Текст книги "Список женихов"

Глава 5

– Греческая муза. Меньшего я и не ожидал.

Высокий джентльмен в маске склонился перед ней в глубоком поклоне.

– Вот как, милорд? – Джиллиан протянула руку с достоинством, хотя у нее сильно забилось сердце. Голос Ричарда она узнала бы где угодно, даже в суете многолюдного костюмированного бала у леди Форестер. – Вы говорите, муза?

– Совершенно верно, – ответил джентльмен, беря ее руку и поднося к губам.

– Всего лишь муза? – продолжала Джиллиан неожиданным для себя самой кокетливым тоном. – Почему не богиня?

– Богиня повелевает. – Он отпустил ее руку. Глаза блестели в прорезях маски, и он долго смотрел на Джиллиан. На ней было простое платье в греческом стиле, опоясанное по талии золотым шнуром и заколотое на плечах позолоченными булавками. Волосы собраны в высокую прическу и перевиты золотой лентой. В этом самом платье она появлялась здесь в прошлом и позапрошлом году, но испытующему взгляду Шелбрука оно казалось совершенно новым и особенным. – А муза вдохновляет.

– И я вдохновляю? – с вызовом запрокинув голову, спросила она.

– Даже очень.

Джиллиан задержала дыхание. Сегодня ее уже второй раз называли вдохновительницей. Ответить Ричарду она не успела.

– Добрый вечер, лорд Шелбрук, – произнес Робин, возникая рядом с Джиллиан.

– Лорд Шелбрук, – кивнув, сказал Кит, возникая с другой стороны от нее.

Господи, она совершенно забыла о Робине и Ките! Оба сопровождали ее нынче вечером, как почти на любой прием в течение последних лет, но сейчас Джиллиан впервые пожалела, что не приехала на бал одна.

– Лорд Уэстон, лорд Каммингс, – в свою очередь, проговорил Ричард.

Далее последовало довольно продолжительное молчание. Мужчины присматривались друг к другу и, как бы готовясь к смертельной битве, взвешивали преимущества и слабости противника. При других обстоятельствах все это выглядело бы попросту комично: Робин был одет в форму римского солдата, Кит – в костюм французского мушкетера, а Ричард появился на балу в том же одеянии, в каком присутствовал в салоне Джиллиан. Верхнюю часть лица у всех троих закрывала черная полумаска – de rigueur[5]5
  Здесь в значении: неукоснительное правило (фр.).


[Закрыть] для гостей-мужчин на ежегодных маскарадах у леди Форестер.

Джиллиан чуть слышно застонала. Таким образом, вечер, как она и предполагала, пошел вкривь и вкось. В последние дни она старалась избегать Робина и Кита – с того вечера, как рассказала им о своем намерении выйти замуж за Ричарда, – однако каждый из них счел нужным нанести ей отдельный визит в тщетном стремлении убедить ее в ошибочности предпринимаемого шага. В данную минуту их неодобрение выражалось хоть и молча, но совершенно очевидно.

– Любопытный выбор костюма, милорд, – заговорил наконец Кит. – Кого именно вы намеревались изобразить?

– Кого именно? – переспросил Ричард и, широко раскинув руки, оглядел собственный костюм сверху донизу: нельзя было сказать, что платье его выглядело поношенным, но явно знавало лучшие дни. – Да разве это не очевидно? Я изображаю обнищавшего графа, задумавшего жениться на богатой наследнице.

Джиллиан прерывисто вздохнула.

Робин сощурился, а Кит, напротив, широко раскрыл глаза.

Ричард расхохотался.

Быть может, Джиллиан поразил самый звук его смеха, естественного и непринужденного. Или выражение лиц двух ее близких друзей. Или то мгновение, когда глаза Ричарда встретились с ее глазами и Джиллиан явственно увидела, что он ей подмигнул. Сознание абсурдности происходящего прямо-таки забурлило в ней, и она присоединилась к смеху Шелбрука.

– Это вовсе не смешно, – с достоинством произнес Робин.

– Ни в малейшей степени, – поддержал друга Кит, сдвинув брови.

– Разумеется, смешно. Пожалуй, в истории еще не бывало легионера, столь изумленного, и мушкетера, до такой степени растерянного. – Джиллиан понизила голос и наклонилась к своим друзьям. – И я должна сказать, что вы оба того заслуживаете. С того самого момента, как я посвятила вас в свою тайну, вы обращаетесь со мной так, словно в голове у меня нет ни капли мозгов. Я устала от этого. Мне начинает казаться, что я и в самом деле приняла глупое решение…

– Джиллиан, – перебил ее Робин, – мы никогда…

– Позволю себе заметить, что ты не нуждаешься… – вмешался Кит, не дав приятелю договорить.

– …и оно заключалось в том, что я доверилась вам обоим! – закончила Джиллиан и, повернувшись к Ричарду, одарила его сияющей улыбкой. – Милорд, здесь очень жарко и душно, и я попросила бы вас сопроводить меня туда, где можно глотнуть свежего воздуха.

– Всегда к вашим услугам. – Ричард взял ее под руку. – Всего хорошего, джентльмены.

Джиллиан небрежно кивнула и рядом с Ричардом стала пробираться сквозь толпу гостей, прочь от вытаращившего глаза римлянина и разинувшего рот мушкетера.

– Простите, Джиллиан. – Ричард ближе наклонился к ней, чтобы она услышала его слова среди шума маскарада. – Я просто не мог удержаться. Они держались такими рьяными защитниками вашей чести и взирали на меня с таким осуждением… О Боже! – Он остановился и уставился на нее. – Выходит, они узнали? Узнали о вашем наследстве?

– Я сказала им, – со вздохом отозвалась Джиллиан. – Но помочь они не в состоянии.

– Неужели? – Ричард поднял брови. – Меня весьма удивляет, что ни тот ни другой не предложил вам выйти за него замуж.

– Они предлагали.

– Ах вот как?

Он снова взял Джиллиан под руку, и они направились к двери в дальнем конце комнаты.

Было совершенно бессмысленно пытаться что-то объяснять ему здесь. К тому же она вовсе не хотела, чтобы весь Лондон узнал из неуместно громкого разговора о их с Шелбруком соглашении. Джиллиан уже заметила несколько любопытных взглядов, брошенных в их сторону. Все привыкли постоянно видеть ее только в сопровождении Робина и Кита, а Ричарда обычно воспринимали как некую безмолвную фигуру, не принимающую участия в великосветской жизни.

Они прошли через бальный зал, битком набитый веселящейся публикой в самых разнообразных костюмах, от изысканных до смехотворных, обогнули площадку для танцев и направились к распахнутой двери, через которую праздничная толпа переливалась на пышно разукрашенную террасу.

Дом леди Форестер был отлично приспособлен для грандиозных развлечений. Хозяйка обставляла свои званые вечера с поистине театральной изобретательностью – даже за пределами самого дома. Легкие фонарики, словно бы танцуя от малейших дуновений ветерка, указывали дорогу в сад, к тем укромным уголкам, которых искали гости, жаждущие уединиться. Огромные вазы были полны цветов, а балюстрады украшены гирляндами из лент. Повсюду сновали облаченные в домино слуги, предлагая освежающие напитки.

Присутствующие должны были соответствовать обстановке. Хозяйка просила – более того, требовала, – чтобы мужчины надевали маски. Правила для женщин были, правда, менее строгими: они должны иметь маску при себе, но надевать ее не обязательно. Маска Джиллиан висела на шнурке у нее на запястье.

– Здесь такая же толкотня, – оглядевшись, заметил Ричард. – Идемте сюда.

Он проводил Джиллиан к лестнице, ведущей в сад. Вымощенная камнем дорожка окружала большой пруд с негромко журчащим посредине фонтаном. Узкие тропинки ответвлялись от круговой дорожки на точно отмеренных расстояниях. Мраморные статуи – большие, значительно больше человеческого роста – возвышались повсюду словно безмолвные белые стражи. У первого поворота стояла каменная скамья, заслоненная огромной скульптурой ровно настолько, чтобы создавать ощущение уединенности, но не обстановку для тайного свидания.

– Как вы считаете, кто-нибудь заметит нас здесь?

– Я считаю, что любой заметит нас двоих где угодно. Особенно когда мы гуляем по саду. А сад леди Форестер пользуется чудовищной репутацией. – Джиллиан улыбнулась и прислонилась спиной к статуе. – Ходят слухи, что любые виды амурных деяний имели здесь место.

– Нужно ли мне опасаться испортить вашу репутацию?

– У меня нет никакой особой репутации. Во всяком случае, такой, как у некоторых женщин, чьи имена я могла бы назвать.

– А почему нет?

– Почему? – Она посмотрела на него с недоверием. – Право, Ричард, вы задаете большей частью неожиданные вопросы.

– Я просто стараюсь побольше узнать о вас, – возразил он, пожав плечами. – Вы очень красивая женщина, много времени проводите в окружении художников и писателей. Странно, почему вы до сих пор не поддались обаянию удачно построенной фразы или соблазнительного мазка кисти?

– Соблазнительного мазка кисти? – Джиллиан рассмеялась. – Вы и в самом деле знаете, как удачно строить фразу.

– Всего лишь делаю попытки, – улыбнулся Ричард. – Но я с трудом могу поверить, что ни один поэт не написал ни строчки о звездах ваших глаз…

– Быть может, «Оду к Джиллиан»?

– …и ни один художник не пробовал запечатлеть вашу душу на полотне.

– На полотне? – Как странно, что он упомянул об этом. Как раз сегодня она получила свой миниатюрный портрет от французского художника, пейзаж которого так восхитил ее. Она собиралась принести миниатюру с собой сегодня вечером, показать ее Ричарду и узнать его мнение. Во всяком случае, им было бы о чем поговорить, кроме как о самих себе, однако в последнюю минуту Джиллиан передумала. В крошечном изображении было нечто, тронувшее ее до глубины души. Чувство – пожалуй, она была в этом почти уверена. И кроме того, Джиллиан не могла предвидеть реакции Ричарда. Он кажется необыкновенно проницательным. У нее еще будет время показать ему миниатюру попозже. – Не говорите чепухи.

– Итак, нет ни художников, – произнес он беспечно, – ни поэтов…

– Нет.

– Ни композиторов, ни политиков…

– Нет. Ричард…

– Ни мясников, ни булочников…

– Нет! Никого! Честное слово, Ричард. – Джиллиан подавила досадливый вздох. – У меня нет… то есть я хотела сказать…

– У вас нет репутации.

– Вот именно! – выпалила она сердито. – Вы удовлетворены?

– Более чем. Хотя… – он покачал головой в комическом отчаянии, – нам стоило бы подумать и о моей репутации.

– О вашей?

– Раньше она у меня была, как вы знаете, – напомнил он. – К тому же весьма впечатляющая. Но посмотрите на меня теперь! Я нахожусь в пользующемся дурной репутацией саду наедине с женщиной безо всякой репутации, и ни у кого не возникнет по этому поводу задней мысли, так как все считают, что я изменился. Человек чести, открывающий ваш список женихов! Я прямо-таки слышу шепот: «С ним она в безопасности». – В голосе Ричарда прозвучала грустная нота. – К какому печальному итогу я пришел!

– Напротив, дела не так плохи. Ведь сегодня вечером вы громко смеялись и, так сказать, вышли из тени на свет. Уверяю вас, что все и каждый на балу в эти самые минуты сплетничают о нас.

– Вы так думаете? – с надеждой спросил он.

Джиллиан подавила смех и кивнула с вполне серьезным видом:

– Да, именно так я и думаю.

– В таком случае мне больше нечего терять. – Игривые интонации в его голосе исчезли. – И я больше не намерен терпеть это положение вещей, черт побери! Ни единой минуты.

Джиллиан почувствовала неловкость.

– Ричард, что вы собираетесь…

Быстрым движением он сорвал с себя маску с таким видом, словно сбежал из тюрьмы и наконец почувствовал себя в безопасности, убрал волосы со лба и, подставив лицо свежему ветерку, жадно вдохнул ночной воздух.

– Так гораздо лучше. Терпеть не могу маски – не выношу, когда что-то давит мне на лицо. – Его передернуло. – Как вам кажется, леди Форестер выгонит меня за то, что я снял маску?

Джиллиан, прищурившись, сделала вид, будто обдумывает создавшееся положение.

– Вероятно. Ведь это непростительное нарушение правил! Я слышала, как она говорила, что для нее нет ничего более привлекательного, чем загадочный мужчина.

– Отсюда и ее пристрастие к сокровенным тайнам.

– А также ко многому другому. – Джиллиан улыбнулась и покачала головой. – Она, вероятно, права. Что может быть более загадочным и интригующим, нежели мужчина, у которого есть свои секреты? Или мужчина в маске, неузнаваемый? Он может оказаться кем угодно! Нищим, принцем или…

– Он может быть попросту опасным.

– На мой взгляд, это только усиливает впечатление, – небрежно пожав плечами, возразила Джиллиан.

Ричард поставил ногу на скамейку, оперся локтем на колено и сжал руки.

– Неужели для женщин типично испытывать подобный интерес?

– Леди Форестер не относится к разряду типичных женщин.

– И вы тоже. – Ричард посмотрел на нее очень внимательно. – Хотелось бы вам встретиться с таким мужчиной?

– Мне? Я никогда не задумывалась над этим. Разумеется, я могу понять… – А в самом деле, хотела бы она чего-то подобного? Общения с загадочным незнакомцем с кучей секретов. Опасным и неотразимым. У нее никогда не было такой возможности. Джиллиан снова покачала головой: – Конечно, нет.

– Вы предпочитаете узнать о мужчине все, что можно, прежде чем заговорить с ним о браке?

– В свое время мне это казалось вполне разумным, – пробормотала Джиллиан смущенно: слова Ричарда неожиданно приобрели грубоватый и многозначительный смысл.

– И весьма практичным. – Ричард задумчиво кивнул. – Почему вы не обратились к Уэстону или Каммингсу? Их вы знаете всю жизнь.

– О, я никогда не предложила бы ни тому ни другому ничего подобного, – быстро ответила она.

– Однако вы предложили нечто подобное мне?

– Я неточно выразила свою мысль. Видимо, я слишком хорошо их знаю. Они мне как братья. К тому же я подозреваю, что Кит сейчас вступил в романтические отношения с весьма привлекательной пастушкой, которую приметил уже давно, а Робин пытается решить вопрос, обзавестись ли женой прямо немедленно или на годик отложить.

– Однако они очень заботливо к вам относятся.

– А я – к ним, но…

– И я предполагаю, любой из них мог бы вступить с вами в тот брак, какого вы желаете.

– А какого я желаю?

– Номинального.

– Да, это верно… – Джиллиан отвела взгляд и отступила от статуи. – И такого не должно быть, да?

– Это зависит от вас. – Ричард убрал ногу со скамейки и приблизился к Джиллиан.

У нее гулко забилось сердце. Он собирается поцеловать ее? Ей вдруг стало страшно.

– Правда?

У Джиллиан пересохло в горле. Она машинально облизнула губы. Ричард посмотрел сначала на них, потом взглянул Джиллиан в глаза.

– Разве не так?

Джиллиан захотелось убежать, повернуться и ускользнуть в ночь, но, кажется, она была не в состоянии двигаться и даже дышать.

Ричард очень близко наклонился к ней – его губы совсем рядом с ее губами.

– Джиллиан.

– Да? – шепотом отозвалась она.

Пусть бы он поцеловал ее – и все само собой решилось бы раз и навсегда. Она узнала бы наверняка, сможет ли стать ему такой женой, какую он хочет.

– У меня страшно пересохло горло. Вы не возражали бы против бокала шампанского?

– Шампанского? – Джиллиан обрела голос. – Вы предлагаете мне шампанского?

Уголки его губ слегка приподнялись.

– Если вы не предпочитаете другой напиток.

– Нет, – ответила она на удивление резким тоном, – никоим образом.

– Очень хорошо. Я найду вас здесь, когда вернусь?

– Конечно.

– Прекрасно. – Он сделал шаг-другой и вдруг остановился. – Джиллиан, я…

– Да?

– Впрочем, сейчас это не имеет значения.

Ричард повернулся и пошел той же дорогой, какой они оба пришли сюда. Джиллиан смотрела ему вслед, пока он не поднялся по лестнице. Негодяй! Почему он не поцеловал ее? Но это, наверное, к лучшему. Поцелуи пока ни к чему – она ведь почти не знает его. И едва понимает себя. Тем не менее чувство облегчения почему-то смешивалось с разочарованием.

Она не виделась с Шелбруком после его раннего вчерашнего визита, но думала о нем почти постоянно, как и о тех противоречивых ощущениях, которые испытывала от взгляда его темных глаз или легкого прикосновения. Или от ожидания поцелуя.

Заложив руки за спину, Джиллиан принялась ходить мимо скамейки. Она не в силах избавиться от обуревающих ее противоречивых мыслей и эмоций. Не может отделаться от гнетущего чувства вины перед Чарлзом и от приступов необъяснимого страха, возникающих, едва Ричард подступает к ней слишком близко. За годы вдовства ни один мужчина так не влиял на нее. Джиллиан чувствовала себя уверенно и твердо, пока они с Ричардом обменивались шутками и легковесными замечаниями, но когда их слова приобретали потаенный смысл, а глаза Ричарда встречались с ее глазами, она словно превращалась в неуверенную в себе, нервную, совсем неопытную девушку. Она пыталась уверить себя, что ее реакция объясняется необычностью ситуации, необходимостью через два месяца вступить в брак с почти незнакомым человеком, но чем дальше, тем сильнее подозревала во всем этом нечто большее.

Может, и в самом деле это чувство вины? Или страх?

Внезапно Джиллиан замерла на месте и невидящими глазами уставилась в темноту. В последние минуты их разговора с Ричардом она неоднократно вспоминала о Чарлзе. Что, если ее ощущения мало связаны с мужем, а самым тесным образом с ней самой? Что, если Чарлз – всего лишь удобный повод избежать… чего? Жизни?

Или Ричарда?

Есть что-то в этом человеке, к которому ее влечет с той же легкостью, с какой речной поток уносит упавший в него лист.

Неотвратимое. И интригующее?

Вопреки тому, что она говорила Шелбруку, хочет ли она их близости? Желает ли какая-то ее часть мужчину загадочного? Ричард, пожалуй, вовсе не загадочен, однако совсем не такой, каким она себе его представляла. Разве одно это не служит поводом для влечения?

И боязни?

Как ее угораздило попасть в эту путаницу? Она всего лишь хотела получить наследство, а вместе с ним – независимость и возможность полностью уплатить долг чести. Теперь же она была не уверена, какой выигрыш привлекает ее больше.

Наследство или мужчина?

Пропади оно пропадом, он должен был ее поцеловать! Он явно хотел этого. Почему же он так внезапно оставил свои намерения?

Потому что когда посмотрел ей в глаза, то увидел в них испуг животного, попавшего в западню. Потому что он никогда ни одной женщине не навязывал своих чувств.

Ему было нужно, чтобы и она хотела его!

Шелбрук взбежал по лестнице на террасу и остановился, поискав глазами определенного покроя черный плащ, треуголку и белую маску, – на маскараде в такие венецианские костюмы были одеты лакеи. Несколько минут назад их тут суетилась целая дюжина. Куда они все запропастились?

Ричард со вздохом принялся обходить террасу. Ко всему прочему Джиллиан даже не упомянула о миниатюре. Она ее получила: Ричард отказался платить наемному посыльному до тех пор, пока тот не принесет от ворчливого дворецкого леди Марли расписку в получении.

Обнаружив наконец лакея с подносом шампанского, он поманил его к себе. Тот немедленно двинулся навстречу.

Что, если миниатюра ей не понравилась? Показалась недостаточно похожей или, того хуже, плохо выполненной? Как это выяснить?

Лакей пробирался к нему сквозь толпу, осторожно обходя одного гостя за другим. Странная фантастическая фигура в черной шляпе и белой маске.

Он, разумеется, не может прямо спросить ее об этом. В конце концов, портрет послал Туссен, а не Шелбрук. К сожалению, Туссен не мог задать вопрос. Разве что послать записку.

Слуга добрался до него и протянул поднос. Ричард потянулся было за бокалами, но вдруг застыл в полной неподвижности, и рука его повисла в воздухе.

– Что-нибудь не так, милорд? – спросил лакей.

Этот персонаж в плаще, шляпе и белой маске мог быть кем угодно – нищим, принцем или… художником? На маскараде костюм – необходимость. Непременная. Само собой, приходится надевать и чертову маску. И всегда есть возможность разоблачения. Опасность, безусловно, велика для его гордости и его тайны. Но, как говорится, игра стоит свеч. И еще: кто не рискует, тот не пьет шампанского!

– Нет-нет, все в порядке. – Ричард улыбнулся слуге самым дружелюбным образом. – На самом деле все может обернуться куда лучше, чем я мог надеяться.

Глава 6

Это было безумием.

Ричард прогнал от себя досадную мысль, хотя в ней заключалась истинная правда. Вплоть до сегодняшнего времени роль его в качестве Туссена была неодушевленной и почти лишенной риска. То, что он намеревался сделать сейчас, носило иной характер. В последний раз получше приладив ненавистную маску, он вышел в сад.

Ричард нашел Джиллиан там, где оставил: она ходила взад-вперед мимо скамейки и при его появлении удивленно подняла глаза.

Что ему теперь делать? Он не продумал, как себя вести и что говорить, – всего лишь позаимствовал у слуги костюм. Хорошо хоть сообразил прихватить заодно и поднос.

Джиллиан посмотрела на единственный бокал.

– Вас послал лорд Шелбрук?

Ричард молча кивнул.

– Я ожидала, что он сам принесет шампанское, – негромко проговорила она. – Видимо, его кто-то задержал… – Она взяла с подноса бокал и повернулась было, чтобы отойти, но, спохватившись, сказала с улыбкой: – Благодарю вас.

То было любезно высказанное разрешение удалиться, но суть дела от этого не менялась. Ричарду требовалось совсем иное, однако, скажите на милость, как этого добиться? Как продолжить разговор? Вернее, как продолжил бы его Туссен?

Джиллиан прошла до конца скамейки с видом глубокой задумчивости. Ричард и Томас придумали биографию Туссена, но Ричард никогда не думал, что ему придется, переодевшись, представлять его – тем более сегодня вечером.

Джиллиан развернулась в его сторону – и остановилась, чуть сдвинув брови.

– Да?

Мужчина, обожаемый женщинами…

– Что-нибудь еще, мадам?

Джиллиан опасливо шагнула назад, и тут Ричард сообразил, что если в бальном зале или на хорошо освещенной террасе костюм домино выглядит среди толпы гостей весело и привлекательно, то здесь, в темном саду, белая маска и черный плащ приобретают вид угрожающий, а вовсе не романтичный.

Понизив голос, он заговорил с заметным французским акцентом:

– Вы не должны бояться меня, мадам.

– Я и не боюсь.

Ричард видел по выражению ее глаз, что она говорит неправду, и подумал, сколько времени пройдет, пока в ответ на ее крик сбегутся на помощь слуги.

– Сейчас я, право, должна…

– Позвольте представиться, – со вздохом произнес Ричард и поставил поднос на скамейку.

– Вряд ли стоит…

– Мое имя Этьен Луи Туссен, – поспешил он произнести с глубоким и, как он надеялся, изысканным, как у галантного француза, поклоном.

– Не могу поверить… – Джиллиан широко раскрыла глаза. – Художник?

– Никто иной.

– Вы прекрасный мастер, – сказала она с искренним восхищением.

– Это правда, – признал он с подчеркнутым самодовольством.

Джиллиан слегка улыбнулась:

– И чрезвычайно скромный.

Ричард передернул плечами.

– Скромность – это жеманство, которое я не могу себе позволить. Я должен чувствовать себя свободным и сбросить с себя оковы условности, чтобы создавать великие произведения.

Оковы условности? Ричард едва не застонал вслух.

– Понимаю. – Несколько секунд Джиллиан молча изучала его. – А миниатюра, которую вы прислали мне сегодня, – великое произведение?

– Вы подлинный знаток такого рода вещей, мадам. Вот и скажите, каково ваше мнение? – спросил он таким тоном, словно ее суждение ничего не значило.

– Сделано очень мило.

– Мило сделано? – В негодовании Ричард забыл о своем французском акценте, но тут же спохватился. – Так говорят ребенку, когда он первый раз в жизни нарисует пони.

– О, это гораздо лучше, чем первое изображение пони! – со смехом в голосе сказала Джиллиан.

– Очень рад, что вы так думаете, мадам, – сухо отозвался он.

– Такое точное сходство, а ведь я не позировала вам.

– Я достойный наблюдатель жизни и много раз вас видел. В карете на улице, в парке на верховой прогулке, в бальных залах.

Мило сделано? Точное сходство? Что это за оценки? Ричард, в сущности, не знал, что хотел бы от нее услышать, но уж, во всяком случае, не это.

Джиллиан в задумчивости пригубила шампанское.

– Миниатюра поразила меня, поскольку чрезвычайно тонко раскрывает мой характер.

Настроение у Ричарда поднялось.

– Хороший портрет таким и должен быть. Тогда, даже бегло взглянув на него, вы воскликнете: «Mais oui[6]6
  Да, разумеется (фр.).


[Закрыть], это она!» Я хотел не только перенести на медальон вашу внешнюю красоту, но передать вашу душу.

– Вы ничего не знаете о моей душе, – с легким смешком возразила Джиллиан.

– О нет, я знаю. Мир художников – это глубоко чувствующий мир. Все, кого вы с таким тонким тактом представляли потенциальным меценатам, говорили об очаровании и уме леди Марли. Ваши поступки открывают вашу душу. Так же, как и ваши глаза.

– Неужели? И вы смогли узнать по глазам мою душу с другого конца бального зала? У вас замечательное зрение. Если только… – Она внимательнее присмотрелась к нему. – Если только мы с вами не встречались ранее при других обстоятельствах.

– Вы не забыли бы такую встречу.

– Не сомневаюсь. – Джиллиан смягчила улыбкой некоторую ироничность тона. – Впрочем, в этом костюме вы могли сойти за кого угодно.

– Вы правы. Я мог бы оказаться королем или крестьянином, но я всего лишь Этьен Луи Туссен.

– Всего лишь?

Он не отозвался на это замечание и, заложив руки за спину, медленно обошел Джиллиан.

– Скажите мне, мадам, вы согласны, что мне удалось передать в портрете вашу душу?

– Вероятно… – начала Джиллиан и, помолчав секунду, продолжала: – Пожалуй, вы даже немного переусердствовали в этом.

– Отразить в глазах звезды небесные, если вы их там видите, значит, по-вашему, переусердствовать? Придать на портрете губам цвет спелых вишен – таких спелых, словно из них вот-вот брызнет сок, – это, по-вашему, тоже излишество? – Он остановился прямо перед Джиллиан. – Наделить изображаемую плоть красками лета – так, что вам покажется, будто, коснувшись ее, вы ощутите живое тепло, – это тоже значит переусердствовать?

– Да, – твердо произнесла Джиллиан. – Это значит переусердствовать. Как правило, я не оспариваю вольностей, допускаемых художниками, и, надеюсь, хорошо понимаю природу творческого выражения. Большинство миниатюр – не более чем подарки на память. Но манера, в которой вы написали этот портрет, заключает в себе нечто глубоко личное, интимное.

– Что вы разумеете, говоря об интимном?

– Я не смогу, вероятно, точно выразить словами это, однако, когда я смотрю на портрет… – Джиллиан нетерпеливо тряхнула головой. – Словом, мне кажется, он говорит обо мне больше, чем я хотела бы. Такова мера вашего таланта, я это понимаю, но это беспокоит и даже нервирует. – На лице у Джиллиан появилось выражение некоторой растерянности. Он стоял совсем близко, всего в нескольких дюймах от нее, но Джиллиан не отступила. – Вы утверждаете, что мы не знакомы?

– Только в моих мечтах, ma cherie[7]7
  моя дорогая (фр.).


[Закрыть].

Глаза Джиллиан широко раскрылись в ответ на это неожиданное проявление нежности, и она рассмеялась:

– Мсье, я вовсе не ваша дорогая…

– К моему бесконечному огорчению.

– И никогда не стану ею.

Взгляд у нее был твердый, осанка уверенная и свободная, словно их разговор был не более чем легким, ни к чему не обязывающим флиртом.

– Вы так в этом уверены? – проговорил он с неожиданной настойчивостью.

Почему она не отстраняется? Она никогда не подпускала его к себе так близко без очевидных опасений и смятения во взгляде. Нет, скорее надо сказать, что так близко она не подпускала к себе графа Шелбрука.

– Да, мсье, я совершенно уверена. – Ничего даже отдаленно похожего на испуг – ясный взгляд женщины, убежденной в собственной силе. – Мне хорошо знаком непостоянный характер мужчин, всю душевную страсть вкладывающих в творчество. И я не настолько глупа, чтобы рисковать своим сердцем ради такого мужчины.

– А я и не знал, что мы обсуждаем дела сердечные.

Сколько еще времени он в состоянии разыгрывать этот фарс?

– Мы их и не обсуждаем.

– Но мы говорили о страсти. – Как далеко она позволит ему зайти? – А я – Этьен Луи Туссен. Разве у меня нет репутации человека, страстного не только в творчестве?

– Репутации, соперничающей с вашим талантом? – Джиллиан поднесла бокал к губам и поверх него пристально посмотрела на собеседника. – Я испытываю интерес к одной из них, другая мне безразлична.

– Вы глубоко раните меня, – глухо произнес он.

– О, перестаньте! – Джиллиан допила шампанское и улыбнулась. – Это не более чем незначительный удар по вашей самоуверенности.

Он прижал руку к сердцу.

– С каждым словом, произнесенным вашими устами, соки жизни уходят из моих жил.

– Вздор. Ранено лишь ваше самолюбие, а это не смертельно.

– Вы жестокая женщина, мадам.

– Никоим образом. Я просто трезво смотрю на вещи. – Она попыталась разглядеть его глаза. Под маской да еще в полутьме вряд ли она его узнает, однако сердце Ричарда при этой мысли забилось сильнее, и он отступил на шаг. – И одержима любопытством.

– По поводу страсти, – предположил он с глубокомысленным кивком.

– По поводу вашего наряда. – Она подошла к скамейке и поставила на нее бокал, потом окинула любопытствующим взглядом фигуру человека в домино. – Почему вы оделись как слуга?

В самом деле, почему?

– Это не столь уж необычный маскарадный костюм. – Он покачал головой в шутливом огорчении. – Представьте мою досаду, когда я приехал и обнаружил, что одет не как персонаж венецианского карнавала, а как лакей. Но что поделаешь, я не мог нанести обиду хозяйке, сбросив маску и плащ.

– А к этому костюму прилагается и поднос?

– Поднос – всего лишь повод подойти к вам.

– Понятно. – Джиллиан помолчала. – Я не знала, что вы знакомы с леди Форестер.

– Знаком – это, пожалуй, не совсем точное слово, – пробормотал он.

На самом деле Ричарду никогда не приходилось общаться с этой леди, но раздобыть приглашение на бал ничего не стоило.

– Странно, что она ни разу не упоминала о вас, а ведь она редко держит в секрете имена тех, кому дала согласие оказать материальную поддержку.

– Я вовсе не говорил, что она моя покровительница. – Черт возьми, ему вовсе не хотелось, чтобы его считали последним амурным протеже леди Форестер в мире искусства. – И возможно, она более непостоянна, чем можно ожидать.

– Возможно. – Джиллиан прислонилась спиной к статуе и надела свою маску. – Леди Форестер настаивает, чтобы гости были в масках, ради тех, кому нужно побыть вместе, не делая свои отношения достоянием всех. Это очень продуманно с ее стороны и, я полагаю, вполне приемлемо. Но она никогда не была особенно скрытной в том, что касается ее собственных связей.

– Что до меня, то я чрезвычайно скрытен.

– В самом деле? Даже без маски?

– Все мы носим те или иные маски, мадам.

– И вы, разумеется, могли бы сбросить ту, что сейчас закрывает ваше лицо? – Она небрежно передернула плечиками. – Я ведь предупреждала вас, что очень любопытна, и мне хотелось бы увидеть лицо Этьена Луи Туссена.

Ричард с величайшей охотой сорвал бы надоевшую маску и забросил в темноту, однако заставил себя потерпеть еще некоторое время – пребывание в обществе Джиллиан стоило этих неудобств. Джиллиан, совершенно непохожей на ту женщину, на которой собирался жениться Ричард. К тому же ему нравился их шутливый, непринужденный разговор.