Текст книги "Купель дьявола"

– Читаешь мысли. Ладно, подождем немного. Лето скоро кончится, грибов не будет и клюквы тоже. Никакого подножного корма. А когда ей в очередной раз не дадут пособие на детей, сама к нам приползет.

– Будем надеяться. – Лавруха подвел черту под нашими отношениями с Жекой, которые вдруг стали зыбкими и совсем неправильными.

…Мы расстались в метро. Напутствуемая Снегирем («ничего, скоро будем в персональном бронепоезде раскатывать, старуха»), я перескочила на свою ветку и спустя двадцать минут уже была на заплеванной, до боли родной «Василеостровской». Под ногами плавился асфальт, распаренные бомжи клянчили пустые бутылки, шла бойкая торговля газетами, мороженым и шаурмой из собачатины. И я вдруг подумала о том, что скоро расстанусь со всем этим.

Расстанусь без сожаления.

Расстанусь и найму себе телохранителя из нацменьшинств. Такого же преданного и узкоглазого, как титовский Жаик. Еще более преданного и узкоглазого. Мои будущие деньги к этому обязывают и это позволяют. Я буду богатой сукой, я перевезу на Невский вывеску своей галереи, я смогу летать в Париж, Лондон и Нью-Йорк на все престижные аукционы, я соберу команду профессионалов и начну сдавать их напрокат всем желающим приобретать картины и вещи инкогнито…

– …Куда прешь, тварь! Глаза разуй! – облаяла меня какая-то толстая бабища с авоськами.

Я открыла было рот, чтобы сладострастно огрызнуться, но тотчас же закрыла его. Не стоит обращать внимание на такие мелочи, когда впереди тебя ждут сияющие вершины.

Вершины стали еще более ослепительными, когда я увидела один из титовских джипов, припаркованных возле моей парадной. Мальчик не соврал, он увяз во мне и хочет видеть. Ну что ж, белая полоса продолжается.

Когда я приблизилась на расстояние контрольного выстрела в голову, из джипа вышел Жаик и привычно обшарил меня глазами.

– Привет, – сказала я. – Термос привезли?

– Сколько вам нужно на сборы? – Он даже не удостоил меня ответом.

– На какие сборы?

– Вы знаете. Мне нужно отвезти вас к хозяину.

– А если я не соглашусь?

– Исключено. – Его узкие глаза вспыхнули предупредительным светом «Высокое напряжение». – Будете разбираться с ним сами. Я только выполняю приказ.

Шаг влево, шаг вправо – расстрел. Все понятно.

– Вы подниметесь со мной? – кротко спросила я.

– Да. Если это необходимо.

В сопровождении телохранителя я поднялась в квартиру. Телохранитель, верный психологии предбанников, остался в коридоре, а я уселась в кресло и обвела глазами комнату. Полированная стенка с хрусталем (память о покойной бабушке), люстра, сработанная под маковки Кижей (память о покойной тетке), три пейзажа (привет от Лаврухи) и гобелен с чайками, похожими на отъевшихся уток (привет от Жеки).

И Пупик.

Пупик не обратил никакого внимания на титовского телохранителя. Он вспрыгнул ко мне на руки и потерся спиной о мой подбородок.

– Теряем время, – сказал Жаик.

– Мне нужно сосредоточиться.

В глубине коридора поблескивали его узкие глаза; он может быть отличным натурщиком, прообразом какого-нибудь бога Игуаны, нужно порекомендовать казаха Снегирю… Я сняла со шкафа чемодан (проклятый казах, верный варварским обычаям своей степной родины, даже не подумал помочь мне) и бросила в него стопку белья и пару платьев. Туда же полетели косметика и шорты, которые так нравились Быкадорову. Затем наступил черед ботинок «Катерпиллер», отмеченных неоднократным проявлением подлости моего кота. Швырнув ботинки прямо на платья, я щелкнула замками.

– Я готова.

– Идемте.

– Подождите, Жаик. Еще кот. Но у меня нет корзинки…

Корзинка Пупика, в которой он путешествовал от дома к дому в скорбные дни моих предательств, осталась на даче у Жеки.

Жаик наконец-то соизволил войти в комнату и подхватил кота за толстый загривок. Я ожидала, что Пупик начнет вырываться и расцарапает рожу неожиданному обидчику. Но Пупик молчал и даже не сучил лапами: он чувствовал, с кем имеет дело.

Мы спустились вниз – я с чемоданом, а Жаик – с котом. Устроившись на сиденье, казах бросил Пупика назад и завел двигатель. На правом запястье у него болтался золотой браслет, совсем не пошлый и вовсе не соответствующий его подневольному чину. Два маленьких бриллианта у застежки и тонкие золотые звенья. Сама застежка была выполнена в виде головы какого-то зверя.

– Ценная вещь, – заметила я.

– Фамильная ценность. Подарю первой девушке, которая мне понравится.

Судя по спокойствию запястья, этой девушкой вряд ли окажусь я.

– Куда мы едем? – Я откинулась на сиденье.

– Увидите.

Исчерпывающая информация.

…Лихо проскочив все мосты от Васильевского до Черной речки, мы выбрались на загородную трассу и помчались в сторону Зеленогорска. Стоило тащиться по жаре от Жеки, чтобы снова, спустя какой-то час, проделать тот же путь. Мой отъезд из Питера больше напоминал самый банальный киднеппинг: бандитский джип и бандитская рожа за рулем. Я попыталась разговорить мрачного казаха, но все мои попытки завязать с ним светскую беседу пресекались в зародыше.

До Зеленогорска мы так и не доехали. За Сестрорецком Жаик свернул на нижнюю, недавно отремонтированную трассу, и джип понесся по берегу залива.

– Вы бы так не гнали, любезный, – пролепетала я, вжимаясь в сиденье. – Еще переедете случайно мирных обывателей. Или на зайцев наступите.

Улыбка вспорола лицо казаха изнутри, но так и не вырвалась наружу. Демократичные маленькие кафе и придорожные рестораны кончились. И сразу же за ними пошла полоса особняков. Развязка моей скоропалительной любовной истории стремительно приближалась. Джип Жаика свернул на малоприметную асфальтированную дорожку.

– Приехали, – процедил казах.

– Я вижу.

Кирпичный, в полтора человеческих роста, забор, ощетинившийся видеокамерами, произвел на меня дурное впечатление. Совсем немаленькая усадьба Гольтманов по сравнению с этим шедевром архитектурной мысли выглядела избушкой лесника.

– Н-да. Не дом, а окружная тюрьма штата Массачусетс, – сказала я.

– Вы там были? – Казах был абсолютно лишен чувства юмора.

– Нет, но… – Аргументов в поддержку окружной тюрьмы не нашлось, и я сочла за лучшее заткнуться.

Тяжелые ворота без всякого шума отъехали в сторону, и мы сразу же оказались у домика охраны. Из-за низкого стекла выглянула хмурая челюсть охранника.

– Документы предъявлять? – снова не удержалась я.

– Оставьте при себе. Пока.

Джип проехал по дорожке мимо высоких сосен, корта (о, роскошь!) и бассейна (о, великолепие!) и остановился против трехэтажного особняка. Будет что рассказать Снегирю и Жеке. Тем более что Жека находится совсем рядом, в каком-нибудь десятке километров…

Рядом и недосягаемо далеко, если учесть наши отношения, стремительно испортившиеся из-за картины.

Парадные двери особняка приоткрылись, и на веранду выскочил молодой человек, в котором я без труда узнала аукционного бизнесменчика, все время повышавшего ставки. Я даже вздрогнула от неожиданности: даже появление здесь Блаженнейшего Католикоса, Патриарха всея Грузии Илии Второго произвело бы на меня меньшее впечатление. Бизнесменчик мелким бесом подскочил к джипу, сунул руку Жаику и почтительно приоткрыл мою дверцу.

– Добрый вечер, – так же почтительно поздоровался он.

Никакого налета высокомерия. Я приободрилась: хоть кто-то со мной считается на территории этой запретной зоны. Подхватив ошалевшего от дороги и перемены мест Пупика, я вышла из машины и последовала за бизнесменчиком.

* * *

Леха ждал меня в гостиной, больше похожей на крытый стадион. Самый обыкновенный евростандарт, ничего выдающегося, заметила я про себя и успокоилась. Пупик принялся выдираться всеми четырьмя лапами, и мне пришлось выпустить его.

После этого я воззрилась на улыбавшегося Титова. Он стремительно подошел ко мне и стремительно поцеловал.

– Ты приехала. Я счастлив. – Счастье тоже выглядело торопливым, если не сказать – скоропалительным.

– Я приехала. Но не могу сказать, что счастлива. Твой казах…

– Я скажу ему, чтобы был повежливее.

– Не нужно. Зачем ты привез меня сюда?

– Хочу, чтобы ты была рядом, – это прозвучало с теми же интонациями, что и его программное «Я хочу заполучить эту картину».

– Мы совсем не знаем друг друга.

– Мне достаточно того, что есть. Я скучал…

Появившийся бизнесменчик прервал пламенные признания Лехи. Он принес мой видавший виды чемодан и поставил его возле кресла. Теперь, очевидно, он выполнял функции гостиничного боя.

– Это все твои вещи? – удивился Леха, и я вдруг почувствовала легкую, бьющую в голову, как хорошее вино, ярость.

– На уик-энд хватит. Где моя комната?

– Твоя комната?

– Ну да… У тебя же есть комнаты для гостей.

– Я думал… Ну, хорошо. Я провожу тебя.

Мы поднялись на третий этаж. Пройдя анфиладу комнат, набитых книгами, оружием и бытовой техникой последнего поколения, Титов остановился возле одной из дверей и распахнул ее.

– Прошу!

За дверью оказалась спальня. Широкое, во всю стену, окно выходило на близкий залив. Я подошла к окну, постучала по стеклу и проницательно спросила:

– Пуленепробиваемое?

– Да. Как ты догадалась?

Бедный ты, бедный…

– Торжественный ужин через час, – радостно сообщил мне Леха.

– По какому поводу пирушка?

Он подошел ко мне, обнял за плечи, повернул к себе и принялся неторопливо расстегивать пуговицы на костюме.

– Во-первых, ты приехала. А во-вторых… Ладно, я потом тебе скажу, что будет во-вторых…

…В час мы явно не укладывались.

Мне нравилось Лехино тело: оно было таким же торопливо натренированным, как и вся его стремительная жизнь. В этом-то и заключалось главное отличие Лехи от Быкадорова. Быкадоров был созерцателем, даже в любви. Он мог часами изучать мои руки и волосы, бродить пальцами по коже, сбиваться с главной дороги и снова возвращаться на нее.

Титов был совсем другим: он моментально оценивал ситуацию и моментально выбирал стратегию. Он схватывал все на лету. На то, чтобы изучить меня, у Быкадорова ушло несколько месяцев. Лехе же хватило одной – первой – ночи.

В разгар наших утех дверь в спальню приоткрылась, и на пороге появился бизнесменчик.

– Черт! – унизительно взвизгнула я и попыталась прикрыться простыней.

– Что такое? – недовольно спросил Леха, прочно застрявший в моем теле. Он даже не подумал отодвинуться.

– Время. Агнесса Львовна уже приехала.

– Ладно. Через двадцать пять минут спускаемся.

Бизнесменчик исчез, а я тотчас же накинулась на Леху:

– Твои люди могли хотя бы стучать! Свинство натуральное…

– Прости-прости, – торопливо зашептал Леха, целуя меня. – Я как-то не подумал. Я скажу… Я распоряжусь.

Но злость моя куда-то улетучилась, стоило Лехе уткнуться в меня теплыми нетерпеливыми губами: чего еще ты ожидала от владельца небольшой империи? Ему и в голову не придет таиться от собаки, или кошки, или улитки на склоне. Или от клопа-солдатика. А вся его челядь – клопы-солдатики и есть…

Через двадцать пять минут мы уже спускались по лестнице: Леха, обладавший фантастическим чутьем на время, ускорил темп и уложился ровно в двадцать три минуты. Еще две минуты ушли на тряпки. Косметику этот цейтнот явно не предполагал.

… За накрытым столом уже скучала Агнесса Львовна. Коротая время, она курила мятую «беломорину» – очевидно, в память о проведенных на свободолюбивых кухнях молодости и зрелости. Я не удержалась от улыбки: у матери миллионера были довольно странные вкусы.

– Добрый вечер, – поздоровалась я, неловко спрятав руки за спину.

Агнесса не удостоила меня и взглядом.

– Ты все-таки привез ее, – обратилась она к сыну.

– Мама!..

Должно быть, таким же образом они устраивали склоки из-за подобранного щенка в далеком детстве Титова.

Леха устроился напротив матери, на противоположном конце стола, и принялся пожирать меня глазами. Я присела недалеко от Агнессы. Бизнесменчик откупорил бутылку с вином.

– Мне водки, Дементий. Как обычно, – ледяным тоном произнесла Агнесса.

Карманный Дементий кивнул и плеснул водку в стопку Агнессы Львовны так же изящно, как намедни повышал ставки на аукционе. Водка в тяжелом хрустале сверкала так соблазнительно, что я решила присоединиться к Агнессе.

– Я бы тоже не отказалась, – невинным голосом сказала я. Агнесса поджала губы, а Леха широко улыбнулся мне.

Он поднял свой бокал и торжественно произнес:

– Сегодня знаменательный день. Я наконец-то заполучил ее.

Лехина голая пятка коснулась моей ноги (под столом он уже успел сбросить туфли), и последнюю фразу я неосмотрительно отнесла к себе самой.

– Ты идиот, – парировала Агнесса. – Такие деньги…

– Тебя ждет большой сюрприз, мама. Думаю, ты начнешь относиться к Кате гораздо лучше, когда… Давайте сначала выпьем.

Агнесса махнула водку, как какой-нибудь прапорщик внутренних войск. Я последовала ее примеру.

Затем мы несколько минут молча работали вилками и челюстями.

– Чем вы занимаетесь, милочка? – спросила у меня Агнесса.

– У Кати галерея на Васильевском, – ответил вместо меня Леха.

– Я искусствовед. Специалист по прерафаэлитам.

Знаем мы, какой ты искусствовед, было написано на сморщенном лице Агнессы, специалист по оральному сексу и прочим извращениям, вот ты кто!..

– Это она тебе сосватала?

– Катя здесь ни при чем.

– Алексей, можно тебя на минутку? – наконец-то решилась Агнесса Львовна.

– Может быть, подождем конца ужина?

– Сейчас.

– Ну, хорошо. – Его пятка, прощально скользнув по моей голени, опустилась вниз. Леха быстро надел туфли и вышел следом за матерью.

Агнесса даже не удосужилась прикрыть двери, чтобы еще больше унизить меня. Я меланхолично жевала мясо и слушала весьма нелицеприятный разговор матери и сына.

– Она что, здесь жить собирается? – фальцетом пропищала Агнесса.

– Я сам ее пригласил.

– Зачем?

– Потому что я так хочу. Хочу, чтобы она была здесь… Со мной. Мне она нравится. Очень нравится…

– У тебя было столько приличных девушек, но ни одну из них ты не привозил сюда… Людочка, дочь Ираиды Германовны, она так по тебе убивалась…

Бедная Людочка, пай-девочка, аспиранточка и наследница правозащитного движения, судя по интонациям Агнессы. Я снова налила себе водки, поднялась из-за стола и направилась к двери. Голоса Лехи и Агнессы Львовны зазвучали явственнее.

– В гробу я видел твою Людочку. Катя останется.

– Ты давно ее знаешь?

– Это имеет какое-то значение?

– Поверь своей матери. Она типичная охотница за наследством. Хочет прикарманить и тебя, и твои деньги. Может, ты и женишься на ней, не приведи господи?

– Может, и женюсь.

Я едва не хлопнулась на пол. Неожиданный поворот, ничего не скажешь.

– Я не позволю… Приводишь в дом какую-то шлюху…

Пора вмешаться. Я толкнула дверь ногой и обворожительно улыбнулась.

– Я не шлюха, Агнесса Львовна, я специалист по прерафаэлитам. А что касается денег… я достаточно обеспеченный человек, поверьте. Все ваши деньги останутся при вас. Так что вы всегда сможете пожертвовать на нужды пострадавшим от политических репрессий.

Лицо Агнессы пошло пятнами.

– Хамка!

– Мне тоже очень приятно познакомиться с вами поближе.

Леха, взиравший на нашу перебранку с веселым удивлением, поднял руки.

– Ну, хватит, девочки. Сейчас вы забудете все дрязги, обещаю вам. Идемте.

И, не дожидаясь нас с Агнессой, двинулся по коридору.

– Ну что, Агнесса Львовна, – я подмигнула Агнессе, с трудом подавляя желание двинуть ей в сухонький, измордованный десятилетиями диссидентства бок. – Ночная кукушка дневную перекукует, а?

Агнесса задохнулась, но так и не нашла, что ответить. Она повернулась на каблуках и устремилась вслед за сыном.

– Дементий! – хозяйским голосом крикнула я, и образцово-показательный Дементий тотчас же вырос на пороге.

– Слушаю.

– Еще водки.

Дементий с видимым удовольствием плеснул мне водки, я с таким же видимым удовольствием выпила. Теперь, когда температура моей ярости подскочила сразу на сорок градусов, я была готова дать бой кому угодно.

– Куда пошел хозяин? – спросила я.

– В кабинет.

– Проводи меня.

– Лихо начинаете, – заметил Дементий, впрочем, без всякого осуждения.

Кабинет Лехи располагался в самом конце коридора, прямо под спальней, в которой мы провели такие незабываемые полтора часа. Час и двадцать пять минут, если уж быть совсем точной. Дементий галантно придержал дверь, и я с трудом удержалась, чтобы не сунуть несуществующий кусок сахара в его собачью преданную пасть.

Первое, что я увидела, были «Всадники Апокалипсиса».

Они стояли на специально оборудованной подставке и искусно освещались маленькими мягкими софитами. Человек, расположивший «Всадников» в кабинете, видимо, знал толк в подаче картин. «Всадники» втягивали в себя все окружающие предметы, как гигантская воронка, они изменили пространство кабинета самым причудливым образом.

– Что скажете? – самодовольно спросил Леха.

– Ты все-таки купил ее, – прошептала я.

Агнесса Львовна, совершенно обессиленная, сидела в кресле.

– Это целая эпопея, – воодушевился Леха.

Он подошел к «Всадникам» и осторожно повернул подставку. Рыжеволосая Дева Мария, мелькнув отворотами мантии, царственно вплыла в кабинет. И в который раз я поразилась нашему удивительному, почти невероятному сходству.

– Это не просто картина, мама. Это часть триптиха, как утверждают специалисты. Дева Мария, прошу любить и жаловать.

Агнесса внимательно посмотрела на «Рыжую в мантии», а потом перевела взгляд на меня.

– Ты тоже заметила? – Леха обнял меня за плечи. – Видишь, Кате удалось даже попозировать великому художнику в самом конце пятнадцатого века.

Челюсть у Агнессы непроизвольно отвисла.

– Действительно… Поразительное сходство. Ты поэтому выбрал для себя такую м-м… девушку?

Я даже не успела оскорбиться.

– Да нет… Катю я увидел несколько раньше…

– И что ты будешь делать с этой картиной? – резонно спросила Агнесса.

– Положу ее в основу коллекции.

– Ты решил заняться коллекционированием?

– Почему бы и нет? – беспечно улыбнулся Леха. – Средства позволяют. Тем более что у моей девушки имеется в наличии картинная галерея. Она у нас специалист.

– По прерафаэлитам. Я помню.

– Надеюсь, вы поладите, мама.

На жилистой шее Агнессы звякнули бусы из крупного необработанного жемчуга: и не надейся, сын мой.

– Но как… Как тебе удалось ее достать? Картину купил совсем другой человек.

– Это был мой человек, Катя.

Предположения Лаврухи сбывались на все сто процентов. Леха использовал аукционную тактику выжимания конкурентов – и победил.

– Все очень просто. Сам я на аукционе не светился. Отправил туда нескольких своих ребят. Дементий все время поднимал ставки, чтобы измотать конкурента. Я примерно знал, какой суммой он располагает. А когда критический момент настал – выступил еще один мой человек и снял все сливки.

– Здорово у тебя получилось, – не удержалась я от комплимента.

– У меня все здорово получается.

Агнесса поднялась и проплыла к двери, всем своим видом показывая, что ей совершенно наплевать на аукционные подвиги сына. Мы остались одни, и Леха снова вцепился в меня. И снова мне показалось, что веки девушки на картине дрогнули.

– Говорят, Лукас Устрица был самым мистическим художником в истории живописи.

– Может быть. – Леха спрятал лицо в моих волосах.

– Тебя не пугает эта картина?

– Нисколько. Она меня вдохновляет. Завтра она будет гвоздем вечера.

– Завтра?

– Я решил устроить небольшую вечеринку. Для нескольких близких друзей. Несколько бизнесменов, пара видных экспертов, кое-кто из мэрии… Представлю тебя и картину. Ты не возражаешь?

Как я могла возражать? Завтра его влиятельные друзья будут хлопать меня по холке и сравнивать с редкой картиной Лукаса Устрицы. Веселенькая перспектива.

– А можно… Можно я тоже приглашу кое-кого?

– Кого? – насторожился Леха.

– Двух моих друзей. Очень близких.

– Мужчин? – в голосе Лехи послышались нотки собственника.

– Ну, каких мужчин. Один – бывший владелец картины, Лаврентий Снегирь. Он художник и реставратор. И моя подруга, – я все еще не теряла надежды воссоединиться с Жекой.

– Не знаю…

– Вот что, – я решила показать характер. – До твоего появления я прожила определенное количество лет. И вовсе не собираюсь менять ни друзей, ни привычек.

– Ну что ты! Конечно, приглашай, я буду рад с ними познакомиться… Только учти, я бываю патологически ревнив.

– Я учту…

Леха нетерпеливо обшарил кабинет глазами, прикидывая, куда бы поудобнее завалить меня, и остановился на медвежьей шкуре, лежащей на полу.

– Ты не возражаешь?

Как я могла возражать?.. Но когда жесткая мертвая медвежья шерсть оцарапала мне щеку, в конце коридора раздался жуткий вопль Агнессы:

– Алексей!!! Алексей, иди сюда, немедленно!

– О, черт! – Леха нехотя оторвался от изучения моей груди. – Купил же ей квартиру на Невском, так нет… Никакой личной жизни…

Он встал, на ходу застегнул штаны и вышел из кабинета. Бросив прощальный взгляд на картину, я последовала за ним.

…Агнесса стояла посреди столовой и с возмущением взирала на стол. Посреди стола, на чистенькой тарелке из саксонского фарфора, красовалась сомнительная и весьма неаппетитная куча.

– Что это? – спросила Агнесса.

– Понятия не имею. – Леха приблизился к столу. – По-моему, это дерьмо.

– Кошачье дерьмо, – поправила я спокойно. Пупик и здесь остался верен себе. Безболезненной адаптации к новому месту жительства не получилось.

– Кошачье? – взвизгнула Агнесса. – Ты что, кошку завел?

– Это моя кошка. Вернее, кот, – заметила я.

– Видишь, мама, как просто все разрешилось, – рассмеялся Леха.

– Она и кошку с собой привезла?

– Кота, – устало перебила я. – Не на улице же его оставлять, в самом деле.

– Я уезжаю! Ноги моей не будет в этом доме, пока эта… пока этот… – Агнесса беспомощно переводила взгляд с тарелки на меня.

– Завтра в семь, мама. Мы будем тебя ждать…

Но Агнесса не дослушала сына. Она пулей вылетела из столовой. Ничего не скажешь, весело начинается жизнь с удачливым бизнесменом…

* * *

Во избежание дальнейших эксцессов Пупик на следующий вечер был заперт на прилегающей к кухне территории. Еще днем я дозвонилась до Лаврухи и пригласила его на вечеринку. Он воспринял это известие с энтузиазмом.

– Форма одежды парадная, – проворковала я в трубку. – И побрейся. Будет роскошное общество. Может быть, удастся втюхать кому-нибудь твои картины.

– Совсем ты обуржуазилась, старуха. А сам-то он кто такой, твой новый владелец?

Я расписала достоинства Титова и продиктовала адрес. Лавруха засопел.

– Далеко забралась.

– Экологически чистое место. Жеку мне самой пригласить или ты за ней заедешь?

– Сама с ней разбирайся.

– Хорошо. Будь к семи, и не вздумай опоздать.

Я нашла телефон Жекиной соседки по даче и набрала номер. Пять минут ушло на то, чтобы уломать соседку позвать к телефону Женю Соколенко. Еще двадцать минут я уламывала саму Жеку.

– Я очень прошу тебя, приезжай… Для меня это важно.

– Я не могу, Катька… Ты же знаешь, детей мне деть некуда.

– Договорись с хозяйкой, она же у тебя ангел.

– Падший ангел…

– Каких-нибудь вшивых два часа… Тебя привезут и отвезут, никаких проблем.

– У тебя давно уже нет никаких проблем, – это было несправедливо по отношению ко мне, но все же я проглотила пилюлю.

– Я очень прошу… Не бросай меня!

Это был запрещенный прием, которым я почти никогда не пользовалась. И Жека согласилась.

…Вечеринка началась ровно в семь. Под нее была отведена небольшая лужайка, засеянная травой. Отсюда хорошо просматривался залив. В высоких соснах шумел ветер, мелкие волны накатывали на берег, Леха был мил, купленное сегодня утром платье сидело на мне великолепно, а полное отсутствие белья придавало моим движениям необходимую пикантность. Конечно, о любви с первого взгляда речь не идет (Быкадоров стоил мне слишком дорого), но Леха неглуп, искренне ко мне относится и к тому же – совсем недурен как любовник. Это неплохой стартовый капитал. Леха стоит того, чтобы смириться с излишней подозрительностью его телохранителей и даже попытаться укротить его мамашу.

На вечеринку Агнесса Львовна так и не приехала, и нельзя сказать, что я особо огорчилась по этому поводу.

Друзья Лехи оказались солидными людьми с хорошими манерами. Я была представлена им как подруга хозяина, и они поочередно приложились к моей руке. А когда это сделал один из высших городских чиновников (кормившийся, очевидно, из Лехиного топливного корыта), я почувствовала себя просто великолепно. Неплохо начинается твоя новая жизнь, Катерина. И ты просто создана для этой жизни.

Гвоздем вечера действительно стала картина, вернее, мое фантастическое сходство с Девой Марией. После того как высокие гости обнюхали ее со всех сторон, я едва устояла под шквалом комплиментов. Произошло то, чего и добивался Алексей Алексеевич Титов: все стрелы легли точно в цель. Меня рассеянно расспросили о галерее и так же рассеянно выслушали мои ответы. А через пятнадцать минут я стала счастливой обладательницей вороха визиток, нескольких приглашений на презентации и даже билета на выставку «Нефтекомплексы и оборудование для нефтеперерабатывающих заводов».

«Вы очаровательны, Катенька, вы можете обращаться к нам в любое время», – музыкой звучало в моих ушах. Положительно, я создана для того, чтобы блистать. Ни управленцы, ни чиновники, ни бизнесмены больше не пугали меня, я выглядела естественной. Даже более естественной, чем обычно. Пара умных мыслей, пара удачно рассказанных анекдотов, пара капель дорогих духов на запястьях – приручить всех этих мужчин не составило труда. Меня так увлекли их властные морщины и сильные надбровные дуги, что я напрочь забыла о Лаврухе и Жеке. Я больше не нуждалась в группе поддержки.

Но она прибыла, хотя и с опозданием.

Первым на представительской лужайке появился Лавруха с довеском в виде Херри-боя. Херри-боя, с которым я уже распрощалась навсегда.

– Алексей Титов. Лаврентий Снегирь, – представила я друг другу Леху и Снегиря. – Поздоровайтесь, мальчики.

Мальчики пожали друг другу руки.

– А второй – и есть твоя подруга? – ревниво спросил Леха.

– Подруга будет позже. Это Ламберт-Херри Якобс из Голландии. Крупнейший специалист по творчеству Лукаса ван Остреа. Он был на аукционе.

Херри-бой застенчиво улыбнулся.

– Отлично. Вы ведь мне расскажете о картине, Ламберт-Херри? – Леха увлек Херри-боя в сторону, а я набросилась на Лавруху:

– Какого черта ты его привез?!

– Он умолял… Говорил, что ему нужно последний раз взглянуть на картину. Что он не может уехать, не попрощавшись с ней. И так далее.

– Завидная страсть. Ладно. Голландец нам тоже не помешает. Пусть потешит публику средневековыми страшилками. Непонятно только, где Жека.

За Жекой полтора часа назад был послан верный Жаик.

– Ты все-таки ее уломала?

– Думаю, будет хороший повод помириться…

– Н-да… – Лавруха посмотрел на стадо властей предержащих, пасущееся неподалеку, и опрокинул в себя шампанское. – Неплохо ты устроилась, старуха. И такое стремительное восхождение. Некоторым на подобные вещи и жизни не хватает.

– Будем считать, что мне повезло, – просто сказала я и помахала рукой появившейся на лужайке Жеке. – А вот и наш несгибаемый железный Феликс!

– Явилась. Ладно, пойду послушаю умных людей…

Холодно кивнув Жеке, злопамятный Лавруха отделился от нас и направился к стае мужчин. Спустя минуту он уже весело болтал с одним из гостей. Тем самым, который всучил мне приглашение на выставку «Нефтекомплексы и оборудование для нефтеперерабатывающих заводов».

– Ну, как ты? – спросила я у Жеки. – Почему так долго?

– У Лаврухи-младшего понос. А Катька целую сцену закатила. Еле уговорила Ларфу, чтобы отпустила меня на полтора часа… Ты же знаешь, какой вздорный характер у старухи…

Блокадница Лариса Федоровна, законсервировавшаяся на семидесяти, хотя ей недавно исполнилось восемьдесят три, славилась особой неуживчивостью. Ларфой ее называли все мы – это прозвище приклеилось к старухе с легкой руки Снегиря.

– А где твой парень? – полюбопытствовала Жека.

– Он сейчас подойдет.

Что-то странное произошло со мной – я вдруг увидела Жеку пресыщенными глазами титовских гостей: простенькое летнее платье из ситца, обгоревшее лицо, жидкие брови и стриженные под корень ногти. Из босоножек, которые мы вместе покупали в позапрошлом году, торчали пальцы. Во все стороны, черт их дери!..

– Идем, переоденешься, – шепнула я Жеке.

– Зачем?

– Здесь большие шишки… Неудобно. – Лучше бы я этого не говорила.

– Ты что, стыдишься меня, Катька? – с обидой в голосе спросила Жека.

– С ума сошла! – Я обняла ее за плечи. – Я думала… Может быть, в моем тебе будет удобнее…

– Которое женишок прикупил? – Жека уже выстроила линию наших взаимоотношений с Титовым, она видела меня насквозь. – Нет уж, лучше я в своем останусь. Буду шокировать твои денежные мешки.

Она взяла с подноса бокал с шампанским и залпом выпила.

– А где этот черт? Лавруха?

– Где-то здесь был.

– Пойду его искать. Все равно мириться надо…

Жека отошла от меня, нелепая и грациозная одновременно. И снова гаденькие мысли зашевелились во мне – мысли, которых я никогда себе не прощу. Не нужно было ее приглашать. С поносом ее детей и покосившейся дачкой (пятьдесят долларов в месяц).

Вечер катил по накатанной колее, а я с легкостью исполняла роль хозяйки богатого поместья. После очередной порции коньяка кому-то из гостей пришла в голову светлая мысль отправиться на залив и поплескаться в теплых волнах. Эта мысль была поддержана только после мартини. Языки и галстуки гостей развязались сами собой, даже Жека осмелела и почти естественно влилась в небольшую, но дружную мужскую компанию.

– У тебя милая подруга, – шепнул мне Титов. – Очень непосредственная.

– Кто это с ней?

– Бородин, из мэрии. Нужный человек. Ведает арендой… Непосредственные пейзанки вполне в его вкусе.

Я не одернула зарвавшегося Леху, напротив – гаденько хихикнула. Он обнял меня.

– Черт возьми, ты дивно хороша…

Я и сама знала, что хороша; несколько раз я ловила откровенно похотливые взгляды титовских гостей. Крепись, Кэт, это всего лишь оборотная сторона медали.

И все же без эксцесса не обошлось: изрядно набравшийся Лавруха опрокинул на меня чашу с пуншем. Напрочь забыв о светскости, я огрела Снегиря по спине.

– Измарал мне платье, гад! – прошептала я. – Четыреста долларов…

– Да ладно тебе, Кэт… Подумаешь, платье изгваздал. У тебя таких платьев вагон будет. Главное, что репутация осталась неподмоченной. Ты голландца не видела?

– Нет, а что?

– Если увидишь – передай, что его ждут. Общество жаждет услышать лекцию о средневековых живописных ужасах.

– Хорошо, передам.

Проклиная все на свете, я потащилась наверх – переодеться.

…В доме было пустынно. Приближающиеся сумерки придали ему таинственность, и я почувствовала себя женой Синей Бороды. Наверняка в этом доме есть комната, куда никто никогда не заходил… Я уже сутки здесь, но так и не изучила его до конца, хотя меня можно упрекнуть в чем угодно, но только не в отсутствии любопытства. Я прошла на кухню, выпустила из кладовки обиженного Пупика, взяла его на руки и поцеловала в мокрый нос.