Текст книги "Моя война. Чужой"

– Никак нет, герр гауптман, ранен был два месяца назад. Не знаю, где сейчас штаб дивизии. В госпитале сообщили только, что моя часть где-то на Дону. В Воронеже, кажется.

– Была, обер-лейтенант, была, – фриц уже сверился с какими-то документами. – Штаб дивизии сейчас здесь. Ее отвели на отдых, вашим камрадам здорово досталось на Дону. Вы ведь командовали ротой пехотинцев?

– Так точно, герр гауптман, – я даже каблуками чуть щелкнул.

– Если у вас все в порядке со здоровьем, то вы получите новое предписание. Сразу говорю, не пытайтесь просить вернуть в вашу часть. Командного состава среднего звена сейчас не хватает, так что пока ваш полк на пополнении, вы, скорее всего, отправитесь на передовую. И не вздумайте спорить в штабе! На днях командующий армией вернется сюда, у него сейчас выезд в войска, а штаб уже здесь. Нужно, чтобы все было в порядке.

– Да я и не собирался спорить, герр гауптман. Разрешите идти?

– Да, идите.

– Герр гауптман, мои документы несколько испорчены…

– Сейчас сразу в санчасть, затем в штаб дивизии, – повторил офицер. – Не забудьте зайти перед этим в канцелярию и получить новое удостоверение. Там нужно фотографироваться, правда у вас повязка…

– Ничего страшного, попрошу врачей снять на время.

– Хорошо, мне нравится ваш настрой, обер-лейтенант. К сожалению, не у всех он сейчас такой…

Фу-у-у! Я выдохнул, когда вышел на улицу. Блин, народу вокруг, вроде никто не обращает внимания, но все же надо быть осторожнее. Суеты у фрицев нет. Все строго по уставу. Каждый занят делом, а не просто так болтается, вот же, блин, роботы!

В санчасти понравилось, но не удивило. Доктор, довольно молодой, но с огромными очками на носу мужчина, аккуратно срезал повязку, выстриг волосы вокруг раны и начал обработку. Естественно, он не забыл спросить о том, как я получил это ранение.

– Всякое на войне бывает, но все-таки, как вы получили рану, герр лейтенант? – а спрашивает с хитрецой в глазах. У-у, гестаповец! Правду хочешь? Да на!

– Большевик выстрелил почти в упор, я просто голову в плечи втянул, больше ничего сделать не успел…

– Так больше и не надо, удачно у вас все вышло, – но вижу по глазам, донесет сука. Дело было в том, что близкий выстрел, а точнее, тот, что я произвел вообще в упор, опалил волосы, и на них остались частички пороха, их здорово видно, если приглядываться. Помыть голову я не мог, смыл бы весь страшный вид, поэтому доктор так и возбудился.

– Не дай бог кому увидеть ствол револьвера так близко, док! – бросил я и сделал такую убедительную гримасу, что эскулап закончил, перейдя на другую рану. На руке была такая же по сути царапина, только рваного вида. Больно было, когда я ее ковырял, но что поделаешь? Хорошо еще, врач не заставил меня раздеться, так осматривал, я лишь китель снял, а то было бы вопросов! Последний шрам еще не такой старый, видно, что он сделан совсем недавно, замучают вопросами.

Но и без того на моем многострадальном теле было столько отметок, что я понял одно: задерживаться здесь не стоит. Бежать, зря я вообще все это затеял. Но судьба решила наконец надо мной сжалиться.

– Обер-лейтенант, вы мне как раз нужны! – едва я переступил порог штаба дивизии, как меня словно припечатали к полу чем-то тяжелым. Зашел-то я для сдачи документов, да сфотографироваться нужно, а тут… Весь в крестах и с такими красивыми витыми погонами, на меня смотрел какой-то хмырь. Хмырь был уже немолод, но от него так и перла энергия. Деятельный дядя. Так-то тут еще были фашисты, но, кажется, на меня они не обратили внимания, лишь поздоровались, кивая. Были заняты работой с картой и не стали отвлекаться, когда мы с этим офицером вошли в кабинет. Он поймал меня прямо у входа и притащил с собой в кабинет.

– Обер-лейтенант Шульц, сорок пятая…

– Я и так знаю, какая у меня в подчинении дивизия, – оборвал меня тут же прыткий немчик. Кстати, генерал. – Мне доложили, что вы прибыли после госпиталя и полны сил. Несмотря на то что уже успели влипнуть в историю. Как ваше самочувствие? – Ух ты, просто так интересуется или тут подвох? У меня вообще вся речь построена на простых словах. Говорю я медленно и чуть заикаясь, специально для того, чтобы было время подготовить фразу. А то у фрицев есть такие слова в обиходе, что, пока выговоришь, можно случайно на русский перейти.

– Уже лучше, господин генерал! – я вытянулся в струну и всем видом показывал свое почтение и готовность к службе.

– Отлично, отлично. Слушайте, Шульц… Вы еще не вернулись в свой полк, но я даю вам новое назначение. Забудьте пока о прежнем месте службы. У нас с недавних пор случается всякое, людей не хватает. Так что я лично ставлю вам задачу. В тридцати километрах отсюда на север, – генерал подошел к столу и взял короткую указку, – на наших людей напали красные бандиты. Их еще партизанами зовут, так вот, – он ткнул в лежащую на столе карту, – вот в этом районе они сожгли наш склад боеприпасов. Туда выдвинулась группа для их поиска и нейтрализации. По прибытии в нужное место наши люди были атакованы отрядом бандитов, и командир, лейтенант Блюмме, был убит. Шальная пуля, сразу насмерть. Вы должны немедленно выдвинуться с группой поддержки и уничтожить вражеский отряд. Вам дается взвод неопытных солдат, из запасного батальона, надеюсь, вы их подтянете, выдвигаетесь прямо сейчас. Там старшим унтер-офицер, но опыта у него нет нисколько, вы самая подходящая кандидатура, так как не заняты. Скоро предстоит серьезная операция, а у передовых частей склад уничтожен. Командующему это не понравится, а он обязательно спросит о готовности. Вопросы? – немецкий генерал оторвал взгляд от карты и уставился на меня. Значит, такая шишка, как командующий армией, и правда приедет сюда. Значит, Гитлер опять намылился на Москву, что ж ему неймется-то? И опять под самую зиму. А впрочем, это ведь его шанс. Шанс отвлечь значительную часть наших войск от Сталинграда. Таким макаром он ведь, сука, и захватит город на Волге…

– Господин генерал, я не успел поменять удостоверение, фотографии не готовы. А вопрос… Где я могу найти нужных людей? – ответил я на вопрос.

– Они собраны возле казармы квартирующего здесь сорок пятого запасного батальона. Вы же знаете, где казармы? – Твою мать, фриц, откуда я, на хрен, знаю? Лихорадочно соображая, я решил, что здесь меня на вранье не поймают.

– Так точно, господин генерал!

– Я позвоню в канцелярию и прикажу поторопиться с бумагами, в течение часа они будут готовы. Что-то еще?

– Транспорт, господин генерал? – не думаю, что выбиваюсь из роли.

– «Ганомаг» и грузовик, все уже должно быть готово. Поторопитесь, обер-лейтенант, и… – я уже было хотел козырнуть, но этот хмырь махнул рукой, недоговаривая что-то, и уставился на меня в упор. Пришлось вновь делать противный жест.

– Хайль Гитлер! – я вскинул руку, увидев одобряющее выражение лица генерала и его короткую отмашку.

– Удачи! – напоследок все же произнес командир дивизии. Сказать, что я был удивлен, не сказать вообще ничего.

Я, блин, зарвался. Мало того что пролез сюда, так еще и с командиром дивизии пообщался, да еще и приказ получил, личный, минуя всех возможных начальников и командиров, а их немало в иерархии. О как! Что ж, будем выдвигаться куда назначили, а там посмотрим. Главное, не нарваться на пулю партизан. Конечно, это получилось только благодаря тому, что, как и сказал генерал, я был пока не занят, то есть не прибыл еще в свою часть, а значит, он имеет все права назначить меня, куда считает нужным.

Выйдя из штаба, потопал к комендатуре, в которой после короткого звонка в штаб дивизии у меня приняли старые и обещали быстро сделать новые документы. Попросил принести их к месту дислокации батальона.

Искал казармы недолго, поспешил узнать у ближайшего солдата, где они, а им оказался водитель одного из грузовиков, что ждал свою машину с разгрузки. Тут, на другой стороне улицы, всего в нескольких домах от штаба, был расположен склад. Возле него стояли три автомашины, правда, одна почти сразу отъехала, давая возможность грузиться остальным. Да, кстати, штаб этот был вовсе не дивизионный, а именно полковой. Высшее командование занимает несколько другие апартаменты. Командир дивизии просто посетил штаб моего полка с проверкой, так сказать, вот я и попался ему на глаза. Что, наверное, даже к лучшему. А быстро тот гауптман передал данные о моем прибытии в часть, времени-то прошло всего ничего.

Водитель грузовика подсказал, как мне найти казармы запасного батальона, и я отправился туда. Это также оказалось рядом. Солдаты, которыми мне предстоит командовать, находились возле машин. Увидев меня, подтянулись и поправили форму.

– Кто старший? – окинул я взглядом немцев, смотрящих на меня с интересом.

– Унтер-офицер Нойер, господин обер-лейтенант! Взвод построен, разрешите отдать команду на погрузку?

– Не так быстро, унтер-офицер. Вы получили снаряжение? – я вновь окинул взглядом солдат вермахта.

– Так точно, герр обер-лейтенант, – кивнул, а затем так же вытянулся унтер.

– Доложите по вооружению.

– Ротный миномет. Два пулемета МГ-34, шестнадцать карабинов и четыре пистолета-пулемета МП-40. Снаряды к минометам, гранаты, боекомплект в двойном экземпляре. Солдаты полностью экипированы!

– Тогда по машинам…

– Герр обер-лейтенант, разрешите вопрос?

– Пожалуйста! – кивнул я. Ох и доиграюсь я до того момента, что меня возьмут за хлястик.

– До нас довели только то, что нужно найти партизан, как мы будем действовать? Извините, но здесь собраны не егеря, мы простые пехотинцы вермахта…

– С каких это пор пехотинцы вермахта стали хуже егерей? – нахмурив брови, спросил я. И попал в цель! Солдаты тут же приободрились, как же, новенький командир, а верит в них, солдатам любой армии такое польстит.

– Виноват, господин обер-лейтенант! Солдаты рейха лучшие в мире! – унтер аж захлебывался от восторга. Ну-ну. Я устрою вам Сталинград, только дайте найти партизан. К сожалению, в одиночку не смогу.

Солдаты вермахта довольно быстро оказались в машинах. Сам я, чуть помедлив, все же пошел в бронетранспортёр. Хоть и слабая, но все же лучше хоть такая броня, чем тонкое железо грузовика.

Ждали мы только одного, посыльного из канцелярии с моими новыми документами. Вот же, блин, наделал дел, да? Теперь, с новой фоткой на удостоверении, я вообще буду настоящим фрицем. Свое испорченное удостоверение, оно было залито кровью, хрен там по фото отличишь меня от оригинала, у меня забрали. Его требовалось заменить в любом случае, непорядок же! Пугало только одно, да и то до определенного момента, как бы фрицы в канцелярии не стали отмывать фотку от крови. Я сам попробовал, увидел, что с кровью исчезает и изображение, поэтому и успокоился немного.

Фрицы быстренько уступили мне место. Я расположился на небольшом топчане, напоминавшем лавочку. Прямо надо мной был установлен МГ-34, и если он начнет стрелять, гильзы посыплются прямо на меня.

Когда начали движение, я осторожно рассматривал солдат. Враги, а они, несомненно, были для меня врагами, но, черт возьми, они такие же солдаты, как и наши красноармейцы. По крайней мере в этой обстановке они отличаются от советских бойцов только формой. Субординация по отношению к старшему по званию хороша, сидят вон, стараются не смотреть на меня. Зато мне это дает возможность разглядеть их. Унтер-офицер был каким-то невзрачным. Тощий, длинный, с усиками как у Пуаро, разве что концы не так закручены. Он не производил впечатления опытного бойца. Надо будет разузнать о нем побольше, если будет время.

Остальные солдаты… Да разные все. Один, тот, что на пулемете стоит, вроде выглядит внушительно, но выражение лица и глаза навыкате навевают мысли о сходстве с не очень умным человеком. Второй номер расчета выглядит более нормальным, ну, по внешнему виду, зато он какой-то дерганый. Все время теребит ленту на МГ, чего он так волнуется?

– Унтер-офицер! – крикнул я, пытаясь говорить громче, чем рычит «Ганомаг». Унтер подорвался и сел рядом, один из солдат быстро уступил ему место.

– Да, господин офицер?

– Давно в строю, на передовой бывали?

– Нет, – и вижу, что он честен, а также стесняется. – Две недели в этой армии. Но в окопах вообще еще не был. Как перевели сюда, я служил в Бельгии, до передовой еще не добрался. Почти сразу дали вот этих парней, – он окинул взглядом кузов «Ганомага», – приказали поддерживать дисциплину и тренировать, по мере умений.

– А что, они тоже еще не воевали? – удивился я.

– Это третий эшелон, – начал пояснять ситуацию фриц, – роты формируются здесь, далеко от фронта, затем, когда поступит приказ, выдвигаются к месту боев. Нам пока такового не приказывали. Зато на поимку партизан едем уже во второй раз. В первый, правда, никого не поймали, но пострелять смогли все.

– Хорошо, – кивнул я, – держитесь группами по три-четыре солдата, чтобы всегда один мог помочь другому. – Я, конечно, понимаю, что даю советы врагу. Но этого требует ситуация, и для лучшего устройства во вражеской армии я буду делать все, что считаю нужным.

– Наш погибший командир говорил так же, – чуть расстроился унтер, – извините.

– Да все нормально, – махнул я рукой, – как ваше имя, унтер-офицер?

– Нойер, герр обер-лейтенант, – он даже хотел вскочить, чтобы представиться по всем правилам, но я поймал его за рукав шинели и одернул, – Петер Нойер.

– Отлично! Мое имя вам не довели? – Унтер отрицательно покачал головой. – Генрих Шульц. – Я козырнул обычным армейским приветствием, на что унтер ответил таким же жестом.

– Вы уже повоевали, герр Шульц?

– Вас смущает мое заикание? – я усмехнулся, а фриц смутился. – Иваны угостили чем-то крупным, долбануло хорошо, в голове, наверное, месяц звенело. Да и спину распахали хорошо.

– У вас есть опыт, это хорошо, для солдат это послужит примером, – заключил унтер.

Дальше ехали молча, да и не больно хотелось общаться. Они-то меня за своего принимают, а я их резать хочу. Точнее, уже не хочу… Блин, нельзя быть таким сентиментальным, аж зло на себя берет. Когда ты в бою, или как недавно в плену, это одно, там я их валю и не думаю, отвык думать, в сорок первом еще. Но совсем другое дело, когда с ними вот так запросто общаешься. Обычные люди. Со стороны они всегда казались такими страшными и злыми, как, наверное, и мы им, а на деле… Так же трусят, переживают, в общем, такие же люди. Вот и чую, что мне их как бы уже и не жалко стало… Вон, я и в Ровно к тому водиле привязался, даже сманил с собой. Интересно, живой он или шлепнули? Жалко его, нормальный был парень, выпивоха, но адекватный.

Из кабины что-то закричали, и унтер склонился к ней. Я чуть привстал и стал разглядывать окрестности. Мама моя, да я ж тут сам был недавно!

– Водитель говорит, что точка, которую ему указали на карте, в километре отсюда. По идее, нас должны встретить… – фриц не договорил. «Ганомаг» внезапно клюнул носом и встал как вкопанный. Унтер, а с ним еще пару солдат встали и выглянули наружу.

– Что там такое, Петер?

– Патруль, кажется, приехали.

Опознание прошло быстро и без эксцессов. Хватило только моего новенького удостоверения, чтобы встретивший нас патруль выложил нам суть проблемы. А она была банальна: вон там лес, идите и уничтожьте партизан. Сколько там их, какое вооружение, ничего не знают. Думаю, они даже и не видели этих партизан.

Покатили дальше, ибо не фиг доблестным немецким солдатам пешком топать до леса, а тут до него было прилично. Кстати, в этих местах я тоже вроде был, леса здесь уже реже, чем на севере, в районе города Ливны. А у самого леса к нам присоединились еще пятнадцать солдат вермахта. Это, стало быть, оставшиеся в живых после обнаружения партизан. Командовал этим отрядом важного вида фельдфебель. Я быстренько построил солдат и, прохаживаясь вдоль шеренги, напомнил о действиях.

– Фельдфебель, вы лучше меня знаете своих людей, разбейте их на три пятерки, мы сделаем так же. Каждая пятерка берет сектор в пятьдесят метров, думаю, этого будет достаточно. Что-то хотели сказать? – это зашевелился фельдфебель.

– Так точно, господин обер-лейтенант. Разрешите уточнить?

– Конечно.

– Нам вступать во взаимодействие с другими группами?

– Какими именно, фельдфебель? – не понял и поэтому удивился я.

– Так мы же здесь не одни… – как-то растерянно ответил солдат.

– Не понял? – я сделал крайне удивленное лицо.

– Лесной массив здесь максимум километра три в ширину, вокруг только поля, и в одном месте очень топкое болото. Везде наши солдаты, партизаны тут в кольце. В общем, именно поэтому мы и попросили подкреплений, потому как знаем, что враги не ушли, а спрятались…

– Меня только что сюда назначили, я не в курсе происходящего. Это немного меняет дело, фельдфебель. На каком расстоянии друг от друга находятся наши посты?

– Многовато, около полукилометра. Лес тянется влево на шесть километров, а вправо на пять. Мы почти посередине.

– Ясно. Тогда порядок не менять. От нас одна пятерка идет к вам, направляетесь вправо, думаю, достаточно. Мы пойдем влево. Я думаю, всем ясен приказ? – Солдаты подтвердили мое мнение. – Тогда разобрать боеприпасы, и вперед!

Миномет пока не берем, он остается здесь, в «Ганомаге». На охране техники только ее водители. Один в грузовике, второй в бэтээре. Штатный радист идет в лес, как все. Я только попросил его попытаться связаться с другими отрядами, чтобы обезопасить наш маршрут от дружественного огня. Но рация молчала, никто почему-то не ответил на запрос. Чтобы далеко не ходить, я двинул в лес прямо отсюда, идя вслед за ушедшей в этом месте пятеркой. Недалеко, метрах в десяти шел. У меня, кстати, личный МП-40, мне его унтер вручил, как и четыре магазина. Самого унтер-офицера я отправил с той командой, что должна идти по самой кромке нашего отряда слева. Пусть командует там, где меня нет. Аналогично поступил с фельдфебелем, только этого направил вправо. То ли я делаю, пока не знаю, но, как уже говорил, приходится соответствовать, иначе все зря. У меня была карта, задержавшись возле техники, я внимательно изучил ее и быстро понял, что именно эта карта, как трофей, не очень ценна. Здесь совсем маленький кусочек той местности, где мы, собственно, и находимся, да и нет на ней ничего, никаких обозначений, пару батальонов, что совсем близко находятся, и все.

Просто идти мне быстро надоело, наползался уже по лесам по самое не могу. Я уже было совсем отчаялся, мучаясь от скуки, когда раздались первые выстрелы. И были они не немецкими. Затрещали винтовки Мосина, трёхлинейку я от маузера пока отличаю. Где-то слева, кажется, я даже услышал свист пролетающих пуль, и немного пригнулся. Вообще, я сейчас еще тот фрукт. Несмотря на довольно прохладную погоду, я иду в фуражке на затылке и с распахнутой шинелью. Кожаный плащ фрица, который мне достался вместе с пленным, я пока держал в бэтээре. Ни к чему он мне тут, надел чью-то шинель, найдя ту свернутой на сиденье «Ганомага», владелец не откликнулся, я и забрал. Солдаты тогда кивали дружно, поощряя мое решение.

Тем временем бой разгорелся прилично. Значит, здесь все же кто-то есть. Уж не знаю, пресловутые партизаны или еще кто, но стрельба была довольно яростной. Вот было бы весело, перебей фрицы друг друга из-за неразберихи и отсутствия радиостанции.

Вышло все даже лучше, чем я мог сам мечтать. Следуя за солдатами, приказы отдавать необходимости не было, я просто наблюдал. Четверо в серой форме вермахта были метрах в пятидесяти впереди, для леса это большое расстояние. Прислушиваясь к выстрелам, я не обратил внимания на движение слева, а в следующий момент раздался призыв на таком знаком языке…

– Хенде хох, сука фашистская! – Я аж завис на секунду. Отвык уже, вокруг только «гав-гав», да «гав-гав», а тут! Приказывающий поднять руки время не терял, а может, их было больше одного. Удар ноги под колено, и я, присев на одну ногу, стал уязвим. Следующий удар был просто традиционным. Такая плюха прикладом в голову прилетела, что дух вылетел из меня…

Как же это противно, очухиваться после того, как тебе зарядили прикладом в башку. Че-е-ерт, голова сейчас лопнет, а действия партизан прямо под копирку, мне прошлый раз точно так же зарядили. Обижаться в этот раз было не на что. Одет я в форму офицера немецкой армии, сам бы так же поступил, если б шел на захват «языка». Но, думаю, прикладом бы все же бить не стал, убить вообще запросто.

– Очухался, товарищ командир! – услышал я голос над собой. Тряска еще какая-то… О, теперь различаю, что это за гул стоит. Так это партизаны наш грузовик угнали, вместе со мной болезным.

Схватив под мышки, четыре руки прислонили меня к переднему борту. Голова не держалась, так и норовила упасть на грудь. Мало того что боль адская, так еще и слабость дикая.

– Эй, не придуривайся тут! – да, проблемка у партизан с кадрами, языка не знают, что ли? Ну, мне сейчас нет смысла показывать то, что я их понимаю. Раз уж взяли в плен, нужно ждать допроса в особом отделе, ну или куда приволокут. А наглые ребятки, прям как мои в конце того – в начале этого года. Мы все так же делали. И технику угоняли внаглую, и офицеров выкрадывали. Нет больше моей группы, пропали все парнишки. Может, только Веревкин остался, да Мельник. Да уж, Мельник! А я ведь, вообще-то, знаю его новое имя у фрицев. Где он, ушел ли к нашим, или погиб? Жаль парня, мы с ним столько прошли. Да, как и с другими, но…

– Слышишь меня? Отвечай! – вновь расслышал я приказ неизвестного мне партизана. Осторожно и медленно покачав головой, всем видом даю понять, что мне плохо и я не понимаю его речь.

– Давайте я его по печени, товарищ командир, сразу, сука, заговорит! – в разговор вступил третий голос. Черт, а ведь и правда заговорю. Кто думает по-другому, попросите ударить вас в печень. Мне было бы интересно на вас посмотреть.

– Погоди ты, Мазякин, он, похоже, правда не понимает. Да еще и Лысенко его так отоварил, что долго будет отходить. Как не помер-то, почти в висок ударили. Вон сколько крови натекло, вся форма пропиталась. Ладно, шут с ним, в лагере допросят, положите его!

Меня вновь уложили на подпрыгивающий пол кузова. Надо отдать должное бойцам, уложили бережно, не бросили. Мелькнула мысль, которая напугала. Только бы тех бойцов, с которыми я сбежал из лагеря, не было бы у партизан. Тогда точно – жопа.

Тряска продолжалась долго, везли куда-то явно далеко. Я то проваливался как в яму, теряя сознание, то вновь выныривал на свет. Чего-то плохо мне, блин, как же зарядили-то серьезно.

Очнувшись в который раз, я почуял, что больше не трясет. Хорошо. Медленно открыл глаза, боль оставалась, но, кажется, стало легче. Скосив глаза в сторону, голову было больно поворачивать, я с удивлением увидел девушку. Да-да, это была молодая девушка. В ватнике и в теплой зимней шапке, она выглядела как-то нелепо, принимая во внимание то, что явно была красива. Эх, везет мне на красоток… Отставить, о чем это я? Видимо, мозги мне хорошо встряхнули.

Оглядел помещение. Да, низкий бревенчатый потолок отчетливо говорил о том, что я в самой настоящей землянке. Интересно, куда меня увезли? Самочувствие все еще оставляло желать лучшего, мутило немного, да и в животе что-то было нехорошо. Ой блин, только подумал, как вновь вырвало. Успел немного повернуть голову, чтобы на себя не попасть.

Когда перестало рвать и я вернул голову в изначальное положение, заметил, что девушка исчезла. Когда это она успела выскочить? Так, что же тут происходит, где я и что теперь делать?

– Очнулся? – услышал я голос и повернул голову на звук. Слева от меня был вход в землянку, прикрытый брезентом, возле него стоял человек. Спустя секунду полог откинулся и появился еще один.

– Товарищ комиссар, Быхова не будет пока, в нужнике застрял…

– Чего, опять что-то сожрал и обосрался? – спросил этот самый комиссар. А вообще, интересно было слушать этих людей, они-то не знают, что я их понимаю.

– Ну чего глазами хлопаешь, очухался, спрашиваю? – вновь задал вопрос комиссар. Я хотел было опять жестами объяснять, что я их не понимаю, но меня опередили: – Чего ты молчишь, ведь ты же знаешь наш язык, несколько раз в беспамятстве болтал, правда, непонятное что-то…

– Товарищ комиссар, вы можете наладить связь с кем-нибудь из особого отдела фронта? – решил сразу закинуть удочку поглубже. Раз я проболтался пока был в отключке, чего уж тут юлить. Даже если он меня на понт брал, смысла врать уже не было.

– О как! – воскликнул тот боец, что докладывал комиссару о Быхове.

– Заговорил, а ты не верил! – поучительно поднял палец к верху комиссар. – Люда же говорила, что он по-русски разговаривал, только она не поняла, о чем.

– Так что, Быхов не нужен?

– Думаю, уже нет, пусть отдыхает, – комиссар подошел ближе и встал возле нар, на которых я лежал.

– Что ж ты так мало просишь, отдел фронта, а почему не Москву?

– Думаю, с Москвой у вас связи нет, – просто ответил я тихим голосом.

– А с особым отделом фронта, значит, есть? – прищурился комиссар.

– Я не знаю, – чуть пожал я плечами. – Можете дать воды?

– А чего ж не дать, – комиссар прошел к небольшому столику, на нем стоял глиняный кувшин. Плеснув в жестяную кружку немного воды, он вернулся и протянул мне. Я думал, будет издеваться и не даст попить, но он спокойно передал мне посудину и дал выпить всю воду, что в ней была. Закончив пить, чуть отдышался и посмотрел на комиссара.

– Спасибо.

– На здоровье! – усмехнулся комиссар. – Так что, поговорим или не станешь?

– Поговорим! – кивнул я, опуская взгляд. Ситуация поганая, надо как-то выкручиваться. Черт, на фига я тогда пошел к немцам? Ведь все равно не сделал даже попытки выкрасть что-либо из документов в штабе или еще чего-то важное. Хотя когда бы я это сделал? Я у немцев и был-то чуть более суток.

– Фамилия, имя, номер части? – комиссар достал блокнот и приготовился писать, но все закончилось, едва начавшись.

– Не имею права, товарищ комиссар. Спросите что-то другое.

– Так как же я спрошу, не зная даже, кто ты и откуда.

– Оттуда я, оттуда, – качнул я головой и указал рукой наверх. – Если у вас есть связь, лучше ей воспользоваться, вам же самому легче станет. Ну не имею я права рассказывать о себе. Не немец я, если вас это волнует…

– Дезертир? – все же не оставил попыток комиссар, только вопросы задает осторожно.

– Почему? – удивился я.

– А как еще? Ты руководил отрядом егерей, ловил нас, партизан. Только не знал, видимо, что силы неравны, вот и попался.

– Каких егерей, о чем вы? Это ж салаги, третий эшелон, некоторые из них и оружие-то первый раз в руках держали. Дезертир и руководил? Кто-нибудь выжил? – комиссар сразу понял, что я о немцах.

– Двоих допросили и в расход. Остальные погибли в перестрелке. Чего, жалко их?

– Ясно. Нет, не жалко. Так тоже нормально. Товарищ комиссар, свяжите меня с особистами, хоть с кем-нибудь…

– Да что ты заладил! – оборвал меня комиссар. – Говори, а то я парней крикну, они тебе объяснят, как нужно вести себя в плену.

– Да не станете вы меня дальше месить. Зачем вам это? Если б я был каким майором или оберстом, еще можно было бы тряхнуть, а так… – я махнул рукой. – Вы же должны быть проинструктированы на случай появления в отряде неизвестных лиц, требующих связи с особым отделом. Ведь так?

– Слушай меня, не знаю, кто ты, предатель или немец, мне все равно. Связь у меня только по расписанию. Нарушать порядок я не стану. Мы и так потеряли много бойцов…

– Назовите представителю особого отдела не ниже дивизионного уровня имя Адам Лескофф. Если спросят, что можете сказать помимо имени, расскажите, что я у вас. Дальше, думаю, вам все объяснят. – Если посчитают нужным, конечно. Вообще, Левитин давно нам объяснял, что в каждом особом отделе дивизии есть данные на нас, на каждого, это для того, чтобы мы могли возвращаться. Ведь как, иногда у диверсантов «командировки» были длительными, как вернуться? Вот. Только у меня на этот раз не было пароля. Тот, что был, давно перестал действовать, сроки вышли. Назвав имя того, под чьей личиной я был в Ровно, я рассчитывал со временем довести сведения о себе как в школу Левитину, так и, надеюсь, Судоплатову.

– Я подумаю, – помолчав, произнес комиссар. Было видно, что человек он неглупый, просто верить вот так сразу тоже не собирался. – Есть хочешь? – А вот это уже хороший знак.

– Если можно, – помялся я, – что-нибудь бы съел. А то после такой плюхи не могу в себя прийти.

– Сам виноват, кем бы ты ни был. Бойцы злые были, пятые сутки в лесу сидели, пока смогли нащупать дырку в вашем кольце. А тут ты, да еще и отряд большой притащил. Вот и отвели душу. Вообще, конечно, я уже сделал выговор за это. Разве «языка» так берут? Ты чуть живой был, как не помер, непонятно.

– Если честно, то думал, сдохну. Переборщили ребятки. Можно было и аккуратнее, я ведь не стрелял никуда.

– Это да, рассказали, что просто шел позади цепи. Но солдаты твои, которых в плен взяли, указали на тебя как на командира.

– Я им и был, аж несколько часов. Блин, товарищ комиссар, ну не надо, а? Ведь я же понимаю, что вы меня на разговор выводите. Не нужно это вам, поверьте. Передайте, что я прошу, увидите, спасибо потом скажете, что я ничего вам не рассказал. И, для общего блага, бойцам в отряде также ни слова.

– Ладно, но, как и говорил, нарушать распорядок я не стану. Нам и так приходится за двадцать верст уходить, в болото, чтобы на связь выйти.

– А вот тут ваше право. Я не тороплю. Правда, поторопить потом захочет руководство…

– Сеанс завтра, рано утром. Так что жди. Сейчас принесут поесть и воды. Не вздумай дурить, отряд большой, незаметно не уйдешь. Людмилу позову, пусть рану тебе еще раз осмотрит. Может, перевязать надо, рассадили серьезно.

– Хорошо, – просто ответил я и откинулся на скатку, что служила мне подушкой.

Хорошенькая девушка по имени Людмила пришла через минуту после выхода комиссара. Возле входа опять стоял наготове боец с оружием. Осторожно, значит, что-то ей сказали, приподняла мою голову и положила скатку так, чтобы голова оказалась выше. Так же осторожно размотала тряпку, что служила бинтом, и под мой легкий вскрик оторвала тампон. Это оказался еще один кусок тряпки, свернутый на манер ватного тампона. Девушка встала и взяла со столика поднос. На нем я разглядел инструменты и чистые тряпки. Людмила бережно, я бы даже сказал нежно, промакивала рану, смачивая чем-то пахучим. Убрав капельки крови, скорее всего вытекшие после отрыва тампона, она вновь наложила повязку, правда, тампоном была уже вата.

– Спасибо, – неожиданно даже для себя произнес я. Как мне показалось, девушка даже вздрогнула. Но, ничего не ответив, вышла из землянки.