Текст книги "Тень рыси"

– Но как мы войдем туда?

– Очень просто. Вы попросите провести вас к леди Кэрдью и скажете ей, что ваш шарф покоится на ее прекрасной лужайке.

– А, может, лучше позвать кого-то из слуг?

– Вы слишком застенчивы. Мы смело войдем и спросим леди Кэрдью.

Я чувствовала себя очень неловко, но Стирлинг, похоже, понятия не имел о приличных манерах. Мы пересекли лужайку и подошли к сидящим дамам. На нас взглянули в крайнем изумлении. Только теперь я поняла, каким необычным должно было им показаться наше вторжение.

– Добрый день, – сказал Стирлинг, – надеюсь, мы вас не побеспокоили. Мы зашли, чтобы подобрать шарф моей подопечной.

– Шарф? – в замешательстве повторила девушка.

– Это выглядит странно, – сказала я, чтобы как-то объяснить случившееся, – но порыв ветра сорвал его с моей шеи и перенес через вашу стену.

Они все еще выглядели растерянными, но не могли ничего возразить, потому что – вот он, шарф. Стирлинг подобрал его и отдал мне. Вдруг он спросил:

– Что это с вашими руками?

– О, дорогая, – воскликнула девушка, – они в крови.

– Я расцарапала их о дерево, когда пыталась поймать шарф, – заикаясь, объяснила я.

Стирлинг, явно забавляясь, смотрел так, словно собирался рассказать им правду.

Девушка же, напротив, была само сочувствие.

– Вы приезжие? – спросила та, которую звали Люси. – Я уверена, вы живете не здесь, иначе мы бы вас знали.

– Мы остановились в гостинице «Фэлкон», – ответила я.

– Нора, – быстро вмешался Стирлинг, – у тебя идет кровь.

Он повернулся к девушке.

– Можно ей присесть на минутку?

– Конечно, – сказала девушка. – Конечно, и надо заняться вашей рукой. Люси может ее забинтовать. Не так ли, Люси?

– Разумеется, идемте со мной, – кротко ответила та.

Я попыталась возразить, потому что предпочла бы остаться и поговорить с девушкой, но напрасно.

Меж тем Стирлингу предложили присесть и налили чашку чая.

А я вместе с Люси направилась через лужайку к дому. По винтовой лестнице мы поднялись на площадку и оказались сразу перед несколькими дверьми. Люси постучала в одну из них, и нам разрешили войти. На спиртовой плитке стоял котел с горячей водой, рядом на стуле мирно дремала женщина средних лет в черном шелковом платье и с белым чепцом на густых, седеющих волосах. Это была домоправительница. Люси сообщила ей про шарф, а я показала руку.

– Ничего особенного, – сказала миссис Гли, – просто легкая царапина.

– Мисс Минта считает, что ее надо обмыть и перевязать.

Миссис Гли хмыкнула:

– Уж эта мисс Минта с ее «перевязать»! Всегда так. То птичка, которая не могла летать, потом эта собака, которая попала в капкан.

Мне очень не хотелось, чтобы меня сравнивали с птичкой и собакой, и потому сказала:

– В самом деле, ничего не нужно.

Однако миссис Гли не обратила на мои слова никакого внимания. Она уже налила горячую воду в миску, и пока я рассказывала, что мы ненадолго остановились в гостинице «Фэлкон» прежде, чем отправиться в Австралию, моя рука была обмыта и забинтована. Когда все было сделано, я поблагодарила миссис Гли и высказала опасение; что доставила им много хлопот.

– Никаких хлопот! – возразила она так, что сомнений не оставалось: да уж, хлопот предостаточно. Возможно, однако, у нее просто была такая манера разговаривать.

На лужайке Стирлинг болтал с Минтой, а леди Кэрдью внимала им с томным видом: Какая досада – это благодаря мне мы попали сюда, но самое интересное в нашем приключении досталось ему. О чем же они говорили в мое отсутствие?

– Вы должны выпить чашку чая, прежде чем уйдете, – предложила Минта.

Она стала наливать чай. Меня снова поразили ее доброта и изящество.

– Ваш спутник сказал мне, что недавно прибыл из Австралии и забирает вас туда, так как его отец назначен вашим опекуном. Вам с сахаром?

Мисс Минта передала чашку из китайского фарфора толщиной с яичную скорлупу. Пальцы у нее были длинные, белые, тонкие, один из них украшало кольцо с опалом.

– Как, должно быть, интересно – отправиться в Австралию, – сказала она.

– И жить в таком доме, как этот, тоже, – ответила я.

– Пожалуй, немного скучно, ведь я провела в нем всю свою жизнь. Вероятно, мы сможем понять, что он значит для нас, только если потеряем его.

– Но разве вы когда-нибудь сможете расстаться с этим чудесным местом?

– Разумеется, нет, – легко согласилась она. Люси хлопотала над столом. Леди Кэрдью смотрела прямо на меня, но, казалось, не видела. Она лишь изредка роняла слово и, вообще, похоже, дремала. Уж не больна ли эта дама?

Я стала расспрашивать Минту об их замечательном доме.

– Он принадлежит нашей семье уже долгие годы, и, конечно, я с грустью вспоминаю о монахинях, ведь и сама девушка. У нас в роду всегда было много женщин. Он здесь уже… сколько, Люси? С 1550 года?

Да, верно. Генрих VIII закрыл монастыри, и Уайтледиз был частично разрушен. Мой предок чем-то угодил королю, получил это место во владение, и начал строить дом. Тогда оставалось еще множество камней от стен монастыря, вот их и использовали.

– Пришел мистер Уэйкфилд, – сообщила Люси.

На лужайке появился молодой человек – самый щеголеватый из всех, кого я когда-либо видела. Его костюм был так же безупречен, как и манеры.

Минта вскочила и устремилась к нему. Он поцеловал руку ей, а затем и леди Кэрдью. «Очаровательно», – подумала я. Люси же только поклонился. О, да, она, конечно, не совсем член семьи.

Минта повернулась к нам.

– Боюсь, что не знаю ваших имен. Понимаете, Франклин, через стену перепорхнул шарф мисс…

– Тамасин, – сказала я, – Нора Тамасин. Он изящно поклонился.

– Из Австралии, – добавила Минта.

– Как любопытно! – на лице мистера Франклина Уэйкфилда появилось выражение вежливого интереса и ко мне, и к моему шарфу. Это было так приятно.

– Вы пришли как раз к чаю, – сказала Минта. И тут я поняла, что у нас больше нет никаких оснований задерживаться. Стирлинг, однако, не сделал и попытки встать. Он откинулся на спинку своего стула и взирал на всех, в особенности на Минту, с вниманием, которое я назвала бы повышенным.

– Вы были чрезвычайно добры, – сказала я, – Нам надо идти. Остается только поблагодарить вас за то радушие, которое вы оказали незнакомцам.

Я видела, что Стирлингу это не понравилось. Ему явно хотелось остаться.

Минта улыбнулась Люси, которая немедленно поднялась, чтобы проводить нас к воротам.

– Извините, что помешали вашему чаепитию, – сказала я.

– Это развлекло нас, – ответила Люси в присущей ей манере, которая приводила меня в замешательство. Она держалась отчужденно и казалась очень уязвимой, возможно, потому что чувствовала себя неловко в положении бедной родственницы.

– Мисс Минта очаровательна, – сказала я.

– Я подтверждаю это, – добавил Стирлинг.

– Она – восхитительный человек, – согласилась Люси.

– И я очень признательна вам, что вы перевязали мне руку, мисс…

– Мэриэн, – дополнила она. – Люси Мэриэн. Стирлинг, который, как я поняла, ни в грош не ставил хорошие манеры, спросил в упор:

– А вы не в родстве с Кэрдью?

Она заколебалась, но потом все-таки ответила:

– Я компаньонка леди Кэрдью. Наконец, мы подошли к воротам.

– Надеюсь, – сказала она холодно, – ваша рука быстро заживет. До свидания, – и решительно захлопнула за нами ворота.

Некоторое время мы шли молча.

– Странный дом, – сказала я.

– Странный? Почему?

– И мать, и дочь, и компаньонка – вроде бы самые обычные люди. Но мне кажется, здесь что-то не так. Мать такая тихая, как будто все время дремлет.

– Должно быть, она инвалид. Я искоса взглянула на Стирлинга. Он тоже был явно чем-то смущен.

– Знаете, когда я шагнула в эти ворота, то решила, что попала в совершенно особый мир. Там словно происходит какая-то ужасная драма, и оттого, что внешне все выглядит так спокойно, она кажется еще более зловещей.

Стирлинг рассмеялся. Он начисто был лишен фантазии. Бесполезно объяснять ему мои чувства. Впервые после того, как я узнала о смерти отца, меня взволновало что-то другое. Хотя я и сама не могла понять, что именно.

На следующее утро мы покинули «Фэлкон»и отправились в Лондон. А еще через день вступили на палубу «Кэррон Стар».

Мое путешествие на край света началось…

Глава 2

Я делила каюту с молодой дочерью священника, которая следовала в Мельбурн, чтобы выйти там замуж. Это была восторженная и немного болтливая особа. Ее жених оставил Англию два года назад, чтобы устроить семейное гнездышко в Австралии. Теперь он владел там небольшой собственностью. Она везла с собой сундуки с одеждой и тканями, ибо «все должно быть подготовлено, как надо». К счастью, ей так хотелось говорить о себе, что мне она вообще поначалу не задавала никаких вопросов.

Она сообщила, что проезд стоит целых пятьдесят фунтов, но нам повезло, так как мы плыли первым классом, а пассажиры других двух классов должны были иметь с собой собственные ножи, вилки, ложки, кружки для питья, чашки с блюдцами, а также бутылки для воды. Ее жених очень настаивал, чтобы она плыла только первым классом. Это, конечно, настоящее приключение для молодой девушки – путешествовать Бог знает куда, да еще одной. Но тетя проводила ее до корабля, а жених встретит на месте.

Она узнала, что я еду со своим опекуном. Но, когда увидела Стирлинга, широко раскрыла глаза от изумления, по ее мнению, он был слишком молод для этого. С тех пор она стала смотреть на меня как-то странно. Другие пассажиры также поначалу удивились тому, что мы не брат и сестра, но потом перестали обращать на нас внимание.

Погода вскоре испортилась, и многие почти не покидали своих кают. Мы же со Стирлингом сидели на палубе, и он рассказывал мне об Австралии. Конечно, при всяком удобном случае упоминая о Линксе. Мне хотелось увидеть его даже сильнее, чем новую страну. С каждым днем мы со Стирлингом все больше узнавали друг друга. Похоже, я начала понимать его. Он вовсе не был грубым или равнодушным, скорее – прямым и откровенным, чем, кстати, очень гордился. Мне казалось, что Стирлинг был полной противоположностью Франклина Уэйкфилда, точно так же как я – Минты. Странно, но эти люди, которых я видела считанные минуты, так поразили меня, что я постоянно сравнивала их со всеми, кого встречала.

Многие пассажиры скучали на корабле, меня же интересовало все, но особенно – Стирлинг. Я не пряталась от ненастья в каюте, как другие, за что он считал меня хорошей морячкой. Мне это льстило. Вскоре я выяснила, что он не умеет прощать человеку его слабости. Любопытно, а какой представляет себе Стирлинг меня? Я уже знала, что он проводит много времени в седле. Когда мы жили в деревне, отец научил меня ездить верхом. Конечно, прогулки на коне по английским деревенским тропкам совсем не то, что скачки по диким австралийским степям, где то тут то там торчат всякие кустарники.

Я сказала об этом Стирлингу, но он поспешил меня успокоить.

– Все будет в порядке. Я подберу для вас лошадь.

Лошадь-джентльмена с прекрасными манерами, как у мистера Уэйкфилда, который произвел на вас такое впечатление. После этого…

– Нет, лучше мужественную лошадь, – предложила я, – мужественную, как Стирлинг Херрик.

Мы часто смеялись и спорили. Впрочем, Стирлинг нередко расходился во мнениях не только со мной, но и с нашими попутчиками. Он явно не нравился этим напыщенным джентльменам, зато многие дамы с готовностью улыбались ему.

Позднее я поняла, как много дало мне это путешествие, и, конечно же, пусть ненадолго, но оно заставило меня забыть о своем горе.

Жили мы на судне так: завтрак в салоне, долгое утро, ленч в двенадцать, тоска послеполуденного безделья, обед в четыре, на который пассажиры являлись в своих лучших туалетах. Во время обеда оркестр играл легкую музыку. Затем прогулки по палубам – до чаепития в семь.

В Гибралтаре мы встали на якорь. Утро было восхитительным. Как это замечательно – проехаться со Стирлингом в экипаже, разглядывая всякие достопримечательности – Иногда, – сказала я, – мне хочется, чтобы путешествие совсем не кончалось. Стирлинг сделал гримасу.

– Или, представьте, мы опоздали на судно, – предложила я. – Сами построили корабль и отправились на нем в кругосветное плавание.

– Что за сумасшедшие идеи приходят вам в голову! – насмешливо отвечал Стирлинг.

Как непохож он был на моего отца! Уж тот сразу выдумал бы какую-нибудь невероятную историю о наших приключениях.

– Это делает жизнь веселой и волнующей.

– Какое заблуждение. Просто пустая трата времени – делать вид, что веришь в невозможное.

– Очень уж вы деловой и…

– Скучный? Я замолчала.

– Ну, валяйте. Скажите правду…

– Мне нравится верить, что чудеса сбываются.

– Даже зная, что этого не может быть?

– А кто сказал, что не может?

– Действительно, это же так просто – вдвоем построить корабль и отправиться в кругосветное плаванье без штурмана, капитана или лоцмана. Вам придется повзрослеть. Нора, когда вы окажетесь в Австралии.

– Возможно, мне не следовало бы туда отправляться.

– Пока слишком рано делать какие-то выводы.

– Вы, конечно, думаете, что я еще ребенок…

– Вот именно, если вы будете так же по-детски фантазировать, как…

– ..Как мой отец? Вы и его находили ребячливым?

– Скажем так, не слишком практичным. И его конец подтвердил это, не так ли?

Я была слишком расстроена, чтобы спокойно обсуждать своего отца. Такой прекрасный день, а Стирлинг его испортил. Он не шел на уступки, не хотел хоть как-то смягчить разговор. Я знала: все, что он сказал, правда, но не могла стерпеть, чтобы моего отца осуждали…

Становилось теплее. Однажды вечером, когда мы сидели на палубе и вглядывались в глубины тропических вод, я спросила Стирлинга:

– А что если я не понравлюсь Линксу?

– Он по-прежнему будет заботиться о вас. Он дал слово.

– Похоже, ему трудно угодить. Стирлинг кивнул.

– Это правда. Линкс может быть всемогущим, но не всегда – благодушным.

– Как один из тех античных богов, которых люди должны были все время ублажать. Стирлинг усмехнулся.

– Вы должны научиться быть правдивой, если хотите понравиться Линксу.

– Не уверена, что хочу этого. Мне ненавистна мысль быть его кроткой маленькой рабыней.

– Вот увидите: вам самой захочется понравится ему. Всем хочется.

– Вы так откровенны, когда говорите о моем отце. Могу ли и я быть такой же откровенной по отношению к вашему?

– Конечно, вы можете говорить все, что думаете.

– Хорошо… Я думаю, что ваш Линкс – самодовольный деспот, страдающий манией величия.

– Что ж, он высокого мнения о себе и, надо сказать, разделяет его со многими другими. Он любит властвовать, и в этом никто не может сравниться с ним. Так что, с небольшими поправками, ваше описание не совсем уж неверно.

– Расскажите мне о нем побольше.

Стирлинг говорил, а я пыталась представить себе этого могущественного человека, который произвел такое впечатление на моего отца, что он решил оставить меня на его попечение.

– Отца выслали из Англии тридцать пять лет назад, – сказал Стирлинг. – Но он собирается вернуться… Когда будет к этому готов.

– А когда он будет готов?

– По его словам, когда придет время.

– Хоть раз в жизни он разговаривал с вами как простой смертный?

Стерлинг улыбнулся.

– Я чувствую, вы заранее настраиваете себя против него. Это неразумно. Да он человечен, очень человечен.

– А я должна думать о нем, как о боге!

– Он на него и похож.

– Полубог, получеловек, – съязвила я, но решила не продолжать тему. – Вы так много говорите о своем отце. А ваша мать? Она, как и все, преклоняется перед величием супруга?

– Моей матери давно нет в живых. Она умерла при родах. – Его лицо едва заметно помрачнело.

– Сожалею… Я знаю, у вас есть сестра. А другие сестры или братья?

– Нас только двое. Аделаида на восемь лет старше.

Но я все не могла избавиться от мысли: какой же должна была быть женщина, на которой женился Линкс.

– Так что ваша мать? – спросила я. – Она тоже из заключенных?

– Нет. Просто Линкса послали работать на ее отца. Можете себе представить Линкса, посланного работать на кого-то? Словом, очень скоро мой отец женился на дочери своего хозяина – моей матери.

– Очень умно с его стороны, – заметила я с иронией.

– Так вышло, – ограничился Стирлинг кратким ответом.

– Итак, он женился, чтобы вырваться из рабства.

– У вас острый язык. Нора.

– Я говорю то, что думаю. Ну хорошо, расскажите мне все-таки о вашей матери.

– Как я могу это сделать, если никогда не знал ее?

– Но сохранились же какие-то воспоминания, рассказы?

Он нахмурился и умолк. «Значит, рассказы были», – решила я. Но, возможно, Линкс выглядит в них не столь привлекательно.

– Вы не должны судить Линкса, пока не узнаете его, – угрюмо отозвался Стирлинг.

И тут же, сменив тему, заговорил об Австралии – о цветущей акации, о прекрасных и стройных эвкалиптах, о том, как мы совершим путешествие на север от Мельбурна…

Я слушала не очень внимательно, потому что все думала о Линксе. Рысь… Скорее уж лиса, если судить по поступкам. Чем больше я узнавала о совершенствах этого человека, тем больше настраивалась против него, потому что в каждом упоминании его достоинств видела укор собственному отцу.

Наконец я сказала:

– Уже поздно, надо идти.

Стирлинг проводил меня до каюты и пожелал спокойной ночи.

Я долго не могла сомкнуть глаз. Нет, не позволю Линксу командовать собой, хоть он и мой опекун, хоть подчинил себе всех – даже Стирлинга. Я больше не стану расспрашивать о нем. Я выкину его из головы.

Но и во сне меня не покидал высокий человек с глазами рыси, похожий на лису.

На третий день после отплытия из Кейптауна случилось вот что. Как обычно, после ужина, мы сидели на палубе. Стирлинг продолжал рассказывать об Австралии: о великолепных красно-желтых цветах под названием «лапки кенгуру», о роскошных орхидеях, маленьких порывистых попугайчиках – розовых, зеленых лори. Каждый день я все больше и больше узнавала о стране, где мне предстояло жить.

Неожиданно кто-то громко чихнул. Странно, мы были уверены, что кроме нас на палубе никого нет.

– Кто здесь? – спросил Стирлинг, оглядываясь. И тут совсем рядом с нами кто-то зашелся в жестоком приступе кашля. Чувствовалось, что несчастный изо всех сил старается перебороть его. Мы едва сделали несколько шагов по палубе, как снова раздался кашель. На этот раз сомнений не было: он доносился от одной из спасательных шлюпок. Стирлинг быстро вскочил в нее.

– Здесь мальчик!

И я увидела голову, грязную, лохматую. Испуганные глаза казались огромными на побелевшем от страха лице.

Стирлинг подхватил его и опустил на палубу. Несколько секунд мы стояли молча.

– Пожалуйста, не говорите им, – захныкал мальчик.

Когда он снова разразился этим ужасным кашлем, у меня уже не осталось сомнений, что здоровье его в опасности.

– Не бойся, все будет в порядке. Должно быть, я говорила очень уверенно, потому что он посмотрел на меня с доверием.

– Ты ведь пробрался сюда зайцем? – спросила я как можно мягче.

– Да, мисс.

– И как долго ты здесь находишься?

– С Лондона.

– Маленький мошенник, – закричал Стирлинг, – ты понимаешь, что натворил?

Мальчик в испуге прижался ко мне, и я почувствовала, что должна взять его под свою защиту.

– Он болен, – сказала я.

– Так займитесь им.

– Ты, верно, голоден, – сказала я мальчику. – И весь дрожишь. Тебе нельзя здесь дальше прятаться.

– Нет! – закричал он с таким отчаянием, что я подумала, уж не собирается ли он выпрыгнуть за борт. Мне стало очень жаль его.

– Ты убежал из дому? – спросила я.

– Разумеется, – вмешался Стирлинг.

– У меня нет дома.

– Твой отец…

– У меня нет отца и нет матери, – сказал он, мое сердце дрогнуло. Разве я сама не знала теперь, что это такое.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Джимми.

– Хорошо, Джимми, – заверила я его, – не беспокойся ни о чем. Я позабочусь о тебе.

Стирлинг поднял брови, но я продолжала:

– Ты сознаешься в том, что сделал, но я все улажу. А теперь тебе нужны горячая пища и постель. Кстати, что же ты ел все это время? Только то, что удавалось украсть?

Он кивнул.

В этот момент на палубе появился один из офицеров и, увидев мальчика, заспешил к нам. Узнав, что произошло, он сразу принял весьма суровый вид. У меня защемило сердце – такой затравленный взгляд бросил на меня мальчик, когда его уводили.

– Вы играете роль леди-благотворительницы, – сказал Стирлинг. – Готовы помочь каждому безбилетнику и даже наградить за грехи.

– Этот бедный ребенок болен и голоден.

– Естественно. А чего он ждал? Что его примут на бор г как пассажира? Надо было подумать, прежде чем прятаться на корабле без билета.

– Он не мог думать об этом. Он бежал от своей невыносимой жизни, мечтал уплыть куда-нибудь, где светит солнце, чтобы начать все сначала.

– Еще один мечтатель, как я погляжу.

Это меня разозлило: он явно метил в моего отца. И я ответила твердо:

– Не допущу, чтобы этот ребенок страдал. Как они накажут его? Очень сурово?

– Возможно, заставят работать на судне, а когда мы прибудем в Австралию, вышлют обратно в Англию, где он будет наказан.

– Это жестоко.

– Это справедливо.

– Он слишком молод. К тому же не всем дано избегать наказания… Например, женясь на дочерях своих хозяев.

Это было нечестно, но я не могла удержаться, чтобы не отплатить ему за нападки на своего отца Стирлинг только улыбнулся.

– Люди должны быть умными, чтобы добиться лучшего в жизни.

– Некоторым помогают в этом, – сказала я, – и я тоже постараюсь помочь бедному мальчику.

– Конечно, ведь, хоть и опрометчиво, но вы уже дали слово.

Он был прав. Я обязана сделать все, что в моих силах для Джимми.

На судне только и говорили что о маленьком безбилетнике. Его поместили в лазарет, и в течение нескольких дней никто не мог поручиться, выживет ли он после перенесенных лишений. Днем, оказывался, мальчик прятался в одном из шкафов, где хранились лишние спасательные жилеты, а по ночам обшаривал судно в поисках хоть какой-нибудь еды. Он почти умирал от голода, когда мы его нашли. Сейчас, по крайней мере, за ним хорошо ухаживали, но он был слишком слаб, чтобы задуматься о том, какие неприятности его ожидали. Однажды, когда мы со Стирлингом сидели на палубе, я сказала ему:

– Я хочу спасти этого мальчика. Ты должен помочь мне.

– Я? Ко мне это не имеет никакого отношения.

– Это имеет отношение ко мне, а я твоя сестра… Точнее, твой отец мой опекун. Полагаю, это что-нибудь да значит?

– Только не то, что я буду участвовать в твоих сумасбродных затеях.

– Ты мог бы оплатить его проезд, взять слугой, пока твой всемогущий отец не подыщет ему какую-нибудь подходящую работу. Ведь ты поможешь?

– Не понимаю, почему ты в этом так уверена.

– Потому что ты вовсе не такой жестокий, каким хочешь казаться.

– Я просто практичный.

– Конечно, потому-то ты и поможешь мальчику. Под) май, он будет предан тебе всю жизнь, а это уже не так мало.

Стирлинг смеялся так, что даже не мог говорить. Мне было не по себе. Я очень волновалась за несчастного малыша, к которому, похоже, никто, кроме меня, не испытывал симпатии.

– Мистер Мулленс утверждает, – сообщила мне вечером соседка по каюте, – что никогда не слышал ни о чем подобном. Что мы соберем в Австралии половину отребьев общества, если будем так поощрять каждого безбилетника.

– Чем же мальчика поощряют? Только тем, что больного уложили в постель и лечат? А чего ожидал мистер Мулленс? Что беднягу на канате протащат под днищем судна? Или закуют в кандалы?

Она вскинула голову. Не сомневаюсь, и она, и этот Мулленс осуждали меня.

– Я слышала, мистер Херрик уже выручил мальчишку, – ухмыльнулась девица. – Этот сорванец будет теперь его слугой.

– Слугой?? – вскричала я.

– Разве он ничего не сказал вам? Мистер Херрик оплатил его проезд, и наш юный негодяй неожиданно превратился в честного мальчика.

Какое счастье! Я помчалась к каюте Стерлинга и постучала в дверь. Мой «брат» был один, я не могла удержаться, порывисто обняла его и поцеловала. Смутившись, он высвободился из моих рук.

– Ты это сделал, Стирлинг! – воскликнула я. – Ты это сделал!

– О чем ты говоришь? – состроил он удивленный вид. – Ах, мальчик… Он в третьем классе. Конечно, жаль, но большего он не заслуживает. Билет стоит семнадцать гиней, но, естественно, столько не запросили, ведь он спал не в каюте и не получал никакой еды. Доберется до Мельбурна…

– А там ты подыщешь ему работу?

– Он останется моим слугой, пока мы не подберем ему что-нибудь более подходящее.

– О, Стирлинг! Это чудесно! У тебя, оказывается, есть сердце!

– Только, пожалуйста, не взваливай на меня больше такие проблемы. Ты будешь горько разочарована, – притворился он равнодушным.

Бедный маленький Джимми! Как он будет радоваться сегодня вечером!

С этого дня мы со Стерлингом стали еще ближе.

В остальном наше путешествие прошло без особых приключений, и через сорок пять дней после его начала мы прибыли в Мельбурн.

Были уже сумерки, когда мы сходили с судна. Я никогда не забуду, как стояла на пристани среди наших вещей, а рядом жался Джимми в своих лохмотьях – это было все его имущество. Я, как могла, успокоила мальчика. И успокоилась сама.

К нам подходила женщина, и я мгновенно поняла, что это Аделаида, та самая, которая должна была встретить меня в Англии. Она была одета в простое пальто и шляпку без отделки, подвязанную под подбородком лентой, потому что дул сильный ветер. Я была немного разочарована: она совсем не походила на дочь такого необычного человека, как Линкс. Скорее, простая, уравновешенная деревенская женщина. И, вглядевшись в ее лицо, я поняла – очень добрая.

– Аделаида, это Нора, – сказал Стирлинг. Она взяла меня за руку и спокойно поцеловала.

– Добро пожаловать в Мельбурн, Нора. Я уверена, что путешествие было приятным.

– Интересно, – откликнулся Стирлинг, – во всем-то ты уверена.

– Мы остановимся в «Линксе», – продолжала она, – а завтра утром за нами приедет экипаж Кобба.

– «Линкс»? – переспросила я.

– Это отель. Он принадлежит нашему отцу, – объяснила Аделаида. – Надеюсь, вам там понравится. Здесь весь багаж? – тут ее глаза остановились на Джимми.

– Он – часть багажа, – усмехнулся Стирлинг. Я нахмурилась, опасаясь, как бы Джимми не расстроился, услышав такой презрительный отзыв о себе, но тот не обратил на это никакого внимания.

– Мы подобрали его на судне, – продолжал Стирлинг. – Нора считает, что ему следует подыскать какую-нибудь работу.

– Ты написал об этом отцу?

– Нет, Нора сама все расскажет ему.

Похоже, Аделаида была удивлена, но я сделала вид, что нисколько не боюсь предстоящего объяснения.

– Нужно отослать все эти вещи в отель, – Аделаида повернулась ко мне. – Мы живем в сорока милях от Мельбурна, но часто наведываемся в город. Мужчины обычно едут верхом, ну а я предпочитаю экипажи Кобба – они у него Превосходные. Надеюсь, вы здесь хорошо устроитесь.

– Спасибо. Я тоже надеюсь.

– С ней будет все в порядке, если она на это настроится, – заметил Стирлинг. – «Очень своенравная особа.

Я пошла вместе с Аделаидой и Стирлингом. Джимми последовал за нами. Вокруг стояла страшная суматоха. Все эти повозки, запряженные лошадьми или волами и груженные тюками шерсти, мясными тушами и другой поклажей.

– Это очень оживленный город, – сказала Аделаида, – он быстро вырос за последние несколько лет. Золото сделало его богатым.

– Золото! – выговорила я с горечью; она должна была догадаться, что я подумала о своем отце.

В самом деле, Аделаида тут же постаралась отвлечь меня от грустных мыслей.

– Это хорошо, когда до города не слишком далеко, – сказала она. – Не чувствуешь себя отрезанной от всего мира. Вы когда-нибудь жили в большом городе?

– Да, и в деревне тоже. Но так одиноко, как там, где я провела последний год, мне не было нигде. Она кивнула.

– Мы сделаем все, чтобы вам у нас было хорошо. А вот и экипаж. Я дам распоряжение Джону относительно багажа.

– Джимми ему поможет, – сказал Стирлинг, – пусть отрабатывает свой хлеб.

И вот я уже со Стирлингом и Аделаидой – моими новыми братом и сестрой – въезжаю в Мельбурн. Рядом верхом ехали фонарщики и зажигали уличные фонари своими факелами на длинных шестах. Работая, они распевали старые песни, которые я так часто слышала дома. Вот» Однажды ранним утром «, а вот и» Прекрасная клубничка «. Позади оставались тысячи миль, но мне показалось, что я не так уж далеко от Англии.

Отель был полон скотоводов, съехавшихся издалека, чтобы договориться о продаже шерсти. Они громко обсуждали цены и положение на рынке, но меня больше заинтересовали другие мужчины – с бронзовыми лицами, мозолистыми руками и алчными глазами. Должно быть, это искатели золота.» Они хотят потратить то немногое, что смогли добыть «, – решила я. И не ошиблась.

За обедом я сидела между Аделаидой и Стирлингом, который рассказывал об этих одержимых и указывал на тех, кто уже поймал свою удачу, и тех, кто еще только на это надеялся.

– А может, было бы лучше, если бы никто не нашел здесь золота, – сказала я.

– Многие добропорядочные жители Мельбурна согласятся с тобой, – допустил Стирлинг. – Люди нередко бросают все ради золота, а потом возвращаются, быстро утратив всякие иллюзии. Они мечтали, что будут попросту подбирать золотые самородки, а вместо этого с трудом намывают лишь несколько гранов золотой пыли.

Я вздрогнула и подумала об отце. А вдруг он тоже приходил сюда и толковал с теми же самыми людьми?

– Их жизнь на приисках очень тяжела, – сказала Аделаида.

– Но есть и такие, кто все-таки находит богатство, – напомнил ей Стирлинг.

– Деньги – корень всех зол, – ответила Аделаида.

– Вернее, любовь к ним, – поправил ее Стирлинг. – Но разве мы все их не любим?

– Некоторые хотят иметь деньги, чтобы сделать счастливыми других, – возразила я.

И он, и его сестра поняли, о ком я говорю. Аделаида, не желая причинять мне боль, принялась рассказывать об их доме, построенном лет десять назад по проекту самого Линкса.

Я поинтересовалась, что буду делать там.

– Линкс не терпит лентяев, – заметил Стирлинг.

– Не называй его этим нелепым именем, – поправила Аделаида. – Я уверена, вы найдете для себя множество занятий.

Затем Аделаида спросила меня об Англии, и я рассказала ей о Дейнсуорт Хауз, о том, как из учениц превратилась в учительницу.

– Должно быть, вы были там несчастливы, – искренне посочувствовала она мне.

Так мы беседовали до конца обеда, а затем я вернулась в свою комнату.

Но очень скоро в дверь постучали, и вошла Аделаида. Она выглядела озабоченной.

– Нет, нет. Ничего не случилось. Просто я подумала, что мне надо вас кое о чем предупредить. Возможно, вам многое покажется у нас странным…

– Странные вещи происходят с того самого дня, как умер мой отец.

– Это ужасно – потерять отца. Я знаю, что это такое. Сама осталась без матери, когда мне было восемь лет. Никогда не смогу этого забыть…

Помолчав, она продолжала:

– Не бойтесь моего отца.

– Почему я должна его бояться?