Текст книги "Соеласи"

Правильный ответ

Маленькую Катю в этот день не смогла забрать ни мама, ни бабушка, и поэтому сию почётную обязанность возложили на отца. Но нужно сразу открыть крамольную истину: несмотря на то, что наступила весна, Хорошеньков-старший в первый раз шёл за дочкой в детский сад. Супруга подробно объяснила ему, с какой стороны лучше обойти здание, в какую дверь из множества имеющихся необходимо заходить, предварительно нажав на клавишу звонка на стене, куда, преодолев лестницу, повернуть и где на втором этаже расположена Катина группа. Так что Сан Саныч двигался по намеченному пути, словно по маршруту, проложенному на крупной карте.

А в это время в средней группе под названием «Гномики» завершалось занятие по развитию речи. Воспитательница поднимала листы с картинками, а ребята дружно нараспев громко выговаривали: «Дядя, – отвечали дети на демонстрируемый образ мужчины в шляпе. – Тётя, – на листке была женщина в платке. – Мальчик и девочка», – они изображались детьми в рубашечках, в шортиках и юбочке соответственно.

Александр Александрович уже поднялся на второй этаж и через открытую дверь слышал правильные ответы. Он заглянул в комнату занимающихся.

«Вы за кем?» – заметила незнакомого воспитательница.

«За Хорошеньковой Катей», – Сан Саныч посмотрел на дочку. Воспитательница, видя в первый раз этого отца, решила наверняка удостовериться через девочку, признаёт ли она его.

«Кто это, Катя?» – обратилась она к девочке.

«Дядя», – немного поразмыслив, сообщила та.

 
                                                    * * *
 

Немецкий язык

Урок немецкого подходил к концу. Несколько человек уже успели ответить у доски и описать на языке Гёте и Шиллера предложенные в учебнике картинки, изображающие людей с проявлениями разных болезней. Подошла очередь Екатерины, ей досталась иллюстрация женщины с повязкой на голове. Ученица вышла к доске с книгой и, показывая карандашом на больную, начала рассказывать о возможных симптомах:

– DieseFrauhat… (Эта женщина имеет…)

Но внезапно ответ ученицы прервался в самом начале, так как дверь неожиданно распахнулась и в класс из коридора понеслись возмущенные крики:

– Несправедливо! Несправедливо, Софья Аркадьевна! Мне нужно тоже было дать время! Почему вы так предвзято ко мне относитесь?!

Учитель немецкого подошла к возмущённой десятикласснице и спокойно спросила:

– А в чем, собственно, дело?

– Вы Свету Хорошенькову больше любите, чем меня! – Нужно заметить, что Света Хорошенькова приходилась старшей сестрой отвечавшей в этот момент Кате, учившейся в восьмом классе. – И вы ей дали время подумать! – продолжала упрекать Виктория.

– Вот именно, она попросила дополнительно три минуты на подготовку, ты же на уроке наотрез отказалась отвечать, поэтому иди и собирай силы и знания теперь. Не мешай, пожалуйста, проведению урока.

Возмущённая отличница не нашла что ответить, а лишь демонстративно хлопнула дверью и, громко стуча каблуками по полу коридора, удалилась.

– Итак, продолжаем, – спокойно обратился педагог к ученице у доски.

Но та и так немного плавала в новой теме, а тут ещё сцена с упоминанием имени сестры. Она оказалась окончательно сбита с толку и совсем забыла, о чём надо говорить.

– DieseFrauhatKopf (Эта женщина имеет голову), – путаясь, негромко произнесла Катя.

– Интересно, что за симптом? У меня тоже есть голова, чем же я болею? – поинтересовалась Софья Аркадьевна.

– Не знаю, – удивилась вопросу ученица.

– Undwas? (И что?) – сделав плавный округлый жест рукой, предложила развить тему дальше преподаватель.

– DieseFrauhatKopf (Эта женщина имеет голову), – начала снова Катерина, но набор немецких слов, как назло, иссяк.

Учительница повторила фразу:

– DieseFrauhat… und? (Эта женщина имеет… и?)

Восьмиклассница упорно молчала.

– Zeit! Zeit! (Время! Время!) – поторапливала Софья Аркадьевна.

– Ichweiß nicht (Я не знаю), – только и прошептала Катя.

Учительница решила помочь отвечающей и произнесла первый звук нужного слова:

– Sch… (Шш…)

Девочка повторила:

– Sch… (Шш…)

– Schm… (Шшм…) – учительница пошла чуть дальше в подсказке.

– Schm… (Шшм…) – внимательно глядя в глаза преподавателю, вновь продублировала Катя.

– Schmehrzehn! Kopfschmehrzehn! Und ich habe Kopfschmehrzehn! (Головная боль! Головная боль! И у меня головная боль), – хлопнув ладонью по столу, выпалила требуемый ответ фрау Розенвальд.

– Ja, ja, Kopfschmehrzehn (Да, да, головная боль), – как бы спохватившись и соглашаясь с учителем, вторила девочка.

Софья Аркадьевна тяжело выдохнула:

– Setzdichhin, meinegroßenKopfschmehrzehn (Садись, моя большая головная боль), – закончила урок немецкого педагог и устало махнула рукой.

 
                                                    * * *
 

Подарок, так подарок!

Юная именинница, недавно проснувшаяся, с помощью сестёр собрала волосы в хвостик на бок, надела лёгкий сарафанчик и в ярко-жёлтых туфлях на высоких каблуках со шнурками, завязанными по голени, вышла из дома, спустилась по лестнице и с жёлтым же шариком в руках направилась под нарядно украшенный навес, где её ждала семья.

«С днём рожденья! Анфиса, тебе уже восемь! Поздравляем! Какие туфли у тебя нарядные! Светины? Ты такая же большая, как она? Ей-то – двадцать».

Поздравления сыпались со всех сторон.

«Это тебе, – вперёд выступила Катя, средняя сестра, вручила младшенькой пакеты с подарками и заговорщицки посоветовала: – А теперь садись на стул, закрывай глаза и считай до десяти».

Мама, бабушка, Света и Катя начали нараспев хором: «Раз, два, три…» Отец отсутствовал, но на счёт «пять» калитка веранды отворилась, и он появился, неся в руках корзинку.

«Анфиса, открывай глаза, смотри!»

Радостные крики потревожили утреннюю умиротворённость: «Утятки! Какие лапочки! Пушистики хорошенькие!» – «Здорово, да?»

Пудель, крутившийся здесь же, поднялся на задние лапы, сложил смешно передние и, стоя так и балансируя, пытался рассмотреть: «Что же это находится в корзинке?»

«Пойдём, Анфиса, папа им прудик приготовил, посмотрим, как они плавают!»

Семья перешла на задний двор. Там в выкопанной ямке размещалась вровень с землёй детская ванночка для купания, на две третьих заполненная водой. Анфиса поставила корзинку на землю; из неё тут же попытался выпрыгнуть серенький с жёлтой грудкой утёнок. Девочка подхватила его: «Назову тебя Лимоном!» – и аккуратно опустила в воду. Серенький, сделав круг, смешно гребя лапками, шустро выскочил из искусственного прудика. Его вновь отправили в воду, правда, уже не одного, а со вторым утенком чёрно-жёлтого оперения, который отчаянно пищал. Парочка пересекла ванночку и выбралась на землю на противоположной стороне.

«А эта, громко кричащая, пусть будет Пуговкой», – определилась именинница (впоследствии так и оказалось: чёрная с жёлтым была уточкой, другой, серенький – селезнем). Утят поймали и незамедлительно отправили в плавание.

«Нельзя им столько купаться, слышишь, Анфиса, они же ещё очень маленькие!» – выговаривала бабушка внучке. И точно, Лимон смог ещё раз выскочить, а Пуговке, подплывавшей несколько раз к краю ванночки, никак не удавалось выбраться из неё на землю – пух, покрывавший тельце, намок, уточка отчаянно барахталась, быстро теряя при этом силы.

«Сейчас утка утонет! Спасай её, скорее, – мама всплеснула руками. – Нет, точно утонет!»

«Бедная Пуговка, – Анфиса, наклонившись, взяла птицу, – ой, она вся дрожит – или замёрзла, или от страха».

«Или от того и другого вместе взятого; закупали, бедную. Давай её сюда, обсохнуть ей нужно», – бабушка положила уточку на ладонь и прикрыла своей кофтой. Лимон же, потеряв сестричку из виду, носился туда-сюда, резко останавливался и осматривался. Вдруг он заметил подругу на руках у человека; громко крича, Лимон бегал теперь в ногах у людей, наступая им на стопы своими мокрыми ластами. Пуговка же, немного отогревшись под кофтой, начала довольно быстро щипать с ладони у бабушки гранулки корма, принесённые именинницей. Лимон, чтобы лучше видеть уточку, заскочил на табурет. Ему тоже подсыпали корма прямо на его постамент, и он немного успокоился. Так эта пара начала свою жизнь на даче.

Но Чип, насмотревшись на уток, видимо, сделал свои собачьи выводы. Семья зашла в дом попить чаю; во дворе осталась Светлана, с кем-то переписывающаяся в телефоне. Вскоре к ней вернулась Анфиса: «Светочка, смотри, Чип поднялся и заглядывает в бочку. Лапой там водит, как будто что-то ловит».

«Тихо-тихо! Дед приехал с рыбалки и выпустил туда трёх лещей; сам к машине пошёл вещи сложить. А Чип заинтересовался».

В этот момент пудель ещё сильнее вытянулся, передними лапами зацепившись за пластиковый край, опустил морду внутрь бочки и вдруг… Вытащил оттуда большого леща, лениво шевелящего своим широким хвостовым плавником, с которого стекала вода. Через несколько минут все три рыбы лежали возле бочки.

«Чип, Чип, – позвала Светлана. Она сняла весь процесс на видео. – Отойди от них!»

Чип оглянулся на хозяйку, приоткрыл пасть как будто в улыбке, мол: «Смотрите, я тоже всех спас!»

…За лето уточки выросли. Крупный серый селезень, лишь изредка негромко шипевший, неразлучно следовал за пятнистой, чуть хроменькой, но всегда громкоголосой кряквой. Перед самой школой Анфисы уток отдали знакомому в деревню, но только с тем непременным условием, что «они будут у него жить до Нового года, а затем улетят на юг». Однако, неразлучной парочке, принадлежавшей к тому же, как выяснилось, к какой-то известной породе, повезло больше. В апреле утка начала нести яички, а ровно через год и именно в день рождения Анфисы у Пуговки и Лимона появились утята!

 
                                                    * * *
 

Поручения

В обычное дачное утро, когда семья, собравшаяся на кухне, уже позавтракала, глава семьи по списку, написанному им ещё до зари, распределял поручения на день. Супруге – сделать это, Светлане – другое, Екатерине – ещё что-то. Четырёхлетняя Анфиса внимательно слушала отца, а когда поняла, что сейчас очередь дойдёт до неё, встала, подняла руку и с выражением громко спросила: «А можно я командовать буду?!»

 
                                                    * * *
 

Голубь, кот и пудель

Наконец наступила тёплая летняя погода на сибирском юге. На дворе шестое июля, а лишь три дня как разошлись тучи. Солнечные лучи начали прогревать землю, которая вместо воды теперь уже принимала тепло. Дачный сезон открыт уже два месяца, но только-только сняли куртки и другую демисезонную одежду. Оставив на попечение трёх девочек – сестёр – участок и дом, родители субботним утром отправились в город по делам, пообещав вернуться примерно через четыре часа. Старшая, Светлана, готовилась к вступительным экзаменам, на неё, как обычно, возлагался общий контроль и присмотр за двумя младшими, которые, не боясь ни холода, ни жары, предпочитали игры на воздухе домашней обстановке. Им в этих развлечениях помогал пудель Чип и кот Пантелей, правда, последний – без особого энтузиазма. Оба – рыжие, вернее сказать, пудель – абрикосового оттенка, оба примерно одних габаритов и возраста.

Екатерина, средняя сестра, протянула руку к только начавшей наливаться цветом ягоде красной смородины, но тут же одернула её. Из клумбы с маками выпорхнул небольшой голубь.

Но выпорхнул – это слишком красиво сказано. Кате показалось, что птица попыталась взлететь, но что-то с ней было не так. После очень короткого полёта она неуклюже приземлилась. «Может, это молодая горлица?» – подумала Катя. Дело в том, что часто, почти каждый день, лесные голуби прилетали и, усевшись на высокий ягодный куст, вершину берёзы или фонарный столб, начинали звучно, намного громче, чем их домашние сородичи, ворковать. Но особенно им нравилась площадка наверху бетонного столба. Тогда красивую горлицу коричнево-серого цвета, но с маленькой относительно тела головкой можно было подолгу наблюдать и слушать её оживленный монолог.

Ещё эти лесные жители обожали есть юргу. Хотя, наверное, правильнее говорить – и в книгах пишут – «ирга». Но мы с детства называли её юргой. И так как в саду на открытом месте, на солнышке, при поливе эта ягода темнела, наливалась несколько раньше, чем в лесу, то пернатые гости очень любили полакомиться на садовом кусту. Прилетев, эта крупная птица усаживалась на тоненькую веточку и, раскачиваясь на ней, непонятным образом удерживаясь, неторопливо принималась за поглощение почти чёрных ягод. Причём она совершенно не боялась человека, спокойно можно было подойти к кусту, встать прямо под птицей, зашикать на неё, замахать руками. Но та только удивленно взмахнёт крыльями, ещё более удобно усядется, отвернётся, как бы показывая с высоты своего положения: «Вот, буду я на вас обращать внимание», – и спокойно продолжит свою трапезу. Только раскачав ветку или бросив в горлицу комочек земли, можно было заставить её сняться с ветки и покинуть куст. Но зачастую она далеко не отлетала. А, сев на электрический кабель, проброшенный между столбами, или на конёк крыши, ждала, когда все куда-нибудь удалятся, и тогда она заново устремлялась за юргой, причём употребляла исключительно спелую ягоду, выклёвывая из неё семена. Иногда в пиршестве участвовало до трёх-четырёх птиц, и после них на кусте заметно убывало ягод.

Катерина осторожно подкрадывалась к птице на земле, но та, оттопырив одно крыло, какими-то несуразными подскоками переместилась к яблоне, «Уральской наливной», и, забравшись внутрь кроны, спряталась под её раскидистые ветки.

«Наверное, она раненая или совсем молодая, вылетела в первый полёт, упала и повредила себе крылышко, – решила Катя. – Нужно срочно птицу отнести голубятнику, дяде Славе, он обязательно поможет, – решила девочка. – Чем же её взять? Вдруг она испугается и начнёт царапаться», – Катя направилась к крыльцу за полотенцем или какой-нибудь тряпкой.

«К нам что, голубка прилетела?!» – младшая Анфиса спускалась с крыльца с пуделем, увидела птицу, и высоко подняв брови, громко спросила у сестрёнки.

«Тише, напугаешь. Она поранила крылышко», – пыталась остановить младшенькую средняя сестра. Но Анфиса уже бежала к голубю. Птица действительно испугалась и совсем забилась под густой нижний ярус дерева, куда-то к центральному стволу. Чип тоже носился вокруг яблони, путался под ногами и пытался одним глазом рассмотреть: «Кто же? Кто же это от нас спрятался?» С возрастом у него один глаз, вернее, зрачок побелел и стал незрячим. Привлечённый общей суетой кот Пантелей, до этого лежавший в тени под кустом жимолости, медленно встал и не спеша, но исключительно целеустремлённо двинулся к месту событий.

«Чип, оставайся здесь! Анфиса, побежали за тряпкой! Достанем птицу, отнесём на голубятню».

Девочки поспешили на крыльцо, Чип – за ними, он и не думал оставаться. Схватив сушившиеся полотенца, Катя обернулась и глянула вниз. Кот, в отличие от собаки, не ушёл, более того, он прямо в этот момент прыгнул на голубку и схватил за шейку.

«Брысь! Кыш!» – закричала Катя, Анфиса тоже присоединилась к крику: «Брось, Пантелей! Брось!» – заверещала младшая сестра, и они вдвоём кинулись за котом. Но Анфиса остановилась на первой ступеньке, а Катя побежала дальше, к яблоньке. Кот, уже вытащивший птицу на отмостку, бросил свою жертву и шмыгнул под яблоню и скрылся там. Голубь скатился на землю, лежал, тело его подёргивалось.

«Не умирай, голубка! Как же твоя мама, твои братья и сестрёнки? – причитала Анфиса. – Я буду за тобой ухаживать, построю гнёздышко и стану кормить».

Но приблизившаяся к месту трагедии Катя увидела, как из полуоткрытого клювика показалась струйка крови. «Пантелей прокусил птице шею», – траурным голосом констатировала она.

«Что же делать? Что же делать?» – Анфиса вопрошала к сестре.

«Будем хоронить птичку. Вот что будем делать. Я пошла за лопатой».

Но не успела она дойти до гаража, где находился инструмент, как младшая сестра снова закричала: «Пантелей уносит голубку! Пантелей потащил её к Петровичу! – так все звали соседа по даче. – Стой! Стой, Пантелей!»

Но притаившийся до этого в листве кот схватил птицу и с ней в зубах, прямо через грядку морковки, шмыгнул мимо прутьев решётки на соседское картофельное поле и скрылся в ботве. Правда, не один. За ним устремился через то же ограждение пудель. Преследователя также поглотила зелёная масса.

«В чём дело у вас тут? Почему Анфиса кричит?» – дверь дома отворилась, и показалась строгая старшая сестра.

«Света, представляешь, – Катерина возбуждённо принялась рассказывать о происшествии. – Кот убил раненого голубя, схватил его и убежал с ним к Петровичу!»

«Анфиса, не плачь! Это обычный круговорот в природе. Пантелей, как санитар, чистит природу от больных животных. Он хищник, и для него это пища. Ему надо есть такое живое – мышат, птиц», – строго констатировала Светлана.

«Плохой Пантелей! Очень плохой!»

Начал накрапывать дождь. Старшая сестра скрылась в доме, а Анфиса с Катей уселись под навесом крыльца. Прошло несколько минут разговора. «Смотри, Кать, что это с Чипом?» – Анфиса указала на соседский забор. Пудель находился на нижней перекладине. Передние лапы его и голова располагались на этой стороне, туловище – на той.

«Чип, иди ко мне! Чип, Чип, Чип!» – поманила собаку Катя. Но тот замахал хвостиком и жалобно заскулил. Мокрая чёлка его спадала со лба, весь он измазался в земле и вид имел довольно жалкий, непритязательный.

«Что с тобой, Чип?» – подошли к нему девочки.

«Да он застрял в решётке! И не стоит, а висит на трубе, на нижней перекладине!»

Оказалось, что собака, возвращаясь, перепутала проём между прутьями и залезла в более узкий. Передняя половина туловища протиснулась, остальное – нет. Догадаться двинуться назад он не мог, а лишь только жалобно и виновато смотрел на свою хозяйку Катю снизу, тихонько повизгивал.

«А ещё говорят, что у пуделей самый высокий IQ!» – Катя подняла собаку вверх, где прутья забора немного расходились в стороны, и освободила пуделя, вытащив его на себя.

Часа через два вернулся Пантелей, хмурый, серьёзный, но с круглым животом.

«Что, наелся, хищник?! Сегодня тебя уже кормить не станем! А завтра посмотрим на твоё поведение», – строго выговорила коту Анфиса.

 
                                                    * * *
 

У врача

«Кто к нам пришёл?» – врач с любопытством посмотрел на посетительницу.

«Хорошенькова Анфиса, шесть лет. Я уже у вас четвёртый раз».

«Хотя по карточке приходила всего единожды, тридцатого марта, – проверил доктор. – Как же так, где ещё три явки?»

«А я со старшей сестрой приходила, вы её знаете».

«Тогда ясно. Что случилось, рассказывай».

«Гной из глаз и сопли вытекают из носа, как бомбы, ещё и кашляю».

Врач осмотрел девочку: «Уши – всё хорошо. Как ты думаешь, с какой стороны больше насморк?»

«Слева», – уверенно показала Анфиса.

«Ладно, давай тогда УЗИ сделаем, посмотрим», – предложил лор.

«Что такое „узи“?» – удивилась больная.

«Мы тебе сейчас мылом на носу намажем и поглядим, что там у тебя внутри».

Пока врач записывал результаты осмотра в компьютер, Анфиса, глядя на плакат с изображением слухового аппарата человека, сказала: «Я знаю, это улитка, а это барабан». – «Где? Покажи».

Девочка чётко объяснила, как что расположено.

«Молодец, – засмеялся доктор. – У нас даже некоторые студенты не знают, где барабан, а где улитка».

«А я много всего знаю, – продолжала Анфиса. – Вот вы думаете, сердце просто так стучит? Нет, – делая круглые глаза и поднимая высоко брови, объяснила девочка, – оно кровь перекачивает. А есть лёгкие. Они через нос, через специальную трубочку засасывают воздух, – Анфиса ещё сильнее округлила поднятые брови и, разведя руки и прогнувшись немного назад, изобразила, как ей казалось, процесс дыхания. – А потом „пропорченный“ воздух, выпускают обратно, через нос», – девочка согнулась, свесив руки, демонстрируя выдох.

«Как ты всё хорошо показываешь», – доктор повел больную на УЗИ.

«Что это вы за мазюку положили мне на нос?» – «Необходима специальная смазка, чтобы прибор лучше скользил по твоему носику». – «Хорошо, мне нравится». – «Ну вот, я оказался прав, более забита правая сторона. Пойдешь сейчас на кукушку». – «Кукушку? А как это?» – «Сейчас увидишь, – врач с девочкой вернулся в кабинет где, продолжая заполнять историю болезни, порекомендовал: – На люди сейчас лучше не выходить, потому что конъюнктивит заразный».

«Да, – подхватила девочка, – бактерии летают в воздухе, и мы можем ими заразиться. Они попадают в наше поле, не в то поле, где растут колоски, а в наше поле, где мы, – маленькая пациентка развела руками вокруг себя, как будто плыла брасом. – И всё, мы ими заражаемся, – Анфиса вновь подняла высоко изогнутые брови и, заговорщицки посмотрев, уверенно произнесла: – А ещё есть клещи. Вы слышали? Вот если клещ укусит – не надо бояться, а нужно высосать кровь из ранки, помазать йодом и забинтовать, – Анфиса немного задумалась. – А сверху наложить гипс», – закончила она с довольным видом, мол, управилась.

«Ну да, чтобы наверняка, так сказать, – пряча улыбку, подтвердил врач. Девочка кивнула. – А что это у тебя за книга в руках?» – поинтересовался доктор.

«Это книжка про зверей. Вы знаете, – девочка перелистнула открытую страницу, – у лося детки сосут носки… ой, то есть соски; а вот олень, и на другой странице олень; у них, у оленей, оленята сосут и маму, и папу».

«Неужели?» – удивился доктор.

«Да, вы не знали? Это живая жизнь такая».

Анфису сводили на процедуру «кукушка», называемую так, потому что при её проведении необходимо пациенту постоянно произносить «ку-ку», чтобы… В общем, девочка запомнила, что надо произносить «ку-ку». Пока она «куковала», в процедурный кабинет зашла вторая медсестра. «Представляешь, – воскликнула она, обращаясь к коллеге, едва прикрыв дверь за собой, – наша Валентина Павловна всё с шишками общается, вот и результат», – она развела в стороны руки. Девочка как раз закончила лечение, хозяйка кабинета отключила аппарат. Но Анфиса не сразу ушла, она остановилась напротив вошедшей медсестры и спросила: «Она что, сумасшедшая?»

«Кто?» – одновременно переспросили обе женщины.

«Та, что с шишками разговаривает».

Медсестры переглянулись: «Умница, Анфиса, но это мы так пошутили, не обращай внимания, пойдём, я отведу тебя к врачу».

«О, уже полечилась! Хорошо! – встретил её лор. – Что ж ты так летом заболела? Сейчас дети мороженым лакомятся, а ты лечиться вздумала».

«Ну и хорошо! – твёрдо посмотрела пациентка. – Зато все продолжат ходить в садик, а я дома останусь сидеть. Мне начнут давать печенье с вареньем и мёдом».

«Молодец, Анфиса, – рассмеялся вновь доктор, – всем бы такой подход к лечению! Выздоравливай поскорей!»

 
                                                    * * *