Текст книги "Святой Антоний Падуанский"

Наследие мучеников

Поздним вечером со свечой в руке Фернандо отправился на монастырское кладбище и надолго остановился перед гробницами первых королей Португалии: Альфонсо I[19]19
  Альфонсо I Капетинг (1109–1185) – первый король Португалии (с 1139 г.). Успешно воевал с арабами, в 1147 г. освободил Лиссабон.


[Закрыть], получившего древнюю корону вестготов в кафедральном соборе Коимбры, и Санчо I[20]20
  Санчо I (1154–1211) – король Португалии (с 1185 г.), сын Альфонсо I.


[Закрыть], который был истинным отцом своего народа.

Фернандо погрузился в размышления и мерцающим огоньком свечи осветил барельефы, украшавшие саркофаги.

Эти короли правили, наслаждаясь блеском своей славы, а сейчас годы их царствования затерялись, как пенистые волны, в безмерном океане вечности. Теперь они лежат здесь, скованные холодом смерти. И лишь маленькие собачки, вырезанные из камня на гробницах, остались как напоминание о них.

Как быстро проходят жалкие десятилетия человеческой жизни!

Вот уже восемь лет прошло с тех пор, как Фернандо пришёл в этот прекрасный монастырь на реке Мондегу. За это время он завершил своё образование, шаг за шагом поднимаясь по ступеням святого храма науки, и был рукоположен в священный сан.

Духовные наставники уже видели в Фернандо одного из выдающихся монахов ордена, поскольку он превосходил собратьев как проницательностью ума, так и знаниями. Он, несомненно, должен стать профессором и достойным продолжателем славных традиций известного университета в Коимбре.

Фернандо в то время исполнилось 25 лет.

Ещё несколько десятков лет, и положат его здесь, среди этих гробниц, думал он. И что же останется после него?

Разумеется, это великое предназначение – просвещать молодые умы, обогащать юные души знаниями, чтобы подготовить их к служению проповеди Царства Божьего. И всё же Фернандо задыхался в душной атмосфере лекционных залов, за стенами которых шла жизнь, полная боли и страданий.

Монастырь Святого Креста был оазисом покоя, где Фернандо наконец обрёл душевное равновесие. Но как же далека была эта обитель от настоящей жизни! Здесь были почти совсем неизвестны её взлёты и падения.

Лишь изредка, замещая привратника, он видел теснящуюся у монастырских ворот бедность и нищету. Видел людей, которые искалеченными руками жадно хватали подаваемый им кусок хлеба; видел муки совести, отражавшиеся на лицах как бедняков, одетых в лохмотья, так и богачей в роскошных нарядах; все они приходили к стенам монастыря, влекомые душевными страданиями.

Иногда через Португалию проезжали крестоносцы. Они уже отвоевали у неверных крепость Алькасар.

Выступил в поход и отряд детей в плащах крестоносцев, чтобы освободить Гроб Господень. Но они затерялись в море и погибли, не достигнув цели. Их смерть стала предостережением и вместе с тем обвинительным приговором тем, кто оставил детей без помощи.

У стен монастыря ютились горе и нищета, жизнь людей протекала, истерзанная невыносимыми страданиями, и угасала в мучительной агонии, а души погружались во мрак отчаяния, ибо некому было вывести их к свету.

Руки матерей были пусты, когда дети просили у них хлеба, юноши теряли цвет своей молодости в огне страсти. Овцы блуждали, израненные терниями, ибо не было у них доброго пастыря.

А он, священник Фернандо, живёт без забот в оазисе покоя и словно ничего не знает о нужде, в которой живут его ближние.

О! Стены монастыря Святого Креста были крепки – они не разрушались от напора окружавших его бед и несчастий.

С юных лет мечтал Фернандо о великих подвигах. Но разве в этом состоит величие – смотреть с высоты безопасных стен монастыря на жизнь угнетённых и страждущих?

Да, были в те времена люди, творившие великие дела. Фернандо чувствовал, как билось его сердце, когда говорили о выдающемся кастильце, Доминике Гусмане, – о том, как он босиком, с розой в руке, в одеянии паломника обошёл всю Францию, и сделал для победы над еретиками больше, чем вся армия крестоносцев с их мечами и копьями.

Удивительные слухи ходили и о другом человеке – святом Бедняке из Ассизи, отвергшем все богатства этого мира и избравшем святую бедность. Слова Христа из Нагорной проповеди стали правилом жизни для Франциска и его братьев. Он жил беднее, чем самый бедный крестьянин, разделял свою скудную пищу с нищими и больными, обнимал прокажённых. «Сумасшедший! Сумасшедший!» – кричали ему вслед мальчишки и бросали в него камнями. А он лишь улыбался и на оскорбления отвечал благословением.

Вместе с несколькими братьями он отправился в страну сарацин, без оружия, чтобы нести Благую Весть. В то время как христианские войска стояли под Дамиеттой, он отважился пробраться в лагерь султана Египта, Мелек-эль-Камеля, хотя хорошо знал, что за голову каждого христианина была обещана награда.

Стражники глумились и издевались над Франциском, но султан выслушал его с затаённым удивлением и отпустил с миром.

Очевидно было, что Бедняк из Ассизи ищет венца мученика!

Каким же ничтожным чувствовал себя Фернандо рядом с таким величием и таким геройством! Какой убогой казалась ему собственная жизнь по сравнению с жизнью этих двух основателей монашеских орденов – Доминика и Франциска! И вдруг, стоя на коленях в этом могильном склепе, он почувствовал, как его охватывает смертельный холод. Он поднялся и неверными шагами вернулся в свою келью. В эту ночь он не сомкнул глаз.

Вечером следующего дня его, как ответственного за монастырскую гостиницу, вызвали в приёмную, где его ждал брат Захарий из монастыря францисканцев, основанного недавно в Сан-Антонио-Оливарес. Вместе с братом Захарием было пятеро монахов из его ордена, прибывших в Португалию из Тосканы.

– Братья следуют в Марокко, – объяснил брат Захарий, – а поскольку в нашей обители очень тесно, мы пришли просить вас, чтобы вы предоставили им ночлег.

– Приветствую вас от всего сердца, мои дорогие братья! – воскликнул Фернандо. – Но скажите мне, зачем вы идёте туда, к маврам?

– Мы хотим проповедовать Христа неверным, – отвечал брат Берард, главный в этой маленькой общине паломников.

– Вы говорите так, как будто собрались на рыбалку, – сказал, улыбаясь, Фернандо. – Неужели вы не боитесь подвергнуть свою жизнь опасности?

– Тот, кто отдаст жизнь за Христа, обретёт её, – сказал брат Пётр, человек с величественной осанкой и мужественным лицом.

– Вы действительно не боитесь?

– Чего же нам бояться, если наш Господь хранит нас, – ответил в свою очередь брат Оттон.

Фернандо долго молча смотрел на трёх священников, посланников Божьих – Берарда, Петра и Оттона, – и двух монахов – Адьюта и Аккурсия, скромно хранивших молчание.

Такими были эти люди, бесстрашно подвергавшие свою жизнь величайшей опасности не из любви к приключениям, не ради славы в глазах людей, но ради Царства Божьего. С каким смирением встали они на колени, как только он вошёл, прося у него благословения! Но кто он, священник из монастыря Святого Креста, по сравнению с этими героическими душами?

Даже юный брат Адьют с детской наивной улыбкой, которому были поручены материальные заботы миссии, наверняка был во сто раз милее Богу, чем он, учёный монах-августинец.

Фернандо попросил, чтобы ему подробнее рассказали о предстоящем путешествии.

– Прежде всего мы направляемся к инфанту дону Педро, брату вашего короля Альфонсо[21]21
  Альфонсо II Толстый (1185–1223) – король Португалии. Сын короля Санчо I.


[Закрыть], – сказал брат Берард.

– К дону Педро? – с изумлением переспросил священник, и глубокая морщина обозначилась на его лбу. – Инфант – отступник. В ссоре со своим братом Альфонсо он проявил исключительную подлость и предложил свои услуги султану Марокко Абу-Якубу. Сейчас он является предводителем его войск.

– Мы будем взывать к нему именем Господа, чтобы он оставил службу у Мирамолина и возвратился на родину.

– Ах, если бы вам это удалось, – вздохнул Фернандо.

До глубокой ночи беседовал каноник с тремя священниками-францисканцами, сидя на краю монастырского колодца. Звёзды отражались в воде, монах-августинец становился всё более задумчивым и молчаливым. Наконец, разговор затих.

– Вам нужно отдохнуть, мои дорогие, – сказал Фернандо. – Я провожу вас в ваши комнаты.

Утром, когда миссионеры, поблагодарив от всей души за гостеприимство, удалились, он долго провожал их задумчивым взглядом. Он знал, что уже никогда не увидит их живыми.

В течение следующих месяцев он часто приходил в монастырь Святого Антония отшельника[22]22
  Антоний Великий (ок. 251–356) – святой, основатель отшельнического монашества.


[Закрыть], чтобы узнать о пятерых миссионерах.

Прошла зима, но по-прежнему не было никаких известий. И вот как-то раз возвращавшиеся на родину крестоносцы принесли вести о пяти мужественных францисканцах.

Да! Они побывали в мавританском дворце дона Педро, но инфант высмеял их и посоветовал поскорее убираться восвояси.

Другие рассказывали, что миссионерам удалось дойти до самого Мирамолина, который приказал заковать их в кандалы.

Предполагали, что мужественных братьев уже нет в живых.

Прошла зима, зацвели оливковые деревья в саду францисканцев, и вот пришли надёжные вести. Брат Захарий сразу же поспешил с ними к священнику из монастыря Святого Креста.

– Наши братья снискали венцы мучеников, – сказал он с просветлённым лицом. – 16 января Господь призвал их души в Царство Небесное.

– Что произошло? – спросил Фернандо, внезапно побледнев.

– Абу-Якуб бросил их в тюрьму, как только они прибыли к нему, но они продолжали проповедовать Евангелие товарищам по несчастью и своим стражникам, нескольких даже окрестили. Тогда их жестоко избили, затем оставили на несколько дней без пищи и ни капли воды не давали этим несчастным людям, мучимым жаждой, но они с радостью в сердце переносили все страдания и унижения. Собрав последние силы, они молились своему Небесному Отцу. Мирамолин лично прибыл в тюрьму и сулил им свободу в том случае, если они примут ислам; но они даже не слушали его. Своим геройским страданием они проповедовали Благую Весть ещё более убедительно, чем словами, которые они уже едва могли произносить.

В конце концов тиран приговорил их к смерти, и его охватила такая ярость, что он вырвал меч у палача и собственноручно отрубил головы мученикам.

Фернандо слушал в глубоком волнении. Францисканец уже давно завершил свою повесть, а он всё ещё хранил молчание.

– У нас нет причин для печали, – сказал брат Захарий. – Мы будем просить наших святых мучеников, чтобы они передали нам хотя бы часть своего мужества и любви к Богу.

Несколько дней спустя новое известие взволновало все сердца. Инфант дон Педро возвращался на родину и вёз с собой драгоценные останки мучеников. Он уже прибыл в испанский порт в Галисии[23]23
  Галисия – область на северо-западе Испании.


[Закрыть].

Тела мучеников он приказал поместить в серебряные гробы и провезти их в сопровождении триумфального кортежа к границам Португалии.

Посланцы, которых дон Педро направил к королевскому двору, принесли с собой ещё более подробные сведения. Инфант, потрясённый геройской смертью мучеников, решил вернуться на родину. Он попросил мусульманского владыку отпустить его со службы. Но Абу-Якуб с насмешкой отверг его просьбу и даже угрожал ему смертной казнью в случае, если он решится уехать самовольно. Однако дону Педро удалось за огромную сумму тайно выкупить останки мучеников, спрятать их в деревянных сундуках и глухой ночью бежать с ними в сопровождении нескольких верных людей.

Трудности и опасности этого пути были велики. Нужно было преодолеть бескрайние пустыни, пробраться через горные ущелья Атласа. Дикие звери нападали на маленький караван. Наёмники Абу-Якуба уже почти настигали их. Голод и жажда истощили последние силы несчастных беглецов. Но несмотря ни на что Бог помог им добраться целыми и невредимыми до Кельты, где они сели на корабль, со множеством опасностей доставивший их к берегам Андалусии[24]24
  Андалусия – область на юге Испании.


[Закрыть].

Дон Педро, узнав о том, что его по приказу Мирамолина разыскивает правитель Севильи, вернулся в открытое море и высадился на берег только в галисийском порту в Корунье.

Тем временем столица Португалии готовилась к триумфальному приёму. И вот летним солнечным днём 1220 года раздался звон всех колоколов Коимбры. На улицах, ведущих к реке Мондегу, теснились толпы людей, многие из которых прибыли издалека.

Вот уже показались среди эвкалиптов сверкающие серебряные кресты во главе длинной процессии, которая с развевающимися хоругвями двигалась по долине Коимбры.

– Мученики, мученики! – раздавались крики в толпе. Торжественное шествие уже вступило на мост через реку Мондегу: отроки с дымящимися кадилами, епископы в митрах, священники в золотистых ризах, монахини, певчие. Празднично наряженные дети бросали цветы и зелёные ветви на дорогу.

Дон Педро сам вёл под уздцы мулов, на которых везли серебряные реликварии. Лицо его было серьёзно, в глазах сияла радость и гордость.

У входа в собор Святого Креста король Альфонсо II со своей благочестивой супругой и со всем двором почтительно приветствовал мучеников, преклонив колени перед их мощами. Потом он протянул руку своему брату и в эту торжественную минуту простил ему всё.

Мучеников похоронили на монастырском кладбище, рядом с королевскими гробницами, и Альфонсо II возложил к их ногам свою корону.

В тишине ночи Фернандо де Буйон снова сошёл в склеп, где горело множество свечей. Глубоко взволнованный, он встал на колени перед мощами мучеников и долго стоял так, закрыв лицо руками.

– Отец Франциск, – прошептал он наконец, – ты можешь по праву гордиться своими сыновьями! Прими и меня, недостойного, как дитя своё. Они отдали свою жизнь во имя Бога. Теперь моя очередь.

На следующее утро он пришёл к настоятелю монастыря, отцу Педро Цезаре, просить о позволении оставить монастырь: он принял решение облачиться в убогую рясу ордена, основанного Ассизским Бедняком.

– Хорошо ли ты обдумал, сын мой, то, что намерен совершить? – спросил настоятель после продолжительного молчания. – Путь, избранный тобою, труден и тернист. Бедность иногда может действительно показаться желанной тому, кто уже изведал земные блага и пресытился ими. На самом же деле она тягостна и её трудно вынести. Это непрерывное страдание, отравляющее жизнь. Подумай же серьезно о том, что ты намерен сделать.

– Отец, я уже всё обдумал и проверил своё намерение на протяжении многих месяцев.

– Ну что ж! Тогда иди, и да благословит тебя Господь, – ответил старец. – Вместе с тобой из нашей общины уходит великая надежда. Но знай, что наш монастырь и наши сердца открыты для тебя, если ты когда-нибудь пожелаешь вернуться сюда.

– Да вознаградит вас Господь, отец, – произнёс Фернандо, преклонив колени и осенив себя знамением креста под благословляющей рукой настоятеля.

В тот же день он отправился в обитель францисканцев в Сан-Антонио-Оливарес и попросил принять его в орден. Но чтобы окончательно порвать с прошлым, он принял имя великого отшельника, покровителя монастыря – святого Антония.

Каноника Фернандо из гордого рода де Буйон стали называть братом Антонием.

С этого дня его часто видели на улицах Коимбры – он навещал больных или оказывал помощь бедным.

Самым тяжким испытанием было для него идти просить милостыню у ворот монастыря Святого Креста. Но он беспрекословно исполнял эту унизительную обязанность.

Однажды один из священников, увидев его у ворот, с иронией заметил:

– Смотрите! Отец Фернандо с нищенской сумой. Несомненно, он хочет стать святым.

– Нет больше отца Фернандо. Есть брат Антоний, – спокойно ответил ему монах. – Но если ты когда-нибудь услышишь, что я стал святым, возблагодари за это Господа.

Он смиренно принял милостыню, которую ему дали, положил её в суму и, поклонившись, ушёл.

Но недолго оставалось ему пребывать в Коимбре. Слишком сильна была его жажда страданий во имя Господа Бога. Осенью этого же года настоятель позволил ему отправиться в Марокко в сопровождении одного лишь молодого брата по имени Филипп.

Единственным желанием Антония было возвратиться сюда так же, как возвратились те пятеро мучеников, прах которых покоится в склепе на кладбище монастыря Святого Креста.

В шатре неверных

В одном из портов Андалусии два монаха взошли на борт мавританского парусника, где им предоставили тесный угол среди тюков и сундуков. Ворох старых парусов служил им постелью.

Это было время первых внезапных весенних бурь. Яростные волны швыряли старый корабль, и он трещал по всем швам. В трюме царила ужасная духота и обитали целые полчища крыс и паразитов, поэтому о сне не могло быть и речи.

Корабль потерял направление. Начинал ощущаться недостаток продовольствия, а те припасы, которые ещё оставались, с трудом можно было есть.

Не было воды, и братья чрезвычайно страдали от жажды. В то время как брат Филипп, могучий баск, мужественно преодолевал трудности путешествия, брат Антоний неимоверно страдал от морской болезни.

– Моё бренное тело доставляет тебе столько хлопот, брат мой, – говорил Антоний. – Пожалуйста, потерпи немного, я так слаб.

– Не беспокойся! Когда-нибудь мы всё же доберёмся до цели.

– Если корабль раньше не разлетится в щепки, – вздохнул Антоний.

Как-то вечером, после относительно спокойного дня, они увидели на горизонте желанное побережье Африки.

Но, увы, настала страшная ночь.

Звёздное небо вдруг затянулось тучами. Поднялся сильный ветер, отчаянно рвавший паруса, которые вовремя не были спущены. В конце концов главная мачта с треском рухнула и потянула за собой часть снастей. Матросы бросили якорь, но цепь лопнула. Шторм швырял корабль из стороны в сторону, стремительно неся его к скалистым берегам. Внезапно раздался ужасный треск, заглушивший на миг даже ярость разбушевавшейся стихии. Корабль наткнулся на подводный риф и начал тонуть. Вопли и проклятия раздирали воздух. Капитан тщетно пытался перекричать бурю, отдавая приказы. Люди, оказавшиеся в воде, отчаянно цеплялись за доски, плававшие повсюду.

Сильный удар выбросил за борт и обоих монахов. Антоний, хотя и был в юности хорошим пловцом, ослабленный болезнью и стеснённый монашеским одеянием, начал тонуть. Но в последнее мгновение сильная рука Филиппа подхватила его и он оказался на плавающей балке.

– Держись крепко! – крикнул ему в самое ухо Филипп. Потом развязал верёвку, которой был подпоясан Антоний и привязал его, совершенно обессилевшего, к спасительной балке. Антоний потерял сознание, и в это время огромный вал подхватил обоих братьев и выбросил их на прибрежные скалы.

Придя в себя, Антоний увидел стены убогой рыбацкой хижины; сквозь небольшое отверстие, служившее окном, проникал бледный рассветный свет.

Над ним склонился брат Филипп и сказал, улыбаясь:

– Не бойся, отец! Мы у цели.

– У цели?

– Да! В Африке. У рыбака, который был так гостеприимен, что предложил нам кров. Он сейчас осматривает сети, повреждённые штормом.

– Ну, тогда в путь! – нетерпеливо сказал Антоний и попытался подняться.

Но перенесённые страдания изнурили его до такой степени, что он со стоном упал на лежанку, сомкнул веки и погрузился в глубокий сон, от которого очнулся лишь на следующее утро.

Пробудился Антоний окрепшим и с аппетитом съел кусок хлеба, смоченного в оливковом масле, который ему подал хозяин, бербер с бронзовой от загара кожей и маленькими проницательными глазами.

– Ты даёшь мне пищу земную, – произнёс священник, который ещё в Коимбре научился говорить по-арабски, – а я взамен дам тебе хлеб небесный. – И перекрестил, благословляя, хлеб, предложенный ему хозяином-мусульманином.

– Вы христиане? – спросил бербер, нахмурив брови.

– Да. Мы признаём единственную истинную веру, которой научил нас Иисус Христос.

– Я принял вас в своём доме, потому что гостеприимство – священный обычай среди сыновей пророка Магомета, – ответил рыбак. – Но я прошу вас оставить мой дом как можно скорее. Я не хочу иметь с вами ничего общего.

– Но мы хотим поговорить с тобой, брат. Мы пришли сюда, чтобы принести тебе свет истинной веры.

– Светом наших душ является Аллах, – ответил бербер.

Он вышел их хижины и присел на землю у порога.

– Ты видишь, ему тяжело дышать тем же воздухом, которым дышим мы? – рассмеялся брат Филипп.

– Ах, Филипп, – вздохнул Антоний. – Этот человек в глубине души уже наполовину христианин, хотя и не подозревает об этом.

– Да где там! Это убеждённый мусульманин.

– Но он проявил милосердие к нам, чужеземцам. Бог знает о нём, и имя его записано в сердце Господнем.

Два монаха остались ещё на несколько дней в хижине рыбака, который предоставил своим гостям всё, что им было необходимо, но решительно избегал любых разговоров.

Увидев, что гости собираются уходить, он задумчиво произнёс:

– Человек идёт по тому пути, который предназначил ему Аллах. Поэтому излишне было бы советовать вам, какую вы должны избрать дорогу. Но знайте, что в нашей стране жизнь христианина значит меньше, чем жизнь горной козы… Если бы он, – бербер указал на брата Филиппа, – не попросил меня о гостеприимстве, я убил бы вас обоих; но чужеземец, севший за мой стол, неприкосновенен. Идите же с миром и возьмите с собой в дорогу немного еды. – Говоря это он дал им хлеб, сушёную рыбу и бурдюк холодной воды.

– Мы будем молиться, чтобы Господь в награду за твоё гостеприимство просветил твою душу светом истинной веры, – сказал в ответ Антоний.

Два путешественника удалились. Мусульманин пошёл на берег моря и старательно вымыл лицо и руки, чтобы очиститься после общения с христианами.

* * *

Дорога, вившаяся по скалистым горным ущельям, до предела истощила силы двух монахов. Несмотря на это Антоний и Филипп не позволяли себе долгого отдыха, ночью останавливаясь для сна всего на несколько часов. Питались они дикими фруктами, которые изредка росли у дороги. Иногда, сжалившись над ними, пастухи давали им немного хлеба и молока или кусочек козлятины. Однажды вечером, совсем обессилев, братья упали на рыжую землю в горной пещере. Холод пронизывал их до костей.

Это был восьмой день пути. На рассвете Антоний проснулся и, поднявшись, ощутил внезапное головокружение. Он не мог устоять на ногах. Его бил озноб. На вопросы обеспокоенного Филиппа он отвечал:

– Очевидно, это от ночного холода я так продрог. Это пройдёт, как только взойдёт солнце и я немного согреюсь.

Утром братья вышли из пещеры и пошли по крутой горной тропе. Опираясь на посох, Антоний с трудом передвигал ноги, издавая стоны. Когда около полудня они захотели немного отдохнуть у ветретившегося им на пути источника, по лицу Антония стекали ручейки пота.

– Брат! Ты не сможешь идти дальше! – воскликнул Филипп, испуганный его видом. – Подождём до наступления ночи. По прохладе легче идти, а при свете луны будет совсем светло.

– Мне кажется, ты прав. В самом деле, я уже больше не могу, – прошептал священник.

Вечером жар у него настолько усилился, что нельзя было и думать о продолжении пути. Голова горела, как в огне, кровь пылала в жилах. Ночью он начал бредить. Спёкшиеся от жажды губы шептали какие-то несвязные слова. Снова и снова тело его сотрясалось от резких судорог, он вскакивал и вновь со стоном падал.

К утру он перестал бредить, но всё ещё был без сознания.

Брат Филипп, и сам продрогший до костей, снял свою рясу, чтобы накрыть ею больного. Добрый баск был совершенно растерян. Что будет дальше? Нельзя же оставаться в этой пещере. Правда, здесь есть вода из источника, но где взять еду? Нужно идти туда, где жили люди. Филипп взял на руки больного и понёс его бережно, как мать, несущая своё дитя.

К вечеру он увидел поднимавшийся к небу столб дыма и, собрав остаток сил, побрёл со своей драгоценной ношей к огню. Здесь он упал без сил на землю.

Опалённые солнцем лица кочевников, сидевших у костра, имели весьма дикий вид. Если бы не стадо коз, пасшихся неподалёку, можно было бы подумать, что это шайка разбойников. Поскольку брат Филипп не знал их языка, он лишь молча указал им на своего товарища, который всё ещё был без сознания.

Старый пастух поднялся от костра и мрачно посмотрел на человека в серой рясе, но всё же проводил его в шатёр и дал две козьи шкуры для постели больного. А когда он принёс хлеба и молока, Филипп понял, что не следует бояться этих людей. Гостеприимство было для них священным долгом, как и говорил рыбак с побережья.

Через несколько дней Антонию стало немного лучше. Но всё же он был ещё слишком слаб, чтобы можно было думать о продолжении путешествия. Да и жар постоянно возобновлялся, и каждый новый приступ болезни был тяжелее, чем предыдущий. Силы священника таяли с ужасающей быстротой, одни только глаза горели странным огнём на исхудавшем лице. Не могло быть и речи о том, чтобы в таком состоянии Антоний мог добраться до города Марракеш, цели путешествия, тем более что уже начались ливневые зимние дожди.

Братья, скрепя сердце, решили, что нужно возвращаться туда, откуда они пришли, чтобы дождаться более благоприятного времени для продолжения пути.

Опираясь на плечо могучего баска, шёл Антоний по горным тропам. Когда внезапно возобновлялись приступы лихорадки, братьям приходилось совершать частые остановки на несколько дней.

Преодолев невероятные трудности, они прибыли наконец в Сеуту, нашли приют в убогой хижине, полной мусора и грязи. Антоний был ещё слишком слаб, чтобы начать работать. Филипп же нанялся грузчиком в порту, чтобы заработать на пропитание. Он понимал, что его товарищ, измученный африканским климатом, никогда не сможет совершить здесь то, о чём мечтал. И потому втайне от Антония написал письмо духовным наставникам в Португалию с просьбой дать им указания относительно дальнейших действий. Один моряк за небольшое вознаграждение взялся доставить письмо. Два месяца спустя пришёл долгожданный ответ.

Антоний только что перенёс очередной приступ лихорадки, а когда очнулся, брат Филипп сообщил ему о приказе руководства ордена возвращаться в Португалию. Он закрыл лицо руками и горько заплакал.

– На мне грех гордыни. Я жаждал венца мученика, которого я не достоин, – сказал он, совершенно отчаявшись. – Бог ясно показал мне это.

– Бог ведёт тебя иным путём, который Он предназначил для тебя в Своей мудрости и любви, – ответил Филипп.

– Итак, брат, возвращаемся в Португалию, – с трудом произнёс Антоний, и голос его дрогнул.

Но ещё надо было дождаться корабля, идущего в нужном направлении. Это снова оказался андалусский парусник, который и должен был отвезти их обратно на родину.

С тяжёлым сердцем покидал Антоний берега Африки. Была прекрасная солнечная погода, когда корабль снялся с якоря. Но вскоре начался страшный шторм, и корабль не мог удержать направление на запад. Буря развернула его в противоположную сторону.

Неимоверные страдания обрушились на Антония, который был подвержен морской болезни. С пожелтевшим лицом лежал он, растянувшись среди вороха корабельных тросов, не будучи в состоянии даже поднять голову. Если бы не брат Филипп, который ухаживал за ним с нежной заботой, как за своим отцом, он, наверное, умер бы в этом зловонном обиталище крыс.

На протяжении многих дней ветер дул в противоположную сторону. Капитан рвал на себе волосы, а матросы сыпали проклятиями. Неделю спустя их прибило не к желанному порту, а к берегам Сицилии.

Антоний, совершенно сломленный, ступил на побережье.

– Очевидно, такова воля Божия, чтобы мы пока остались здесь, – сказал брат Филипп, поддерживая его, ещё слабого от перенесённых невзгод, своим могучим плечом. – Господь защитит нас и укажет нам путь.

Монастырь в Мессине оказал им сердечное гостеприимство. Окружённый нежной заботой, Антоний на глазах возвращался к жизни.

– Мы должны ещё раз попытаться попасть в Африку, – сказал он однажды настоятелю монастыря.

Но старый монах покачал седой головой и сказал:

– Нет, сын мой! Мне кажется, нет воли Божьей на то, чтобы вы шли к неверным.

– Но что же нам делать? – вздохнул Антоний.

– Отец наш Франциск созывает всех братьев на праздник Пятидесятницы в Ассизи, где должен состояться капитул всего ордена[25]25
  Капитул – коллегиальный орган управления в монашеских орденах, являющийся собранием настоятелей и выборных делегатов с целью избрания новых настоятелей или решения дел всего монашеского ордена (генеральный капитул), его провинции (провинциальный капитул) или монашеской обители (монастырский капитул). Генеральный Капитул Ордена францисканцев, в задачи которого входили выборы генерального настоятеля (главы ордена) и правления, сохранение духовного наследия ордена и т. д., по традиции ежегодно созывался в день Пятидесятницы в Ассизи.


[Закрыть], – ответил ему настоятель. – Наш монастырь в Мессине откликнулся на этот призыв. Идите и вы, братья, вместе с нами. Наш отец укажет, что вам делать дальше.

– Действительно, так будет лучше всего! – радостно воскликнул Антоний. – Мы отправимся к нашему отцу. Его устами Бог будет говорить нам.