, но один из болтов настолько раскрутился, что не выдержал. Я фактически взломал дверь, нарвавшись на раздражённый взгляд Шустера.

На раздражённый взгляд, который скрывался под очками всё это время. Взгляд жёлтых глаз с чёрной каймой по периметру и маленьким зрачком, тоже чёрным. Я не сразу понял, что происходит, но едва сдержался, чтобы не захлопнуть дверь. Мне захотелось оказаться от Шустера подальше и прятаться всю оставшуюся жизнь – столько ненависти было в этом взгляде.

– Отвернись, – попросил Шустер, спустя секунду, которую мы провели за разглядыванием друг друга.

Я послушно отвернулся, заодно проверяя, чтобы ни дай бог кто-нибудь ещё не оказался поблизости. «Я бы тоже это прятал, – пришло внезапно осознание. – Вид этих глаз настолько страшен и дик, будто смотришь на разумное животное с человеческим лицом».

Едва я начал думать в этом направлении, как вспомнил несколько моментов, когда Шустер вёл себя, как подобает животному. Бесшумные перемещения, почти звериный нюх на опасность… можно было о многом его спросить, но я точно знал, что не сделаю этого. Особенно сейчас, после этого пробирающего душу взгляда.

Сколько же в нём было ненависти…

– Всё в порядке, – сказал Шустер тем временем. – Можешь повернуться.

Очки, как и прежде, практически лентой опоясывали глаза Крополя. Он смотрел на меня и улыбался, но я знал, что под маской жёлтые глаза выискивают на моём лице признаки страха, отвращения или ещё чего-нибудь, что должно подтвердить мою неприязнь.

Я и сам так смотрел на людей, которые видели меня мертвецки пьяным. Искал повод, чтобы обвинить их в чём-либо, желая при этом почувствовать облегчение. Повод иногда находился, а вот с облегчением всё складывалось не очень.

Сейчас я вернул улыбку, постаравшись сделать это как можно естественней, и кинул Шустеру пакет, который отнял у Бобби Ти. Крополь поймал его на лету, почти не отрывая взгляд от меня.

Я улыбнулся ещё раз. Происходящее всё больше и больше походило на испытание.

– Решил перекусить? – спросил Крополь. – Не помню за тобой любовь к выпечке.

– Мы спасаем Бобби Ти от обжорства. Уничтожим всю его еду, и он вынужден будет похудеть. Здорово придумал, а?

– Да уж.

Шустер слегка расслабился, опустил пакет и вытянул из него пончик с корицей. Пряный аромат разнёсся по кабинету, напомнив мне о том, что произошло совсем недавно в баре Легбы.

– Что-нибудь нашёл? – спросил Крополь.

– Напомни мне содрать с тех, кто ездил к Рабби, зарплату. Они пропустили свидетеля. Пожилая китаянка, которая там убирает, видела нашего голема и утверждает, что создал его именно Рабби.

– Юнь Фанг Су, если ты о ней, владеет этой гостиницей.

– Разве это так важно? – я с изумлением посмотрел на Шустера. – Какая разница, кто она? Главное – она может подтвердить мои слова. Кроме того, у Рабби там целая комната, исписанная каббалистическими символами. Комната, в которой он занимался созданием голема.

– И что это нам даёт? Рабби мёртв, голем мёртв, следов никаких.

– Ошибаешься.

Я отнял пакет – свою законную добычу – у Шустера и запустил внутрь руку. Либо вся удача досталась Крополю, либо Бобби Ти нарочно купил так мало, чтобы его сила воли осознавала, что ловить в пакете, в общем-то, нечего. Нельзя было исключить и то, что толстяк уже что-то успел съесть. Как бы там ни было, но мне досталась лишь булка с маком. Я повертел её в руках, затем откусил, взял со стола Шустера стакан, высыпал стоящие в нём карандаши и двинулся к графину с водой.

– Ты невыносим, Грабовски – фыркнул Крополь. – Может быть, расскажешь, что ты обнаружил?

– Один момент, – пробурчал я, пытаясь прожевать кусок булки, – дай запить, – я сделал большой глоток из стакана и в несколько попыток всё-таки смог пропихнуть комок в желудок. – Меня, знаешь ли, учили не разговаривать с набитым ртом.

Не помню, что именно на меня нашло в тот момент, но весь спектакль был направлен только на одно: на попытку создать у Шустера ощущение, что ничего не случилось. Всё остаётся как прежде и плевать какие у кого глаза.

– К делу, Любо, не томи, – кажется, я перестарался, в голосе Шустера зазвучала подозрительность.

– В общем, Легба рассказала, что вчера утром, когда она разговаривала с бароном, тот, увидев нашего убийцу, пробурчала что-то вроде: «Ах, Рабби, Рабби». Разумеется, это всё она не подтвердит ни в одном суде, но понимаешь, к чему я клоню?

– С таким же успехом она могла просто соврать.

– Не спорю, но у меня есть некоторые подозрения, что она была честна в тот момент.

– Какие же это?

Шустер смотрел так, что я явственно представил, как под зеркальными очками жёлтые глаза ощупывают меня, пытаясь вызнать, что осталось сокрыто. Когда же Крополь вдобавок повёл носом, я спросил себя – а действительно ли у него нюх, как у животного или это лишь моя фантазия? И какие запахи хранит моё тело? Возможно, запах женщины, которую недавно я обнимал…

– Думаю, она боится, что будет следующей, – ответил я, поскольку это походило на правду. Легба действительно боялась. Как бы не бравировала она, но столь быстрая череда смертей тех, кого объединяла тайна, не могла её не насторожить.

– Возможно, – подумав, кивнул Шустер. – Барон при таком раскладе выглядит тем, до кого доберутся в последнюю очередь, если он не сам это затеял, как нас заставляют думать

Какое-то время Шустер сосредоточенно размышлял, вперив взгляд в пол. Я то и дело пытался проникнуть под зеркальные очки и постоянно спрашивал себя: не показалось ли?

Даже если и так, теперь я не мог полностью доверять Шустеру. И не было уверенности, что это доверие когда-нибудь воскреснет.

– Я посмотрю, что с этим можно сделать, – сказал Крополь. – Покопаюсь в делах, попрошу ребят приглядеть за бароном. В конце концов, раз он выставляет слежку за нашим хранилищем, то и нам не помешает заняться тем же.

– Хорошо, – я уловил недвусмысленный намёк, что пора уходить. – Думаю, мы займёмся этим завтра.

– Да, Любо, – Шустер обрадовался. – Займёмся завтра. Сегодня был трудный день и надо отдохнуть.

Я ничего не ответил. День ещё не закончился, он всего лишь близился к вечеру. Однако, хотя он и вправду был труден, но это один из тех немногих дней в моей жизни, который не был прожит зря.

Возможно это покажется диким, но чем больше я узнавал чужих тайн и секретов, тем прочнее держался на ногах. Наверное, просто понимал, что ни на кого нельзя положиться.

* * *

Дороги Медины – всего лишь песок, который ветер переносит с места на место. Зыбкое отражение того, что творится в людских душах. Обиды, желания, страсти и страхи – всё это перемешивалось, и сверху каждый раз оказывалось нечто новое.

Я вышел из управления с твёрдой решимостью дойти до вокзала. Я обещал Канга «разобраться с этим завтра», но завтра уже наступило, а я не только не разобрался, а запутался сверх меры.

Двинувшись к вокзалу, я ещё не подозревал, что добраться до него мне не суждено. Судьба распорядилась иначе и устроила мне столкновение с человеком, который нуждался в помощи. Столкновение в прямом смысле – он на бегу врезался прямо в меня. От удара мы оба полетели на песок, но практически тут же толкнувший меня человек попытался вскочить.

– Постой-ка! – я схватил его за руку. Что-то в лице незнакомца казалось знакомым, но маска мешала понять, что именно. – Куда торопишься?

– Здравствуйте, детектив Грабовски, – выдохнул из-под маски беглец. Что ж, знакомых среди детей у меня было немного, так что я наконец-то понял, кто это. – Я вас не заметил. Извините.

– Всё нормально, Мерк, а теперь расскажи, что случилось? – я поднялся и попытался стряхнуть с себя песок. Занятие было бесполезным, но всё же от большей части песчинок мне удалось избавиться.

– Взрослые парни. Не такие, как вы, но постарше, чем я, понимаете? – я кивнул. – Вот! Они узнали, что у меня есть деньги, и решили, что я готов с ними поделиться.

– И как же они узнали?

Мерк сделал вид, что не расслышал вопроса и отвёл взгляд. Всё ясно – парень решил продемонстрировать, какой он крутой, не оценив последствий. Надеялся купить дружбу старших, а в результате разбудил их жадность. Ничего удивительного. Такое случалось сплошь и рядом, и возраст тут не имел значения.

Я огляделся, но никого не увидел. Если за Мерком и гнались, то, видимо, решили не связываться со взрослым, внезапно очутившимся рядом. Теперь будут выжидать момент, когда их жертва окажется беззащитной и беззаботной.

– Где они? – спросил я на всякий случай.

Мерк тоже огляделся, слегка присев, готовый по малейшему сигналу бежать, а затем выдохнул и выпрямился.

– Ушли, – сказал он глухо. – Они наверняка просто спрятались. Я… они… в общем, мы с ними не сильно поладили.

– Ты обидел их действием или словом?

– Ударил одного из них в лицо. Возможно, у него будет синяк.

– Тогда это ерунда, – я положил руку парню на плечо. – Пойдём, я провожу тебя на всякий случай домой.

– Я не собирался домой!

– Сегодня отсидись. Поверь, так будет лучше.

Как ни странно, он послушался. Мы двинулись по улице, а на ближайшем же перекрёстке свернули вправо. Я не представлял, куда меня ведут, но был благодарен строителям Медины, кем бы они не были. Эти прекрасные люди не тратили время на изыски, и все улицы были строго перпендикулярны или параллельны друг другу. Если не знаешь куда идти – шагай в одну сторону. Не позднее чем через пару часов выйдешь на окраину, а там можно просто обойти весь город и свернуть, куда надо. Метод работал всегда и не раз выручал меня, пока я только осваивался в Медине.

– Почему действием оскорбить не так страшно, как словом? – спросил Мерк, когда мы уже прошагали несколько перекрёстков.

– Потому что за действие тебе почти всегда грозит только действие. Ты ударил одного, они, вполне возможно, ударят все и не по одному разу. Если ты будешь сопротивляться – они наверняка озвереют, но в следующий раз подумают, прежде чем снова за тебя взяться. Если же ты оскорбил кого-то из них словом, то получишь в ответ, как действие, так и слово. А со словами невозможно бороться по-честному. Их будут рассказывать на всех углах, их будут передавать друг другу у тебя за спиной, и, в конечном итоге, ты и сам начнёшь думать: а не правда ли то, что о тебе говорят.

– Откуда вы всё это знаете?

– Знаю, – я пожал плечами, решив, что откровений достаточно. – Просто знаю.

Мне не хотелось рассказывать парню о том, как было трудно здесь первое время, когда я столкнулся с презрением и ненавистью. Ничего не сделал людям, а просто искал защиты, но моё происхождение и прошлое заслоняли собой всё остальное. Разумеется, не все были ко мне жестоки. Скорее, таких было меньшинство. Но ублюдков запоминаешь куда лучше, чем нормальных людей.

Просто некоторым нравится видеть, как те, кто что-то имел, теряют ещё больше. Это самое любимое зрелище, в котором даже не обязательно принимать участие. Словно пожар в доме богача, на который останавливается посмотреть каждый второй, а каждый пятый не забывает подлить бензина.

Если рассказать всё это Мерку, то будет похоже, будто я пытаюсь вызвать жалость. А этого я как раз добивался меньше всего.

– Мы пришли, – сказал тем временем парень, останавливаясь возле двухэтажного домишки скромных размеров. Если его ещё и сдавали на квартиры, то у каждого из жильцов, должно быть, не больше комнатушки. – Может быть, зайдёте? Моя мама делает вкусные пироги.

– Мама? – я произнёс это слово с некоторым удивлением. Мне сложно было представить мать Мерка. Не потому что я думал, будто её нет, скорее в голове никак не складывался образ.

– Да, она наверняка сейчас дома. Зайдёте?

Я усмехнулся и сам не заметил, как кивнул.