Текст книги "Возраст – преимущество"

Словно поняв мою хреновую позицию, автоматчик закричал что-то на мове, но я понял, что он обращается к своим друзьям. Требует обходить меня. Чуть высунувшись из ямки влево, замечаю за ближайшим большим деревом движение. Вот он где сидит. Держа дерево под прицелом, смещаюсь дальше, яростно вслушиваясь в происходящее. За спиной пока никого, надо убирать автоматчика. Посылаю очередь в дерево, в надежде спугнуть бандита, но мне это не удается, не повелся он и не вылез. Тогда выхватываю запасной магазин и стучу им о тот, что в автомате. Сработало. Услышав лязг металла, бандит решил, что я «пустой», и высунулся, получив от меня «подарок» в виде трех пуль прямо в грудь. Кстати, автомат, выплюнув их, заткнулся сам. Странно, вроде я меньше тридцати выпустил… Пружина от времени ослабла и патрон не подается? Падаю на землю и пытаюсь поменять магазин, но вижу, что не успеваю. Прямо на меня бегут двое с винтовками в руках и до них остается всего несколько метров.

– Курва москальская, на ремни пущу! – кричит тот, что бежал впереди.

Второй молчал, пытаясь не отстать от товарища. Магазин в приемнике, щелчок, но затвор дернуть не успеваю. Видя приклад, устремленный в мою грешную голову, вскидываю ногу, стараясь если не выбить оружие из рук врага, так хотя бы отвести его в сторону. Удар по винтовке проходит, она как раз уже летела в меня. Противник теряет равновесие, и этого хватает для того, чтобы все же взвести затвор. Очередь, перенос оружия вправо, второй бандит уже рядом с первым, и падают они одновременно, причем на меня.

Осознав, что враги кончились, вспоминаю о ране, лежу-то на спине, и завываю от боли и злости. Мудак, не смог все сделать лучше? Черт, эти два трупа еще придавили к земле, не давая пошевелиться. На лицо течет что-то теплое, выгляжу, наверное, как упырь из кино.

Поднимаюсь с трудом, но не от ран, от усталости. Просто с ног валюсь, толком еще ведь не выздоровел, а тут еще новые приключения. По ранению решил, что не опасно, иначе болело бы сильнее. Саднит кожу и руку поднимать немного больно, думаю, все же просто зацепило. Осмотрев поле боя, понимаю, что не смогу утащить куда-либо здоровых мужиков со снарягой, принимаю простое, на первый взгляд, решение. Отстегиваю у одного из бандитов чехол с лопаткой и просто начинаю срезать дерн. Лес тут довольно мокрый, мох кругом, снимается легко. Рядом с каждым трупом, медленно, но верно, на земле образовалась проплешина, в которую я перекатываю тело и прикрываю снятым дерном, вполне нормально, тут много таких кочек, на первый взгляд и не разберешь, лежит там кто-либо или это и правда кочка.

Умаялся, что звездец. Часа два убил на закапывание тел и сбор трофеев. Оружия много, все один хрен не утащу, возьму только автоматы и патроны. Ну еще пару гранат, на всякий случай. Но тащить даже один автоматы было тяжело и пришлось бросать. Взял в итоге два, к каждому по четыре полных магазина и четыре гранаты, хватит, не надо жадничать.

Тетя Капа встречала меня с надеждой на лице и, увидев, как тяжело я иду, закрыла рот ладонью и бросилась навстречу.

– Живой я, живой, тетя Капа, все хорошо, – обнял я женщину, а она меня.

– Как же ты меня напугал, мальчик! – она плакала. – Услыхала далекий бой, думала, все, больше и не увижу.

– Мне повезло, а им, – я кивнул за спину, – нет.

– Тебя опять ранили? – вскрикнула она, увидев свои руки. Ну да, пока обнимала меня, видимо, испачкалась.

– Зацепили, суки, немного, посмотрите?

– Пошли скорее в дом, – буквально потащила меня Капитолина Георгиевна.

– Там ведь у вас еще один гость незваный? – напомнил я.

– Да отмучился уже, надо как-то вынести будет. Ты этих-то как, всех на тот свет переправил?

– Всех, кто был, – кивнул я с облегчением.

– Ну, значит, и хоронить не станем, раз о нем никто не знает. Оттащить бы в лес, конечно, там зверье быстро его «спрячет» навсегда.

– Чуть отдохну и утащу, – кивнул я.

Капитолина Георгиевна уложила меня на ту же кровать, где я уже столько лежал до этого дня, и, сняв одежду, принялась хлопотать. Рана саднила, тетя Капа промыла ее, а потом начала смазывать своими травяными мазями. С перевязочным у нас было плохо, но бандиты, оставляя своего командира, заодно оставили и несколько упаковок немецкого бинта. Вот им меня и перевязала тетя Капа. От усталости или от общего напряжения я отключился. Сколько пробыл без сознания, без часов не поймешь, но проснулся не сам.

– Эй, ну ты как тут, живой? – надо мной стояли двое.

Один был здорово похож на Кузьмича из известного в будущем фильма об охоте и рыбалке. Прям копия, только глаза грустные, а не такие хитрые.

– Вы кто? – насторожился я.

– Захарка, это ж спасители твои, Иван со Степаном, за тобой вот пришли, хотя я уже их мысленно похоронила.

– Захар, ты идти сможешь? – спросил Иван, который и был похож на Кузьмича.

– Думаю да, а далеко? – осмотревшись и покрутив головой, проверяя, где больно, ответил я.

– Далековато, брат, – кивнул «Кузьмич».

– Ничего, доведем, – подал голос второй.

– Тетя Капа, у вас ничего нет перекусить, есть хочется, аж живот болит.

– Ты спал почти двое суток, вымотался, конечно, теперь хочешь есть. Я обед сейчас разогрею, покушаете, а потом идите.

– Ладно, убедила! – ответил Иван.

Ели в тишине, но вскоре я сам завел разговор. Вспомнил о командире бандитов, что помер в доме у Капитолины Георгиевны, его же нужно вытаскивать, воняет небось давно. Но мне сообщили, что пришедшие за мной партизаны его давно утащили, так что волноваться не о чем. Обед был скромный, мы и так тут ели что придется, в основном картошку пустую, но сегодня партизаны принесли Капе рюкзак с консервами, вот она и открыла нам две банки тушенки к картохе. Наевшись, выпил стакан воды и сообщил, что готов. Партизаны собрали все оружие, и прошлое, что сами оставили тут, и мое прибрали. Немного насторожило это, даже ножа не дали, пришлось немного возмутиться.

– Товарищи, втроем-то, если что, легче отбиться, чем вдвоем.

Партизаны явно замешкались, переглянулись, но все же дали мне один автомат и два магазина.

Тетя Капа провожала меня как родного сына, чем-то я приглянулся ей, видимо. Как рассказывала, сама не смогла завести детей и очень по этому поводу переживала всю свою жизнь. В отличие от многих бездетных людей, Капитолина Георгиевна не озлобилась, а напротив, стала относиться к людям с еще большей любовью, особенно к детям. Вот и меня она обнимала перед расставанием, минут пять, и никак не могла оторваться. Партизаны уже прямо говорили о необходимости скорейшего выхода, а она все ревела и никак не могла оторваться. Хорошая женщина, настоящий человек, с большой буквы.

Топали мы с партизанами в ту же сторону, где я недавно смог ликвидировать бандеровцев. Я сначала думал, что они просто хотят оружие забрать, да проверить, правду ли я вообще сказал, но мужики не стали приближаться к покойникам, тем более в этом месте уже прилично воняло. Забрав оставленные мной автоматы, раз уж шли в этом месте, грех было оставлять, двинулись дальше к дороге. Иван Матвеевич, тот, которого я мысленно Кузьмичом называл, заметил по ходу движения, что один из холмиков с трупом бандита вскрыт и тело валяется невдалеке, явно кем-то обглоданное.

– Веселится лесной хозяин, – пояснил он, увидев, что я открыл рот для вопроса. Ясно, мишка откопал, он любит тухлячок.

– Идти долго, товарищи? – спросил я через пару часов.

– Долго, Захар, долго, – ответил «Кузьмич» и посмотрел на солнце. Он вообще часто поднимал глаза к небу, благо сегодня погодка отличная, солнце светит и тепло.

– Тяжеловато мне пока такие марш-броски делать, присядем на пару минут? – спросил я, чувствуя себя неловко. Они втрое старше меня, а идут и не пищат, а я… Понятно, что после ранения, но все же.

– Как нога? – по-своему понял мою просьбу «Кузьмич».

– Да, – махнул я рукой, – тянет чуток, да покалывает. Тетя Капа что-то о сухожилии объясняла, куда-то там пуля неудачно залезла.

– Присядем минут на десять, попьем и отдохнем, – остановившись, кивнул партизан, – думаешь, парень, мы не устали?

– Не думаю, уверен, что устали, – твердо сказал я.

– Мы ж сюда топали почти без остановок. Раньше не могли, в рейде были, а как вернулись, приказ доставить тебя в отряд.

– Не томите, товарищи, долго идти? – еще раз попытался вызнать я хоть что-то.

– Почти сутки пути, – заключил «Кузьмич», а я обалдел.

Да уж, тяжела партизанская доля. С такими переходами на войну приползешь, а не придешь. Нет, я понимаю, что отряд должен находиться в укромном месте, иначе быстро уничтожат, но ведь и воевать как-то надо. Так получишь приказ пустить какой-нибудь эшелон под откос, и что, топать до железки два-три дня? Дела…

К вечеру остановились на привал у маленькой речушки. До этого долго пересекали поле, открытая местность, опасно, партизаны указали направление и побежали! Пришлось и мне поднажать так, что, когда поле закончилось, плюхнулся перематывать портянки. Ноги в порядке были, просто раны ныли ужасно, а просить о привале стыдно. Партизаны покачали головами, но деваться им было некуда, ну не могу я пока ходить, как они, дайте раны нормально затянутся, я вам еще фору дам, но пока вот так.

– Нужно переправляться, ты как, плавать умеешь, парень? – «Кузьмич» вопросительно взглянул на меня.

– Конечно, – кивнул я уверенно, – проблемка только есть, на той стороне сможете мне спину заново намазать? Мне тетя Капа с собой мази дала, а то рана свежая, не хотелось бы, чтобы гнить начала.

– Конечно, намажем, и перебинтуем наново, у нас и бинт есть, вражеский, – ответил «Кузьмич».

– Только, товарищи, нельзя нам здесь переправляться, – вдруг перевел я тему, – видите, на той стороне полянка вытоптанная? Наверняка сюда часто кто-то ездит, следы от машин вижу

– Ха, наблюдательный, – подал голос Семен, он вообще чаще молчал, чем говорил.

– Точно, – поддержал его Иван. – Мост рядом, и село немалое. Здесь, ты правильно заметил, фрицы часто бывают, машины моют, видели несколько раз.

– И все равно хотите здесь плыть? – удивился я.

– Вечер уже, наверняка сегодня их тут не будет, поэтому можно и здесь, дальше речка шире становится, опасно.

– Понял, – кивнул я. – Но надо плыть по одному.

– Ты откуда такой сообразительный? – вдруг спросил Семен.

– А вам что, обо мне ничего не известно?

– Известно, – хмыкнул Семен, – инструктор, говорят, ты, но что-то я не верю, что мальчишка может быть инструктором, даже простым солдатом.

– А покойнички в лесу не свидетельство моих возможностей? – понимаю его, но мне даже нравится, что всерьез не воспринимают.

– Ну, мало ли, из засады, неожиданно напал… – протянул Семен, а «Кузьмич» все это время внимательно слушал и смотрел на меня.

– Да хоть бы и так, мертвый враг лучше живого.

– Уж это точно, – кивнул, соглашаясь Семен.

А «Кузьмич» внезапно взял и швырнул в меня какой-то предмет. Ловить как в кино я не стал, показал все еще красивее, уклонился настолько элегантно, насколько это вообще возможно. Стоял я к нему боком и смотрел соответственно не на него, но легким движением корпуса пропустил мимо себя летевший предмет, спичечный коробок, как оказалось.

– Ты гляди, Семен, раненый, а выправка-то какова, а?!

– Не говори. Деваха много рассказывала о нем, да я не верил.

– Какая деваха? – заинтересовался я.

– Так твоя вроде как подчиненная, вот же, малец, а командует взрослыми!

– Анна жива? – воскликнул я.

– Жива-жива, та еще оторва, – усмехнулся Семен, – от эвакуации отказалась, пока, говорит, командира не верну, никуда не поеду. Боец наш хотел ее скрутить и в самолет загрузить, она ему руку сломала и два зуба выбила. Двухметровому бойцу!

– Молодец девочка, умничка! – похвалил я Анну и улыбнулся, девочкой назвал, ха. – А про бойца так скажу, чем больше шкаф, тем громче упадет.

Посмеялись. Отдохнув немного, за это время партизаны сходили в обе стороны по берегу и поглядели на предмет нахождения рядом врага. Все было тихо, и мы решили плыть на противоположный берег. Партизаны показали свои умения в изготовлении маленьких плотиков для вещей. Зачем тащить в одной руке оружие и одежду, если можно соорудить плот и положить на него все нужное? Сухих толстых веток много в лесу, собрали, переплели меж собой тонкими прутиками и все, готово.

Вода сейчас уже холодная, попросился первым, не пустили. Сначала в воду залез Семен, долго фыркая, погрузился по шею и, толкая перед собой плотик с вещами, поплыл. Он уже был на середине речки, когда слева появился шум мотора. «Кузьмич» подскочил как ошпаренный и понесся в сторону источника шума. Я наблюдал вокруг, взяв автомат на изготовку, готовый открыть огонь буквально на звук. Наконец, с противоположного берега просигналил Семен, докладывая, что он готов и наблюдает.

– Какие-то залетные на грузовике проехали, не остановились, – вернувшийся «Кузьмич» рассказал о том, что видел у моста. – Давай ты сейчас, готов?

– Да, – кивнул я и, раздевшись, связал вещи в узел. Уложив их и оружие на свой плотик, вошел в воду. Ух! А водичка-то и правда пипец какая холодная! Внутри мгновенно все сжалось, да и снаружи тоже. С трудом переставляя ноги под водой, я наконец погрузился по шею и поплыл. Сразу стало понятно, почему Семен плыл так медленно, тут и холод, ноги руки буквально сводило, так еще и нельзя плескаться, нарушать тишину.

– Давай помогу! – подал мне руку Семен, как только я оказался на его берегу. Не противясь, вытянул свою левую и меня дернули из воды. Пока растирался полотенцем, его мне с собой тетя Капа дала, к нам присоединился «Кузьмич». Мужики, признаться, были очень худыми, плохое питание сказывается или то, что они все время на ногах, не знаю, но партизаны реально тощие. Откуда и выносливости столько, даже не поймешь.

– Отходим вправо на километр, там большой овраг и густой еловый перелесок, можно будет костер развести и нормально согреться.

Я удивился, конечно, как это, костер рядом с немцами, на что мне ответили без ложного стеснения, что это еще ерунда. Бывало, рассказывали партизаны, зимой сидели в засаде, холодно, мороз градусов двадцать, немцы в сотне метров, а они костер разводят и греются. Даже не поверил вначале, но, когда мы прибыли к оврагу и партизаны начали устраивать кострище, обалдел. Да, такому в немецкой школе почему-то не учили. Там все было заточено на действие, а тут… Партизан должен уметь прятаться и греться в любом месте. Костер без малейшего дымка был разведен очень быстро. Выкопали ямку, прямо в низине оврага, развели костер, вокруг все закрывали растущие очень плотно елки, настолько плотно, что мы сюда еле пробрались.

– Ночь сидеть не станем, нужно идти. Еще пяток километров на север и можно будет расслабиться. Там редко кто-то бывает, да и боятся немцы. Слухи среди деревенских разносятся быстро и обрастают домыслами, поэтому враги считают, что нас тут тысячи. Может, потому и боятся лишний раз малыми группами соваться в лес.

– Нормально так вы немчуру закошмарили, – восхитился я.

– Так давно уже здесь, еще в прошлом году обосновались.

– Понятно, – кивнул я, раздеваясь.

Иван Матвеевич, он же «Кузьмич», ловко обработал мне спину и перебинтовал, я покрутился, нормально, и не сваливается, и не мешает. Нагрелись, перекусили и вновь двинули в путь. То ли свежая мазь как-то по-другому работала, то ли холодная вода подняла тонус, но усталость ушла, и брел я, наравне с мужиками. Остановились лишь когда совсем рассвело, Матвеич скомандовал привал. Место выбрали хорошее, березовая роща, за ней луг широченный, красота, да и только. Я посчитал примерно, а нехило мы топаем. Если взять хотя бы три километра в час, выкинуть час отдыха… Километров двадцать прошли, это точно, а ведь еще и днем шли.

– Ложись спать, – в приказном порядке произнес Матвеич, блин, ему бы плащ еще, как в кино, Кузьмич, копия просто. – Полдня я сижу, полдня Семен, вечером выходим. Думаю, к утру придем куда нужно.

– А мне когда дежурить? – не понял я.

– Ты не серчай, парень, но вдруг уснешь, у тебя раны, ты устал, я не могу пока на тебя рассчитывать. Подежурим сами, спи спокойно, набирайся сил.

И я преспокойно уснул. Продрых аж до четырех часов дня, даже кости ломить стало, во как поспал. Умывшись, дежуривший Семен указал на озерцо неподалеку, попросил его сменить мне бинт. Тот не отказал, с каким-то уверенным спокойствием нанес мазь и забинтовал, думаю, еще пару раз и хватит, наверное. Вообще, у обоих партизан чувствовался опыт в перевязках, наверняка много приходится их делать.

Мне оставили еды, перекусил и от нечего делать почистил автомат. Время убил, как оказалось, весьма много. Проснулся Матвеич, закончив с подготовкой к ночному переходу, вышли, не дожидаясь темноты. Как уклончиво объяснили товарищи партизаны, к утру должны дойти, но предстоит еще найти расположение отряда. Из-за все тех же националистов партизаны постоянно перемещаются, меняя места дислокации. Немцы ведь как в этих краях, далеко от населенных пунктов на дорогах и железных дорогах не отходят, зачем им рисковать, для этого есть сброд в виде украинских националистов. А те, твари, резвятся как хотят. Грабят, насилуют, жгут, им плевать на все, делают, что хотят.

– Подождете меня немного, – посреди ночи Матвеич подошел ко мне и коротко бросил одну Фразу.

– Что-то случилось? – поинтересовался я, не рассчитывая, впрочем, на откровенность.

– Надо обстановку узнать, тут деревня рядом, полчаса и вернусь, – все же пояснил Матвеич.

– Как скажете, – кивнул я, – не опасно это, посреди ночи в деревню на оккупированной территории?

– Там наши, быстро узнаю, что к чему, и назад.

– Наши? – удивился я.

– Почти в каждой деревне у нас есть «маяки», – видя, хоть и темно вокруг, что я не понимаю, Матвеич добавил: – Два-три человека из отряда или их родственники.

– Хрена себе вы развернулись, – уважительно покачал я головой, хотя вряд ли партизан видел мое выражение лица.

– Мы давно здесь, это необходимость, иначе нас уже бы всех переловили, немцы не дураки.

– А я все думал, как отряду, да еще большому, удается так хорошо скрываться, при этом еще и эффективно действовать. Ай да партизаны! – восхищался я ловкостью и бесстрашием лесных воинов.

Матвеич ушел, мы с Семеном расположились под большой елью, нарубив нижних веток для подстилки. Не на голой же земле сидеть. Костер да, не нужен, не зима, но сидеть на мягких ветках все же приятнее.

– Семен, далеко деревня? – поинтересовался я, когда мы с оставшимся партизаном перекусили.

– Да не, полчаса ходу. Там днем плохо, подходы голые, одни поля. Тут вообще везде так, лес, поле, деревня или село, или хутор какой, потом опять поле и снова лес. Так от одного к другому и перебираемся. Но если отступать по три-четыре километра от населенных пунктов, можно вообще из леса не выходить, крайне редко прерывается.

– Нормально. Как вспомню окрестности Сталинграда, так зависть берет, там одни колючки да овраги, степь.

– Ты в Сталинграде был? – удивился партизан.

– Ага, – кивнул я, – две недели, пока не закатали в госпиталь.

– Сколько же ты воюешь, парень? Ты ж ребенок совсем! – Семен глаза выпучил так, что я в темноте разглядел.

– Прибыл в Сталинград в последних числах августа сорок второго, в сентябре там, потом госпиталь, восстановился, получил группу, подготовил и сюда. Мы с вашим братом не пересекались, потому как все время в городе находились, едва удалось задание выполнить, утекли, хоть и с трудом. Обложили нас, всерьез обложили. Лесов здешних не знали, так, пару тропинок, уходили к болоту. Анну я отправил искать вас, а сам…

– Так мы тебя и нашли на болоте, хорошо ты там фрицев пострелял. Я толком не слышал, что деваха рассказывала, но главное, что вы в Ровно были, знаю. Как вам удалось Коха завалить?

– Трудно, – бросил я, не хочется вспоминать, да все равно придется еще не раз. – Весь отряд положил, а сам вот, видишь, сижу тут. – Думаю, именно такой ценой и удалось это провернуть, вон Кузнецов, ведь так и не смог, даже в трусости его обвиняли, а разве он виноват был, что случая подходящего не было.

– Какой-то ты неправильный ребенок, – заключил Семен.

– Ты только сейчас это заметил? – спросил я серьезно.

Тут же, во время разговора Семен случайно обронил фразу, из которой мне стало понятно расстояние до Ровно от расположения отряда. Узнал и охренел мальца. Больше ста километров, обалдеть. Хоть и предполагал, что не близко, но чтобы настолько. Да, убегая с Анной, мы ушли километров на десять. На каком расстоянии находится хутор тети Капы, понятия не имею, ну и тут мы идем уже вторые сутки, можно предположить, что где-то так и выходит.

«Кузьмич»-Матвеич вернулся неожиданно и бегом. Запыхался мужик всерьез, мы даже подскочили, готовые стрелять в любого, кто появится у него за спиной.

– Эти твари в деревне, – начал он, жадно хлебая воду из фляги.

– И? – не понял Семен. – Они много где бродят.

– Ефросинья встретила слезами, дочку забрали, говорит, испоганят девку. Приперлись под вечер, а наши только днем в отряд ушли, заступиться некому.

– Так надо идти! – вскочил Семен.

– Вдвоем против пятерых? – с сомнением покачал головой Матвеич

– Не списывайте меня, помогу, я почти в норме, справимся, – твердо заявил я.

– Тогда, – подумав, ответил Матвеич, – надо бегом.

– Надо, значит, надо, – пожал я плечами.

– Лишнее тут оставим, возьмем только по автомату и патроны, конечно.

Мы выдвинулись бегом, по ночному лесу это было опасно, приходилось низко наклонять голову, чтобы случайно глаз о какую-нибудь ветку не выбить. Бежали недолго, минут десять, когда показалось поле и Матвеич уверенно направился в сторону виднеющейся деревни. Небольшая, издали, как мне удалось посчитать, дворов на десять-двенадцать, но она под горку уходит, так что, сколько точно, пока не определить.

Остановившись возле забора одной из хат, Матвеич сделал жест – ждать. Мы с Семеном, держа оружие наготове, смотрели по сторонам, присев на колено. Матвеич, сбегав к хате, вернулся не один.

– Ой, ребятки, выручайте, Алеська ведь малая совсем, что они с ней сотворят ироды?! – причитала тетка, прибежавшая вместе с Матвеичем.

– В какой они хате? – тихо спросил он, пытаясь привести женщину в чувство. Тетка ревела, но старалась сдерживаться, боясь привлечь врагов. Разглядывать ее было некогда, да и темно, но вроде как не старая совсем, кругленькая такая, коса длиннющая, висит не забранной за спиной, а голые ноги, без обуви, блестят даже в темноте.

– Третий дом на той стороне, бывший дом председателя. Он пустой стоял, председателя-то повесили сразу, как эти демоны появились в прошлом году, но дом-то справный.

– Точно пятеро их? – уточнял Матвеич, готовя автомат.

– Ей-богу пятеро, сама сосчитала! – клятвенно уверила тетка. То, что это именно тетка, а не старуха, я уже понял, лет тридцати пяти, не больше.

– Стой, Матвеич, – влез в разговор я. – Обожди.

– Чего? – уставился на меня Матвеич как на препятствие.

– Меня не тронут, я ж пацан еще, зайду спокойно, а вы уже за мной. Надо тихо войти, а то еще девахе достанется. Сколько девочке лет? – вдруг спросил я, обратившись к женщине.

– Так только четырнадцать годочков этим летом стукнуло, малая совсем! – вновь запричитала мать.

А я вдруг ощутил волну холода, прошедшую от пальцев на ногах до кончиков волос на голове. Что-то перевернулось во мне, и я первым двинул к указанному дому. Слышал, что за мной следуют остальные, но даже не оборачивался.

Никого у хаты не было, националисты не выставили даже часового, как тетка объяснила, пьют сильно, уже сюда пьяные на телеге приперлись. Оставив автомат возле двери, прислонив к стене, я тихонько толкнул дверь, подалась легко. На миг обернувшись к партизанам, показал палец, приложенный к губам, и скользнул внутрь.

– Мы что, так и будем стоять? – вопросительно посмотрел на Матвеича Семен.

– Идем, но тихо, – и они скользнули в дом следом за мной.

Тем временем я, тихо прокравшись по сеням, достал оба ножа, что забрал у убитых мной в лесу оуновцев, и приготовился входить. Дверь скрипнула, а передо мной предстала картина маслом. Большая комната, посредине стоит круглый стол, на нем несколько бутылок, какая-то еда и керосиновая лампа. За столом сидели трое бандитов в светлых, но грязных рубашках, все небритые давно, рожи мерзкие. Четвертого я срисовал слева, он лежал на кровати и, похоже, дрых. Где пятый, не известно. Ближайший ко входу, то есть ко мне бандит, вскинув на меня пьяные глазенки и прищуриваясь, пытаясь разглядеть, тягуче спросил:

– Ты хто?

Остальные поднимали глаза.

– Ваш звездец! – сорвался я, так как услышал за занавеской справа возню и писк девочки.

– Ч-чего? – попытался встать оуновец, но от удара моим ножом завалился прямо на стол, заливая все вокруг себя кровью. Бил я наотмашь, со всей силы в горло. Точнее, по горлу. Башку не отрезал, сил бы все равно не хватило, но вскрыл глотку на раз.

Остальные сидевшие, кажется, мгновенно протрезвели и вскинулись из-за стола, пытаясь схватить оружие, стоявшее и лежавшее поблизости. Три шага вправо, боком ко мне человек, поднимающий с пола винтовку, получает удар ножом именно в открытый бок и, заорав как раненый зверь, хватается за рану, выбывая из битвы. Последний из тройки схватил автомат, даже поднял его, но удар в колено ногой заставил его обратить внимание на боль. Автомат опустился, так и не начав стрелять, а я уже наносил следующий удар. Вновь режущий, справа налево в район горла, в этот раз не попал, козлина как раз пригнул голову и удар ножа рассек его мерзкую харю. Что-то теплое обильно оросило мое лицо; машинально проведя лицом по рукаву, поворачиваюсь лицом к занавеске, за которой уже стоит тишина.

– Выходи, сука, – негромко командую я и встаю чуть в стороне, вдруг пальнет. И ведь пальнул, гнида. Не видя меня, стрелял прямо сквозь занавеску, по звуку, пистолет. Выстрел, второй, третий, четвертый, пятого не произошло. Осторожно роняю стул рядом, создавая иллюзию падения тела. Занавеска откидывается в сторону, и за ней возникает такой гоблин, что я, наверное, даже рот открыл.

– Живой еще, сейчас исправим! – Он поднимает пистолет – и падает от очереди из автомата в упор.

– Матвеич, слышишь чего? – спросил Семен у товарища, когда они зашли в хату следом за пацаном, но в сенях остановились.

– Плохо, что-то крикнул им, а дальше, похоже, драться начали.

– Так заходим, мало ли чего?

И партизаны ввалились в комнату. Перед их глазами происходило действие, мальчишка, которого они вели в отряд, с ножами в руках вертелся по комнате, точнее, он как-то очень быстро через нее пролетел, почти разом порезав троих бандитов. Крови вокруг было море, сам мальчуган в ней вымазался просто жуть как. С его лица стекали струи красной жидкости, Матвеич как раз разглядел, как парень вытер лицо рукавом, растирая кровь по всему лицу, когда справа раздались выстрелы. Мальчишка, напружинившись, вжался в стену под окном, чуть присев. Пули прошли мимо, стреляли вслепую, но затем занавеска улетела прочь, а огромного роста верзила, с пистолетом в руке, появился перед партизанами. Он направил ствол на парня, но тут Семен выпустил очередь от живота, буквально изрешетив бугая сверху донизу.

Я кивнул в сторону вошедших партизан и бросился к койке с пятым бандитом, который упал с нее, во время стрельбы и вжимался в пол, делая вид, что он ни при чем.

– Этого берите, – кивнул я партизанам, а сам направился проверить девочку.

Видимо, вид у меня вид был какой-то не такой, проходя мимо Семена, тот аж в сторону отскочил, дабы я не врезался в него. Заглянув за занавеску, которая разделяла комнату на две части, обнаружил на узкой железной кровати девочку. Полностью раздетая, она сидела, вжавшись в угол, и дрожала так, что я испугался, как бы зубы не раскрошились. Разглядев на полу ее платье, поднял, стараясь не смотреть на обнаженное тело, и хотел передать девочке, но обнаружил, что оно разорвано в клочья.

– Ты как, в порядке? Я сейчас скажу твоей маме, чтобы принесла одежду, хорошо?

Она меня, кажется, вообще не слышала. Смотрит перед собой и сильно-сильно трясется. Этот упырь, видимо, все же успел ее… Я выскочил на улицу, здесь Матвеич пытался допрашивать пленного, мать девочки была здесь же.

– Принесите какую-нибудь одежку, только подходите к ней осторожно, девочка сильно напугана, давайте быстрее! – обратился я к женщине, и та понеслась к себе домой. Через несколько минут она на сверхзвуковой скорости пролетела обратно.

– Эй, ты сам-то как, отошел? – мне на плечо осторожно положили руку. Матвеич.

– Что? – очнулся я, встряхнувшись.

– Как ты, говорю, Захар?

– Да все нормально, – взглянул я на партизан, – спасибо, едва пулю не словил.

– Да не за что, – отмахнулся Матвеич. – Ты это, часто так?

– Что? – не понял я.

– С ума сходишь?

Это он о чем? Я непонимающе поглядел на партизана, а он добавил:

– Видел бы ты себя со стороны.

– Да что такое-то? – взбрыкнул я.

– Я думал, видел, как умеют драться с ножом, признаюсь, не хотел бы стать твоим врагом, – вступил в разговор Семен. – Тебя даже не видно было, как молния какая-то! Вжик-вжик, и все вокруг в крови. Ты на себя в зеркало глянь, как вампир какой-то!

– Лучше бы ведро воды дали, чем упрекать, – фыркнул я, – кончили бы этого козла, чего на него любоваться?

– Этого надо с собой тащить, хорошо хоть недалеко осталось, знает кое-что, – заключил Матвеич.

– Как хотите. Где тут колодец?

Меня проводили к соседнему дому, тут находился общий колодец, хотя, думаю, частных тут и нет вовсе. Мужики набрали ведро ледяной воды, и не успел я начать умываться, как подбежала мать девочки.

– Я увела ее в дом, мальчик, что же тебя тут ледяной водой мыть собрались, пойдем скорее ко мне в хату, я тебе вынесу два ведра, утром набирала, нагрелись уже.

Я послушно побрел за женщиной, думая о своем. Как-то резко мне башню сорвало, что это было вообще? Я чуть не на стволы полез с ножом… Тревожно как-то, с головой что-то случилось, что ли?

Женщина и правда вынесла мне вполне теплой воды, дала какую-то ветошь, я распознал в ней мочалку. Хотел умыться сначала, но Матвеич поднял одно ведро и предложил полить на меня.

– Ты бы разделся, я тебе одежку сейчас из сыновней подберу, осталась у меня, – вновь подала голос женщина.

Я послушно разделся, оставшись в одних черных трусах, а Матвеич начал лить мне на голову воду. В голове словно прояснилось, я задвигал руками, пытаясь разодрать склеившиеся волосы, нехило меня так кровушкой залило. Семен тут же протянул кусок мыла, маленький, остаток, наверное, откуда и взял-то?

Двух ведер вполне хватило, женщина и правда принесла мне какие-то штаны, вполне крепкие на вид, рубаху и курточку. Но главное, она подала мне белоснежное полотенце, которым я с удовольствием вытерся.