Текст книги "Стеклянный меч"

Глава 8

Ножки металлического стула скребут по полу – это единственный звук, который раздается в нашей квадратной камере. Второй стул валяется в углу, перевернутый и сломанный (его бросили об стену). Кэл успел натворить дел в камере, до того как я сюда попала, он попортил мебель, но на стене осталась одна-единственная царапина, чуть ниже окна, в том месте, куда пришелся удар углом стола. Лично я считаю, что ломать вещи бесполезно. Вместо того чтобы тратить энергию, я ее берегу – и усаживаюсь в середине комнаты. Кэл ходит туда-сюда перед окном, как зверь в клетке. Он скучает по своему огню.

Килорн и его новый друг полковник давно ушли.

А я поняла, кто я такая – глупая рыбка, которая из одной сети попадает в другую и никак не усвоит урок. Но по сравнению с Замком Солнца, Археоном и Чашей Костей этот бункер – сущий праздник. И полковник – ничто по сравнению с королевой и строем палачей.

– Лучше сядь, – говорю я Кэлу, наконец утомившись от его навязчивых движений. – Или ты хочешь протереть ход в полу?

Он досадливо хмурится, но все-таки перестает метаться. Вместо того чтобы взять стул, принц приваливается к стене, как упрямый ребенок.

– Начинаю думать, что тебе нравятся тюрьмы, – замечает Кэл, рассеянно постукивая костяшками по стене – И что в отношении мужчин вкус у тебя весьма сомнительный.

Этот упрек ранит больнее, чем я думала. Да, я была неравнодушна к Мэйвену, гораздо сильнее, чем готова признать, а Килорн – мой лучший друг.

И они оба – предатели.

– Ты тоже не очень-то умеешь выбирать друзей, – огрызаюсь я, но Кэл и бровью не ведет. – А что касается моего вкуса… – слова так и сыплются, неестественные и неправильные, – …то мужчины тут вообще ни при чем.

– Ни при чем. – Кэл усмехается почти весело. – А кто были последние два человека, которые сажали нас в тюрьму?

Устыдившись, я не отвечаю, а он продолжает:

– Признай, тебе нелегко разделять разум и сердце.

Я встаю так быстро, что стул падает и гремит об пол.

– Не делай вид, что ты не любил Мэйвена. Что ты сам не позволял себе думать сердцем в тех случаях, когда речь шла о нем.

– Он мой брат! Разумеется, я ничего не подозревал! Разумеется, я не думал, что он убьет нашего… нашего отца… – Голос принца обрывается при этом воспоминании, и под маской воина я вижу жалкого, измученного ребенка. – Из-за него я совершал ошибки. И… – тихо добавляет Кэл, – из-за тебя тоже.

«Как и я». Самой большой ошибкой было подать ему руку и выйти из комнаты… почему я разрешила вовлечь себя в танец, в эту спираль, ведущую вниз? Я позволила Гвардии убить невинных ради Кэла, чтобы он не отправился на войну. Чтобы оставался рядом со мной.

Мой эгоизм слишком дорого обошелся нам.

– Больше мы не будем совершать ошибки друг из-за друга, – шепотом говорю я, умалчивая о том, что имею в виду на самом деле.

О том, что уже не первый день пытаюсь внушить себе. Кэл – не тот вариант, который мне следует избрать и о котором надо думать. Кэл – просто орудие, нечто, чем я могу воспользоваться, и чем другие могут воспользоваться против меня. Я должна быть готова к любому развитию событий.

Долгая пауза – и он кивает. Такое ощущение, что Кэл считает точно так же.

Сырость казармы смешивается с холодом, который я чувствую глубоко в себе. Постепенно я привыкаю к этому ощущению – настолько, что уже не дрожу. Наверное, пора привыкнуть и к тому, что я одинока.

Не в мире, а в душе. В собственном сердце.

Отчасти наше положение вызывает у меня смех. Я снова сижу рядом с Кэлом, в камере, и жду очередного поворота судьбы. Но на сей раз мой страх разбавлен гневом. Не Мэйвен придет позлорадствовать над нами, а полковник, и за это я ужасно благодарна. Не хочу вновь сносить насмешки Мэйвена. Даже мысль о нем нестерпима.

В Чаше Костей царили пустота и мрак, она находилась глубже под землей. Мэйвен, со своей бледной кожей, яркими глазами, руками, которые тянулись ко мне, резко выделялся на фоне темноты. В моем отравленном мозгу нежные пальцы превращаются в зазубренные когти. Они хотят пустить мне кровь.

«Я некогда велел тебе скрывать свое сердце. Зря ты не послушала».

Это были его последние слова, обращенные ко мне, прежде чем Мэйвен приговорил нас к смерти.

Такой хороший совет.

Я медленно выдыхаю, стараясь прогнать воспоминания. Но напрасно.

– Так что же мы будем делать, генерал Калор? – спрашиваю я, обводя жестом четыре стены, в которых мы заключены.

Теперь я вижу в углах очертания квадратных блоков, капельку темнее остальных. Молчаливые камни вмурованы прямо в стены.

После долгого молчания Кэл отрывается от мыслей, таких же мучительных, как мои. Радуясь возможности отвлечься, он быстро поднимает второй стул, прислоняет его к стене, становится на сиденье, чуть не стукнувшись головой о потолок, и проводит рукой по Молчаливому камню. Для нас эта штука опаснее всего на острове, губительней любого оружия.

– Клянусь цветами, откуда они его взяли? – негромко произносит он, пытаясь пальцами нащупать край.

Но камень не движется – он идеально пригнан. Вздохнув, Кэл спрыгивает и переводит взгляд на окно.

– Кажется, проще всего разбить стекло. По-другому не выберешься.

– Но тут они слабее, – говорю я, глядя на Молчаливый камень. Он смотрит на меня в ответ. – В Чаше Костей мне казалось, что я задыхаюсь. А здесь совсем не так скверно.

Кэл жмет плечами.

– Просто тут их меньше. Но для нас достаточно.

– Краденые?

– Наверняка. Молчаливых камней в принципе немного, и только правительство имеет право ими пользоваться… по очевидным причинам.

– Да… в Норте.

Кэл, в некотором замешательстве, склоняет голову набок.

– Думаешь, их привезли еще откуда-то?

– Сюда приходят целые корабли с контрабандой из разных мест. Пьемонт, Озерный край и так далее. И разве ты не видел здесь солдат? Эту форму?

Он качает головой.

– Ничего не видел. С тех пор как этот красноглазый ублюдок вчера отправил меня сюда.

– Его называют полковником, и он – отец Фарли.

– Я бы ей посочувствовал, но моя семья намного хуже.

Я фыркаю.

– Кэл, это Озерные. Фарли, ее отец, его солдаты. Иными словами, оттуда могут прийти и еще.

Кэл слегка сбит с толку.

– Нет… исключено. Я своими глазами видел передовую, там невозможно пробраться.

Он бездумно чертит в воздухе карту. Для меня она не имеет никакого смысла, но Кэл прекрасно знает каждый дюйм.

– Озера перекрыты на обоих берегах, о Чоке речь не идет. Возить вещи и припасы – одно дело, но не людей… только не в таких количествах. Им нужны крылья, чтобы перебраться…

Я шумно выдыхаю, когда до меня доходит. Бетонный двор, огромный ангар, широкая дорога, ведущая в никуда…

Это не дорога.

Это взлетная полоса.

– Кажется, крылья у них есть.

К моему удивлению, на лице Кэла появляется искренняя широкая улыбка. Он поворачивается к окну и смотрит в пустой коридор.

– Их тактика, конечно, оставляет желать лучшего, но Алая гвардия доставит моему брату немало проблем.

Я тоже улыбаюсь. Если полковник так обращается с предполагаемыми союзниками, хотела бы я видеть, что он делает с врагами.

Наступает время ужина, и седой старик Озерный приносит поднос с едой. Он жестом велит нам обоим отойти и повернуться лицом к дальней стене, чтобы он мог просунуть поднос в приоткрытую дверь. Мы молчим и упрямо продолжаем стоять у окна. После долгого противоборства он уходит, с усмешкой уплетая наш ужин. Меня это ничуть не смущает. Я никогда не ела досыта и вполне способна пережить несколько часов без кормежки. Кэл, напротив, бледнеет, когда наша еда исчезает, и провожает тоскливым взглядом миску с серым месивом.

– Если ты хотел есть, мог бы и сказать, – ворчу я, садясь. – Какой от тебя прок, если ты голодный.

– Именно так они и должны подумать, – отвечает Кэл, с искрой в глазах. – Завтра утром, по моим расчетам, я упаду в обморок. Тогда посмотрим, как это понравится их медикам.

План, мягко говоря, ненадежный, и я неодобрительно морщу нос.

– Что, у тебя есть идея получше?

– Нет, – мрачно говорю я.

– Я так и думал.

– Ха.

Молчаливый камень оказывает на нас обоих странное действие. Он отнимает то, на что мы полагаемся больше всего – наши способности. Камера меняет нас. Кэл делается умнее и расчетливее. Он не может рассчитывать на свое адское пламя, значит, приходится включить голову. Хотя, судя по идее с обмороком, смекалка – не самая сильная его сторона.

Перемена во мне не столь очевидна. В конце концов, я прожила в безвестности семнадцать лет, не имея понятия о своей силе. Теперь я вспоминаю ту девушку – бессердечную, себялюбивую, которая сделала бы что угодно ради спасения собственной шкуры. Если Озерный вернется с подносом, он ощутит у себя на горле мои руки – а то и молнию в костях, если нам удастся выбраться из камеры.

– Джулиан жив.

Сама не знаю, почему у меня вырвались эти слова, но внезапно они повисают в воздухе, хрупкие, как снежинки.

Кэл вздергивает голову, и его глаза вдруг яснеют. Мысль о том, что Джулиан еще дышит, ободряет принца не меньше, чем возможность освобождения.

– Кто тебе сказал?

– Полковник.

Принц фыркает.

– По-моему, он не врет.

Кэл устремляет на меня пренебрежительный взгляд, но я продолжаю:

– Полковник думает, что Джулиан – часть замыслов Мэйвена. Типа, еще один Серебряный, который меня предал. Вот почему он не верит в список.

Кэл кивает, глядя в никуда.

– Перечень тех, кто похож на тебя.

– Фарли зовет их – нас – новокровками.

– Что ж, – вздыхает Кэл, – если ты в обозримое время отсюда не выберешься, их можно будет назвать только мертвецами. Мэйвен всех выследит.

Грубо, но честно.

– Из мести?

К моему удивлению, Кэл качает головой.

– Он – новый король, который наследовал убитому отцу. Не лучший вариант для начала царствования. Высокие Дома, особенно Самосы и Айрелы, охотно ухватятся за любую возможность ослабить его. А появление новокровок, после того как он публично разоблачил тебя, уж точно не пойдет Мэйвену на пользу.

Хотя Кэла растили солдатом и воспитывали в казармах на передовой, он был рожден, чтобы стать королем. Возможно, он не так пронырлив, как Мэйвен, зато лучше многих других владеет искусством управления.

– Значит, каждый человек, которого мы спасем, нанесет Мэйвену удар не только на поле боя, но и в политике.

Кэл криво улыбается, прислонившись спиной к стене.

– Ты слишком часто говоришь «мы».

– А тебя это смущает? – спрашиваю я, пуская пробный шар.

Если я уговорю Кэла искать новокровок вместе со мной, у нас действительно появится шанс опередить Мэйвена.

Мускул у него на щеке подергивается – единственный намек на сомнения. Кэл не успевает ответить: слышится знакомый стук шагов. Кэл издает стон, досадуя на возвращение полковника. Как только принц начинает подниматься, я стремительно вытягиваю руку и заставляю его сесть обратно.

– Не вставай перед ним, – негромко произношу я и откидываюсь на спинку стула.

Кэл послушно усаживается, скрестив руки на широкой груди. Теперь, когда он не бьется о стекло и не швыряет мебелью в стену, принц выглядит мужественно и сдержанно. Груда мышц, которая сомнет любого, кто подойдет слишком близко. Если бы только ему это позволили. Если бы не Молчаливый камень, Кэл превратился бы в пылающий ад, жарче и ярче солнца. А я стала бы бурей. Но без наших способностей мы – только плоть. Мальчишка и девчонка, которые сидят взаперти и ворчат.

Я изо всех сил стараюсь сохранять спокойствие, когда в окне показывается полковник. Не хочу радовать его проявлением эмоций, но, когда за плечом полковника возникает Килорн, с холодным и суровым выражением лица, я невольно вздрагиваю. Теперь очередь Кэла удерживать меня – его ладонь ложится на мое бедро и заставляет сидеть.

Полковник несколько секунд смотрит на нас, словно запечатлевая в памяти зрелище заключенного принца и девочки-молнии. Меня охватывает желание плюнуть на окровавленное стекло, но я удерживаюсь. Затем он отворачивается и что-то показывает длинными изогнутыми пальцами. Они сгибаются раз и другой, кого-то подзывая. Ну или приказывая кого-то подвести.

Она сражается, как львица, вынуждая охранников удерживать ее на весу. Кулак Фарли врезается одному из них в челюсть, и он летит на пол, разжав пальцы. Другого она вбивает в стену, зажав его голову между локтем и окном соседней камеры. Ее удары жестоки, рассчитаны на то, чтобы причинить максимум вреда, и я вижу на лицах охранников лиловые синяки. Но солдаты стараются не сделать ей больно; их задача – не мучить Фарли, а просто удерживать.

Наверно, это приказ полковника. Он обеспечит дочери камеру, а не следы побоев.

К моей досаде, Килорн не стоит в стороне. Когда охранники прижимают Фарли к стене, держа за плечи и за ноги, полковник делает повелительный жест в сторону рыбацкого мальчишки. Дрожащими руками тот достает серую коробочку. Внутри поблескивают шприцы.

Я не слышу голос Фарли сквозь стекло, но нетрудно прочесть слова по губам. «Нет. Не надо».

– Килорн, стой!

Стекло холодное и гладкое под моей рукой. Я стучу по нему, пытаясь привлечь внимание Килорна.

Но, вместо того чтобы послушаться, он расправляет плечи и поворачивается спиной, чтобы я не видела его лица. Полковник, наоборот, смотрит на меня, а не на шприц, который погружается в шею Фарли. Что-то странное мелькает в его здоровом глазу – может быть, сожаление? Нет, это человек, не умеющий сомневаться. Он сделает все, что должен, кому бы он ни был должен.

Килорн, закончив свою работу, отходит с пустым шприцем в руке. Он стоит и наблюдает, как Фарли бьется в руках охранников. Но ее движения замедляются, а веки тяжелеют, когда лекарство начинает действовать. Наконец она повисает в руках Озерных без сознания, и они волокут ее в камеру напротив нашей. Они кладут пленницу на пол и запирают дверь, заточив Фарли точно так же, как Кэла – и как меня.

Когда дверь ее камеры захлопывается, наша с щелчком открывается.

– Устроили перестановку? – фыркнув, спрашивает полковник и разглядывает сломанный стол.

Килорн входит в камеру следом, убирая коробку со шприцами обратно в карман. Это предупреждение. «Для тебя, если дернешься». Он избегает моего взгляда и возится с коробкой, в то время как дверь закрывается за ними. Двое охранников остаются в коридоре.

Кэл сердито смотрит на полковника и Килорна со своего места, и выражение лица у него убийственное. Не сомневаюсь, он перебирает способы, которыми можно убить незваного гостя, и отыскивает самые мучительные. Полковник тоже это понимает – и достает из кобуры короткий, но смертоносный пистолет. Оружие лениво лежит в его руке, как свернувшаяся змея, которая вот-вот укусит.

– Пожалуйста, сядьте, мисс Бэрроу, – говорит он, делая жест пистолетом.

Повиноваться значит признать поражение, но другого выхода нет. Я сажусь, позволяя Килорну и полковнику возвышаться над нами. Если бы не пистолет и не охранники в коридоре, которые наблюдают за происходящим, у нас, возможно, был бы шанс. Полковник высок, но немолод, и руки Кэла прекрасно сомкнулись бы у него на горле. Мне пришлось бы заняться Килорном, положившись на свое знание о его недавних ранах, чтобы одолеть предателя. Но, даже если бы мы с ними справились, дверь все равно осталась бы закрытой, и охрана никуда бы не делась. Драка ничего не принесет.

Полковник усмехается, словно прочитав мои мысли.

– Лучше сиди.

– Без пистолета вы не можете держать под контролем двух подростков? – насмешливо спрашиваю я, подбородком указав на оружие.

Нет ни одного человека на свете, который осмелился бы так назвать Кэла, даже когда у него нет способностей. Военная подготовка принца сама по себе делает его смертельно опасным противником – и полковник это хорошо знает.

Он не обращает внимания на оскорбление и становится прямо передо мной, устремив на меня свой кровавый глаз.

– Знаешь, тебе повезло, что я прогрессивный человек. Немногие сохранили бы ему жизнь… – Он кивает на Кэла и снова поворачивается ко мне. – А некоторые убили бы заодно и тебя.

Я смотрю на Килорна, надеясь, что тот понимает, на чьей он стороне. Он нервничает, как маленький. Если бы мы вернулись в детство и вновь стали одного роста, я бы врезала ему кулаком в живот.

– Вы держите меня здесь не ради светских бесед, – говорит Кэл, прервав спектакль. – Так на что же вы собираетесь меня обменять?

Реакция полковника – единственное подтверждение, которое мне нужно. Он гневно стискивает зубы. Он сам хотел это сказать, но Кэл успел первым.

– Обменять… – бормочу я, точнее шиплю. – Вы собираетесь отдать врагу свое лучшее оружие? Вы настолько глупы?

– Не настолько, чтобы надеяться, что он будет сражаться за нас, – отвечает полковник. – Нет, дурацкие иллюзии я оставлю тебе, девочка-молния.

«Не срывайся. Он добивается именно этого». Тем не менее у меня уходят все силы, чтобы смотреть прямо перед собой и не переводить взгляда на Кэла. Честно говоря, я не знаю, кому он верен и за кого сражается. Я лишь знаю, против кого он будет бороться – против Мэйвена. Некоторым образом, это объединило нас. Но жизнь и война не настолько просты.

– Очень хорошо, полковник Фарли.

Он вздрагивает, когда слышит свою фамилию. И слегка поворачивает голову, подавив желание взглянуть на дочь, которая лежит без сознания в камере. «Ему больно», – отмечаю я и прячу это знание подальше. Оно еще пригодится.

Но полковник отвечает ударом на удар.

– Король предложил сделку, – произносит он, и его слова напоминают нож, который вот-вот вонзится в тело. – Если он получит изгнанного принца, то вернет традиционный призывной возраст. Восемнадцать лет вместо пятнадцати.

Он опускает глаза и понижает голос. На одно короткое и ослепительное мгновение я вижу отца, а не жестокого палача. Он думает о детях, посланных на смерть.

– Это хорошие условия.

– Даже слишком, – быстро отвечаю я, резко и громко, чтобы скрыть страх. – Мэйвен ни за что их не выполнит.

Слева от меня, Кэл медленно выдыхает. Он сводит руки, сомкнув шпилем пальцы. Становится видно, что за последние несколько дней он заработал уйму синяков и порезов. Они как будто шевелятся, когда он движется. Еще один способ отвлечься от неприятной правды.

– Но выбора нет, – говорит он наконец, замерев. – Отказаться от сделки значит обречь на смерть их всех.

Полковник кивает.

– Именно. Не трусьте, Тиберий. Ваша смерть спасет тысячи невинных детей. Они – единственная причина, по которой вы еще дышите.

Тысячи. Несомненно, они стоят жизни Кэла. Конечно. Но какая-то глубокая, извращенная и холодная часть моей натуры, с которой я уже неплохо познакомилась, не согласна. «Кэл – боец, лидер, убийца, охотник. И он нужен тебе. Во многих смыслах».

Что-то блестит в глазах Кэла. Если бы не Молчаливый камень, его руки вспыхнули бы огнем. Он слегка подается вперед и вздергивает губы, обнажив ровные белые зубы. Это злобная звериная гримаса. Я не удивилась бы, увидев клыки.

– Я ваш законный король, и в моих венах течет кровь многих поколений Серебряных, – отвечает он, закипая. – Единственная причина, по которой вы еще дышите – то, что я не могу выжечь кислород в этой камере.

Я никогда не слышала от Кэла подобной угрозы, такой откровенной, что у меня все внутри переворачивается. И полковник, обычно спокойный и мужественный, тоже это чувствует. Он поспешно пятится и чуть не врезается в Килорна. Как и Фарли, он сердится на себя за свой страх. На несколько секунд лицо у него становится одного цвета с кровавым глазом. Ходячий помидор, да и только. Но полковника так просто не смутить. Он быстро побеждает панику, приглаживает светлые волосы, прижимая их к черепу, и с удовлетворенным вздохом прячет пистолет в кобуру.

– Ваша лодка отбывает сегодня вечером, ваше королевское величество, – говорит он, похрустывая шеей. – Советую вам попрощаться с мисс Бэрроу. Вряд ли вы еще увидитесь.

Мои пальцы крепче хватаются за сиденье стула, впиваясь в холодный, грубый металл. Если бы меня звали Эванжелина Самос, я бы обернула этот стул вокруг шеи полковника. Так, чтобы он ощутил вкус железа во рту, чтобы оба его глаза заволокло кровью.

– А Мэра?

Почему Кэл настолько глуп, чтобы даже теперь, на пороге смерти, тревожиться обо мне?

– Ее будут охранять, – влезает Килорн, заговорив впервые с тех пор, как вошел в камеру.

Его голос дрожит – неудивительно. Этому трусу есть чего бояться. Например, меня.

– Но Мэре не причинят вреда.

На лице полковника мелькает отвращение. Наверное, он хочет, чтобы и я умерла. Не знаю, есть ли люди, способные его переубедить. Разве что загадочное «командование», кем бы оно ни было.

– Вот так вы будете поступать с людьми, похожими на меня? – огрызаюсь я, приподнимаясь. – С новокровками? Следующим вы приведете сюда Шейда и тоже посадите в клетку, как зверюшку? Пока мы не научимся хорошо себя вести?

– Это зависит от него, – спокойно отвечает полковник. Каждое слово сродни пинку в живот. – Он был хорошим бойцом. До сих пор. Как и твой друг, – добавляет он, кладя широкую ладонь на плечо Килорна.

Полковник буквально источает отцовскую гордость – то, чего так не хватало Килорну в детстве. Если прожить много лет сиротой, понравится даже такой ужасный отец.

– Без его помощи я бы ни за что не нашел повода, а равно и возможности тебя запереть.

Я гневно смотрю на Килорна, надеясь, что мой взгляд причинит ему столько же боли, сколько он причинил мне.

– Наверное, ты очень гордишься собой.

– Пока нет, – отвечает рыбацкий мальчишка.

Если бы не наше детство в Подпорах, не все те разы, когда мы воровали и ускользали, как крысы, я бы ничего не заметила. Но Килорна нетрудно разгадать, во всяком случае мне. Когда он поворачивается и слегка выгибает спину, это выглядит вполне естественно. Но в том, что он пытается сделать, ничего естественного нет. Низ его куртки провисает, обрисовав коробку со шприцами. Она опасно скользит, съезжая по животу, все быстрей и быстрей.

– О… – ахает Килорн и вывертывается из-под руки полковника.

Коробка вылетает из-под куртки, распахивается на лету, и из нее сыплются иголки. Шприцы падают на пол и забрызгивают нам ноги лекарством. Кажется, они все разбились… но мой быстрый взгляд замечает один шприц, оставшийся целым. Он наполовину скрыт в кулаке Килорна.

– Черт возьми, парень, – ворчит полковник и, не задумавшись, наклоняется.

Он тянется к коробке, надеясь спасти хоть что-то, – и получает иглу в шею.

Он так удивлен, что Килорн успевает нажать на поршень и ввести содержимое шприца в кровь полковника. Как и Фарли, тот сопротивляется. От удара по лицу Килорн отлетает и врезается в дальнюю стену.

Но, прежде чем полковник успевает сделать что-нибудь еще, Кэл вскакивает и бьет его о стекло. Озерные солдаты беспомощно наблюдают с той стороны – их ружья наготове, но бесполезны. В конце концов, открыть дверь они не могут. Они не станут рисковать и выпускать чудовищ из клетки.

Сочетание лекарства и мощных ударов Кэла вырубает полковника. Он сползает по окну, ноги у него подгибаются, и он валится на пол самым жалким образом. С закрытыми глазами этот человек выглядит куда менее угрожающе. Он даже кажется нормальным.

От дальней стены до нас доносится «ох». Килорн встает, потирая щеку. Даже под действием лекарства полковник бьет как профи. Синяк уже виден. Не успев ни о чем задуматься, я быстро направляюсь к Килорну.

– Все нормально, Мэра, не беспокойся…

Но я не собираюсь его утешать – я даю ему кулаком в другой глаз, так, что чуть не расшибаю костяшки о скулу. Он воет и отшатывается, чуть не потеряв равновесие вторично.

Не обращая внимания на боль в руке, я встряхиваю кистями.

– Вот теперь нормально.

А потом я крепко обнимаю Килорна. Он вздрагивает, ожидая боли, но вскоре расслабляется под моим прикосновением.

– Они так или иначе собирались заманить тебя сюда. Я подумал, что принесу больше пользы, если в это время не буду сидеть в соседней камере. – Килорн вздыхает. – Я же сказал, что мне можно доверять. Почему ты не поверила?

Я не в состоянии ответить.

Стоя у окна, Кэл шумно вздыхает, и я вспоминаю, что дело еще не окончено.

– Я не ставлю под сомнение твою храбрость, но что ты предполагаешь делать дальше, кроме как спеть этому негодяю колыбельную?

Он тыкает тело полковника мыском ботинка и одновременно указывает пальцем на окно, за которым по-прежнему стоит охрана и смотрит на нас.

– Если я не умею читать, это не значит, что я тупой, – ядовито замечает Килорн. – Следите за окном. Сейчас, сейчас…

Точнее, через десять секунд. Перед нами из ниоткуда возникает знакомый силуэт. Это Шейд, который выглядит гораздо лучше, чем утром, когда я навещала его в лазарете. Он стоит вполне уверенно – на раненой ноге у него шина, а на плече всего лишь повязка. Замахнувшись костылем, как дубиной, брат вырубает обоих охранников, прежде чем они успевают понять, что происходит. Они валятся на пол, как мешки, с преглупым выражением лица.

Замок камеры ликующе щелкает. Кэл подскакивает к двери и распахивает ее. Выйдя в коридор, он делает глубокий вдох. Я тороплюсь следом – и тоже вздыхаю, когда тяжесть Молчаливого камня спадает с меня. Улыбнувшись, я вызываю искры на кончиках пальцев и смотрю, как они прожилками растекаются по коже.

– Я по вам скучала, – говорю я своим дорогим друзьям.

– Странный ты человек, девочка-молния.

К моему удивлению, Фарли стоит, прислонившись к открытой двери камеры – воплощенное спокойствие. Кажется, снотворное на нее совершенно не подействовало… если оно вообще могло подействовать.

– Вот польза от дружбы с медсестрами, – говорит Килорн, толкая меня плечом. – Милая улыбка – все, что понадобилось, чтобы отвлечь Лену и подсунуть в коробку нечто совершенно безвредное.

– У нее разобьется сердце, когда она узнает, что ты сбежал, – отвечает Фарли, делая губы уточкой. – Бедняжка.

Килорн фыркает и смотрит на меня.

– Ну, это не моя забота.

– Что дальше? – спрашивает Кэл, в котором вновь ожил солдат.

Он расправляет плечи под потрепанной рубашкой и поворачивает голову туда-сюда, держа в поле зрения оба конца коридора.

В ответ Шейд вытягивает руку.

– А теперь мы прыгнем, – отвечает он.

Я первая берусь за его руку и держусь крепко. Даже если я не могу доверять Килорну, Кэлу и всем остальным, я доверяю способностям. Силе. Власти. Огонь Кэла, моя молния, скорость Шейда… ничто и никто не причинит нам вреда.

Пока мы вместе, я никогда больше не окажусь в тюрьме.