Текст книги "Последние бои люфтваффе. 54-я истребительная эскадра на Западном фронте. 1944-1945"

Глава 6

Жизнь продолжалась, а вместе с ней и борьба. День за днем пилоты вылетали навстречу врагу, совершая по два вылета в день, а иногда и больше. Новички – большинство из которых были обыкновенными мальчишками – становились ветеранами уже после двух или трех стычек с противником. Редко кто из них доживал до десятой «собачьей схватки». Были пилоты, которые позволяли себя сбить, даже не выполнив никакого маневра уклонения и не успев открыть ответного огня. «Летающие мишени» – так их называл командир группы. Словно загипнотизированные, новички летели прямо на вражеские трассеры.

«Старики» делали все, что было в их силах, чтобы встряхнуть новичков и вывести из состояния апатии. В благоприятные моменты, когда не было вражеских самолетов, Вайсс приказывал проводить учебные полеты над аэродромом. Полупетля с разворотом над самой землей была обычной тактикой ведения боя во Франции. Некоторые из новичков усваивали это и неплохо летали, но когда дело доходило до «собачьей схватки», они снова становились добычей, впадая в смертельное оцепенение. Их беспомощность может быть объяснена только паникой, которую сеяло среди этих молодых неопытных парней появление численно превосходящих сил врага.

Непростительные промахи в обучении молодых пилотов допускались еще в авиашколах. Типичная рутина формального подхода без знания человеческой психологии. Молодым людям при отправке на фронт внушали, чтобы они проявляли твердость духа, поскольку статистика показывала, что немецкий истребитель оставался в пригодном для полетов состоянии в течение всего пяти часов, а жизнь пилота была ограничена приблизительно четырьмя неделями. Был необходим особый подход для поддержания хорошего морального состояния, который позволял бы ослабить напряжение новичков.

По приказу командира группы я между вылетами выступал перед своими людьми. «Переоценка ценностей» – так Нойман называл это. И действительно, не пытаясь скрывать свое чувство обиды за ежедневные потери, я говорил: «Первоочередная задача для вас – это продержаться до конца боя. Безжалостно вцепитесь в парней с опытом. Любое отставание или умышленный отворот означает вашу смерть. Над местом любого воздушного боя вы найдете опытное звено – в нашем случае так любит поступать гауптман Ланг, – которое ждет, когда боевой порядок формирования нарушится, чтобы получить для себя легкую цель. Вы неопытны и недостаточно адаптировались, чтобы оторваться от врага, который пикирует на вас, используя все преимущества высоты».

Новички благодарили за этот совет, но в следующем же воздушном бою они забывали о нем, и смерть снова пожинала богатый урожай.

– Если мы не можем повлиять на этих тупых ублюдков в учебных авиагруппах, то должны выложить все наши карты на стол и сообщить генералу[93]93
  Имеется в виду командующий истребительной авиацией люфтваффе генерал-майор Галланд.


[Закрыть] об этой свинской ситуации.

Горечь гауптмана Вайсса становилась все сильнее.

– Я чувствую ужасную досаду, когда наблюдаю за тем, как сбивают этих бедолаг, а я не могу спасти их. Лишь вчера оберст сделал мне строгий выговор, потому что я поднял в воздух слишком мало машин. И это не говоря уже о том, что в конечном счете я не могу позволить новичкам вылетать вместе с несколькими оставшимися ветеранами или со мной, иначе какой-нибудь кретин сядет мне на хвост и я окажусь в затруднительном положении. «Саботаж численности формирования». Еще не ясно, может, мы однажды превратимся в эскадрилью СС. (Он думал о последствиях 20 июля.[94]94
  Имеется в виду покушение на Гитлера, состоявшееся 20 июля 1944 г. Одним из его последствий стало значительное усиление роли службы СС, так, например, рейхсфюрер СС Гиммлер занял пост командующего Резервной армией. Был значительно усилен контроль со стороны СС и СД за вооруженными силами, и в том числе за люфтваффе. В подразделениях появились так называемое национал-социалистические уполномоченные, чьей основной задачей было следить за благонадежностью личного состава.


[Закрыть])

Вайсс решительно повернулся ко мне.

– Посмотрите, что из того, что вы рассказали мне, можно огласить в официальном порядке, не рискуя разбить себе лоб. Подготовьте полный доклад, который я через Траутлофта пошлю командующему истребительной авиацией. Сделайте это немедленно.

В то время как группа совершала очередной боевой вылет, я сидел в соседней комнате и диктовал машинистке:

– По приказу командира III./Jagdgeschwader 54, я составил следующий отчет относительно учебной истребительной группы на аэродроме Бад-Ф.,[95]95
  Вероятно, имеется в виду аэродром Бад-Фёрисхофен в 73 км юго-западнее г. Мюнхен.


[Закрыть] к которой я был придан с 6 ноября 1943 года по 9 мая 1944 года.

1. Период ожидания

Пилоты, прошедшие обучение в авиашколах «А»,[96]96
  Так в люфтваффе назывались авиашколы первоначальной летной подготовки, где курсанты получали навыки пилотирования легких учебных самолетов.


[Закрыть] должны ждать в среднем шесть месяцев, прежде чем начать любую летную подготовку. Я знаю отдельные случаи, когда курсанты, пробыв в группе в течение года, так никогда и не летали после выпуска из авиашколы «А».

2. Обучение

Все обучение осуществлялось в течение четырех недель, от семи до десяти часов ежедневно. По причинам, которые будут указаны ниже, сильно утомленные курсанты были не в состоянии в ходе ежедневных десятичасовых занятий разумно усвоить огромную массу теоретических сведений.

Теория воздушной стрельбы, конструкция вооружения и различные технические предметы преподавались недостаточно хорошо. Например, в случае тактики воздушного боя, помимо нескольких стандартных классических маневров, бегло освещались и дополнительные сопутствующие вопросы (например, каковы обязанности писаря эскадрильи). Многочасовые лекции были совершенно впустую потрачены на систематизацию отдельных офицерских обязанностей. С другой стороны, идентификация самолетов, очень важный предмет, а в момент вторжения предмет величайшей важности, был пройден за несколько часов. Несмотря на экспертные знания офицеров-инструкторов и лучшие методики обучения, 90 процентов учебной группы не успевали за темпами обучения.

3. Летная подготовка

Летная подготовка была хорошей, особенно в III группе (лейтенант Б.). После бомбардировки тренировочной группы в Бад-Ф. 1 апреля 1944 года и перевода ее в Н., лейтенант М., командир 1-й эскадрильи, принял командование над группой, в то время как командир группы находился в отеле в В.

В этот период обучение было значительно лучше организовано и, несмотря на бомбежки и вызываемые ими трудности, выпускалось значительно больше курсантов.

4. Организация и руководство. Командный дух

Будучи офицером еще до начала летной подготовки,

я имел больше возможностей быть с солдатами, чем любой другой офицер группы. В течение всей моей службы, начиная с рядового в 1938 году, даже в самые критические дни войны, я никогда не видел солдат, которые выполняли бы свои обязанности так неохотно и под таким большим принуждением. Пилоты – это добровольцы и потому в значительной степени являются людьми отменных физических и психических данных. То, что военнослужащим истребительных эскадр так недостает качеств необходимых военному летчику, я объясняю следующим: шестимесячный период ожидания очень большая нервная нагрузка для молодых людей, проходящих обучение. К этому надо добавить, что, как таковой, летной практике уделяется слишком мало времени. С утра до вечера, день за днем, они исполняют обязанности наземного персонала. Работ на аэродроме, конечно, очень много, но планировать их необходимо так, чтобы не отнимать время от тренировочных полетов. Однако обслуживающего персонала катастрофически не хватает и курсантов используют не по назначению. Также очень мало внимания уделяется спортивной подготовке.

В полдень предусмотрен часовой перерыв. Но это никогда не соблюдается. Я сам присутствовал при том, когда лейтенант Н., в то время командир 1-й эскадрильи, получил сильный разнос от командира эскадры за то, что разрешил сделать перерыв на целый час. («Будьте добры вбить себе в голову, что вполне достаточно и тридцати минут!») Командир эскадры должен был знать, что у людей едва хватает времени, чтобы торопливо проглотить еду. И действительно, количество людей в столовой удвоилось, они стояли вокруг электроплиты и нервно поглощали пищу, а потом – снова на построение. Естественно, в этой безумной спешке несколько человек прибыли слишком поздно. Это повлекло дальнейшее сокращение времени перерыва.

К сожалению, курсантам пришло в голову пропускать обед. Обнаружилось, что они ели в своих бараках. После этого их комнаты запирались ранним утром и снова отпирались лишь поздно вечером после выполнения всех работ. Несколько человек продолжали проскальзывать туда через различные проемы, и тогда по личному приказу командира эскадры многочисленные лазейки в бараки, включая подвалы, закрыли досками. Были заколочены даже несколько окон на первом этаже.

Легко понять настроение курсантов. Вечеринки в столовой, танцы и ужины (которые должны быть само собой разумеющейся вещью в любом подразделении), даже когда курсанты получали необходимое разрешение, только снижали моральный дух, а в отдельных случаях увеличивали неприязнь курсантов к начальству. Билеты в театр выдавались только офицерам, и лишь унтер-офицеры изредка получали билеты в цирк. После бомбежки и перевода в Н. продовольственное снабжение было сильно сокращено (занятия с четырех утра и до десяти вечера с тарелкой супа в полдень – без вторых блюд). Доктор М. на совещании обратил внимание на то, что постоянное физическое перенапряжение не сможет длиться достаточно долго. До этого действовал приказ о немедленном помещении под арест, если пилот заявит, что не способен выполнять полеты по причинам физического состояния. (Лейтенант С. сообщил об этом доктору М. в моем присутствии.)

Среди офицерского состава командир эскадры майор М. не пользовался уважением, а его поведение и распоряжения резко критиковались. Ни командиру группы, ни трем командирам эскадрилий не позволялось принимать самостоятельных решений. Майор М. напоминал о своем старшинстве при каждом возможном случае. Характерно его высказывание в адрес офицерского состава: «Господа, я спрашиваю с вас не больше того, что я сам делал в прошлом».

С другой стороны, когда его вызывали на совещание и офицер попытался связаться с ним по телефону в восемь часов утра, он заявил, что неслыханно, чтобы подчиненные так рано нарушали утренний сон своего командования.

Подобные действия стали общепринятой практикой во всей группе, инциденты множились и повторялись, пока командиру эскадры не стали приписываться выражения типа «Ночь в столовой гораздо важней, чем ночной боевой вылет».

Я непрестанно упоминал в кругу офицеров, что командиру не хватает опыта и что у него нет никакого представления о правильном обращении с людьми, и, конечно, об обучении курсантов. Подобное обращение с этими добровольцами на пятом году войны является не чем иным, как преступлением.

Глава 7

3 августа 1944 г.

Яркое, синее летнее небо над Нормандией в тот день мало гармонировало с упорными, кровопролитными боями, шедшими на фронте.

Рано утром британцы начали наступление на Кан. Наши позиции были прорваны, а танковая дивизия

СС «Гитлерюгенд» попала в окружение и была уничтожена. Самолеты «Зеленого сердца» выполняли уже третий вылет. Их целью были части, пытавшиеся прорваться восточнее Кана. При атаках с малой высоты использовались неуправляемые ракеты,[97]97
  Имеются в виду неуправляемые ракеты WGr.21 калибром 210 мм.


[Закрыть] применявшиеся впервые, – по две пусковых установки под каждым крылом. Танки взрывались, массы атакующих были рассеяны, а позиции артиллерии выведены из строя.

Вражеское истребительное прикрытие в тот день было особенно сильным, но наиболее грозного противника – скоростных, хорошо вооруженных «Спитфайров» – не наблюдалось. Не было замечено также ни одного «Темпеста», имевшего скорость на 90 км/ч больше. Англичане, должно быть, бросили все свои истребители на защиту Южной Англии от немецких беспилотных самолетов.

Американцы были гораздо более легкими противниками. Если они не имели большого численного превосходства, то им не хватало английского бульдожьего упорства. В любом случае «Мустанг» и «Лайтнинг» не были достойными соперниками «Фокке-Вульфу» при условии, что на нем летал умелый пилот.

Только «Тандерболт» доставлял некоторую головную боль. Он имел высотный двигатель с компрессором наддува, который обеспечивал ему потрясающие летные качества. Никто не мог уйти в пикировании от «Тандерболта»; его огромная масса в комбинации с мощным двигателем позволяла ему пикировать подобно камню и настигать немецкие машины за максимально короткое время.

Несколько «Beule»[98]98
  «Шишка» (нем.) – одно из прозвищ, которое в люфтваффе получил Bf-109G поздних серий, данное за выпуклые обтекатели в верхней части фюзеляжа перед кабиной, которые отличали этот самолет от предыдущих модификаций.


[Закрыть] и две эскадрильи «Фокке-Вуль-фов» на высоте между 900 и 300 метрами вступили в схватку с «Мустангами», когда «Зеленое сердце» начало штурмовку. Нашей целью было скопление танков, и мы, эскадрилья за эскадрильей, подходили и пикировали на них. Взрывы ракет, пулеметная стрельба, вспышки пламени с иссиня-черными завитками дыма…

Теперь над целью была 7-я эскадрилья. Я сделал переворот через крыло влево и спикировал, сопровождаемый своим ведомым. Звено за звеном последовали за мной. Танки, рассеянные вокруг, пытались уйти. Я поймал одного из этих черных гигантов в свой прицел и нажал на кнопку пуска. По машине пробежала небольшая дрожь, говорящая о том, что ракеты ушли.

Оставляя позади себя длинный хвост, они со свистом полетели к цели. Бум! Прямое попадание!

Полет на бреющем в котле зенитного огня, набор высоты, переворот через крыло и новый заход с противоположного направления. На сей раз опустошение на позициях англичан производил пулеметный огонь. Справа на вражеских позициях находилась огневая позиция, а на ней три типичных артиллерийских бронещита.

Атака…

Артиллеристы разбегались, спасая свою жизнь. Поливаемые пулями, они падали на землю; их плоские каски валялись повсюду.

Это глупо, парни. Вы были бы в большей безопасности позади своих стальных щитов. Но вы же не можете знать, что у джерри[99]99
  Джерри – этим прозвищем англичане во время Второй мировой войны называли всех немцев. Аналог русского прозвища фриц.


[Закрыть] больше нет бомб и ракет под животом его «ящика».

Мы продолжали отыскивать, определять и атаковать новые цели. Они внизу, должно быть, понесли тяжелые потери.

Через карусель атакующих «Фокке-Вульфов», вращаясь в штопоре, пролетел пылающий «Мустанг».

Недалеко от его горящих останков совершил аварийную посадку Ме-109.

Горькая доля, старик! Ты, вероятно, выбил себе все зубы. Печально… Если бы ты летел в другом направлении, то мог бы приземлиться за нашей линией фронта.

Штурмовку было необходимо прервать. Счетчик на приборной доске показывал, что боекомплект израсходован полностью.

Полет на бреющем южным курсом. Позади нас потянулись следы трассеров зенитной артиллерии. Слишком поздно – наши «птички» проносились над живыми изгородями и деревнями.

Теперь моя эскадрилья находилась в воздухе в одиночестве. Остальные все еще проводили штурмовку, когда я докладывал по радио.

Мы мчались на юг над верхушками деревьев на скорости 560 км/ч, и я усмехался, когда видел, какую панику вызвало наше появление. Так близко от земли никто не мог отличить немецкий самолет от союзнической машины, когда он внезапно выскакивал и с ревом проносился над головой.

Все бросались в укрытия – немецкие солдаты, нормандские крестьянки и крестьяне и даже домашние животные. Лошади переходили в дикий галоп, автомобили резко останавливались, и их пассажиры быстро ныряли в придорожные канавы.

Внезапно мои «Фокке-Вульфы» были обстреляны с правой стороны, и немецкая зенитная батарея преуспела в том, что томми не смогли в тот день сделать с моей эскадрильей. Одну машину подбили, и она упала в лес. Мы набрали высоту и выпустили красную сигнальную ракету, но обстрел прекратился, когда зенитчики увидели черные кресты.

Мы сделали широкий круг над этим ставшим фатальным лесом. Над местом падения не было заметно дыма. Затем мы обнаружили просеку более сотни метров длиной, которую прорубил «Фокке-Вульф». Машина замерла в конце просеки, и солдаты оказывали помощь летчику, лежавшему около обломков. Он, казалось, вышел сухим из воды.

Пилот, должно быть, «положил» свою машину на верхушки сосен, которые сработали как тормоз, когда крепкие крылья срезали их.

На следующий день пилот, унтер-офицер Кролл, с парашютом под мышкой, хромая, появился в Виллькобле. Это было чудо. Кроме нескольких ушибов и ободранной голени, он не получил никаких повреждений, но шок от пережитого все еще был виден в его измученных глазах.

После тяжелого дня я решил снять напряжение контрастным душем: сначала горячим, потом холодным.

Встряхиваясь, словно мокрая собака, я выпрыгнул из ванны, растерся грубым полотенцем, пока тело не стало красным, как у рака. Бросив взгляд в зеркало, я понял, что выгляжу как старая обезьяна. Придется бриться…

Бодро насвистывая, я достал бритву, разминая при этом, подобно атлету, мышцы ног. Неприлично, что всегда приходится насвистывать песни английских солдат. «Эта длинная дорога в Типперери…»[100]100
  Типперери – название города и графства в южной части Ирландии.


[Закрыть] Почему Хермс Ниль[101]101
  Под этим именем был известен Фердинанд Фридрих Герман Нилебок (1888–1954) – немецкий композитор, сочинявший военные марши, а также песни, которые были очень популярны среди солдат вермахта.


[Закрыть] не напишет для нас что-нибудь пристойное вместо собрания старомодных, сентиментальных «девичьих»[102]102
  Имеются в виду песни, называвшиеся женскими именами: «Анна-Мари», «Эрика», «Розмари», «Герда-Урсула-Мари», «Ханнелора», «Розалинда», «Вероника-Мари» и «Вальтраут».


[Закрыть] песенок? И эта отвратительная ностальгическая мелодия: «Ich moht zu Fuss na Kolle gahn». Это чертовски глупо, и не только за счет строчки «Выбросите свои доспехи».

«Так, старик, ты выглядишь великолепно».

Я подмигнул фотографии жены. «Тебе должно быть стыдно за саму себя. Ты смотришь по-другому, когда мужчина одет». Я положил фотографию лицом вниз. Женщины всегда осложняют жизнь…

Безветренный вечерний воздух заставил меня почувствовать себя добродетельным. Я хотел лишь праздно лежать перед окном, смотря на зеленый лес и дорогу, ведущую к аэродрому.

Я ощущал себя чистым и невинным, как младенец, после всех этих потных, трудных дневных задач.

Пребывая в созерцательном настроении, я налил себе коньяку и улегся на диван.

Раздался стук в дверь.

– Подождите минуту.

Я проглотил свою выпивку, надел спортивные шорты и белую рубашку с короткими рукавами. Куда этот чертов Макс снова спрятал мои сандалии? Естественно, прямо под кроватью, там, где я не мог добраться до них. Затем я открыл дверь.

– Добрый вечер, Вилли.

Это был Ханнес Мёллер. Мы стали близкими друзьями. У нас была одна родина, и в наших жилах текла одна кровь. Сходство наших характеров только укрепило нашу дружбу, которая обязательно рождается среди тех, кто постоянно сталкивается с опасностью и смертью.

– Чувствуйте себя как дома, Ханнес, – сказал я, подталкивая вперед стул.

– Что вы читаете? Гёте? Вы считаете, что это уместная литература для чтения на войне?

– Смотрите сами. – Я взял книгу из его рук, перевернул страницу или две, пока не нашел то, что хотел. Указывая пальцем на строку, я вернул книгу своему другу. – Здесь, прочитайте это.

И Ханнес Мёллер, смотревший в глаза смерти в сотне «собачьих схваток», начал читать приятным голосом, который можно было услышать, лишь когда он играл на своем излюбленном банджо.

Зазвонил телефон, прерывая чтение.

– Да. Хейлман слушает.

– Это Вайсс. Пойдемте с нами в кафе De la Paix. Мы должны выпить на прощание с Эмилем. Он назначен командиром II./JG26 и уезжает завтра утром.

Тридцать минут спустя я запирал свою дверь.

– Вы идете с нами, Ханнес?

– Если командир не возражает.

Стукнула входная дверь. Снаружи стоял мой «Ситроен». Я запустил двигатель, и яркий желтый спортивный автомобиль, проехав по узким улочкам Малабри,[103]103
  Малабри – одно из юго-западных предместий Парижа.


[Закрыть] вырвался на широкую автостраду, ведущую к Версалю.

– Вы едете чертовски быстро, – произнес Мёллер, закуривая сигарету. Он прикурил еще одну и вставил ее между моими губами. – Не мчитесь словно проклятый сумасшедший. Вы сейчас не в своем «ящике».

Я резко повернул направо. Мимо скользил сумеречный пейзаж: группы вилл в маленьком сосновом лесу, ухоженные парки и маленькие долины между Сен-Жерменом и Ско,[104]104
  Ско – одно из южных предместий Парижа.


[Закрыть] столь типичные для берегов Сены южнее Парижа.

Мы достигли Жюи.[105]105
  Жюи – городок на правом берегу р. Ремара, приблизительно в 8 км юго-западнее г. Арпажон.


[Закрыть]

Свернув на узкую асфальтированную дорогу, на которой было невозможно развернуться, мы остановились около нашего любимого места встреч.

Это был великолепный ресторанчик, известный своей кухней, идеальное место для пикников. Из огромного окна в его задней части открывался прекрасный вид на туманную местность внизу – вид на Париж. Тенистый сад был огорожен мощными стальными рельсами, а дальше начинался склон, весь покрытый цветущими дикими розами.

Нас уже ждали. Гастон, который прежде всего был деловым человеком, никогда не произнесшим ни слова о политике, провел нас с подобострастными поклонами через ресторан, в котором сидели только французы, в сад.

– Сюда, мои господа! Пожалуйста!

Было уже поздно. Светлая звездная ночь раскинула свою сверкающую сеть над спящим Парижем. Денежное довольствие «господ», пятисотфранковые банкноты, переходило из рук в руки. Мы не экономили, когда провожали хорошего друга. Это была великолепная прощальная вечеринка, восхитительный, аппетитный hors d'aeuvres, жаркое, клубничный омлет с «Бенедиктином» на десерт, белое бургундское, которое согревало сердце и развязывало язык.

Еще раз, как это часто случалось, наша компания разделилась. Отличный приятель покидал наше сообщество. Булли брал с собой Фреда Гросса. Они хорошо летали вместе, а это очень важно, когда ты начинаешь летать в незнакомой эскадре.

Я принял эскадрилью Булли, а лейтенант Вирц должен был возглавить 7-ю эскадрилью.

– Всего наилучшего, Хейлман, и хорошей охоты, – сказал Ланг, уезжая. – И смотрите в оба. В 9-й эскадрилье были «эксперты».[106]106
  В люфтваффе не существовало такого понятия, как ас, в общепринятом смысле, лучших пилотов называли «экспертами». Четкого определения, кто мог носить это неофициальное звание, не было, но обычно ими были пилоты, награжденные Рыцарскими крестами.


[Закрыть] И ее избаловали. И, если быть достаточно откровенным, я не очень следил за дисциплиной.

«Зеленое сердце» привыкло к грубым командам Булли по двухсторонней связи в ходе жестких поединков и к его сумасшедшим разворотам, чтобы выйти на хорошую позицию для стрельбы, но теперь мы видели его в последний раз. Гауптман Ланг, кавалер Рыцарского креста с дубовыми листьями, и лейтенант Гросс, кавалер Рыцарского креста, погибли на фронте вторжения в последние дни прорыва.[107]107
  3 сентября 1944 г. тройка FW-190A-8 во главе с Лангом вскоре после взлета с бельгийского аэродрома Сент-Тронд была атакована американскими и английскими истребителями. В ходе скоротечного боя все три самолета были сбиты. Гауптман Ланг, на счету которого было 403 боевых вылета и 173 победы, погиб, лейтенант Гросс получил тяжелое ранение и после излечения в боях уже больше не участвовал, уцелел только третий пилот, неопытный унтер-офицер.


[Закрыть]

Так что теперь я командовал 9-й эскадрильей, взяв с собой Патта и Ханнеса Мёллера, а в 7-ю эскадрилью назначили несколько новых офицеров, чтобы компенсировать этот переход.

Гауптман Ланг говорил правду. Наземный персонал его эскадрильи был неорганизованной и недисциплинированной толпой. Штабс-фельдфебель думал лишь о мадмуазелях и носил в своем бумажнике дюжину фотографий подружек, запечатленных рядом с ним. Офицер нелетного состава (каждая эскадрилья имела такого офицера, который должен был представлять командира эскадрильи в вопросах технического обслуживания) был, мягко выражаясь, кретином.

С другой стороны, пилоты в эскадрилье были первоклассные. Лейтенант Целлер, унтер-офицер Брандт, обер-фельдфебель Шлафер вместе с Паттом и Мёллером составляли ее костяк. Это была замечательная компания, и они все могли положиться друг на друга.

Штабной писарь Кикс на основании приказов командира группы вывешивал на информационной доске маленькие карточки с номерами самолетов и фамилиями пилотов. В то время в каждом вылете могла участвовать лишь половина эскадрильи, и обер-фельдфебелю намекнули, что не надо докладывать о слишком большом числе пригодных к полетам машин. Это не было саботажем, это было необходимостью.

Ни Вайсс, ни его командиры эскадрилий не могли нести ответственность за бредовую чепуху относительно «смерти или славы». Боевые вылеты следовали один за другим, и между отдельными взлетами едва хватало времени, чтобы дозаправить самолет и пополнить его боекомплект. Нервы были натянуты до предела.

И постоянно повторялись эти проклятые штурмовки. В ходе таких набегов мы несли значительно больше потерь, чем в «собачьих схватках»; в тех, по крайней мере, вы могли защитить себя, сражаться за свою жизнь и бороться с врагом, чтобы занять выгодную позицию, тогда как во время штурмовок участь пилота зависела от наземных операторов наведения. Лидер группы или самый зеленый новичок, получив команду по радио, должен был лететь определенным маршрутом под постоянным зенитным огнем. Курс и высота были установлены жестко. И никто не знал, вернется ли он назад, потому что зенитки не делали различий между командиром и новичком, между той или этой машиной.

И было еще одно обстоятельство – награды.

В воздушных боях все было ясно. Больше побед – больше очков. За пять – семь очков каждому автоматически давали Железный крест 1-го класса, а на Западном фронте любого набравшего двадцать очков могли наградить Рыцарским крестом.[108]108
  Не следует путать систему учета воздушных побед и систему очков, использовавшуюся для награждения, причем главным образом на Западном фронте и в ПВО Третьего рейха. За сбитый одномоторный самолет летчик-истребитель получал одно очко, за двухмоторный – два, а за тяжелый четырехмоторный бомбардировщик – три, но при этом каждый самолет все равно числился на его личном счету как одна воздушная победа.


[Закрыть]

Со штурмовками же все было совсем по-другому. Неправдоподобные сообщения об успехах в первые годы войны потребовали некоей системы контроля, чтобы сделать невозможными фантастические заявления о победах. Когда сбитый самолет не находили на земле или на него претендовали зенитчики, то заявка о победе не признавалась.[109]109
  Это правило в полной мере исполнялось лишь в ночной истребительной авиации люфтваффе, которая большую часть войны действовала над своей территорией, и потому остатки сбитых ее пилотами самолетов можно было достаточно легко разыскать. Для дневных истребителей, которые вели бои и сбивали самолеты противника как над своей, так и над его территорией, требовалось подтверждение нескольких свидетелей (других пилотов, наземных наблюдателей и т. п.), а также кадры фотопулемета, если он был установлен на самолете. Несмотря на все имевшиеся недостатки, система подтверждения воздушных побед в люфтваффе была более четкой, нежели правила зачета воздушных побед у их противников. Она была нарушена лишь в самый последний период войны из-за общей дезорганизации системы управления люфтваффе.


[Закрыть]

Каждое донесение о победе должно было быть составлено в четырех экземплярах, и иногда проходили месяцы, прежде чем она официально признавалась. Часто награды не могли быть вручены, потому что летчик-истребитель был давно убит, и их приходилось отправлять его семье.

Но вернемся к штурмовым атакам. Кто мог засвидетельствовать успех, когда пилот, находясь в гуще заградительного зенитного огня, не имел возможности вести наблюдения?

Награды, конечно, не были самым главным – для каждого летчика наиболее важна была жизнь, – но они хорошо смотрелись на его мундире и всем хотелось их иметь.

Вайсс умело воспользовался возможностью избежать этих непопулярных штурмовых атак, когда пришло сообщение о том, что западнее Парижа появились «Мародеры». Он уже обобщил результаты действий против этих скоростных двухмоторных бомбардировщиков.[110]110
  Американский В-26 «Maroder» был одним из лучших тактических бомбардировщиков Второй мировой войны. Он мог нести 2,2 тонны бомб и имел три огневые точки с четырьмя 12,7-мм пулеметами.


[Закрыть] Никто из «Зеленого сердца» еще не сумел сбить ни один из этих самолетов, имевших сильное вооружение. Он выбрал дюжину ветеранов, так называемых «экспертов», провел короткий инструктаж и отдал приказ на взлет.

Роберт Вайсс лично возглавил вылет. Я летел его ведомым. Остальную часть группы составляли Дортенман, Вирц, Тоймер (только что вернувшийся из госпиталя), Целлер, Мёллер, Патт и Шлафер.

«Примадонна» с Эйфелевой башни передавала нам команды, и в пределах пяти минут «Мародеры», летевшие юго-западным курсом, были обнаружены к северу от Версаля на высоте три тысячи метров. Держась на их фланге, вне зоны досягаемости, мы поднялись на требуемую высоту – на тысячу метров выше их. По широкой спирали мы спикировали на нашу цель. Атака сверху слева и с задней полусферы.

Мы сближались: 800, 500, 300, 200 метров. Зададим им!

Дюжину «Фокке-Вульфов» встретил впечатляющий прицельный заградительный огонь. В группе было приблизительно тридцать «Мародеров», и такой интенсивный оборонительный огонь стал достаточно неожиданным. Это было похоже на полет сквозь зенитный огонь кораблей в устье Орна.

Мы съежились, маленькие и ничтожные, за лобовыми бронестеклами, прочно удерживая цели в перекрестьях прицелов. Затаив дыхание, с натянутыми нервами, мы боялись услышать стук пуль по обшивке своего самолета, готовые в любой момент сбросить фонарь и покинуть машину. Каждый, кто хотел спастись с парашютом, не мог замешкаться даже на долю секунды. Обычно бывало слишком поздно.

Отличное шоу! Шесть «Мародеров» горели и еще три вышли из боевого порядка, оставляя позади себя толстые шлейфы дыма.

Я заметил черный дым, струившийся из машины Вайсса, и, когда «Фокке-Вульфы» заходили снизу к рассеявшимся «Мародерам», по двухсторонней связи предупредил командира. Его машина загорелась, фонарь кабины отлетел назад, и в нескольких десятках метров внизу открылся купол парашюта.

Какая необычная ситуация, подумал я. Парашютов в воздухе больше, чем самолетов. Это напоминает высадку воздушного десанта.

Когда я осмотрелся, ища своих приятелей, то, к своему изумлению, увидел лишь троих из них. С правого борта был Целлер на своей желтой «четверке», слева – Патт, и в сотне метров позади нас догонял еще один «Фокке-Вульф». Белый номер. Это, должно быть, Вирц или Тоймер.

«Мародеры» сбросили бомбы и отвернули на север. Они, вероятно, боялись новых атак, но было бы сумасшествием атаковать всего лишь вчетвером.

В журнале боевых действий группы к записи об этом вылете был добавлен комментарий: «Экспертам надо дать возможность прийти в себя».

Вайсс, Вирц, Дортенман, Мёллер, Брандт и Штертен – последний совершил свой пятнадцатый боевой вылет и за выдающуюся храбрость был награжден Железным крестом 1-го класса и произведен в унтер-офицеры – покинули подбитые самолеты с парашютами. Шлафер и еще один ефрейтор совершили вынужденные посадки поблизости от места боя с поврежденными двигателями. Возникла курьезная ситуация: командир группы со своими пятью товарищами, выпрыгнувшими с парашютами, взял в плен дюжину англичан, которые смогли спастись из своих горящих машин.

Из всей группы, включая обоих совершивших аварийные посадки, никто не пострадал.