Текст книги "Месть"

Он не увидел проволоки у нее в руках и ничего не заметил, пока удавка не затянулась на шее.

Гарольд забился, но толстый занавес и громкая музыка все заглушили. Да и чем больше дергаешься, тем быстрее у тебя кончается воздух.

Джун всегда любила удавку. Быстро, эффективно, осязаемо.

Гарольд потратил слишком много энергии, цепляясь за провод, а не за ее лицо. Не то чтобы это имело значение.

– Ничего личного, Гарольд, – сказала Джун, пока он топал ногами, пытаясь освободиться.

Так и есть – Гарольд не входил в ее список. Это был просто бизнес.

Безжизненное тело рухнуло на пол, тонкая полоска слюны свисала с открытых губ.

Джун выпрямилась, вздохнула, убрала провод. Она принялась изучать свои ладони, которые не были ее ладонями. На них остались тонкие, глубокие порезы. Джун их не чувствовала, но знала, что настоящая Джинни проснется с этими рубцами и болью.

Извини, Джинни, подумала Джун, вышла из комнаты и задернула за собой занавеску. Гарольд был большим транжирой. Он оплатил целый час Джинни-чирлидерши, что давало Джун добрых пятьдесят минут, чтобы убраться как можно дальше от тела.

Шагая по коридору, она потерла рубцы. По крайней мере, соседи по комнате Джинни были дома – железное алиби. Никто не видел, как Джун входила к Гарольду, и никто не видел, как она уходила, поэтому все, что ей нужно было сделать…

– Джинни, – прозвучал чей-то голос, слишком близко. – Ты разве не на работе?

Джун выругалась себе под нос и обернулась. А попутно изменилась – четыре года сбора образов всех, кого она коснулась, предоставляли ей обширный гардероб. В мгновение ока она сбросила Джинни и выбрала кого-то еще, тоже блондинку, с такими же волосами, такого же телосложения, но с сиськами поменьше и круглым лицом.

Такая перемена – чертово произведение искусства, и вышибала растерянно моргнул. Джун по опыту знала: когда люди видят то, чего не понимают, то не могут соображать. «Я видел» становится «Думаю, я видел», затем «Я не мог видеть», а значит: «Я не видел». Глаза ненадежны. Умы слабы.

– Сюда можно только танцовщицам и клиентам, мэм.

– Я подглядывать не собиралась, – ответила Джун, подпуская тяжелого акцента. – Просто искала дамскую комнату.

Макс кивнул на дверь справа:

– Пойдете назад, откуда пришли, и через весь клуб.

– Спасибочки, – подмигнула она.

По пути обратно Джун старалась идти спокойно, непринужденно. Сейчас ей хотелось одного: забраться в душ. Со стрип-клубами вечно так. Вонь похоти и пота, дешевой выпивки и грязных денег была такой густой, что буквально липла к коже и не отпускала до самого дома. Хотя все это лишь игра фантазии: Джун не могла чувствовать, ощущать запахи и вкусы. Одолженное тело – оно такое. Одолженное.

Она миновала уже половину пути, когда врезалась в мужчину, худого, светловолосого, одетого во все черное. Ничего особенного, в подобном месте бизнесмены пялились на голых женщин наравне с обычными холостяками, но Джун нечаянно задела его руку и увидела… пустоту. Ни деталей, ни воспоминаний.

Мужчина едва обратил на нее внимание и уже пошел прочь. Он скрылся за красной дверью в глубине клуба. Джун заставила себя шевелиться, хотя весь ее мир только что замер.

Неужели? Каковы шансы…

Ничтожны, однако все же не нулевые. Несколько лет назад был еще один парень, молодой, с ним она столкнулась на улице летней ночью. Ей пришлось запрокинуть голову, ему нагнуться. Джун ощутила тот же холод, ту же черноту там, где должны были храниться воспоминания. Когда месяцами с одного прикосновения собираешь образы и формы, такое отсутствие информации сбивает с толку, дезориентирует.

Тогда Джун не знала, в чем дело – он не в порядке, она сама, это такая особенность или глюк, – а потом проследила за парнем и увидела, как он провел рукой по капоту машины. Внезапно заурчал мотор. Вот тогда она поняла: парень – другой.

Не такой, как она, но не обычный.

После того случая Джун решила его отыскать.

Джун, которая никогда прежде не была поклонницей случайных контактов, лишних прикосновений, теперь, в погоне за этими неуловимыми пятнами тьмы, искала любой повод, чтобы задеть пальцами, поцеловать в щеку. Но не нашла другого.

До этого самого дня.

Джун спряталась за колонну и сменила белокурую девушку на человека с незапоминающимся лицом. В баре она заказала себе выпивку и стала ждать, пока незнакомец появится.

Десять минут спустя он появился с черным портфелем в руке и вышел в темноту.

Джун пошла следом.

* * *

На улице бродил народ, но недостаточно много, чтобы скрыть слежку. Каждый раз, как на нее падал уличный свет, Джун меняла форму.

Что она сделает, если мужчина в черном ее заметит?

А если нет?

Джун не знала, почему следует за незнакомцем или как поступит, если он остановится. Что же ее тянуло, инстинкт или простое любопытство? У Джун не всегда получалось отличить их друг от друга. До…

Нет, она не хотела думать о том, что было раньше. Не хотела и не должна. Может, сам момент смерти и не запомнился, но агония была достаточно реальной. Нет смысла откапывать этот гроб.

Ее ведь звали не Джун. Она похоронила настоящее имя вместе со всем остальным.

Оставила лишь акцент. Впрочем, «оставила» громко сказано – упрямая штука не желала уходить. Отголосок дома в чужом мире. Память о зеленом и сером, о скалах и океане… Она, вероятно, могла бы уничтожить и это, вычистить вместе со всем остальным, что делало ее самой собой. Но больше у нее ничего не осталось. Последняя ниточка.

Как сентиментально, упрекнула себя Джун, ускоряя шаг.

В конце концов она перестала меняться и просто последовала за незнакомцем.

Странно было наблюдать, как прочие люди убираются с его пути.

Они точно видели его, судя по тому, как обходили. Но вправду не замечали чужака.

Как магниты. Все привыкли думать, что магниты притягиваются, но если их развернуть, они отталкиваются друг от друга. Хоть вечность их своди, даже если почти получится, в итоге они увернутся.

Интересно, так ли влиял этот человек на окружающих? Может, это часть его способностей?

Джун этого не чувствовала.

Но опять же, сейчас она ничего не чувствовала.

Кто ты, гадала она, раздраженная неопределенностью этого человека. Джун напрочь разбаловала ее сила, то, как легко доставались знания.

Не то чтобы она видела все – это короткий путь к долгому безумию, – но достаточно. Имена. Возраст. Воспоминания, но только те, которые действительно оставили след.

Человек словно раскладывался на кусочки.

И нынешняя пустота сильно сбивала с толку.

Мужчина остановился возле жилого дома. Джун затаилась в тени здания и смотрела, как он входит через вращающуюся дверь в вестибюль, затем в лифт, как кабина поднимается на девятый этаж и останавливается.

Джун задумчиво пожевала губу.

Уже поздно.

Но не слишком поздно.

Она мысленно перебрала свой «гардероб». Доставка уже не работает, а вот курьерская служба вполне. Она выбрала молодую женщину – самое невинное, особенно в ночное время, – в синей велосипедной куртке, подхватила в вестибюле недоставленный конверт и нажала кнопку вызова на лифте.

На девятом этаже было четыре двери.

Четыре шанса.

Она приложила ухо к первой и услышала мертвую тишину пустой квартиры.

То же самое со второй.

В третий раз Джун услышала шаги и постучала, но, когда дверь распахнулась, ее встретил не мужчина в черном, а девочка с большой собакой.

Хрупкая невысокая девочка с белоснежными волосами и льдисто-голубыми глазами. Вид ее застал Джун врасплох.

Ей было двенадцать, может, тринадцать. Того же возраста, что и Мэдлин. Мэдлин принадлежала к периоду До – когда у Джун была семья, родители, сестры, одна старше, три младше, и у самой младшей были такие же светлые кудри…

– Чем могу помочь? – спросила девочка.

Джун поняла, что, видимо, ошиблась. Она покачала головой и начала отступать.

– Кто там? – спросил теплый голос, и вышел здоровяк с татуированными руками и приветливой улыбкой.

– Доставка, – сказала девочка. Она потянулась к пакету, ее пальцы почти коснулись Джун, когда появился он.

– Сидни, – произнес мужчина в черном. – Я же сказал не подходить к двери.

Девочка ушла в комнату, собака за ней, а мужчина шагнул вперед. Его глаза, холодные, темно-синего цвета, опустились на пакет в руках Джун.

– Неправильный адрес, – сказал он, закрывая дверь перед ее носом.

Джун так и застыла в коридоре. Мысли лихорадочно крутились.

Она ожидала, что он окажется один.

Такие люди, как они, должны держаться в одиночку.

Кто эти здоровяк и девочка? Простые или тоже со способностями?

На следующий день Джун вернулась. Прижала ухо к двери и ничего не услышала. Она опустилась на колени перед замком, и через несколько секунд дверь распахнулась. В квартире было пусто. Никаких следов девочки, собаки, здоровяка или незнакомца.

Они просто исчезли.

VIII

Три года назад

Кэпитал-сити

Это случилось снова. И снова. И снова.

Виктор оперся на комод, таблетки из запасов Малкольма Джонса выстроились перед ним, вездесущий гул уже начинал откровенно завывать в черепе. Виктор перебрал флаконы в поисках чего-то, что еще не пробовал – оксикодон, морфин, фентанил, – но уже перепробовал все. Любые дозы, любые сочетания, ничего не работало. Ничего не помогало.

Он подавил разочарованное рычание и смахнул открытые бутылки со стойки. Таблетки посыпались на пол, а Виктор вылетел в квартиру. Надо уйти, пока приступ не достиг пика.

– Куда ты идешь? – спросила Сидни, когда Виктор пересек комнату.

– Погулять, – натянуто ответил он.

– Но ты только что вернулся. И сегодня мы идем в кино. Ты обещал сходить с нами.

Митч успокаивающе накрыл ее руку своей:

– Он ненадолго.

Сидни оглядела их, словно почувствовала недоговорки, ложь, дыры там, откуда вырезали правду.

– Что происходит?

Виктор схватил свое пальто с крючка.

– Мне просто нужно немного воздуха.

Теперь заряд разлетелся в воздухе вокруг него, энергия потрескивала в конечностях. Дол заскулил. Митч поморщился. Но Сидни не отступила.

– Там дождь идет, – запротестовала она.

– Не растаю, не сахарный.

Но Сидни уже тянулась к своему пальто.

– Хорошо, – сказала она, – тогда я пойду с тобой.

– Сидни…

Но она добежала до порога первой.

– Убирайся, – сказал он сквозь зубы.

– Нет, – ответила она, закрывая проем своим маленьким телом.

– Прочь, – приказал Виктор. Странное отчаяние зазвенело в его голосе.

Но Сидни не сдавалась:

– Если ты скажешь мне, что происходит. Я знаю, ты что-то скрываешь. Ты лжешь, и это несправедливо, я заслуживаю…

– Прочь, – рявкнул Виктор. И затем, не задумываясь – не осталось ничего, кроме нарастающего заряда, ускользающих секунд, необходимости убежать, – схватил Сидни и толкнул, не по нервам, а буквально в тело. Она пошатнулась, словно от удара, и Виктор прошел мимо нее к двери.

Он почти достиг порога, когда накрыл первый спазм.

Виктор пошатнулся, прижался к стене, сквозь стиснутые зубы вырвался низкий стон.

Сидни стояла рядом на четвереньках, но, когда Виктор споткнулся, весь гнев исчез с ее лица, сменившись страхом.

– Что с тобой? В чем дело?

Виктор склонил голову, тяжело дыша.

– Уведи ее…

Митч наконец подскочил и оттащил Сидни от Виктора.

– Что с ним происходит? – рыдала она, вырываясь из хватки здоровяка.

Виктор открыл дверь и сделал один шаг, прежде чем боль захлестнула его как прилив, и он упал.

Последним, что увидел Виктор, была Сидни, которая вывернулась из рук Митча и бросилась к нему.

А потом все стерла смерть.

* * *

– Сидни?

Виктор хрипло вздохнул.

– Сидни, ты меня слышишь?

Митч. Здоровяк говорил тихо, умоляюще.

Виктор сел и увидел, как Митч стоит на коленях у маленького тельца Сидни. Она лежала на спине, светлые волосы разметались, кожа была цвета фарфора. Сидни не двигалась. Митч потряс ее за плечо, приложил ухо к груди.

Виктор встал. Комната накренилась, голова была тяжелой, мысли тягучими, как всегда после приступа. Он повернул рубильник, обостряя чувства до боли. Нужно прочистить мозги.

– Отодвинься, – приказал Виктор, опускаясь на колени рядом с Сидни.

– Сделай что-нибудь, – потребовал Митч.

Ее кожа была холодной, хотя у Сидни она всегда холодная. Виктор поискал пульс и после нескольких мучительных секунд пустоты ощутил слабый трепет сердца. Оно едва билось. Дыхание было таким же медленным.

Виктор приложил руку к ее груди. Потянулся к нервам и попытался как можно мягче повернуть рубильник. Совсем немного, чтобы стимулировать реакцию.

– Очнись.

Ничего не произошло.

Он повернул рубильник еще немного.

Очнись.

Ничего. Она была такой холодной, такой тихой.

Виктор схватил ее за плечо.

– Сидни, очнись, – приказал он, посылая ток через ее маленькое тело.

Она ахнула, распахнула глаза, затем перевернулась на бок и закашлялась. Митч бросился к ней, а Виктор тяжело сполз вниз по двери, сердце гулко стучало в груди.

Когда Сидни удалось сесть, она посмотрела прямо на Виктора. В ее широко раскрытых глазах был не гнев, а грусть. Виктор без слов прочел ее невысказанный вопрос. Тот же вопрос, которым так долго мучился сам.

Что я наделал?

* * *

Виктор сидел на балконе и смотрел, как падает снег, белые пятна на черном фоне.

Он замерз. Можно было надеть пальто, успокоить нервы, приглушить холод, стереть все ощущения. Вместо этого Виктор смаковал мороз, наблюдал, как его дыхание вырывается облачками пара на фоне ночи, цеплялся за краткий период молчания.

Свет снова зажегся, но Виктор не мог заставить себя войти внутрь, не мог вынести выражение лица Сидни. Или Митча.

Он мог уйти.

Должен был уйти.

Расстояние не спасло бы его, но могло бы защитить их.

Дверь открылась за его спиной, и он услышал легкие шаги Сидни. Она вышла на балкон, опустилась на стул рядом с ним, подтянув колени к груди. В течение нескольких минут никто не проронил ни слова.

Когда-то Виктор обещал Сидни, что никому не позволит причинить ей боль, что он всегда навредит им в первую очередь.

Он нарушил это обещание.

Виктор изучал свои руки, вспоминая момент до того, как заставил Сидни уйти с дороги. Тогда он не трогал ее нервы, или, по крайней мере, не поворачивал рубильник. Но тем не менее сдвинул ее.

Виктор поднялся со своего места, обдумывая последствия. Он был на полпути к двери, когда Сидни наконец нарушила тишину:

– Тебе больно?

– Сейчас нет, – ответил он, уходя от вопроса.

– Но когда это случается – больно?

Виктор шумно выдохнул:

– Да.

– Как долго это длится? Насколько все плохо? Каково это, когда ты…

– Сидни.

– Я хочу знать. – Ее голос сорвался. – Я должна знать.

– Зачем?

– Потому что это я виновата. Я это с тобой сделала. – Виктор начал качать головой, но Сидни его прервала: – Скажи мне. Скажи правду. Вы все это время мне лгали, так хотя бы расскажи, каково тебе приходится.

– Как будто умираешь.

Она ахнула, будто от удара. Виктор вздохнул и подошел к краю балкона. Перила были скользкими ото льда. Виктор провел ладонью по железу, ощущая, как от холода немеют пальцы.

– Я рассказывал, как получил свои силы?

Сидни покачала головой, белокурый боб замотался из стороны в сторону. Разумеется, нет. Однажды Виктор рассказал ей свои последние мысли, но не более того. Дело не в доверии, просто они оба оставили прошлое позади. Что-то помнить хотелось, а много чего другого – нет.

– Большинство людей становятся ЭО в результате несчастного случая, – сказал он, изучая снег. – У нас с Эли было иначе. Мы решили найти способ все изменить. Кстати, это удивительно сложно сделать. Сознательно умереть, сознательно ожить. Найти способ покончить с жизнью, но все же не проститься ней, не делать тело непригодным для использования. Кроме того, нужен метод, который лишает субъекта достаточного контроля, чтобы заставить его бояться, потому что требуются химические свойства, вызываемые страхом и адреналином, чтобы вызвать соматические изменения. – Виктор запрокинул голову и всмотрелся в небо. – Это была не первая моя попытка, – тихо сказал он. – Ночь, когда я умер. Я уже пробовал однажды и потерпел неудачу. Передозировка, как оказалось, дает слишком много контроля и страха. Поэтому я решил попробовать еще раз. Эли уже преуспел, и я не хотел ему уступать. Я создал ситуацию, в которой не мог вернуть себе контроль. Ту, где не было ничего, кроме страха. И боли.

– Как? – прошептала Сидни.

Виктор закрыл глаза и увидел стоящую у панели Анджи.

– Убедил одного человека меня запытать.

Сидни коротко выдохнула. А Виктор продолжал говорить:

– Меня привязали к металлическому столу и подключили к электрическому потоку. Там был рубильник, и человек его повернул. Боль стала сильнее, но я сказал не останавливаться, пока не остановится мое сердце. – Виктор прижал ладони к ледяным перилам. – Люди имеют представление о боли. Они думают, будто знают, что это такое, каково это, но это всего лишь идея. Совсем другое дело, когда боль обретает конкретные формы. – Он повернулся к ней. – Поэтому, если хочешь знать, как ощущаются эти приступы, вот ответ: будто я умираю, снова и снова. Как будто кто-то поворачивает рубильник внутри меня, пока я не сломаюсь.

Лицо Сидни было белым.

– Я виновата, – сказала она себе под нос, сжимая пальцы. – Я это с тобой сделала.

Виктор подошел к стулу Сидни, встал перед ней на колени и твердо произнес:

– Сидни, я жив благодаря тебе. – Слезы потекли по ее щекам. Виктор коснулся ее плеча. – Ты меня спасла.

Она подняла глаза – синие радужки в красной окантовке.

– Но я тебя сломала.

– Нет, – начал Виктор и вдруг осекся. Ему на ум пришла мысль. Крохотная, но яркая искорка. Виктор подхватил ее, попытался раздуть пламя из слабого огонька и наконец понял.

Он не там искал. Он искал обычные решения проблемы.

Но Виктор не обычный человек. И то, что с ним произошло, тоже.

ЭО исказил его силы.

Значит, нужен ЭО, чтобы их починить.

IX

Два года назад

Южный Бротон

Удивительно, что люди способны выдавать за музыку.

Виктор прислонился к стойке. На сцене группа людей терзала инструменты. Единственный плюс, что они заглушали растущий гул в его собственной голове. Недостатком было то, что на его месте образовалась боль.

– Эй! – окликнул бармен. – Тебе налить?

Виктор повернулся к бару. К человеку за прилавком.

Уилл Коннелли, шесть футов три дюйма, квадратная челюсть, ершик черных волос и все признаки потенциального ЭО.

Виктор поручил Митчу перестроить поисковую матрицу, ту самую, которую Эли, а затем и полиция использовали для поиска ЭО, той самой, которая привела Виктора к Доминику.

Потребовалось два месяца, чтобы выследить первого кандидата – женщину на юге, которая умела обращать вспять возраст, но не травмы. Еще три, чтобы найти второго – мужчину, что мог разобрать вещи и собрать их обратно, но, увы, этот навык не относился к живым существам.

Найти ЭО было достаточно сложно.

Найти конкретных, кто обладал бы нужными силами, было еще труднее.

Последней зацепкой стал Уилл Коннелли, который выписался из больницы спустя два дня после аварии. Доктора только руками разводили.

Это предполагало способность к исцелению.

Вопрос был в том, сможет ли он исцелить Виктора.

Пока никто не смог.

– Ну? – переспросил Коннелли, перекрикивая музыку.

– «Глен Ардок», – ответил Виктор, кивая на пустую бутылку на задней стенке.

– Смотаюсь за новой, – сказал Коннелли, махнул другому бармену и выскочил из-за барной стойки.

Виктор немного выждал, затем последовал за ним по коридору. Коннелли как раз добрался до открытой двери кладовой, когда Виктор его догнал.

– Я передумал.

Бармен обернулся, и Виктор одним толчком отправил его вниз по лестнице.

Не очень долгий полет, но внизу была стена из металлических бочонков, и бармен врезался в них с грохотом, который привлек бы внимание, если бы не завывания над головой.

Виктор неторопливо спустился, а бармен сел, схватившись за локоть.

– Ты сломал мне чертову руку!

– Ну так почини ее, – сказал Виктор.

Выражение лица Коннелли изменилось.

– Чего? Что ты за…

Виктор щелкнул пальцами, и бармен пошатнулся, сдерживая крик.

Мог бы не напрягаться. Музыка так грохотала, что хоть резню устраивай, никто не заметит.

– Ладно! – простонал Коннелли. – Ладно.

Виктор отпустил его, и бармен выпрямился. Сделал несколько вдохов, а затем все его тело содрогнулось. Движение было таким быстрым, что походило на вибрацию. На перемотку. Еще секунда, и его рука легко повисла на боку, боль исчезла с лица.

– Хорошо, – сказал Виктор. – Теперь исправь меня.

Коннелли замешкался:

– Я не могу.

Виктор размял руки, и Коннелли отшатнулся обратно к стене ящиков.

– Я не могу, – выдохнул он. – Ты что, считаешь, если бы я мог помочь другим людям – я бы этого не сделал? Да я бы гребаным мессией стал. А не пахал бы в этом дерьмовом баре.

Это верно.

– Оно работает только на мне самом.

Гадство, подумал Виктор прямо перед тем, как зазвонил его телефон. Он вытащил сотовый из кармана и увидел на экране имя Доминика.

Дом звонил Виктору только тогда, когда возникали проблемы.

– Что случилось?

– Плохие новости, – ответил бывший солдат.

В кладовой Коннелли схватил бутылку с полки и бросился к Виктору. Вернее, попытался. Но Виктор поднял руку, и все тело Коннелли резко замерло. Виктор поймал его нервы, зажал их на месте. Он тренировался с той ночи, как сдвинул Сидни. Узнал, что боль и движение – две грани контроля. Покалечить тело просто; остановить его труднее, но Виктор и этому научился.

– Продолжай, – сказал он Дому.

– Ладно, ты ж знаешь, что многие ребята, отслужив, идут по частным лавочкам? Безопасность. Целевики. Наемники. Кому-то везет, кому-то нет. Но всегда есть работа для людей в определенной области, было бы желание.

Коннелли все еще боролся с Виктором, напирал всем весом, будто они занимались армрестлингом. Как будто это битва мускулов, а не воля.

– Так вот, пью я со старым армейским приятелем, – продолжал Дом, – вернее, он пил бурбон, а я коктейль…

– Короче, – поторопил Виктор, ставя бармена на колени.

– Да, извини. Вот, и тут он мне говорит, что нашел новую работу. Она вне радаров – ни публичных сведений, ни документов или онлайн-публикаций, просто из уст в уста. Никаких подробностей. Только название. ЭОН.

Виктор нахмурился.

– ЭОН?

Коннелли попытался закричать, но Виктор сжал ему челюсти.

– Ага. ЭОН, – подтвердил Дом. – «ЭО: наблюдение и нейтрализация».

Виктор замер.

– Это тюрьма.

– Или что-то наподобие. Они ищут охранников, но также обучают офицеров охотиться на таких, как мы.

Виктор переварил информацию.

– Что еще сказал твой друг?

– Немного. Но он дал мне визитку. Настоящее шпионское дерьмо. Только эти три буквы на одной стороне, и имя и номер на обороте. Ничего больше.

– Чье имя? – спросил Виктор, хотя у него было чувство, что он уже знает ответ.

– Директор Джозеф Стелл.

Стелл. Имя царапнуло по коже Виктора. Полицейский, который первым пришел за ним в Локленд сразу после смерти Анджи; причина, по которой Виктор провел четыре года в одиночной камере и еще шесть лет в обычной; тот самый человек, который десять лет спустя выследил Эли, но попал под чары Серены Кларк. Стелл вел себя как собака с костью – раз вцепится и уже не отпустит. А теперь это. Организация, предназначенная для охоты на ЭО.

– Я думал, ты захочешь узнать, – сказал Доминик.

– Правильно подумал. – Виктор повесил трубку.

Какая ж хрень, подумал он, качая головой. Официально Виктор Вейл был мертв и похоронен на кладбище Мерита, но достаточно намека – черт, да есть куча причин снова откопать тело. И он оставил позади пустой гроб. След. Не очевидный, но хватит, чтобы вызвать проблемы. И сколько времени понадобится ЭОН, чтобы его выследить? Поймать?

– Отпусти меня, – прорычал Коннелли сквозь стиснутые зубы.

– Хорошо, – сказал Виктор.

Бармен пошатнулся, ошеломленный внезапной свободой, но не успел встать, как Виктор выхватил пистолет и выстрелил ему в голову.

А музыка продолжала бушевать над головой, несломленная, не потревоженная.

* * *

– Пять зефирок, – заявила Сидни на кухонной стойке. Сегодня вечером ее волосы были вырвиглазно-пурпурными.

– Слишком много, – отозвался Митч от плиты.

– Хорошо, три.

– А как насчет четырех?

– Не люблю четные числа. Привет, Виктор. – Сид рассеянно махнула ногами. – Митч делает горячий шоколад.

– Как по-домашнему, – сказал тот, стаскивая пальто.

Они не спрашивали о его вечере или Коннолли, но Виктор чувствовал повисшее в воздухе напряжение. Его молчание было красноречивее любого ответа.

Он поймал взгляд Митча.

– Разузнай все, что можешь, об ЭОН.

– Что это? – спросил Митч.

– Проблема. – Виктор пересказал им разговор с Домиником, наблюдая, как Сидни бледнеет, а выражение Митча меняется от удивления к беспокойству. Договорив, он повернулся к своей комнате. – Начните собирать вещи.

– Куда мы поедем? – спросила Сид.

– Фултон. Кэпстоун. Дрезден. Кэпитал-сити.

Митч нахмурился.

– Это все места, где мы уже были.

– Я знаю, – сказал Виктор. – Мы возвращаемся. Нужно подчистить хвосты.

Тень легла на лицо Сидни.

– Ты собираешься их убить. Всех, с кем вы встречались…

– У меня нет выбора, – просто сказал он.

– Нет, есть, – сказала Сидни, скрестив руки. – Почему ты должен…

– Кто-то знает мое состояние. Кто-то мою силу. Но все они видели мое лицо. С этого момента мы не оставляем абсолютно никаких следов, и это означает, что, прежде чем идти вперед, нам придется вернуться.

Хвост из тел или хвост из свидетелей – таков выбор. Ни один из вариантов не был идеальным, но, по крайней мере, трупы не могли давать показаний. Решение Виктора было логичным, но Сидни не хотела этого понимать.

– Если ты убьешь все ЭО, которых встречал, – сказала она, – чем ты лучше Эли?

Виктор сжал зубы.

– Я не получаю от этого удовольствия, Сидни, но если ЭОН их найдет, то станет на один шаг ближе к нам. Ты этого хочешь?

– Нет, но…

– Знаешь, что они сделают? Сначала убьют Дола, а потом заберут тебя, меня и Митча, и мы никогда больше не увидим дневного света, не говоря уже друг о друге. – Глаза Сидни расширились, но Виктор продолжил: – Если повезет, нас запрут в клетку. В одиночестве. Если нет, они превратят нас в научный эксперимент…

– Виктор, – предупредил Митч, но тот лишь подошел ближе. Сидни уставилась на Виктора, сжав кулаки. Он опустился на колени, чтобы оказаться с ней на одном уровне.

– Думаешь, я веду себя как Эли? Думаешь, я играю в Бога? Хорошо, давай по-твоему, Сидни. Прямо сейчас выбирай, кому жить. Нам или им.

Слезы повисли на ее ресницах. Она не смотрела на него, уставилась на его рубашку и беззвучно шевельнула губами.

– Что? – переспросил он. И на сей раз услышал:

– Нам.

X

Четыре недели назад

Хэллоуэй

Виктор оперся на раковину, ожидая, когда подействует лекарство, и подумал, что эффект на данный момент как у плацебо. Не столько реальности, сколько неуместной надежды. Для спокойствия. На время. Для контроля.

Он оттолкнулся от стойки и вернулся в спальню, к комоду, к тонкой пачке бумаги. С верхнего листа на него уставилось лицо Джека Линдена. Черные полосы пересекали профиль, стирая строку за строкой, пока не осталось только два слова. Десять букв, разбросанных по всей странице.

П О Ч И Н И    М Е Н Я

Виктор долго смотрел на них, затем скомкал бумагу и отшвырнул ее.

У них кончились кандидаты.

И у него заканчивалось время.

«3 минуты 49 секунд».

– Виктор! – нетерпеливо позвала Сид.

Он выпрямился.

– Иду, – отозвался Виктор, доставая из верхнего ящика небольшую синюю коробку.

В гостиной было темно.

Сидни встала на колени перед кофейным столиком, где возле пирога собрался настоящий маленький алтарь из подарков. Восемнадцать свечей испускали разноцветные искры. Митч довольно скрестил руки.

– Загадай желание, – сказал он.

Взгляд Сидни переместился с торта на Митча, а потом на Виктора.

Как раз перед тем, как она задула свечи, тень пробежала по ее лицу.

* * *

Восемнадцать свечей. Сидни упивалась числом, расставляя свечи рядом с недоеденным тортом. Восемнадцать. Дол попытался слизнуть со стола кусочек шоколадной глазури, но Виктор отпихнул пса, а Митч вручил Сидни свой первый подарок. Она взяла коробку, потрясла с озорной усмешкой, затем сорвала бумагу и вытащила красный бомбер.

Она увидела его в витрине магазина, несколько городов назад, и остановилась полюбоваться, как классно выглядит долговязый манекен, какие у него изгибы, как прячутся руки в глубоких боковых карманах.

Сид тогда не сказала, что хотела бы обладать не только одеждой, но и телом манекена. Ей бомбер оказался слишком большой – рукава на шесть дюймов длиннее, чем надо.

– Извини, – сказал Митч. – Это был самый маленький размер.

Ей удалось улыбнуться.

– Все в порядке, – сказала она. – Я вырасту.

Вероятно. В конце концов.

Митч протянул ей вторую коробку, с маркой Мерита на упаковке. Доминик. Она по нему скучала – Виктор часто разговаривал по телефону с бывшим солдатом, но никто из них не видел его с тех пор, как покинул Мерит. Это был единственный город, в который они никогда не возвращались.

Там осталось слишком много скелетов.

Сидни пошатнулась от тяжести подарка Доминика. Внутри обнаружилась пара армейских ботинок со стальным носком и подошвой в три дюйма толщиной. Сидни тут же их надела, а потом заставила Митча встать рядом, чтобы посмотреть, какая она теперь высокая. Получилось дотянуться до его груди вместо живота, и здоровяк игриво потрепал ее парик.

Наконец Виктор протянул ей небольшую синюю коробку.

– Не тряси, – предупредил он.

Сид опустилась у столика, задержала дыхание и подняла крышку.

Внутри на бархате лежал скелет птички. Ни перьев, ни кожи, ни мышц – только три дюжины косточек, аккуратно разложенных среди голубых складок.

Митч скривился, но Сидни встала, прижимая коробку к груди, словно драгоценность.

– Спасибо, – улыбнулась она. – Просто идеально.

XI

Пять лет назад

Мерит

В ночь, когда Виктор умер, Сидни не могла уснуть.

Доминик проглотил горсть таблеток, запил их виски и рухнул на диван всего за несколько минут до того, как Митч, избитый и окровавленный, в тысяче миль от него, принял свою дозу.

Но Сид так и сидела с Долом у ног, думая о теле Виктора в морге, обугленном трупе Серены на участке «Фолкон-прайс», пока наконец не плюнула на сон, не натянула сапоги и не выбралась наружу.

Перед самым рассветом Сидни достигла заброшенной стройки. Серена говорила, что это самая темная часть ночи. Время, когда на улицы выходят монстры и призраки.

Участок повсюду пересекали полосатые ленты, отмечающие место преступления.

Сидни пригнулась и пролезла под фанерный забор. Полиция уехала, шум и свет исчезли, хаос ночи свелся к пронумерованным маркерам, высыхающей крови и белой пластиковой палатке.

Внутри лежало тело Серены. Вернее, что от нее осталось. Огонь был горячим – настолько горячим, что ее сестра превратилась в почерневшую кожу и ломкие кости. Сидни знала, что все позади, но, когда тянулась к обугленным останкам, все равно подспудно боялась обжечься. Не было ни жара, ни тепла, ни следа жизни. Половина костей уже рассыпалась, другие грозили сломаться от легкого прикосновения, но кое-где несколько кусков сохранились.