Текст книги "Вьетнамский коктейль"

Скальная площадка в двух километрах от вьетнамо-камбоджийской границы.

Как оказалось, поспать мы все оказались горазды. Главное было сказано без слов: я вернулся, Энди сдержал наше тайное собственное соглашение, а по нашему виду он сделал совершенно правильное предположение, что задание выполнено. Думать о том, что будет завтра, послезавтра и всю оставшуюся жизнь было еще рано, надо было еще отойти от недавнего страшного прошлого. Сон – наилучший лекарь и выспавшись, мы смотрели на мир несколько иными глазами, чем вчера. Появился зуд задавать вопросы, но даже во время завтрака никто не начал перекрестных допросов. Выкурив сигарету, я ждал, кто начнет первым. Если бы было с кем заключить пари, я бы поставил на Тханга. Точно, я бы выиграл кучу денег! Непроницаемый вьетнамец резко спросил, обращаясь к Энди по-русски. С таким же успехом он мог бы спрашивать его и на суахили – кроме английского и нескольких по-вьетнамски он ничего другого не понимал.

– Янки, где мои товарищи, почему они не с тобой?

Я точно перевел, Энди пожал плечами и сказал Тхангу.

– Тебе ведь лучше знать, что с ними могло случиться. Ты ведь сам отдал им приказ уничтожить вертолет и меня.

Все это не особенно удивило меня, мне больше были интересны технические аспекты битвы за вертолет.

– Они отобрали у меня твой пистолет, потом потребовали, чтобы я вывел из строя вертолет, но чтобы со стороны это не было заметно, а меня хотели застрелить прямо в кресле пилота. Это должна быть твоя работа, так они запланировали. У них было два автомата против одного мирного вертолетного извозчика. Они считали меня каким-то мало живущим безоружным изотопом и потому, пока я возился в вертолете, якобы разламывая его на составные, я все же помнил, куда ты бросил пистолеты, так что ребята даже не успели удивиться. Стрелок я неважный, но с такого расстояния и из двух таких замечательных пистолетов…

Я не понимаю, что за игра здесь идет, но чутьем ощущаю, что весьма крупная и я в нее вляпался по самые уши.

Мне пришлось переводить все это Тхангу и незаметно подтаскивать пистолет к бедру, пока он не лег привычно в ладонь. Тханг мрачнел с каждым моим словом и пока Энди еще сокрушался, что влип в такую историю, рука Тханга рванулась к «беретте». Энди отшатнулся, увидев в полуметре от себя черный и глубокий глазок пистолетного дула, инстинктивно закрылся от пули руками. Раздался щелчок, и Тханг с недоумением взглянув на один из лучших в мире пистолетов, попытался выстрелить еще раз. Меня это не удивило, я еще не видел ни одного пистолета, который мог стрелять без патронов. Я вытащил их из обоймы еще в кафе, когда Тханг излагал мне свой иезуитский план. Рука Тханга потянулась к ножу, но, увидев спокойно лежащий у меня на коленях «стечкин» он снова принял свой обычный непроницаемый вид, презрительно отбросив в сторону «беретту».

Наступил мой черед задать пару вопросов своему напарнику и проводнику. При всем том, что случилось, я хотел понять этого человека: почему он рисковал вместе со мной, когда его могли несколько раз попросту ухлопать или прицельно или случайно, его могли схватить полицейские и замучили бы в тюрьме… И помогая мне, при этом хотел убить меня, строил мне ловушку, отдал приказ убрать летчика, который был нашей спасительной соломинкой… Все это вместе не укладывалось у меня в связную картину. Понять большую игру в верхах моего начальства я тоже не мог, не хватало информации, да мне уже, сказать по правде, было на все это наплевать – меня там уже списали. Но они сидели далеко, планировали свои великие операции в тиши кабинетов, без взрывов, выстрелов в упор, крови на лицах и развороченных животов. Оттуда операция кажется математической задачей, только вот нам, пешкам в этой большой игре и приходится выполнять всю грязную работу. Но это речь о тех Высших чинах, а что двигало этим человеком, такой же пешкой, но предававшем людей, которые еще несколько часов назад вместе сражались на одной стороне баррикады и одинаково рисковали головой. Самое печальное то, что я был уверен, что никаких ответов на свои вопросы не получу. Может, покойный ныне полковник и мог бы выбить из Тханга какие-то сведения (и то вряд ли), но я не гестаповец, не энкэведешник, так что на ответы мне рассчитывать нечего. А что с ним делать, придется решать мне…

– Ответь мне, Тханг, на пару вопросов. Не захочешь, твое дело, заставлять тебя не стану. Хоть я и воюю в твоей стране, но действовать как вы, не могу. Если приходится убивать, то я это делаю в бою или спасая свою шкуру. Звучит не очень патриотично, дядюшка Хо вряд ли похвалил меня, но он же меня и наградил вашим орденом. Значит, и из правил бывают исключения. Но я не о теории, а самой что ни на есть практике. Ты имел столько возможностей избавиться от меня, что меня уже вовсе не должно существовать на этом свете. Но ты ждал. Понимаю, без меня операцию вам было не провести, это тоже ежу понятно. Но зачем ты меня хотел сдать американцам? Зачем вся эта комедия с Фай? Почему ты приказал убить Энди и только повредить вертолет, а не просто сжечь его? Наконец, почему ты не сделал попытки убить нас с Энди, ведь у тебя еще и «лилипут» привязан к ноге? Он, конечно, не для настоящего боя, но дырки в наших головах мог сделать вполне даже настоящие. И последний вопрос – на чьей стороне ты воюешь? О нас с Энди говорить не приходится, мы по разные стороны траншеи, просто судьба так пошутила с нами и мы вместе. А вот где ты? Прости, что задал сразу столько вопросов, но хоть на часть из них ты можешь ответить?

Тханг молчал, но я чувствовал, что он все-таки заговорит, и терпеливо ждал. Энди ни черта не понял из моего монолога, но почувствовал сложность ситуации и тоже помалкивал.

– Я больше не хочу воевать. Ни с кем, ни за чье дело. Вы, европейцы, никогда не можете определить наш возраст. Так вот – мне уже 58, мальчишкой я воевал с французами под Дьен Бьен Фу. Мы сражались за свою независимость и победили. Потом началась другая война: с одной стороны пришли вы, американцы, с другой – Советы и Китай. Один мой старый друг дал мне книги Ленина, Мао, Хо Ши Мина. Я прочитал и поверил, можно и на нашей земле устроить если не рай, то что-то похожее. А получилось все наоборот: брат пошел на брата, сын на отца… И все говорят, что воюют за демократию. Только я видел, что и в той части страны и в другой пытают и убивают тех, кто думает, не как они сами, одинаково…

К полковнику у меня особый счет был, я не считал его человеком, не место таким на земле, да и на небе, думаю, для него тоже места не найдется. Потому и помог тебе, а дальше ты мне не нужен, ты чужак, и ты, янки, чужак. Вам обоим нет места здесь, но сами вы не уйдете, вы тоже не вожди: а солдаты. А если солдат не уходит сам, его надо убить. Хотя ты, русский, меня перехитрил, да и ты, янки, не промах. Твой вертолет я оставил на старом месте и не хотел его взрывать, чтобы запутать свой отход. Но еще в Сайгоне я узнал, что за ловушки вы там устроили – южаки от злости рубашки на себе грызли, а когда прибыли – вертолета – то и нету…

За пистолет я схватился – моих товарищей ты убил, янки, хотя и винить тебя не могу – ты свою жизнь защищал, они – свою. И ты прав насчет «лилипута», вот он, – Тханг задрал штанину. Только решил не использовать его. Мне теперь все равно – ни к тем, ни к другим пути у меня больше нет. Не поверят мне ни те, ни другие, так какая ж мне разница: гнить в «тигровой клетке»в Сайгоне или Ханое?

Ответ Тханга озадачил, хотя я и не надеялся, что он вообще что-нибудь скажет. Но он сказал и озадачил нас, когда я перевел все Энди. Он внимательно посмотрел на вьетнамца и задумался. Теперь молчали все, и было о чем. Не можем же мы сидеть здесь и ждать, когда эта война кончиться?

Тханг первым нарушил молчание: «Отсюда надо быстрее уходить, нас наверняка засекли с воздуха и теперь надо ждать гостей вот на таких игрушках, – и он похлопал по обшивке вертолета.

– Энди, сколько у тебя еще горючего?

– Не очень, мы уходили с базы, баки были уже не полные, а потом, я сколько сжег при нашей битве при Чаттануге.

– Короче, далеко нам не смыться. Давай свою карту.

Карта была достаточно подробной, но на севере заканчивалась весьма далеко от таиландской границы. Не сговариваясь, мы одновременно подумали о Таиланде, как месте, где можно хоть временно отсидеться. Но до Таиланда было много-много миль (или километров – кому что роднее) и добраться туда через джунгли, кишащие воюющими все со всеми и друг против друга северных и южных вьетнамцев, племен народности тхеа, и для которых война была нормальным образом жизни, а вооружены они были наисовременнейшим оружием, которое выменивали у американцев за наркотики. Я уже не говорю обо всех других племенах горячо любивших свои плантации мака, как самого надежного источника получения всевозможных благ цивилизации. И, наконец, не упоминаю о бандах бывших гоминдановцев, которых Мао изгнал из Китая, но не объяснил, где жить и на что существовать. Бывшие солдаты образовали свои собственные районы обитания и жили по своим собственным законам. Ни с одной из этих компаний мне, ни за какие коврижки не хотелось бы повстречаться в джунглях. Но невидимками мы не были и только в своих бренных телах надеялись попасть в благословенную страну Таиланд. Для нас в тот момент это было таинственное Эльдорадо конкистадоров Кортеса. Но туда еще надо было попасть. Я ненадолго задумался и поразился, как мало надо времени и много событий, чтобы три человека, таких разных и по национальности и по принадлежности разным социальным системам образовали единую команду. Причем каждому было ясно, что выжить мы можем только вместе. Все прочее было забыто или оставлено на будущее. Прямо, как в голливудском фильме, который по идеологическим соображениям стал доступен и нам, советским зрителям. У нас в прокате он шел под названием» Скованные одной цепью «. Мы были скованы необходимостью выжить, и это было покрепче любой цепи.

Карту мы изучали вдоль и поперек, причем я совершенно запутался при переводах и Тхангу втолковывал нечто по-английски (он слабенько усекал наиболее важное), а Энди я шпарил по-русски и замолкал, только увидев его остолбенение. Но так или иначе грандиозный план созрел. Он исходил из трех предпосылок: горючего в вертолете хватит ненадолго, раз, пешком по джунглям мы не пройдем и пятой части пути, как будем трупами, два, и в третьих, нам оставался только водный путь – Меконг. Как мы раздобудем себе средство передвижения, никто из нас не знал, зато каждый понимал, что даже на утлой джонке можно передвигаться быстрее, чем пешком через джунгли. Меконг тоже не подарок и на нем и на его берегах сидят тоже не ангелы, но это был шанс. Голосовать не пришлось. Стартовать, решили завтра пораньше, а пока проверить свою огневую мощь. Энди уже тщательно обследовал вертолет и обнаружил: что его прежние хозяева были люди запасливые – в аккуратных контейнерах серебристо поблескивали четыре ракеты» Сайдвиндер «. Каждая могла разнести в щепки самолет типа» Фантом» или МИГ21. При начинающемся дожде мы аккуратно, хотя и без нужной сноровки (не наша все-таки специальность) установили их на направляющие и соединили блоки управления. Неуправляемых ракет оказался такой запас, что мы набили ими все четыре контейнера, и еще осталось. К «Вулкану» припасов оказалось немного – сгоряча я всадил их в брюхо ковбоя-вертолетчика. Утешало то, что не зря. Курсовой многоствольный тоже был снабжен под завязку, и для бортового кое-что имелось. Кроме того, у нас были два «калаша»с шестью рожками, три «стечкина»с запасом патронов, «беретта»с одной обоймой и гроза уличных грабителей – «лиллипут». Все, расчет окончен. С таким арсеналом мы вполне могли объявить войну какой-нибудь Намибии, но, увы, наши противники были вооружены ничуть не хуже, а самое обидное – их самих было гораздо больше. Дождь все усиливался, хотя в вертолете мы не страдали от него, капли с такой силой барабанили по дюрали корпуса, что приходилось почти кричать, если собеседник не был рядом. К нам совершенно незаметно могла подойти целая танковая колонна, а не только взвод рейнджеров. Дежурить при таком ливне тоже было бессмысленно – часовой мог только увидеть вспышку выстрела или автоматной очереди, а дальнейшее – молчание, как сказал Гамлет.

Так что после непродолжительной дискуссии все растянулись на днище вертолета и решили положиться на судьбу и лень рейнджеров, которым тоже не светило искать нас в кромешной темноте, помня о ловушках, которых мы не поленились для них приготовить. Уже засыпая, я вспомнил, что у нас есть еще и гранатометы. Это совсем успокоило меня, и я провалился в сон.

Борт вертолета «Хок» где-то в районе вьетнамо-камбоджийской границы.

Дождь к утру поредел, и вяло моросил скорее по обязанности, чем с азартом. Мы благополучно провели ночь и с рассветом тщательно рассовывали все, что могло мешать, по закоулкам корпуса вертолета. Энди запустил двигатели, «Хок» легко приподнялся над деревьями и пока Энди пробовал свои штучки, я увидел компанию прибывшую для нашей торжественной встречи (или прощания). Как мы и предполагали, рейнджеры тоже не любили тропические дожди и решили наступать при более благоприятной погоде. Времени для переговоров у нас не было, поэтому я послал им длинную очередь из бортового пулемета, пока Энди разворачивался на нужный курс, и наше прощание так и закончилось.

Монотонность полета несколько скрашивала бутылка виски, которую я случайно обнаружил в нише, где дисциплинированные механики хранят всякие нужные мелочи. Мелочь в виде бутылки оказалась весьма кстати (в этом проклятом «Хоке» никакого отопления). Сделав изрядный глоток, я передал бутылку Энди, который бросил вертолет на милость божью и вцепился руками в бутылку, а ртом в горлышко. Пришлось отбирать силой, причем «Хок» при этом вел себя так, словно тоже отхлебнул их бутылки. Наконец, справедливость восторжествовала, вертолет принял нормальное положение, а я предложил виски Тхангу. Он отрицательно покачал головой. Я снова запрокинул бутылку и обнаружил жалкие остатки на донышке. Ну, Энди, вот это школа. Уверен, в России бы ты не пропал.

Тханг с самого утра был молчалив, словно вчера выложил годовую норму разговоров, хотя безукоризненно принимал участие во все делах по подготовке вертолета и был настроен весьма серьезно – проверял магазины в «калашах», осмотрел мины для гранатометов, уложил их в удобном месте и не обращал внимания на наши с Энди выкрутасы с бутылкой – белые, мол, что с них возьмешь…

До границы, сообщил Энди, оставалось миль пять, не больше, но и горючее было на пределе. Перетянуть бы через границу, хотя это понятие было здесь чисто условным, морально как-то легче. Мы перевалили через небольшой холм, как вдруг Энди буквально пошел по верхушкам деревьев.

– Правее по курсу два «фантома» или Ф – 111. Думаю, они меня не успели засечь. Надо срочно садиться, но куда?

Бросая вертолет то влево, то вправо Энди выискивал достаточную поляну или хотя бы скальный выход породы. Я и Тханг тоже разули глаза и всматривались в зеленое море джунглей, молясь в душе об удаче. То, что эти самолеты искали нас, сомнений не было – после того, что мы натворили в Сайгоне, мы стали весьма популярными личностями.

Стратегическая дорога номер 8, примерно в 10 километрах от Камбоджи между 9 и 12 часами.

Вдруг Тханг схватил меня за плечо и показал влево – в зелени промелькнуло что-то желтое. Захватив лыжами верхушку особенно высокого дерева, Энди круто заложил влево. Через несколько секунд мы увидели дорогу. На карту смотреть было некогда, но, скорее всего это была стратегическая дорога номер восемь. Все вместе это называлось – из огня, да в полымя. Дорога активно использовалась, и появление на ней колонны грузовиков было более чем вероятным. Но наверху нас ждали «Фантомы»и там шансов у нас не было одного на миллион. Энди уже принял решение и, пролетев немного вдоль дороги, нашел самое широкое место и без зависания, как заправский истребитель, пропахал лыжами полотно дороги, скользкое от дождя, а то бы это была наша последняя в жизни посадка. Опять оставалось ждать.

Энди оказался прав, самолеты не успели нас засечь и мы слышали рев моторов значительно правее. Была опасность, что они рейдируют район по квадратам, но при их скорости и квадраты у них были соответствующие. Мы закурили, унимая дрожь после смертельной опасности, как Тханг (вот уж зрение!) показал вниз и влево. Батюшки! Против нас двигалась настоящая воинская часть, с перепугу мне показалось не менее батальона. Оправившись от первого шока, выяснилось, что вовсе не батальон, а в лучшем случае усиленная рота. Но усилена она была здорово: кроме джипов и легких грузовиков с солдатами, колонну замыкали два бронетранспортера, причем один из них с легкой пушкой вместо пулемета, а возглавлял колонну, черт меня подери, танк! Настоящий старый добрый «Паттон»с пушкой длиной в телеграфный столб. Дорога шла петлей, и колонна находилась как раз в начале петли. В другом конце этой петли находились мы. И хотя колонна двигалась медленно, с соблюдением всех мер предосторожностей на случай засады, а «Паттон» нервно крутил своей башней, было ясно, что не позднее, чем через сорок минут они нас обнаружат и из двух пушек сделают из нас обыкновенный мясной фарш, с примесью останков вертолета. Несколько секунд мы стояли как мумии и беспомощно глядели на вытягивающуюся из-за поворота колонну. Взлететь бы мы не успели – нас сбили бы первыми выстрелами, пока мы бы беспомощно пытались вырваться из этой теснины. Так, удрать мы не могли, но ведь и погибать без единого выстрела было как-то неудобно. Мне пришла в голову сумасшедшая мысль, и я бросился к вертолету за дальномером. Сразу стала ясно, что дистанция в полтора километра великовата для наших автоматов и даже пулеметов, разве что для психологического эффекта… Но для «Сайдвиндера»и ракет А – 10 это вполне даже нормальная дистанция. Энди, кажется, начал понимать, к чему я клоню, но сразу же заявил, что «Хок» стоит не под тем углом и по азимуту и по вертикали.

– Спокойно, Энди, мы тебе обеспечим и азимут и вертикаль.

Я схватил мачете и бросил его Тхангу с приказом за пять минут срубить дерево не менее десяти сантиметров толщины по всей длине (можно и чуть потолще), длиной не менее четырех-пяти метров и с развилкой на конце. Тханг посмотрел на меня, как на полного придурка, но рванул к ближайшим деревьям быстрее лани. Я же достал из своего бесценного рюкзака два мотка репшнура, связал их и перебросил через моторную раму у самого основания стабилизатора. Энди тоже не терял времени даром – щелкая всяческими тумблерами и переключателями: он проверял боеготовность ракет. Такое ему, видимо приходилось делать не впервые, он быстро оценил возможности замысла и ловко делал все необходимое.

Тханг уже волок дерево, названия которого я наверняка и не слышал, но оно почти идеально подходило для наших целей. Приказав пока бросить бревно на дорогу я сунул ему в руки один конец репшнура и заорал Энди: «Командуй, шеф!» Энди высунул правую руку, и я изо всех сил потянул за шнур. Вертолет сначала нехотя, а потом довольно шустро начал разворачиваться влево. Энди выбросил левую руку и настал черед Тханга. Наконец Энди остался доволен маневром – с поправками на такую медленную цель «Сайдвиндер» справится одной левой. Теперь задача была посложнее – опустить нос вертолета, чтобы захватить цель, уж больно он задрал нос при такой посадке. Мы подставили бревно под хвост и начали с Тхангом медленно двигать нижний конец вперед. Наконец Энди и тут удовлетворенно взмахнул рукой – шабаш, ребята. Опять началось ожидание, колонна двигалась с максимальной предосторожностью, готовая отразить нападение из любой засады. Наш вертолет они или еще не заметили, либо сочли это суперхитростью высшего начальства и не знали что предпринять. Наверняка они уже запросили по радио об этом чуде на дороге, но вряд ли ответ придет вовремя – до расчетной точки колонне осталось примерно метров пятьдесят. Последний БТР, тот, который с пушкой тоже будет в зоне досягаемости нашего огня. Ждать осталось несколько секунд.

Два левых «Сайдвиндера»с ревом сошли с направляющих и на месте «Паттона» сначала полыхнули две ослепительное вспышки от взрывов ранет, а немного погодя показалось дымное пламя горящего танкового горючего. Телеграфный столб на башне уныло склонился вниз. Пока никто в колонне не понял, что происходит, мы с Тхангом трудились, как пчелки доворачивая вертолет к концу колонны. Бревно пришлось временно отбросить и вертеть вертолетом шнурами. Энди заорал: «Стоп»и мы схватились за бревно, как Ленин на субботнике. Пока мы его устанавливали под хвост нашего ястреба, БТР не дремал – из его коротенькой, но толстой пушки вырвался дымок, и через пару секунд у нас над головами прошла весьма опасная железяка, которая нанесла ущерб окружающей среде всего метрах в пятидесяти от нас и немного выше. Ждать, когда наводчик исправит свою ошибку, времени у нас не было. Энди рискнул – абсолютного захвата цели у него еще не было, и он понадеялся на конструкторов этой ракеты, авось успеет захватить даже на таком коротком отрезке. Мы замерли, но конструкторы оказались на высоте, даже нашим непрофессиональным зрением мы заметили, как ракета слегка довернула, и на месте только что стреляющего БТРа вспыхнул костер…

Тратить последний «Сайдвиндер» Эдди не стал, а снова начал нашу беспощадную эксплуатацию – мы снова поволокли этот чертов «Хок»в обратную сторону и снова бревном устанавливали нужную Энди вертикаль. Хотя цель была теперь неподвижной: впереди горел «Паттон», сзади безуспешно пока второй БТР пытался столкнуть с дороги горящий, у нас была сложная задача – точно установить прицел для неуправляемых ракет в центр колонны, в сгрудившиеся, как стадо, грузовики, между которыми беспорядочно суетились малюсенькие на таком расстоянии фигурки. Когда Энди в очередной раз махнул рукой, мы с Тхангом мокрые и грязные до костей просто повалились под брюхом вертолета и даже не отреагировали на противный вой уходящих ракет и не стали наблюдать за попаданиями. Энди деловито расстрелял все, что мы насовали ему в контейнеры (благо запас еще был) и довольный вылез из кабины. Улыбка слетела с его лица, когда он увидел нас. Занятый своим делом, он не подумал, что такое двоим ослабевшим людям перетаскивать такую махину, как его обожаемый «Хок». Наши улыбки вернули ему его хорошее настроение, и мы и он сделали хорошую работу – мы вписали новую страницу в историю войн: наземный бой вертолета с механизированной колонной. Звучало неплохо, но немного фантастично. Все равно правдивый отчет о беспримерном сражении ляжет в одну из секретных папок, а газеты сообщат о дерзком и вероломном нападении вьетконговцев на мирную колонну, перевозившую рис для голодающих беженцев с Севера.

Но пока нам на газетные заголовки было наплевать, надо было снова уносить ноги, драпать, смываться, линять – как ни называй, но оставаться здесь даже несколько лишних минут могли нам дорого обойтись. Те «Фантомы» наверняка уже получили сообщение о новой великой битве и мчались к нам. Мы еще раз поднатужились, вытащили хвостовой винт из веток ближайшего дерева, куда мы его сгоряча засунули, и Энди в своей манере едва поднявшись над дорогой, рванул вперед. Началась гонка: что произойдет раньше – мы достигнем границы и сядем, у нас кончится горючее или нас поймают «Фантомы». Все произошло почти одновременно. Мотор начал чихать, но Энди увидел крошечную поляну, куда можно было сесть почти невредимыми, а пилоты самолетов совершили спасительную для нас ошибку, потеряв десять минут на облет горящей колонны и выслушивая бредни о вертолете, который с земли устроил это побоище. Летчики вообще не очень-то верили в тяжкость боев на земле – сверху видна цель, и ее надо поразить. Сколько при этом прольется крови, их не интересовало, тем более что сверху кровь не видна. Главное – цель уничтожена. Вот ежели нет, то позор и стыд! Здесь же они из чистого любопытства оглядели дело наших рук и рванули за нами следом.

А мы просто падали, мотор еще пытался кашлять, но нас дотянуть до спасительной поляны не мог. Энди постарался сделать минимальным угол снижения, и мы все-таки, срубив несколько макушек деревьев, плюхнулись на заветную полянку, проскочили ее, развернулись и, врубившись в громадный ствол мангра, стали неподвижно, как статуя Свободы. Не хватало только факела.

Тханг опять среагировал первым. Он подхватил оба автомата, сумку с магазинами и, выпрыгнув из вертолета, понесся к противоположной стороне поляны. Мы оказались тупее, но тоже опомнились от непривычной посадки – я схватил ящик с минами, а Энди прихватил гранатометы. На большее нас не хватило, первый «фантом» проскочил было мимо, но вертолет заметить успел, потому второй самолет успел всадить в наш славный «Хок» две ракеты. Сверху для пилотов не было понятно, достаточно ли удачной была посадка, но разбитый вертолет говорил о том, что посадка была аварийной. Две ракеты сделали аварию абсолютной реальностью, вертолет горел, но взрыва баков не произошло – горючего для фейерверка не хватило. Вид горящей машины, видимо, удовлетворил пилотов, а что касаемо людей с этого вертолета, то это было не их дело. Свое они сделали – этот строптивый «Хок» горит, как обычные дрова в печке.

Теперь мы безлошадные тоскливо смотрели на догорающий вертолет. Все похватали оружие, а я – целый мешок с банками тушенки. Как у небезызвестного Никиты Пряхина у меня болела душа, что такое добро пропадает… Горели интенсивно кабина и хвост – в середине гореть было особенно нечему, голое железо! Огонь подбирался к задней части фюзеляжа, и вот-вот могли рваться наши запасы ракет А – 10. Вход и выход в центральной части кабины свободный, них джип протолкнуть можно, если постараться. Надо было рискнуть, жратва дело серьезное. Я стащил с Энди куртку, обмотал голову, оставив дырки для глаз и начал спринтерский забег. Запрыгнув в кабину, я осмотрелся – задняя часть уже полыхала ярким пламенем, зато мешок с тушенкой лежал буквально под ногами, от удара его выбросили из угла, где мы его скромно пристроили. Брезент был советский, пуленепробиваемый и только слегка дымился среди этого огненного ада. Не знаю, как пришло решение, но выпрыгнул я с противоположной стороны, крепко сжимая довольно увесистый мешок с тушенкой. У нас не было времени рассмотреть подробно место приземления, и как оказалось в десяти метрах от вертолета, был довольно глубокий обрыв, куда я, полуслепой от ядовитого дыма и огня, стремительно свалился. При этом я не выпускал из рук сумку с тушенкой, и она при каждом моем кувырке больно ударяла меня по разным частям тела. Наконец я зацепился за какой-то ужасно колючий куст и замер, мысленно проводя инвентаризацию конечностей. И вот в это самое время ухнуло, так ухнуло! Даже из своей ямы я увидел столб пламени и разлетающиеся стрелы – уцелевшие ракеты пошли искать несуществующие цели, а ухнули все наши боеприпасы. От вертолета не осталось ничего, только выгоревшее и еще кое – где тлеющее пятно. Обломки разлетелись в радиусе от 50 до 100 метров. Боезапаса у нас еще оставалось многовато. Чертова яма спасла меня от неминуемой гибели – взрывная волна прошла выше, а обломки перелетели через мою грешную голову. Обдумывая, как это все происходило я потихоньку пробирался среди горящей травы и наконец, с мешком тушенки в руке, вышел на поляну. Художник Иванов выбрал для своего знаменитого полотна «Явление Христа народу» не тех натурщиков. Эти двое – американец и вьетнамец могли сэкономить ему кучу денег – на их лицах было написано все, что только может изобразить человеческое лицо: от испуга перед чудом и радостью мальчишки, впервые попавшего в цирк. Пламя закрыло от них мой цирковой номер скатывания вниз без страховки, и они совершенно правильно решили, что меня уже нет, и вряд ли они найдут что-нибудь, чтобы похоронить. Чтобы доказать подлинность своего существования я загремел банками тушенки. Стадия столбняка сменилась индейским кличем Энди и улыбкой Тханга.