Текст книги "Похоронный агент"

– Ты, Вадик, ещё не подрос для серьёзных плотских отношений со мной, вот когда окрепнешь душой и телом, я с удовольствием тобой займусь, котик, – смеясь, давала ему обещания безжалостная Лизка.

И Вадик старался, как мог, реализовать разнообразные товары, приносимые ему Лизкой, уговаривал своего отца покупать все её вещички через ломбард, и отец давал сыну деньги (половину от того, сколько они стоят), но и этим деньгам Лиза была рада. У неё стали появляться личные денежки, и не надо было пытаться выпрашивать или красть их у родителей, чтобы сходить в кино. Теперь она не только каждый день ходила в кино, но и посещала кофейни с подружками, которые у неё обнаружились вместе с появлением денег. Лиза сама за всех платила в кафе, и это было основной причиной внезапного возникновения у неё многочисленных подруг.

Вообще-то у Лизы была одна настоящая подруга с первого класса, Роза Пенькова, бесшабашная красивая и стройная девушка, похожая на грузинку с цыганской душой. Она любила шумные праздники с застольями и плясками, где чувствовала себя как рыба в воде, легко знакомилась с разными людьми, чтобы выманить у них деньги для коктейлей и еды, ругалась матом и била кулаками тех, кто пытался её оскорбить или обидеть.

– Прямой правой в лоб дебила, а левой – крюк в подбородок, – учила она Лизку приёмам уличной драки.

– Ага! А если он здоровый, как шкаф, трахнет меня в ответ, мало не покажется!

– Ты, главное, не бойся, здоровый бугай громче падать будет. Надо быть уверенной и бить резче. Они не ожидают этого от девушек, стоят расслабленные и поэтому обязательно рухнут или отступят.

Роза ещё многому научила Лизу в ходе ночной мажорной молодёжной жизни, она не раз брала её с собой в ночные клубы потусоваться, где Лиза приобретала навыки самозащиты и наглость по отношению к окружающим. Она настолько чётко отработала удары в голову оппонента (прямой правой и крюк левой), что завсегдатаи ночных клубов стали звать её Лизка-кувалда за разрушительную силу кулаков и побаивались с ней спорить по любому поводу.

Сама же Роза приобрела навыки выживания в большом городе значительно раньше: она бросила школу и сбежала из дома в деревне ещё в четырнадцать лет. У Розы рано сформировалась девичья фигура, и взрослые деревенские парни начали приставать к ней с похабными предложениями, а сожитель матери постоянно лапал её за мягкие места при первом удобном случае, когда они оставались наедине. Роза рано начала половую жизнь и могла бы легко отдаться этому так сказать отчиму, но от него всегда так тошнотворно воняло какой-то тухлятиной и перегаром, что пересилить себя она не могла. Её представление о шикарной жизни было несовместимо с вонью и грязью партнёра по телесной любви. Как-то летом она с подружкой поехала в город повеселиться и познакомилась там в центральном парке с импозантным вальяжным гладким парнем, пахнущим дорогим парфюмом. Он был настолько обходительный и галантный, что Роза сразу же согласилась поехать на его красивой машине к нему в гости. Дом оказался, правда, не такой шикарный, он был старый шлакоблочный двухэтажный, и её ухажёр снимал в нём мансарду под крышей, но обстановка внутри так поразила Розу своей необычностью, обилием музыкальной техники и наличием бара, что она осталась в нём жить с этим обходительным упитанным молодым человеком, который оказался священником одной местной церкви. Но это ему нисколько не мешало заниматься извращённым сексом с четырнадцатилетней девочкой. Взамен этого священнослужитель кормил её и любезно предоставил свободный матрац для ночёвок у себя на мансарде. Но Роза недолго была в рабстве у попа и быстро «вкурила», что за сексуальное насилие над несовершеннолетними он может пострадать, и стала его шантажировать, требуя денег на городские развлечения. Паша, так звали попа, вынужден был давать наглой малолетке разную мелочь, не решаясь её выгнать, чтобы не разболтала «ментам» об их отношениях. Со временем Роза так обнаглела, что стала уже требовать:

– Послушай, Паша, можно, я буду приглашать сюда своих друзей потусоваться и переночевать иногда?

– А они хоть приличные? – забеспокоился он за свою репутацию.

– Ну что ты, Зая, они все верующие и богобоязненные, такие же, как и ты, милый. И среди них будут девочки без комплексов, весьма привлекательные, тебе понравятся, – и доверчиво прижалась к его выпуклому животику.

– Ну и хитрющая же ты, лисичка, – размяк сразу Паша и согласился с её заманчивым предложением.

Роза стала приводить на Пашину мансарду раскрепощённых молодых людей, жаждущих новых ощущений, а побывать в гостях у священника было круто и необычно.

И они не разочаровывались после посещения жилища этого религиозного деятеля. В большой комнате, где располагались гости, не было стола, диванов, кресел и стульев. Весь пол помещения был устлан толстыми персидскими коврами, а по периметру зала стояли многочисленные подсвечники с зажженными церковными свечами, как бы подчёркивающие благочестие хозяина квартиры. Гости располагались на полу и трапезничали снедью, что приносили с собой, как аристократы древности, лёжа на боку, и наслаждались звучащими из многочисленных динамиков музыкой и песнями известных современных исполнителей в вперемежку с церковными песнопениями. По мере поглощения еды и напитков начинали веселиться, танцевать, обниматься и целоваться, выбирая себе подходящего партнёра по сексу. Часа в два-три ночи гасили почти все свечи и ложились спать по парам здесь же, на полу. Лиза всякий раз приводила с собой новую подружку для Паши в качестве платы за ночлег, и он наутро щедро одаривал мелочью очередную глупышку. Кроме этого Паша брал плату с каждого парня, который спал с несовершеннолетней Розой в качестве индульгенции за грех, в противном случае грозился сообщить «куда следует».

Роза и Лизу познакомила таким образом с Пашой, и он на удивление остался доволен толстенькой грубиянкой, настолько, что даже дал ей целую пятитысячную купюру при расставании в качестве аванса за последующие встречи. Но Лиза осталась равнодушной к ласкам священника, обозвала его «бракованным мерином» и больше не ходила на мансарду. Ей больше нравилось проводить время по вечерам с брутальными пацанами, что тискали её по очереди, и она наслаждалась ими всласть.

Ночные парни обратили внимание на то, как быстро Мяся реализовывает подарочки от них, и стали давать ей более дорогие вещички для продажи, и она исправно обменивала их на приличные деньги, часть из которых «братки» давали ей «за работу». Однажды, уже после окончания школы, «братки» отправили Мясю в Ростов-на-Дону за товаром, приготовленным для них такими же «братками». Но так как товар был криминального характера и за их посыльными была слежка, чреватая арестом или даже отстрелом, то они решили отправить глупую девочку, авось проскочит. Лиза после получения чемодана с товаром сразу сообразила, что это наркотики, да и раньше догадывалась, всё-таки знаковый город и пацаны намекали. Она сразу отказалась от такси, любезно предложенным местными «брателлами», а села в обыкновенный рейсовый автобус до железнодорожного вокзала.

«На людях конкуренты не посмеют напасть на меня, больно товар грязный, схватят всех и посадят», – рассуждала она интуитивно. Но два шныря увязались за ней и в автобусе стали угрожать с требованием отдать им чемодан. Тогда у Лизы от страха случился «приступ», она упала в проходе автобуса животом на чемодан и стала кричать пассажирам, чтобы позвали доктора. Водитель вызвал скорую помощь, и Лизу увезли в больницу, где она пролежала неделю, но и там чемодан с наркотиками находился всегда при ней под кроватью, как личные вещи. Бандиты от неё отвязались, посчитав, наверное, что девчонка попалась в руки «ментам», и Лиза через неделю благополучно привезла товар своим «браткам». После этого случая она ещё больше укрепила свои позиции среди группировки «братков», и их главарь стал ставить Мясю в качестве примера того, как надо выполнять важные и опасные задания.

– Вы трусы и бездельники! Вам бы только водку жрать да шлюх трахать! – раздалбывал он своих помощников на очередной сходке. – Вон, берите пример с Мяси. Она, рискуя здоровьем и личной свободой, невзирая на угрозы гопников от конкурирующей фирмы, смогла доставить дефицитный товар, который так необходим сейчас нашей городской молодёжи в свете грядущих перемен. Стыдно должно быть вам! Слабая беззащитная девушка, можно сказать, глупая «чика», смогла с честью выполнить задание, а вы все убеждали меня, что это сделать невозможно по причине большого риска!

– Ага, беззащитная, да Мяся так саданула меня вчера под дых своим кулачищем, что до сих пор трудно дышать, – пожаловался один из слушателей. – Только за то, что я похлопал её по плоскому заду, – и пугливо оглянулся по сторонам, ища глазами обидчицу.

– Да тебя убить надо! Ты нам завалил тему по реализации «текилы» в малоразвитые районы нашего края! Что нам теперь делать прикажешь с этими коробками алкоголя? Выпить самим? А поставщики, порядочные пацаны, требуют денег за товар! Мне где их брать, а? Я тебя спрашиваю! – прокричал главарь, тыча пальцем обиженному Мясей прямо в повреждённое место.

– А что я могу сделать, если товар фуфловый? У деревенских самогон в десять раз лучше нашей «текилы», никто не хочет ее покупать.

– Не знаю, тебе поручено это задание, ты и решай. Можешь «впарить» рыбакам, уходящим в длительные рейсы, им всё равно, что там пить, лишь бы торкало. В общем, иди и реализовывай продукцию как хочешь, и чтобы через неделю были деньги. Понял меня?

Пристыженный неудачливый продавец спиртных напитков с опущенной головой покинул собрание теневых предпринимателей по-английски – не попрощавшись, зная, что дальше спорить с предводителем было бесполезно и небезопасно, можно всего лишиться.

А главарь продолжил хвалить Мясю за успешно выполненное задание и другие мелкие дела, тем самым пытаясь «заболтать» выплату ей обещанных крупных премиальных за доставку криминального товара с Ростова-на-Дону.

– Мало того, что Мяся успешно выполнила опасное задание, – продолжил тем временем главарь, – но она при этом быстро и успешно продаёт ювелирные изделия, добытые разными путями, которые мы иногда даём ей на реализацию. У нас всегда возникали трудности с их обменом на деньги, но Мяся решила эту проблему в отличие от вас!

В приватной беседе предводитель «братков» сказал Мясе:

– Мои люди навели справки по поводу того, кому ты сплавляешь нашу ювелирную мелочёвку и выясняли, что ты обналичиваешь её через сыночка владельца ломбарда, который безутешно влюблён в тебя. Мы контролируем бизнес папаши страдальца, и он нам регулярно «откашливается». Но я не об этом, мне кажется, тебе надо выйти за него замуж, и тогда тебе будет принадлежать половина этого магазина и денежных сбережений отца Вадима, когда он умрёт, а это произойдёт вскоре после твоей свадьбы с Вадиком (мы посуетимся, если что). Зная твою предприимчивость и хватку, ты легко приберёшь к рукам весь антикварный бизнес безвременно почившего тестя, наверное, в ближайшее время. А беспонтовый, влюблённый муженёк для тебя будет не помеха.

Действительно, Вадик был бестолковый малый, хотя расторопный и суетливый до комедийного. На армейских сборах Вадик так торопился на тренировках новобранцев в быстром раздевании и одевании солдатской формы, что в спешке натянул на себя двое штанов, вторые схватил (в припадке исполнительности) у соседа, который в это время никак не мог справиться с надеванием гимнастёрки. А когда, наконец, справился, то обнаружил, что у него пропали брюки.

– Рядовой Скворцов! Почему ты стоишь до сих пор без штанов, сорок пять секунд давно прошло? – заорал на него старшина, стоящий перед строем и засекавший время на одевание солдат.

– Товарищ старшина, у меня штаны пропали!

– Как пропали? Когда? Ты же в них в строй стал.

– Не знаю, пока я гимнастёрку через голову натягивал на себя, штаны исчезли, – удручённо ответил рядовой Скворцов под общий смех солдат.

– Всем расстегнуть брюки! – скомандовал старшина, и после выполнения солдатами в строю его команды у Вадика обнаружились под первыми ещё одни брюки.

– Ты зачем натянул на себя двое штанов? – взревел на него старшина.

– Не знаю, хотелось чем-нибудь помочь Скворцову, а то он так медленно одевается, из-за него Вы нам «отбой» ко сну не разрешаете, – ответил смущённо Вадик, стаскивая с себя лишние штаны под общий хохот казармы.

И такая пугливая старательность у Вади Узелкова была во всём, он стремился выполнить быстро всё, что его заставляли сделать более сильные товарищи и вообще все окружающие. Ему как-то Лизка сказала, после очередного его «припадка исполнительности»:

– Послушай, Узелок, ты такой расторопный, что с тобой хорошо говно жрать, всё время норовишь вперёд забежать.

В отличие от него Лизка всегда знала, что делает, и если в любой, даже самой маленькой работе или просьбе для неё не было личной выгоды, то она и пальцем не пошевелит, чтобы помочь товарищу. Лиза со временем стала крупной, дебелой девкой, с мощным затылком и покатой спиной, широкими бёдрами, объёмистым животом, но маленькой плоской грудью с тоскливо висящими вниз сосками. Ходила она, широко расставив ноги, как бы для прочности равновесия, слегка сутулясь, вжимая голову в плечи и пытаясь тем самым уменьшить свой богатырский рост. Носила всегда просторные расстёгнутые плащи или кофты, стараясь незаметно прикрывать выпирающую часть живота полой плаща, которую постоянно натягивала на своё дородное тело рукой во время ходьбы и небрежно запахивалась при случайной встрече со знакомыми. Такой внушительный вид девушки с чрезмерно приятными округлостями отпугивал желающих пошутить или попросить её о чём-либо. Но, как это ни странно, привлекал внимание таких щупленьких, как Вадик Узелков, они без ума были от вида её мощи и силы. Правда, в основном, они все были безденежные искатели её любви, и при посещении с ними кафе или кинотеатра Лизе самой приходилось за всё платить.

«Что поделаешь, за всё надо платить и за секс тоже», – философски рассуждала Лиза, выбирая себе очередного ухажёра. Она вела его в дорогой ресторан, сама заказывала на двоих множество блюд, мясных и сытных, маскируя таким образом свою прожорливость, несмотря на слабое сопротивление партнёра, говорившего «да я не хочу, мне не надо столько, я не съем», Лиза съедала всё своё и заказанное напарнику за полчаса, оправдываясь перед ним шутя:

– Ну если у тебя нет аппетита, не оставлять же всё это здесь.

Предложение главаря шайки о замужестве с Вадиком вначале рассмешило её, но потом, подумав маленько, Лиза ответила ему:

– А почему бы и нет, жених он с приданым, только сопливый очень, но ничего, как говорится, стерпится – слюбится, – и рассмеялась.

– Ну вот и отлично! – обрадовался главарь быстрому решению вопроса и погладил Мясю по покатой спине, силясь окинуть её всю одним взором. – А ты хорошая!

– А то! – удовлетворённо хмыкнула Лиза и ткнула кулаком в бок главаря, да так, что у того перехватило дыхание.

После заключённой сделки о предстоящем замужестве Мяси на Вадие «братки» надавили на его папика, принуждая согласиться на невыгодный для его сына брак.

– Как это можно? Вы что, с ума сошли? – кричал «счастливый» тесть. – Чтобы мой сын, наследник старинного рода антикваров, женился на дочери портового грузчика? Да ни за что!

Но чем больше он кричал и сопротивлялся, тем больше подзадоривал «братву», и в конце концов свадебку состряпали прямо во дворе дома портовых грузчиков, под кронами старых деревьев. Напоили всех в округе, даже тех, кто никогда не пил. Лиза, как обычно, пила много и не пьянела, видно, передалось по наследству от отца. Вадик, до этого никогда не пивший водку, не смог досидеть на пиршестве и до двенадцати ночи, отключился на полуслове и упал под стол, его занесли в чью-то квартиру и небрежно бросили там на кушетку. Первую брачную ночь Лизе пришлось провести с главарём, который непременно хотел испробовать большую, приятной на ощупь полноты невесту, а она и не возражала. Да так разошлись оба в сексуальном порыве, что Лиза сразу же забеременела от него. Нет, она, конечно, отдалась потом своему мужу, на третий день, когда он пришёл в себя. Да так мощно, что Вадик два раза падал на грязный дощатый пол с её покатого тела, а в третий раз уцепился что было сил руками за железные края узкой пружинной кровати, стоявшей в заброшенном сарае, куда они случайно забрели, гуляя вместе по огороду за домом её родителей, и только таким образом, как наездник на диком буйволе, смог удержаться и дождаться, когда Лизонька закончит. О смене любовной позиции и речи быть не могло, так как из-за внушительного веса молодой супруги Вадик мог быть просто раздавлен под тяжестью женской плоти, да и любопытные стали приближаться к сараю, заслышав странные и страстные женские крики.

В первые месяцы после свадьбы молодожёны почти ежедневно по вечерам ходили гулять в городской парк, расположенный неподалёку, по инициативе Вадика. Узелков манерно подставлял свой локоть супруге, и та небрежно держалась за него во время прогулки, снисходительно улыбаясь. Лицо у Вадика при этом светилось от счастья, он расправлял плечи и казался выше своего маленького роста из-за того, что все встречные прохожие, знакомые и не знакомые, видели, какую большую красавицу он ведёт под руку. Он был подчёркнуто галантен и вежлив со всеми встречными, а здороваясь со своими знакомыми, останавливался и представлял им свою супругу (если они не были знакомы ранее).

– Добрый вечер. Знакомьтесь, моя жена Елизавета. Прошу любить и жаловать.

Знакомые всегда с любопытством посматривали на большую даму, небрежно гуляющую с Вадей, а Лиза также с интересом рассматривала друзей и знакомых Вадика, фиксируя их у себя в голове как потенциальных партнёров по каким-нибудь сношениям.

– Узелков, у тебя лицо сияет, как новая копейка, будь скромнее и проще, – смеясь, как колокольчик, не раз ему говорила Лиза во время таких прогулок.

Вадик на справедливое замечание супруги немного притуплял улыбку, но при очередной встрече со знакомыми опять начинал светиться, как китайский фонарик, и сиять глазами.

– Знакомьтесь, моя супруга, – не уставал он торжественно повторять.

Но это был апофеоз любовных отношений между ними, в дальнейшем их интимные отношения складывались совсем иначе. Прогулки по городу и посещения летних кафе для утоления жажды мороженым и коктейлями становились всё реже и реже. Отчасти из-за того, что Лизе надоело ходить с Вадей по одному и тому же маршруту и видеть одни и те же лица, а отчасти потому, что с увеличением срока беременности желание гулять по городскому парку возникало нечасто. А после рождения ребёнка они вообще перестали вместе выходить в город. Лиза на предложения Вадика пойти погулять в парк ссылалась на занятость на работе в антикварном магазине, где она засиживалась допоздна, или плохим самочувствием с похмелья после частых дней рожденья у её таинственных родственников и друзей. Лиза стала грубой и злой по отношению к супругу, не терпела его замечаний по поводу позднего возвращения и даже иногда била Вадика за его нетактичные намёки на её беспутную жизнь. Но Вадик всё равно продолжал любить свою жену несмотря ни на что и терпеть все унижения от неё.

Когда Лизонька приходила домой с очередной попойки и падала на кровать, как бревно, мгновенно засыпая, Вадик подкрадывался к ней и справлял свою любовную нужду, трясясь от возбуждения и потея от страха, что если в этот момент его возлюбленная, не дай бог, проснётся, то может его и прибить, как паучиха «Чёрная вдова». Наутро Лиза догадывалась, что кто-то овладевал ею, но ей уже было пофиг, и только иногда она строго спрашивала супруга, вперив в него тяжёлый взгляд:

– Ты опять грязно надругался над беспомощной женщиной, глумливый распутник?

В таких случаях Вадик старательно отводил глаза в сторону и отрицательно мотал головой, как нашкодивший школьник, зная, что если сознается, то получит увесистую оплеуху от своего предмета тайной любви.

Лизу какое-то время такая супружеская жизнь вполне устраивала, ну а Вадику приходилось терпеть и выкручиваться, иногда удовлетворяясь редкими допусками к телу любимой. Но чем дальше шло время, тем менее терпимой становилась семейная жизнь для Лизы. Её раздражало всё: и как Вадик всегда смотрит на неё, испуганно и с щенячьей любовью, когда она поздно вечером возвращается с тусовок пьяная, как неуклюже суетится пытаясь помочь ей разуться и надеть тапочки. Лизе, глядя на мужа, хотелось нагрубить или ударить его чем-нибудь по роже, подыскивая повод и предмет для нанесения удара.

Однажды на одной из ночных тусовок она познакомилась с молодым красивым парнем, который тоже вроде бы ответил ей взаимностью. Лиза влюбилась в него и стала задаривать всевозможными подарками одежды, так как выглядел он весьма потрёпанным. Так продолжалось месяца два, и бойфренд, быстро сообразив, что можно основательно прибарахлиться за счёт забавной богатой толстушки, стал при каждой встрече требовать, чтобы она покупала ему новые вещи, и Лиза послушно исполняла все его капризы, как будто он маленький мальчик. Как-то ему захотелось новые туфли, и они пошли в дорогой универмаг в обувной отдел выбирать обнову. Там её милому понравились белые плетёные кожаные туфли на тонкой подошве, он стал их примерять, но они оказались маленькими. Лиза присела на корточки и помогла напялить их с помощью ложечки ему на ногу. Но когда счастливчик встал, чтобы полюбоваться перед зеркалом, то ступню сильно сдавило, и ему пришлось тесные туфли снять.

– Но ничего, не хмурься, сейчас найдём для тебя что-нибудь похожее, – стала успокаивать любимого Лиза.

– Я не хочу другие, я хочу такие! – стал настаивать ущемлённый в желании заполучить чудесные белые мокасины.

В разговор вмешалась продавец обуви:

– Да вы, мамаша не переживайте, – обратилась она к Лизе, приняв её за мать капризного парня. – Вы предоплату оставьте, и мы через три дня привезём вам со склада такие же туфли, но на размер больше.

– Я не хочу через три дня, я хочу сейчас! – продолжал настаивать её бойфренд, почувствовав щекотливость ситуации. – И вообще, ты мне надоела, корова! – и грубо оттолкнув в сторону «свою большую кису», как он иногда называл её, раздражённо повернулся и вышел из бутика.

Лизу как громом поразило, не столько очередное оскорбление любимого, сколько слова продавщицы, назвавшей её мамашей. Лиза всегда прихорашивалась, идя на свидание с любимым, накладывала маски в дорогих салонах, делала макияж, и ей казалось, что выглядит она молодо и задорно. Но продавщица, сука, поставила её на место, и Лиза сразу постарела лет на десять от таких слов. Она посмотрела вслед уходящему, затем на себя в зеркало, как бы со стороны, и, увидев в отражении здоровенную бабищу с красной мордой, пробормотала:

– Да уж, красава, – уничтожающе посмотрела на сжавшуюся продавщицу, пнула ногой коробку с туфлями и вышла из магазина.

– Не влюблялась раньше и не хрен начинать, – вслух сказала себе Лиза, не обращая внимания на прохожих, и решительно двинулась в ближайший бар заливать любовное горе. Она пила только водку, по привычке, как портовый грузчик, опрокидывая в рот стопку за стопкой, и не пьянела.

«Как же так получается? – мрачно размышляла Лиза. – Кто мне нравится, ко мне равнодушен, а кому я нравлюсь, того не люблю. Какая чудовищная несправедливость», – и беспрерывно требовала у бармена, повторить.

Когда она припёрлась, чуть живая, домой под утро, воняющая алкоголем и сигаретным дымом, грязная, как чушка, будто её валяла в дорожной луже рота солдат, Вадик с укором посмотрел на супругу и жалостливо спросил:

– Что же ты, Лизонька, так поздно пришла и выпачкалась вся, наверное, падала где-то в темноте?

Лиза в ответ неожиданно озлобилась, скрипнула зубами и, схватив топорик для рубки мяса, лежащий в прихожей, и запустила его в мужа. К счастью, он успел увернуться, и лезвие топора только слегка ударилось в его лоб и рассекло кожу от волос до бровей, оставив боевой косой шрам.

– Работала в поте лица, зяблик ты мой! Тупо рубила бабки вот таким топором! – проорала она Вадику и, по-детски хихикнув, грохнулась на пол в прихожей, как мешок с картошкой, вырубившись на лету, обрушив вешалку с одеждой и зонтиками на себя.

Долго потом Вадик тащил супругу в спальню, капая своей кровью с раны на лбу прямо на лицо безмятежно спящей. После этого инцидента он старался не попадаться на глаза супруге, когда она приходила поздно, и прятался в туалете, но пьяная баба требовала его к себе для издевательств, крича:

– Где прячется мой пупсик, почему он не встречает свою любимую, и кто будет снимать с меня сапоги? – и ногами расшвыривала обувь, стоящую у порога.

И «зяблику» приходилось выходить из укрытия, чтобы не быть избитым, стаскивать с неё сапоги, пугаясь резких движений любимой в его сторону. Лиза часто приезжала с работы на своей машине поздно ночью с запахом алкоголя, а иногда и вообще возвращалась домой на второй или третий день, скупо объясняя супругу:

– В командировке была, в соседнем городе. Договаривались о поставке товаров, так сказать, – и криво ухмылялась мужу.

А Вадик всегда терпел и ждал, постоянно выглядывая в окно на пустующее место на парковке, где раньше стояла её машина, бормоча:

– Ничего, нагуляется – придёт.

Однажды пьяная Лизонька припёрлась ночью домой сразу с двумя бойфрендами в форме военных матросов в бескозырках, которые поддерживали её по бокам, помогая идти, чтобы продолжить праздник у себя на квартире.

– Это кто такие, дорогая? – недоумевающе спросил её супруг.

– Мои товарищи по работе, я пригласила их в гости, а то на улице холодно, – объяснила пьяная жена заплетающимся языком.

– Но уже очень поздно, Лизонька, – попытался вразумить её муж, – им надо идти домой, а тебе – отдыхать.

– Как ты смеешь выгонять моих гостей! – разошлась пьяная жена. – А ну-ка молодцы, выставьте его в коридор. Только смотрите, не покалечьте, – сказала она бойфрендам и пошла в спальню, на ходу расстёгиваясь.

Матросы взяли её муженька под мышки, приподняли, вынесли в коридор и поставили в носках на лестничную площадку, захлопнув за ним дверь. Вскоре в его квартире громко заиграла весёлая музыка. Вадик сел на лестничную ступеньку и горько заплакал от ревности. К счастью, в это время поднимался к себе домой сосед, живущий этажом выше. Это был здоровенный жилистый дядька с длинными, как у грузчика, ручищами.

– Ты что, Вадик, расселся здесь и хнычешь? – удивлённо пророкотал он.

– Да вот, Лиза дверь не открывает, – стал оправдываться он, торопливо вытирая слёзы. – Звонок, наверное, сломался, и она не слышит из-за музыки.

– Всего-то? Щас услышит, – сказал сосед и, подойдя к двери квартиры, так заколотил своим кулачищем размером с голову пионера, что в подъезде задрожали стёкла, а Вадя залепетал тревожно:

– Не стучите так сильно, пожалуйста, Лиза может испугаться.

– Ничего, не испугается. Быстрей откроет, – сказал сосед, хорошо зная супругу Вадика как гуляющую по ночам.

Дверь широко распахнулась, и на пороге предстали два пьяненьких матроса-молодца с негодующими лицами.

– Тебе что, по шее настучать? – сказал один из них, имея в виду Вадика. – Мы же тебе сказали, подожди за дверью пока.

Сосед мгновенно всё понял, отодвинул в сторону Вадика, схватил своими клешнями за шиворот одного матроса, затем другого и обоих пинками спустил с лестницы вниз и швырнул туда бескозырки, сорвав их с вешалки в прихожей. На шум в коридор вышла жена с размазанным макияжем на пьяном лице.

– Вы что себе позволяете, Степаныч! – промямлила Лиза и бросилась с кулаками на соседа. Степаныч, недолго думая, отвесил и ей одну оплеуху со словами:

– Заткнись, шлюха! – и хотел садануть её ещё раз, но тут Вадик повис у него на руке с тоненьким криком:

– Не смейте обзывать мою супругу и бить её, грубиян!

Степаныч удивлённо посмотрел на Вадю, мощно сплюнул на пол и, повернувшись, стал подниматься дальше по лестничному пролёту со словами:

– Да пошли вы все на хрен с вашей любовью!

После этого случая Лиза перестала водить к себе случайных гостей ночью, опасаясь кулаков соседа, а засиживалась с ними в ночных клубах до закрытия или уезжала за город в какое-нибудь шале, чтобы основательно повеселиться.

Но Лиза, ведя такой разгульный образ жизни, никогда не забывала о бизнесе и всегда, при любых обстоятельствах, стремилась пополнить свои сбережения тем или иным способом. Обостренное чувство собственности у неё присутствовало всегда, а с ростом богатства только усиливалось.

Однажды Вадик вернулся домой после покупки свежих круассанов в соседнем кафе (так любимых Лизонькой) с фингалом под глазом.

– Это кто посмел так разукрасить моего домашнего зайчика? – неподдельно возмутилась она.

– Понимаешь, Лиза, я как обычно зашёл сейчас в это кафе, которое через дорогу, чтобы купить тебе круассанов к чаю, и помимо прочего попросил у бармена стакан минеральной воды – запить таблетки от живота, но он сказал, что у него минеральной воды нет. А у стойки бара в это время стояли два здоровых дядьки, пили алкоголь со льдом и один из них сунул мне свой стакан под нос и сказал насмешливо:

– Запей таблеточки моим ромом, деточка.

Я, конечно, оттолкнул его протянутую руку со стаканом, и нечаянно жидкость в нём немного выплеснулась здоровяку на рукав. Дядька обиделся и ткнул меня своим кулачищем прямо в лицо. Я отлетел от него к стенке, но твои круассанки не уронил. Вот они, в упаковочке, дорогая.

Лиза схватила коробочку, протянутую ей, и бросила на стол.

– Какие, к чёрту, круассанки, где эти гады, что обидели тебя? А ну пошли, покажешь мне их! – и, схватив мужа за руку, как ребёнка, потащила его к выходу.

Когда они зашли в кафе, Вадик испуганно оглядел зал и кивнул головой в сторону сидящих в углу за столиком четырёх парней. Двое из них были здоровенные битюги, а двое – помельче и помоложе. Они оживлённо о чём-то разговаривали, витиевато жестикулируя пальцами, и не обратили никакого внимания на вошедших.

– Вон тот рыжий, лохматый меня ударил, – сказал шёпотом Вадик жене, прикрывая своё лицо ладошкой от сидящих за столиком.

Лиза задвинула за свою спину мужа, широким шагом быстро подошла к сидящим и со всего размаху ударила носком сапога под крышку стола так, что вся еда и напитки подлетели вверх и опрокинулись им на одежду, забрызгав лица собеседников китайским соусом. Когда грохот разбившейся посуды стих, Лиза свистящим голоском спросила у продолжающих сидеть в оцепенении:

– Ну что, поглумились над моим убогим, «брателлы»?