Текст книги "Пять лет рядом с президентом"

Родина демократии и православия

Хочу рассказать об одной из малоизвестных, но важных, на мой взгляд, зарубежных поездок Ельцина по программе «Мои университеты» в конце ноября – начале декабря 1989 года. Речь о поездке в Грецию.

Важнейшим элементом в деле восстановления естественного хода исторического развития России я считал возрождение демократии и традиционных для России религиозных конфессий – одно другому, по моему убеждению, совершенно не противоречило.

Несмотря на то что Борис Николаевич в свое время был крещен, он оставался человеком неверующим и уж тем более не воцерковленным. К церкви он относился нейтрально-холодно, и по отдельным фразам я понял, что это его беспокоит, создает какой-то душевный дискомфорт – надо было, наконец, определяться. Что касается демократии, то все о ней много говорили, но не осязали, не было особых примеров в нашей собственной истории, надо было учиться за рубежом.

Тогда-то и появилась идея включить в число «Ельцинских университетов» первые шаги по сближению прежде всего с религией, наиболее распространенным в России православием. Но как это сделать? Нужен был какой-то первый мощный импульс.

Кроме очень краткосрочных эпизодических контактов во время Съездов народных депутатов СССР с патриархом Московским и всея Руси Пименом, митрополитом Алексием (в будущем патриархом Алексием II) и митрополитом Питиримом (в храме которого на Успенском Вражке мы с моей женой Оксаной впоследствии венчались), целенаправленной работы с представителями церкви мы не вели.

Кстати, женщины быстрей и легче находят дорогу к храму. Например, Наина Иосифовна, когда в начале 1990 года узнала, что мы с Оксаной венчались, всплеснула руками и сказала:

– Ну, как же так, Виктор Николаевич, почему вы нас не пригласили? Мы бы с Таней обязательно пришли.

Я понял, что это моя ошибка, поступил не совсем деликатно, ведь на свадьбу-то я их всех пригласил, и они пришли. Но мои сомнения были именно насчет Бориса Николаевича. Во-первых, согласится ли он – насколько готов к такому необычному для того времени шагу. Во-вторых – любое его действие коммунистические средства массовой информации старалась негативно интерпретировать. И этот колокольный звон мог ему аукнуться очередным ненужным скандалом в парламенте и средствах массовой информации. А приглашать членов семьи Бориса Николаевича через его голову было тоже не корректно. Поэтому мы приняли решение пригласить на венчание только близких родственников. Но я не стал всё это объяснять, а про себя подумал, что они с Таней молодцы.

– Извините, Наина Иосифовна, оплошал…

…Сначала я задумывался и предварительно обсуждал с Борисом Николаевичем возможность поездки на Святую Землю с посещением Иерусалима, храма Гроба Господня, встречи с патриархом Иерусалимским Диодором. Но тогда всё это представлялось каким-то надуманным и искусственным, совсем не просматривались экономическая и политическая составляющие такого визита. Не складывалась убедительная программа, и пришлось от этой идеи отказаться.

Но сам Ельцин эту идею, очевидно, окончательно не оставлял, и через десять лет, на юбилейное Рождество 2000 года, после своей неожиданной отставки, вместе с Наиной Иосифовной прилетел на Святую Землю.

…И вот случилась такая оказия, как сон в руку. В холлах, коридорах, предбанниках и туалетах Верховного Совета СССР нас, оппозиционных депутатов, постоянно караулили журналисты – советские и иностранные. Им я, в частности, давал интервью как председатель подкомиссии по налоговой политике.

Тогда речь шла о новом альтернативном законопроекте о налогообложении, который мы подготовили, о постепенном переходе к конвертируемости рубля. Одним из способных и энергичных журналистов был женатый на русской девушке Елене Костас Кехриниотис, который привез нам приглашение от своей редакции посетить Грецию.

И меня вдруг осенило: именно Греция является родиной демократии. «Демос» по-гречески означает народ, «кратия» – власть. Именно Греция является родиной православия, – там может произойти важный внутренний перелом в отношении Ельцина к религии. Мы стали обсуждать с Костасом возможную программу: встречу Бориса Николаевича с предстоятелем Элладской православной церкви архиепископом Афинским и всея Эллады Серафимом, встречи в парламенте и правительстве…

Костас провел через руководство своей газеты зондаж: будет ли согласие главы Греческой церкви на встречу с одним из лидеров советской оппозиции – это было пока совсем не очевидно. Не побоится ли? Наконец принципиальное одобрение встречи со стороны предстоятеля было получено, а мы дали согласие на поездку.

Когда в Греции стало известно, что, возможно, приедет Ельцин, то нам стали приходить дополнительные приглашения от мэра Афин, администрации, различных политиков. Всё время, до последнего дня, приходилось уплотнять программу.

Конечно, Греция не играла почти никакой роли в геополитике: это не США, Япония или Великобритания, но и цели у нас были совсем не геополитические, они определялись двумя ключевыми словами, как демократия и православие. Наконец, сроки были согласованы, программа расписана, Борис Николаевич был в хорошей форме и рвался в бой.

Я хотел включить в состав нашей маленькой делегации Павла Вощанова, а Борис Николаевич – Льва Суханова, но, в силу различных обстоятельств, в том числе сроков оформления виз, мы улетели только вдвоем, так как у нас были дипломатические паспорта, по которым быстро оформлялись визы.

Мы знали, что в конце 1989 года готовился визит Горбачёва на Мальту в сопровождении сотен человек, всякой челяди, не считая большой прикормленной группы журналистов. Хорошо продуманная реклама во многом способствовала популярности Горбачёва за рубежом. Он всячески пытался завоевать международное признание.

Наш визит мы готовили практически параллельно. Но, в отличие от Горбачёва, Ельцин летел в Грецию без охраны и журналистов – только он и я, да и советские средства информации мы старались не беспокоить – думали, что визит будет полуприватный. Но не получилось: иностранные средства массовой информации – газеты, журналы, радио и телевидение – буквально атаковали Бориса Николаевича в Греции, а когда по времени случались накладки, приходилось подключаться и мне.

Борис Ельцин не отказывался от общения с представителями четвертой власти, так как визит этот организовывался, кроме уже указанной основной цели, в рамках прорыва информационной блокады, которую ему устроили на Родине государственные (а других еще и не было) средства массовой информации.

Руководители практически всех крупных политических партий, многие из которых поначалу были весьма негативно настроены по отношению к Ельцину, встретились с нами, и лед растаял. Ельцин неоднократно выступал по радио, телевидению, давал многочисленные интервью – как всегда, он не щадил себя, работал на износ.

Во время одной из встреч с журналистами некто, желая испытать характер Ельцина и поставить его в неудобное положение, стал подводить Бориса Николаевича к отчаянному шагу.

– Господин Ельцин, правда ли, что вы обладаете железным сибирским здоровьем?

– Правда, – сразу гордо ответил ничего не подозревающий Борис Николаевич.

– Говорят, что зимой вы можете даже окунуться в ледяную прорубь.

– М-да, – медленно ответил Ельцин, начиная подозревать подвох.

– Значит, вам ничего не стоит сегодня, (такого-то) декабря 1989 года, пойти и искупаться в теплом Эгейском море (капкан захлопнулся).

Все прекрасно понимали, что это невозможно – было жутко холодно, дул сильный ветер, от которого не спасали ни куртки, ни пальто. Трудно себе вообразить, какой холодной была тогда вода в море. Все ждали, что Ельцин должен будет просто отшутиться.

Но они плохо знали Бориса Николаевича. Я-то видел, в какую погоду он мог купаться. Ельцин взял паузу, а потом твердо сказал:

– Ничего не стоит, я и сам об этом думал, но времени как-то не хватало.

Поехали в пригород Афин порт Пирей. На море были небольшие волны, Ельцин проплыл кролем туда-сюда, несколько раз нырнул, пофыркал и вышел победителем из ледяной воды, на которую даже смотреть было очень холодно. Иногда в декабре в Афинах бывала отрицательная температура воздуха.

Мэр города Афины – дальновидный и опытный политик Николаос Гиатракос – после коротких переговоров, на которых Борис Николаевич удивил его хорошим знанием городского хозяйства, устроил прием в честь Ельцина и немногочисленной делегации, на котором вручил нам медали (что-то вроде звания почетных граждан Афин).

На эту церемонию выразить свое уважение пришли лидер оппозиции, руководитель партии «Новая демократия», депутат парламента Константинос Мицотакис, будущий премьер-министр Греции (1990–1993 гг.), многие бизнесмены, деятели науки и культуры… Среди приветствовавших Ельцина не оказалось только одного человека, которого мы ждали и с которым хотели переговорить, – советского посла: вместо себя он послал секретаря парткома.

– Здорово боится, значит – сладко живет, – отметил Ельцин.

На следующий день будущий премьер-министр Греции Мицотакис пригласил нас к себе домой в гости на чашку чая. При этом произошел маленький конфуз: мы пришли на 15 минут раньше оговоренного срока, и его жена – большая модница и красавица Марика, которая была намного моложе семидесятилетнего политика – не успела полностью прибраться в их небольшой квартире.

Мы вошли, вежливо поздоровались, а когда попали в просторный салон, то первое, что нам бросилось в глаза, это развешанный на террасе, как приветственные флажки, набор «неделька» – модный в то время комплект разноцветных женских трусиков. Под общий смех и одобрение Марика бросилась снимать развешенное нижнее белье, но в спешке это оказалось не так просто и быстро.

Этот невольный инцидент значительно разрядил атмосферу встречи двух лидеров оппозиции – простая семейная обстановка располагала к неофициальному человеческому общению, всё это выглядело как-то по-людски.

А уж когда Мицотакис поставил на стол гордость греческого агропрома «Метаксу» – 5 звезд (греческий аналог коньяка), то почти все тосты были посвящены хозяйке дома и ее неземной красоте.

– Кто пьет «Метаксу», – сказал Константинос, – тот доживет до 100 лет, эликсир молодости.

Когда мы уходили, и лидеры оппозиции двух стран, прощаясь по-товарищески, обнимались, я обратил внимание, что хозяин дома на полголовы выше Ельцина, что при росте Бориса Николаевича редко случалось.

В июне 1993 года Ельцин уже не с частным, а с государственным визитом вновь прибыл в Грецию, и они снова встретились, но Мицотакис к тому времени стал премьер-министром Греции, а Ельцин – президентом России. Как прошла эта новая встреча и обнимались ли они по-товарищески, я не знаю – уж был далече. Константинос Мицотакис пережил Бориса Ельцина на 10 лет и скончался в 2017 году, действительно дожив почти до 99 лет.

Через день состоялись переговоры с тогдашним премьер-министром Греции Ксенофоном Золотасом, который не скрывал своего доброжелательного отношения к Ельцину. К этой встрече я подготовил для Бориса Николаевича краткую справку о торгово-экономическом сотрудничестве СССР и Греции. Кстати, как рассказывал Золотас, он тоже был большим любителем зимнего плавания – может, потому и дожил до 100 лет.

Советского посла Анатолия Слюсаря он на встречу не пригласил, но тот почему-то пришел.

– Мне очень импонирует ваша откровенность и ваша программа, у которой очевидные перспективы, – начал беседу премьер-министр. – Жаль, что некоторые высокопоставленные представители Советского Союза не разделяют ваших взглядов, – посмотрел он на посла.

Беседовать с советским послом греческий премьер-министр не стал, дипломатично сославшись на нехватку времени, а Ельцин сказал Слюсарю о своем желании встретиться с коллективом советских учреждений и членами их семей. В ответ испуганный советский бюрократ предложил встречу только с партактивом, на что Ельцин не согласился.

– Тогда вообще никакой встречи не будет.

Категорический отказ Ельцина еще больше перепугал посла. Под сильным, давящим взглядом напористого русского бунтаря у него не выдержали нервы, и он нехотя согласился.

В советском посольстве собралась большая разнообразная аудитория. По мере того как Ельцин рассказывал о кризисных процессах, происходящих в стране, о необходимости перемен, очевидное недоверие сменялось робким интересом и симпатией.

Время, отведенное на встречу, подошло к концу, микрофон для заключительного слова взял посол.

«Может, хоть теперь прозрел», – подумал я, но не тут-то было.

– Вы, вы! – истерично выкрикнул Слюсарь. – Позорная ложь, клевета на нашу великую партию, которая привела нас к таким грандиозным успехам!

И всё в таком духе. Раззадоривая сам себя, посол клеймил таких, как мы, обвиняя во всех мыслимых и немыслимых грехах.

У меня возникло недоброе предчувствие, что Борис Николаевич уйдет из зала. Но я ошибся – он внимательно и с интересом выслушал продолжительный поток обвинений, а когда истерика закончилась, вновь подошел к микрофону.

– Прошли те времена, товарищ посол, когда по чьей-то прихоти честных людей объявляли врагами народа, – спокойно произнес Ельцин, – не получится, не старайтесь. Красивым лозунгам перестройки пришел конец. Я неоднократно стремился к сотрудничеству с центральным руководством, но к согласию мы так и не пришли. Предлагаю передать власть коллективному органу – Совету Федерации. Я верю в Россию. Очень хочу, чтобы вы все услышали меня, хочу достучаться до ваших сердец. Надеюсь на вашу поддержку. Только так вы поможете возрождению России. (Это, конечно, не дословно, но Ельцин сказал что-то в этом роде.)

Посол с красным лицом выбежал из зала, а его сотрудники аплодировали Ельцину и проводили нас до машины.

Через два года, 25 декабря 1991 года посол СССР в Греции Анатолий Слюсарь был уволен. Не знаю, что послужило на то основанием. Быть может, он был среди тех послов, кто поддержал ГКЧП, а может, это просто совпадение.

В конце визита мы встретились, как и планировалось, с главой Греческой православной церкви архиепископом Серафимом. Он среди прочего с гордостью рассказал, что во время фашистской оккупации с автоматом в руках защищал независимость Греции, боролся против нашего общего врага – фашизма.

Мы это прекрасно знали. Ельцин добросовестно готовился к этой встрече и просил меня написать расширенную справку не только об истории Греции, наших экономических связях, но и о поместной Греческой православной церкви. Однако, чтобы подыграть архиепископу, Борис Николаевич сделал удивленно-восхищенное лицо.

Предстоятель Серафим сказал, что он внимательно следил за ходом визита Ельцина и с нетерпением ждал личной встречи. Ельцин выразил греческому предстоятелю свое глубокое уважение и напомнил, что православие в Россию пришло из Византийской империи, историческую основу которой составляла Греция.

Беседа несколько затянулась, уходила куда-то в сторону, но всё равно была очень глубокой и интересной. Им надо было переговорить обо всем на свете, совсем не хотелось расставаться. Собеседники явно понравились друг другу, и мне показалось, что одна из основных целей нашего визита, скорее всего, частично достигнута.

Не важно, о чем они говорили, я почти не слушал. Важно, что Борис Николаевич сделал свой внутренний выбор, прошел первые шаги по направлению к храму.

Потом я попросил переводчика отвезти нас в русский храм Святой Троицы в Афинах. В церкви никого не было, тишина, купили и зажгли свечки, за здравие и за упокой. Находясь вдали от посторонних глаз, Борис Николаевич как-то неуверенно перекрестился, постояли, помолчали. При выходе из храма он опять поклонился и перекрестился. Ему было важно в тот переходный неопределенный момент, чтобы не было внешнего давления, не было рядом журналистов и «товарищей по партии». Конечно, он испытывал некоторую неловкость.

Ельцин окончательно сделал свой выбор в пользу поддержки церкви и верующих, вся его последующая деятельность тому однозначное подтверждение.

Накануне возвращения из Афин в Москву мы вспомнили, что не успели купить подарки своим любимым женщинам, зашли в какой-то бутик и купили два красивых, на мой взгляд, одинаковых кольца. Я подарил Оксане, оно ей понравилось, и жена с удовольствием носит кольцо до сих пор, а подарок Бориса Николаевича я как-то видел на руке у Татьяны. Думаю, что оно очень понравилось всем женщинам семьи Бориса Николаевича.

Страна роботов и гейш

14 января 1990 года, через две недели после счастливого знакомства с Оксаной, нам ненадолго пришлось расстаться. Почти в том же составе, что и в США, – Вощанов, Суханов, Ярошенко – во главе с Ельциным мы вылетели в Японию.

В начале ноября нас пригласила посетить Японию известная телекомпания Ти-би-эс совместно с японскими деловыми и политическими кругами.

Планировались встречи в парламенте и правительстве. Готовя этот визит, мы с Павлом действовали намного осторожней: без лишней огласки, используя надежные связи, прибегали к помощи честных, добросовестных людей.

Как и в США, был подготовлен и накануне поездки подписан протокол о закупке для СССР уже одного миллиона одноразовых шприцев за счет гонораров от публичных выступлений. Надо отметить, что, в отличие от американцев, японская сторона добросовестно и четко выполнила этот протокол.

Визит предстоял нелегкий. Хотя Ельцин тогда и не являлся главой государства, понимали, что вопрос о Северных территориях наверняка на всех переговорах будет ключевым и каверзным. Мы с Вощановым как могли готовили Ельцина к предстоящим баталиям, понимая, что японцы постараются использовать его в борьбе за Северные территории, вытянуть нужные им слова.

Мы подготовили Ельцину несколько коротких справок, главная из которых касалась именно Северных территорий. Особо было подчеркнуто, что японская сторона надеется на прогресс в вопросе тех четырех спорных островов Курильской гряды, которые Япония считает своими по Симодскому трактату 1855 года.

Россия настаивает на том, что острова перешли к ней в результате Второй мировой войны. Напомним, что после Второй мировой войны между Японией и Советским Союзом не был подписан мирный договор. СССР отказался подписывать мирное соглашение в Сан-Франциско в 1951 году, так как в нем Курильские острова, в нарушение Ялтинских соглашений, не были указаны советской территорией.

Тем не менее в 1956 году стороны подписали совместную декларацию, которая прекращала состояние войны между государствами. Советский Союз обещал передать Японии два острова – Шикотан и Хабомаи (самые маленькие из четырех), но только после того, как будет заключен мирный договор.

Перед самым визитом, на заседании сессии Верховного Совета СССР, депутат и одновременно первый секретарь Ленинградского обкома КПСС Борис Гидаспов особо отметил:

– Слишком уж зачастили некоторые депутаты за рубеж, надо бы их как-то притормозить… Чем по заграницам разъезжать, лучше бы дома порядок навели!

На столь демагогическое выступление Ельцин не смог не отреагировать. Его ответ был опубликован 7 февраля в «Комсомольской правде»:

«А ведь с “невыездным” парламентом мы прожили не один десяток лет. Наши официальные делегации вообще формировали (да и сейчас формируют) главным образом из высших сановников, да еще из тех, к кому они благосклонно настроены. Зарубежные партнеры нередко посмеивались из-за этого: мол, советские депутаты самые молчаливые в мире! И действительно, говорил-то ведь, как правило, руководитель делегации, а рядовые ее члены должны были почтительно внимать и всем своим видом выражать “полное единодушие”. Но вот пошло ли оно на пользу? Убежден, ничего, кроме вреда, не принесло. Неосведомленность депутатов во внешнеполитических вопросах создавала ту питательную среду, в которой и стали возможными такие трагические решения, как Венгрия, Чехословакия, Афганистан».

Вылетели в Японию на огромном «боинге», по-моему, 13 января 1990 года, но прилетели уже 14-го, потому как летели на восток, навстречу солнцу. Билеты организаторы купили в салон первого класса; как только взлетели, нас сразу обеспечили пледами, халатами, тапочками и белыми носками. Лететь предстояло часов одиннадцать.

– Вернемся к нашим баранам, – громко сказал Ельцин. – Скоро прилетаем на родину самураев, надо как следует подготовиться. Главное – не победить, а убедить их, вот в чем наша сила.

Во время длительного полета в Японию Ельцин не переставал спрашивать обо всех аспектах жизни незнакомой ему страны. Мгновенно запоминал тонкости восточного этикета, важнейшие научно-технические достижения, позиции многочисленных политических партий… Словом, пытался объять колоссальный массив информации о далекой и незнакомой Японии.

В токийском аэропорту «Нарита» Ельцина встречали по-восточному, очень радушно. Даже многочисленные, но корректные журналисты пока не задали ни одного провокационного вопроса.

Из аэропорта нас повезли, как нам казалось, по встречной полосе (левостороннее движение) в местный аэропорт «Сакура», чтобы пересесть на небольшой винтовой самолет и облететь на нем Токио.

Город огромный, и я не увидел его границ – всё очень плотно застроено, настоящий мегаполис. Потом была короткая поездка по самому городу – до гостиницы «Принц отель». Кругом абсолютная чистота, водители в белых перчатках, великолепные дороги, хитроумно спланированные развязки, умелое сочетание традиционного стиля со сверкающими небоскребами поражали воображение.

Но Токио все-таки город довольно серый и немного скучный. Очевидно, это последствия американских бомбардировок в 1945 году, когда янки применили тактику выжженной земли. Напалм и зажигательные бомбы они сбрасывали на расстоянии 15 метров друг от друга, что вызывало огненный смерч, полностью уничтоживший почти весь город с его историческими памятниками, и заживо сожгло более 100 тысяч жителей. То, что потом, после войны, быстро отстроили, было уже слишком однообразно и прагматично.

С первого дня нас сопровождала замечательный переводчик – молодая женщина Мари Ёнэхара. Она была дочерью японского военнопленного из Квантунской армии, который провел в нашем сибирском плену около 10 лет, но, вернувшись в Японию, стал убежденным коммунистом.

Работая над книгой, я случайно с большим сожалением узнал, что в 2006 году Мари-сан умерла. Умная и красивая была женщина, которая всю жизнь посвятила русскому языку, его изучению и продвижению. Оказалось, что она была не только уникальным переводчиком-синхронистом, но и известным писателем. Светлая ей память.

Мари блестяще владела русским языком, говорила практически без акцента и, если не видеть характерного японского лица, а говорить с ней по телефону, то складывалась полная иллюзия, что общаешься с выпускником филологического факультета МГУ.

Лишь однажды она оговорилась, слишком буквально перевела меню в японском ресторане, сказав вместо привычного для нас «молока» – «сперма лосося». Ельцин сделал удивленное лицо, но быстро всё понял и улыбнулся, а я потом шепнул Мари на ухо, что у нас для названия данной закуски используется совсем другой синоним.

Кстати, подобные казусы встречаются при буквальном переводе и с других иностранных языков. Так, например, иногда французы переводят понятие нашего деликатеса «черная икра» как просто «икра», а «красная икра» – как «яйца семги».

На следующий день Ельцин давал интервью ведущему телекомпании Ти-би-эс. Перед этим его отвели в гримерную, где миниатюрная японка, многократно кланяясь и приседая, начала свою работу. Разноцветные кисточки, как бабочки, порхали по лицу Ельцина.

– Никогда не думал, что выгляжу так безобразно и нуждаюсь в макияже. Но жалко обижать такую очаровательную девушку, – пошутил он.

На следующий день эта фраза появилась в японских газетах. Вездесущие журналисты ни на мгновение не отходили от Ельцина, записывали каждое оброненное им слово.

Интервью получилось интересным, деловым и главное – непредвзятым. Ведущий спрашивал обо всем: о жизни в СССР, перспективах сотрудничества с Японией, о семье. Только в самом конце, как бы невзначай, возник вопрос о Северных территориях.

– К сожалению, из-за нерешения вопроса о передаче Японии островов Кунашир, Итуруп, Шикотан и Хабомаи наши страны до сих пор не подписали мирный договор. Существует ли возможность прийти к единому мнению?

– Несомненно, – убежденно сказал Ельцин. – Я вижу пять этапов постепенного решения этой проблемы. Прежде всего, нужно официально и одновременно обеим сторонам признать сам факт ее существования как результат поражения милитаристской Японии во Второй мировой войне. Думаю, сделать это должен наш Верховный Совет и ваш парламент. Кстати, подобные территориальные споры в течение полувека есть у Японии также с Китаем, Южной Кореей, Тайванем…

На втором этапе – провести демилитаризацию островов, наших войск и сегодня там очень мало; на третьем – открыть острова для свободного предпринимательства, создать своего рода Гонконг. Затем могло бы осуществиться наконец подписание мирного договора с Японией.

Каков же пятый этап? Думаю, на этот самый сложный вопрос придется искать ответ через много лет уже новым поколениям политиков. Повторяю, проблема островов – это результат Второй мировой войны. Это исторический факт, здесь никуда не деться.

Возможно, новые поколения политиков выработают какую-то нестандартную схему. Мне пока видится несколько вариантов. В их числе совместный протекторат или придание островам статуса свободной территории. Но, повторяю, этот вопрос должны решить новые поколения в строгом соответствии с внутриполитической ситуацией и общественным мнением в обеих странах. Возможно, придется провести в СССР соответствующий референдум. Кроме того, я не исключаю, что со временем, через много-много лет, в условиях экономической интеграции вопросы территориальной принадлежности могут вообще отойти на второй план…

Поздно вечером мы приехали в гостиницу. Я зашел в номер к Ельцину. Предстояло обсудить завтрашнюю встречу с министром строительства Японии господином Харадой.

– Случайно, не обратили внимание на подушки? – с порога сказал он.

– Какие подушки? – удивился я.

– Понятное дело – вам не до подушек. А вот мне подложили что-то немыслимое. Полюбуйтесь!

В Японии, как в большинстве азиатских, да нередко и в западных странах, подушки имеют непривычную для нас форму: длинные и круглые, да к тому же не всегда мягкие. В жарких странах с повышенной влажностью используют только подобные подушки: к ним не «прилипает» голова и в какой-то степени они спасают от перегрева.

Все это я рассказал Ельцину.

– Откуда вы всё знаете? Недаром вы у нас основатель Академии депутатского корпуса.

Все мы долго не ложились спать – сказывалась разница во времени, первые впечатления и нервное напряжение.

Утром поехали на встречу с министром строительства господином Харадой. Нашими неизменными спутниками были журналисты. Ельцин казался самым настоящим Гулливером по сравнению с невысоким, худощавым японским министром.

Переговоры проходили в традиционно японской обстановке. Невысокий потолок, легкие стены, которые можно раздвигать, очень низкий стол. Сидеть можно было согнув колени, что довольно неудобно без тренировки.

Ельцин легко опустился на колени и поблагодарил японскую сторону за гостеприимство. Первые несколько минут шел обмен любезностями. Восточный этикет Борис Николаевич прекрасно запомнил. Затем разговор принял неторопливый деловой характер.

– У меня, уважаемый господин Ельцин, есть предложение вашей стране, – сказал японский министр. – Это совместный проект строительства через всю территорию Советского Союза суперсовременной автострады из Японии в Западную Европу. Создать так называемый новый Шелковый путь. Предлагается осуществить его полностью за счет японских капиталовложений, а эксплуатация дороги будет совместная.

Ельцин в доли секунды был способен просчитать десятки вариантов и выбрать наиболее оптимальный.

– По-моему, – тотчас ответил он, – предложение очень заманчивое и дельное. Оно во многом позволит снять остроту транспортной проблемы и у нас в стране. Я помню и о предложениях многих японских фирм принять участие в создании жилых комплексов и реконструкции городов. Жаль, что амбициозность некоторых и наших, и ваших политиков мешает таким отличным начинаниям.

– Да, да, – охотно поддержал Ельцина японский министр. – У вас такая огромная, красивая страна. Мы неоднократно предлагали создать у вас современные туристические зоны отдыха. Чем больше мы узнаем друг о друге, тем быстрее решатся наши спорные вопросы.

Японский министр напрямик не сказал о Северных территориях, лишь деликатно намекнул о многолетнем споре. Толпа журналистов не простила бы ему замалчивания этой проблемы. Без сомнения, на следующий день японские газеты обвинили бы его в просоветских настроениях и – прощай, карьера.

После переговоров принесли ароматный японский чай и разлили его в небольшие чашки. Ельцин с огромной осторожностью взял чашку, которую стало не видно в его ладони.

Неожиданное предложение японского министра сыграть партию в теннис перепугало всех, кроме Ельцина. Он охотно согласился.

– Большое спасибо за возможность немного передохнуть.

Нас такое предложение насторожило, поскольку ранее Мари-сан дипломатично намекнула: министр – очень хороший игрок. А мы, в свою очередь, невзначай оговорились, что Борис Николаевич очень не любил проигрывать. Донесла ли она информацию до адресата? Как этот товарищеский матч повлияет на их взаимоотношения в будущем?

На теннисном корте они выглядели, мягко говоря, неравнозначно, но японский министр оказался настоящим самураем. Очень подвижный, прекрасно тренированный, он бегал по полю с головокружительной скоростью. Игра была напряженной, но по-настоящему дружественной и в итоге закончилась вничью. Мари-сан еще раз подтвердила, что ей можно доверять, что она очень хороший и опытный переводчик.

После краткого отдыха нам предстояла встреча с руководителями основных политических партий. Еще один турнир, но расстановка другая: по одну сторону Ельцин, а по другую – десяток опытных «игроков», прожженных политиков.

Разумеется, что к каждой из таких встреч мы готовились, разыгрывали различные диалоги: нам с Павлом Вощановым выпадала роль «злых» японцев, которые должны были наседать на «доброго и наивного» Бориса Николаевича.

Сначала разговор носил нейтральный характер. Но было ясно, что вопроса о Северных территориях не избежать. Ельцин сам его поднял, когда руководитель одной из крупнейших политических партий начал сокрушаться по поводу очень слабого развития торговли между нашими странами.