Текст книги "Пригоршни из туесков памяти. Часть вторая"

О КОМСОМОЛЕ

Всем друзьям по комсомолу посвящяется!

В свое время о комсомоле было написано немало – у меня самого в домашней библиотеке десятки и десятки таких книг. Написано по-разному – с пафосом, газетно-сухо, лирично, сдержаннообъективно, излишне эмоционально, объемно, коротко, летописно, динамично, телеграфно … то есть всяко и многообразно, каким был и сам комсомол – разноликим, разнообразным, но, несомненно, энергичным и молодым.

И теперь, оглядываясь назад, следует заметить, что всё или почти всё написанное о комсомоле в те годы, несмотря на некоторую приукрашенность, натянутость и даже небольшой допускаемый авторами вымысел, наверное, в основном все-таки правильно и правдиво.

Если не обращать внимание на некоторую «лакировку» всего написанного, а смотреть лишь на суть явлений, то видно, что комсомол действительно был прекрасной и полезной во всех отношениях для молодежи организацией.

В те годы была такая крылатая фраза – «Профсоюзы – школа коммунизма». А для молодых людей настоящей школой жизни, общения, познавания себя и других, определения своей позиции и линии поведения, нахождения своей точки опоры был, несомненно, комсомол.

Для кого-то он становился второй школой, одновременно с обучением в обычной восьмилетней или средней школе. Для кого-то третьей школой – если была учеба в профтехучилище. Для кого-то он становился школой жизни уже в институте, университете, техникуме или на службе в армии или на флоте. А кто-то проходил эту комсомольскую школу жизни на производстве или стройке.

И пусть хоть некоторые и напускали словесную завесу будто комсомол им не очень-то нужен и даже «до лампочки», но все равно он не оставлял их равнодушными.

Да и как можно было быть равнодушным, если комсомольские организации стремились быть рядом с молодежью, решали их самые наболевшие проблемы, добивались вместе со своими трудовыми коллективами выполнения намеченных планов.

Учёба секретарей и членов выборных комсомольских органов также организовывалась под красивым названием – школа комсомольского актива. А немногочисленные учебные заведения комсомола тоже носили это название – Высшая комсомольская школа при ЦК ВЛКСМ в г. Москве и зональные комсомольские школы в ряде областей, краев и республик. И во всех этих «Школах» действительно формировался и обучался наш комсомольский актив – те, кто с душой работали «на комсомоле» и «в комсомоле».

Конечно, главное «дело» было в лидерах и вожаках – секретарях комсомольских организаций и секретарях комитетов комсомола.

Теперь уже во всем мире и даже с трибуны Организации Объединенных Наций (ООН) высоко оценили систему подбора, расстановки, подготовки и воспитания кадров, существовавшую в Коммунистической партии Советского Союза. Аналогичная и добротная система была и в комсомоле.

К этому вопросу подходили очень внимательно и обстоятельно. Поэтому-то среди комсомольского актива преобладали симпатичные, обаятельные, умные и просто красивые ребята и девчата, со свойственным молодости стремлением устроить мир лучше и справедливее, с горячим желанием и даже нетерпением сделать как можно больше полезных дел, с огоньком и блеском в глазах, а порою даже и с некоторым озорством и безобидной игривостью.

Именно таких выбирали и любили, именно таким доверяли, и именно с таких, затем, и спрашивали по всей строгости за комсомольскую работу. Но главное чего не терпели –это фальши и нечестности.

Помню, как освобождали от должности одного первого секретаря горкома комсомола. Он помог своим друзьям, выполнявшим какие-то «халтурные» ремонтные работы. Помощь его выражалась в получении с ними по ведомости небольшой суммы «незаработанной» им зарплаты, которую он затем передал им. Их же обвинили серьезнее – в приписках и присвоении… По сегодняшним временам так вроде и нарушений особых у него не было. А тогда на пленуме горкома один из комсомольцеврабочих прямо пригвоздил его вопросом: «А как же он мог такое сделать?» Да, действительно не мог, не должен был этого делать – ведь он комсомольский вожак и значит даже малейшей тени сомнения или «темного пятнышка» не должно было быть в его работе и биографии.

Но преимущественно на комсомольской работе все-таки были порядочные, надежные и преданные своему делу молодые люди. Многие из них были поистине настоящими лидерами, увлекающими за собой молодежь на добрые и полезные начинания.

И не из-за повышенной зарплаты и каких-то материальных благ они соглашались быть избранными комсомольскими секретарями. Наоборот, переходя на «освобожденную» комсомольскую работу они, как правило, даже теряли в зарплате, о которой, зачастую, они стеснялись и говорить. Их увлекало другое – доверие, которое им оказывали, желание быть полезными людям и новые горизонты и дали, открывающиеся им на предстоящей работе.

Для них комсомол воистину становился настоящей школой жизни, школой умения работать с людьми. Он предоставлял им возможность подсознательно самореализовать свою личность в другой, уже не в производственной сфере, а в общественной работе. Всем же известно было, что на производстве в «начальники и руководители» иногда проходили «по блату», угодные, не строптивые и просто подхалимы. А в комсомоле, наоборот, любили «выдвигать» дерзких, смелых, настырных, упрямых и «бессеребренников». Такие были готовы за интересы молодежи и людей бороться «не покладая рук» и бескомпромиссно, не идя ни на какие сделки со своей совестью. И на таких вожаков и лидеров комсомолу везло…

А, поработав в комсомоле и пройдя эту бесценную жизненную школу, научившись работать с людьми, они возвращались на производство, на стройки уже зачастую на более высокие должности, нежели те с которых они уходили.

Но это для них было не главное. Главное – все были увлечены интересной и нелегкой работой с людьми и, прежде всего, с молодежью.

Вспоминая всё это, следует теперь уже честно признаться себе, что многие из нас были все-таки в некоторой степени «чудаками», энтузиастами и увлекающимися самой идеей принести пользу людям. Многих из нас убеждали, что наши личные качества подходят для того, чтобы мы перешли на комсомольскую работу, а не шли «по линии производства» – мол, оно от вас не убежит. Да и чего греха таить, многим из нас было сладко слышать хорошие слова о себе и о вере в наши силы и способности. Кстати, в большинстве случаев всё это действительно оправдывалось. И это лишний раз подтверждает то, какими же прекрасными психологами были наши старшие товарищи – партийные работники и представители вышестоящих комсомольских органов!

А как мы ценили оценку своих комсомольских дел, которая звучала в отчетных докладах, в статьях в газетах и журналах или просто в словах рядовых комсомольцев.

И все комсомольские работники высоко ценили награждение знаком ЦК ВЛКСМ «За активную работу в комсомоле». Он как бы сам за себя без лишних слов и комментариев говорил о заслугах носящего его на лацкане своего пиджака. Этой наградой дорожили и незаметно гордились. Этот знак по виду из всех наград комсомола был наиболее удачным, как и сам комсомольский значок – скромно и выразительно!

…Когда-то, готовясь к вступлению в комсомол и прочитав в Уставе ВЛКСМ о том, что в комсомоле можно состоять и старше 28 лет, если находишься на комсомольской работе, я и подумать даже не мог, что сам когда-то окажусь под действием этого параграфа комсомольского Устава.

Пройдя все ступеньки комсомольской работы – от секретаря «цеховой» комсомольской организации до ответственного работника ЦК ВЛКСМ – я могу с гордостью сказать, что мне как бы «выпал счастливый жребий», мне, действительно, повезло долго поработать в комсомоле, столько всего хорошего сделать, узнать, понять, увидеть и осознать…

Теперь хорошо видны наши ошибки и промахи – и общие, и нас – каждого в отдельности. Особенно нам всем претили и вызывали наше огромное сопротивление, и даже отторжение излишняя «политизация» и обюрокрачивание комсомола, спускание «сверху вниз» большого количества постановлений, решений, указаний (да ещё с необходимостью отчёта) по такому безмерному количеству вопросов и направлений работы, что их все охватить было просто физически невозможно.

Работая в горкоме и обкоме, я всячески старался как-то оградить «низовые» организации от этого потока совершенно ненужных и даже вредных бумаг, которые как «из рога изобилия» плодили там – наверху. Ряд постановлений я оставлял на свой страх и риск у себя на столе, а точнее в одном из ящиков стола, а некоторые «отписывал» в отделы обкома с устным замечанием – «просто учесть в повседневной работе».

Если бы по всем этим «бумагам» действительно работать в первичных организациях – то никакого бы времени не хватило. А его и так действительно не хватало…

Долго размышляя над тем, чем же мне были не по душе некоторые мои коллеги по Центральному Комитету комсомола, я вдруг обнаружил главное – они относились к комсомольской работе как к обычной – любой другой работе. Они просто выполняли возложенные на них обязанности – работали как многие в то время «от звонка до звонка – с 9.00 до 18.00».

А ведь комсомольская работа – это большее чем это. Это, прежде всего, ощущение какого-то долга перед теми, кто тебя избирал или выдвинул на эту должность.

Да и должностью «это» как-то называть не хотелось. Как бы «комсомольское поручение» – твое внутреннее стремление ответить на проявленное к тебе доверие хорошими и добрыми делами.

Все мы хорошо помним, как нас избирали. И мы были горды тем, что именно нас избрали. Значит, в нас что-то есть такое, что нужно комсомольцам, нашим товарищам. Значит, мы должны еще лучше работать.

И мы работали – допоздна, и в выходные, и по вечерам… И это радовало нас… Это вдохновляло нас… Это обязывало на многое!

Вспоминается, что после избрания меня вторым секретарем Иркутского обкома комсомола, один бывший коллега заметил мне: «Что-то ты допоздна задерживаешься на работе. Иду вечером мимо, а у тебя в кабинете свет горит…». Для меня это было удивительно потому, что он сам работал до этого в обкоме комсомола.

Уйти с работы ровно в 18 часов мне было как-то неудобно и даже стыдно. Ведь нельзя же всю комсомольскую работу уложить в отведенное время дней и времени «приема посетителей». Раньше ко мне в горком и комитет комсомола именно вечером и заглядывали ребята. Да и заседания комитета комсомола стройки мы проводили вечером, после рабочего дня…

Помнится, как нам не нравилось безудержное стремление ЦК ВЛКСМ к приему в комсомол практически всей молодежи. Мы прекрасно понимали, что часть молодых людей не соответствует требованиям Устава ВЛКСМ, как бы еще не достойна для приема в комсомол. И принимая таких в комсомол, мы тем самым даже оскорбляли, обижали и даже отталкивали тех, кто действительно соответствовал этому и даже тайно, наверное, гордился своей принадлежностью к комсомолу.

Однако по указанию ЦК ВЛКСМ на всех уровнях «долбилось» о росте рядов ВЛКСМ – и договорились до того, что так называемой «несоюзной молодежи» почти не осталось. Просто в «несоюзной молодежи» было много тех, кто уже был в комсомоле, но по разным причинам не встал на комсомольский учет – после армии, после переезда и т.п. – они где-то числились «неизвестно выбывшими»

Вообще-то комсомол только бы выиграл, если бы действительно имел в своих рядах лишь лучшую часть молодежи, а не слышал эту режущую слух фразу «…комсомол и вся советская молодежь…».

Существующее тогда стремление наших лидеров комсомола и страны говорить от лица всей молодежи и всех слоев нашего общества не только отталкивало некоторых людей, но и подрывало доверие к тем, кто эти приукрашенные фразы произносил.

…И все-таки, несмотря ни на что, самая интересная работа, сама комсомольская жизнь были в первичных комсомольских организациях. Там воистину был комсомольский дух, который концентрированно выливался затем и на плакат, и в песню, и в кинофильмы…

Именно это и являлось действительной основой всего в комсомоле…

А наверх по служебной лестнице комсомола порою, к сожалению, пробирались и не самые лучшие, а иногда просто краснобаи и подхалимы… Были такие и в нашем главном штабе – ЦК ВЛКСМ. Для них комсомол был лишь инструментом создания своего собственного благополучия… Вот они то и «плодили» то, уже упоминаемое мною, нескончаемое количество постановлений, решений, смотров, формальных и пустых конкурсов, соревнований и тому подобного, от которых зачастую страдала живая комсомольская работа.

Да и само расширение штатов обкомов, крайкомов и ЦК ВЛКСМ не способствовало улучшению работы, а лишь усиливало зачастую комсомольскую бюрократию. А к ней, в низовых звеньях комсомола, отношение всегда было чрезвычайно отрицательное.

В горкомах и райкомах любили, когда приезжающий вышестоящий комсомольский работник не просто проверял то, где и что не делается или не сделано, а по-товарищески, как человек с большим опытом работы, помогал и подсказывал, давал полезные и практические советы, одобрял и вселял новые силы и уверенность в комсомольских делах. Прекрасно, если этот человек с пониманием относился к тем упущениям, которые были не от плохой работы, а чаще всего в силу объективных обстоятельств. Например, все мы прекрасно понимали, что «часть» комсомольцев не снималась своевременно с учета, были, как тогда говорили «неизвестно выбывшими», что «часть» не регулярно платила членские взносы, что «часть» не ходила на собрания, что собрания были не ежемесячно и другое. И всё это, из-за упомянутого выше стремления «верхов» «загнать» в комсомол всю молодежь – здесь то всё, в итоге, и выплывало наружу, как ни крути…

Так зачем же винить в этом лишь секретаря комсомольской организации, если виноват не только он?!..

В комсомоле любили душевных комсомольских работников, их уважали и готовы были за ними идти «в огонь и в воду», туда, куда они призывали… За таких с удовольствием голосовали на отчетно-выборных собраниях и конференциях, которые сами по себе становились настоящими праздниками молодости, здорового соревнования и местом встречи близких и единых по духу людей.

А отчеты, отчетность, сухие цифры, сводки, сведения, рапорты в комсомоле не любили. И правильно, ведь за всем этим опять виделась какая-то бюрократия, а не «живая» работа. Настоящий комсомольский работник понимал, что все это сопутствующее, но не главное, и стремился вместе с комсомольцами делать основное – организовывать производительный труд, интересный отдых и быт молодежи. Ведь ордена и другие награды комсомолу и комсомольцам вручали не за цифры уплаченных взносов и проведенных собраний, а за конкретные и большие дела – за восстановление разрушенного войной народного хозяйства страны, за освоение целины, за участие в строительстве Братской и Усть-Илимской гидроэлектростанций, БАМа и другое…

Примечательно, что в комсомоле за долгие годы были разработаны и постоянно совершенствовались и дополнялись многообразные формы конкретной работы с разными категориями молодёжи. Это: военно-спортивная игра «Зарница», соревнования «Золотая шайба» и «Плетёный мяч», ученические производственные бригады, лагеря труда и отдыха, военно-спортивные лагеря, студенческие строительные отряды, соревнование комсомольско-молодёжных бригад, конкурсы профессионального мастерства, научно-техническое творчество молодёжи, спартакиады, конференции «Молодость, творчество, современность», «Комсомольский прожектор», туристические походы, смотры патриотической песни и многое другое.

И, конечно, гордостью всего комсомола было шефство над строительством важнейших народнохозяйственных объектов. Многим из них давали громкое звание – Всесоюзная ударная комсомольская стройка. И сюда по призыву комсомола и зову своего сердца приезжали трудиться и жить десятки и десятки тысяч юношей и девушек со всех концов Советского Союза. И, благодаря именно их ударному и самоотверженному труду, наша страна до сих пор имеет огромный потенциал в энергетике, транспорте, промышленности и в добывающих отраслях экономики.

А еще в комсомоле всегда был духвзаимовыручки и поддержки, как сегодня сказали бы «корпоративность», но такой, о которой многие сейчас могут только мечтать. Это сохраняется и по сей день. Стоит кому-либо обратиться к нам из «старых» комсомольцев или комсомольских работников, как мы всеми силами стремимся ему помочь – будь это проблема мелкого или государственного масштаба – помощь в размещении в гостинице, в приобретении билета или в «выбивании» нужных для хорошего дела материальных и финансовых средств или что-то еще подобное.

Мы как – будто чувствуем какую-то внутреннюю обязанность и даже долг перед всеми и именно поэтому хотим сделать всё возможное, чтобы помочь. И делаешь всё это в радость, несмотря на постоянную нехватку времени и вечную «суету сует»… Так и должно быть. По-другому мы и не мыслим наши комсомольские отношения и дружбу, которая с годами становится еще крепче.

Мы очень дорожим этим нашим главным богатством – комсомольской дружбой. Поэтому мы стремимся встретиться, поздравить друг друга, послать письмо или телеграмму друзьям-комсомольцам в другие города в канун нашего святого праздника – Дня рождения комсомола. Мы даже стараемся не замечать на этих наших традиционных встречах некоторых «самодовольных типов», которые «урвали» от комсомола всё, что могли в разные периоды времени, а особенно в его последние годы – годы его «прихватизации». Им и руку не хочется даже подавать…

Они бы и здесь на наших комсомольских встречах не прочь показать себя «хозяевами нынешней жизни». Но чувствуют, повидимому, что большинство не за ними, и только самодовольные и снисходительные улыбки и взгляды выдают их истинную сущность. Хорошо, что есть еще у нас ценности, выше их «золотого тельца»! И мы тоже выше этого всего – для нас комсомол был, есть и будет самым лучшим нашим другом, нашей молодостью, нашей совестью и нашей общей судьбой!

И мы будем встречаться и поздравлять друг друга с нашим любимым праздником пока у нас будут силы – как это в свое время делали, проводя свои ежегодные встречи, выпускники Царскосельского, «пушкинского» лицея. А затем, может быть, эту традицию продолжат другие – более молодые, те, кто примет эту и другие добрые традиции комсомола…

БАЙКАЛ И МЫ

«Байкал чист и застывше – тих…»

Валентин Григорьевич Распутин

О Байкале написано немало и, может быть, даже много или очень много. Но сколько бы о нём не писали, всё равнокажется, что этого мало по сравнению с его необъятностью, огромностью и первозданной красотой…

Впервые вблизи Байкал я увидел в Слюдянке, во время стоянки поезда, везущего нас, двоих выпускников сельской школы из Забайкалья в Иркутск для поступления в институт. Тогда, в Слюдянке, поезд стоял около получаса – происходила смена тепловоза на электровоз – электрификация железной дороги доходила только до этой станции и некоторые пассажиры, конечно те, кто посмелее и поопытнее, успевали сбегать к Байкалу и окунуться в его «священной» и холодной воде. Затем, уже по ходу дальнейшей поездки, в вагонах слышались их гордые рассказы об этом утреннем, почти предрассветном, а точнее рассветном купании.

Зрелище, увиденное из вагонного окна, впечатляло! Поезд медленно огибал южную оконечность Байкала, и с высоты насыпи открывалась величественная и бесконечно прекрасная панорама озера-моря. И затем во время каждой последующей поездки на поезде – домой на каникулы и обратно, моё любование Байкалом продолжалось.

Позднее я стал пролетать над ним на самолёте по маршруту Иркутск-Чита. С высоты он был также прекрасен.

Только несколько позже я смог «окунуться» в него – это было уже на третьем курсе института, летом в стройотряде.

С тех пор наши встречи и общения с ним продолжаются регулярно.

Эти встречи с Байкалом не приедаются, также как хлеб, который мы едим ежедневно и каждый раз его кушаешь, как и в первый раз с огромным удовольствием. Так каждый раз Байкал перед тобой предстает другим, не таким, как в прошлые встречи. У него как бы не одно, а много различных лиц и обликов.

Конечно, наиболее притягателен Байкал летом, особенно в жаркие июльские и августовские дни. К этому времени он и окружающий его воздух достаточно прогреваются и сближаются по температуре. И хотя разница, по-прежнему, составляет немало – пятнадцать-двадцать градусов и более – но синева волн так прохладна и привлекательна…!

Любоваться им можно бесконечно. И, казалось бы, без большого ветра он должен быть один и тот же. Но нет – вот откуда не возьмись легкое дуновенье ветерка и он весь зарябил небольшими волнами.

А вообще волна накатывает на прибрежный песок постоянно – одна за одной. Байкал как любое живое существо всё время движется и как бы дышит.

Поэтому вполне объяснимо отношениек нему у местных жителей как к живому. И не просто как к какому-то божественному существу или Духу, а вот именно как к чему– то живому, как и сам человек, его домашние животные, звери в тайге и вся, окружающая нас, природа.

В моменты любования Байкалом как будто напитываешься какой-то необъяснимой его «энергетикой», его мощью, его могуществом. Кажется, что вот и это великолепное создание природы и с тобой поделилось хоть небольшой частичкой своей огромной природной силы, красоты и духа.

…К вечеру Байкал становится на вид менее ласковым и более суровым. Вода в нём как бы темнеет, волны становятся всё больше и больше и они с всё нарастающим шумом ударяются в берег. В западной стороне быстро опускается солнце. Вот оно ещё на какой-то момент зацепилось за верхушку сопки, а теперь уже оттуда, из-за неё, бросило к нам последний сноп своих ярких лучей. Становится всё темнее и темнее. И Байкал, тоже, то становится громче, в зависимости от силы и направления ветра, то, наоборот, тише и спокойнее.

И ночью к нам в палатку доносится ровное и неровное, размеренное и неразмеренное, грозное и нежное его дыхание.

А утром снова вспоминаешь, каким же был Байкал в течение ночи – опять разным, всяким, многоликим – вот такой он и есть – быстро переменчивый, как и его ветра.

Ветра на Байкале бывают очень сильные – и летом, и осенью, а особенно зимой. Тогда по его гладкому льду может унести не только человека, а даже тяжёлую автомашину, если на её колёсах нет шипов или цепей.

Имена ветрам даны красивые, как правило, в большинстве своём по названиям тех рек, речек или распадков, из которых они дуют как будто из каких-то гигантских аэродинамических труб: Баргузин, Сарма, Ангара, Верховик, Култук и другие.

Захватывающе интересен подлёдный лов омуля на Байкале. Он очень своеобразен, и в первую очередь тем, что необходимо бурить лунки на более чем метровую толщину прозрачного, как стекло, байкальского льда. Когда на нём стоишь и вспоминаешь, что под тобой огромная глубина, то становится даже немного не по себе. А когда, спустив десяток потов, досверлишься до воды – понимаешь, что запас прочности льда такой, что может выдержать не только тебя, а и много чего ещё потяжелее.

Некоторые рыбаки не ограничиваются лунками, а выдалбливают во льду целые «аквариумы». И тогда в них можно бесконечно любоваться подводным миром Байкала, видеть, как к твоей рыбацкой леске подходит омуль. Всё это возможно благодаря уникальной прозрачности воды Байкала, в которой брошенная монетка сверкает до глубины в несколько десятков метров.

Для приманивания омуля используется «бормыш» – такой рачок, который специально добывается из «подо-льда» на болотах. Если его спустить в лунку, то омуль, чувствуя его, поднимается из глубины и тогда начинается настоящая рыбалка.

На подлёдной рыбалке на омуля используются « мушки» из определённых ниток – лучше, говорят, под цвет «шерсти английской шинели» или что-то подобное. А вот вместо рыболовного крючка с зазубриной используются обыкновенные швейные иголки, согнутые в виде крючка после нагрева на пламени свечи, керосиновой лампы, газовой горелки или прямо на костре.

И вот, когда омуль заглатывает такую «мушку», то рыбак должен ни на одно мгновение не ослабить леску после подсечки. При этом, выбирая леску из лунки, иногда с глубины десять и более метров, он наматывает поочередно её на левую и правую руку – примерно так же, как разматывают пряжу женщины.

А когда омуль уже наверху, над лункой, тогда рыбак швыряет его на лёд вместе с леской, не заботясь о том, как его отцеплять. Омуль сам соскакивает с мушки без зазубрины и остаётся лежать на льду. Рыбак, тем временем, быстро смотав освободившуюся леску, вновь опускает её в лунку. Ведь когда идёт клёв, медлить нельзя – дорога каждая секунда – от этого зависит количество пойманных омулей.

Так вокруг лунки с рыбаком постепенно образуется «картина» с раскиданными по льду омулями – и чем их больше, тем больше рыбацкая удача и везение.

Такие, прикормленные «бормашем», места на Байкале рыбаки называют «камчатками». Омуль всё больше и больше подходит сюда из глубины моря-озера и рыбацкое счастье улыбается многим всё чаще.

Кроме всего этого, клёв омуля зависит от многих других факторов: от погоды на льду, от ветра, от подводных бурь и течений, а также от много – многого другого, чего мы, наверное, не знаем, да и узнать до конца вряд ли сможем.

А какое яркое солнце бывает на Байкале! Кстати, по количеству солнечных дней Байкал, наверное, не намного уступает(а может и превосходит) известным солнечным побережьям Чёрного, Средиземного, да и многих других морей. Кстати, в солнечный «зимне-весенний» день на Байкале, лицо у лунки может так загореть, как ни на одном горнолыжном швейцарском курорте. Лучи солнца, отражаясь от зеркального и гладкого льда, от снега, прилипшего к нему, и в десятки раз, увеличив свою мощность, приятно греют щёки и подбородок. Но если на таком солнышке «прикорнуть» у лунки на «какой-то часок», то затем необходимо спасать свою кожу уже от солнечных ожогов!

Но зато по этому, полученному зимой или ранней весной, загару опытный иркутянин сразу поймёт, что вы были на Малом море (так называется часть Байкала в районе острова Ольхон), на рыбалке. И спросит: « Но-о, как?». При этом звучит непонятное – то ли «но», то ли «ну», но в значении «ну». А после вашего рассказа об успешной ловле скажет: «Но-о, неплохо!». В этом случае «но» уже будет означать «да». И по этому характерному «но» можно безошибочно определить коренного прибайкальца и забайкальца среди жителей других мест нашей страны.

А лучшей «наградой» для рыбака является «расколодка»,приготовленная здесь же у лунки, из замёршего, почти до твёрдости льда, омуля. Поскольку это блюдо готовится не дома, то кожу на рыбе отбивают, «расколачивают» не на пороге (колоде) избы, а прямо на льду. Затем, легко сняв «отколоченную» кожу с рыбы и почистив внутренности, омуля разрезают на крупные куски и обильно посыпают солью с перцем. Чарка водки из металлической кружки и глоток студёной байкальской воды прямо из лунки для такой деликатесной закуски, как правило, не оказываются лишними…

Ещё более неповторим вкус, приготовленной на «скорую руку» из свежего и разделанного на небольшие кусочки без костей омуля, рыбацкой закуски– сугудая(«пятиминутки»)! Это чем– то схоже со вкусом малосольного огурца, но гораздо нежнее и тает во рту не только без хруста, но, кажется, даже и без разжёвывания, почти, как конфета, пахнущая только не шоколадом, а морем и его обитателями.

Вкусен также омуль, зажаренный на костре, на берегу «на рожнях» (срезанных и обструганных ветках деревьев).

Но, однако же, несомненно, более всего непередаваем вкус свежепосолённого омуля с отварной картошкой и чёрным ржаным хлебом. Именно такой омуль в знаменитых «омулевых бочках»и составлял во все времена имя и гордость Байкала.

Но пусть не сложится у читателя неправильное впечатление о Байкале как лишь о крайне суровом и грозном. Это не так. Некоторые дни и вечера на Байкале бывают очень тёплыми и ласковыми, несмотря на его прохладную и даже холодную воду. В эти моменты кажется, что ты находишься где-то не здесь, а на побережье тёплого южного моря. Таким умиротворяющим и нежным Байкал бывает в некоторые дни июля и августа, а также в своих песчаных заливах, многие из которых зовутся «сорами». В них вода прогревается до температуры почти нормального, а не «моржового» купания. И Байкал тогда видится чуть ли не Чёрным морем…

Вообще то с Байкалом неразрывно связано всё около него и далеко за ним на Восток. Ведь не зря же Бурятию и Читинскую область ласково называют Забайкальем. Байкал формирует в округе от себя не только определённый климат, оказывает влияние на природную среду, на леса, луга, реки, но и способствует выработке особого уклада жизни людей, их характеров и привычек.

Так, например, коренной житель Прибайкалья или Забайкалья никогда не судит о каком-то природном явлении скоропалительно. Он всегда подходит к любому такому явлению очень обстоятельно и всесторонне. И лишь после этого, осторожно, с оговоркой даёт свою оценку или высказывает мнение. При этом, он как бы даёт понять, что многомного всего, что планирует или хочет сделать человек, в огромной степени зависит от могущества и непознанных сил природы, а зачастую конкретно от Байкала.

Байкал щедр на нашу любовь к нему и его любовь к нам. Он, действительно, как бы захватил в своё окружение многих из нас. Ведь достаточно вспомнить какое огромное количество фотографий, рисунков, картин, кино и видеофильмов, книг, брошюр и сувениров о Байкале имеется в наших домах, квартирах, дачах и служебных кабинетах. Мы с радостью рассказываем о прелестях Байкала всё новым и новым своим знакомым, тем самым, расширяя круг его поклонников и друзей.

Недавно вместе с коллегами из Иркутска и Москвы, я имел возможность познакомиться с интересным опытом землеустроительной и природоохранной деятельности в Австрии. И, находясь там, за тысячи километров от Байкала, мы по нескольку раз за день невольно возвращались к проблемам Байкала и как бы через призму его кристально чистого льда пропускали и другие животрепещущие для всей мировой цивилизации вопросы.

Напомню также, что имя «Байкал» в своё время было позывным у наших разведчиков и лётчиков-космонавтов, его в таёжных сёлах дают хорошим охотничьим лайкам, присваивают кораблям и кинотеатрам… да и наша общественная организация иркутян-земляков в городе Москве (Иркутское землячество) тоже с гордостью носит имя «Байкал».

И, конечно, Байкал очень привлекателен для всех, кто мечтает хоть один раз побывать на его берегах. А, побыв здесь один раз, человек зачастую затем уже становится его приверженцем и «пропагандистом» на всю свою жизнь.