Текст книги "Да здравствует мир без меня! Стихи и переводы"

Из цикла
«Этюды черни»
1985

«Бывали, бывали…»

Бывали, бывали

Мы в этой харчевне!

Тут было не лучше,

А только дешевле.

Пятнадцатилетье

Промчалось – а все же

Тут стало не хуже,

А только дороже.

А блюда роскошны!

А вина шикарны!

Забыть невозможно,

Как нынче гуляем!

А дамы? Все те же,

Вот только пошире…

А может, тогда мы

Совсем не платили?

А речи? Кипели!

А свечи? Дрожали!

Не то обхитрили,

Не то убежали…

Но только зашли мы —

Не смотрим, а видим:

Нас ждут не дождутся,

Отсюда не выйдем.

Курить уж не курят,

Плясать уж не пляшут,

Но пальчиком манят

И ручкою машут.

И те же уроды

Все ту же присягу:

– Отсюда ни шагу…

– Пожалуйте шпагу…

И главный над нами

Уже громоздится:

– Прошу расплатиться…

– За все расплатиться…

И дамы в платочек,

А мы за манишку:

– Ну, это уж слишком! —

И только сердчишко.

И груда пирожных.

– Миндальных, миндальных!

Забыть невозможно,

Как нынче гуляем.

1982

«Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе…»

Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе.

Начинаем в пивной, и за мной, в неземное и наземь.

На, возьми, на, зажми, нам черед воевать с нелюдьми.

Никому ничего ни за что, а не то все изгадим и сглазим.

Ночь легла, так бела, словно ты захотел темноты.

Ночь постыдно пустынна, невинна, как сон убиенных —

От звонка до звонка. Не река, а рука старика.

Не в нее окуная, иная напишет, стеная, на стенах.

Не за то избивал слабаков женихов Одиссей,

Не за то убивал наповал или мял и пытал заскорузло —

А за годы в трудах, за походы во прах и на страх, —

Не за лоно законное и судоходное русло.

Но не тем, что меж тем на замки всех систем норовят.

Хоть не им, неживым, утонув, дотянуть до рассвета.

Но не вам, пластунам по ворованным ветхим коврам,

Хоть и вас в тот же час, невзирая на вечное вето.

Я начну, где шагну в глубину оголенной груди,

Кислоту пустоты каблуком напролом направляя.

Я начну, как вздохну в беззаботных небес вышину,

Не стирая с запястья ненастья беззубого лая.

Не за то белый свет двадцать лет меня бил и крушил,

Не за то ворожил не убить, так забыть, и простить,

и отплакать,

Не за то я старел, и седел, и на тризне у жизни сидел,

Чтоб не трогать ваш деготь лобзаньем за самую мякоть.

Ночь хрустальная, тайная, длинных ножей, на душе.

На, возьми, на, зажми, с нелюдьми, но не сдержите слова.

Расходись кто куда, навсегда, без суда и стыда.

Пошумели изрядно, и ладно, досадно, что так бестолково.

1982

Реквием Рабиновичу

…

Меня дразнили в школе Зямой

За малый рост и рыхлый таз.

…

Но я был в мальчиках упрямый.

…

Переходил из класса в класс

И спал в одной постели с мамой.

…

Тогда стояли холода,

И редко из водопровода

Текла кошерная вода.

…

Мне было двадцать с чем-то года,

И говорили: ерунда.

…

Но я был в юношах упорный.

…

Из института приходил

То фиолетовый, то черный,

И никогда не выходил,

Пока не тукнут, из уборной.

…

Потом я чуточку подрос

И спал в одной постели с Симой.

…

Они тогда уже всерьез

Работали над Хиросимой,

А нас списали в Наркомпрос.

…

Тогда стояли под Москвой

Какие-то Гудерианы.

…

Я возвращался чуть живой

И спал с женой как деревянный.

…

И, вроде, за дверьми конвой.

…

Но я был в бронщиках настырный.

…

Я ел икру и колбасу

И разворачивал в лесу

Объект довольно-таки мирный.

…

И начал ковырять в носу.

…

Мне намекали на еврей

И стопроцентное доверье.

…

И молодцов из-за дверей

Просили пошуметь за дверью.

…

И говорили: поскорей.

…

Потом я чуточку одрях

И спал неделями в Кремлевке.

…

Она тогда уже Ба-Бах.

…

Арон уехал по путевке

И Даша с Машею в мехах.

…

Потом стоял такой дейтант,

Хоть украшай изделье бантом,

Хоть в землю зарывай талант,

Прикидывайся пасквилянтом.

…

У Миши резался дискант,

А Ваня рвался в Палестину —

И не на нашей стороне.

И говорил своей жене:

Не прихватить ли старичину.

…

Мол, на войне как на войне.

…

Но я стал в дедушках добрее.

…

Но я стал в дедушках добрее.

…

Я запускал на небосвод

И зятю говорил: идьёт.

…

И Ксюше: шла бы за еврея —

Он не уедет, не уйдет.

…

Потом они меня делили:

…

Пицунду, Жуковку, Арбат,

…

Внешторг, Госзнак, автомобили,

…

Четырежды лауреат,

…

И подписали, не забыли,

И Старший Брат, и кум, и сват.

…

Так есть антисемиты – или?..

1985

Записка

Срединные годы. Большое семейство.

Я вышел из моды. Какое злодейство.

Какие уроды мои домочадцы.

Я вышел из моды. Я буду стреляться.

В журналах доходы все хуже и реже.

Я вышел из моды, а моды все те же.

Унылые морды моих конфидентов.

Я вышел из моды. Я буду стреляться.

Унылые орды моих супостатов.

Я вышел из моды у чукчей и татов.

Унылые оды пою государю.

Я вышел из моды. Я буду стреляться.

Унылые роды моих вдохновений.

Я вышел из моды и вовсе не гений.

Унылые шкоды моей благоверной.

Я вышел из моды. Я буду стреляться.

Унылые воды каналов и Невок.

Я вышел из моды у нынешних девок.

Унылые своды соборов и спален.

Я вышел из моды. Я буду стреляться.

Унылые ходы в чужие квартиры.

Я вышел из моды у духов эфира.

Унылые сходки под плеткой свободы.

Эх, выпить бы водки!.. Я буду стреляться.

Заговор чувств

…

Булгаковед из Бундесрепублик,

Блондинистый, но в целом неказистый,

В постели то буксует, то юлит

С повадкой лихача-мотоциклиста —

И ванечке лениться не велит.

…

Вы, русские, загадочный народ.

Литература судит ваша тонко,

А вам бы только бабу в оборот.

Ты что – боишься сделать мне ребенка?

А может, отвечаю, ты шпионка.

…

В который раз на практике у вас —

И все, кого ни встречу, сразу в стойку

Булгаков… Азазелло… Высший класс…

Минуту про Булгакова – и в койку.

Подай-ка, милый, жигулевский квас.

…

А ты зачем приехала сюда, —

Я возразил ей, полузасыпая, —

За тем ты и приехала. О да!

Ругаешь русских, а сама такая.

Весь твой Булгаков – вздор и ерунда!

…

Она за пивом встала и, заплакав,

Сказала: не люблю СССР.

Один был настоящий кавалер,

И с тем – несовпаденье зодиаков.

А я сказал: пошла ты в бундесвер!

…

Но тут шаги послышались и стук,

Как в телефильме маленьких трагедий.

Рванулся к двери мой залетный друг,

Забыв о неодержанной победе

Под Сталинградом, хоть была без брюк.

…

В костюме довоенного сукна,

Тряся свежепомытыми кудрями,

Вошел красавец, стройный как сосна.

Поклон глубокий он отвесил даме —

И закричала: вот моя весна!

…

Я начал: Миша, что за маскарад?

Средь бела дня! Ты что, ушел от Лены?

Ушел? Друг мой, я только что не взят.

Но вот, извольте видеть, не горят.

И немка, онемев, – они нетленны!

…

Я написал! А я переведу!

Я покарал! Ну прямо как Всевышний!

И аз воздам! А я издам!.. Иду,

Воскликнул я, поняв, что третий лишний

Здесь непременно попадет в беду.

…

Но тут со стула соскользнул стакан,

И в дверь ввалился жирный недомерок

В затрюханном пальто и в драбадан.

Спросила Хельга: что за хулиган?

Представь меня подруге, Кавалеров!

…

А это, – начал Миша… Погляжу,

Намылился на Запад? Просишь визу?

Все строишь недотрогу и ханжу?

И немочке: а вам я доложу,

Вы в неглиже – жасмин, расцветший снизу.

…

А ты зато, – споткнулся первый гость, —

А ты зато работаешь на власти!

А я им мщу! Ты тайно мстишь, прохвост,

А я им льщу, выплескивая злость.

Представь меня красавице, ломастер!

…

А мой успех у женщин – это как?

Да взять хоть эту – чем не Маргарита?

А ты опять остался в дураках.

Представь меня! Скажи ей, вертопрах, —

Она, как роза, всем ветрам открыта.

…

Заспорили о технике письма,

О том, что лучше – тушь или чернила,

Но западная штучка и сама

Про все, что нужно им, сообразила —

И началась такая кутерьма,

…

Что затряслись соседние дома.

Нечистая торжествовала сила.

Ведь не за всякий заговор – тюрьма,

Дыра не обязательно могила,

И немцев бить мы рады задарма.

Последнее танго в Париже

…

Не надо, Боря, Миша не велить.

…

Не на добавку, с утря на поправку.

…

Отдзынь!

…

А, падла, Соня, бросим пить

И купим к ляху видеоприставку.

…

Ну, ты озвезденел, поена мать.

Они в комиссионке, не достать.

Тебя барыги выберут, как сявку.

…

Не бзди! теперь их делают у нас.

…

Не залупайся! наши не фурычат.

…

Не надо песен! гонят высший класс.

…

Который год талдычит и талдычит.

…

Раз ты не понимаешь ни пера!

…

А ты не лезь граблями в буфера!

Налижется – и, здравствуйте, приспичит.

…

Вот был бы видеомагнитофон,

Хоть поглядела б, как оно бывает.

А как бывает, подлый ты долдон?

Раз фукнет – и неделю не вставает.

…

Вставает, Соня, это ты не на…

…

Ага, повертит попкой Роднина —

И варежку пьянчуга разевает.

…

Та Роднина давно с тебя в обхват.

…

А я тебе старуха?

…

Ты старуха.

…

Так молодых дери, дегенерат!

…

И задеру, брать буду, бляха муха!

…

И выметайся, сволочь, со стола!

…

Сонь, уй ли ты… Сама же не дала.

…

Программа «Время» – первая порнуха.

1986

«Великая и малая страна…»

Великая и малая страна

Соседствуют.

Нет ничего несложней,

Пока раззявы служат на таможне,

Забыть названья, спутать имена,

Зайдя за кустик, забрести в столицу,

Попасть на подозренье как шпион,

Попасть впросак,

Врасплох

И в психбольницу,

Быть призванным в туземный гарнизон,

Участвовать в гражданской заварухе,

Жениться на последней потаскухе,

Прижить с нею полдюжины ребят,

Отправиться на пикничок на травку

Полюбоваться на свою оравку —

И угодить негаданно назад,

Где и кусты не высохли,

Как будто

Остановилось время или ты

Отсутствовал какую-то минуту

На расстоянье где-то в полверсты,

А может, и по ягоды, но где же.

На той же ноте спор из-за ветвей,

И суперделикатные невежи

Пропажи не заметили твоей.

«Твой психиатр, Сережа, костолом…»

Твой психиатр, Сережа, костолом —

Электротехник черепной коробки,

Решивший сдуру вывернуть все пробки,

Чтоб абы как не дернуло умом.

А на меня другие мастера

Нашли аналогичную управу —

Да я бы обесточил всю ораву,

Сверкни в ней хоть малейшая искра!

Но я брезглив и тучен. Ты брезглив

И тучен. Мы за скобками. Вне скобок.

И потому по-прежнему бок-о-бок,

Хоть мегаватты крутит жилмассив.

«Баюкая больную руку…»

Баюкая больную руку,

Аукая любую боль,

Так любишь собственную муку,

Что удавись – или уволь.

Все происходит не с тобою

Одним. Теперь хоронят в ряд,

Увозят целою гурьбою

И одинаково кроят.

Теперь все судьбы, семьи, связи

Переплелись в один клубок,

И путь из грязи – путь по грязи —

Проходят тысячи сапог.

Теперь одни и те же брашна

Смело, как сон, со всех столов —

И ломятся они. И страшно

Лишь от одних и тех же слов.

«Полно повсюду тихих сумасшедших…»

Полно повсюду тихих сумасшедших —

По возрасту от буйства отошедших, —

Клубятся в каждом поезде метро:

Стоят рядком, уткнувшись носом в книгу,

Сжимая губы в мысленную фигу,

Кивая равнодушно и хитро.

Стоят в одежках из недосыпанья;

Рупь на разврат и рупь в обед в кармане,

Полтинник сыну из другой семьи —

На семечки с отеческим советом.

Бренчат ключи дуэльным пистолетом,

И по-японски вечный Год Свиньи.

Я помню их в ударе и в угаре,

На Карадаге и Тверском бульваре,

В сапожных и художных мастерских,

Я помню их с гитарой и тетрадкой,

Я помню их, бушующих украдкой,

Я помню их, о, как я помню их!

Полно повсюду тихих сумасшедших —

В иное измеренье перешедших,

Перемахнувших – и не без шеста —

На вкрадчивое ложе из опилок,

Пока попутный ветер дул в затылок,

А встречный ветер веял на уста.

Когда ночное сито самолета

Отсеяло того-то и того-то,

А та и эта вздумали рожать,

Когда сошли с арены чемпионы,

Когда пошли в инстанции шпионы

И даже водка стала дорожать,

Когда – уже осанистые – дяди

С годами оказались на окладе,

А те, что оставались не у дел,

Их костерили или совестили —

И намекали, чтобы угостили,

Поскольку и паскудству есть предел, —

О чем я? – Как больничная баланда,

Перекипела сборная команда

И перешла работать в сторожа

Наук, и в кандидаты пустословья,

И в постники душевного здоровья,

И в сверстники былого куража.

Полно повсюду тихих сумасшедших —

Ту точку архимедову нашедших,

Где шар земной попрыгал – и затих.

Я помню их в разгаре и в размахе,

Я помню их в смирительной рубахе,

Я помню их, о, как я помню их!

«Ее рука всегда под партой…»

Ее рука всегда под партой.

А ты, примерный пионер,

Клонясь над контурною картой,

Краснеешь, как СССР.

Ее рука – всегда в кроваво-

Неаккуратных коготках —

Обводит контуры державы.

Но та, под партой… Ах и ах!

Но та, под партой… Кто отсядет?

Какой там, к лешему, звонок?

…И ведь того гляди погладит!

Уже потрогала разок!

«Надежды тех, кто возле сорока…»

Надежды тех, кто возле сорока,

Не говоря про прочие желанья,

Не обзавелся баней с «жигулями»,

Намылили, как лошади, бока

И выдают заливистое ржанье,

Спеша вот-вот рвануть под облака

И перейти к казне на содержанье.

Друзья мои и недруги мои

Кипят в безалкогольной эйфории.

И те, и эти чаю наварили

На три-четыре свойственных семьи,

И по-хозяйски распускают крылья,

И красным оком косят, бугаи,

Повадку холощеной камарильи.

Все будет, говорится, наконец.

Все будет, говорится, непременно.

Затем и ждать умели беспримерно

Под робкий грохот форток и сердец.

…Страшась, как государственной измены,

Сбежать отсюда – и тоскуя здесь

Как патриоты или джентельмены.

Теперь о нас и радио не врет,

А понемногу, слава богу, хвалит.

…И там они, должно быть, чаю сварят —

И ну глядеть с надеждою вперед:

Где теплый снег того гляди повалит,

Пуховые сугробы наметет

И всех, как бабу старую, завалит.

Шестое августа по-старому

Отец Абрам Гуревич говорит,

Что лучше есть скоромное на постной,

Чем изучать марксизм или иврит.

…

Одумайтесь-таки, пока не поздно.

…

В столице предарестно и гриппозно.

…

Он говорит, что Чистые пруды

И в самом деле выпили жиды.

…

Во все журналы входит Гумилев

С записочкою – как бы от генсека.

И вообще, блатуют мертвецов,

Литуют, как родного человека.

…

Ночь, улица? – Скорей: фонарь, аптека.

…

Он говорит, что кашель и понос

Куда страшней, чем обыск и допрос.

…

Не ухнулся родной ракетоплан,

Как было дело у американ,

А в остальном – мы крепко поднажали.

…

Еще не решена судьба цыган.

…

В футболе – как всегда, в четвертьфинале.

…

Отец Абрам Гуревич говорит,

Что православье – только предстоит.

1986

Профессор Пимен

…

Другие – кто в картишки, кто в козла,

Кто грезить о прекрасной половине.

История всегда меня влекла.

История влечет меня поныне.

…

Записано девятого числа.

…

История – не факты, а предмет

И метод. Метод, в сущности, известен.

Он прост, как правда, прям, как партбилет, —

Будь честен сам, и метод будет честен.

…

Записано за кроликом, в обед.

…

Жена и врач велят, чтоб я не пил.

Заботливая, верная Наташа.

Румян привез и дачу побелил.

Но в Дооктябрьский ты была покраше.

…

Записано, когда я разлюбил.

…

Я изучаю пресловутый нэп.

Тогда мы вывозили, нынче ввозим.

Охальники не любят русский хлеб.

Мы триллионы вкладываем в озимь.

…

Записано на те же сутки в восемь.

…

Мне – в шестьдесят – и на сто шестьдесят?

На пенсию? А вы уху не ели?

И разводить, пожалуй, поросят?

На кафедре умру я, не в постели.

…

Записано семнадцать лет назад.

…

Я трижды переписывал главу

«Значенье нэпа». Вновь она готова.

А устареет – я переживу

И в пятый раз примусь с восторгом снова.

…

Приписано: а вдруг не доживу?

…

Одна беда на даче – комары.

У Гриши есть немецкая жужжалка,

А говорят, евреи не хитры.

Не денег жалко, а Россию жалко.

…

Записано в часы дневной жары.

…

На кладбище история царит.

Здесь сразу видно, кто чего достоин.

Кто, как мужик, во мраморе парит,

А кто лежит под крестиком, как воин.

…

Записано, когда я был спокоен.

…

О нэпе нынче спорят наверху

Новаторы и архиретрограды.

А я вам говорю, как на духу, —

Как надо будет им, так вам и надо.

…

Записано над озером, во мху.

1985

Отповедь

…

Вы говорите, счет в Госбанке,

И все не наше – под сукно,

И вообще – пишу говно?

А вы хоть раз горели в танке? —

В Ташкенте? – То-то и оно!

А папа с мамой – с Молдаванки?

…

В литературной перебранке

Блеснуть умом не мудрено.

Вы говорите, не дано,

И вообще – пишу говно?

А вам случалось лечь на дно

В подлодке? То-то и оно!

А вам случалось встать с афганки?

А доводилось стричь руно

Или работать в районо?

А приходилось жрать портянки?

…

А удавалось после пьянки,

Пока не вытекло вино,

Валить валюху на гумно,

Ломать марьяну на полянке?

Вам попадались россиянки?

…

Вы говорите, на Фонтанке

Такого не заведено,

Там хлещут вермут и перно

Свободные американки

И смотрят свальное кино,

И вообще – пишу говно,

И любят только нимфоманки,

Которым ровно все равно,

С кем поваляться на лежанке,

И – лишь печатай – графоманки?

…

А удаль? То-то и оно!

Как Пушкин сказывал, бревно!

…

Вы мне, поганцы и поганки,

В рот смотрите уже давно.

Плююсь, плююсь – а вас полно:

Взглянуть стараетесь с изнанки,

И все вам плохо, все смешно,

И вообще – пишу говно,

И зря не выброшусь в окно,

И зря допущен к самобранке.

…

Не выйдет! То-то и оно!

Я не сойду на полустанке,

Хоть стало в поезде темно,

И бьют бог весть какие склянки.

И говорят – пишу говно.

…

А палестинки-партизанки

Вас на растопку все одно!

Всех разом! То-то и оно!

Всех разом – и в одной вязанке…

…

А не арабки – так рязанки.

…

Японский бог в театре Но!

1987

Урок вокала

…

Я смолоду леонковалла

Ребятам из 7-го «бэ»,

Но я тогда еще не знала,

Что это ключ к моей судьбе.

…

Как быстро это миновало!

…

Я оказалась в комсомоле

На восемнадцатом году.

Мои диезы и бемоли

Не в моде были, но в ходу.

…

Как будто шефские гастроли!

…

Потом была на фестивале

За рубежом СССР,

И слава о моем вокале

Достигла самых средних сфер.

…

Меня буквально расхватали!

…

Полуответственный работник

Мое сопрано оценил.

Он приходил ко мне, негодник,

И на охоту уходил.

…

Он был ходок, он был охотник!

…

Я пела только а-капелла,

Я озаряла Малый зал,

И я ему не надоела,

Оттуда он не вылезал,

…

А просто Партия велела!

…

Но я не вдарилась в халтуру,

Но я поехала в Сибирь,

Но я свою колоратуру

Несу по свету вдаль и вширь.

…

И потребляю политуру!

…

В Тюмени, в греческой столовой,

Пристал ко мне музыковед,

Начать все сызнова готовый.

Но я ему пропела: Нет,

…

Не разведешься, Ключ Моржовый!

1985

Из цикла
«Из Ницше»
Стихотворения и поэма

Перевербовка

К шпионке, засекретив часовой

заряд в бутылке с крышкой винтовой,

успешно отвязавшись от хвоста

воспоминаний около моста,

два раза позвонив из-за угла

одной монеткой, раз не подняла

ни разу трубку, в низкое окно,

которое предательски темно,

не постучав и не подергав дверь

незапертую, пробуешь теперь

пробить телепатическую связь.

Но тактика твоя не удалась.

Иначе поступает КГБ:

оно везет изменницу к себе

в достаточно просторный подотдел,

который ей и в прошлом порадел

(не требуя отчета в мелочах,

в деталях – правде, точности в ночах,

лишь глядя на нее – и не дыша,

и, по головке гладя, малыша

не выпуская из надежных рук),

и говорит: «Взгляните же вокруг —

и на подруг! Контакты с ЦРУ

в конечном счете каждой не к добру.

Одна направо и налево спит,

другая лечит разве что не СПИД,

а третья постоянно на мели —

и хоть, понятно, счет, но на рубли,

но доллар девальвирует, а Вам

прибавка на полставку по зубам!

Вы, повторяю, первым делом – мать,

а ЦРУ такого не понять:

у них-то груз отеческих забот

никто, поди, так полно не возьмет,

как наше государство… Хоть в бассейн,

хоть на горшок… Вот, кстати, и портвейн

мы тоже, если хочется, нальем»…

Перевербовка полная, Содом

с Гоморрою!..

   Но их суперагент,

он тоже не совсем интеллигент,

и хоть, увы, отнюдь не телепат,

прителепает дурочка назад,

(Поди пойми, где зад, а где перед,

и кто ее приманчивей берет!)

9.12.87

Стихопродавец Пизистрат

Стихопродавец Пизистрат,

Мастак поплакаться в жилетку,

Безумно счастливо женат

Бывает через пятилетку

О чем распубликован ряд

Лирических малоформатных,

Недаром простыни смердят

В плакатных прямо-таки пятнах,

А есть еще, как говорят,

Неподцензурные страницы,

Их пополняет Пизистрат,

Когда Поэзии не спится,

А Музе спится – и ни в зад

Ногой и выше, то бишь в зубы,

И зад, и ротик так зажат,

Что скалолазы, лесорубы

И ледоколы в топи блат

Увязнут, что уже цитата

И не вполне из Пизистрата,

Но что за горе: Пизистрат

Умело вводит плагиат,

В отличье от чего другого,

В фотонаборный аппарат.

Итак, вначале было Слово,

Причем чужое.

   Пизистрат

Тогда был малость мелковатым

Поэтом и, вздыхая: «фатум»,

Давил не глядя, наугад,

Угри, прыщи и все подряд

И оставался неженатым

До двадцати семи.

   Она,

Его избранница из первых,

Была неважно сложена,

Но хорошо смотрелась в стервах,

Особенно когда весна

И из-под каждой миниюбки

В платочек экспортного льна

Чихают розовые губки

И провоцируют бздуна

На самурайские поступки.

Но оказалась холодна,

Хотя такой и не слывала,

Когда, в худые времена,

В нее полгорода сливало,

И лютый холод слова «мало»

И «денег», раз уж я жена,

Поэта жалил прямо в жало,

Губил в кормушке семена,

И между ними вырастала

Непонимания стена,

Хотя спала не с кем попало,

А исключительно с его

Друзьями лучшими. Скандала

Страшась, грешил на естество,

Не на себя же самого,

И на залетного нахала,

И непонятно от кого

Она почти уже рожала,

Когда он сделал финт ушьми

И сам завел одну интрижку,

Как заповедную сберкнижку

На предъявителя.

   Людьми

Он был сурово осуждаем

За неожиданную прыть,

Она звала его «мой Хаим»

И вознамерилась женить

И непременно в православной

И чтобы с нами Иисус,

Что было б славно и забавно,

Когда б не творческий союз,

Куда она явилась позже,

Примерно через восемь лет,

Сказав, что жить с жидовской рожей

Не позволяет партбилет

И лучше с Ваней на рогоже,

Чем на Пицунде с пархачом,

И что стихи его, похоже,

Судите сами, строгачом

Попахивают, если даже

Не исключеньем и тюрьмой,

Стихи и впрямь бывают гаже,

Но редко.

   Вот вам, милый мой,

Пушкинианские блондинки,

Ему шепнула антре ну

На рукосуйном поединке

Редактор научпоп.

   Жену,

В его минуты роковые,

Он взял в редакции впервые,

Что означало новизну

Возможностей и ощущений,

Он визжала: всё помну,

Не жаль колгот, не жаль коленей,

А он щипал свою струну

Двумя руками и страну

Родимую, унылый гений

На честном поприще козла,

Победно познавал: светла

В амбивалентности явлений,

В бинарности Добра и Зла,

В слиянье мук и наслаждений.

Она тогда же понесла

Его, как малого ребенка,

Как новорожденного, в загс.

Ждала водчонка и тушонка,

В клозете пикал пипифакс,

Тахты пружинистая тяга

(Рывком раздвинь ее, мой X.!)

И белоснежная бумага

Данаей жаждала стиха.

Меж тем амуры Пизистрата

Шли в гору. Дамы из Лито,

По предъявлению мандата,

Ему давали и в пальто,

Американки воровато

Ловили первое авто,

И даже дочка депутата,

Грозя, ему из автомата

Порой шептала кое-что.

Стихопродавец Пизистрат,

Под псевдонимом Хаим Юрий,

Успехов и в литературе

Добился в те же пятьдесят.

Но скромность свойственна натуре

Стихопродавца: пригласят,

Порассуждает о культуре,

А пригласят – про поросят, —

Расскажет о душевной буре,

О вихрях чувств, о воплях фурий,

О греческой архитектуре

В районе здешних эстакад,

О том, что как еврей он рад

Приросту в теле эскалопа,

Хотя, конечно же, Европа…

Европа – девка, Пизистрат.

А мы с тобою знаем девок

Отнюдь не с лучшей стороны —

И долгих дам, и однодневок.

Тебе и мне они нужны

Лишь для лирических распевок.

Тебе заплатят в фунтах, в левах

Из государственной казны

В окошечке для «старых левых».

Моим же виршам – нет цены.