Текст книги "Границы безумия"

Глава 22

Мальчик пил чай у бабушки с дедушкой. Бабушка испекла оладьи со взбитыми сливками и клубникой, а еще у них были сладкие булочки и зефир.

Теперь он сидел за столом и рисовал. Высунув от усердия язык, старательно выводил лопасти большого винта. Когда-нибудь и у него будет свой вертолет. Он тоже станет пилотом.

Подошел дедушка, взял его за плечи.

– У тебя здорово получается. – Он поцеловал мальчика в макушку и затушил сигарету в кривой стеклянной пепельнице. – Можешь на секундочку прерваться? У меня кое-что для тебя есть.

Дедушкин голос влажным шепотом отзывался в ухе. Мальчик отложил карандаш, взял дедушку за руку, и они прошли в спальню.

– Закрой дверь, – велел тот.

– Что там у тебя? – нетерпеливо спросил мальчик, переминаясь с ноги на ногу.

Он очень любил подарки, а вот к сюрпризам относился с опаской.

Дедушка встал на колени и вытащил что-то из тумбочки возле кровати.

Мальчик присел рядом на корточки.

– Что там? – снова спросил он.

– Ну-ка, посмотри мне в глаза. Ты умеешь хранить секреты?

Мальчик закивал.

– Точно умеешь?

– Жизнью клянусь!

Дедушка улыбнулся и показал красный коробок спичек. На картинке была изображена большая черная лодка под парусами. Сверху подписано «корабль» и какое-то еще длинное слово, которого мальчик прочитать не сумел.

– Это мне?

– Давай подожжем одну? – предложил дедушка.

Мальчик знал, что с огнем играть нельзя, но раз дедушка говорит, тогда, наверное, можно…

Он закусил нижнюю губу.

– Вот, давай покажу, как это делается.

Дедушка чиркнул спичкой. Раздалось шипение, и на кончике расцвел огонек.

– Только никому не говори, ясно? – предупредил тот. – Не хочу, чтобы тебя ругали.

Мальчик снова кивнул. Сердце у него судорожно стучало. В комнате пахло дымом.

Глава 23

Дома я свернулась калачиком на диване с ноутбуком на коленях и принялась искать в Сети информацию про патологии глаз.

Потом, зевнув, залпом допила остатки вина и выключила ноутбук. Поскорей бы выходные: можно выспаться. Позавтракать прямо в постели. Чтобы тосты с толстым слоем горького джема. Миска ягод, акациевый мед и греческий йогурт. И полный до краев кофейник. А потом весь день читать на любимой скамейке на набережной…

Чудеса, да и только! Но сперва надо дожить до конца недели.

Я вырубилась еще до одиннадцати. Ранние подъемы и беготня меня выматывали, тем более что после крушения поезда я вообще спала плохо, ломая голову над таинственными словами Терезы Линч.

Однако ровно в пять утра я подскочила.

Мне приснилась та девушка из поезда, которая красила губы. Во рту у нее пузырилась кровь. Светлые волосы сбились колтунами. А вслед за ней – Тереза, выдавливавшая из себя слова.

Призрак Марли громыхал цепями[15]15
  Джейкоб Марли – вымышленный персонаж, который появляется в новелле Ч. Диккенса (1843) «Рождественская история». Он – покойный деловой партнер Эбенезера Скруджа, скончавшийся в канун Рождества за семь лет до событий книги. Теперь он – скованный и измученный призрак, обреченный вечно скитаться по земле в наказание за свою жадность и эгоизм, когда был жив. Марли беспокойно бродит, наблюдая за невзгодами, от которых страдают другие, и сетует, что навсегда потерял шанс помочь им.


[Закрыть]. Не знать мне покоя до тех пор, пока я не докопаюсь до истины и не пойму, что она имела в виду.

Растеряв остатки сна, я легла на спину и уставилась в потолок. Вспомнилось, как я впервые заметила Терезу в поезде. Женщина явно была взволнована – нервно постукивала большим пальцем по сумке и дергала уголком рта. Чуть слышно шептала: «Значит, они его не поймали».

Тогда я решила, что она говорит про статью из газеты – про Сэмюеля Кэтлина, того мальчика, которого убили по дороге из школы. Но что, если не так? Что, если статья о мертвом ребенке заставила ее вспомнить про собственного сына. Может, она говорила об Эйдане?

«Значит, они его не поймали».

Не «убийцу». «Его». Словно речь шла о ком-то конкретном.

«Это он сделал. Ты должна кому-то рассказать».

Может ли быть такое, чтобы она знала, кто убил ее сына? Или, по крайней мере, подозревала?

«Значит, они его не поймали. Это он сделал. Ты должна кому-то рассказать».

Сами по себе реплики не были связаны, но за ними могла скрываться целая история. Что, если они имеют отношение к убийце Эйдана Линча – Лондонскому Протыкателю, серийному маньяку, который на протяжении четверти века зверски измывался над жертвами и ускользал от правосудия?

Я вспомнила, какими пятнами пошел Маркус, когда я поведала ему о последних словах супруги. Вслед за этим он сразу указал мне на дверь.

Маркус утверждал, будто не имеет ни малейшего представления, что бы значили ее слова; поведение же его свидетельствовало об обратном. Реакция была очень характерной. Явно говорила о напряжении и страхе.

Не знаю, в чем причина, только Маркус Линч определенно что-то скрывал.

Глава 24

Старший инспектор Фэлкон встал и, дождавшись тишины, заговорил. Он был при полном параде, на плечах блестели серебряные погоны. Полицейские для общения с прессой всегда наводят марафет – ведь в первую очередь они говорят не с представителями средств массовой информации, а с совсем другой аудиторией.

Никто не следит так тщательно за шумихой вокруг расследования, как преступники.

Пресс-конференция – первый шажок к общению с ними, выстрел на стартовой дорожке в игре с самыми высокими ставками. И прозвучать он должен правильно. Отчасти этому способствует внешний вид. А потому я сегодня тоже надела туфли на высоком каблуке и свой лучший брючный костюм от «Макс Мара» – «чтобы пофорсить», как сказал бы Дункан.

Я внимательно слушала, что говорит инспектор, хотя прекрасно знала содержание его речи – сама написала сценарий и объяснила Фэлкону, как вести себя перед камерой. Наше выступление транслировалось в прямом эфире. В ближайшие несколько минут оно прозвучит на всех радиостанциях и телеканалах страны. Шоу должно пройти идеально. Переиграть отдельные эпизоды уже не получится.

– Начните с того, чтобы выразить самые искренние соболезнования семье погибшего. Говорите не спеша и как можно трогательнее. Протыкатель будет смотреть на нас. Называйте жертву по имени – пусть она обретет лицо. Скажите о родных, которые остались у погибшего, – наставляла я Фэлкона перед выступлением. – Убийца всегда пытается лишить своих жертв человеческого облика. Избивает до неузнаваемости. Выкалывает глаза. Мы должны показать, что они – реальные люди. Пусть ему станет тошно от того, что он делает.

– Разве он не руководствуется какой-то своей больной моралью? – спросил Фэлкон, набирая полную грудь воздуха.

– Серийные убийцы – как правило, психически неуравновешенные личности. Однако каждый из них, с кем мне доводилось общаться, демонстрировал, что прекрасно понимает разницу между правильным и неправильным поведением. Поступает по-своему, конечно, но все сознает.

Фэлкон, пожав плечами, вздернул бровь. Переубедить его мне не удалось, однако спорить он не стал и обещал сделать по-моему.

– Когда будете говорить о том, что мы обязательно его поймаем, выдержите паузу и взгляните прямо в объектив, – продолжила я. – Это придаст вашим словам больший вес и значение. Нам надо убедить не только простых обывателей. Убийцу – тоже. Поэтому я хочу, чтобы вы сообщили журналистам о некоей ошибке, которую он якобы допустил. Что он оставил серьезную улику – какую именно, мы, само собой, раскрыть пока не можем. Пусть понервничает. И не забывайте: мы должны выразить ему сочувствие. Хотя это, пожалуй, оставьте мне. У меня выйдет лучше, когда я буду озвучивать психологический портрет. Я же, со своей стороны, скажу, что прекрасно понимаю, как нелегко ему приходится и какие мучения он испытывает. Это позволит преступнику сохранить лицо, обратившись за помощью – может, даже к нам. У нас ведь не глушь; Лондон – огромный город. Под описание маньяка подходит слишком много жителей. Лучше сосредоточиться на упреждающих методах. Надо его выманить.

В общем, инспектор, занявший свое место у микрофона, был прекрасно натаскан – в отличие от меня. Я знала, что надо говорить, но, когда настал мой черед, во рту ужасно пересохло. Пришлось глотнуть воды и откашляться.

– Всем добрый вечер. Как вы только что слышали, я профайлер; меня пригласили помочь Скотленд-Ярду в расследовании. Моя задача в том, чтобы изучить имеющиеся у нас улики, а потом поставить себя на место преступника. Надо узнать его как можно лучше, а для этого – взглянуть на его работу. Увидеть в этих действиях смысл, а потом сделать логический вывод, что им движет. Все мы знаем, что наши поступки определяет характер. Единственный способ поймать преступника – думать как он. По словам Джона Дугласа[16]16
  Джон Эдвард Дуглас (р. 1945) – американский деятель правоохранительных органов, бывший специальный агент и начальник подразделения ФБР. Один из первых криминальных профайлеров.


[Закрыть], одного из первых, кто начал составлять психологические портреты в Квантико, «серийные убийцы затевают опасную игру. Чем больше мы понимаем ее правила, тем больше шансов их обыграть».

Преступник убил уже пятерых человек и всякий раз оставлял следы, выдающие его личность. Он действовал стремительно, жертва не успевала дать отпор. Что, в сочетании с размахом насилия – он выкалывал несчастным глаза и калечил гениталии, – свидетельствует о его асоциальном поведении вкупе с серьезными психическими проблемами. Однако он не садист. Все увечья были нанесены посмертно, на телах не оставалось следов пыток – ни тогда, ни сейчас. Это говорит о том, что преступником движет ярость и ненависть, а не стремление манипулировать и подавлять. Он белый мужчина средних лет, не старше пятидесяти. Белый – потому что серийные убийцы, как правило, выбирают жертв той же этнической группы. Возраст мы определяем исходя из того, что он орудует уже четверть века. На момент первого убийства ему должно было быть около двадцати лет. От природы он неопрятен. Желание держать себя в чистоте и соблюдать порядок – проявление самоконтроля, что для него изнурительно и физически, и ментально. Я могу предположить, что он принимает – или вскоре начнет принимать – нейролептики. При этом размах безумия в момент атаки говорит о воздействии наркотических препаратов, скорее всего, стимуляторов. Учитывая долгий период затишья и психическое состояние преступника, по всей видимости, он недавно вышел из тюрьмы или психиатрической лечебницы. В его жизни несколько дней назад случилось сильное потрясение. Нечто очень важное, вызвавшее у болезни рецидив. Это событие заставило преступника сорваться. Скорее всего, трагедия произошла в тот самый день, когда он напал на последнюю жертву. Теперь его мучает чувство вины и раскаяния. Я настоятельно прошу его сделать первый шаг нам навстречу. Я понимаю, как он переживает из-за того, что сотворил, как он боится своих желаний…

Задумавшись, я сделала паузу. Надо не так. Надо более лично.

Я глубоко вдохнула, подбирая правильные слова, и направила взгляд прямо в камеру. Если убийца следит за эфиром, получится, что я смотрю ему в глаза.

– А теперь я хотела бы обратиться непосредственно к преступнику, – заговорила я, нарочно не называя его Протыкателем – утрированным прозвищем, которое придумали журналисты; наверняка оно ему не по душе. – Я знаю, что тебе причинили невыносимую боль и ты не можешь спать по ночам. Именно поэтому ты напал на человека в Кэмдене. Я понимаю, что тобой движет желание отомстить. А еще знаю, что у тебя случилось нечто страшное. В прошлый четверг, верно? Ты потерял работу? Или кого-то близкого? Поэтому теперь ты напуган и одинок. Я тебя понимаю. Хочу помочь. Но для этого нужно, чтобы ты раскрыл себя. Хватит прятаться. Пора с кем-то поговорить. Приходи в Скотленд-Ярд. Найди меня. Я буду тебя ждать.

* * *

– Вы неплохо держались перед камерой, – хмыкнул Найджел Фингерлинг. – Что там за ошибка, которую якобы допустил Протыкатель? – Он наклонился ко мне слишком близко, прищурившись и нервно дергая щекой.

– Без понятия.

Я отодвинулась.

– Но старший инспектор сказал…

– Старший инспектор просто хотел его напугать, вот и всё. Чтобы поджилки затряслись. Протыкатель уже давно не убивал. Прежний азарт схлынул. Он начинает бояться того, что делает. Надо подпитать этот страх, пока маньяк снова не взялся за старое.

– Думаете, возьмется? – У Фингерлинга забегали глаза.

– Судя по уровню агрессии, одним убийством он явно не ограничится. В глубине души все маньяки похожи. Мотивы бывают разными, как и почерк, но всех их объединяет одно: они не могут устоять перед острыми ощущениями. Они как наркоманы – постоянно ищут новой дозы. Считайте, Протыкатель только что вышел из завязки. Вопрос надо поставить иначе – не «если», а «когда».

У Фингерлинга зазвенел телефон. Пришло сообщение. Он выхватил аппарат из кармана, прочел текст и дернул уголками рта. Заметив мой взгляд, снова нацепил маску равнодушия. Значит, получил хорошие новости, но делиться ими почему-то не спешит.

– Старший инспектор прав, Маккензи. – Фингерлинг принялся постукивать пальцем по телефону. – Вы свое дело знаете.

– Благодарю. И, кстати, простите за то, что я наговорила в первый день. Это было слишком.

– Ничего страшного. – Однако он мотнул головой, а значит, обиду все-таки помнил. – Слушайте, а давайте, как здесь закончим, заглянем в ближайший бар? Наведем мосты, все такое… А то начали мы не очень. Не хотелось бы, чтобы это стояло между нами.

– Сегодня, простите, не могу. Я ужинаю с другом.

Джек чуть раньше написал, что нарыл какие-то улики на Эйдана Линча. Узнать все подробности из первых уст – или сомнительное удовольствие сидеть в баре с прыщавым уродом? Выбор очевиден.

Фингерлинг потер торчащую косточку на запястье.

– Хм, торопитесь на свидание, да?

Пэдди, проходивший в тот момент мимо, бросил на него сердитый взгляд и сочувственно посмотрел на меня. Еще один стелется мне под ноги ковриком. Может, я и потеряла мужа, только это не значит, что я сорвусь от любого неосторожного слова в свой адрес.

Я вышла из кабинета, чтобы найти кофе поприличнее. Мобильник остался на столе, рядом с пустой чашкой. Когда я вернулась, он лежал поверх блокнота.

То ли у меня начинается Альцгеймер, то ли мой телефон кто-то трогал.

Глава 25

Рагуил стоял через дорогу от Скотленд-Ярда, поигрывая куском бечевки. Пальцы скользили по веревочной петле.

Над головой сгущались рваные тучи. Будет дождь.

Он облизнул губы – те были липкими от бутерброда с арахисовым маслом, который он съел перед самой встречей. Жаль, что этому уроду Джиму не хватило манер после еды вытереть рот. Так и сидел битый час с крошками бекона на щеке. Рагуила тошнило от одного его вида. И вообще от мяса – он давно уже стал вегетарианцем.

Впрочем, сейчас он думал о другом. В голове крутилась прекрасная Зиба Маккензи с ее огромными и темными, почти черными глазами.

Разумеется, он узнал ее в тот же миг, как только увидел. Женщина из поезда. Та самая, которая утешала в последние минуты его ангела, готовя душу к предстоящему пути.

Сегодня Зиба Маккензи назвалась профайлером, но Рагуил знал, кто она такая на самом деле. Она – спасительница, его ангел. Вспомнить только, как она ухаживала за ранеными в поезде. Как ходила между ними, одним касанием руки даруя покой и исцеление.

Да, она спасительница. Воплощение святого Рафаила.

О том же твердили и голоса.

– Защитница… – шептали они все громче, перебивая друг друга, когда Рагуил из дальнего угла зала следил за пресс-конференцией. – Стражница, – говорили они и произносили еще много слов на чужих языках, которых он прежде не слыхал, хоть и знал, как они переводятся.

Это означало одно: Зиба Маккензи – его новый ангел-хранитель. Господь забрал первую, но вместо нее послал другую.

Она сама так сказала!

«Я тебя понимаю. Хочу помочь».

Как же охватило в тот миг кожу мурашками! Как заколотилось сердце!

Зря он испугался, будто прежний ангел его покинул. Неужто и впрямь решил, что оставила его? Она никогда не бросила бы своего подопечного, не послав кого-то взамен себя…

Рагуил сплел пальцы, складывая веревочную петлю крест-накрест.

– «Господь сохранит вхождение твое и исхождение твое, отныне и до века»[17]17
  Пс. 120:8.


[Закрыть], – прошептали голоса, и Рагуил кивнул. Он знал, что они не врут.

Увидев на шее у Зибы Маккензи хамсу[18]18
  Хамса – ближневосточный защитный амулет в форме открытой ладони с пятью пальцами. Мусульманская хамса содержит образ глаза, иудейская – звезду Давида или букву «хе».


[Закрыть], он уверился окончательно. Его ангел тоже носила браслет со святым символом – амулетом в форме ладони, защищавшим от сглаза. Знак, что в момент ухода она передала свои крылья ониксоволосой Зибе Маккезни, и отныне та будет его беречь. Беречь, вопреки всем гадостям, которые наговорила про него журналистам.

Она не могла поступить иначе. Теперь Рагуил это понимал. Не хватало еще, чтобы в Скотленд-Ярде узнали про ее миссию. Гадкие слова – лишь уловка. Зиба Маккензи нарочно притворяется перед окружающими.

Он подсунул большие пальцы под веревочную петлю. Три параллельных линии. Один миг – и они сплелись кольцами.

Вот очередное доказательство ее святости – то, как усердно она пытается его понять. И как удивительным образом ей это удается. Зиба Маккензи знает не только то, что он потерял своего ангела в день, когда поразил демона, но и то, что им движет жажда возмездия и справедливости. Кровь за кровь. До сих пор никто этого не сознавал.

Зиба Маккензи – она другая. Она видит насквозь. Она очень точно описала его журналистам, хоть услышанное ему и не понравилось.

И глядите-ка, ни разу не назвала его Протыкателем! Пусть она не знает его настоящего имени, и все равно не кличет этим оскорбительным прозвищем.

Рагуил убрал бечевку, снял очки и протер линзы полой рубашки – каждую по семь раз. Вполголоса прошептал семь раз «Отче наш», нацепил очки на нос и почесал руки.

Муравьи вернулись. Он не видел их, но они щекотали кожу своими лапками.

– Хватит прятаться, – шептали голоса вслед за Зибой Маккензи.

Рагуил расковырял подсохшую корочку на губе. Хоть новый ангел-хранитель и понимает его лучше, чем кто-либо другой, однако, не зная всех подробностей, уберечь пока не может.

«Пора с кем-то поговорить», – сказала она, и странное чувство охватило в тот момент Рагуила. Долгие годы он хранил свою тайну, что клубком ядовитых змей сдавливала сердце. Долгие годы никто не догадывался, кто он есть на самом деле.

Было бы здорово наконец явить себя! Сбросить покров тьмы! Вдохнуть полной грудью!

Как же сделать это, не выдав себя?

Он снова вытащил бечевку и торопливо завертел ее, вспоминая слова Зибы Маккензи. Она хочет взглянуть поближе на его так называемую «ра-боту».

Правда, потом она добавила слово «преступление». Зато сперва сказала «работа». Потому что понимает: его деяния – праведная, святая миссия. Еще один знак, что она послана свыше и ей можно довериться.

Его прежнему ангелу, упокой Господь ее душу, не хватало понимания. Рагуил никогда не раскрывал ей свой секрет, а она не хотела вникнуть. Потому и не могла уберечь его в минуты опасности.

Ветер пронзил Рагуила холодом. Он закрыл глаза и прошептал «Отче наш» семь раз подряд, пока не отпустило.

Он давно хотел ей исповедаться, еще когда признание могло все изменить, только уста сковывало страхом. Нельзя повторять ту же ошибку. Если он хочет, чтобы Зиба Маккензи его берегла, надо ей открыться. Довериться. Вопрос лишь в том, как подать знак, что он готов принять ее защиту?

Рагуил посмотрел на парящую рядом с ним Кэти. Та с хлопком исчезла.

«Не надо возводить меня на пьедестал, это нехорошо, – сказала она, когда он принес ей розовые тюльпаны. – Мне теперь неловко».

Что ж, отныне ей не будет ни цветов, ни пьедестала. Кэти ему больше не нужна, у него есть Зиба Маккензи.

– Зиба Мак, – шепнули голоса.

Темная фигура, таившаяся поодаль, подкралась ближе. Шорох гигантских подошв эхом разнесся по улице.

Зиба Мак, ну конечно!

Рагуил убрал бечевку и принялся считать буквы на пальцах. Зиба – четыре. Мак – три.

Три плюс четыре будет семь.

Идеально – очередной знак свыше.

– Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь, – зашептал он снова и снова, нужное количество раз осеняя себя крестным знамением.

От лба к груди. От левого плеча к правому.

Свободной рукой он раздирал ногтями кожу. Чертовы невидимые букашки!

Мимо прошли двое мужчин в костюмах.

– Глянь, какой урод. – Они ткнули в него пальцем. – Долбаный нарик…

Рагуил разозлился. Его перебили, придется начинать сначала.

Закончив, он посмотрел в небо и улыбнулся.

– Мир тебе, Избранный, – зашептали голоса, и мостовая вздохнула.

С тех пор как он убил в Кэмдене демона, голоса стали гораздо ласковее. На все лады хвалили за то, что он сделал.

Его новый ангел вышла из здания. Она рылась в сумке, доставая наушники.

Рагуила опалило жаром. Не зря он так долго ждал.

Беспрестанно оглядываясь через плечо и стараясь не подходить слишком близко, чтобы Зиба Мак его не заметила, он вместе с темной фигурой по пятам последовал за ней до метро, а оттуда до Кэмдена – еще один знак, что они предназначены друг другу.

Глава 26

Джек сидел на банкетке в «Кэмден Брассери», одном из наших любимых заведений. При моем появлении он улыбнулся и замахал мне рукой. Волосы у него торчали в разные стороны, словно никогда не знали расчески; лицо заросло щетиной. Всё как всегда.

Занимая место за столиком, я выглянула в окно. Было людно. Не спеша гуляли прохожие. Держались за руки влюбленные парочки. Слонялись подростки в шутовских шляпах и здоровенных ботинках. Растаманы в открытую торговали марихуаной.

Странно, опять тот наркоман из поезда… Я заметила напротив ресторана знакомый силуэт. Он хлопал себя по рукам и расчесывал на щеке язвочки. Откуда он взялся?

Лондон – город немаленький, здесь нечасто видишь знакомые лица. Впрочем, Кэмден в двух шагах от Кентиш-Тауна. Может, парень живет неподалеку. Или, скорее всего, приходит сюда за дозой.

«Лондонский Амстердам» – так называл эти места Дункан. Магазины заставлены бонгами, а вдоль дороги без стеснения торговали легкими наркотиками. Респектабельный райончик, ничего не скажешь.

Ресторанный зал гудел от голосов. Тема для разговоров была одна. Что мужчины в мятых костюмах, с трехдневной щетиной, которые заявились сюда прямиком с работы, что девушки, трясущие волосами и хохочущие во весь голос, что молодые супруги, оставившие ребенка с няней и ежеминутно проверявшие телефон, – все говорили про убийство в Кэмдене и страшного маньяка.

– Не мучай меня, – попросила я, стоило нам сделать заказ. – Что там с Эйданом Линчем?

Джек подвинулся, точно копируя мою позу.

– Принципиально нового – ничего. Я поговорил кое с кем из его школы. Приятелей более поздних лет найти не удалось. Парня хвалили на все лады. Видимо, славный был мальчишка. Застенчивый, но очень милый.

Я вспомнила фотографию в гостиной у Линчей. Да, очень милый. Улыбка до ушей, ямочки на щеках… Мелкий непоседа, как сказал бы Дункан.

Меня словно с размаху пнули в живот…

* * *

– Как думаешь, сколько у нас будет детей? – спросил Дункан, когда мы прогуливались по Гарден-авеню в Риджентс-парке.

Дельфиниумы уже отцвели, засыпав клумбы синими лепестками.

– Не знаю. А ты сколько хочешь?

– Как минимум футбольную команду.

* * *

В горле будто застряла кость. Я глубоко вдохнула, представляя, как воздухом проталкиваю ее в гортань. Обычно я такую хрень не практикую, однако порой приходится.

– Эй, Мак, ты чего? – встрепенулся Джек.

– Нормально. Изжога разыгралась. – Я выдавила улыбку. – Так что с Эйданом?

– Где-то лет в десять он замкнулся в себе. Впрочем, с подростками в пору полового созревания такое случается.

– Да, этот период «меня никто не понимает» порой проходит очень тяжело.

– И еще кое-что… – начал было Джек, но тут к нам подскочил жилистый мужчина с редеющими волосами и запущенным псориазом.

– Мервин Сэммон, «Дейли стар»! – Мужчина сунул мне руку прямо перед лицом Джека. – Простите, мисс Маккензи, что не даю вам поужинать, но я видел вас сегодня на пресс-конференции. – Он закашлялся, в горле забулькала мокрота. – Вы не против, если я задам пару вопросов?

Меня что, выследили и здесь? Долбаные журналисты!

– Восхищаюсь вашим честолюбием, раз вы в надежде на эксклюзив потащились за мной в такую погоду без зонта, наплевав на проблемы со здоровьем. Но, боюсь, я здесь с другом, и вы нам мешаете.

Тот, разинув рот, изумленно захлопал глазами.

Я вздохнула.

– Рубашка у вас сухая, а волосы мокрые. Значит, куртка есть, а вот зонт не захватили. Вокруг носа красные пятна, но голос не сипит, следовательно, вы глушите простуду медикаментами. И мой вам совет, Мервин, – сядьте на диету. На вашем месте я не налегала бы так на сандвичи с сыром.

– Как вы узнали?!

– У вас в зубах крошки.

Он ушел, бросив свирепый взгляд на Джека. Решил, что Вулфи раскрутил меня на эксклюзив. Видимо, опознал в нем коллегу. Что ж, в этом есть смысл. Оба пишут про криминал, хоть и немного в разных сферах. Наверняка пересекались.

– Итак, на чем я остановился? – Джек склонил голову набок. – Ах да. На пожаре.

– Каком еще пожаре? – удивилась я.

– По словам одного парня, Эйдан, когда ему было лет шестнадцать, спалил сарай отца со всеми инструментами. Видимо, они со стариком не очень-то ладили.

Значит, отношения Эйдана и Маркуса и впрямь были весьма напряженными. С чего бы?

Подошла официантка с нашей пиццей. От ароматов базилика и моцареллы заурчало в желудке. Я откинулась на спинку стула и, пока мой кусочек посыпали черным перцем, пригубила вина.

– Мне не надо, благодарю.

Когда официантка занесла мельницу над тарелкой Джека, тот вскинул руку и сам полил «Фиорентину» маслом чили.

– Так что, Фингерлинг до сих пор тебя кошмарит?

– Еще мягко сказано…

Я заметила инспектора на вокзале Сент-Джеймс-Парк, тот тоже ехал в сторону Кэмдена. Подходить и здороваться я, разумеется, не стала.

– Он не имеет права так с тобой обращаться. – Джек вытер губы салфеткой. – Может, пригласить его прокатиться над Ла-Маншем и нечаянно уронить за борт?

– Так и знала, капитан, что вы не удержитесь и заговорите про полеты.

Джек недавно приобрел долю во владении самолетом «Грумман Тайгер»[19]19
  Грумман F-11 «Тайгер» – американский палубный истребитель, производимый в США для американских ВМС в 1954–1959 гг. Использовался в учебных целях до 1969 г. На экспорт не поставлялся. Всего было построено около 200 самолетов.


[Закрыть] и при любом удобном случае норовил полетать. А уж хвастался – так и вовсе каждые пять минут.

Он рассмеялся.

– Уже который день держу птичку дома. Погода – отстойней некуда.

– Бедняга!

Джек бросил в меня кусочек картофеля.

– Что-то нынче ты не в духе.

– А ты бы радовался, если б пришлось весь день лицезреть этого урода Фингерлинга?

– Не имел чести быть ему представленным, но поговаривают, что он реально сволочь. Вообще не умеет общаться с людьми.

– Я, если честно, тоже не умею. Он звал меня в бар, а я его отшила, причем грубо.

– Он обязан уважать память Дункана, – жестко заявил Вулф. – Даже если не умеет обращаться с женщинами.

– Фингерлинг его не знал. И, откровенно говоря, Джек, даже приятно, что не все сослуживцы Дункана ходят вокруг меня на цыпочках, словно я вот-вот растаю. Фэлкон – и тот ничем не лучше других. Вечно качает головой: «Ах, эта бедная вдовушка Зиба…» – Я выразительно закатила глаза. – Посмотрела бы я на него, доведись ему сойтись в рукопашной с талибами, когда весь план полетел к чертям и боеприпасы кончились.

– Фэлкон с Дунканом были очень дружны. Наверное, он считает своим долгом тебя опекать.

– Только в этом нет необходимости. Я могу и сама о себе позаботиться!

– Ладно, ладно, я понял… – Джек вскинул руки в знак капитуляции.

– Теперь, когда я сняла камень с твоей души, лучше расскажи мне про Фингерлинга. Что у тебя на него есть? Может, он любит носить женские стринги?..

– Об этом мне ничего не известно, – Джек рассмеялся. – Но ходят слухи, в последние годы он совсем слетел с катушек. Недавно его бросила подружка. Он очень болезненно пережил разлад и с тех пор посещает психолога. Поговаривают, она изменяла ему чуть ли не в открытую.

– Круто, ничего не скажешь.

– Может, и так. Хотя, судя по твоим рассказам, он это заслужил.

Я пожала плечами, и мы принялись обсуждать последнее убийство Протыкателя. Наверное, это было неизбежно – ведь все окружающие только о нем и говорили.

– Ты уж постарайся не шутить с Фингерлингом, – предупредил напоследок Джек.

Мы закончили ужинать, и он расплачивался по счету. Как всегда, сам – с меня денег никогда не брал.

– Ты опять за свое?

– У меня насчет него дурное предчувствие. Не знаю, в чем дело, но мне этот тип не нравится. Просто держи ухо востро, ладно?

– Спасибо за заботу, папочка, только я и сама справлюсь, поверь. Не волнуйся. Все со мной будет хорошо.