Текст книги "Окруженец"

– Что там делается, Вить? Крики какие-то, шум.

– А тут, Ваня, готовится что-то страшное. Эти уроды хотят уничтожить деревню. И наша задача на данный момент состоит в том, чтобы популярно объяснить им, что нехорошо так поступать.

– Что делать будем, лейтенант?

– Подожди немного. Я сейчас гляну еще разок.

Немцы уже начали готовить факелы и вытащили из грузовика канистру с горючим. По два человека отправились в разные концы деревни, остальные остались возле сарая. Все стало ясно, каратели хотят сжечь деревню, а потом проделать то же самое с людьми, заперев их в сарае. Вот, твари!

Я соскользнул с дерева, рассказал все капитану, а потом приказал:

– Сейчас дуй к сараю, занимай позицию с правой стороны. И, как только людей загонят в сарай, начинай войну. Не давай запереть двери и не подпускай факельщиков. Во время боя сарай, хоть немного, защитит людей от пуль.

– А ты как же?

– Я подойду потом с другой стороны, но сначала причешу поджигателей, хотя бы двоих. Всех мне не достать, времени нет. Все, пошли!

Мы разбежались в разные стороны, но перед этим я нацепил повязку и полицайскую кепку. Потом кинулся к крайнему дому, который уже начинал гореть. Значит, эта сволота где-то здесь, а стрелять раньше времени нельзя, поэтому, мгновенно, в моей руке оказалась финка. Ага, вот и они, переходят через улицу к другой избе. Я стал орать и отчаянно размахивать руками, стремительно приближаясь. Немцы ничего не понимали, поэтому остановились посередине улицы, поджидая меня. Каратели чувствовали свою безнаказанность и нападения не ожидали, приняв меня за полицая. Очень маловероятно было, что они знали полицаев в лицо, и я этим воспользовался, к тому же они стояли рядом друг с другом. Первому я одним взмахом руки перерезал глотку. Он беззвучно, прижимая руки к горлу повалился на землю. Одновременно, растопыренными пальцами левой руки, я нанес удар по глазам второго. Он поднял руки к своей голове, и я отправил его на небеса ударом ножа прямо в сердце. Сразу отбежал, прижался к плетню и огляделся. С другого края деревни полыхали уже два дома, но у сарая пока тихо, без стрельбы. Поэтому я решил прихватить и этих факельщиков. Быстро проскочил по огородам на другой конец деревни. Каратели шли уже к четвертому дому, весело переговариваясь и громко хохоча. И поэтому ничего не поняли, когда перед ними, прямо из-под земли, вдруг выскочил страшный дядька и срезал их одной очередью.

От сарая тоже донеслась стрельба. Вот, черт, не получилось тихо, но ничего, разберемся. Я рванул к сараю, заходя немцам в тыл. Прогремели два гранатных взрыва, капитан ведет войну по-взрослому! Кое-чему я его все-таки научил. Я осторожно выглянул из-за угла недалеко стоявшей баньки. Немцы залегли и вели огонь по капитану, который постоянно перемещался с места на место.

Молодец! Людей не видно, наверное, залегли в сарае, двери которого еще не были заперты.

Сколько карателей осталось в живых, определить было невозможно. Но я заметил, что стреляют по Ваньке еще и из-за машины. Подобравшись поближе, я метнул гранату прямо под грузовик. Раздался страшный взрыв, огонь взметнулся вверх метров на десять. Уцелевшие немцы оглянулись, но я и их угостил гранатой. Все стихло, даже люди перестали кричать в сарае. Интересно, как там капитан? Ведь это он вел встречный бой с противником, тогда как в мою сторону не было сделано ни одного выстрела. Везет же мне! Но немцев надо проверить, и я осторожно пополз в их сторону. И тут раздался мальчишеский крик:

– Дяденька солдат, вот он ползет, гад! В кепке!

Сразу же рядом со мной прошла очередь. Вот гадство, я и забыл, что у меня на голове полицайская кепка. Я судорожно сдернул ее и заорал:

– Ванька, не стреляй! Я это!

Но он толи не расслышал, толи не поверил мне, поэтому крикнул:

– Назови имя моего комбрига!

– Иванов Юрий Иванович!

– Правильно!

Ванька начал подниматься из-за куста, но я боковым зрением заметил, что один из карателей неожиданно зашевелился, беря капитана на прицел. Времени у меня было в обрез, поэтому я швырнул в немца гранату с невыдернутой чекой. Раздался ужасный хруст, граната попала прямо в висок, и немец уткнулся головой в землю.

Я медленно поднялся на ноги, и люди стали потихоньку выходить из сарая, настороженно глядя на меня. Со стороны леса неторопливо шел Ванька, зажимая рукой раненое левое плечо. Вот, гады, все-таки зацепили капитана, но, похоже, что не тяжело. Ванька подошел и остановился рядом со мной. Тем временем, люди уже выбрались из сарая и стали около нас полукругом. И тоже молчали. Надо же, просто немая сцена какая-то, прямо как в «Ревизоре». Последним к нам подошел седой бородатый старик, долго осматривал нас, а затем еле слышно произнес:

– Спасибо вам, сынки. От всего общества спасибо.

Я негромко кашлянул и сказал, обращаясь к старику:

– У меня друг ранен, перевязать бы надо.

Дед тут же повернулся к людям и, уже громким голосом, приказал:

– Ну-ка, бабы, займитесь солдатом, из-за нас ведь пострадал.

Из толпы вышла женщина средних лет и позвала Ваньку с собой:

– Пойдемте, я тут рядышком живу. Сейчас ранку обработаем.

Они ушли, вместе с ними отправились еще две женщины, а я обратился к старику:

– Уходить вам надо отсюда, дедушка! Не дадут вам немцы покоя.

Он лишь устало махнул рукой:

– Пойдем, присядем, солдат. А то что-то ноги плохо держат.

Мы подошли к проклятому сараю, уселись на бревно, лежавшее на земле, и старик продолжил:

– Уходить надо, это верно. Эти басурманы теперь не отстанут от нас, пока не изведут под корень. Нужно собирать людей и уходить в лес.

К нам стали подходить люди, которые успели убежать. Среди них было несколько подростков и двое мужиков, уже в возрасте, но моложе деда. Старик обвел взглядом вновь пришедших:

– Вот, люди, это наш спаситель.

Один из мужиков не поверил:

– Он что, один всех германцев уложил?

Я усмехнулся:

– Да нет, не один, мужики! Ранили моего напарника, лечат его сейчас ваши бабы.

Мужик все-таки с недоверием покачал головой, но больше ничего не сказал, а я обратился к старику:

– Скажи, дедушка, а за что вас так? Что такое натворили?

– Видишь ли, солдат. Все наши мужики в партизанском отряде воюют. Они умудрились сегодня поутру обвести немца вокруг пальца. Вроде бы, заманили супостатов куда-то. Да я точно и не знаю, это мне полицай один шепнул, когда нас сюда сгоняли. Вот оттого немцы злые и приехали сюда лютовать, сжечь хотели заживо.

И старик заплакал, а я не знал, что и делать. Но тут вспомнил о нашем имуществе, оставшемся в лесу. Поэтому высмотрел в толпе пацанов постарше, объяснил им, что к чему, и они сразу же умчались.

Дед начал успокаиваться, а у меня в груди зашевелилось что-то нехорошее. Словно я кого-то упустил. Но сейчас напрягать мозги бесполезно, все равно ничего не вспомнишь. Надо просто отвлечься на некоторое время, и ответ придет сам собой. Так оно и получилось! Ну, конечно, как я мог упустить такое:

– Послушай, дедушка, а где же ваши полицаи? Что-то я не вижу их среди этих.

И я кивнул на убитых немцев. Дед тоже все внимательно осмотрел слезившимися глазами:

– Точно, не видать их! Сбежали, наверное, нехристи. Небось, подумали, что партизаны пришли, вот и убегли, гады, куда-то. Их, вообще-то, четверо у нас было. Двое наших и двое пришлых, бывших пленных. Вот здесь-то пленные были, а наши так и не появились, почему-то.

– И не появятся больше никогда!

Дед вопросительно посмотрел на меня, и я согласно кивнул головой. А старик произнес:

– Бог им судья! Один из них был моим племянником, но я его проклял, когда он к немцам подался.

В это время появился капитан, его рука была перебинтована, а гимнастерка аккуратно заштопана. Я несказанно обрадовался:

– Как дела, Вань? Что с раной?

Он еле заметно поморщился:

– Все нормально, Вить. Пуля навылет прошла, да и кость не зацепила. Заживет, никуда не денется!

– Добро! Слушай, капитан, а ты не заметил случайно, куда полицаи подевались?

– Да черт их знает! Я же специально за ними не присматривал, не до этого было. Удрали, скорее всего. Видят, что тут жареным запахло, и деру!

Он подозвал меня поближе и шепнул на ухо:

– За что их? Из-за нас?

– Да нет, из-за партизан. Сейчас все расскажу, сразу поймешь. Только давай попозже.

Я подошел к деду и попросил, показывая на трупы:

– Надо бы этих прибрать куда-нибудь. А то валяются в деревне, нехорошо. И оружие соберите, пригодится. Там на улице еще четверо лежат, про них не забудьте.

Дед кивнул головой, соглашаясь. Подозвал мужиков, несколько пацанов и начал отдавать распоряжения. Скорее всего, деда в этой деревне уважали и слушались. Пацаны куда-то убежали, а мужики собрали оружие и присоединились к нам. Как раз, в это время, и наши вещички прибыли, в целости и сохранности. А я решил немного просветить народ:

– А ваши партизаны молодцы, с немцами такую шутку устроить!

Дед сразу оживился:

– Конечно, молодцы! А ты что? Что-нибудь знаешь? Тогда рассказывай, не томи народ!

– Обязательно знаю, мы же там были.

Я с подробностями все рассказал этим людям. У многих от такой новости радостно заблестели глаза. Люди, можно сказать, ликовали, и с благодарностью смотрели на нас с капитаном. Неожиданно старик поднялся на ноги:

– Все, народ! Идите по домам и собирайтесь, нужно уходить отсюда немедля!

А нам пояснил:

– У нас давно уже хорошее местечко подобрано. Ждали мы чего-то подобного, вот и приготовились. У всех уже и вещи собраны, только погрузиться, и вперед!

Мы собрались прощаться, но дед остановил нас:

– Пойдемте ко мне в избу, накормлю. Старуха моя, наверное, уже приготовила чего-нибудь.

В это время к нам подъехали подростки на двух подводах, на одной из них уже лежали четыре дохлых факельщика. Когда погрузили остальных, дед приказал пацанам отвезти трупы в овраг, расположенный в лесу, и там сбросить. А потом возвращаться в деревню и ждать сигнала к исходу.

– А как же через Днепр переправляться думаете, сынки?

– Не знаем пока, на месте осмотримся, там и решим.

– Вот что! Живет у меня там брат младший. Прямо у реки, на хуторе. У него и лодка есть, хорошая. Идите по ручью, а потом по берегу Днепра вверх, версты две. Скажите, что от меня. Его тоже Спиридонычем зовут.

– Спасибо, дедушка! Может, покажешь нам по карте, где этот хутор?

Но дед только руками замахал:

– Нет, сынки! Не разбираюсь я в этих картинках.

Но мы все же сверили карты. На нашей, советской, которая была у меня, хутор отмечен не был. А вот на Ванькиной, трофейной, он оказался. Вот так-то! Мы попрощались с дедом и двинулись в путь. Вскоре вышли к Днепру и подались в сторону хутора. В этом месте Днепр был уже довольно широкий, потому что недалеко отсюда в него впадала Березина, и поэтому без лодки нам не обойтись.

Осторожно подойдя к хутору, мы залегли. Нужно осмотреться, чтобы не угодить немцам в зубы. Ничего подозрительного замечено не было, но я все-таки оставил Ваньку с вещами в ближайших кустах, а сам отправился к дому. Подспудно я все же ждал нападения, поэтому держал автомат наизготовку и шел пружинистыми шагами, в любой момент готовый к бою. Это меня и спасло, при первых же звуках выстрелов я был уже на земле и перекатывался по ней, уходя от пуль. И одновременно вел ответный огонь. Похоже, что и этого Спиридоныча немцы прихватили. Вот ведь невезуха какая, и денек сегодня бойкий. Бойкий – от слова бой! Обернувшись назад, я заорал Ваньке:

– Не стреляй, бросай барахло и обходи хутор с другой стороны!

Судя по выстрелам, немцев здесь не больше двух человек, поэтому можно с ними и повозиться. Тем более, что так просто уйти отсюда они нам не дадут. А уплыть на лодке, вообще, нереально, так что бой надо принимать. Отвлекая внимание немцев на себя, я зигзагами приблизился к дому и достиг, наконец, хозяйственных построек. Теперь будет легче, да и капитан скоро должен объявиться. А там посмотрим, кто кого! Но пока было тихо, молчали немцы, молчал и я. Но вдруг сзади и немного левее я услышал слабый скрип, как будто отдирали доску от забора. Раздумывать было некогда, я мгновенно повернулся и всадил очередь в…дверь уборной. Послышался какой-то стук, и снова все стихло. Надо проверить, что там такое. За своей спиной никого оставлять нельзя, это не игра в прятки. Осторожно подобравшись к туалету, я рывком распахнул дверь и увидел здоровенного оккупанта. Он валялся, неловко скрючившись в тесном помещении. Меня сразу же прошиб холодный пот, вот откуда могла прийти моя смерть – из уборной. Немного переведя дух, я потолкал его ногой. Немец не давал никакой вспышки, убит по собственному желанию. Сидел бы тихо, был бы жив. Ладно, черт с ним! Как пришел, так и ушел!

Значит, все-таки, трое их, и нужно воевать дальше. Я осторожно высунулся из-за угла сарая и дал короткую очередь по дому. В ответ ни звука, опасливые какие-то немцы, но догадливые. Додумались, что не так-то просто один человек атакует их прямо в лоб. Значит, за ним кто-то, или что-то есть, и для них это могло быть опасным. Неожиданно, в подтверждение моих мыслей, из-за дома раздалась автоматная очередь, одна-единственная, а за ней тишина. Потом послышались осторожные шаги по дому, и я услышал голос капитана:

– Лейтенант, иди сюда! Все нормально!

Голос, несомненно, Ванькин, но… Я бесшумно подобрался к дому и заглянул в разбитое окно. Капитан стоял посередине избы и смотрел в мою сторону, но не на меня. И взгляд у него был какой-то остановившийся, застывший. Я через окно заскочил вовнутрь, проследил за Ванькиным взглядом и тоже остановился, парализованный увиденным. В простенке между окнами сидел на лавке человек, его поднятые руки были прибиты гвоздями к тесаным бревнам, а голова безвольно склонилась на грудь. Я пересилил себя, подошел к нему, приподнял голову, и тут же, в ужасе, отшатнулся. У него были выколоты глаза, и на их месте образовалось кровавое месиво. Я зажал ладонью свой рот, но меня все равно вырвало, тут же, на месте. А Ванька молча сел на пол, прислонился к печке и закрыл глаза. Я немного успокоился и присел рядом. Некоторое время мы молчали, потом Ванька сказал, судорожно глотая слова:

– Их нужно убивать! Всех! Всех! Всех!

Он замолчал, и из глаз его покатились слезы, но я не осуждал его за это. Сам находился на грани, но все же взял себя в руки:

– Что там у тебя случилось, капитан?

Он негромко ответил:

– Мотоцикл у них там, около входа. С коляской и пулеметом. Удрать они хотели, но я не дал, удачно они повернулись, одной очереди хватило.

– Я тоже одного в уборной шлепнул. Там ему и место.

Потом я хлопнул его по колену:

– Некогда горевать, Ваня. Этих могут хватиться, надо поспешать. Займись погибшим. А я во двор.

Капитан молча кивнул и тяжело поднялся на ноги. Я вышел на улицу, возле крыльца валялись два трупа, а поодаль стоял мотоцикл с коляской. Я посмотрел на него пару секунд, и решение пришло ко мне, совершенно неординарное. Потом сходил в сарай, отыскал лопату и выкопал неглубокую могилу прямо во дворе. Из дома мы осторожно вынесли тело замученного Спиридоновича и похоронили. В том, что это был именно Спиридонович, мы не сомневались. Очень уж похож он на брата, только лет на пятнадцать-двадцать моложе. Вот тебе и судьба, старший жив, а младший принял лютую смерть.

А мой безумный план все еще крутился у меня в голове. Я сверился с картой. Да, все подходит, километрах в пяти выше по течению Днепра был обозначен мост. И, судя по следам на проселочной дороге, эти сволочи, прикатили, скорее всего, оттуда. Пока капитан бегал за нашим багажом, я содрал мундиры с убитых и проверил мотоцикл. Он работал, как часы. Что же, насчет этого немцы аккуратны, но все равно мы будем их бить всегда и везде! Где можно и где нельзя, с оружием и голыми руками! Солдаты и партизаны, мужики и бабы, дети и подростки не дадут житья на нашей земле этому отребью!

Прибежал капитан, и мы стали готовиться к прорыву. Кое-как натянули гитлеровские мундиры, надели каски и стали походить на захватчиков. Тем более, что уже начинало темнеть, а в сумерках отличить нас от настоящих немцев было достаточно трудно. Капитан уселся за руль, я в коляску с пулеметом, и мы рванулись в неизвестность. Хотя и представляли, что с нами может произойти.

Уже совсем стемнело, когда мы подъехали к мосту. На этой стороне надо действовать тихо и аккуратно, иначе нам отсюда уйти не дадут. Поэтому, как только к мотоциклу стал приближаться часовой, я сразу же выпрыгнул из коляски и пошел в караулку, махнув ему рукой что-то неопределенное. Краем глаза заметил – немец подошел к мотоциклу, а Ванька молча указал ему на колесо. Фашист нагнулся, а капитан нанес ему по голове сокрушительный удар гранатой, и немец аккуратно распластался на земле. И все, привет родителям! После этого я, уже спокойно, зашел в караулку, где два немца сидели за столом и ужинали. Что же, придется вам аппетит подпортить, господа хорошие. Я направил на них автомат и жестом приказал подниматься. Один было дернулся, но моя финка тут же осталась торчать в его глотке, и он с грохотом повалился на пол. Второй бессмысленно таращился на меня и мычал что-то невразумительное. Я ударил его автоматом в рыло, он закрылся руками и опустился на лавку. А перед моими глазами вдруг встало лицо замученного Спиридоновича. Я выдернул финку из горла первого убитого и, без всякого зазрения совести, прирезал фашиста, как свинью. Как говорится, тем же концом по тому же месту!

В это время зазвонил телефон. Я разбил его ударом рукоятки автомата, пулей вылетел из караулки и заскочил в коляску:

– Гони!

Ванька газанул, и мы помчались через мост. А на другом берегу возле шлагбаума уже стоял вооруженный часовой. Медлить было нельзя, и я резанул его пулеметной очередью. Немец упал, а я крикнул Ваньке:

– Стой!

Тут же из будки выскочили два немца, но они успели сделать только по три шага и завалились, сраженные длинной очередью. Я стукнул капитана по руке:

– Давай к будке!

А потом добавил:

– И патроны забери у этих…

Я заскочил в караулку, уничтожил телефон, нашел фонарик и достал карту:

– Вань, иди сюда!

Капитан тут же прибежал:

– Что такое, Вить?

Я показал ему карту:

– Отсюда уходим пехом. Вверх по течению, вдоль реки. Через пару километров там начинается густой лес. Искать нас будут на востоке, а мы пойдем севернее. Думаю, что удастся облапошить немцев на какое-то время. А там посмотрим. Вперед!

Мы выскочили из будки и, общими усилиями, столкнули мотоцикл в реку. Потом сбросили немецкие френчи, прихватили свои мешки и бегом рванули вдоль реки, поближе к лесу. Уже ничего не было видно, когда перед нами показались деревья, двигаться стало намного труднее. Поэтому мы прошли вглубь леса еще с километр и остановились. Рухнув на землю, я ошарашил Ваньку:

– Все, капитан, немного осталось нам.

Он недоуменно посмотрел на меня, как на придурка, но я пояснил:

– В смысле, что идти недалеко. Чувствую, скоро выйдем к нашим. Где-нибудь через недельку. Если раньше нас не прихватят.

Ванька успокоился, вытянулся во весь рост и мечтательно произнес:

– Ничего, лейтенант, все получится.

Отдыхать решили, все же, по очереди, по два часа. Устали очень, могли и прошляпить погоню. Хотя, ночью нас никто ловить не будет, неизвестно же, в какую сторону мы подались. Поэтому, в конце концов, решили ночевать полноценно, силы нам завтра пригодятся.

45

Когда я проснулся, капитана рядом не было. Его вообще не было видно, а вот вдали слышались чьи-то осторожные шаги. Я подтянул автомат и залег за толстым стволом осины. Вот между деревьев мелькнула какая-то черная точка. Я присмотрелся внимательнее, ба, так это же танкистский шлем, а в нем Ванькина голова. Я отполз от места ночлега и притаился, Ванька подошел и стал тревожно озираться по сторонам. Пришлось негромко свистнуть, Ванька повернулся, а я медленно произнес:

– Тра-та-та! Все Ваня, ты покойник!

– Да ладно тебе, Вить!

– Да ничего не ладно! Ты, Ваня, больше так не делай. Ведь я мог тебя и шлепнуть!

– Ну, так, не шлепнул же!

– Скажи спасибо, капитан, своему шлему. Это его я сначала узнал, немецкие танкисты в лесу шляться не будут, особенно в это время. И еще вот что! Когда уходил, надо было разбудить меня, а то я уже обо всем передумал. Это тебе на будущее, понял?

– Да ясно все, лейтенант. Уж больно ты сладко спал, вот я и решил тебя не беспокоить.

– Ладно, куда ходил-то?

– Да дал небольшой кружок, осмотрелся.

– Ну, и что высмотрел?

– Ничего, один лес кругом!

– Хорошо, хоть не заблудился. Ладно, хватит об этом, давай перекусим, и вперед!

Немного пожевали и быстрым шагом потопали на восход солнца. Раннее утро и свежий воздух влили в нас необычайную бодрость, поэтому мы прошагали до полудня, ни разу не остановившись. Вышли к небольшому лесному озерку с болотистыми берегами, здесь и решили сделать привал. Без опаски разожгли костерок, правда небольшой, и приготовили нехитрую еду. Потом прилегли отдохнуть, и я сказал капитану:

– Такими темпами скоро и к своим выйдем. Как думаешь, Вань?

– Обязательно выйдем. Если только они не бегут быстрее, чем мы.

– Ну, это ты уже загнул, капитан! Круче некуда! Давно уже, поди, очухались.

Но Ванька стоял на своем:

– Конечно, ты вот уже сколько играешь в эти догонялки, а догнать никак не можешь.

– Так мы здесь, в лесах, ничего не видим. А я уверен, что немцу прикурить, все-таки, дают.

– Давать-то дают! Но что-то огоньку маловато, чтобы немец жара не выдержал.

– Да ладно добавим еще. Да так, что у них из задницы дым повалит, как из паровозной трубы! И с таким же звуком!

Ванька не выдержал и разулыбался:

– А вот это точно, лейтенант. Так и будет!

Потом сказал, без всякого перехода:

– Послушай, Вить. Мы-то чего спорим? Давай лучше искупаемся, а то воняет от нас хуже, чем от козлов.

– Да ты, Вань, оказывается, крупный специалист по козлам.

– С чего ты взял?

– Да вот я с козлами дела не имел никогда, поэтому не в курсе, чем они воняют.

Ванька вконец развеселился:

– Да и я тоже не имел! Это я так, к слову.

И сразу же перескочил на другую тему:

– Кстати, а родом откуда, Вить?

– Да мы уже почти пришли, калининский я. А ты?

– А я куйбышевский. А что, мы и, правда, подходим к твоей родине?

Я вздохнул и, с сожалением, сказал:

– Хорошо бы, но не получится. Мы сейчас где-то на Смоленщине, а ко мне нужно севернее идти.

– А может, повернем?

– Нет, только время потеряем. Ладно, давай мыться, а то разболтались не по делу. Только по очереди, я же тебе рассказывал, как меня связисты прихватили.

– Хорошо, жребий?

– Конечно!

Первым идти выпало капитану, мне даже завидно стало. Он плескался и радовался, как ребенок. Я еле-еле дождался своей очереди и тоже вволю покувыркался в теплой водичке, и с большой неохотой вылез на берег:

– Вот это да, Вань! Как будто тонну грязи с себя смыл, так хорошо стало.

– А что, лейтенант! Может, сегодня больше не пойдем? Нам вчера и так досталось выше крыши.

– Да нет, Ваня! Идти надо, прохлаждаться потом будем.

– Я просто так предложил. Конечно, пойдем.

– Слушай, Вань. Я вот, что хотел тебе сказать…

Тут я немного замялся, а Ванька стал наседать на меня:

– Чего замолчал? Давай, договаривай!

– Так вот, капитан! Когда придем к своим, то насчет своего плена ты помалкивай, мало ли что!

– Ну, и что! Я же не остался в плену и прорвался к своим!

– Ты только не забывай, Ваня, где наши, а где немцы. Наши сейчас злые, и с предателями у них, явно, разговор короткий.

– Да какой же я предатель?

– А с тобой особо никто разбираться не будет. Был в плену, значит, предатель. А в плен у нас народу попало порядочно, мне пришлось это увидеть. Потом доказывай, без сознания ты был, или сам ручки поднял.

– Ты и в самом деле думаешь, что свои могут шлепнуть?

– Да не знаю я, Вань. Смотря, куда попадешь. И как себя поведешь. Я же вот тут, с тобой сижу. Откуда я могу знать все точно? Я просто предполагаю, что с нами может быть. А может, все и обойдется. Но надо готовиться к худшему, тогда это не будет большой неожиданностью. В общем, стой на своем – выхожу из окружения, и баста!

– Понятно все, Вить. Ну что, пойдем?

– Пошли, а то болтаем много в последнее время. А болтун – находка для шпиона, ха-ха!

Мы быстро собрались и тронулись в путь. Сегодня, вообще, денек выдался какой-то легкий, особенно после купания. Поэтому и двигались мы и спокойно, и быстро, как в турпоходе. Только поход этот был слишком кровавым и опасным, особенно в последнее время. Но сегодня нам выпала полная благодать, до вечера мы отмотали порядочное расстояние и стали устраиваться на ночлег. Даже не поленились соорудить небольшой шалашик, да развести костерок. Надо было подсушиться, по пути нам пришлось пересечь две небольшие речушки.

Мне подумалось, что очень редко выпадали вот такие деньки за время моего героического отступления. Я даже усмехнулся про себя, надо же, герой какой нашелся! Надо было немцев вообще не пускать вглубь страны, а останавливать на государственной границе. Вот черт, надо спать, а то что-то не туда меня понесло, Ванька уже храпит давно. Надо бы карту глянуть, но это завтра, завтра, завтра…

Меня разбудил комар, один-единственный, он назойливо зудел над ухом. Сначала я отмахивался, потом все это стало меня раздражать, я окончательно проснулся и разбудил капитана:

– Поднимайся, заспанец! Пора работать копытами. На данный момент это у нас единственный транспорт, потому что ни метро, ни трамвая, ни троллейбуса здесь нет. За полным отсутствием электричества.

Несмотря на подлого кровососа, с утра у меня было приподнятое настроение. И это не очень хорошо, потому что к вечеру оно точно испортится. Или само собой, или это сделает кто-то посторонний. Это многократно проверено на практике, но бывает и, наоборот – с утра ни в зуб ногой, а к вечеру радость в доме.

Ванька упорно не желал просыпаться, пришлось приступить к более решительным мерам. Я вылез из шалаша, отошел на метр и клацнул затвором автомата. И тут же из шалаша показалась Ванькина морда лица:

– Что случилось, Вить? Немцы?

– Ага, немцы, Ваня! Целое стадо! Только не здесь, а где-то вдалеке. Ждут, не дождутся. И в головах у них только одно – куда же подевались эти отважные ребята? Танкист Ваня и пограничник Витя. Что-то долго мы от них не получали по соплям, обидно даже!

Ванька покрутил пальцем у виска:

– Чего, чего?

– А вот того! Танкист Ваня храпит на всю Ивановскую и не думает решать проблемы немецко-фашистских захватчиков!

Ванька, наконец-таки, въехал в тему:

– Да, Витька, с тобой с тоски не помрешь, если только от смеха.

– Потому что уныние – тяжкий грех, товарищ капитан!

– Послушай, а ты что, верующий? Это же что-то церковное.

– Так-так! А ну-ка колись, Ваня! Откуда про это знаешь? Ты же комсомолец, а не богомолец.

– Да ну тебя!

И он толкнул меня в плечо, я схватил его за шею, и мы немного покувыркались. Прямо, как дети. Но настроение – выше уровня. Быстренько собрались, и в путь. Через пару часов мы увидели впереди просвет и осторожно вышли на опушку леса. Перед нами оказалась довольно большая поляна, вся изрытая бомбовыми воронками. А на разных краях поляны валялись, перевернутыми, две армейские двуколки. Немного понаблюдав, я вышел из леса, оставив капитана прикрывать. Чем ближе я подходил к разбитой повозке, тем сильнее становился тошнотворный запах, и вскоре я увидел двоих убитых солдат. Скорее всего, это ездовые с этих двуколок, только непонятно, как они сюда попали. Вероятно, самолеты загнали, а ведь можно было и в лесу укрыться. Но, наверное, лошади испугались и понесли. И все закончилось на этой поляне… Я остановился, снял фуражку, и в этот момент подошел Ванька. Я внезапно обозлился на него, от хорошего настроения не осталось и следа, как я и предполагал:

– Ты чего приперся сюда, капитан?

– Так нет же никого! Чего я там буду сидеть?

Я только устало махнул рукой и пошел к другой повозке. Погибших не было, но на земле валялись тюки с солдатским обмундированием, правда, без обуви. Да, не было бы счастья.… А обувь, между прочим, нам и не нужна. Мои сапоги отлично подремонтированы лесником Герасимовичем, а у капитана трофейные офицерские, еще добротные. А вот одежка-то наша поистрепалась, и нам находка кстати. Хотя здесь и погибли наши солдаты, но сопли нечего разводить, война есть война. Надо вот только осмотреться. Может еще убитые есть. Я заметил подходящий дуб, забрался на него, достал бинокль и внимательно осмотрел поляну. Убитых больше не было, это уже хорошо, а этих нужно похоронить. Пока я раскачивался, капитан уже занялся этим делом, из бомбовой воронки временами показывалась его голова, и я направился к нему.

Ванька, действительно, стащил убитых в воронку и теперь закапывал. Я предложил свою помощь, но он отказался, причем, как-то зло. Что же, я его понимаю, везде нервы! Капитан сделал аккуратный холмик. Выбрался наверх и уселся рядом со мной:

– Как там?

– Нормально, убитых больше нет. Наверное, они оба здесь.

Ванька кивнул, а я продолжил:

– Хорошо, что лошадей мертвых нет, а то бы и не подошли сюда никогда. Наверное, постромки перебило осколками, они и убежали.

Капитан задумчиво ответил:

– Да, конечно.

Я легонько хлопнул его по спине:

– Пойдем, посмотрим, что нам досталось? Авось пригодится.

– Конечно, пригодится. Продукты здесь, я уже смотрел. А там что?

Он махнул рукой в сторону второй двуколки.

– Там обмундирование, Ваня. Новенькое, только немного землей присыпано.

Капитан безразлично сказал:

– Тоже пригодится.

Я поднялся и подошел поближе к съестному. На земле валялись коробки, ящики, мешки. Некоторые целые, некоторые побиты осколками, но выбор есть. Сухари, тушенка, крупы различные, сахар – целое богатство. Я оглянулся, капитан сидел на прежнем месте:

– Вань, кончай горевать. В калачном ряду я уже побывал, теперь пойдем в мануфактурный!

И уже серьезно добавил:

– Пошли, Ваня, некогда нам.

Капитан поднялся с земли, и мы пошли к обмундированию, обходя многочисленные воронки. Он сначала молчал, а потом зло сказал:

– Вот, гады! На две повозки столько бомб не пожалели. Видать, у них боеприпасов по горло.

– Конечно, на них вся Европа пашет!

Подошли и стали подыскивать подходящие размеры. Мы с капитаном примерно одинаковые были, поэтому особого труда нам это не составило. Потом переоделись и взяли еще по одному комплекту в запас, но неожиданно обнаружили мешок с нижним бельем. Вот это удача, правда, пришлось снова переодеваться, но это было даже приятно. Белья тоже взяли по комплекту, а вот пилотки брать не стали. Я остался верен своей фуражке, хоть и битая-перебитая, но это моя гордость. А капитан оставил себе пилотку штабного писаря Юрки Тимофеева, принявшего смертный бой с фашистскими танками и скончавшегося от ран в лагере для военнопленных. Потом набрали продуктов, в общем, затарились по максимуму, с такой ношей быстро не пойдешь. Но есть и положительная сторона – вес быстро убывает в зависимости от скорости передвижения. Короче, смотрелись мы со стороны, как караван верблюдов. Даже не верблюдов. И ишаков мужицкого пола, в количестве, двух особей. А пока мы затаривались, то Ванька почему-то все время крутил головой, явно к чему-то прислушиваясь. Я же не обращал на это никакого внимания, но капитан вдруг поднял вверх указательный палец: