Текст книги "Змеиное гнездо"

Наступило Рождество. Я – и, думаю, многие мои соплеменники здесь – с грустью вспоминала о том, как отмечают этот чудесный праздник дома: большие поленья на каминных решетках в Святки, наверное, снег за окнами… безопасность. Здесь был другой мир.

Мы находились в чужой стране, так непохожей на Англию, в городе, осажденном врагами, которые в любой час могли начать приступ и принудить гарнизон сдаться.

Мы с Лилиас любили сидеть на крохотной веранде и разговаривать. Стрекозы и всевозможные насекомые, названий которых мы не знали, вились вокруг нас. Даже по вечерам, когда солнце садилось, жара не спадала. Я тосковала по дождю и Ниниану. Мечтала о жизни, в которой повстречала бы Ниниана не в зале суда и не во время моего злосчастного процесса; мечтала о той жизни, какая была связана в моих воспоминаниях со временем, когда мама еще не покинула этот мир. Я представляла, как Ниниана вводит в наш дом один из наших эдинбургских друзей и между нами вспыхивает любовь. В этих мечтах, конечно, не было Зиллы. Она принадлежала кошмару, который я старалась не вспоминать, словно его вовсе не существовало в моей жизни.

Глупые мечты! Но ведь Ниниан заботился обо мне. В его последнем письме звучал призыв: «Возвращайтесь домой». Будь я ему совсем безразлична, разве написал бы он так?

Мечты сменились реальностью. Я вспомнила, какое внимание он уделял Зилле.

– Нужно постараться как-то отметить Рождество, – сказала Лилиас.

– Что ты имеешь в виду?

– Давай устроим праздник для детей, скажем, в канун Рождества.

– Праздник? С жареным гусем? С индейкой? С начинкой из каштанов? И сливовым пудингом на десерт? Мне кажется, Лилиас, эти деликатесы отсутствуют в рационе на ближайшие дни.

– И все-таки я хочу устроить детям праздник, с играми, забавами. Это мы сделать в состоянии.

– Пожалуй, поиграть мы сможем. Но это почти все. Мы находимся в таком месте, которое не слишком подходит для праздников.

– И все-таки мы обязаны постараться. Возможно, кто-нибудь принесет еду из дома.

– Быть не может! Откуда они ее возьмут?

– Из своих пайков.

– Не думаю, что они особенно велики. По-моему, еды в городе становится все меньше и меньше – разве не так, Лилиас?

– Это естественно для осажденного города.

Лилиас приняла решение. Немногие дети продолжали еще ходить в школу, и число их постепенно сокращалось. Среди оставшихся был Пауль. Лилиас решила действовать так, словно тревожиться не о чем. Она говорила детям, что скоро придет освобождение. Королева и ее солдаты не оставят нас погибать в этой стране. Замечательно находиться под защитой британского флага, ибо он реет почти над всем миром. Она показывала на карте части земного шара, закрашенные красным цветом.

– Это и есть империя, – говорила она детям, – над которой никогда не заходит солнце, потому что, когда в Англии ночь, то в какой-нибудь части империи обязательно день.

Она говорила с такой убежденностью, такой страстью, что дети верили: еще немного – и нас спасут, а во главе освободительной британской армии появится сама королева.

Паулю очень понравилось предложение отпраздновать Рождество. Он предложил несколько игр. Лилиас попросила детей передать тем, кто перестал ходить в школу, что в канун Рождества будет праздник и пусть на него приходят все, кто сможет.

23 декабря Пауль пришел в школу очень взбудораженным. Он принес большую коробку, в которой, когда он снял крышку, обнаружились четыре крупных рыбины.

– Это для праздника, – сказал он. – В конце концов ради него можно пойти на жертвы.

– Откуда ты взял их? – спросила Лилиас.

– На водопаде, – ответил он, – в наших владениях.

– Я не знала, что там водится рыба.

– Я шел мимо, увидел, как из воды выпрыгнула рыбина и подумал, что она должна быть вкусной едой. Поэтому я вернулся домой, взял удочку… и поймал вот это.

– Замечательно! – воскликнула Лилиас. – Рука провидения! Пауль, благодаря тебе мы сможем устроить праздник.

– У нас есть немного муки, и мы испечем хлеб, – предложила я.

– Хлебы и рыбы, – сказала Лилиас. – Почти библейское чудо.

Праздник удался на славу. Пришли почти все дети. Но не было Анны Шрайнер. Ее отец сказал, что Рождество – это время молитв, а не веселья. Бедная маленькая Анна! Едва ли она получила много радости от такого Рождества.

Мы приготовили рыбу. При малом ее количестве мы ухитрились сделать несколько блюд. Мы сумели даже достать лимонад. Если дети и не переели, то наигрались вдоволь.

История с рыбами разошлась по городу. Пища! Обнаруженная в речушке, которая протекала по земле Рибек-хауса! Люди вооружились удочками и отправились ловить.

Не думаю, что многим сопутствовала удача, но даже небольшая прибавка к скудному столу была в те дни счастьем.

Начался январь. Почти ничего не изменилось, только еды стало еще меньше, и исчезла всякая возможность ее подвоза в город. Увядали надежды на скорое избавление.

Майра поправлялась на удивление всем. Она была еще слабой и нервной, но галлюцинации прекратились. Ей уже с трудом верилось, что они вообще у нее были.

Я решила выбраться к ней в день следующего визита доктора – мне хотелось самой услышать, что он скажет о ее состоянии.

Мне показалось, что он считает Майру истеричной женщиной, которой не удалось без затруднений приспособиться к новой стране, тем более в сложившихся обстоятельствах. Он все глубже верил, что причина болезни – укус какого-то ядовитого насекомого. Однако худшее было позади, и больная с каждым днем все увереннее возвращалась к нормальной жизни. Она нуждалась только в хорошей еде, достать которую было совсем не просто, но главное – ей предстояло уверовать в собственное выздоровление. Тогда все будет в порядке.

– Не забывайте про Сетку от москитов по ночам. Избегайте мест, где много насекомых. Я в самом деле думаю, что мне больше не понадобится посещать вас.

Это была одна из немногих хороших новостей.

А примерно через неделю после этого я в очередной раз направилась проведать Майру и, когда подходила к дому, поняла – снова случилось нечто ужасное. Кричали слуги, которые, казалось были повсюду. Говорили они все разом. Я не понимала их языка, хотя несколько слов все же разобрала.

Ясность внесла миссис Прост, тоже оказавшаяся в саду; она подошла ко мне и рассказала, что же случилось. Один из мальчиков, удивших днем рыбу у водопада, обнаружил в воде тело маленького глухонемого. Мальчик сразу побежал к Нджубе.

– С тех пор он стоит на коленях и смотрит в воду. Просто ужасно. Бедное дитя.

– Как это могло произойти? – спросила я.

– Мы теряемся в догадках, – сказала миссис Прост. – Вы помните, как он исчез. Все решили, что он сбежал из дома. А он все это время лежал мертвым в воде.

Тот день навсегда отпечатался в моей памяти.

Стоит мне почувствовать запах красного жасмина, он явственно встает у меня перед глазами. Я вижу Нджубу у воды на коленях. Мне никогда не доводилось сталкиваться с таким горем. Когда к речушке пришли мужчины, чтобы вынуть тело, Нджуба все так же стоял на коленях. Потом он со стиснутыми руками поднялся.

– Это мой мальчик. Его убили. Я не забуду. Любан за руку отвела его в хижину, и скорбные причитания доносились оттуда весь день.

Без сомнения мальчик был убит. Многие признаки говорили о том, что его удушили и только потом бросили в воду.

– Кому мог помешать маленький мальчик? – вопрошала Майра.

– И чем, – добавила я.

– В какое ужасное время мы живем. Вы не думаете, что его смерть как-то связана с войной?

– Не знаю. Он не мог причинить вреда ни одной из сторон.

О таинственной гибели глухонемого говорили несколько дней. Кто это сделал? И почему? – именно такие задавались вопросы, и именно на них никто не мог ответить.

Но когда люди поглощены множеством неотложных забот, загадочная смерть местного мальчика не может долго удерживать их внимание.

С течением времени жизнь неизбежно должна была стать еще труднее. Мы сознавали страшную опасность, в которой находились. Каждый новый день начинался с вопроса – не сегодня ли буры пойдут на приступ. Правда, непосредственно перед началом осады гарнизон был усилен; солдаты попадались на каждом шагу; взять город врагу удалось бы только ценой большой крови.

Лилиас казалась воплощением силы и рассудительности; дружба ее с Джоном Дейлом крепла, и я все чаще ощущала себя лишней в школе, тем более что то и дело гостила в Рибек-хуасе. Майра нуждалась в моем обществе больше, чем когда-либо.

Я лучше узнала Пауля. Мальчик он был приятный, и мне казалось, что ему по сердцу опасная жизнь в осажденном городе. Риск возбуждал его, он был куда интереснее размеренно, однообразного мирного существования. Он учился стрелять, чем занимались многие мальчики его возраста, но, конечно, им не давали боевого оружия, которое приберегалось на случай настоящего сражения.

Я так часто гостила теперь в Рибек-хаусе, что превратилась чуть ли не в члена семьи.

Отношение Миссис Прост ко мне казалось несколько двусмысленным. Я никак не могла понять, как она воспринимает меня. Иногда я была в ее глазах желанной гостьей, и она прямо-таки источала доброжелательность. Но, случалось, посматривала на меня с известной подозрительностью. Это меня немного удивляло, поскольку женщина она была предсказуемая и почти не способная отклониться от раз и навсегда утвердившихся представлений.

Она явно привязалась к Майре. Майру любили все. Майра была внимательна к слугам и никогда не выказывала даже малейшего раздражения. Она казалась настолько не похожей на свою мать, насколько могут различаться два совершенно посторонних человека. Мягкость, обходительность и доброжелательность придавали Майре особое очарование.

Я понимала чувства миссис Прост по отношению к Майре, но что касается меня, то домоправительница как будто разрывалась между дружеским расположением и странной холодностью.

Причина такого отношения открылась мне в один прекрасный день и поразила меня.

Майра, как обычно, прилегла – она до сих пор все еще быстро утомлялась – и миссис Прост пригласила меня посидеть с нею в гостиной.

Я устроилась поудобнее, и вдруг манера поведения домоправительницы показалась мне явно необычной. Она словно бы принуждала саму себя выполнить некую неприятную обязанность.

И, наконец, все разъяснилось.

– Я давно хотела поговорить с вами, мисс Грей, – начала она, – но все никак не могла придумать, как лучше обставить нашу беседу.

– О миссис Лестранж?

Миссис Прост поджала губы и нахмурилась.

– Не совсем… хотя, полагаю, вы можете сказать, что это касается и ее.

– Говорите, прошу вас.

Домоправительница встала и подошла к маленькому комоду в углу комнаты. Выдвинув ящик, она достала оттуда носовой платок и протянула его мне.

С изумлением я увидела свой собственный платок. В свое время мама подарила его мне вместе с шестью подобными. В уголке каждого были вышиты мои инициалы. Я взглянула на отчетливые буквы «Д» и «Г». Девина Глентайр. Я слегка покраснела, поскольку мне тут же вспомнилась Зилла. Самое безопасное оставить те же самые инициалы. Как всегда, она была права.

– Это ведь ваш платочек, мисс Грей?

– Да, но как он попал к вам?

– Как раз это меня слегка смущает. Я никак не могла решиться на разговор с вами. Видите ли, вы чрезвычайно добры к миссис Лестранж, и, насколько мне известно, она просто влюблена в вас. Но когда я узнала…

– Я не понимаю, о чем вы…

– Думаю, понимаете, мисс Грей. Обратитесь к недавнему прошлому. К одному дню… вы знаете, о чем я. Вы как раз ночевали в этом доме. Я нашла ваш платочек под кроватью мистера Лестранжа.

– Ну и что? Как он туда попал?

Мои щеки залил а краска смущения, когда миссис Прост, легонько покачивая головой, подняла на меня глаза.

– Я не отношусь к числу людей, – заговорила она, – которые считают, что все вокруг должны вести монашескую жизнь, но не будучи к ней расположенными. Я знаю, что всякое случается – мужчины есть мужчины. Но такое поведение непозволительно для женщины.

В крайнем раздражении я поднялась.

– На что вы намекаете, миссис Прост?

– Присядьте, мисс Грей. Я ведь не обвиняю вас, хозяин очень привлекательный мужчина. Он добрый человек, но даже у добрых людей бывают всякие фантазии, и не в обычае мужчин контролировать их. Но не то с женщинами. Женщина обязана быть чуточку осторожнее.

– Все, что вы говорите, абсурдно.

– Знаю, знаю, – она кивнула. – Искушения посещают всех, а он, должна признать, очень красив и обладает обаянием, против которого трудно устоять. И к тому же я знаю, что… скажем, не все ладно между ним и миссис Лестранж. Раздельные спальни и все такое. Я просто подумала, что вам следует быть осторожнее. Случайно заглянула под кровать, и проверяя, хорошо ли выметен мусор… и увидела этот платочек.

– Не имею никакого представления, как он туда попал.

– Я так и думала. Но решила вас предупредить. Когда он вернется – а вы приходите в наш дом, почти как член семьи…

– Вам не о чем тревожиться, миссис Прост. Между мною и мистером Лестранжем нет и не было даже намека на интимные отношения.

– Я предполагала, что вы отнесетесь к моим словам именно так. Поэтому и не решалась поговорить с вами раньше. Вы не можете назвать меня бесцеремонной. Я подумала – а вдруг это случайный промах. Такое случается. Наверно, я не очень складно говорю, но уж не обессудьте.

– Я вынуждена настаивать… – начала я.

– Ничего не попишешь, я сказала, что думаю. Это не мое дело, но мне кажется, что никому не нужны неприятности.

– Уверяю вас, что ничего… ничего…

– О, я могу предположить, что платочек попал туда случайно. Всего знать нельзя, верно ведь? Но он там оказался… и я бы не хотела, чтобы его обнаружил кто-то другой.

Я стояла, сжав в руках платочек.

– Уверяю вас, миссис Прост, что никогда не бывала в этой комнате до той ночи, когда миссис Лестранж стало особенно плохо, а мистер Лестранж уже был в отъезде.

– Тогда с вашего позволения, дорогая, вы не будете на меня в обиде. Я только подумала, что нужно об этом сказать, поскольку по его возвращении… как бы получше выразиться… может сложиться не лучшее положение для вас, для хозяина или миссис Лестранж.

– Я вижу, вы не верите мне.

– Ну, послушайте же, мы были с вами добрыми друзьями. Поэтому я и решилась – хотела предупредить вас что ли. Маленькие ошибки бывают причиной больших скандалов.

– Но я говорю вам…

– Хорошо, хорошо. Я сказала то, что у меня накипело, и забудем об этом.

Но забыла ли миссис Прост? Она не сомневалась, что я посетила мистера Лестранжа в его спальне. Мне безумно захотелось вдруг выбежать из этого дома и никогда больше не возвращаться сюда.

Я только вошла в комнату, а Лилиас уже знала – что-то случилось.

– В чем дело? – спросила она.

Я не смогла сдержаться и разрыдалась.

– Ноги моей больше не будет в этом доме.

– В Рибек-хаусе? Но почему?

– Из-за миссис Прост. Она считает, что… у меня связь с Роже Лестранжем.

– Связь?

– Под его кроватью она нашла мой носовой платочек. В то утро, когда я ночевала у них и он тоже был дома. Она сделала свои выводы.

Лилиас с изумлением смотрела на меня.

– Но ты же не думаешь…? – сказала я.

– Конечно, не думаю.

– Это ужасно, Лилиас. Миссис Прост, видимо, считает его неотразимым. Ужасно. Она говорит, что сразу все поняла. Что мне делать? И когда она показала мне платок, я, кажется… выглядела виноватой. Этот платок подарила мне мама. На нем вышиты мои инициалы. На мгновение я вернулась в прошлое. И подумала, что поступила неправильно, не изменив начальные буквы своего имени: измени я их – и она не узнала бы, что платок принадлежит мне.

– Не торопись, подожди минутку, – спокойно сказала Лилиас. – Чая у нас немного, но самое время выпить по чашечке.

Беседовать с Лилиас было легко и приятно.

– Ты не думаешь, – начала она, – что кто-нибудь мог подбросить платок под кровать, чтобы миссис Прост его нашла там?

– Кто и зачем?

– Человек, хотевший думать, что ты провела ночь в этой комнате.

– Только не миссис Прост.

– Не она. От нее ожидать такого трудно. Значит, кто-то, знавший, что она обязательно найдет там платок.

– Но на платок могла наткнуться любая служанка.

– Возможно, это было исключено.

– А что ты сама думаешь, Лилиас?

– Пока не знаю. Что если кому-то в доме хотелось, чтобы ты и Роже Лестранж оказались любовниками?

– Зачем?

– В этом кроется загадка. Как без чьей-либо помощи платок мог попасть в комнату, где ты не была в те дни?

Она задумалась.

– Говори дальше, Лилиас, – попросила я.

– Дома была Майра…

– Она плохо себя чувствовала. Из-за этого я и осталась.

– Она ведь женщина со странностями? Выдумщица, правда? А что если ей пришло в голову бросить тень на тебя и своего мужа?

– Она любит его, и он ее тоже.

– Но у нее бывают видения. Или они начались позднее? Я просто высказываю свои мысли вслух. Факт остается фактом – платок лежал под кроватью. Его туда подбросили. Тогда кто – и что еще важнее – зачем?

– Я ни за что не пойду больше в этот дом.

– Тогда сложится впечатление, что ты виновата.

– Но как сказать о платке Майре?

– Подожди какое-то время и посмотри – вдруг что-нибудь прояснится. Что-нибудь вспомнишь, поймешь. Носовой платочек! Удивительно, что такая мелочь может стать причиной больших тревог. Не забывай Дездемону. Но не увлекайся чересчур. Думаю, нам удастся нацедить еще по чашке. Не пропадать же благородному напитку.

Мы не пришли ни к каким заключениям, но, как всегда, беседы с Лилиас вносили в душу покой.

В городе запахло отчаянием. Всем было ясно – вот-вот произойдет нечто ужасное. О полной блокаде вслух не говорили, но мысли об этом носились в воздухе. Как ни силен дух человека, ему не прожить без земной пищи.

А пока ничего не происходило. Мы ждали новостей весь одуряюще жаркий январь. Изредка до наших ушей доносилась вялая перестрелка, и с каждым разом звуки ее как будто приближались. Время от время город обстреливали из пушек, среди населения появились жертвы. Мы жили с мыслью о том, что в любой момент и мы можем оказаться среди них. В продолжение всех этих жарких дней смерть витала над нами. Близкое знакомство с нею делало более терпимым ее постоянное присутствие. Наверное, мы смирились со смертью, и она перестала казаться нам чем-то исключительным.

В такое суровое время казалось почти несуразным ломать голову над подозрениями в мой адрес, и тем не менее я не могла успокоиться. Картины, порожденные словами миссис Прост, постоянно вставали у меня перед глазами, и я не переставала размышлять над загадкой – кто же в конце концов мог подбросить мой носовой платок в такое место. Наверняка то был человек, желавший мне зла.

Лилиас, с которой я снова заговорила о происшедшем, оборвала меня:

– Ты перенесла тяжелый удар, – сказала она, – и не должна позволять себе думать, будто злой рок избрал тебя своей жертвой.

Лилиас несомненно была права, говоря, что меня преследует прошлое. Я надеялась ускользнуть от него, покинув Англию. Но так же наверняка, как Лилиас, я знала – нет надежды на спокойную жизнь, пока я не разорву пуповину, накрепко связавшую меня с трагедией юности.

– Твоя невиновность должна служить тебе надежным щитом, – говорила Лилиас. – Ты ведь ничего не совершила. Когда обвинили меня, я знала, что неповинна. Это помогало. Я рассказала Джону историю с ожерельем, и он согласился со мной.

Я знала, что Лилиас права. Мне нужно было взять себя в руки. Платочек мог попасть в комнату совершенно случайно. Бывают ведь самые невероятные вещи.

Спустя несколько дней у меня немного отлегло от сердца, но желания наведаться в Рибек-хаус не появилось.

Зато в школу зашла Майра. Выглядела она много лучше. Лекарство произвело на нее чудесное действие, и нервозность почти исчезла.

Майра смотрела на меня с некоторым испугом.

– Вы ни разу не зашли проведать меня.

– Понимаете, Майра… здесь накопилось так много дел. Она выглядела удивленной, но расспрашивать меня не стала.

– Мы лишились вас, – сказала она. – Миссис Прост в отчаянии.

Так ей и надо, подумала я. Я-то думала, что она продолжает копаться в своих домыслах.

– Миссис Прост решила, что вас что-то обидело. Не могу поверить в такую чепуху. Но я решила навестить вас. Что-нибудь и впрямь случилось?

– Трудно в этом сомневаться, Майра. Дела идут все хуже и хуже. Скоро все мы начнем голодать.

– Я знаю. Минувшей ночью у церкви кто-то погиб.

– На улицу опасно выходить.

– Опасно всюду, где ни находись. Неужели это никогда не кончится? Ох, Диана, я так тревожусь о Роже. Где он может быть?

– Он ведь не говорил об этом? Конечно, по соображениям секретности. Наверняка задание от гарнизона. Он должен известить кого следует о том, что происходит в городе, и по возможности помочь всем нам.

– Я молюсь, чтобы с ним ничего не случилось. Ужасно, что его нет рядом, когда я почти поправилась. Он так беспокоился обо мне. И только подумать, виной всему какое-то дрянное насекомое. Неужели такая мелочь может стать причиной настоящих страданий? В Рибек-хаусе мрачное настроение. И тут еще старый Нджуба никак не может прийти в себя от горя.

– Его сын погиб ужасной смертью.

– Вы правы: будь это несчастный случай, все воспринималось бы иначе, хотя такую утрату не возместить. Но ведь его удавили, и сделал это какой-то человек…

– Кто же мог, Майра, убить маленького мальчика?

– Не знаю. Если бы не осада, наверно, произвели бы расследование. Но сейчас все думают об одном – сколько времени мы сумеем продержаться.

– Немудрено.

– Я хотела поговорить с вами о странном поведении Нджубы. Он слоняется повсюду и что-то бормочет себе под нос. В доме бродил из комнаты в комнату, словно что-то искал. Миссис Прост застала его за странным занятием – рылся в шкафах. Она спросила, что он ищет, но Нджуба ничего не ответил ей. Она в полной растерянности. Послала за Любан, чтобы та отвела его в рондавель. Бедняжка Любан, такая беда на нее свалилась. Сначала потеряла сына, а теперь похоже, теряет мужа – кажется, у него потемнение рассудка. За что такие напасти, Диана?!

– Кто знает, Майра, но вы правы – беда не приходит одна.

– Заходите к нам, прошу вас.

– Но ведь и вам не тяжело навестить нас.

– Конечно, но в Рибек-хаусе больше места и сад чудесный.

– Хорошо, я загляну к вам. Лилиас одобрила мое поведение.

– Ты поступила правильно. Иначе миссис Прост уверовала бы в свою правоту. Не сомневаюсь, ты сможешь убедить ее в своей невиновности.

– Зато я сомневаюсь. Наверняка, она считает своего господина неотразимым и готова оправдывать его в любых обстоятельствах; я для нее существо второстепенное, мужчина-то ведь он.

Наступил февраль. Наши скудные пайки стали еще скуднее. Утро мы начинали с гаданий – что принесет нам грядущий день. Такое положение не могло продолжаться вечно. Что-то должно было произойти.

Перестрелки участились; они перестали быть случайным редким явлением, и мы к ним привыкли. Однажды ночью, пробившись через боевые порядки буров, в городе появились трое, один из них был ранен.

Назавтра на улицах начался чуть ли не праздник. Люди разговаривали всюду с таким оживлением, какого я давно здесь не видела, надежду терять не следовало. Британские войска на подходе. Они потерпели тяжелое поражение в Спин-Копе, но затем положение дел изменялось в лучшую сторону. В страну потекло оружие. С уст горожан не сходили два имени: генерал-майора Горацио Герберта Китченера и фельдмаршала сэра Фредерика Слея Робертса. Они шли на выручку к нам.

Надежды расцветали подобно цветам по весне. Все говорили, что великая Британская империя не может потерпеть поражение от горстки фермеров. В успехе англичан теперь никто не сомневался. Нет, мы драться не хотим, но, уж коль начнем, – черт возьми, найдем деньжат и солдат найдем.

Надежда – великий целитель. На лицах появились улыбки. Недолго осталось ждать. Китчинер и Робертс на подходе.

Я заглянула в Рибек-хаус. Лилиас права. Прекратить свои визиты значило признать справедливость подозрений миссис Прост. И тем не менее я старалась не задерживаться в доме. Я предлагала Майре посидеть в саду. Сады Рибек-хауса и впрямь были чудесны. Даже в этом тревожное время запах цветов, жужжанье насекомых умиротворяли. Иногда мы совершали прогулки.

Однажды забрели к водопаду, у которого было найдено тело несчастного Умгалы. До хижин, где жили слуги, оставалось рукой подать.

Не знаю, что толкнуло меня к одной из них. Она стояла в стороне от других: маленькая, полуразрушенная, в высокой траве. В крыше хижины зияла огромная дыра.

– Видимо, причиной война, иначе картина не была бы такой унылой, – сказала Майра.

– А кто обязан содержать эти хижины в порядке?

– Сами их обитатели. Они здесь живут и сами присматривают за своими рондавелями.

Что-то подталкивало меня вперед. И тут перед нами возник мальчуган. Он улыбался, показывая ослепительно белые зубы на фоне темного лица.

– Чей это дом? – спросила Майра.

Улыбка исчезла. Мальчик украдкой посмотрел через плечо назад.

– Ничей, мисси. Дурной человек там живет.

– Дурной человек? – переспросила я.

– Плохое место. Мисси не надо ходить.

– Это всего-навсего хижина, за которой некому ухаживать. Больше в ней нет ничего дурного.

– Старик живет. Он умирает. Никто не ходит туда. Плохое место. Умгала… он не знал. Он пошел… он хотел. Он всегда там. Он умер…

Упоминание об Умгале было как гром среди ясного неба. Я решила зайти в хижину.

– Давайте хотя бы заглянем в нее, – сказала я и пошла вперед.

– Нет-нет, мисси. – Мальчуган в самом деле испугался. – Дурное место. Змеи в траве живут. Змеи самого дьявола. Ждут, кого схватить…

– Мы осторожно, – откликнулась я, продолжая идти к хижине.

– Может быть, лучше не… – начала Майра.

Но я, внимательно смотря себе под ноги, уходила в высокой траве все дальше.

Подойдя к двери, я подняла щеколду и вошла внутрь. Раздалось жужжание, и огромное насекомое, похожее на огромную стрекозу, покружив по хижине, уселось на маленькую скамейку.

– Уйдем отсюда! – воскликнула Майра. – Не хочу, чтобы нас укусила змея.

Но кое-что удержало меня еще на минуту. Под скамейкой стоял грубо сколоченный ящик, а возле него, на земляном полу, валялась стружка и кусочки древесины.

Я подошла к скамейке. Насекомое все еще сидело на ней. Не сводя глаз с противной твари, я попыталась открыть ящик. Крышка с трудом поднялась и глазам моим предстало нечто ужасное – на дне ящика лежало несколько резных фигурок, а в одной из них я узнала ту, что валялась у подножья лестницы в игрушечном доме.

Я повернулась к Майре, застывшей в дверном проеме.

– Пойдемте отсюда! – закричала она. – Мне страшно.

– Этот мальчик… – медленно заговорила я, – он сказал… Умгала сюда приходил… больше никто. Он бывал здесь часто, а потом его убили.

– Я ухожу из этого ужасного места… – сказала Майра. Я последовала за нею.

– Майра, – окликнула я ее, – это Умгала…

– И в этот миг мы увидели змею. Она поднялась на хвосте и угрожающе шипела совсем рядом. Мы едва не наступили на нее. Я бросилась бежать. Повезло еще, что мы вовремя увидели гадину.

Наконец мы выбрались на открытое место и смогли отдышаться. Я посмотрела назад. Никаких признаков змеи. Майру била дрожь. Я обняла ее.

– Все в порядке, – сказала я, – она уползла в траву. Между тем мозг мой сверлила одна-единственная мысль: Умгала делал эти фигурки – и погиб. Прозрение было мгновенным, но что с ним делать дальше? Неясностей оставалось предостаточно. Мне показалось, что будет лучше не говорить об этом с Майрой. Сначала я поделюсь своим открытием с Лилиас.

Майра прижалась ко мне.

– Какой ужас! Эта огромная змея в траве! Она охотилась на нас. Пока мы были в хижине, подкралась… и ждала нас. Я не хотела туда идти. Знала, что в этом месте скрывается что-то страшное. Ненавижу такие места. Я хочу вернуться домой, Диана.

Я поняла, что под домом она имела в виду не Рибек-хаус, а Лейкмир. Именно туда она теперь хотела вернуться.

– Вам нужно отдохнуть, и вы сразу почувствуете себя лучше, – успокаивала я Майру и саму себя одновременно, но думала о мальчике, который вырезал фигурки, ставшие причиной его смерти.

Навстречу нам через лужайку направлялась миссис Прост.

– О, здравствуйте мисс Грей. А вы, миссис Лестранж, выглядите так, словно повстречались с привидением.

– Мы видели змею, – сказала я.

– Боже праведный.

– Совсем рядом с нами, в траве.

И она зашипела на нас.

– А что за змея?

– Не знаю. Просто большая и страшная – мы думали только о том, чтобы убежать от нее.

– И правильно.

Домоправительница вместе с нами вошла в дом.

– Чашка хорошего чая – вот что всем нам сейчас не помешает, – сказала она. – Но чай кончился. Скверная история, когда тебе нужна чашка чаю, а взять ее неоткуда.

Я поднялась. Мне срочно нужно было поговорить с Лилиас.

– Вам следует прилечь, миссис Лестранж, – сказала домоправительница. – Змея вывела вас из равновесия.

– Хорошая мысль, Майра, – поддержала я.

– Она согласилась. Я попрощалась с ней и направилась к выходу. Но у двери меня поджидала миссис Прост.

– Мне нужно сказать вам кое-что, мисс Грей, – начала она. Я колебалась. Может быть, она решила извиниться за свои неблаговидные выдумки?

– Пойдемте, в мою комнату, – пригласила она. Я последовала за нею.

На лице миссис Прост читалось смущение, и внезапно я ощутила беспокойство – вдруг она обнаружила еще что-нибудь ужасное.

– Я обязана сначала поговорить с вами. Не знаю, как начать… Я полюбила вас… и не могла в это поверить, но факт остается фактом.

– О чем вы? – голос мой был еле слышен.

– Я знаю… кто вы на самом деле.

– Что вы имеете в виду?

– Вы мисс Девина Глентайр.

Я сжала подлокотники кресла. Голова у меня закружилась, мне сделалось дурно. То, чего я не переставала страшиться, в конце концов настигло меня.

Она пристально смотрела на меня.

– Как вы узнали? – спросила я.

Она поднялась и подошла к комоду, тому самому, из которого однажды вынула злополучный носовой платок. Достала две газетные вырезки. В глаза мне бросились крупные заголовки.

«ВИНОВНА ИЛИ НЕВИНОВНА? Мисс Девина Глентайр перед судом. Председатель адвокатской камеры обращается к жюри присяжных».

Читать я была не в силах. Буквы плясали перед глазами. Я видела только эти проклятые заголовки.

– И давно вы узнали? – спросила я и сразу подумала: это ничего не меняет – она знает это сейчас.

– Некоторое время назад.

– Каким образом?

– Это случилось совершенно неожиданно. Я протирала пыль в комнате мистера Лестранжа, и тут он вошел. У него есть привычка разговаривать со слугами о том о сем, и ты никогда не чувствуешь себя с ним ничтожеством. Я сказала: «Работы мне осталось на минутку, сэр. Я убираю вашу комнату сама, чтобы здесь все наверняка было в порядке.» Он ответил: «Благодарю вас, миссис Рост. А я зашел кое за какими бумагами. Но не позволяйте мне мешать вам. Потом подошел к бюро и вынул какие-то бумаги. При этом два или три листка упали на пол. Я подняла их и не удержалась – взглянула.