Текст книги "Тень победы"

Советский Союз победил во Второй мировой войне, но не прошло и пятидесяти лет после этой выдающейся победы, как он исчез с карты мира. И когда коммунисты празднуют так называемый День Победы, я спрашиваю: а где же теперь это великое победившее государство? Куда оно подевалось? Германия проиграла войну, но стала самой развитой страной современной Европы. А где же великий, могучий, несокрушимый Советский Союз?

Германия проиграла войну, но она существует. Советский Союз победил в войне, но развалился. Кому нужна такая победа?

Наши пропагандисты утверждают, что Советский Союз выиграл войну потому, что Жуков был великим стратегом.

Возражаю: война была проиграна потому, что Жуков не понимал простейших основ стратегии. Их можно выразить одной простой фразой: замахнулся – бей!

Или не замахивайся.

Глава 5
Рецепт провала

Был ли Жуков великим стратегом? А мог ли вообще безграмотный солдафон им быть?

А. Тонов. Независимая газета. 5 марта 1994 г.

1

Летом 1940 года Сталин и Гитлер изменили лицо Европы. Германия разгромила и оккупировала Францию, Бельгию, Голландию, Люксембург, а Советский Союз присоединил к себе Эстонию, Литву, Латвию, Бессарабию, Северную Буковину, кусок Финляндии. На европейском континенте остались только два мощных государства, только две большие армии – германская и советская.

Сложившуюся ситуацию следовало осмыслить и обсудить. И вот в сентябре 1940 года все командующие советскими военными округами и армиями, начальники их штабов, некоторые командиры корпусов и дивизий получают сообщение о том, что в декабре в Москве состоится совещание высшего руководящего состава Красной Армии. Совещание собиралось весьма необычное. Было известно, что проводится оно по приказу Сталина. Ожидалось присутствие не только Сталина, но и всего состава Политбюро. На совещании предстояло заслушать и обсудить доклады. Центральный доклад – «Характер современной наступательной операции». Подготовить его было поручено командующему войсками Киевского особого военного округа Жукову.

Автором этого доклада был полковник И. Х. Баграмян. Поэтому, когда историки цитируют доклад Жукова на совещании высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 года и восторгаются мудростью этого «стратега», надо отдавать себе отчет в том, что тогда Жуков просто излагал чужие мысли.

Полковник Баграмян в ходе войны и после нее догнал Жукова в воинском звании, став Маршалом Советского Союза. О том, как готовился доклад Жукова, Баграмян рассказывал подробно и многократно. Жуков был вынужден подтвердить откровения Баграмяна: мол, он, Жуков, был ужасно занят, потому полковник Баграмян выполнял его работу.

Давайте же издадим вопль изумления. Или несколько воплей, ибо причин для изумления много.

2

Защитники Жукова могут найти множество неотложных и срочных дел, которыми по самое горло был загружен командующий войсками Киевского особого военного округа. Однако, что бы они ни придумали, мы останемся при своем мнении: не могло быть ничего более важного, чем выступление на этом совещании. Согласимся: Киевский особый военный округ могуч и важен. Не будем спорить: у командующего много дел. Но в Москве готовилось совещание наивысшего уровня, на котором должен был обсуждаться самый важный вопрос: как уберечь страну от разгрома и гибели. Что могло быть важнее? Проблемы Киевского особого военного округа меркнут в свете важности предстоящего события. Жукову дали возможность подняться над рутиной одного округа и окинуть взглядом стратегические дали.

Делами округа на короткое время могли бы заниматься заместители Жукова. Во главе округа стоял Военный совет, который помогает командующему принимать решения. Военный совет способен управлять округом в отсутствие командующего. Был у Жукова начальник штаба, был первый заместитель и просто заместители, был начальник артиллерии, командующий ВВС, начальник разведки и еще целая ватага генералов. Пусть бы они занимались Киевским округом, а сам великий стратег совсем немного времени уделил бы раздумьям о грядущей войне и безопасности страны. Советский Союз для Жукова должен быть превыше всего. Не так ли?

Если бы Сталин и члены Политбюро считали, что доклад может подготовить какой-нибудь полковник, то ему бы и поручили сочинить текст доклада и его зачитать. Но в Москве считали, что этим делом чрезвычайной важности должен заниматься стратег первого ранга. Жукова тогда по недоразумению считали стратегом, потому из Москвы пришел приказ именно Жукову лично готовить доклад. Этот приказ как бы отодвигал на второй план дела Киевского особого военного округа, временно освобождал Жукова от ответственности за округ и требовал заниматься делом государственного значения. Да ведь и Жуков поставлен командовать округом не для того, чтобы все проблемы решать самому, а для того, чтобы подобрать хороших помощников и заместителей и заставить их работать. У хорошего командующего все работает как отлаженный механизм, а сам он погружен в мысли о грядущих сражениях. Если бы Жуков был хорошим командующим, то его отсутствие на время подготовки доклада не должно быть замечено никем. Командующий должен поставить работу в округе так, чтобы все его подчиненные действовали слаженно и четко независимо от того, присутствует их шеф на командном пункте или отсутствует, сидит в кабинете или не сидит. Если бы Жуков поставил управление округом правильно, то ему хватило бы времени заниматься безопасностью страны.

Но у Жукова все было наоборот. Сам он занимался делами Киевского округа, и десятки генералов из его окружения были заняты тем же. А о грядущей войне и безопасности страны за Жукова думал полковник.

Да, полковник Баграмян, который написал доклад для Жукова, потом поднялся на большие высоты. Но в том-то и дело, что Жуков этого взлета не ожидал и не предвидел, что на время подготовки доклада Жуков поставил вместо себя думать о самом важном заведомо малоизвестного человека, который в тот момент нигде ничем себя не проявил. Вот так относился Жуков к безопасности страны.

Защитники Жукова утверждают, что великий полководец был ужасно занят, что у него просто не было времени думать о грядущей войне. Согласимся. Но если о грядущей войне не думать, тогда вся остальная кипучая деятельность стратега – бестолковая суета.

3

Вспомним, как после войны Жуков объяснял свои слезы при отъезде из Москвы в Киев. Еще раз повторю его слова: «С ощущением надвигающейся трагедии я смотрел на беззаботно провожающих меня родных и товарищей, на Москву, на радостные лица москвичей и думал: что же будет с нами? Многие это не понимали…» Итак, они, глупенькие, за год до войны не чувствовали ее приближения и ничего не понимали, а гениальный Жуков все предвидел и все понимал. И вот ему, всевидящему, выпала уникальная возможность за полгода до войны высказать то, что наболело, прямо в лицо Сталину в присутствии всего состава Политбюро и высшего командного состава Красной Армии. Вот тут бы Жукову и рассказать Сталину, Молотову, Кагановичу, Маленкову и другим, какая надвигается трагедия! Но о своем предчувствии надвигающейся беды Жуков поведал доверчивым слушателям только после войны, а тогда, перед войной, со Сталиным, членами Политбюро и всем высшим руководящим составом Красной Армии своими тревожными предчувствиями Жуков почему-то делиться не стал.

А ведь не могла подготовка того доклада быть трудной задачей. Не надо мудрствовать. Не надо теории, не надо заумных рассуждений. Если ты знаешь, что война неотвратимо надвигается, если знаешь, что готовность к войне не соответствует современным требованиям, выскажи это. О чем думаешь, о чем плачешь, о том и скажи. Ну хоть заплачь перед Сталиным, в конце концов, как плакал на вокзале 8 июня 1940 года!

И не могла подготовка того доклада занять много времени. В августе 1939 года Жуков провел блистательную операцию по окружению и разгрому 6-й японской армии в монгольских степях. Это был первый в XX веке блестящий пример настоящего блицкрига. Немецкое вторжение в Польшу произошло позже – в сентябре. Да, немецкий блицкриг в Польше был шире по размаху. Однако советский блицкриг в Монголии было гораздо труднее организовать. В Европе был хотя и напряженный, но мир. Внезапный удар в мирное время подготовить проще. А в Монголии уже шла война. Достичь внезапности в ходе войны труднее – противник начеку. Кроме того, германская армия в войне против Польши использовала свои стационарные аэродромы, базы снабжения, командные пункты, узлы связи, госпиталя, ремонтные заводы и базы, а в Монголии не было ни железных, ни каких-либо других дорог, ни лесов, ни аэродромов, ни телефонных линий, ни телеграфных. Каждое бревно для строительства блиндажа, каждый телеграфный столб, каждое полено для солдатской кухни приходилось везти за сотни километров. Оружие, боеприпасы, горюче-смазочные материалы приходилось доставлять по бездорожью иногда за тысячи километров. Японская армия была тогда одной из сильнейших в мире. По уровню стойкости, дисциплины, отваги в бою и готовности к самопожертвованию японская армия не знала себе равных. И вот против этой армии была проведена молниеносная сокрушительная операция, в результате которой японские войска потерпели поражение, равного которому не было во всей предыдущей истории страны восходящего солнца.

Во второй половине 1940 года из всех высших командиров Красной Армии один только Жуков имел опыт проведения внезапной, молниеносной наступательной операции с участием десятков тысяч солдат, сотен танков, самолетов и орудий. Вот он и должен был передать свой опыт остальным командирам, которые такого опыта не имели. И не нужна была Жукову помощь какого-то полковника Баграмяна. Надо было просто и ясно рассказать: я готовил операцию так и так, а проводил ее вот эдак. Понятно, что будущие операции Красной Армии по захвату Европы будут отличаться от операций в пустынных степях. Жукову следовало показать разницу между операциями в Центральной Азии и грядущими операциями в Центральной Европе. Вот и все.

Представим, что Жуков сам готовил операцию по разгрому 6-й японской армии на Халхин-Голе. В этом случае ему не надо было прилагать никаких умственных усилий для подготовки доклада, ведь он уже давно все продумал еще там, в степях Монголии. Оставалось только продиктовать машинистке свои воспоминания и размышления.

Но Жуков не готовил операцию на Халхин-Голе лично, потому и не мог без чужой помощи внятно рассказать о ее подготовке и проведении. Вместо себя писать трактат о наступательной операции Жуков сажает полковника Баграмяна, который в тот момент опыта ведения современной войны не имел. Он тогда вообще никакого боевого опыта не имел. В Первой мировой войне Баграмян служил в запасных частях. В ходе Гражданской войны был командиром кавалерийского эскадрона, но не в Красной Армии – Баграмян тогда воевал против нее, и не особенно успешно. В Армении, где командовал Баграмян, никаких достойных упоминания боев, операций и сражений не было. После Гражданской войны, в декабре 1920 года, Баграмян переметнулся на сторону победителей. Вот ему Жуков и поручил думать вместо себя о грядущей войне и готовить рецепты будущих грандиозных побед.

4

Поражает тема доклада Жукова.

Нас учили, что Советский Союз готовился к отражению вражеского нашествия. Если так, то на совещании высшего руководящего состава РККА надо было решить один только вопрос: как вражеское нашествие отразить. Почему же этот вопрос не обсуждался? Почему главной и единственной темой совещания была подготовка к вторжению в Центральную Европу?

Мы видели горестного Жукова, который еще в июне 1940 года, подобно плачущей Ярославне, скорбел о жертвах грядущей войны. Коли так, откажись от доклада! Если в тебе осталась сорок граммов совести, если тебе дорога судьба страны и ее народа, встань и скажи: не о наступлении надо думать, дорогие товарищи, а об отражении агрессии! Прежде чем планировать вторжение в Германию, давайте подумаем об обороне своей страны.

После войны Жуков объяснял свои слезы при отъезде в Киев в июне 1940 года весьма возвышенно: «Я окончательно укрепился в мысли, что война близка, она неотвратима… Но какая она будет, эта война? Готовы ли мы к ней? Успеем ли мы все сделать?» Это он рассказывал нам после драки. Почему эти красивые слова он не сказал там, на совещание высшего руководящего состава армии? Почему он не задал эти вопросы Сталину и другим товарищам из Политбюро? Вместо этого Жуков с высокой трибуны совещания говорил совсем о другом:

Необходимо воспитывать нашу армию в духе величайшей активности, подготовлять ее к завершению задач революции путем энергичных, решительно и смело проводимых наступательных операций (Накануне войны. Материалы совещания высшего руководящего состава РККА 23–31 декабря 1940 г. Под редакцией В. А. Золотарёва. М.: Терра, 1993. С. 151).

Вот цель Жукова: победоносное завершение мировой революции. Вот его метод: внезапные сокрушительные наступательные операции.

5

Советские историки нашли объяснение тому, почему Жуков на совещании говорил не об отражении агрессии, а о завершении задач мировой революции путем агрессивной войны. Объяснение вот какое: Жуков планировал быстренько отразить агрессию и тут же перейти в наступление. Хорошо придумано. Но придумано задним числом. И если Жуков планировал быстренько отразить агрессию, а потом бросить Красную Армию в решительное наступление на территорию противника, то следовало так и поступить. Следовало эту самую агрессию быстренько отразить. Отчего же не отразил?

Одно из двух: или никакое отражение агрессии вовсе не планировалось, или планы отражения агрессии в два счета оказались нереальными и невыполнимыми, то есть дурацкими.

Я склоняюсь к первому объяснению: об отражении агрессии никто не думал, агрессия Германии против СССР считалась невозможной, потому стратегическая оборона Красной Армии не предусматривалась и не планировалась. Это подтверждается и стенограммой совещания, и множеством других документов: об отражении агрессии ни Жуков в своем докладе, ни другие докладчики и выступающие даже не вспоминали. Жуков говорил о внезапном нападении на противника.

Победу обеспечит за собой та сторона, которая более искусна в управлении и создании условий внезапности в использовании сил и средств. Внезапность современной операции является одним из решающих факторов победы. Придавая исключительное значение внезапности, все способы маскировки и обмана противника должны быть широко внедрены в Красную Армию. Маскировка и обман должны проходить красной нитью в обучении и воспитании войск, командиров и штабов (там же. С. 151).

6

В своих мемуарах Жуков назвал тему доклада на совещании, но текст почему-то не опубликовал и подробностей не сообщил. Вот некоторые из них: «Всего на площади 30 на 30 км будет сосредоточено 200 000 людей, 1500–2000 орудий, масса танков, громадное количество автотранспорта и других средств».

Это Жуков говорил о концентрации сил одной из советских армий вторжения перед наступлением, добавляя, что таких армий будет много. Все, что написал полковник Баграмян, Жуков предложил Сталину, членам Политбюро и высшему командному составу Красной Армии. Эти предложения были приняты и осуществлены. Посмотрите немецкую хронику, полистайте немецкие журналы 1941 года, и вы увидите все то, о чем говорил Жуков: масса танков, громадное количество автотранспорта и других средств. Все это было собрано у наших границ. И все сгорело. Немецким летчикам не надо было даже искать цели – такие цели нельзя не заметить. Не надо было даже целиться – тут не промахнешься.

Если двести тысяч солдат, полторы-две тысячи орудий, «массу танков, громадное количество автотранспорта и других средств» поставить в оборону, можно создать непроходимый барьер на фронте длиной в несколько сотен километров. Если же поставить в оборону не одну, а все двадцать три советские армии, уже развернутые на западных границах Советского Союза и прибывающие туда из внутренних районов страны, то фронт будет непробиваемым от Ледовитого океана до Чёрного моря. Но ни одна из этих двадцати трех армий не стояла в обороне. Более того, в обороне не стоял ни один корпус, ни одна дивизия, ни один полк. Все они были собраны в ударные группировки на предельно узких участках – именно так, как рекомендовал великий стратег Жуков.

В докладе Жукова было множество рекомендаций: раненых не надо вывозить далеко в тыл, стратегические запасы надо сосредоточить у самых границ, надо создать базы на грунте в 15–20 км от переднего края. Все это было сделано, и при нападении на Советский Союз германская армия захватила у самых границ сотни тысяч тонн боеприпасов, горюче-смазочных материалов, продовольствия и прочего имущества, а Красная Армия осталась без снарядов и патронов, без бензина и хлеба.

Продолжим чтение доклада Жукова:

Господство в воздухе – основа успеха операции. Это господство достигается смелым и внезапным мощным ударом всех ВВС по авиации противника в районах ее базирования.

Для этого:

Авиация располагается на аэродромах на удалении: истребительная 30–50 км, бомбардировочная – 75–100 км от переднего края».

Но в этом случае наша авиация может попасть под внезапный удар. Как же уберечь свои самолеты от внезапного удара противника? Жуков дает простой ответ:

Особой заботой командира и командующего ВВС армии будет – не дать разбить свою авиацию на аэродромах. Лучшим средством для этого является внезапный удар нашей авиации по аэродромам противника… Внезапность является главным условием успеха.

Вот видите, Жуков думает и о сохранении своей авиации. Точнее, об этом за Жукова думает Баграмян. Но рецепт сохранения своей авиации все тот же: ударим внезапно по германским аэродромам и этим сохраним себя от внезапного удара. Других вариантов защиты наших аэродромов не предусматривалось.

7

Эти рекомендации тоже были приняты. Но потом, весной 1941 года, Жуков настоял на том, чтобы аэродромы придвинули еще ближе к границе: аэродромы истребительной авиации – на расстояние 20–30 километров, бомбардировочной – на 50–70 километров.

Не надо быть ни великим стратегом, ни ясновидящим, чтобы понимать опасность такого расположения авиации. Давайте представим себе пост службы ВНОС (воздушное наблюдение, оповещение, связь) и солдатика, который ранним воскресным июньским утром сидит на этом посту. Над его головой с ревом проходит армада германских бомбардировщиков. Наш солдатик поднял телефонную трубку и сообщил куда следует: «Слышу шум многих моторов, идут, высота такая-то, курс такой-то…»

Прикинем, сколько потребуется времени, чтобы в соответствующем месте, куда стекаются сообщения от многих наблюдателей, информацию оценить, принять решение и отдать соответствующие распоряжения. Допустим, на это уйдет одна минута. А теперь представим себя в роли дежурного по авиационному полку или авиационной дивизии. Звякнул телефон: боевая тревога! Дежурному надо разбудить командиров, летчиков, инженеров, техников, механиков, всех их надо собрать и из военного городка доставить на аэродром. Ведь не под крыльями самолетов они спят. Потом надо снять маскировку с самолетов, снять чехлы, завести и прогреть двигатели, вывести самолеты из укрытий, вырулить на старт, подняться в воздух, набрать высоту…

А теперь задачка по арифметике для учеников третьего класса. Скорость самого тихоходного германского бомбардировщика Ю-87 – 350 км/час. Сколько минут потребуется этому бомбардировщику для того, чтобы от государственной границы пролететь 20–30 километров и бросить бомбы на взлетную полосу советского приграничного аэродрома?

И еще одна задачка для учеников начальных классов. Предположим, что советские командиры, летчики и техники никогда не спят, все советские самолеты всегда готовы к взлету и их двигатели постоянно работают, а все решения принимаются мгновенно и так же мгновенно передаются исполнителям. Если советский авиационный командир, получив сигнал тревоги, начнет немедленно поднимать в воздух самолеты с интервалом в 30 секунд, сколько потребуется времени, чтобы с одной взлетной полосы поднять в воздух и вывести из-под удара 120 бомбардировщиков? А если на аэродроме не 120 боевых самолетов, а 150–170 машин?

Не надо быть гениальным стратегом, не надо звать на помощь группы высоколобых экспертов, не нужна современная электронно-вычислительная техника, чтобы понять: при таком расположении авиации использовать ее для обороны страны невозможно.

И давайте оставим разговоры об «устаревших» советских самолетах. Если бы все они были сверхсовременными, то все равно при таком их расположении отреагировать на внезапный удар противника было бы невозможно.

И давайте не будем рассказывать басни о том, что мало было самолетов. Было их много. Было их чудовищно много. Но что толку, если бы их было вдвое, втрое или в десять раз больше?

Представьте себя на месте авиационного командира. У вас на каждом приграничном аэродроме не по 120–150 самолетов, а по 300. Вам от этого легче? Воздушные армады противника, перелетев границу, через 5–10 минут накрывают ваши аэродромы, а вам только на подъем в воздух 300 самолетов требуется два с половиной часа – это если они будут взлетать с интервалом в 30 секунд. А если задержка на старте? А если они взлетают с интервалом в 40 секунд?

Кстати, 300 самолетов на одном аэродроме – не моя фантазия. Генерал-полковник авиации Л. Батехин рассказывает о том, что 60-я истребительная авиационная дивизия базировалась на одном аэродроме размером 800 на 900 метров (Батехин Л. Воздушная мощь родины. М.: Воениздат, 1988. С. 160). Дивизия – это пять авиационных полков по 63 самолета в каждом.

Но, может быть, дивизии были не полностью укомплектованы? К этому вопросу мы еще вернемся и увидим, что советские авиационные полки и дивизии самолетами были укомплектованы полностью; кроме того, они часто имели не по одному комплекту самолетов, а по два и более. И если бы все авиационные командиры, все летчики, техники, механики и прочая аэродромная братия каждую ночь спали под крыльями самолетов, то и тогда при внезапном нападении поднять авиацию в небо и вывести ее из-под удара было бы невозможно. Даже если бы летчики вообще не спали, если бы они постоянно сидели в кабинах самолетов, если бы двигатели работали не останавливаясь, то все равно при внезапном ударе противника наша авиация, расположенная на предложенном Жуковым удалении от границ, неизбежно погибала. А после этого гигантские скопления советских танков, пехоты и артиллерии превращались в легкую цель для немецкой авиации.

Хорошо еще, если ваш аэродром расположен в 12–15 километрах от границы, тогда у вас будет 2–3 минуты времени от момента пересечения самолетами противника воздушной границы до падения первой бомбы на взлетную полосу. За 2–3 минуты можно что-то предпринять. Но не все советские аэродромы находились на таком расстоянии от границ. Генерал-полковник Л. М. Сандалов свидетельствует: «Штурмовой полк перебазировался на полевой аэродром в 8 км от границы» (ВИЖ. 1971. № 7. С. 21). Речь идет о 74-м штурмовом авиационном полке 10-й авиационной дивизии 4-й армии Западного фронта. Перебазирование произошло 20 июня 1941 года по приказу начальника Генерального штаба РККА генерала армии Жукова.

Командиру этого полка не позавидуешь. Если бы он, бедняга, все ночи напролет сидел с телефонной трубкой возле уха и если бы в момент нарушения воздушной границы сигнал боевой тревоги был немедленно передан на аэродром, то у командира полка оставалось бы в запасе чуть больше минуты времени – и это только в том случае, если летят тихоходные немецкие Ю-87. А если удар наносят скоростные Ю-88, то времени у командира оставалось меньше минуты. А если ударит с той стороны границы немецкая артиллерия, то вообще никакого времени не останется: в один момент снаряды перепашут взлетную полосу, разнесут в клочья боевые самолеты, и будут долго рваться бомбы на складах, и долго будет смрадом застилать небо горящий бензин. Именно это и случилось утром 22 июня 1941 года.

Бывало и хуже. На советский аэродром в Оранах (Литва) 22 июня 1941 года ворвались немецкие танки. Тоже картина не для слабонервных: на аэродроме – летчики, вооруженные пистолетами ТТ. Против танка это не лучшее оружие. У охраны – винтовки. У мотористов – гаечные ключи. Хорошо было нашим железнодорожникам: у границ с Германией по приказу Жукова были сосредоточены десять железнодорожных бригад численностью в 70 тысяч человек для перешивки германской колеи на широкий советский стандарт. Так вот, бойцы железнодорожных бригад пробовали от немецких автоматчиков отбиваться кувалдами, лопатами, кирками, разводными ключами. А в авиации кувалда есть не у каждого. Чем же от танков отбиваться?

Аэродром в Оранах не единственный попал под гусеницы немецких танков в первый день войны, много их было…

***

Говорят, Сталин во всем виноват. Однако в данном случае нельзя возлагать вину на одного лишь Сталина. Накануне войны Сталин решил заслушать своих стратегов. Стенограмма совещания высшего руководящего состава РККА свидетельствует: Сталин в работу совещания не вмешивался, своего мнения не навязывал и не высказывал. Каждый маршал и генерал говорил то, что считал нужным сказать.

А у стратега Жукова, по его словам, времени на подготовку к совещанию не нашлось.