Текст книги "Извинюсь. Не расстреляют (сборник)"

Андрей почти успел. Двадцать минут не в счет.

Все усаживались за стол. Светлана побывала у парикмахера. Парикмахер профессионально распрямил волосы, они падали отвесно, как дождик. Глаза светились, как солнышки. Лицо было одухотворенным. Ей очень шло счастье.

Андрей сидел, слушал музыку в себе. Он любил двух женщин, жил две жизни внутри одной. Это не раз-двоение его жизни, а у-двоение. «О, если б навеки так было…» Это слова романса, который пел Шаляпин. Какие красивые слова, и как точно они передавали состояние сорокалетнего Андрея Хныкина. О, если б навеки так было: Светлана и Надя… Но если он так хочет, значит, так и будет. Разве он не хозяин своей жизни?

Официанты шныряли по залу. Шеф-повар собственноручно принес осьминога.

За столом собрались самые близкие – друзья детства и юности, те, которых не меняют. И последние друзья-коллеги – надежные и крепкие. Это был ближний круг, куда невозможно привести Надьку. Надьку бы проигнорировали, сделали вид, что ее нет. Либо просто поднялись и ушли. Не стали бы участвовать в у-двоении. Значит, Надька пожизненно будет вынесена за скобки его основной жизни.

Андрей был сыт, настроен философски. Он сидел и размышлял: почему Италия славилась тенорами, а Россия – басами? Чем это объясняется? Может быть, погодными условиями? Андрею вдруг захотелось в Италию. В Венецию и Флоренцию. Взять индивидуальный тур и отправиться со Светланой. Это будет настоящий юбилей, не то что ресторан – нажираться и напиваться.

Хор официантов тем временем вопил: «А-я-я-яй, что за девчонка!» Эта песня была популярна в молодости его родителей. Молодость кончилась, а песня осталась. Хотя если разобраться, то и песня кончилась. Ее почти не поют, если только случайно…

Андрей скрыл от Надьки свою поездку в Италию. Но Надька узнала совершенно случайно от его секретарши.

Надька позвонила Андрею в офис. Трубку взяла секретарша Лена и сказала, что Андрей Петрович и Светлана Ивановна уехали в Италию. Будут через десять дней.

– А когда они уехали? – оторопела Надька.

– Сегодня. У них самолет в 13.40, на Милан. А кто это?

– Журналистка. Они обещали мне интервью.

– Сегодня вряд ли… – Лена положила трубку.

Раздуваемая ветром ярости, Надька стала метаться по комнате. Посмотрела на часы. Было всего одиннадцать. Регистрация начинается за два часа, можно успеть. Таня ушла в магазин, и непонятно, когда припрется обратно. Удивительная способность исчезать именно тогда, когда она больше всего нужна.

Надька схватила Луку, сунула его в комбинезон. Свои босые ноги – в сапоги. На пижаму – шубу из рыси, и уже через двадцать минут ее машина неслась по Ленинградскому проспекту.

Зачем она едет? Что она хочет? Если бы Надька хоть на минуту включила здравый смысл, то никуда бы не поехала.

Но Надька летела, как разъяренный бык на корриде, и красный туман ярости застилал ее глаза. Ярость надо было перевести в действие, иначе эта ярость разорвет сосуды.

Спидометр показывал сто километров в час. Милиционеры свистели. Надька, тормознув, совала стодолларовую купюру и, не вступая в переговоры, мчалась дальше. Она неслась, как каскадер, только что не перескакивала через машины. Оставалось десять минут. Огромный срок. Можно успеть.

Впереди раздался выстрел-хлопок. Это столкнулись две машины. Пришлось затормозить.

Перед ней и по бокам мгновенно образовалась вереница замерших машин, как стадо быков, пришедших на водопой.

Надька выскочила из машины. Заметалась. Что теперь делать? Не бежать же бегом до аэропорта…

Посмотрела на часы. Время было упущено. Самолет благополучно взлетит и возьмет курс на солнечную Италию, и не грохнется по дороге.

Надька вытащила из сумки мобильник, набрала номер Андрея. Отозвалась Светлана. Ну ничего, пусть будет Светлана. Даже лучше.

– Отдайте мне его, – четко потребовала Надька. – Он вас не хочет.

– У вас слишком богатое воображение, – спокойно отреагировала Светлана.

– Сука, блядь, говно…

Эту фразу Надька уже произносила консьержке, так что она повторялась. Но не будет же она всякий раз придумывать новое…

– Большое спасибо, вы очень любезны, – отозвалась Светлана и нажала на отбой.

Ветер ярости спал. Надька села в машину и заплакала.

Лука обнял ее за шею и сказал:

– Не плачь, мамочка. Я вырасту и женюсь на тебе…

Надька не достигла желаемого. Поездка состоялась, но была подпорчена. Тайное стало явным. Светлана поняла, что Андрей по-прежнему связан с японкой. Однако дела этой женщины плохи, иначе зачем идти на таран. Злость от бессилия. Но она борется. И она опасна. От таких не знаешь, что ждать.

– Ну и вкус у тебя, – сказала Светлана.

И это все, что она сказала.

Надька ждала, что, вернувшись из Италии, Андрей проведет с ней воспитательную работу. Но Андрей объясняться не стал. Просто в очередной раз сменил все телефонные номера и приказал охране: не пускать.

Он боялся Надьку. Стало ясно, что она не смирится со статусом любовницы и пойдет до конца. Может плеснуть в лицо соляной кислотой… На ней действительно надо либо жениться, либо бросать с концами. Андрей выбрал второе. Любовницу всегда можно найти. Они ходят по ночным клубам – гибкие, как кошки, благоуханные, как цветы. Только и ждут, чтобы их приблизили и приласкали. Женщине так нужна защита, пусть даже временная. Вместо Надьки можно выбрать Таньку или Машку, какая разница. Разница, конечно, будет, но это даже интереснее.

Надька ждала. Прошел месяц. Другой. Она позвонила секретарше Лене домой. Подарила ей часы фирмы «Романсон» и ручку «Паркер» с золотым пером.

Лена пообещала соединить ее с Андреем. Но никто никого ни с кем не соединял. Андрей самоустранился.

Следующий ход – ее.

Надька советовалась с Ниной и Нэлей, проговаривала ходы.

– А ты не можешь оставить его в покое? – спрашивала Нина.

– Не могу, – отвечала Надька.

– Почему?

– Не знаю. Не могу, и все.

Надька думала и добавляла:

– Я ненавижу его жену.

– Что тобой движет: любовь или ненависть?

– То и другое.

– Можно понять, – соглашалась Нэля. Она тоже ненавидела законную жену своего гения и называла ее «корявая Фрида».

В результате Надька договорилась с Нэлей. Нэля договорилась с журналисткой на радио. Был предложен сюжет: элитное жилье. Сюжет понравился.

Надька приехала на студию звукозаписи.

– Скажите, пожалуйста, сколько стоит такая квартира? – спросила ведущая.

– Это не американский вопрос, – улыбнулась Надька.

– Извините… Если не хотите, можете не отвечать.

– Ну… раз уж вы спросили. Один миллион.

Это было чистое вранье, но кто проверит… Тем более что цены с тех пор заметно выросли. Недвижимость дорожала.

– А откуда у вас такие деньги? – искренне изумилась ведущая.

– Я могу не отвечать?

– Ну конечно. Просто интересно, откуда такие деньги у молодой женщины. Может быть, наследство?

– Эту квартиру подарил мне мой друг, – сообщила Надька.

– Обойдемся без фамилий…

– Ну почему? Я и фамилию могу сказать. Андрей Петрович Хныкин. Банкир. Председатель совета директоров.

– А у него откуда такие деньги?

– А вот этот вопрос к нему.

Желаемое было достигнуто. На всю страну прозвучало, что Андрей имеет любовницу и дарит ей миллионные подарки. Пусть Светлана подавится этой информацией: из семьи вытекает не только чувство, но и деньги. Происходит огромная утечка – моральная и материальная.

– Простите, а за что такие подарки? – удивилась ведущая.

Удивление было притворным. Диалог составлен заранее, записан, как роль, на бумажке, и каждый знал свой текст на память.

– За сына, – ответила Надька. – Я родила ему сына.

– А как его зовут?

– Хныкин Лука Андреевич, – спокойно поведала Надька.

Передача прошла в ночное время, но ее услышали все. И Ксения в том числе. Она тут же позвонила Надьке и закричала:

– Ты сошла с ума! Кто же сообщает на всю Москву о своих миллионах? Тебя обворуют или убьют!

– Почему «или»? – хмуро спросила Надька. – Можно и то и другое.

Передачу услышали родители Андрея. Мать схватилась за сердце. Она любила Светлану, гордилась прочным домом своего сына. И вдруг все закачалось.

Поразмыслив, родители сообразили: ребенок чужой, баба – аферистка, но ведь каждому не объяснишь. Теперь придется ходить и прятать глаза от соседей. Получалось, что сын – вор и бабник.

Светлана совершенно случайно включила радио.

– Андрей! – крикнула она. – Иди. Тут наша.

Андрей вошел в гостиную.

Прослушали передачу в полном молчании.

Когда сюжет кончился, Светлана спросила:

– Кто позвонит адвокату, ты или я?

– Зачем? – спросил Андрей.

– Без суда ее не заткнуть, – сказала Светлана. – Иначе она разденет тебя до трусов. Неужели не ясно?

* * *

Через какое-то время ее вызвали в суд. Разговор был неприятный. Чувствовалось, что судья – явно на стороне Светланы. Разговаривала сухо, старалась не смотреть в глаза.

Из беседы стало ясно, что триста тысяч долларов придется вернуть. Кассета – не что иное, как улика. Зло, пущенное в Светлану, оказалось бумерангом, оно вернулось и ударило Надьку в лоб.

Надька заметалась мыслями: надо немедленно продавать квартиру, прятать деньги в западном банке. Продавать не хотелось. Но где выход? И Надька нашла.

Она приготовила термос с кофе и отправилась к офису. Стала вести наружное наблюдение. Этот сценарий был ей знаком. Сидеть пришлось недолго. Через полчаса из офиса вышли Андрей со Светланой. Вид у обоих был целеустремленный.

Надька вышла из машины и бесстрашно приблизилась к супружеской паре.

– Добрый день, – сдержанно поздоровалась Надька и слегка кивнула, как на светском приеме.

– Чего тебе? – насторожился Андрей.

– Грубо, – отозвалась Надька. – После всего, что было между нами…

– Что вы хотите? – холодно спросила Светлана.

– Заберите заявление из суда, – спокойно предложила Надька. – Иначе мне придется защищаться и я скажу, какие деньги вы прокручивали и как отмывали.

Андрей обмер. Он вспомнил, как однажды, в минуту полной близости, рассказал Надьке то, что держал в секрете даже от себя самого. Если произойдет утечка информации, его отстранят от бизнеса, если не хуже.

Светлана поняла все и сразу. Ей очень хотелось проучить наглую Надьку, но ведь не ценой собственного краха.

– Мы подумаем, – сухо ответила Светлана.

– Думайте, думайте… Только не затягивайте.

Надька повернулась и пошла к своей машине. Андрей и Светлана провожали ее глазами. Они ее боялись. Что стоило Надьке выступить по телевидению или дать интервью в газету? А можно и то и другое.

Андрей забрал из суда заявление в этот же день.

Светлане страстно хотелось сказать Надьке все, что она о ней думает. Но Андрей остановил.

– Не опускайся до ее уровня, – сказал он. – Иначе ты будешь такая же, как она.

– Может быть, тогда у нас наладится сексуальная жизнь, – вскользь заметила Светлана.

Она понимала, что все неспроста: и деньги, и ребенок, и раскрытые тайны. За всем этим жаркие ночи, крики и шепоты, доверие и единение. За всем этим – чувство…

Тяжелая жаба поселилась в душе Светланы. Она не хотела бы оказаться на Надькином месте, но и свое место ей не нравилось. Надо что-то менять.

Луке исполнилось пять лет. Более качественного ребенка трудно себе представить. «Хорошее семечко попало», – думала Надька. Однако своим рождением Лука был обязан только Андрею. И квартира возникла благодаря Андрею, его триста тысяч решили дело. Если разобраться, от Андрея гораздо больше пользы, чем вреда. Но с другой стороны, без Андрея ничего не надо. Все меркнет, как в сумерках. Дни летят, как проваливаются.

Надька могла обойтись без мужа: деньги есть, дети есть. Но обойтись без любви она не могла. Тоска по Андрею подступала, как удушье. Надька научилась запивать тоску спиртным. Гадость не пила, только виски с черной этикеткой. Сохраняла здоровье.

Однажды в пьяном виде позвонила домой секретарше Лене.

Лена доложила, что Андрей улетает в Америку.

– Когда? – Надька напряглась до звона.

– Через неделю. Рейс «Транс-аэро». Дима ездил за билетами…

За неделю Надька свернула горы, кому-то звонила, врала с три короба, кому-то платила, металась по Москве. Ей нравилось ставить трудную цель и добиваться любым путем: идти в обход, идти на таран, если надо. А в результате испытать торжество победы. Ощущение торжества было слаще, чем сама цель.

Но вот виза – в паспорте. Надька – в Шереметьево. Спросила в кассах: есть ли билет на «Транс-аэро» до Лос-Анджелеса? Оказалось: билетов навалом. Самолет летит полупустой.

Надька опасалась: если Андрей ее обнаружит – будет скандал. Либо без скандала. Он просто не полетит. Вернется домой. Скажет Светлане: «Она меня преследует, я ее боюсь».

Надо было пробраться в самолет до объявления посадки и там спрятаться.

Надька подошла к трапу, соединяющему аэропорт с самолетом. У входа стояла строгая стюардесса.

– Посадку объявят через полчаса, – предупредила стюардесса.

– Я беременна. Мне надо лечь, – попросила Надька.

Стюардесса оглядела стройную Надьку. Наткнулась на ее умоляющие глаза. Пожала плечом и пропустила. В конце концов, это не такое уж большое нарушение.

Надька галопом промчалась по рукаву. Две стюардессы обернули к ней свои личики в полной косметике.

– Девочки, спрячьте меня! – взмолилась Надька. – Сейчас в самолет войдет мой любимый. Если он меня увидит – выкинет в иллюминатор.

Стюардессы мгновенно все сообразили. «Любимый» и «выкинет в иллюминатор» – вполне возможный сюжет. Только любимые и выкидывают. А нелюбимые ведут себя прилично.

Стюардессам стало весело. Одна из них сунулась в кабину пилота, потом вышла и сказала:

– Вадик разрешил, но только до взлета. Я за вами зайду.

Надька подалась к кабине, но стюардесса остановила:

– Поднимите руки.

– Зачем? – удивилась Надька.

– Инструкция.

Стюардессы быстро и сноровисто обхлопали ее по всему телу. Проверяли на безопасность. Не шахидка ли? Но у шахидок другие лица, другие глаза. Они устремляются не к любовнику, а в вечность. К самому Аллаху, который за руку отведет их в рай.

Надька вошла в кабину. Присела сразу возле дверей на откидное сиденье.

Командир корабля и первый пилот сидели на своих местах, проверяли пульт управления. Переговаривались тихо и коротко на своем самолетном языке. Понимали друг друга с полуслова. Они были молоды, серьезны, сосредоточенны. В их руках – человеческие жизни, и свои в том числе. Широкоплечие, в красивой форме, они казались сверхлюдьми.

На Надьку они почти не обернулись. Вернее, обернулись, но не увидели. У них были дела поважнее.

Посадка закончилась. Трап отъехал. Самолет покатил на взлетную полосу. Мотор заревел, набирая ярость и захлебываясь от ярости. Помчал по взлетной полосе, оторвался от земли, и в мгновение земля оказалась далеко внизу. Стюардесса не зашла. Забыла скорее всего.

Навстречу Надьке полетели облака. Обзор был широкий – впереди и по бокам. Надька находилась в стеклянной полусфере. Казалось, что она, как шахидка, летит в вечность…

Как давно у нее не было таких красивых и сильных впечатлений. Последнее время Надька только и делает, что продирается сквозь чащу, как дикая свинья, копя в душе месть и злобу. А ведь есть облака, и бескрайняя синь, и сверхлюди, крепко держащие руль.

Самолет набрал высоту. Облака остались внизу, как вскипевший океан. Солнце светило без помех, торжествующе и нагло. Стюардесса заглянула и забрала Надьку. Надька вошла в салон первого класса.

Андрей сидел, смотрел в иллюминатор. Сквозь разорванные облака в глубокой сизой дымке виднелась земля. О! Как далеко падать, если самолет вдруг выйдет из строя. Как больно разбиваться. А может, и не больно. Сердце разорвется еще в пути, в свободном падении. Андрей вдруг поймал себя на мысли, что сейчас хорошее время для смерти. Ему не жаль было своей жизни. Что его ждет? Работа, работа, опять работа и деньги, деньги… А кому их оставить?… Родители уйдут раньше. Значит, племянникам Светланы. Значит, он крутится как белка в колесе для каких-то малознакомых племянников. А ведь у него есть сын.

Андрей почувствовал, что на него кто-то смотрит. Он поднял глаза. Перед ним стояла Надька и туманно улыбалась. Андрей испугался, что у него зрительные галлюцинации. Он целыми днями думал о Надьке, ненавидел ее, вел воспаленные диалоги, и неудивительно, что слегка тронулся, «упал с качалки». Этого еще не хватало.

– Я не привидение, – проговорила Надька. – Просто я соскучилась.

Она села рядом. Ее волосы пахли смородиновым листом.

Андрей делал свои дела, встречался с нужными людьми. Надьку с собой не брал. Почти все деловые партнеры бывали в Москве, знали Светлану.

Надька злилась. Она предполагала другое развитие событий. Надеялась, что дожмет Андрея до нужного решения. Ее козыри: любовь, квартира, ребенок. Что еще нужно для полной победы? Но Андрей стоял крепко, как дуб на поляне. Он качался и скрипел стволом, когда Надька вдруг исчезала. Но стоило ей появиться, Андрей успокаивался и был непоколебим.

Надька оставалась одна. Знакомилась с Америкой.

Лос-Анджелес, одноэтажный и незатейливый, простирался во все стороны: от океана до Голливуда. Когда-то американцы оттяпали этот город у Мексики, так что город был скорее мексиканский, деревня по большому счету.

Нью-Йорк – другое дело. Это Америка. Город для молодых и энергичных. Надька гуляла по Брайтон-Бич, читала русские вывески. Сидела в кафе, которое держали одесситы: картошка, жаренная на сливочном масле, с румяной коркой, – яд, по американским меркам. Сплошной канцероген.

Надька быстро сообразила: эмигрантам не надо хвалить Россию. Ни в коем случае. Если в России плохо, значит, они поступили правильно. Но если в России хорошо, то что они делают на Брайтон-Бич, под грохочущими поездами метро?… Получается как в песне: «Ты покинул берег свой родной, а к другому так и не пристал…»

Надька одиноко сидела в кафе, поглощала холестерин и канцероген. А в это же самое время хитрожопый Андрей пребывал у богатых американцев и вкушал дары моря: омары, креветки, лобстеры, мидии.

Вечером Надька спросила:

– Зачем ты меня сюда привез?

– Я тебя привез? – удивился Андрей. – Я тебя не звал. Ты сама увязалась.

Это была правда и неправда. Одновременно. Внутренне – он ее звал. Он был ей рад, иначе бы она не полетела.

Надька не выдержала и кинулась с кулаками. Андрей крепко держал ее за запястья, он был сильнее. Надька плакала от злости, а он смеялся и целовал ее в слезы. Ну что тут сделаешь?

В последний день пребывания, вечером, раздался долгий звонок. Надьке было запрещено подходить к телефону, но она сняла трубку.

– Да. Я слушаю…

В трубке молчали.

– Ничего не слышно, – проговорила Надька.

– А что вы там делаете? – прорезалась Светлана.

– То же, что и всегда. Любим друг друга.

Андрей вышел из ванной.

– Тебя. – Надька отдала ему трубку и вышла.

Пусть выкручивается как хочет.

Домой возвращались в ссоре.

Андрей молчал. Надька тоже молчала.

Андрей понимал, что должна чувствовать Светлана. Сначала он нарушил клятву, данную отцу Михаилу. Клятвопреступник. Затем простил Надьке радиодонос, публичный позор, потом шантаж. Кто он после этого? Андрей, конечно, попробует вывернуться, но…

Надька сидела в самолетном кресле и думала: хорошо бы бросить этого сукина сына, зарыть в землю живую любовь… Какая это любовь? Сплошная унизиловка. И что ее ждет? Стареть в любовницах? Нет. Это не для Надьки. Она станет женой, или не станет никем. Есть еще вариант: выйти замуж за Бориса или за американца Джорджа, а потом изменять мужу с Андреем. Тогда они на равных. А сейчас Андрей отдает половину, а она – все целое. Ну нет…

Стюардессы стали разносить еду. К обеду полагалось вино в маленьких бутылочках.

Наполнили пластмассовые чашки. Переглянулись.

– Женись на мне, – хмуро предложила Надька.

– Не могу.

– «Не могу» – это значит «не хочу», – сказала Надька. – Если бы ты хотел, то нашел ходы-выходы.

– Возможно, – согласился Андрей. – Я не могу и не хочу.

Все ясно. Яснее не скажешь. Значит, вся эта история не про Андрея и Надьку, а про Андрея и Светлану. Это история о том, как, несмотря на бешеную страсть, жизненные ухабы, Андрей ни на сантиметр не отполз от своей жены. Любовь к Светлане – как океан, в котором без следа пропадают корабли, космические станции и целые материки, не говоря о людях.

Позвонил американец и попросил приехать.

– А в чем дело? – спросила Надька.

– Приезжай, увидишь…

Надька приехала и увидела в окне привычную поляну с дубом, а рядом – группу рабочих и желтый экскаватор.

– Что это? – спросила Надька, сглатывая нехорошее предчувствие.

– Собираются строить подземный гараж. А свер-ху – платная стоянка, – сообщил американец. – Все выхлопные газы – в окно. У меня проблема с легкими. Я должен буду съехать.

– Подожди съезжать. Я что-нибудь придумаю, – сказала Надька.

– Все соседи протестуют, – поведал Джордж.

– А как они протестуют?

– Возмущаются.

– И все?

– А что еще? – удивился Джордж.

– Американец называется… – усмехнулась Надька.

В России принято считать, что американцы – деловые и предприимчивые. Но американцы тоже бывают всякие: хваткие и созерцательные. Джордж был книжный человек, изучал ненормативную лексику в русском языке. Кому она нужна? Но значит – нужна. Джордж произносил ненормативные обороты с акцентом, и это переставало звучать как мат. Это была почти песня.

– Хочешь, я поговорю с рабочими? – предложил он свои услуги.

– Им нужна не лексика, а твердая валюта.

– Но их много, – резонно заметил Джордж.

Надька подумала и решила идти законным путем.

Она привлекла юриста Гену – того самого, похожего на братка. Гена подсказал: нужно выяснить – кто строит, кто является заказчиком?

Выяснилось, что заказчик – Москва. Далее требовалось собрать подписи и обратиться в Московское правительство. Надька выделила время, обежала все сто квартир, собрала подписи и деньги. Дом был раскуплен богатыми людьми, денег никто не жалел.

В конце списка Надька приписала четыре знаменитые фамилии. И сама за них расписалась разными ручками. Кто будет проверять? Никто ведь не знает, как расписывается виолончелист Ростропович или Майя Плисецкая. И никто не знает их адрес. Это люди мира. Они живут везде и вполне могут иметь квартиру в этом доме.

Собрав деньги, Надька устремилась вперед и вверх, как ракетоноситель. Ее путь лежал к зданию Моссовета. Надька подъехала на машине и оглядела дом профессиональным взглядом риэлтора. Какой добротный дом. При Сталине лучше строили, боялись халтурить и воровать. Бояться полезно.

У входа с внутренней стороны стоял милиционер. И еще два в холле.

– Ваш пропуск, – сказал один из двух.

– У меня нет. Но мне очень надо…

Надька сделала умоляющие глаза и показала бумагу с подписями.

– Попросите, чтобы вам спустили пропуск, – сказал второй милиционер.

– А кого попросить?

– А к кому вы идете?

В это время Надька увидела знакомое лицо. Из лифта вышел округлый мужик с круглой головой и круглым лицом. Где она его видела? По телевизору, в передаче «Без галстука».

Надька метнулась, преградив ему дорогу. Милиционеры не успели ее остановить, но держали в поле зрения.

– Я Надежда Варламова, – торопливо представилась Надька. – Дочь художницы Варламовой.

Округлый мужик не знал такую художницу, но это не имело значения. Перед ним стояла молодая женщина, похожая на татарскую Кармен.

– Я губернатор Иван Шубин, – представился мужик. – Какие проблемы?

– Мне надо пройти, а меня не пускают.

– К кому?

– Я не знаю.

– А в чем дело?

– У нас перед домом дуб. Ему семьсот лет. Под этим дубом еще Пушкин сидел. И Андрей Болконский…

– Андрей Болконский – вымышленный персонаж. Плод воображения. И дуб зеленый – тоже плод воображения.

– Но Пушкин – реальный, – возразила Надька и протянула бумагу.

Губернатор стал изучать коллективное письмо. Надька смотрела на его чистую лысину, блестящую, как бильярдный шар. Вспомнила передачу «Без галстука»: губернатор показывал свои поля, угодья, конюшню, где каждый рысак стоил дороже «мерседеса». Он был богат, как Онассис, если не круче.

– Вам надо к Круглову. – Губернатор вернул Надьке письмо.

– Он меня не примет, – проговорила Надька упавшим голосом.

Шубин подумал и сказал:

– Ну ладно, пойдемте…

Надька устремилась за губернатором.

Перед тем как войти в кабинет, он обернулся и спросил:

– А разве Плисецкая не в Мюнхене живет?

– И в Мюнхене тоже, – подтвердила Надька.

Круглов оказался седым человеком с печальным лицом.

Губернатор сел напротив, они стали разговаривать вполголоса на каком-то своем языке. Как летчики в кабине самолета, но там звучали технические термины, а здесь бюрократические: вопрос поставлен, вопрос решен. И еще что-то между слов. У них был свой язык, как у лис или волков. Они понимали друг друга, поскольку были из одной стаи.

Надька сидела возле, но не вместе. Она была вне стаи. Ее туда не пустят. Она была из тех, что просят. А они – из тех, что дают. Или не дают.

– Людей валят, а тут дерево пожалели, – заметил Круглов, глядя в Надькин документ.

– Если деревья начнем жалеть, может, и до людей дойдем, – отозвался губернатор.

Круглов отложил в сторону письмо. Сказал:

– Вопрос непростой. Спущены деньги. Кому-то наступаем на хвост.

– Я даже знаю кому, – сказал губернатор. – Но общественность… С общественностью надо считаться. Не те времена…

Они снова заговорили на своем языке и сугубо о своих делах. Надька поняла, что губернатор зарулил к Круглову не из-за нее. Не из любезности. Ему самому что-то было нужно, может быть, собственный дом в черте города.

Решив свой вопрос, губернатор попрощался и ушел. Выкатился, как колобок. Надька и Круглов остались с глазу на глаз.

Надька вытащила заготовленный конверт и брякнула на стол. Круглов растерянно посмотрел на конверт. Все это делалось иначе, не напрямую. Но видимо, гражданка Варламова не знала тонкостей. Ее привел губернатор – значит, работают не деньги, а связи.

– Уберите сию секунду, – приказал Круглов. – Вы это не делали, я не видел.

Надька смутилась и послушно вернула конверт обратно в сумку. Нависла неловкая пауза.

– Если перед моими окнами будет стоянка, я устрою самосожжение, – сказала Надька, чтобы что-то сказать.

– И очень глупо, – отреагировал Круглов. – Никто не оценит. Вон Листьева убили, и ничего. Пошумели и забыли. А вас тем более…

«Дурак, – подумала Надька. – Неужели он думает, что я себя подожгу из-за стоянки? Я лучше стоянку подожгу. А еще лучше – продам квартиру втридорога и куплю в другом месте…»

То, что для нормальных людей составляло неподъемную трудность, а именно: продажа квартиры, покупка новой, переезд – для Надьки не составляло ничего. Единственное, что она не смогла преодолеть – Светлану. Все остальное – на раз. Как расщелкнуть орех…

Через неделю Надьке позвонили из канцелярии Круглова и сообщили, что вопрос решен.

А еще через три дня желтый экскаватор опустил ковш и отъехал в неизвестном направлении.

Надька испытала настоящее торжество. Она победила целое государство.

Жильцы дома звонили по телефону, благодарили красивыми словами. Надька принимала комплименты, как актриса после спектакля. И оказывается, ей очень нужны были красивые человеческие слова. Андрей своим поведением постоянно унижал Надьку. Идеал «я» был затоптан в землю. Надька чувствовала себя тем, что валяется на земле. А сейчас ее самоуважение поднималось с земли и росло, росло… Хотелось позвонить Андрею и выкрикнуть торжествующие слова. Но зачем? Он скажет: «Давай увидимся». Придет. И уйдет. Нет.

Деньги, собранные для взятки, Надька оставила себе. Это был гонорар за проделанную работу. Круглов денег не взял, но мог бы и взять.

Надька поменяла себе машину. Это оказалось очень кстати, поскольку старая постоянно ломалась и сосала деньги.

Ночью раздался звонок. Надька решила, что это звонит очередной сосед по дому с очередной благодарностью, но в трубке молчали. Надька тоже молчала. Выжидала. Это мог быть Лева Рубинчик.

– Ладно, – произнес голос Андрея. – Я согласен. Ты меня дожала.

– Ты пьяный? – проверила Надька.

– Да, – сказал Андрей. – Но это не зависит. Я устал бороться с собой и тобой. Я сдаюсь.

Андрей положил трубку. Надька сидела оглушенная. Она так долго бежала к этим словам, протянув руки, как к горизонту. Но горизонт все время отодвигался, и получалось, что Надька бежит на одном месте. И вдруг – на тебе! Вбежала в розовый горизонт.

Надька не могла обрадоваться. В ней стояло недоумение.

Набрала Нэлю.

– Он сказал: «Я согласен. Ты меня дожала…» Что это значит?

– Значит, он делает тебе предложение, – расшифровала Нэля.

– А еще он сказал: я устал, я сдаюсь…

– Значит, он разводится с женой и женится на тебе…

Нэля замолчала. Надькин напор всегда казался ей позорным. Она всегда ругала Надьку: так себя не ведут. А оказывается, Надька была права. Она победила. А воз Нэли и ныне там. Скромные стесняются и остаются в тени, где холодно и темно. А место под солнцем занимают наглые и напористые.

– Поздравляю, – печально сказала Нэля и положила трубку.

«Расстроилась», – поняла Надька и набрала Нину.

– Ты спишь? – проверила Надька.

– У меня пирог в духовке. А что?

– Ты стоишь или сидишь? – снова проверила Надька.

– Стою. А что?

– Сядь. Андрей сделал мне предложение.

– А я тебе что говорила?

– А что ты мне говорила?

– Что он тебя любит. А иначе зачем ему было искать приключения на свою жопу? Сейчас! – крикнула она в сторону. – Когда свадьба?

– Не решили еще…

– Да сейчас! – раздирающе крикнула Нина. – Не дают поговорить. Это жизнь? Вот скажи: это жизнь?

Нина бросила трубку. Ей не давали общаться, а может, пирог пригорел…

Надька позвонила Ксении.

– Не может быть, – сказала Ксения. – Он врет…

– Почему ты так решила?

– Потому что у вас слишком все затянулось. Мужчины, как правило, женятся сразу или не женятся никогда. А вы уже валандаетесь семь лет.

– Он проверял свои чувства.

– Не верю я ему, – сказала Ксения. – Да и зачем тебе замуж? Дети есть, деньги есть. Что может быть лучше свободы?

– Лучше свободы может быть любовь, – сказала Надька.

Ксения помолчала, потом проговорила мечтательно:

– Я хочу домик у моря… Утром открыть глаза и сразу войти в теплое тугое море. Потом весь день работаешь по-другому. И думаешь по-другому…

– Ты умеешь думать о ком-то, кроме себя? – спросила Надька.

– Просто ты меня не слышишь, – отозвалась Ксения.

– А ты – меня.

Надька положила трубку и подумала: любовь к профессии выжрала у Ксении все остальные человеческие чувства. Не с кем поделиться своей победой. Из-за какой-то паршивой стоянки ликовал весь дом. А на счастье, счастье целой жизни, доставшееся ценой таких страданий и унижений, – всем плевать. Кроме Светланы. Вот ей не плевать. Это точно. Гром победы – раздавайся! Но что-то внутри Надьки стояло как тормоз. Никакого тебе грома победы. Тишина. Она легла спать и стала слушать внутренний голос, но он молчал. Странно…

На другой день Андрей пригласил Надьку пообедать.