Текст книги "Тень победы"

Глава 8
О первом штурме Кёнигсберга

Ни в первой, ни во второй игре перед «Восточными» вообще не ставилась в качестве основной задачи оборона западных рубежей страны. Главным в играх было наступление.

П. Бобылев. Газета «Известия». 22 июня 1993 г.

1

Итак, в январе 1941 года в Генеральном штабе РККА в присутствии Сталина и всего состава Политбюро на картах была разыграна война между СССР и Германией. В ходе этой стратегической игры Жуков, игравший роль германского полководца, разгромил генерал-полковника Павлова, игравшего роль советского полководца. Прошел 51 год после проведения той стратегической игры и 23 года после выхода мемуаров Жукова. Кроме того, сменилась эпоха. Коммунистов хоть и слегка, но потеснили. Материалы стратегической игры были рассекречены. 22 июня 1993 года в газете «Известия» входит большая статья об этой игре под интригующим заголовком: «В январе сорок первого Красная Армия наступала на Кёнигсберг». В июле большая статья на ту же тему выходит в «Военно-историческом журнале» (1993. № 7). Оказалось, не отрабатывали советские стратеги никаких оборонительных планов и над вопросами отражения возможной германской агрессии не задумывались. Советские военачальники были заняты совсем другими проблемами. Они думали над тем, как захватить Кёнигсберг, Варшаву, Прагу, Бухарест, Краков, Будапешт и другие европейские города.

Тут самое время повторить слова генерала армии А. М. Майорова: «Но и тогда все понимали, что предстоящая игра будет иметь не столько теоретическое, сколько сугубо практическое значение.» (ВИЖ. 1986. № 12. С. 41.)

Не ради академического интереса наши генералы отрабатывали на картах штурм европейских городов, а потому, что подготовка к вторжению в Европу находилось в завершающей фазе.

Нас приучили к мысли о том, что Жуков воспроизвел германский план «Барбаросса» и в стратегической игре действовал именно так, как полгода спустя действовали немцы. Этот интеллектуальный подвиг нам преподносили как высшее достижение Жукова-стратега. Это сверкающая вершина его мудрости. И вот вдруг выясняется, что не было никакой вершины. Жуков врал, ибо материалы игры были скрыты под покровом государственной тайны. Но однажды покров сорвали, материалы игры рассекретили, и Жуков предстал перед нами голым тщеславным королем из известной сказки Андерсена.

Рассказы Жукова о том, что он предвосхитил германские планы, действуя так, как потом действовали немцы, – это треп. Оказывается, никаких государственных секретов о стратегической игре Жуков не выдал. Он просто врал. А ротозеи вроде Константина Симонова, генерала армии Майорова, Маршала Советского Союза Куликова, писателя Карпова и многие вместе с ними слушали и повторяли эту безответственную болтовню.

Жуков – это наш родной советский Мюнхгаузен, и памятник ему должен выглядеть так: Жуков верхом на ядре летит над городом Барановичи, а на постаменте высечен рассказ Жукова о том, как он громил Павлова в стратегической игре на картах в январе 1941 года и гнал его на картах до этого самого города. Можно внутри медной статуи летящего на ядре Жукова поставить магнитофон, который приводился бы в действие вечным двигателем, чтобы рассказы Жукова о собственном величии гремели над планетой веками и тысячелетиями. А на постаменте под Жуковым – отара наших маршалов, генералов, академиков и придворных писателей, и у каждого из них – длинные остренькие уши торчком, чтобы лучше слышать рассказы «гениального полководца».

2

Жуков, рассказывая о подготовке к игре, передает якобы сказанные Сталиным слова:

После совещания на другой же день должна была состояться большая военная игра <…>

– Когда начнется у вас военная игра? – спросил И. В. Сталин.

– Завтра утром, – ответил Тимошенко.

– Хорошо, проводите ее, но не распускайте командующих. Кто играет за «синюю» сторону, кто за «красную»?

– За «синюю» (западную) играет генерал армии Жуков, за «красную» (восточную) – генерал-полковник Павлов. (Воспоминания и размышления. С. 192.)

В этом коротком диалоге выдумано все. Совещание высшего руководящего состава Красной Армии завершилось 31 декабря. Не мог маршал Тимошенко сказать Сталину, что игра начинается завтра утром, ибо она началась 2 января. При всем сталинском зверстве и безумии вождь Советского Союза все же понимал, что начинать серьезную работу рано утром 1 января не стоит. Некоторые генеральские головы могут с перепоя плохо работать.

Но велика ли разница: первого января началась игра или второго? Разница невелика. Но она указывает на то, что красочные диалоги со Сталиным выдуманы Жуковым или его соавторами.

Но наш анализ цитаты на этом не заканчивается.

Не мог маршал Тимошенко сказать Сталину, что за «синюю» сторону играет Жуков, а за «красную» Павлов, ибо не было на той игре ни «синих», ни «красных», а были «восточные» и «западные». Не мог Тимошенко сказать Сталину, что за «синюю» сторону играет Жуков, а за «красную» Павлов, и по другой причине. Игра была не одна, их было две.

Сначала Жуков и Павлов выступали в одних ролях, потом ролями поменялись. И это уже принципиальный момент. Если Жуков почему-то хорошо помнит первую игру во всех деталях, а о второй игре начисто забыл, то у нас появляются серьезные основания не верить ему ни в чем.

Еще один важный момент. Официально заявленная тема игры – «Наступательная операция фронта с прорывом УР». Жуков этого названия почему-то не вспомнил. А ведь тема отрабатывалась не просто наступательная. УР – это укрепленный район, линия железобетонных и броневых фортификационных сооружений противника, прикрытых противотанковыми рвами, минными полями и другими заграждениями. Строительство УР требует огромных расходов и многих лет работы. На нашей территории укрепленных районов противника нет и быть не может. Укрепленный район противника может быть только на его территории. Если тема игры – прорыв УР, значит, наши войска действуют на территории противника. Уже сама тема игры указывала на то, что отрабатывалось не просто наступление, но наступление на Германию. Точнее – на Восточную Пруссию, которая была защищена линией укрепленных районов.

3

Рассказы Жукова о том, как он наступал до Барановичей – это хлестаковщина в чистом виде. В ходе игры германские силы под командованием Жукова вообще не наступали. Наступающей стороной был советский Западный фронт под командованием Павлова. Павлов наносил удар в Восточную Пруссию, на Кёнигсберг, а Жуков оборонялся.

Кстати, после войны Кёнигсберг был превращен в советский город Калининград. Причина: немцы на нас напали, и вот в качестве платы за агрессию мы забрали себе немецкий город. Но если бы плана нападения на СССР в Германии не было, то все равно высшее руководство СССР под личным контролем Сталина уже в январе 1941 года отрабатывало способы захвата этого города. А идеологи коммунистической партии задолго до 1941 года обкатывали простую идею: Кёнигсберг скоро будет нашим. Приятель Жукова Константин Симонов еще в 1938 году написал стихотворение «Однополчане». Сюжет стихотворения таков: вот иду я по Москве, навстречу – толпа незнакомых людей, а ведь скоро мы встанем в солдатский строй в одном полку, и война нас породнит.

 
Под Кёнигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоем
Отбудем месяц в лазарете,
И выживем, и в бой пойдем.
Святая ярость наступленья,
Боев жестокая страда…
 

И так далее в том же духе. Мотив «ярости благородной» звучал в наших стихах и песнях задолго до того, как Молотов и Риббентроп подписали пакт о разделе Европы и начале Второй мировой войны.

Этот самый Симонов был не просто поэтом, но сталинским любимцем, ибо говорил только то, что было нужно вождю в каждый конкретный момент. Интересно, что в 5-м воздушно-десантном корпусе генерал-майора И. С. Безуглого в Даугавпилсе и в 1-й бригаде морской пехоты полковника Терентия Парафило в Лиепае в мае 1941 года вдруг появилось особенно много поклонников творчества Константина Симонова: в бараках десантных батальонов стихотворением «Однополчане» были обклеены все стены.

4

Но вернемся к стратегической игре.

Была одна тонкость. У нас так было принято: выходит постановление ЦК КПСС о состоянии, скажем, животноводства в Рязанской области. Начинается постановление с ритуальных похвал: достигнуты большие успехи там, там и вон там. А за похвалами следует страшное слово «однако».

Далее – разгром.

Все знали, что вступительная часть постановления – это преамбула, которая никакого отношения к основному содержанию не имеет. Наоборот, чем больше похвал в преамбуле, тем ужаснее обвинения в основной разгромной части, тем более страшные кары обрушатся на виновников.

Преамбула (по-русски – зачин) ни к чему не обязывает. Просто мясники из ЦК перед тем, как всадить нож свинье в горло, ее ласково за ушком щекочут. Именно эта традиция была вложена и в нашу военную науку. Наши вожди совершенно открыто говорили, что будут вести войну только на территории противника: «И на вражьей земле мы врага разгромим малой кровью, могучим ударом!»[4]4
  Песня из кинофильма «Если завтра война» (1938 г.), слова В. Лебедева-Кумача. – Прим. ред.


[Закрыть]. Имелась в виду так называемая «глубокая операция», то есть блицкриг. Но этим откровениям всегда предшествовала присказка: если враг нам навяжет войну. Полевой устав четко указывал: если враг нападет, Красная Армия превратится в самую нападающую из всех когда-либо нападавших армий.

Условие, сформулированное в этой присказке, неизменно выполнялось. Всегда выходило так, что враг нападал именно в тот момент, когда у нас все было подготовлено к захвату его страны. В ноябре 1939 года мы сосредоточили колоссальные силы на границе с Финляндией, изготовились, и тут финны, как по заказу, якобы один раз стрельнул в нашу сторону из пушки. И тут же наши газеты взорвались той самой яростью благородной: «Отразим нападение Финляндии!», «Дать отпор зарвавшимся налетчикам!», «Ответим тройным ударом на удар агрессоров!», «Уничтожим гнусную банду!». И потом, в 1940 году, на декабрьском совещании высшего руководящего состава постоянно звучала мысль: Финляндия на нас напала, а мы, бедные, отбивались.

Эта мысль красной нитью проходила во всей нашей историографии, идеологии, литературе. Возьмем, например, сборник рассказов «Конструктор боевых машин» о создателе советских танков Ж. Я. Котине (Ленинград: Лениздат, 1988). В такой книге, тем более спустя полвека после Советско-финской войны, можно было бы ограничиться рассказом о трудовом подвиге конструктора танков, о смелых технических решениях, а об остальном помолчать. Но нет: «30 ноября 1939 года Красная Армия приступила к ответным действиям, началась советско-финляндская война» (С. 91).

Подготовка к нападению на Германию шла с соблюдением тех же правил. Наши стратеги, загадочно улыбаясь, говорили: если враг навяжет нам войну, мы будем вынуждены отбиваться на его территории.

Именно так и были составлены задания на январскую стратегическую игру 1941 года: 15 июля 1941 года Германия нападает на Советский Союз, германские войска прорвались на 70–120 км вглубь советской территории, но к 1 августа 1941 года были отброшены к исходным рубежам (РГВА. Фонд 37977. Опись 5. Дело 564. Листы 32–34).

Это такой зачин. Это присказка, которая с самой игрой ничего общего не имела. Как именно «западные» нападали, как удалось их остановить и выбить с нашей территории, – об этом в задании не сказано ни единого слова. Это и не важно. Главное в том, что напали они, а мы их вышибли к государственной границе на исходные позиции. Вот именно с этого момента, то есть с нашей государственной границы, и началась стратегическая игра. С этого момента развернулись «ответные действия» Красной Армии в Восточной Пруссии.

Вторжение германской армии на нашу территорию и отражение агрессии совершенно не интересовали Сталина, Жукова и других советских военачальников. Их интерес в другом: как вести боевые действия с рубежа государственной границы. Вот это и было темой первой игры.

И если в преамбуле – в условиях игры – сказано, что германские войска напали и продвинулись вперед, то в этом заслуги Жукова нет. Таковы условия. Их устанавливал не Жуков. Для того, чтобы напасть и продвинуться на советскую территорию, Жукову, игравшему роль германского стратега, не надо было ни размышлять, ни принимать решений. Если бы на место Жукова назначили другого «гения», то все равно действовала бы все та же преамбула: враги напали и продвинулись на несколько десятков километров вглубь нашей страны. Точно так же и Павлову, игравшему роль советского полководца, не надо было размышлять, как отбить вторжение. Обо всем этом было скороговоркой сказано во вводной части и к делу отношения не имело.

Но даже если считать, что в ходе стратегической игры гениальный Жуков продвинулся вперед на территорию Советского Союза, то следует помнить, что его тут же быстро и без труда вышибли на исходные рубежи.

5

В рассказ Жукова о стратегической игре вкрались следующие неточности.

Жуков рассказывал: «Павлов, командовавший Западным военным округом, играл за нас, командовал «красными», нашим Западным фронтом. На Юго-Западном фронте ему подыгрывал Штерн». Тут двойное искажение. Во-первых, Павлов, как и Жуков, сначала командовал одной стороной, затем другой. Во-вторых, Штерн Павлову не подыгрывал, в команде Павлова его не было. В первой игре Штерн был в команде Жукова и командовал 8-й германской армией, а во второй игре Штерн участия не принимал.

Жуков пишет: «Взяв реальные исходные данные и силы противника – немцев…» Жуков ошибся. По условиям игры германские войска, руководимые Жуковым, имели в Восточной Пруссии 3512 танков и 3336 боевых самолетов. На самом деле армия Гитлера не имела такого количества танков и самолетов ни в Восточной Пруссии, ни на всем советско-германском фронте от Ледовитого океана до Чёрного моря. В ходе игры количество немецких дивизий у Жукова в Восточной Пруссии и оккупированных областях Польши было вдвое больше того, чем располагали немцы на самом деле.

«Я, командуя «синими», развил операцию именно на тех направлениях, на которых потом развивали их немцы. Наносил свои главные удары там, где они их потом наносили». Тут опять наш рассказчик увлекся. В 1993 году группа российских военных историков составила официальную справку о тех играх. Группой руководил главный военный историк российской армии генерал-майор В. А. Золотарёв, профессор, доктор наук. Вот официальное заключение двадцати трех ведущих экспертов:

В январе 1941 года оперативно-стратегическое звено командного состава РККА разыгрывало на картах такой вариант военных действий, который реальными «Западными», т. е. Германией, не намечался (Накануне войны. С. 389).

А Жуков в своих мемуарах не унимался:

Группировки сложились так, как они потом сложились во время войны. Конфигурация наших границ, местность, обстановка – все подсказывало мне именно такие решения, которые они потом подсказали немцам. Игра длилась около восьми суток. Руководство игрой искусственно замедляло темп продвижения «синих», придерживало его. Но «синие» на восьмые сутки продвинулись до района Барановичей, причем, повторяю, при искусственно замедленном темпе продвижения.

Я с этим спорить не буду. Слово экспертам:

В обоих играх действия сторон на направлении Брест, Барановичи (Восточный фронт «Западных») и Брест, Варшава (Западный фронт «Восточных») не разыгрывались (Накануне войны. С. 389).

6

Жуков рассказывал, как руководство игрой искусственно замедляло его победный марш на Барановичи, а оказывается, что не рвался вовсе Жуков на Барановичи, и никто его лихой удар не замедлял, ибо действия германских войск на советской территории вообще не отрабатывались.

Результат первой игры: сражение шло только на территории Восточной Пруссии и на территории Польши, оккупированной Германией. Павлов наступал, Жуков отбивался.

В ряде книг и статей утверждается следующее: в этой игре Г. К. Жуков якобы все спланировал и осуществил так, как это через полгода сделали немцы, и на восьмые сутки Северо-Восточный фронт «Западных» вышел-де уже к Барановичам. Но все было далеко не так: Северо-Западный фронт «Восточных» (Д. Павлов), выполняя задачу выйти к 3 сентября 1941 года на нижнее течение реки Висла, 1 августа перешел в наступление, и в первые дни его войска форсировали р. Неман, овладев сувалкинским выступом (окружив в нем крупную группировку «Западных»), а на левом крыле прорвали фронт, возглавляемый Г. Жуковым. В прорыв была введена конно-механизированная армия, которая к 13 августа вышла в район, расположенный в 110–120 километрах западнее государственной границы СССР. (Известия. 22 июня 1993 г.)

Так что не Жуков гнал Павлова, а Павлов гнал хвастуна Жукова. Правда, далее Жуков за счет резервов собрал сильную группировку и нанес контрудар.

На этом первая игра завершилась. Руководство игры склонялось к ничейному результату с оговоркой, что положение Жукова предпочтительнее. Так было решено не потому, что Жуков находил какие-то гениальные решения, а по причинам, которые не зависели от талантов Жукова.

Прежде всего, Жуков оборонялся, а действовать в обороне всегда легче, чем наступать.

Во-вторых, нанося удар в Восточную Пруссию, Павлов вынужден был форсировать ряд полноводных рек в их нижнем течении. Для Павлова реки – преграды, для Жукова – удобные оборонительные рубежи. Кроме того, Восточная Пруссия перерезана множество каналов и глубоких канав, которые являются препятствиями для действий наступающих танков.

В-третьих, Восточная Пруссия укреплялась веками. Каждый хутор – это крепкие каменные дома с подвалами, каменными конюшнями, амбарами, каждый двор обнесен высокой мощной стеной. Все это выгодно обороняющемуся и не выгодно наступающему. В Восточной Пруссии множество крепостей и замков. Кёнигсберг – одна из самых мощных крепостей мира, под этим городом-крепостью лежит еще один город – подземный. Восточная Пруссия защищена цепью почти неприступных укрепленных районов, которые были возведены накануне Второй мировой войны.

Принимая все это во внимание, руководство игры пришло к такому выводу:

Развертывание главных сил Красной Армии на Западе с группировкой главных сил против Восточной Пруссии и на Варшавском направлении вызывает серьезные опасения в том, что борьба на этом фронте может привести к затяжным боям (ВИЖ. 1992. № 2. С. 22).

Кроме всего прочего, Жуков в ходе игры имел в своем подчинении неоправданно большое количество германских войск, которых в реальной жизни в тех районах не было. На завершающем этапе игры Жуков собрал для контрудара войска, которых на самом деле в Германии не существовало. Только это и спасло Жукова от полного и позорного разгрома. В реальной обстановке Павлов сбросил бы Жукова в Балтийское море.

7

Удивительное – рядом. Фантастические рассказы Жукова о том, как он предвосхитил германский план нападения на СССР и громил Павлова, повторялись нашей пропагандой тысячи раз и на самом высоком уровне. О совещании высшего руководящего состава Красной Армии в декабре 1940 года и стратегических играх в январе 1941 года советские маршалы и генералы писали множество раз. Вот типичный образец. Выступает генерал армии А. М. Майоров:

Целью планировавшейся оперативно-стратегической игры являлось проверить возможность Красной Армии по отражению надвигавшейся фашистской агрессии… В разработанном генералом армии Г. К. Жуковым плане «наступления» были учтены все слагаемые военного потенциала фашистской Германии, полученный вермахтом опыт ведения «молниеносной войны» на Западе. И надо сказать, что «красным», обороняющейся стороне, представлявшей в ходе игры наши вооруженные силы, потребовалось немало усилий, чтобы остановить натиск «синих». (ВИЖ. 1986. № 12. С. 41.)

Нет, товарищ Майоров, не разрабатывал Жуков никаких планов немецкого наступления и не учитывал никаких слагаемых военного потенциала Германии. И не было там никакой «красной» стороны и вообще не потребовалось никаких усилий, чтобы наступление Жукова остановить и вышвырнуть его на исходные рубежи, а затем – и гораздо дальше на Запад. Жуков врал о своих победах, а наши маршалы и генералы, такие, как генерал армии Майоров, проявили совершенно невероятное ротозейство. Они слушали хвастуна, повторяли и разносили по миру его удивительные рассказы.

У меня вопрос: изучал генерал армии Майоров материалы этой игры или нет? А другие маршалы и генералы изучали?

Представим себе советского полководца с четырьмя звездами на погонах или даже со звездами первой величины. Вот пишет сей стратег о том, как Жуков предвосхитил германские планы. Неужели не интересно вникнуть в детали? Неужели не интересно потребовать из архива документ и самому его прочитать? А если документы засекречены, тогда надо требовать от руководства страны объяснений: великий стратег все предсказал и все предвидел, так почему же мы прячем сии предсказания?

Если предположить, что наши маршалы и генералы не изучали материалы стратегической игры, то стратег Майоров и другие подобные ему полководцы предстают перед нами в весьма странном свете. Высшие военные руководители страны верят в то, что великий Жуков предвосхитил германский план, все они об этом знают, все повторяют, но никто сам в руках документов не держал, никто в подробности не вникал, никто не интересовался, как же Жукову все это удалось.

Но если предположить, что генерал армии Майоров и другие советские стратеги знакомы с содержанием документов о той игре, но рассказывают совершенно противоположное тому, что в документах содержится, значит, все они – не генералы и не маршалы, а беспринципные агитаторы-горлопаны, которые за соответствующую мзду говорят все, что им заказывают.

Но самое смешное впереди. Генерал армии Майоров писал цитируемую статью (или статью писали за него) в то время, когда материалы совещания и стратегических игр были закрыты соответствующими грифами. Но вот в 1992 году эти материалы открыли, гриф секретности сняли, и официальные военные историки сделали четкий вывод:

Ни на совещании, ни на играх их участники даже не пытались рассмотреть ситуацию, которая может сложиться в первых операциях в случае нападения противника. Поэтому утверждения, что игры проводились для «отработки некоторых вопросов, связанных с действиями войск в начальный период войны» лишены основания. Эти вопросы не значились в учебных целях игр и потому не рассматривались. (Накануне войны. С. 389.)

Однако легенда о том, что Жуков предвосхитил план «Барбаросса», оказалась живучей. В 1996 году выступает генерал-майор А. Борщов, кандидат исторических наук, заместитель начальника кафедры истории войн и военного искусства Военной академии Генерального штаба, и рассказывает поразительные вещи:

Еще одним событием предвоенной поры, подтвердившем высокий интеллектуальный потенциал Жукова, стали военные игры, проведенные в январе 1941 года. На первой игре, преследовавшей цель проверить реальность плана прикрытия госграницы и предполагаемых действий войск в начальном периоде войны, он выступал на стороне «западных». В принятом решении Георгий Константинович по сути дела предвосхитил агрессивные планы немецко-фашистского командования на северо-западном направлении, грамотно используя имеющиеся силы и средства, одержал убедительную победу над «красными». (Красная звезда. 15 июня 1996 г.)

Меня призывают писать книги, опираясь не на открытые источники, а на архивы. Спасибо, учту. Но вот перед нами генерал-майор, профессиональный историк, заместитель начальника кафедры истории войн и военного искусства Военной академии Генерального штаба. Ему по должности доступны практически все военные архивы. Но он почему-то пишет без опоры на архивные документы. Он почему-то даже на открытые источники не опирается. Генералу Борщову по должности положено читать специализированные газеты и журналы, в частности «Военно-исторический журнал». Этот журнал издается Генеральным штабом Вооруженных сил Российской Федерации. Получается, что в Военной академии Генерального штаба его не читают. А ведь «Военно-исторический журнал» еще в 1993 году разоблачил хвастливые выдумки Жукова.

Генералу Борщову по должности положено читать книги о войне, которые выходят под редакцией начальника Института военной истории Министерства обороны Российской Федерации генерала В. А. Золотарёва[5]5
  Владимир Антонович Золотарёв – российский военный историк, доктор исторических наук, генерал-майор запаса, начальник Института военной истории Министерства обороны Российской Федерации в 1993–2001 годах. – Прим. ред.


[Закрыть]. «Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г.» – одна из таких книг, вышла она в 1993 году, и в ней разоблачен сочинитель небывалых историй Жуков.

Но на кафедре истории войн и военного искусства Военной академии Генерального штаба не читают даже трудов официальных военных историков России. Там изучают историю войны с опорой на выдумки Жукова.

В заключение еще одна характерная цитата. Выступает генерал-полковник В. Барынькин и рассказывает о трагедии Жукова:

Как непосредственный участник событий, Г. К. Жуков весьма болезненно воспринимал тот факт, что за послевоенное десятилетие нашей военной науке не удалось создать оригинальных трудов, правдиво освещающих события Великой Отечественной войны. (Красная звезда. 31 мая 1996 г.)