Текст книги "Загадки афганской войны"

Как могло произойти, чтобы, стреляя в упор из автомата, не попасть в намеченную жертву? Нужно быть очень метким стрелком, чтобы в этих условиях не поразить Амина, а убить идущего рядом с ним человека. Зачем вообще нужно было кого-то убивать? Достаточно было просто иммитировать покушение, что бы дать повод к попытке свержения руководства. Вероятно, адъютант Амина, подполковник Тарун, многое знал. Может быть, он и был организатором этой инсценировки покушения, а в политических играх не нужны много знающие свидетели.

С целью завоевания авторитета у народа и укрепления власти Амин освобождает из тюрем часть ранее арестованных лиц и объявляет о начале разработки новой конституции страны.

В то же время репрессии против инакомыслящих не сокращаются, а, наоборот, принимают все более крупные масштабы. Чтобы подчинить себе руководящие органы партии, он на очередном пленуме ЦК НДПА вводит в их состав преданных себе людей, в том числе и своих родственников.

События тех дней создали определенные трудности и для советского руководства. Ему нужно было решать, как поступить, но для этого оно ожидало предложений от представителей советских ведомств в Кабуле. Посол А. Пузанов сообщил общее мнение с И. Г. Павловским – на данном этапе следует идти на сотрудничество с Х. Амином. На это А. А. Громыко сказал: «…ну это уже кое-что». После чего последовали указания – всячески поддерживать связь с Х. Амином, оказывая на него соответствующее влияние, а также стремиться выяснить его истинные намерения. Поведение наших официальных представителей не должно давать повода Х. Амину думать, что мы не доверяем ему.

В последующем позиция руководства нашей страны резко изменилась. Если раньше в своих действиях оно ориентировалось на фракцию «Хальк», то затем сделало ставку на фракцию «Парчам» НДПА во главе с Б. Кармалем. Но об этом в следующих главах.

3

Несмотря на происшедшие события в столице и смену руководства страны, задача по деблокированию Ургунского гарнизона оставалась в силе. Начальник гарнизона продолжал настойчиво просить о помощи.

По данным Генерального штаба, группировка мятежников в провинции Пактика насчитывала около 1000 человек. Основные ее усилия были направлены на блокирование гарнизона в г. Ургун.

Из Шерана на г. Ургун вело два маршрута. Северный – был более коротким, но и более трудным. Он проходил по горным ущельям и был удобен для обороны. Южный – более длинный, но проходил по сравнительно открытой местности и требовал больше сил для его обороны.

Мною было принято решение наступать вдоль более трудного – северного маршрута. При этом я исходил из следующих обстоятельств.

О подготовке нашего наступления на г. Ургун противнику, вероятно, известно, и наши действия не будут для него полной неожиданностью. Готовясь к противодействию войскам Афганской армии, противник определит уязвимость южного маршрута и примет меры к его укреплению. Укрепить же его можно либо за счет переброски части сил с северного маршрута, либо сняв часть сил, блокирующих Ургунский гарнизон. Последнее я считал маловероятным, так как в этом случае создавались благоприятные условия для нанесения удара силами блокированного гарнизона навстречу наступающим афганским войскам.

Кроме того, в недалеком прошлом афганские войска, наступая вдоль северного маршрута, потерпели жестокое поражение, что позволяло мятежникам рассчитывать на то, что вряд ли здесь захотят испытывать судьбу еще раз.

Но эти умозаключения нужно было подкрепить практическими действиями, чтобы убедить мятежников в необходимости укрепления именно южного маршрута.

С этой целью на заслушивание доклада о плане боевых действий была привлечена широкая аудитория офицеров Генерального штаба, среди которых не исключалось наличие агентуры мятежников. При этом усиленно подчеркивались преимущества южного маршрута над северным. Задачи войскам были поставлены так – «быть в готовности к наступлению вдоль южного маршрута».

Командиру полка, блокированного в г. Ургун, было приказано в течение ближайших одного-двух дней имитировать 2–3 попытки прорыва кольца окружения. Такие действия должны насторожить мятежников и не позволить им ослабить свои силы на этом участке.

Предусматривалось накануне начала операции выслать по южному маршруту усиленный разведывательный батальон 14-й пехотной дивизии, действия которого подтверждали бы выбор именно этого направления для наступления.

Накануне начала боевых действий я порекомендовал командиру дивизии выслать в направлении предстоящих действий сильный разведотряд в составе отдельного разведывательного батальона. К этому времени уже все офицеры знали, что наступление будет вестись вдоль южного маршрута. После постановки задачи я беседовал с командиром батальона и очень просил его действовать решительно, смело и своевременно докладывать командиру дивизии. Подчеркнул, что от его действий будет зависеть успех всей операции.

Я был уверен, что никакого донесения от разведки мы не получим, так как разведчики этому обучены не были и в предшествующих боевых действиях от них донесений не поступало. Так было и на этот раз, но нам нужно было обозначить свою заинтересованность и активность в южном направлении.

Вечером ко мне подошел радист и доложил, что на связь вышел советник из гарнизона г. Ургун, который хочет со мной говорить. Сразу возникла мысль – что-то случилось.

Если командира вызывают к аппарату в неустановленное время, значит, возникли определенные обстоятельства, которые требуют вмешательства старшего начальника.

В ходе боя неурочные вызовы – дело обычное, хотя и они каждый раз заставляют сжиматься сердце, так как в своем большинстве они, кроме неприятностей, ничего не несут, но бывают и исключения. Вот и сейчас советник доложил, что мятежники начали перебрасывать часть своих отрядов с третьего ущелья на северном маршруте в южном направлении. Я поблагодарил его и напомнил, что порядок его действий пока остается без изменений. Сообщение было обнадеживающим, но оно совершенно не давало оснований рассчитывать на легкий успех. Об этом известии я сообщил только офицерам нашей группы.

В назначенный день 14-я пехотная дивизия начала выдвижение к району, который контролировался вооруженными отрядами оппозиции. Его граница находилась на удалении 25–30 км от г. Шеран, и вела туда только одна дорога. У населенного пункта Султани эта дорога раздваивалась, образуя северный и южный маршруты.

При подходе к этой развилке дорог я остановил командира дивизии и уточнил ему задачу – дальнейшее наступление вести вдоль северного, а не южного маршрута. Необходимость такого изменения ему была объяснена.

После некоторой растерянности и даже замешательства он уточнил задачи командирам полков и наступление продолжалось уже в новом направлении, где предстояло преодолеть три ущелья.

Противник не оказывал серьезного сопротивления. Происходили небольшие стычки с группами прикрытия. Полки наступали вдоль скатов высот, прилегающих к ущелью. Первое из трех ущелий на пути в г. Ургун было преодолено сравнительно легко.

Захваченные пленные показали, что накануне часть сил мятежников была переброшена для обороны южного направления, а остальные обороняют второе и, особенно, третье ущелье перед г. Ургун. Эти показания вселили уверенность в то, что наши расчеты оказались правильными.

Ко второму ущелью полки вышли к исходу дня и остановились. Попытка захватить ущелье с ходу не увенчалась успехом, но не из-за серьезного сопротивления противника. Командиры полков доложили о большой усталости личного состава и невозможности дальнейшего наступления сегодня.

Командир дивизии принял решение организовать охрану, предоставить личному составу отдых, а с утра продолжить наступление. Конечно, личный состав нуждался в отдыхе, он прошел пешком по горной местности около 20 км. Однако остановку для отдыха было бы целесообразно сделать по ту сторону ущелья, после овладения им. Остановка действий перед ущельем предоставляла мятежникам время для переброски сюда некоторых сил и укрепления обороны. Эти доводы я высказал командиру дивизии. Он согласился с ними, но в оправдание принятого им решения сказал, что он уже не сможет поднять полки для продолжения наступления сегодня в связи с большой усталостью личного состава.

Утром следующего дня в назначенное время полки не пошли вперед. Командиры докладывали об упорном сопротивлении мятежников. Я усомнился в объективности этих докладов и взяв с собой полковников Доценко, Котляра и Дукова пошел в боевые порядки пехотных полков.

Нам удалось поднять залегшую цепь и продвинуть ее вперед на 400–500 м, после чего она снова залегла, хотя огонь со стороны мятежников был очень редким.

Обдумывая сложившуюся ситуацию, я вспомнил рассказ нашего советника о том, что в мае 1979 года в одном из ущелий был разгромлен мятежниками пехотный батальон 15-го механизированного полка 14-й пехотной дивизии на пути в г. Ургун. Батальон понес тяжелые потери, частично был пленен и, бросив всю боевую технику, рассеян. И вот сейчас полки подошли именно к тому ущелью, где произошла майская катастрофа. Солдаты и офицеры 58 пехотного полка 14-й пехотной дивизии знали об этом бое и откровенно боялись, чтобы их не постигла та же участь. Тем более, что первый же танк при входе в ущелье подорвался на мине.

Ни один из полков не хотел идти вперед, ссылаясь на сильный огонь, хотя его не было. Нужно было что-то предпринять. Я пришел на командный пункт 26-го парашютно-десантного полка. Мне удалось убедить его командира начать наступление. После короткого огневого налета пехота пошла вперед. Однако убедившись, что 58-й пехотный полк, действовавший на противоположной стороне ущелья, не продвигается, снова залегла. Нужно было убедить личный состав в возможности успешного выполнения поставленной задачи.

Ко мне подошел военный советник при командире 26-го воздушно-десантного полка подполковник Богородицкий Анатолий Иванович, который сказал:

– Товарищ генерал, разрешите мне попробовать прорваться через ущелье на своем бронетранспортере.

– Предположим, вы прорветесь, а что дальше? – спросил я.

– Если я прорвусь, то солдаты увидят, что противник не так силен, как им кажется. Если я прорвался на одном бронетранспортере, то двумя полками они безусловно пройдут.

Предложение Анатолия Ивановича заслуживало внимания. Но посылать его на одном бронетранспортере больше смахивало на авантюру, чем на оправданный риск. Возникла идея создать бронегруппу в составе трех танков, двух наших бронетранспортеров и на максимальной скорости при поддержке огня артиллерии проскочить через ущелье. Такое решение в определенной степени оправдывалось и поведением мятежников. Уж очень пассивно они себя вели, да и огневое сопротивление с их стороны было незначительным. Кроме того, я располагал показаниями пленных, что основные усилия мятежников на этом направлении сосредоточены на удержании третьего ущелья. Конечно, эти показания нельзя было принимать за «чистую монету», но какая-то доля правды в них была. Все это вместе взятое позволяло мне сделать вывод, что ущелье обороняется незначительными силами. К сожалению, убедить в этом афганских командиров мне не удалось и я решил рискнуть. На всякий случай я приказал Николаю Федоровичу Алещенко подготовить артиллерийский огонь, чтобы прикрыть нас, если это потребуется.

В ходе прорыва мятежники обстреливали нас ружейно-пулеметным огнем, на что мы отвечали огнем орудий и пулеметов, установленных на танках и бронетранспортерах. Из пулемета нашего бронетранспортера огонь вел Владимир Яковлевич Доценко. Специалист высокого класса, спокойный, уравновешенный, с украинским юмором, офицер. Вел он себя очень уверенно и спокойно, что свидетельствовало о мужестве этого человека.

Выйдя на противоположную сторону ущелья, я связался по радио с командиром дивизии и попросил его прибыть ко мне. Точку своего местонахождения указал на карте. Он не поверил, что я нахожусь по другую сторону ущелья. Чтобы убедить его в достоверности информации, я обозначил свое местонахождение ракетой.

Через некоторое время части дивизии и воздушно-десантный полк преодолели это злополучное ущелье, не встретив серьезного сопротивления.

Описанием этого эпизода я лишний раз хотел подчеркнуть значение морального фактора и психологической устойчивости человека в бою.

Подполковник А. И. Богородицкий проявил себя умным, думающим командиром с высоким чувством долга. По возвращении в Кабул я возбудил ходатайство о его награждении. К сожалению, я больше с ним не встречался, но следил за реализацией моего ходатайства. Уже после отъезда из Афганистана меня информировали, что он награжден орденом Красного Знамени.

Дивизия подошла к третьему ущелью протяженностью 7 км. От г. Ургун ее отделяло расстояние в 15 км. Еще до начала боевых действий советник при командире пехотного полка, который находился в блокаде, прилетал в г. Кабул, где мы с ним подробно разобрали возможный вариант действий по овладению третьим ущельем. Смысл этих действий заключался в одновременном ударе по ущелью с двух сторон силами 14-й пехотной дивизии и заблокированного полка. С выходом 14-й пехотной дивизии к ущелью я связался с ним по радио и уточнил время начала и направление совместных действий.

Прорыв через ущелье я рекомендовал командиру дивизии осуществить способом, отличным от предыдущего. Он предусматривал преодоление сопротивления мятежников на боевой технике, без спешивания, по дну ущелья при поддержке артиллерии и двух боевых вертолетов.

Такими действиями мы несколько уклонялись от принципов ведения боя в горной местности, так как первоначально не овладевали прилегающими высотами. Наш расчет был на плотный огонь, наличие в колонне бронеобъектов, высокую скорость движения и ограниченность противотанковых средств у мятежников.

Колонна дивизии была построена в следующем порядке – впереди двигались танки, за ними подразделения на бронетранспортерах, далее подразделения на автомашинах и замыкала колонну пехотная рота на бронетраспортерах со взводом танков.

Колонна должна была двигаться с максимально возможной скоростью, а личный состав вести огонь из бортового и личного оружия по скатам высот прилегающих к ущелью.

Такой вариант боевых действий по овладению ущельем в данной конкретной обстановке оказался успешным и закончился разгромом противника, чему способствовали и активные действия полка из г. Ургун навстречу 14-й пехотной дивизии. На преодоление этого ущелья было затрачено не многим более часа.

К исходу второго дня боевых действий гарнизон города Ургун в составе пехотного полка был деблокирован, и дороги, связывающие город с провинциальными центрами Гардез и Газни, были освобождены для движения автотранспорта.

В течение последующих нескольких дней велись бои с разрозненными отрядами оппозиции вокруг г. Ургун, в которых уже принимал участие и деблокированный полк.

В г. Ургун начали поступать продовольственные и хозяйственные товары для населения, которое начало возвращаться из Пакистана.

Успешные боевые действия 12-й и 14-й пехотных дивизий в провинциях Пактия и Пактика в сентябре 1979 года оказали значительное влияние не только на части и соединения, которые участвовали в этих боях, но и на все вооруженные силы. Они вселяли уверенность личного состава в свои силы, в возможность вести успешную борьбу с вооруженной оппозицией.

Руководством Министерства обороны придавалось исключительно важное значение результатам этих боев, подтверждением чему был прием, устроенный начальником Генерального штаба в честь нашей делегации. На нем присутствовал и советский посол. В своем выступлении начальник Генерального штаба поблагодарил И. Г. Павловского, всю нашу делегацию, произнес здравицу в честь меня и офицеров, работавших со мной, и шутя объявил, что присваивает мне наименование «Зурматский» и «Ургунский».

Чтобы этот, хотя и небольшой, опыт стал достоянием всей Афганской армии, я со своей группой в течение нескольких дней обобщил его. Затем он был переведен на язык пушту и разослан в войска.

Казалось бы, что на этом наша миссия закончилась и мы можем возвращаться в Москву. Но разрешения оттуда пока не поступало, не было и указаний, чем заниматься дальше.

4

В порядке проявления частной инициативы я решил со своей группой ознакомиться с работой управления боевой подготовки Генерального штаба. В Афганской армии приближалось начало учебного года, и поэтому мне было интересно ознакомиться с содержанием документов, которые регламентировали организацию учебного процесса. Такое решение оказалось весьма своевременным и необходимым.

После ознакомления с программами обучения оказалось, что они являются копией программ Советской армии и, как ни странно, большинство занятий предусматривают проводить на равнинной местности, которую в условиях Афганистана найти очень трудно.

Программы требовали коренной переработки с учетом условий местности и уровня общеобразовательной подготовки личного состава.

Естественно, что переработка программ повлекла за собой переработку соответствующих руководств, наставлений, курсов и т. п.

Закончив эту работу я порекомендовал начальнику управления боевой подготовки направить своих офицеров во все дивизии, где и ознакомить командиров с теми изменениями, которые внесены в планирующие документы. Вместе с ними выехали и мы.

После возвращения из Кандагара мною было доложено Ивану Григорьевичу Павловскому о проделанной работе, которую он одобрил, а затем, уже в порядке своей личной инициативы, поставил мне задачу – вместе со своей группой выехать в 1-й армейский корпус, где подготовить проведение боевых действий по разгрому мятежников юго-восточнее г. Кабула. Для решения этой задачи привлекались части 11-й и 7-й пехотных дивизий и 37-й парашютно-десантный полк.

Я был несколько удивлен полученной задачей, но не ее содержанием, точнее, характером, а сроками, отводимыми на подготовку. Такая спешка была непонятна. Опыт уже проведенных боевых действий свидетельствовал, что подразделения и части Афганской армии требуют тщательной и всесторонней подготовки, которая в три дня не укладывается. А тут еще, как на грех, один из дней приходился на пятницу – выходной день, когда в штабе корпуса и дивизиях работать уже не с кем. Кроме того, мы не располагали сведениями о мятежниках в этом районе и состоянии дивизий, выделяемых для решения этой задачи.

Свои сомнения и просьбу об увеличении времени на подготовку боевых действий я высказал Ивану Григорьевичу. Выслушал он меня совершенно спокойно и сказал: «Приступай к работе, а если времени не хватит, то добавим сутки двое».

Мы приступили к подготовке, так и не зная, каким же временем располагаем. Я с группой офицеров на двух вертолетах вылетел на воздушную разведку района предстоящих боевых действий. Нашу делегацию обслуживали два вертолета МИ-8 с советскими экипажами, которые работали по контракту в Афганистане, и поэтому они могли работать в пятницу.

Местность, на которой предстояло вести бой, была горной (точнее скалистой). Высота гор достигала 3500 м. Дороги в горах отсутствовали, а просматривались только пешеходные тропы, что фактически исключало применение танков и бронетранспортеров.

Сразу же после возвращения в г. Кабул я уточнил у советника при начальнике разведывательного отдела данные о противнике. Он мне сообщил, что группировка мятежников в этом районе насчитывает ориентировочно 3–4 тыс. человек. Располагается она в предгорье и частично в горах, как бы разделяясь на две части. Отряды мятежников систематически выходят на дорогу Кабул – Гардез и грабят автоколонны, доставляющие продовольствие в г. Кабул. Точное местоположение отрядов неизвестно, так как они их систематически меняют.

Если Генеральный штаб располагает такой скудной информацией о мятежниках, действующих вблизи столицы страны, то, конечно, вести эффективную борьбу с ними весьма сложно.

Через военных советников при командирах 1-го армейского корпуса, 7-й и 11-й пехотных дивизий удалось уточнить, что для участия в боевых действиях могут быть привлечены 37-й парашютно-десантный полк из г. Кабула, 45-й и 75-й пехотные полки 7-й пехотной дивизии, которые дислоцировались в населенном пункте Пуло Алам (75 км юговосточнее г. Кабула), артиллерийский полк и танковый батальон той же дивизии и пехотный полк 11-й пехотной дивизии из г. Джелалабада (130 км восточнее г. Кабула).

Получение этих, хотя и неполных, данных позволило выработать замысел предстоящего боя. Им предусматривалось ударом по флангам противника силами двух полков навстречу друг другу отсечь мятежников, расположенных в предгорье от гор, и наступлением двух полков с фронта рассечь эту группировку на две части и уничтожить.

Разработанный замысел лег в основу плана операции, опираясь на который начальник Генерального штаба поставил задачи командирам и организовал с ними взаимодействие.

Воспользовавшись предоставившейся возможностью, я побеседовал с командирами 7-й и 11-й пехотных дивизий. В ходе беседы были уточнены все вопросы, которые возникли у них после получения задачи, а они проинформировали меня о боевом и численном составе полков и степени их обеспеченности. Товарищи Котляр и Дуков тут же с начальниками штабов дивизий спланировали марш артиллерийского полка и танкового батальона из Кабула в Пуло Алам. Они же составили расчет выдвижения пехотного полка 11-й пехотной дивизии из г. Джалалабада в район боевых действий.

Утром следующего дня я со своей группой офицеров вылетел в Пуло Алам. В ходе беседы с командирами полков я уточнил, насколько правильно они поняли полученную задачу и как ее решили выполнять. Затем помог им оформить на карте свое решение, которое они объявили командирам батальонов. Работа с двумя командирами полков одновременно позволила не только уточнить им задачи, но и организовать взаимодействие, а также установить между ними более тесный личный контакт.

Во второй половине дня в Пуло Алам прибыли артиллерийский полк и отдельный танковый батальон. Назавтра я планировал вылететь в г. Джалалабад в 11-ю пехотную дивизию, а офицеров своей группы оставить работать в Пуло Алам.

Перед тем, как улететь, я напомнил всем командирам и советникам о сроках готовности частей к боевым действиям и назначил время заслушивания советников о степени готовности частей – 16 часов 30 минут в штабе 7-й пехотной дивизии сегодня.

После возвращения в г. Кабул меня не покидало какое-то беспокойство, а точнее – чувство ожидания опасности. Я пытался отыскать причины, но не находил их. И все-таки интуитивно я изменил место проведения нашего совещания. Все участники прибыли на совещание не в штаб 7-й пехотной дивизии, а в один из котеджей, где размещалась наша делегация.

В 16.30 14 октября в 7-й пехотной дивизии вспыхнул мятеж. Пять танков, подойдя на близкое расстояние к зданию штаба дивизии, расстреляли его из пушек (вот и не верь после этого предчувствиям). В мятеже участвовали все отдельные батальоны. Подробностей мы пока не знали. Конечно, рассчитывать на успех с такими силами было нельзя, тем более, что моторизованный полк 7-й пехотной дивизии и 8-я пехотная дивизия, дислоцировавшаяся в г. Кабуле, мятежников не поддержали.

Нам было запрещено покидать г. Кабул. Утром 15 октября обстановка прояснилась. Ранее опубликованное постановление пленума ЦК НДПА об освобождении со всех постов Нур М. Тараки было воспринято в армии как должное. Затем Х. Амин направил во все партийные (в том числе и армейские) организации развернутое письмо, в котором Нур М. Тараки объявлялся врагом революции, народа и награждался другими соответствующими ярлыками. Это письмо вызвало у многих членов партии недоумение и вопросы. Как же так, вчера Нур М. Тараки был «умнейший» и «светлейший» вождь, а сегодня – непримиримый враг. Произошел раскол фракции «Хальк». Одни поддерживали Х. Амина, а другие Нур М. Тараки.

В том же письме часть вины за покушение на Х. Амина возлагалась на Советский Союз, что, естественно, вызвало нездоровую реакцию у части офицеров вооруженных сил.

Сообщение, переданное по кабульскому радио 8 октября о смерти Нур Мухаммеда Тараки и его жены подлило масла в огонь.

И вот вчера, 14 октября, когда исполнился месяц после свержения Тараки, его сторонники решили выступить с целью отстранения от власти Амина. Следует заметить, что в Генеральном штабе и политическом управлении 7-я пехотная дивизия считалась оплотом Амина.

Мятежники заявляли, что они стоят на марксистских позициях, выступают не против правительства, а против личности Амина, которого считают деспотом и узурпатором.

Возглавил мятеж командир комендантской роты, который объявил себя командиром дивизии (настоящий ее командир находился в Пуло Аламе). В мятеже должны были участвовать артиллерийский полк и отдельный танковый батальон, но утром они убыли в Пуло Алам. К вечеру того же дня командир артиллерийского полка пытался там поднять мятеж, но его поддержала только одна артиллерийская батарея, которая сделала шесть бесприцельных выстрелов, но после двух ответных выстрелов из танковой пушки разбежалась. Ответный огонь открыл наш советник, так как экипаж покинул танк. В этой ситуации наши советники не растерялись. Они изъяли из затворов танковых пушек и пулеметов ударники. Когда же танковые экипажи пытаясь поддержать восставшую артиллерийскую батарею убедились, что стрелять они не могут, то сдались без сопротивления.

На роту гвардии, которая охраняла Генеральный штаб, возлагалась задача уничтожения Хафизуллы Амина и начальника Генерального штаба, но рота мятеж не поддержала.

К исходу дня 15 октября мятеж был подавлен. Офицеры и солдаты, принимавшие участие в мятеже разбежались. Эти события были использованы и некоторой частью личного состава, не принимавшего участия в мятеже. В сложившейся обстановке они просто дизертировали. Значительно снизилась боеспособность ряда частей дивизии. К примеру, в артиллерийском полку остался боеспособным только один дивизион.

Через несколько дней нам разрешили вылететь в Пуло Алам для уточнения состояния полков и стоящих перед ними задач. Еще до вылета я был уведомлен, что 75-й пехотный и 37-й парашютно-десантный полки принимать участия в боевых действиях не будут.

Конечно, такое ослабление группировки в корне меняло содержание ранее поставленных задач. Если раньше ее действия были направлены на уничтожение основных сил мятежников, то теперь они ограничивались разгромом только незначительной части – в предгорье.

Резко бросалась в глаза подавленность личного состава, да и командиры не возлагали особых надежд на достижение успеха. Конечно, с таким настроем не следовало идти в бой, о чем я и доложил начальнику Генерального штаба майору М. Якубу.

Как я узнал позже, после нашего возвращения в Москву операция все же проводилась, но своей цели не достигла.

В конце октября 1979 года поступила команда на возвращение нашей делегации в г. Москву.

Во время полета Иван Григорьевич Павловский ознакомил меня с содержанием своего доклада министру обороны СССР о результатах работы нашей делегации. Происшедшие события, их оценка и проделанная нами работа были изложены совершенно объективно. Я обратил внимание на то, что в докладе была четко выражена мысль о нецелесообразности ввода наших войск в Афганистан.

После возвращения в г. Москву я и мысли не допускал, что мне еще когда-нибудь придется побывать в Афганистане. Но судьба распорядилась иначе.