Текст книги "Любовники Камиллы"

Анри насторожился, затаив дыхание. Это что, какая-нибудь уловка? Или ловкая каверза хитроумной горничной?

– Нет, – выдавил он.

– Вот как, мальчик? Отчего же? – поинтересовалась она и лизнула кончик его члена.

Бедра Анри непроизвольно подались вперед.

– Я… я бы не сделал ничего такого, что обидело бы ее… ну, то есть ее светлость.

– Это всего лишь слова, но сейчас ты скажешь что угодно, так ведь?

– Нет, не так! – Сделав над собой усилие, Анри разжал ее руку и немного отодвинулся. Герцогиня наверняка наблюдает за ними, подумал он, но теперь ему было безразлично. Он не позволит горничной согнуть его в бараний рог, не позволит ей измываться над собой. Всего лишь несколько минут назад он присягнул герцогине на верность, а в душе сделал это уже давным-давно. – Я… мне очень понравилось все, что вы делали со мной, но теперь я прошу вас уйти. – Анри с досадой поморщился и закрыл глаза. Он знал, что выглядит по-дурацки, со спущенными штанами и топорщившимся членом. Если он сам сделает хоть один шаг в сторону, чтобы обойти Сильвию, то непременно запутается в штанах и рухнет у ее ног. – Ради нее я рисковал своей жизнью, разве не так? Чего же еще вы хотите от меня?

Сильвия презрительно хмыкнула.

– Ничего такого, что не мог бы сделать молодой конюх, – сказала она. – И учти, я всегда заканчиваю то, что начала. – Она осторожно протянула руку и дотронулась до его бедра, скользнув вверх. – Мадам не понравится, если ты не сможешь сконцентрироваться на своей основной работе.

И с этими словами Сильвия снова схватила его за мошонку и приникла ртом к возбужденному мужскому достоинству. Анри так растерялся, что не нашел сил сопротивляться ее напору. Уже через мгновение он снова с головой погрузился в невероятно приятные ощущения, а еще спустя минуту Сильвия выкрикнула:

– Все, теперь давай!

Сила освобождения была настолько велика, что Анри едва не потерял сознание.

Горничная рассмеялась, утирая уголки рта тыльной стороной ладони.

– Ты глупый паренек, но полчасика поразвлекаться с тобой можно. А теперь надень то, что я для тебя принесла.

Глава 7

Оставшись одна, Камилла задумчиво потерла лоб. Как ни крути, Анри, безусловно, совсем еще мальчишка и, к тому же, всего лишь младший помощник конюха. Ей, Камилле, не должно быть никакого дела до того, чем он занимается с ее служанкой или с кем-либо еще, до той поры, пока речь не зайдет о ее собственной безопасности. Камилла прекрасно знала, что Сильвия скорее умрет сама, чем допустит, чтобы госпоже был причинен вред. Девушка была предана ей как никто другой, ведь, если бы не Камилла, она бы погибла еще в детстве. И еще одним доказательством верности Сильвии служило то, что она уже очень много раз могла предать ее, но не сделала этого. Более того, Камилла даже подозревала, что Сильвия была влюблена в нее или же думала, что влюблена, однако никогда не признавалась – и не признается ей в этом. И это вполне объяснимо, поскольку даже Сильвия, самая близкая ее приближенная, не знала свою госпожу. Камилла никого не впускала в свое сердце и никому не раскрывала свою душу. Это было слишком опасно.

Камилле нравилось наблюдать за тем, как Сильвия доставляла Анри сексуальное наслаждение. В глубине души она испытывала некий укол ревности, нечего скрывать, и даже странное чувство вины, но она не находила в себе сил оторваться от его прекрасного юного лица, которое она так бы и не увидела, если бы оказалась на месте Сильвии. Он был так искренен, наивен и… чист в своих побуждениях.

Прикрыв глаза, Камилла попыталась представить, что это она опускается перед Анри на колени, чтобы по своей воле проделать с ним ту же процедуру, что и Сильвия. Но Анри, зная, что она герцогиня, а не простая женщина, никогда не допустил бы такого. Он бы наверняка рухнул перед нею ниц и стал бы умолять не ронять свое достоинство и никогда не предлагать удовлетворять его подобным способом. Собственно говоря, сама Камилла не считала этот акт унизительным для женщины, но она мало знала в этом толк. С Максимом они только один раз дошли до орального секса, а герцог ни разу не требовал этого от нее – видимо, предпочитал развлекаться таким образом со своими многочисленными и неприхотливыми любовницами. Что касается Сильвии, она, по всей вероятности, приобрела свои навыки где-нибудь вне дворца, а сейчас продемонстрировала их госпоже. Если бы она занималась такими вещами во дворце, Камилла обязательно узнала бы об этом. А она была даже рада, что ее служанке доступны вольности и привилегии свободно передвигаться по городу, в чем ей самой было отказано.

Словно услышав ее мысли, в сарай вошла Сильвия, в своем мужском наряде больше похожая на мальчика-пажа.

– Мадам, вы уверены, что нам нужен этот юнец? – без всяких предисловий спросила она, едва переступила порог.

– Ему можно доверять, – отозвалась Камилла.

– Мы же пришли сюда сами, – заметила Сильвия. – Хорошо, конечно, что он отвлекает внимание от нас, но, как только мы решим уходить отсюда, он может оказаться помехой.

Эти слова привели Камиллу в некоторое замешательство, однако она твердо произнесла:

– Он будет ухаживать за моими лошадьми.

– Каспар и я…

– А Каспар и ты будете защищать меня, – оборвала ее герцогиня. – Это гораздо проще, чем уход за лошадьми, и не требует специальных навыков.

– Мадам! На вас, наверное, повлияло… гм… – Не найдя подходящего приличного слова, служанка сделала в воздухе красноречивый жест рукой, который Камилла предпочла не заметить.

– Ты забываешься, Сильвия, – холодно отчеканила она. – За все, что с нами происходит, несу ответственность только я одна. Твое мнение значения не имеет.

Неодобрительно поджав губы, Сильвия коротко поклонилась и поспешила убраться вон. Камилла вздохнула. Она не должна была позволить девице даже начать этот глупый разговор, но таков уж был у Сильвии характер, и Камиллу он в общем-то устраивал. Ей до смерти надоели все эти «да, ваша светлость», «обязательно, ваша светлость», «как пожелаете, ваша светлость».

* * *

После полудня Анри отправился назад в конюшни герцога, чтобы доставить оттуда одного из племенных жеребцов. Предполагалось, что жеребец не будет следовать с ними дальше, однако Анри высказал идею привести его на ферму для молодняка, дабы не вызвать подозрений. После некоторых размышлений Камилла велела выбрать из табуна герцога племенного скакуна по имени Горячий, именно его она предназначила для течной Гирлянды.

Сильвию, по-прежнему одетую в мужское платье, она послала купить кое-что из провианта, а Каспара попросила ее сопровождать. Каспар, в рубахе, шапке и короткой куртке, уже не так бросался в глаза, поскольку одежда скрывала его безволосый торс и бритую голову, поэтому можно было не опасаться, что в нем узнают дворцового евнуха. Камилла осталась в одиночестве, она уже жалела, что не позволила Анри привести к ней ее любимых лошадей, чтобы она могла приласкать их или хотя бы дать им возможность вспомнить ее, ведь они вполне могли отвыкнуть от своей хозяйки.

Ей стало грустно. Она достала из баула книжку элегий на мифологические темы, но не смогла сконцентрировать внимание на красивых и чуть выспренних стихах. Тогда она взяла из седельной сумки свой альбом и угольный карандаш. Затем уселась недалеко от входа в сарай с конским снаряжением и принялась рисовать лошадей. Это занятие всегда успокаивало ее и располагало к размышлениям.

Прошло еще слишком мало времени с момента бегства, и во дворце ее пока наверняка не хватились. Камилла очень хорошо изучила склонности своего муженька, она знала, что после оргии, которая длилась всю ночь напролет, он проснулся только после полудня, потом потребовал принести ему бренди, чтобы избавиться от похмелья и сопутствующей головной боли, и обслуживали его, естественно, любовницы. Сейчас, когда Камилла почти освободилась от него, ее страх немного отступил, уступив место чувству облегчения и презрению. Повинуясь нахлынувшему ощущению свободы, она нарисовала испражняющуюся лошадь и прямехонько ей под задранный хвост поместила своего супруга. Отведя руку в сторону, посмотрела на результат своего творчества и звонко рассмеялась неожиданному ребячеству.

Камилла никогда не любила Мишеля. Отец выбрал ей в мужья младшего сына правителя соседнего герцогства только для того, чтобы тем самым скрепить их политический союз и обеспечить солидное денежное вливание в свою казну. В молодости Мишель был смазливым, крепким и энергичным парнем и никогда не упускал случая получить удовольствие. Неуемная энергия, с которой он занимался с ней любовью, иногда доставляла Камилле наслаждение, чего она сама не ожидала, учитывая, что между ними был заключен договорный брак.

На ранней стадии их супружества Мишель даже старался доставить ей чувственное удовлетворение или, по крайней мере, делал вид, что она его возбуждает и он хочет добиться от нее того же. И вообще он делал жене всяческие поблажки: позволил выступать на совете, несколько раз в неделю присутствовать на заседаниях суда, пожаловал кое-кому из выдвиженцев Камиллы титул баронета, согласился рассмотреть ее рекомендации относительно налогообложения и десятин, полученных от протектората Максима.

Когда-то Камилла надеялась достичь определенных соглашений с Мишелем. Она была готова идти на компромиссы и думала, что убедит его поступать так же. Он был выходцем из того же мира политиканов и царедворцев, в котором воспитывалась и она сама, и поэтому должен был понимать ее стремление извлечь из их договорного брака выгоду для своего герцогства. Ей и в голову не могло прийти, что с течением времени она вообще утратит какую-либо возможность разговаривать с супругом, и уж тем более то, что он очень быстро использует свое новое положение по максимуму и решит стать единовластным правителем в их союзе, в котором должен был играть второстепенную роль. На примере собственной матери Камилла обязана была догадаться, что именно так все и произойдет. Однако ее мама была младшей дочерью графа, а не единственной наследницей герцога. Камилла по простоте душевной полагала, что это все-таки существенная разница, но, как выяснилось, для Мишеля она была в первую очередь женщиной и его собственностью, а уж потом дочерью герцога.

Даже в те времена Камилла могла бы приложить усилия, чтобы полюбить Мишеля или хотя бы почувствовать к нему симпатию, если бы он не начал почти ежедневно проявлять беспричинную грубость и даже жестокость по отношению к слугам и к ней самой. У Камиллы не было прямых доказательств, но зато появились вполне обоснованные подозрения, что именно Мишель каким-то образом спровоцировал и подстроил смерть Жермена, который был старшим евнухом при дворе отца еще во времена ее детства. Жермен умер буквально за несколько дней до того, как Камилла дала согласие выйти замуж. А после ухода в мир иной ее отца бездушие и грубость Мишеля стали просто невыносимыми, ведь теперь ему не перед кем было играть роль хорошего мужа и почтительного зятя. Впервые Камилла увидела в его постели проститутку – вернее, сразу двух – ночью в день похорон отца. Она по-прежнему оказывала ему благосклонность, ведь он теперь стал новым герцогом по закону, однако вскоре уже не могла мириться с его сексуальной неразборчивостью, эгоизмом, высокомерием, заносчивостью, чванством и супружеской неверностью.

Постепенно Камилла начала терять власть при дворе. Сначала Мишель отобрал у нее один присутственный день в суде, затем другой, потом еще один, сначала объясняя это тем, что якобы хочет предоставить ей больше свободного времени, чтобы побыть с любимыми лошадками, а потом, уже сильнее раздражаясь, сказал, что ее женская мягкость отрицательно влияет на вынесение справедливых приговоров. Камилла принялась отстаивать свои права и на первый взгляд взяла над ним верх, но оказалось, что коварный Мишель аннулировал все ее вердикты. Он отослал евнуха Казимира, приставленного к ней в ранней юности, для видимости предложив ему преждевременную почетную отставку за верную службу, а на самом деле просто лишив жену самого стойкого и преданного защитника и наперсника.

Настал день, когда Мишель запретил ей выезжать верхом из дворца в сопровождении стражников и свиты, потому что это, видите ли, создавало у подданных впечатление, будто она имела над стражей больше власти, чем он, а уж если люди увидят, что она добра к кому-то из свиты, то они могут подумать, будто у нее появился любовник – один из ее сопровождающих. Герцогиня должна хранить верность своему супругу, иначе среди подданных могут пойти нежелательные сплетни.

Угольный карандаш сломался в ее руке. Камилла отложила свой рисунок в сторону. Два обломка карандаша были слишком короткими и не годились теперь для рисования. Вздохнув, она принялась разламывать каждый из оставшихся кусочков до тех пор, пока они не стали размером с ноготь на ее мизинце, а затем бросила их на землю и предусмотрительно раздавила каблуком, чтобы и пыли от них не было заметно постороннему взгляду.

Зайдя в сарай, она аккуратно сложила те немногочисленные предметы женского белья, что взяла с собой, увязала их в льняное полотенце и отправила в одну из седельных сумок. Туда же последовали альбом для рисования, томик элегических стихов, плоская коробочка с косметикой и необходимые средства для изменения внешности. Сильвия, безусловно, обидится: упаковка вещей всегда являлась ее прерогативой. Но сейчас Камиллу не волновали чувства служанки, она просто не могла сидеть без дела, не зная, чем себя занять. Как только ее собственные седельные сумки были упакованы, она начала приводить в порядок упряжь своих лошадей. Взяв в руки снаряжение Гирлянды, она отметила, что Анри прихватил с собой именно то седло, которое было предназначено ею для этой лошади, и поддерживал снаряжение в изумительном порядке, ухаживал и за кожей, и за металлическими пряжками. Однако еще немного усердия никогда не помешает. Кроме того, Камилла обожала запах кожи и смазочных материалов, смешанный с запахом конского пота. Все вместе это называлось одним словом: свобода.

Мысли Камиллы вернулись к Анри, и стоило ей только представить его образ, как внутри снова вспыхнуло желание, да такое сильное, что тело ее затрепетало. В любую минуту она может вступить в связь с юным конюхом, стоит ей только приказать. Но как он относится к ней на самом деле? Испытывает ли сексуальное желание? Видит ли в ней женщину? Или же он овладел ею только потому, что понимал: тем самым он спасает ее жизнь? И возникает еще один вопрос: каким образом она сможет все это узнать? Если попросит его, он конечно же подчинится, но что, если он только будет делать вид, что испытывает к ней какие-то чувства? Не станет ли она в таком случае похожа на своего муженька?

В принципе, это не важно, пыталась убедить себя Камилла, лишь бы Анри был с ней. Пусть партнер исполняет ее желания только из чувства жалости, это все же лучше, чем терпеть унижения от похотливого и изощренного в выдумывании новых пыток герцога. Камилла нахмурилась. Так-то оно так, но ей самой не верилось, что жалость со стороны Анри будет ей безразлична. Было в нем что-то такое, что притягивало к нему Камиллу. В момент совокупления Анри был доминирующим партнером, но даже тогда в его движениях чувствовалась нежность, а именно этого ей так не хватало в интимных делах, однако хотелось еще большего. Но она не была уверена, что их отношения могут стать равными. Даже если отбросить огромную пропасть в статусе, она была старше его на целых двадцать лет и, если честно, понятия не имела, как поступать в такой ситуации. Партнера равного себе Камилла не имела никогда, за исключением, пожалуй, Максима, да и то их связь была слишком мимолетна. А сейчас подобное вообще невозможно – она не может снова стать уязвимой и незащищенной. И – никогда не станет.

У Анри была масса преимуществ – он был юн, обладал красивой внешностью и неправдоподобно длинными ресницами. Даже в грязной, плохо сидящей на фигуре одежде двигался с неповторимой грацией. Если бы представился подходящий случай, он вполне мог попасться на глаза какой-нибудь знатной придворной даме и понравиться ей. Леди Корнелине, например. Или молодой вдовушке графине Рамье. Камилла брюзгливо фыркнула и сжала в кулаке специальную тряпочку для полировки серебряных бляшек, которой начищала седло и уздечку Гирлянды, но уже мгновение спустя привычная выдержка взяла верх, и она возобновила свое монотонное занятие.

Прошло около часа, как вдруг Камилла услышала дробный цокот копыт и поняла, что лошадь накатывает галопом. С уздечкой в одной руке и тряпочкой в другой Камилла подбежала к дверям сарая. Весь свой страх она оставила в стенах дворца, и теперь ей не терпелось увидеть, что же происходит. Камилла приставила к глазам руку козырьком, спасаясь от лучей предзакатного солнца. Вроде бы все в порядке, Анри скакал верхом на неоседланном Горячем, направляя скакуна прямо к конюшням для молодняка и умело посылая его через заросли невысоких кустарников. А мальчик совсем не глуп, умилилась Камилла. Наверное, хочет, чтобы мощный жеребец дал наконец выход своей энергии, которая долго подавлялась в конюшнях герцога. Неожиданно для себя Камилла вдруг осознала, что широко улыбается. Мальчик не только прочно сидел на коне, он делал это красиво.

Достигнув выгула для лошадей, Анри увидел герцогиню и ударил пятками в бок коню, посылая его вперед и широко улыбаясь своей госпоже. Камилла покачала головой. Этот чудесный юноша сам не понимает, насколько привлекательна его улыбка. В нем нет ни на йоту тщеславия, самолюбования и суетности. После стольких лет тесного общения с лицемерными царедворцами Камилла поняла, что именно этим он и отличается от них всех – открытостью и искренностью.

Анри тем временем подскакал к ней и резко осадил жеребца.

– Ваша светлость! – задыхаясь, с трудом выговорил он, лихо перебросив одну ногу через лоснящуюся от пота спину коня. – Он просто потрясающий! Великолепный жеребец, просто превосходный! Хотите прокатиться на нем? Уверяю вас, у него хорошие манеры, он все понимает и очень хорошо вышколен, у него отличные манеры. – Анри почувствовал, что краснеет. – В конце концов, это же ваш конь, и вы можете скакать на нем тогда, когда захотите.

Повесив на гвоздь уздечку и тряпку для полировки, Камилла надела мужскую шляпу, приготовленную для нее Сильвией, надвинула ее на лоб. В этой шляпе, свободной короткой куртке, ее никто не мог бы узнать даже с достаточно близкого расстояния. По крайней мере, Камилла очень надеялась на невнимательность стражников и обычных прохожих, ведь стоило охране услышать ржание незнакомого им коня, они бы бросились выяснять, в чем дело.

Быстро убрав волосы под шляпу и натянув кожаные перчатки, Камилла вышла во двор. Кобылы и выхолощенные жеребцы находились сейчас на пастбище далеко от фермы, их она навестит позже. А сейчас…

Сердце ее забилось в радостном предвкушении.

– Помоги мне забраться, – сказала Камилла. – Подай руку.

Не спуская с нее глаз, Анри робко протянул руку и вытянул вперед ногу, чтобы герцогиня могла опереться на нее, как на ступеньку. Отметив, как порозовели у него при этом щеки, Камилла подобрала одной рукой юбку, ухватилась за запястье конюха и, поставив ногу в ботинке на его ногу, легко забралась на спину жеребца как раз позади Анри.

Эмоции клокотали у нее в груди, ведь уже более четырех лет ей не позволялось даже близко подходить к лошадям.

Камилла буквально упивалась давно забытыми ощущениями мощных мускулов великолепного животного, которое, почуяв лишнюю ношу на своей спине, непроизвольно вздрогнуло всем своим могучим телом. Глубоко вдохнув запах жеребца, Камилла громко рассмеялась и обхватила обеими руками тонкий стан Анри. Теперь она уже могла почувствовать и невольное сокращение его мышц, отреагировавших на ее объятие. Мимолетно она отметила, что от юноши исходит странный запах настоянного на пряностях вина, чего никак нельзя было ожидать от простого парня, весь день проводившего на конюшне.

– Восхитительно! – воскликнула герцогиня.

Анри посмотрел на нее через плечо:

– Куда вы хотите поехать, ваша светлость?

– Недалеко отсюда протекает ручей, – неожиданно для себя сказала Камилла. – Тебе известно это место?

Коротко кивнув, Анри подстегнул коня пятками, давая команду идти сначала спокойным шагом, затем пустил его рысью, а потом и вовсе послал в легкий галоп. Высокая, никем не скашиваемая трава мягко хлестала по ботинкам Камиллы, копыта жеребца выбивали четкую дробь.

Камилла почувствовала, как напрягаются мышцы бедер, отвыкшие за эти четыре года от верховой езды, тем более без седла, но не обратила на это внимания. Ну и пусть! Пока она скачет на горячем жеребце, ничто в мире не имеет значения. Самое главное – ощущение свободы!

Через несколько минут Анри чуть повернул к ней голову и нерешительно протянул:

– Э… ваша светлость…

– Да, Анри? Слушаю тебя.

– Я… я…

– Поторопи коня, Анри, – сказала Камилла, когда стало понятно, что окончания фразы от Анри так и не последует. – Давай оставшийся путь до ручья проскачем настоящим галопом.

– Слушаюсь, ваша светлость, – с явным облегчением пробурчал Анри.

Едва заметным и очень умелым движением пяток юноша дал команду послушному животному. Камилла быстро вскинула руку и прижала ладонь к шляпе, чтобы не дать ей слететь.

Внезапно конь высоко задрал голову и с интересом втянул в ноздри воздух: запах сочной зелени и свежесть воды он учуял немного раньше своих седоков. Камилла радостно улыбнулась. К этому источнику она привыкла приезжать еще в раннем детстве, когда, закончив занятия с учителями, а иногда и сбегая с надоевших скучных уроков, приходила на конюшню, оседлывала своего пони Пюрея и отправлялась в путь в сопровождении одного-единственного евнуха. Сейчас, прибыв на место, она с любопытством огляделась вокруг. Все выглядело как-то по-другому, деревья, видимо, разрослись и казались выше, чем в ее детстве, зато плоский песчаный берег стал немного уже.

Анри перекинул ногу через шею жеребца и спрыгнул, после чего протянул руки и, ловко поймав герцогиню, поставил ее на землю. Удовлетворенно вздохнув, Камилла пошла по высокой траве и зарослям дикорастущих цветов к источнику, по которому скучала вот уже столько лет. Источник, тихо журча, нес свои изумрудные воды, которые могли поспорить по чистоте и прозрачности с самыми драгоценными каменьями герцогини, между обросшими зелеными водорослями невысокими утесами.

Привязав Горячего к выступающей ветке куста дикого боярышника, Анри быстро наклонился и проверил, в каком состоянии находятся колени и копыта жеребца. Повернувшаяся к нему в этот момент Камилла тихо улыбнулась, умиляясь такой заботе парня о животном, проделавшем долгий путь с двумя седоками на спине.

Именно в этот момент Анри тоже посмотрел через плечо на свою госпожу, и та не успела спрятать свою ласковую улыбку. И снова, как в тот раз, когда они сцепились взглядами в полутемном сарае, Камилла и Анри не сразу смогли отвести друг от друга глаза. Первым, как ни странно, опомнился Анри. Сорвав пучок травы, он принялся протирать им свои сапоги, а потом и вовсе снял их, желая, видимо, использовать простейшую тактику проволочек.

– Пойдем со мной, – проговорила Камилла.

– Слушаюсь, ваша светлость.

– Анри, – пристально глядя на него, произнесла Камилла, – ты не должен включать обращение «ваша светлость» в каждое свое обращение ко мне.

– Д-да, – запинаясь, сказал Анри.

Они пошли вперед, причем Анри намеренно не отрывал глаз от земли. Камилле вдруг пришла на ум неожиданная мысль. Поскольку юный грум оставил свои са поги у куста боярышника, она должна последовать его примеру.

Поймав Анри за руку, она развернула его к себе:

– Вскоре мы поедем назад, а пока не мог бы ты помочь мне снять ботинки? Так хочется побродить по траве босиком.

Сначала его глаза расширились от удивления, потом он кивнул:

– Да, конечно, ваша светлость.

Камилла мысленно вздохнула. Такой скромняга ей еще не встречался. Поискав глазами, она нашла подходящий валун, села на него и, ощущая на себе неотрывный взгляд Анри, подхватила обеими руками подол юбок, специально подобранных для тайного путешествия, подтянула их к коленям.

Красновато-коричневая домотканая ткань зашуршала, поднимаясь по ее ногам. Грациозным движением Камилла вытянула вперед носок ботинка. Анри, упав на колени, взял ее ботинок в обе руки. Его широкие ладони, длинные, прямоугольной формы пальцы и покрасневшие костяшки выглядели грубыми и неуместными рядом с крохотной, филигранной работы золотой инкрустацией на ее каблуке. Представив, как его шероховатая натруженная ладонь медленно движется вверх по ее ноге, стремясь к заветной ложбинке между ногами, Камилла запрокинула голову и еще сильнее подала ногу вперед.

Анри неуклюже завозился с завязкой под ее коленом, схватил двумя пальцами крохотную пряжечку и попытался открыть ее, а когда не получилось, поднял недоуменный взгляд на госпожу.

Щеки его вспыхнули, взгляд он отвел в сторону.

– Простите, пожалуйста! Я… я виноват… – пролепетал он.

– Тебе не следует просить прощения, Анри, – быстро отрезала Камилла и сразу же пожалела о том, что ее голос прозвучал более резко, чем она хотела. Чуть помедлив, она продолжила уже более мягким тоном: – Не надо стараться расстегнуть пряжку, она декоративная. Просто схватись покрепче за каблук и стяни сапог с ноги.

Стиснув зубы и не спуская глаз с кончика носка, Анри осторожно потянул ботинок, миллиметр за миллиметром освобождая ногу госпожи. Камилла устало прикрыла глаза, размышляя, какие чувства им руководят – то ли он просто боится сдернуть ботинок с ее ноги, как это делает обычно Сильвия, то ли хочет продлить момент. Едва уловимым движением она приподняла свои юбки выше, обнажая небольшой кусочек облаченной в шелковый чулок ноги.

Анри не замечал ее маленьких уловок, пока не снял ботинок с маленькой ножки госпожи, облаченной в тонкий шелковый чулок. Только тогда он поднял глаза и, покраснев до самых ушей, взялся за вторую ногу герцогини. Этот ботинок он снял гораздо быстрее, затем взял их в одну руку, протянул Камилле вторую и спросил:

– Помочь вам встать, ваша светлость?

Глядя ему в глаза, Камилла медленно начала стягивать перчатки с рук, один палец за другим, кожаные перчатки, потом заткнула их за пояс своей куртки. Протянула Анри руки, ладонями вверх. Он посмотрел на ухоженные розовые ладони, потом медленно перевел взгляд на ее лицо. Камилле показалось, что он хочет что-то сказать. Она замерла в ожидании, но он просто взял ее за запястья и потянул вверх.

Камилла поднялась с валуна, но, когда Анри захотел отпустить ее руки, не позволила ему сделать это.

– Анри, – негромко произнесла она, – если ты не хочешь делать это, просто скажи мне. Прямо сейчас скажи.

Его пальцы беспокойно зашевелились на ее тонких запястьях.

– Я не знаю, как вам объяснить, ваша светлость, – поспешно заговорил Анри. – Вам не надо делать это со мной, честное слово, совсем не надо. Вы не должны делать мне намеки и ждать, что я… ведь я и сам… ну, я… И если мое семя… – Чувствуя, что ему не хватает слов, парень громко перевел дыхание и выпалил: – Короче, если вы еще не забеременели от меня, это не имеет никакого значения.

Камилле стало невмоготу это слышать. Она нахмурилась:

– Немедленно прекрати нести чушь!

Анри молчал, опустив глаза.

Притянув Анри за руки, Камилла внезапно притянула его к себе с такой силой, что он едва удержался на ногах, упершись пальцами в ее обнаженные ступни. Поняв, что каждая соблазнительная интонация, которую она допускает в свой голос, может быть рассмотрена подчиненным как команда к действию, она добавила:

– Ты не должен охранять меня, Анри, это обязанность Каспара. Твоя работа состоит лишь в том, чтобы мои лошади были в полном порядке. Ну и иногда ты должен доставить мне удовольствие, чтобы при этом я могла зачать наследника герцогу. Вот в чем твоя задача, Анри. А теперь скажи, ты можешь это сделать?

– Да, ваша светлость, – прошептал Анри. Он прикоснулся к рукам герцогини горячими губами, обжигая ее нежную кожу. – Я… ну, совсем не подхожу… не гожусь, чтобы…

– Выполнить мое распоряжение, ты это хотел сказать?

Анри замер, замкнулся. Камилла нахмурилась. Неужели ее слова прозвучали так же резко, как обычное приказание герцога? Убрав с лица озабоченное выражение, она улыбнулась:

– Расслабься, Анри, я же не требую от тебя, чтобы ты отразил в одиночку нападение армии варваров, правда? Я всего лишь хочу, чтобы ты находился рядом со мной. Если моя просьба кажется тебе слишком обременительной, ты только скажи мне, и все. Тебе за это ничего не будет, поверь моему слову.

– Но вы уверены, что именно я…

– Ты сделаешь это для меня?

Анри не колебался ни секунды.

– Ради вас я готов на все, ваша светлость! – пылко воскликнул он и еще раз поцеловал ее ладони, которые она так и не отняла.

Глядя на его взлохмаченную макушку, Камилла в который раз задумалась о том, насколько хорошо он понимает задачу, которая поставлена перед ним. Желает ли он ее на самом деле? И имеют ли его истинные чувства какое-то значение лично для нее? Большую часть своей жизни она провела одна, не надеясь на поддержку близких людей. Без веры, без любви. Сейчас она тоже прекрасно обошлась бы без доверия и любви, если бы… была одна. Страх и одиночество, которые преследовали ее вот уже двадцать лет, она смогла бы легко преодолеть сама, разрядив скопившееся напряжение, не прибегая к чьей-либо посторонней помощи.

Она давно к этому привыкла.