Текст книги "Жернова. 1918–1953. Книга десятая. Выстоять и победить"

Виктор Мануйлов
Жернова. 1918–1953
Книга десятая
Выстоять и победить

© Виктор Мануйлов

***

Часть 36

Глава 1

В Сталинграде третий месяц не прекращались ожесточенные бои. Защитники города под сильным нажимом противника медленно пятились к Волге. К началу ноября они занимали лишь узкую береговую линию, местами едва превышающую двести метров. Да и та была разорвана на несколько изолированных друг от друга островков.

Казалось бы, какой смысл удерживать эти ничтожные кусочки обрывистого берега, рассеченного глубокими оврагами, губить здесь десятки тысяч советских солдат? И немцы не собирались превращать Сталинград в главную и основную цель всей летней кампании сорок второго года, имея намерение лишь прекратить по Волге судоходство, что, кстати, им удалось с выходом к Волге севернее Сталинграда. Но выход к Волге на пустынном берегу – это одно, а овладение городом, носящим имя Сталина, совсем другое. Именно от этой точки должно было распространиться господство германских войск над главной водной артерией русских в обе стороны.

К ноябрю немецкое вклинение в глубину советской территории на юге напоминало гигантский язык, вытянутый в сторону Каспия между Главным Кавказским хребтом и излучиной Волги, обращенной к Дону. В северо-восточной части этого «языка» образовался «нарыв», центром которого и стал Сталинград. Но, начиная с октября, в северной части этого нарыва, в районе города Серафимович, и в юго-восточной, в районе Сарпинских озер, уже сгущались дивизии и корпуса Красной армии, готовые ударить с двух сторон и отсечь 6-ю армию генерала Паулюса и части 4-й танковой от основной массы немецких войск.

Предстоящей операции, предложенной Жуковым и Василевским, Сталин присвоил кодовое наименование «Уран». Сопутствующие операции тоже получили кодовые названия из списка планет солнечной системы.

* * *

Начальник Четвертого управления НКВД (разведка, террор, диверсии в тылу противника), генерал-майор Судоплатов, подтянутый, с мягкими, типично славянскими чертами лица, умными карими глазами, с двумя орденами Боевого Красного Знамени и орденом Красной звезды на гимнастерке, стоял перед Сталиным и смотрел на него несколько напряженным, ожидающим взглядом. Он только что закончил доклад о работе своего управления, посвященный в основном дезинформации противника с помощью перевербовки засылаемых в наши тылы агентов абвера.

Сталин, до этого ходивший по ковровой дорожке от стола до двери и обратно, остановился перед генералом и, пытливо заглянув в его глаза, спросил:

– Вы сказали, что ваш агент по кличке «Макс» прошел специальную подготовку в немецкой разведшколе…

– Так точно, товарищ Сталин. Только я должен уточнить. Кличку «Макс» нашему агенту дали немцы. У нас он проходит по кличке «Гейне».

– Почему именно «Гейне»? Он что, еврей?

– Никак нет, товарищ Сталин. Русский.

– Он любит этого поэта?

– Не знаю.

– Почему же тогда вы переняли у немцев их кличку «Макс»? Эта кличка лучше подходит вашему агенту?

– Никак нет. Лишь только потому, что под этой кличкой он работает у нас.

– Впрочем, это не имеет значения, – отстранил Сталин движением руки все предыдущие уточнения. – А не могли немцы перевербовать этого вашего… «Гейне»-«Макса»?

– Никак нет, товарищ Сталин. Мы верим этому человеку, верим в его преданность нашему делу, своей родине. Более того. С его помощью мы обезвредили двадцать восемь вражеских агентов, часть из них перевербовали, они работают под нашим контролем.

– Это хорошо, товарищ Судоплатов, что вы верите своим людям. Но осторожность никогда не помешает.

– Так точно, товарищ Сталин. Между тем есть агенты, которым мы доверяем полностью. К таким агентам относится и «Гейне».

– И что это за человек?

– Его фамилия Демьянов, зовут Александром. Он из знатного дворянского рода. Его прадед был первым атаманом кубанского казачества. Отец, офицер царской армии, погиб на германском фронте в пятнадцатом году. Дядя был начальником контрразведки у белых на Северном Кавказе, служил у генерала Улагая. Умер от тифа в плену у красных. Мать закончила Бестужевские курсы, пользовалась известностью в аристократических кругах Петербурга. Она отказалась уехать в эмиграцию. Они вдвоем с сыном жили в Петербурге, бедствовали. Несмотря на все это, Демьянов остался верен своей родине. Он сотрудничает с нами более десяти лет. Художники, артисты, писатели, дипломаты иностранных государств – вот сфера его деятельности до войны. Ему не пришлось менять ни образа жизни, ни своего поведения, чтобы стать своим в этой среде. Немаловажно и то обстоятельство, что вместе с ним на нашу разведку работает и его жена, Татьяна Березанцова, и тесть, профессор медицины Березанцов. Это облегчает работу нашего агента.

– А немцы… они ему тоже доверяют полностью?

– Пока у нас нет данных, которые бы говорили об обратном. По нашей легенде Демьянов перешел на сторону немцев, будучи добровольцем народного ополчения, он ненавидит советскую власть, которая отняла у него все. Правда, поначалу немцы встретили его весьма настороженно, но после тщательной проверки убедились, что Демьянов находился в разработке их московской резидентуры еще в тридцатые годы, что его хорошо знают в эмигрантских кругах.

– И какую задачу поставили они перед «Максом» немцы?

– Осесть в Москве, создать агентурную сеть и проникнуть в наши штабы. Мы пунктуально решаем эту поставленную перед ним задачу, товарищ Сталин. В настоящее время «Гейне» является офицером связи при Генеральном штабе, он «завербовал» несколько работников Генштаба, бывших офицеров царской армии.

– Это очень хорошо, товарищ Судоплатов. Я почему вас спрашиваю об этом, – произнес Сталин и, замолчав, снова двинулся к двери. Но, пройдя всего три-четыре шага, остановился, обернулся, продолжил: – Я потому спрашиваю, что, если ему так доверяют немцы, мы могли бы использовать его не просто для вылавливания немецкой агентуры и проведения малозначительных операций, а для передачи немецкому командованию дезинформации стратегического характера… Как вы думаете, ваш «Гейне» сможет выполнить такую работу?

– Я уверен, что сможет. Все дело в том, насколько эта дезинформация будет похожа на правду.

– Я думаю, что с помощью работников Генштаба вы будете снабжать немцев не только дезинформацией, но и весьма полезной для немцев информацией… Должен вам сказать, что в ближайшее время на фронте предстоят значительные события, и нам хотелось бы, чтобы немцы обратили свое внимание на такие из них, которые не имеют для нас решающего значения. И не заметили другие, более важные… – Сталин снова остановился напротив генерала Судоплатова, посмотрел на него снизу вверх, закончил: – Обратитесь от моего имени к начальнику Генштаба Василевскому. Он поможет вам решить эту задачу. Но о ней должно знать весьма ограниченное число людей. Список этих людей представите мне лично. Желаю успеха.

* * *

В тот же день Сталин принял начальника Генштаба Василевского.

– Я сегодня разговаривал с генералом Судоплатовым, – начал он, едва Василевский переступил порог его кабинета. – У них имеется агент, работающий на немцев и служащий в вашем штабе. Немцы ему доверяют. Хорошо бы использовать его для передачи немцам стратегической дезинформации. Ну, например, что мы готовим наступление под Москвой. Или на Кавказе. Или, скажем, там и там одновременно. И отвлекающий удар в районе Сталинграда. Потому что, как мне представляется, совершенно скрыть наши там приготовления вряд ли возможно. Что-то да станет немцам известно. Им наверняка уже кое-что известно. Но это не должно быть связано с предстоящей операцией «Уран». Пусть немцы по-прежнему считают, что мы кое-где, как и раньше, готовим резервы для привлечения их непосредственно к обороне Сталинграда. Как вы на это смотрите?

– О существовании этого агента мне известно, товарищ Сталин. Его устраивали к нам в Генштаб не без моего участия. Мы тоже подумывали об использовании его в целях дезинформации. Генерал Штеменко занимается детальной разработкой этой дезинформации. Предполагается сообщить немцам о наступлении наших войск на Кавказе, под Москвой и Ленинградом. Я не доложил вам об этом исключительно потому, что план этой дезинформации не вполне готов.

– Очень хорошо, что наши с вами точки зрения совпали, – произнес Сталин, но Василевский уловил в голосе Верховного нотки недовольства. – Я думаю, товарищ Василевский, что Ленинград надо исключить из этого списка. Хотя бы потому, что предыдущая попытка наступления под Ленинградом не дала ожидаемых результатов. А для подготовки новой нужно время. К тому же ваш агент не может знать всех тайн Генерального штаба. А немецкий Генштаб такая осведомленность агента может насторожить.

– Совершенно согласен с вами, товарищ Сталин, – склонил Василевский русоволосую голову. – Я передам Штеменко, чтобы он исключил Ленинград из разработки.

– Мы должны атакующими действиями на других направлениях заставить немцев тратить свои резервы и лишить их возможности придти на помощь 6-й армии Паулюса… Если, разумеется, у нас с вами получится все, что мы запланировали. Имейте в виду, что об этой дезинформационной операции могут знать лишь трое: вы, Штеменко и Судоплатов. И никто больше, – произнес Сталин. И повторил с нажимом: – Ни-кто! И впредь ставьте меня в известность обо всем, что касается этой задачи.

– Так точно, товарищ Сталин.

– И еще вот что, товарищ Василевский. Пусть этот агент передаст немцам, что наступлением под Москвой будет командовать Жюков.

Василевский с изумлением вскинул голову и уставился на Сталина, но переспрашивать не стал: Сталин в это время возился с трубкой, точно в кабинете уже никого не было.

Глава 2

Едва начальник Генштаба вышел за дверь, как заглянул Поскребышев и сообщил:

– Курчатов. Игорь Васильевич.

– Проси, – прошелестело в ответ.

В кабинет стремительной походкой вошел высокий человек не более сорока лет от роду, с пронзительными черными глазами, очень похожий на тех революционеров-разночинцев конца девятнадцатого века, которые сперва шли в народ, затем в ссылку, а из нее в эмиграцию.

Сталин пошел ему навстречу с улыбкой, которая говорила о том, что он рад встрече, давно ее ждал, да все как-то не получалось, и вот наконец-то встретились. Он протянул руку, задержал руку посетителя в своей и заговорил, но в обыкновенной своей медлительной манере, так не вяжущейся с улыбкой, продолжающей блуждать на его губах и в излучинах табачных глаз:

– Рад с вами познакомиться, Игорь Васильевич. Моряки очень похвально отзываются о вашей работе по размагничиванию кораблей на Черном и Каспийском морях. Теперь, как я понимаю, немецкие магнитные мины не станут наносить ущерб нашему флоту?

– Не станут, Иосиф Виссарионович. Пока немецкие конструкторы не придумают что-нибудь нового.

– Очень хорошо, – произнес Сталин, беря Курчатова под руку. Проводив его к столу, предложил сесть. Когда оба уселись напротив друг друга, спросил: – А что у нас получается с танковой броней?

– И с броней мы разобрались, Иосиф Виссарионович. Не стану, с вашего позволения, вдаваться в технические подробности, скажу только одно, что броня в результате соответствующих присадок и термообработки приобрела оба взаимоисключающих свойства: сравнительно высокую вязкость при повышенной твердости. Хотя, разумеется, это не предел, и возможности для улучшения танковой брони еще не исчерпаны. Нам представляется, что и комиссия по военно-техническим вопросам при Академии наук СССР должна продолжать свою работу.

– А что, кто-то хочет ее закрыть?

– Да, некоторые товарищи считают, что она работу свою выполнила и себя исчерпала.

– Товарищи явно заблуждаются, Игорь Васильевич. У нас, как всегда, наблюдаются две крайности. С одной стороны – тяга создавать комиссии по любому случаю, с другой – закрывать их, едва получив мало-мальский результат. В данном случае, как мне представляется, кто-то подвержен мании второй крайности. Не волнуйтесь, мы не собираемся распускать вашу комиссию. Даже, пожалуй, наоборот: постараемся расширить пределы ее деятельности. Но меня, Игорь Васильевич, интересует вот какой вопрос. Не можете ли вы популярно объяснить, что такое расщепление атома урана и к чему оно может привести с военной, так сказать, точки зрения?

– А что, есть какие-то новые данные по этой проблеме? – подался Курчатов всем своим телом к собеседнику, и на подвижном лице его отразились неподдельный интерес и нетерпение.

– Кое-какие данные имеются, – уклонился Сталин от прямого ответа. – Но вы не ответили на мой вопрос.

– При расщеплении атомов урана должна выделяться колоссальная энергия. Более того, при определенных условиях, пока еще не совсем ясных, может возникнуть цепная реакция, последствия которой трудно предугадать, – заключил Курчатов, продолжая буравить Сталина нетерпеливым взглядом.

Сталин усмехнулся в усы. Курчатов не первый, кому он задает подобный вопрос, стараясь уяснить политический и практический аспекты этой темы. Поверив в реальность создания атомной бомбы, он советовался по этой проблеме с различными учеными, стараясь отыскать среди них такого, который смог бы возглавить некий орган, способный теоретически и практически решить задачу создания столь необычного оружия в СССР, понимая, что от того, кто возглавит эту работу, зависит девяносто процентов успеха. Курчатов, сочетающий в себе качества крупного ученого и организатора, что он и доказал на деле, возглавив научно-техническую комиссию, представлялся Сталину наиболее вероятным руководителем такого органа. Но именно поэтому он пригласил его на беседу последним, чтобы его кандидатура не накладывала некой тени на других.

– Я вижу, Игорь Васильевич, что эта проблема вас явно заинтересовала, – произнес Сталин, раскурив свою трубку.

– Еще бы, товарищ Сталин! – воскликнул Курчатов. – Я столько лет отдал изучению этой проблемы! К тому же товарищ Берия уже разговаривал со мной на эту тему. И я даже подготовил докладную записку, в которой изложил свое видение проблемы и способов ее решения. К сожалению, пока мы в этом направлении не продвинулись ни на шаг. У нас нет ни помещения, ни денег, ни оборудования. А та база, что имеется в Казани, не способствует плодотворной работе. Да и большинство ученых-ядерщиков все еще заняты не своим основным делом…

– И каким же именно?

– Кто служит в радиовойсках, кто простым рентгенологом в армейских госпиталях. Талантливый физик Флёров, например, служит специалистом по спецоборудованию в авиационном полку. Кое-кто все еще продолжает вести работы по размагничиванию кораблей, улучшению броневой стали…

– Что поделаешь, товарищ Курчатов, если ваши атомщики проявляют себя такими разносторонними специалистами. Их работа крайне важна. Но, как говорится, всякому овощу свое время. И вашему овощу время пришло. Именно поэтому я и обратился к вам, чтобы хоть в малой степени удовлетворить свое невежество. Так вот, должен вас известить: в Америке вплотную заняты этой проблемой и уже достигли кое-каких результатов на пути… э-эээ… получения цепной реакции. Кое-кто даже говорит о создании атомной бомбы. Как вы на это смотрите?

– Теоретически это вполне возможно. Что касается практического осуществления, то здесь еще очень много неясного. Мы до войны тоже наблюдали цепную реакцию деления ядер урана-235. Но в таких количествах и условиях, которые не позволяют делать далеко идущие выводы. Сложность заключается в том, как из ураносодержащей руды выделить уран-235. Пока известны два способа, но ни один из них до войны мы не успели опробовать. Наконец, у нас нет урана в таких количествах, чтобы вести масштабную работу. Нужна разведка месторождений, их освоение. В то же время, насколько мне известно, в Северо-Американских штатах сейчас собраны все лучшие физики и математики из разных стран, кто еще до войны работал в области расщепления атомов урана. Наверняка они в своих исследованиях продвинулись значительно дальше того уровня, который мне известен.

– Действительно, мы мало знаем о том, что там делается, – кивнул головой Сталин. – Есть кое-какие данные, что и в Германии работают над этой же проблемой.

– Вполне возможно, Иосиф Виссарионович, – несколько успокоился Курчатов. – Вполне возможно. Но в Германии остались ученые, которые никогда не блистали особыми успехами в этой области. Хотя, конечно, и в этом вопросе мне известно далеко не все.

– В свое время мы не придали значения предложению харьковских ученых о создании сверхмощного взрывного устройства: не до того было, – произнес Сталин. – Но теперь, в свете имеющихся фактов, и нам необходимо заняться этой проблемой вплотную. И для начала собрать в одном месте тех, кто может работать по данной теме. Есть у вас на примете такие люди?

– Да, товарищ Сталин, – ответил Курчатов, почувствовав в интонации собеседника некую официальность. – Но они разбросаны по разным ведомствам. И судьба большинства из них мне не известна. По просьбе товарища Берия я составил и передал ему список специалистов, но до сих пор не знаю, что сделано в этом направлении, – закончил Курчатов и смело глянул в глаза Сталину.

– Товарищ Берия сейчас занимается кадровой проблемой, – сообщил Сталин. – Не все так просто, товарищ Курчатов. Но самое главное в нашем деле – решить, стоит ли овчинка выделки… если иметь в виду, что сегодня почти все средства идут на вооружение нашей армии, а бомба невероятной мощности – это еще очень не скоро. И средств она потребует огромных. Раскрою вам секрет: наша разведка с некоторых пор начала активно работать в этом направлении. Сами понимаете, что здесь нужна кропотливость и чрезвычайная осторожность. Сегодня мы уже получаем кое-какие данные, которые помогут вам с большей уверенностью приступить к решению поставленной задачи. Я советовался с некоторыми авторитетными товарищами. Они в один голос рекомендовали вас в качестве руководителя проекта.

С этими словами Сталин поднялся из-за стола. Встал и Курчатов.

– Мне кажется… более того, я уверен, что эта задача вам по плечу, – закончил Сталин. – Настало время подумать о создании некоего центра по проблеме атома. Я бы даже сказал: атомной бомбы. Как вы считаете, Игорь Васильевич? – спросил Сталин, провожая академика до двери.

– Разумеется! – воскликнул Курчатов. – И как можно быстрее!

– Что ж, на этом и порешим. Заканчивайте свои дела в комитете и приступайте к работе над проектом. Думаю, что в ближайшем будущем вам со своими коллегами можно будет перебраться в Москву. Товарищ Берия и нарком по производству вооружений товарищ Ванников призваны помогать вам в этом деле, а товарищ Молотов возглавит эту работу в качестве координатора.

Глава 3

Пасмурный ноябрьский день быстро погружался во тьму ранней ночи. По Волге шла шуга, плыли отдельные крупные льдины, иногда целые ледовые поля. Из-за Волги время от времени били немецкие орудия и минометы, и над подвижной поверхностью реки вставали с гулом и тяжелыми вздохами белые столбы. Тогда возникали темные окна волжской воды, они двигались, окруженные шугой, парили, затем незаметно поглощались ею, и только глухой шум и треск исторгались с поверхности реки, впитывая в себя ни на минуту не прекращающиеся звуки боя, идущего в развалинах Сталинграда.

Сообщение между берегами было практически прервано. Пробиться через шугу, конечно, можно, но слишком велик риск, что плавсредство отнесет к берегу, занятому противником, и тогда шансов остаться в живых было бы не больше одного на тысячу. Лишь самые отважные рисковали перебраться с одного берега на другой в такое время. Да и то в виду крайней необходимости.

Подполковника Генерального штаба Николая Матова рисковать заставляло задание генерала Угланова: непременно побывать на правом берегу Волги в Шестьдесят второй и Шестьдесят четвертой армиях, выяснить, смогут ли они удержать занимаемые позиции, как долго, чем надо им помочь, чтобы они все-таки их удержали, приковывая к себе основные силы Шестой немецкой армии.

Матов привык выполнять приказы своего начальства пунктуально. Он даже представить себе не мог, что станет ссылаться на невозможность переправы с одного берега на другой, чтобы данные о положении армий собирать не в самих армиях, а вдали от них, хотя и здесь, в штабе Сталинградского фронта, имели прямую связь с правым берегом и знали все детали тамошней обстановки. А обстановка была такова: немцы начали новое наступление большими силами танков и пехоты, они в районе завода «Баррикады» вышли к Волге, отрезав от армии генерала Чуйкова одну из ее дивизий.

Матов стоял на берегу и смотрел, как движется лед. Льдины терлись о берег, налезали на него, звенели и трещали. Вступить на лед и сойти с него на том берегу – это, пожалуй, самое сложное. Но одному пускаться в путь рискованно. И Матов вернулся в землянку, где располагался оперативный отдел штаба Сталинградского фронта.

Начальник оперативного отдела подполковник Кучеренко, еще недавно работавший в Генштабе и потому хорошо знакомый Матову, встретил своего бывшего сослуживца молчаливым вопросом.

– Мне бы ватник, маскхалат, да сапоги подбить шипами, чтобы не скользили. Ну и… длинный багор, веревку метров двадцать-тридцать и толкового сопровождающего, – ответил Матов на немой вопрос Кучеренко.

– Все-таки решил идти?

– Ты же знаешь наше правило: все увидеть самому. Или можешь предложить что-то другое?

– Ничего другого сегодня я тебе предложить не могу. Но завтра-послезавтра на тот берег пойдут бронекатера, и ты без лишнего риска попадешь к Чуйкову.

– Завтра-послезавтра меня не устраивает. Мне надо сегодня.

– Что ж, удерживать тебя не стану. А халат, сапоги, сопровождающего и все прочее обеспечу. Когда собираешься идти?

– Как только взойдет луна.

– Тоже верно. Что, опыт имеется? Ах, да, ты же из поморов… Тогда тебе и карты в руки. А пока отдохни, чаю попей, а я распоряжусь. Заодно сообщу на тот берег, чтобы встретили.

Через некоторое время в землянку вошел человек в серой телогрейке, в накинутой на плечи белой куртке, шапке-ушанке и сапогах, но явно не военный, остановился у порога, огляделся. Было ему лет пятьдесят, морщинистое обветренное лицо, неряшливая бородка, мутные карие глаза, низенький и кривоногий. Он остановил свой взгляд на Матове, спросил:

– С тобой, что ль, пойдем?

– Со мной.

– А-а, ну-ну, гляди. Дело-то не шутейное – Волгу перескочить по такому льду. Тут и бывалый народ, случалось, нырял до самого дна… раков кормить. Звать-то-величать как?

– Николаем.

– А меня Федор Кузьмичом. Можно просто Кузьмичом: не из бар чай. Я смотрю, собрался ты хорошо… Приходилось, что ль, попрыгушками заниматься?

– Было дело.

– Ну, тогда что ж, тогда, бог даст, перескочим. Если фриц не подстрелит. Эка они там как сцепились-то – страсть. Я в Первую имперьлистическую воевал – такого не упомню.

– Времена меняются, – откликнулся, вставая, подполковник Матов.

– Оно конечно, кто ж спорит… – легко согласился Федор Кузьмич.

Луна выползла на очистившееся от облаков небо, укутанная в радужный воротник. Усилившийся к ночи мороз пощипывал щеки. Матов глянул на светящийся циферблат часов: 22–40. Бой на той стороне постепенно стихал. Лишь иногда вдруг вспыхнет яростная перестрелка, раздадутся слабые хлопки гранат, будто кто-то там что-то не успел доделать за день и теперь подчищал.

– Ну, что ж, Николай, двинем помаленьку, – произнес Кузьмич и, задавив ногой цигарку, шагнул к движущейся массе льда, выждал немного и неожиданно ловко перепрыгнул на плывущую мимо льдину.

Матов подождал, пока выберется почти вся веревка, и, глубоко вдохнув воздуху, тоже вспрыгнул на эту же льдину. Льдина качнулась под его ногами, но он удержал равновесие с помощью багра, затем выбрался на середину, внимательно следя за проводником. Тот, потыкав багром туда-сюда, перескочил на другую льдину и дернул за веревку, приглашая Матова следовать за собой. Матов перебрался к Кузьмичу, на этот раз более уверенно.

– Во-он видишь… поле? – спросил проводник, показав рукой на середину Волги. – Вот как до него доберемся, так, считай, мы на той стороне.

Матов поля не видел. Он видел что-то однообразно серое и зыбкое, но нисколько не усомнился в правдивости слов проводника: тут, видимо, нужен опыт, какого у Матова не было даже в Поморье. Там если и прыгали по льдинам, то исключительно днем, подбираясь к лежбищам тюленей. Да и поля там – это ж действительно были поля, а не жалкие островки, плывущие по Волге.

До середины реки добрались без приключений. Но здесь лед шел значительно быстрее, зато и льдины были крупнее и теснились одна к другой. По этим льдинам они бежали почти без остановок, перепрыгивая через трещины, канавы и воронки, заполненные шугой. Впереди двигались темные ноги Федора Кузьмича, а верхняя часть, укрытая белой курткой, точно висела в темном воздухе, то отдаляясь, то приближаясь, и Матов следил исключительно за ногами, запоминая, где они и как двигались – легкой ли трусцой, широким ли шагом или скачками.

Высокий обрывистый берег закрыл половину неба черной стеной. Теперь ориентироваться можно было лишь по взлетающим время от времени осветительным ракетам и пулеметным трассам, иногда проплывающим над головой.

Луна освещала реку настолько хорошо, что вблизи видны даже маленькие льдинки. Матов вполне освоился и теперь мог различать в отдалении и ледяные поля, и отдельные льдины, но только сейчас со всей отчетливостью понял, что пойди он один, еще неизвестно, дошел бы даже и до середины реки.

Плывущее ледяное поле, медленно вращаясь, совместилось с другим полем, прижатым к берегу. Кузьмич перескочил на него, Матов следом. И тут вдруг завыло, заскрежетало, и над головой понеслись огненные стрелы: с левого берега ударили «катюши», не менее десятка установок сразу.

Еще прыжок, пробежка, прыжок и… Матов, не рассчитав прыжка, оступился, потерял равновесие, нога провалилась в шугу, сапог хлебнул воды, но его подхватили под руки, выдернули из ледяной воды – и он оказался на снегу, который никуда не двигался и не раскачивался под ногами.

Кто-то, в солдатском ватнике и шапке, спросил:

– Вы – подполковник Матов?

– Я, – ответил Матов.

– Капитан Логунов, – представился человек. – Командующий Шестьдесят второй армией генерал-лейтенант Чуйков ждет вас в своем штабе. Прошу.

Матов отвязал от пояса веревку, передал багор Кузьмичу.

– Когда назад-то? – спросил тот.

– Думаю, следующей ночью. Подождете?

– А куды ж я денусь? Мне велено вас сюды и обратно.

– Где вас искать?

– А тут же, при штабе.

– Идемте, идемте, – поторопил Логунов, – а то фриц начнет сейчас обстреливать берег из минометов.

Штаб армии представлял из себя глубокую землянку, устроенную в обрывистом берегу, с ответвлениями, узкими ходами, отдельными помещениями, обшитыми тесом, со множеством народу, среди которого встречались женщины с детьми, раненые и много еще кого, к штабу явно не имеющие никакого отношения.

– Немец так бомбил и обстреливал минувшие два дня, что многие укрытия обвалились, вот народ и набился сюда, – пояснил капитан Логунов. – Сейчас саперы роют землянки, переведем людей туда, а лед встанет, на тот берег. У нас раненых скопилось – девать некуда. Так вот и живем… Вы у нас впервые?

– Да.

– Ничего, жить можно, – подвел итог капитан. – Можно сказать, курорт. А вот наверху…

Они остановились у полуоткрытой двери, откуда слышался настойчивый голос:

– «Земля», я «Берег»! Как слышите меня? Прием…

Миновали пункт связи и очутились еще у одной двери. Капитан одернул ватник, открыл дверь.

– Разрешите, товарищ генерал?

– Входи, Логунов. Встретил?

– Так точно, встретил! – и отступил в сторону.

Матов шагнул в землянку, освещенную двумя электрическими лампочками, увидел невысокого, широкоплечего генерал-лейтенанта с бугристым открытым лицом, с зачесанными назад черными волосами, с внимательным взглядом сквозь узкие щелки из-под косматых бровей, представился:

– Подполковник Матов, оперативный отдел Генштаба.

– Входите, подполковник, входите. Логунов, ты документы проверил у товарища подполковника?

– Никак нет, товарищ генерал. Да и зачем? Звонили же…

– Звонили… Мало ли что.

Матов достал из кармана документы, протянул генералу. Тот посмотрел, потом спросил, задержав руку Матова в своей:

– Искупались?

– Одной ногой: не рассчитал прыжка.

– Вот объясните мне, что за нужда заставила вас рисковать жизнью?

– Приказ, товарищ генерал.

– Не жалеет ваше начальство своих подчиненных. Или не представляет себе, в каких условиях мы тут существуем.

– Именно для того, чтобы представлять эти условия, товарищ генерал.

– Ну что ж, рад слышать. А то оставайтесь у меня: мне ответственные и смелые командиры нужны.

– С удовольствием, товарищ генерал. Но сперва я должен выполнить порученное мне задание.

– А в чем оно заключается?

– Побывать на передовой, своими глазами увидеть и понять условия, в которых приходится сражаться вашим войскам.

– Что ж, на передовой, так на передовой. Но учтите: немец сейчас давит на нас со страшной силой. Это сегодня ночью он что-то притих, а то ведь атака за атакой. Одних отбросим, он заменяет атакующих другими – и так уже четвертый день. Но и фриц, видать, тоже устал. А нам уставать не положено: мы на своей земле, от нее и черпаем силы. Сейчас готовимся контратаковать и вернуть утраченные позиции. Немец решил перекурить, а мы ему не позволим. Так что, если угодно, можете прямо отсюда двигать в расположение Тридцать девятой гвардейской дивизии, которая ведет бои в районе завода «Красный октябрь». Немец там потеснил их немножко, требуется вернуть утраченное. Капитан Логунов вас проводит. Только сначала переобуйтесь, а то ноги отморозите. Лучше в валенки. Логунов, организуй подполковнику валенки. И ватные штаны. А мы пока перекусим, чем бог послал.

Бог послал пшенку со «вторым фронтом», квашеную капусту и, разумеется, водку.