Текст книги "Тайные фрегаты"

Глава 23

«Кентавр» развернулся на юг, и вскоре устроившиеся на марсе[35]35
  Марс – площадка в верхней части мачты.


[Закрыть] сигнальщики подтвердили сообщение рыбаков. Немного погодя уточнили – судя по оснастке, это французский фрегат.

Поднявшийся на мостик капитан был одет как на парад. Мундир новый, позументы и пуговицы сияют. Сразу же распорядился покормить команду и выдать двойную порцию рома. Какое-то время рассматривал француза в подзорную трубу, а затем что-то сказал старшему лейтенанту. Тот тоже посмотрел в подзорную трубу, а затем спустился с мостика. Несколько слов бросил младшим лейтенантам и мичманам, и те поспешили на свои боевые посты. Через несколько минут на «Кентавре» все знали, что с юга приближается фрегат «Проворный» под командованием Рене Труэна из французского приморского городка Сен-Мало.

– У этого лягушатника больше пушек и почти в два раза больше людей, чем на нашем фрегате, – сообщил Громобой, прихлебывая свой любимый «боевой пунш», состоящий из рома, кофе и специй. – Его отец нажил состояние, нападая на торговые суда в Ла-Манше. Сынок решил продолжить дело отца, но два года тому назад нарвался на наш патруль и очутился в тюрьме Портсмута. Надо было его сразу повесить, да папаша обещал заплатить большой штраф и отблагодарить судей. Но пока адвокаты торговались, Рене и сам не терялся – вскружил голову какой-то нашей дуре, и она помогла ему бежать. Во Франции он стал героем, и король Людовик принимал его в Версале, наградил и пожаловал дворянство.

– Действительно у француза больше пушек? – спросил кто-то из молодых матросов.

– Не беспокойся, сынок. Все они меньшего калибра, а их канониры не так натренированы, как наши. Господь послал нам достойного противника, и Сумасшедший Дик не опустит перед ним паруса. Так что, парни, одевайте чистое белье – если кого зацепит, оно пойдет на повязки!

– А если ранят тяжело?

– Тогда, сынок, тобой займется лекарь. Да ты не думай об этом. Лучше глотни моего пунша, возьми еще кусок мяса и добавь горчицы. Ешь – сегодня будет много работы!

Свист боцманской дудки и треск барабанов морских пехотинцев возвестил о том, что время принятия пищи закончилось. На мостике опять стоял улыбающийся капитан, но на этот раз он был краток.

– Ребята! Этот пират Рене знает, что путина кончается, и рыбаки уже набили трюмы бочками с соленой рыбой. Он пришел за своей долей улова, но не ожидал встретить нас. Все по местам! Мистер Франклин, прошу вас приготовиться к бою.

Вновь засвистели дудки и раздались команды, за ними последовал топот ног, стук молотков, визг блоков. Еще раньше плотно свернутые матросские койки были уложены вдоль борта на верхней палубе, так что образовали бруствер для защиты от пуль и осколков. Теперь над самой палубой натягивали прочную сеть, которая должна была предохранить команду от падающих обломков мачт и рей, а в случае абордажа помешать нападавшим ворваться на палубу фрегата. На батарейной палубе спешно убирались перегородки между офицерскими каютами и другими помещениями на корме. Все, что нельзя было спустить в нижний трюм, немедленно выбрасывалось за борт. Огонь в камбузе был погашен, чтобы при попадании ядер и разрушении печки он не стал причиной пожара. А в носовом кубрике корабельный лекарь с помощниками развернул свое хозяйство. С подволока опустили столы, рядом разложили хирургические ножи и пилы, бинты, расставили бочки с пресной водой. Тут же установили и бочонок с ромом – как доказала многолетняя практика, он был единственным средством, способным заглушить боль. Корыто для ампутированных конечностей, более сложные операции предполагалось делать уже после боя, выставили близ трапа. Чтобы не расстраивать людей, его было приказано сразу опорожнять, как только будет наполнено.

Морские пехотинцы, навьюченные ружьями и патронными сумками, построились на палубе. Сопровождаемые шутками матросов, их лучшие стрелки неуклюже карабкались по винтам и размещались на марсовых площадках мачт. Из трюмного люка выскочил корабельный плотник и бодро доложил, что все помпы в исправности, необходимые материалы в наличии, а его команда готова приступить к заделке возможных пробоин и тушению пожаров.

Но самое большое движение происходило на батарейной палубе. Орудийные порты были открыты, пушки заряжены и выкачены, так что борта ощетинились их стволами. Ядра, пыжи, картечные стаканы и другие снаряды уложены позади орудий в специальные гнезда. В бочонках на палубе задымились свернутые кольцами запальные фитили, которые, в отличие от новомодных кремневых замков, еще никогда не подводили канониров. Шустрые десяти-двенадцатилетние юнги, прозванные «пороховыми обезьянами», уже сидели на приготовленных к подаче зарядах. В ходе боя только они могли непрерывно подносить новые и стремительно проскальзывать через узкие коридоры в крюйт-камеру,[36]36
  Крюйт-камера – помещение для хранения пороха.


[Закрыть] где специальные фонари и обитые медными листами стены предохраняли взрывчатку от малейшей искры.

Вслед за другими канонирами Иван доложил о готовности и замер у пушки. Рядом молча стояли номера его расчета. В наступившей тишине было слышно, как бьется о борт волна, гудит ветер в снастях и хрипит помпа.

– Молодцы, ребята! Капитан благодарит, фрегат изготовили к бою за шесть минут! Как на королевском смотру! – произнес прибежавший с мостика младший лейтенант, назначенный управлять огнем пушек левого борта. Теперь, совсем как на последних учениях, он обнажил саблю и встал на свое место у фок-мачты.

Все ожидали дальнейших распоряжений. Пока же тихо, очень похоже на учения. Вдруг француз испугается и удерет? Говорят, их корабли быстроходнее… Вон, слышно как наверху приказывает прибавить парусов Джимми. В открытые пушечные порты ничего не видно, только море и голубое небо.

– Ты о чем думал, сопляк, когда выкинул за борт мой мешок? Мог бы засунуть в посудный шкаф, – у соседней пушки чернявый матрос с серьгой в ухе зло шипел на молодого товарища.

– Приказали выбросить все лишнее, – оправдывался тот.

– Надо было позаботиться самому, а не бегать на камбуз за добавкой, – произнес кто-то.

– В мешке была моя лучшая бритва и кусок душистого мыла…

– Прекратите разговоры, пока офицер не услышал, – в спор вмешался канонир.

– После боя заявишь писарю, что мешок разнесло ядром. Мы подтвердим, и казна оплатит потерю твоей собственности!

Опять потянулись минуты тягостного ожидания. Будет бой или нет?.. Еще остается надежда… Кому хочется умирать?..

Все вздохнули с облегчением, когда услышали пушечные выстрелы. Неизвестность кончилась, и все стало на свои места. С правого борта радостно сообщили, что французские ядра легли с недолетом.

– Нервничают лягушатники, зря порох переводят! – радостно прокричал младший лейтенант. Что чувствовал в эти минуты он сам, конечно, не знал никто. Но в полном соответствии с требованиями Военного кодекса, под страхом смертной казни и запрещавшего всем офицерам выказывать сомнения и малодушие, этот юноша твердо стоял на виду у своих подчиненных. Даже подбадривал их.

– Спокойно, ребята! Без приказа не стрелять! Капитан знает свое дело! Подойдем на пистолетный выстрел!

Выстрелы французов участились, и все почувствовали, как дрогнула под ногами палуба, когда первое ядро попало во фрегат. Второе ударило точнее, и наверху раздался чей-то крик. Немного погодя первого раненного пронесли по трапу в лазарет.

Внезапно палуба накренилась, и в носовые пушечные порты полетели тучи брызг. Сумасшедший Дик совершил один из своих отчаянных поворотов и неожиданно вывел фрегат к тому борту француза, орудийные порты которого были закрыты, чтобы их не заливало водой.

– Канониры, целься! – скомандовал младший лейтенант. – Пли!

Грянул залп, и «Кентавр» словно шарахнулся от отдачи своих пушек. Только кремневой замок на орудии Ивана, еще не разогретом стрельбой, дал осечку. Пришлось схватить из кадки фитиль и сделать запоздалый выстрел. К орудию уже бежал помощник судового оружейника:

– Пружина ослабла. Сейчас сменим замок!

Но рядом уже стоял недовольный Громобой.

– Не мешкай, новичок! Заряжай быстрее!

Корабли разошлись контр-курсами, ветер унес облако порохового дыма. Теперь можно было хорошо рассмотреть вражеский фрегат. Сделанный в упор залп причинил незначительный ущерб – в его борту зияло лишь несколько пробоин. Сколько же ядер нужно в него всадить, чтобы вывести из строя?

Бой продолжался, и корабли то сближались, то расходились. «Проворный» постоянно пытался приблизиться и сцепиться борт с бортом. «Кентавр» уклонялся, а его картечь и пули морских пехотинцев косили ряды абордажных команд на палубе француза. На батарейной палубе же работа шла своим чередом. Оглушенные грохотом выстрелов, полуослепшие в едком пороховом дыму, люди четко совершали необходимые действия, многократно повторенные во время учений. Уже невозможно было расслышать слова команды офицеров, и расчеты вели огонь самостоятельно. С английского фрегата стреляли чаще, и было видно, что некоторые орудия «Проворного» уже не отвечают. Но и французские ядра не пролетели мимо. На близком расстоянии насквозь прошивали борта, рвали на части людей, калечили разлетавшейся острой щепой. Раненых быстро уносили вниз, а убитых стаскивали на середину палубы, чтобы их тела не загораживали узкий проход.

Твердая волна воздуха ударила Ивана в грудь и чуть не свалила с ног. Рядом с собой он увидел, как у соседнего орудия канонир и чернявый матрос с серьгой в ухе мгновенно превратились в облако красных брызг. Там, где они стояли на палубе, судорожно дергались четыре ноги.

Корабли вновь разошлись, и стрельба на время смолкла. По скользкой от крови палубе бежал негр с камбуза, тащил огромный медный чайник, всем предлагал промочить горло ромовым пуншем. Подошел Громобой, как и все почерневший от пороховой гари. Молча взглянул на убитых, одобрительно кивнул Ивану.

– Сколько людей потерял?

– Выбило троих.

– Хорошо работаешь. Становись к соседнему орудию! Главное, не снижай темп стрельбы.

– Как наверху?

– Бизань-мачта сбита, но Сумасшедший Дик умеет маневрировать. Скоро опять начнем.

– Французам досталось?

– Еще как! Уже не приближаются, держатся на расстоянии. Знают, что будем драться до тех пор, пока на корабле есть порох и ром. Вот в таких морских боях мы и охраняем свои приморские города и торговые суда…

Дуэль фрегатов продолжалась, и поредевшие расчеты делали залп за залпом. И опять летела щепа и брызги крови, а фрегат вздрагивал от новых попаданий. Внизу стучали плотники, заделывая пробоины и непрерывно работали все помпы, а наверху что-то трещало и рушилось. С помощью присланных морских пехотинцев удавалось вести довольно частую стрельбу, хотя многие орудия были разбиты. Чтобы восполнить потерю, в оставшиеся забивали по два, а то и три ядра. Некоторые пушки не выдержали такой стрельбы и их разорвало. Но бой продолжался, и ответный огонь неприятеля явно слабел.

Опять наступила тишина, и пороховой дым рассеялся. Стало видно чистое небо и у горизонта бурые паруса рыбаков, следивших за сражением. Иван еще раз проверил свое хозяйство. Теперь его расчет вел огонь из четырех пушек. Распорядился, чтобы поднесли новые ядра и заряды. Осмотрелся и только вздохнул – батарейная палуба являла жуткую картину, вся была залита кровью, завалена трупами и обломками.

Внезапно все потемнело, наверху раздались крики и выстрелы. Иван выглянул наружу и увидел, что украшенная резьбой и деревянными фигурами корма «Проворного» наваливается на фрегат. Исхитрился-таки Сумасшедший Дик, обманул француза, зашел ему в тыл… Напротив распахнулось окошко с мелкими цветными стеклами в ярко раскрашенной раме, показалось побелевшее от ужаса лицо.

– Пли! – не своим голосом заорал Иван.

Все его пушки громыхнули разом. За ними вразнобой выстрелили и другие. Ветер рвал дым, и было видно, как с кормы «Проворного» сыпались обломки и разлетались цветные стекла.

– Молодец, канонир! Ты французу разбил руль! – младший лейтенант, голова и рука замотаны бинтами, хлопнул Ивана по плечу. – Теперь мы его прикончим!

Глава 24

Но офицер ошибся. Бой закончился сам собой, что позволило всем его участникам считать – победа на их стороне.

Орудия французов делали редкие выстрелы и вместо ядер уже стреляли кусками цепей, длинными корабельными гвоздями и другим железным хламом. Один из таких зарядов оказался на редкость удачным и разорвал на куски стоявших на мостике Сумасшедшего Дика и рулевого. Англичане, хотя половина пушек и вышла из строя, упорно продолжали вколачивать ядра в корпус «Проворного». В его бортах зияли огромные пробоины, на корме бушевал пожар, но большая часть парусов сохранилась. С сильным креном, так что стала видна палуба, заваленная трупами, и ручьи крови, стекающие в океан, французский капитан даже с разбитым рулем искусно произвел поворот и вышел из-под огня пушек «Кентавра».

Англичане, чьи мачты были сильно повреждены, а паруса изорваны в клочья, не могли пуститься в погоню. Мистер Франклин, принявший командование фрегатом, решил, что следует исправлять повреждения и продолжать выполнять главную задачу – охранять флотилию рыбаков.

По всему фрегату начались восстановительные работы. Но первым делом нужно было позаботиться о раненных. Для них сделали все, что смогли, – разместили в одном из помещений вблизи камбуза, где было сравнительно сухо и туда проникал свежий воздух. Тем временем писарь спешно составлял «счет мясника», как обычно назывался во флоте список убитых, а матросы собирали все, что осталось от их товарищей и заворачивали в куски парусины. Затем капитан Франклин быстро прочитал положенную заупокойную молитву, и останки опустили за борт.

Больше всего было возни с установкой запасной мачты, восстановлением сложного парусного хозяйства. Реи и снасти нашлись в кладовых, но самих парусов не хватало. Подоспевшие рыбаки поделились своими запасами, и на белоснежных парусах фрегата, сколько сил уходило на их чистку и просушку, появились огромные бурые заплаты. К сожалению, восстановить мачты и паруса в прежней красе было невозможно, и «Кентавр» уже не мог развивать прежнюю скорость. Чтобы пополнить потери в команде, пришлось мобилизовать некоторое число рыбаков, так что фрегат в какой-то степени восстановил свою боеспособность.

Среди раненых некоторое время числился и Иван. В бою обломком разбитой ядром обшивки борта его хлестнуло по ноге, но кость осталась целой. Сгоряча не обратил на это внимания, но потом еще долго хромал. Впрочем, служебных дел не оставлял и усердно помогал наводить порядок на батарейной палубе. Кроме того, ему, как умеющему читать и писать, приказали помочь писарю в составлении расходных ведомостей, которые следовало представить в Адмиралтейство. Так, занося на бумагу рапорты оставшихся в живых офицеров и остальных членов команды, он узнал, что во время боя на «Кентавре» не только истрачено много пороха и ядер, разбило шлюпку, уничтожена часть парусов, снастей и разного имущества, но имеются и другие потери. Оказалось, что во время спешной подготовки к бою за борт выброшено большинство офицерских и матросских сундучков и мешков с весьма ценными вещами. Французские ядра навылет пробили кладовую с бочонками рома, а пули изрешетили шкаф с китайским чайным сервизом в кают-компании и фамильные серебряные часы самого писаря.

Услышав такое, Иван недоверчиво хмыкнул. В ответ писарь и находившийся рядом Громобой весело расхохотались.

– У нас всегда так поступают после боя, – пояснил Писарь. – Капитан в порту подписывает ведомости, а казна оплачивает расходы. Таким образом, он получает добавочные суммы на благоустройство корабля и, например, может покрасить его дорогой стойкой краской, а не казенной размазней.

– Может покрыть черепицей и свой домик в деревне? – вставил Громобой.

– Остальные также найдут применение деньгам, а уцелевшие нахалы-мичманы, у этих сорванцов всегда пусто в кармане, еще и выколотят из сердобольных тетушек новые сундучки с бельем и обувь. Тебе какие потери записать?

– Ничего мне не надо, – буркнул Иван.

– Ну нет, нужно быть таким, как все… Получится, что на всем фрегате ты один не пострадал!

– Не валяй дурака, Джон! Даже у негра Адама ядром изорвало модные туфли с пряжками. Да и ты который день пьешь тройную порцию рома. Надо же осушить все бочонки до прихода в порт!

– Я тебе впишу кафтан из тонкого сукна с галуном и черепаховыми пуговицами. Королевская казна со всех нас берет налоги на войну, она не обеднеет!

– Ты не мучайся совестью, английским морякам обещают много, а платят мало. Бывало, мы по четыре года не видели жалования. Сейчас стало больше порядка, а вот раньше как воровали на адмиралтейских складах и верфях! Из материалов, отпущенных для двух судов, подрядчики строили третий и продавали на сторону! Все тащили – лес, паруса, смолу. Даже пушки!

– Без взятки ничего нельзя было получить! – с восторгом добавил писарь. – Капитаны не могли уйти в плавание, не заплатив чиновникам за право получить на складе провиант, снасти, ром. Чтобы как-то выкрутиться, делали приписки, включали умерших в платежные ведомости. Один даже оформил свою собаку на должность корабельного плотника… Если бы не Самуель Пепюс, Англия бы не имела военного флота!

– Что же он сделал?

– Просто навел порядок и заставил людей выполнять свои обязанности. Да еще прогнал со службы воров, лентяев и неучей, – сказал старый канонир.

– Пепюс был секретарем Совета Адмиралтейства и лично проверял и подписывал все счета на поставку материалов для флота. Сам являлся в доки и на склады, отлично разбирался в сортах пеньки, строевого леса, солонины. Его невозможно было обмануть. Такого страха навел на чиновников!

– И он все делал один? – недоверчиво спросил Иван.

– Его поддерживал парламент. Там заседает много владельцев мануфактур и судов, которые вложили свои деньги в заморскую торговлю. Для ее защиты нужен сильный флот. Они же поддержали предложения Пепюса создать в Англии первые морские школы по навигации и артиллерии, разрешить парням, уже послужившим на море, сдавать экзамены на первый офицерский чин. Тысячи людей помогали ему в работе!

– Неужели этот Пепюс совсем уничтожил взятки?

– Ну, до этого не дошло! – рассмеялся Громобой. – Он был умный человек и только требовал, чтобы не было явных краж и приписок. А если дело сделано, то почему бы не получить причитающийся процент. Сам он подарки брал, но стоимостью не более десяти процентов от суммы сделки. Так что все были очень довольны.

– Теперь у нас война и казна на всем экономит. Адмиралтейство приказало расходовать как можно меньше на резные фигуры, позолоту, громадные флаги и другие украшения на кораблях.

– Точно подсчитали! Значит нам жалование не выдадут до конца войны!

Больше Иван не задавал вопросов. Пусть от английской казны будет кафтан с черепаховыми пуговицами! Одежда, которую выдали на фрегате, совсем обтрепалась, а та, что была справлена перед плаванием в Архангельск, потеряла всякий вид. Кожаную сумку, в которой она находилась, погрызли корабельные крысы, все в ней промокло и покрылось плесенью. А ведь когда придем в Англию, нужно будет прилично одеться. Капитан Франкин, теперь никто уже не думал называть его Джимми, и это имя перешло ко второму лейтенанту, предупредил, что для производства в мичманы предстоит пройти собеседование и экзамены у суровых начальников.

Одному из мичманов, которому в бою обломком реи сломало обе ноги, капитан приказал позаниматься с Иваном тригонометрией и другими точными науками, ознакомить с экзаменационными требованиями. Теперь ежедневно сидели над задачками и таблицами. Мичман, ровесник Ивана, томился от скуки и радовался такому развлечению. Много рассказывал о флотских порядках и адмиральских причудах. Да еще и подбадривал – на экзаменах придираться не будут. Время военное и младшие командиры позарез нужны на флоту.

Плавание продолжалось. «Кентавр» совершал короткие переходы в районе лова, и его новая оснастка хорошо выдерживала свежую океанскую погоду. Случалось, что из-за горизонта появлялись верхушки чьих-то мачт, и тогда фрегат менял курс. Обычно это были свои, но однажды настигли французского купца, который ничего не знал о начале войны. Давным-давно он ушел из Бреста в Африку с грузом тканей, бус и разной мелочи. Потом расторговался, набил свои трюмы неграми и, в обход испанских таможен, развозил их по островам у берегов Америки. Теперь весь его груз – сахар, табак и некоторое количество золотого песка – был признан военной контрабандой, и после продажи в Англии должен будет пополнить королевскую казну и кошельки моряков фрегата.

Одним словом, «Кентавр» стал настоящим «крейсером», который из конца в конец бороздит океаны и моря, защищает свои суда, а на перекрестках торговых путей подстерегает чужие… Путина закончилась, и флотилия рыбаков направилась в родные порты. Ее провожали стаи альбатросов, чаек и других морских птиц.

– Вот они, «куры матушки Кэри», – сказал кто-то на палубе «Кентавра».

– Это души наших парней, что покоятся в океане.

– Да, теперь они служат у ее мужа, морского дьявола Дэви Джона.