Текст книги "Коррупция при дворе Короля-Солнце. Взлет и падение Никола Фуке"

Глава 3. Падение титана

Среди тех, с кем Фуке доводилось общаться по службе, был личный секретарь кардинала Жан Батист Кольбер[258]258
  Подробнее о нем см. в главе 1.


[Закрыть]. На четыре года моложе Фуке, Кольбер происходил из Реймса, из семьи влиятельных потомственных коммерсантов, международных торговцев и банкиров. Его отец, Никола Кольбер, переехал в Париж в 1629 году и стал там partisan – участником одного из синдикатов, кредитующих государство. Кроме того, он купил должность receueur general… des anciennes rente… sur les aides – генерального сборщика акцизного налога на некоторые виды поступающих в Париж товаров. Он отвечал за его сбор и распределял полученные средства на выплаты аннуитетов по займам под соответствующие акцизы. Другие члены семьи тоже служили в финансовой администрации, а некоторые имели отношение к откупам соляного налога. Кольберы могли даже похвастаться семейными связями с предшественником Фуке, Партичелли д’Эмери [259]259
  Dessert, Fouquet, 201; Meyer, Colbert, 40. О семейной истории см.: Meyer, Colbert, 22–34, 38–45; Villain, Fortune de Colbert, 3–18. См. также: Bourgeon, Les Colbert avant Colbert.


[Закрыть].

Жан Батист Кольбер попал в причудливый мир государственных финансов благодаря деятельности и кругу отца. Юношей он учился у банкиров и коммерсантов в Реймсе, Лионе и Париже. Потом некоторое время изучал право под руководством парижских юристов. Однако главный его талант лежал в области финансов и администрирования. Сколько-нибудь глубокого понимания права он, по всей видимости, не приобрел. Известно, что позднее он не проявлял ни уважения к процессуальным процедурам, ни интереса к формальной стороне дела, дорогой сердцу любого юриста.

В 1640 году отец купил ему правительственный пост commissaire ordinaire de guerre[260]260
  Здесь, буквально: фр. «комиссар очередной войны».


[Закрыть], подчиненного военному министру, – своего рода инспектора, обязанного, среди прочего, учитывать личный состав гарнизонов и контролировать обеспечение их амуницией и припасами. У Кольберов в родне уже были высокопоставленные государственные чиновники из этого ведомства: в 1643 году Мишель Летелье[261]261
  Подробнее о нем см. в главе 1.


[Закрыть] (его сестра вышла замуж за одного из Кольберов) стал военным министром. И хотя в будущем Кольберам и Летелье предстояло яростное и беспощадное соперничество, в 1640-х годах они еще были союзниками. Молодой Жан Батист начал свою карьеру как протеже Мишеля Летелье [262]262
  Murat, Colbert, 1–9; Richardt, Colbert, 17–26; Meyer, Colbert, 21; Dessert, Royaume de Colbert, 83–92; Dessert, Fouquet, 200–203; Villain, Fortune de Colbert, 27–28.


[Закрыть].

Кольбер служил у него все 1640-е годы и, подобно самому Летелье, во времена Фронды остался верен короне. Вскоре его начали уважать за работоспособность – эта репутация оставалась с ним до конца, – и дотошность. Кроме того, он умел убедить каждого своего очередного покровителя, что полностью предан его интересам. Такое впечатление он последовательно создал у Летелье, Мазарини и Людовика XIV. В эти же годы зарабатывал репутацию верного слуги трона и Фуке. Впервые эти двое, видимо, встретились в августе 1650 года. Первые впечатления Кольбера были вполне благоприятными. Судя по всему, именно он убедил Летелье не препятствовать назначению Фуке procureur général осенью 1650 года [263]263
  Murat, Colbert, 13–15, в том числе об отношениях Кольбера с покровителями; Lair, Foucquet, 1: 143–45 passim.


[Закрыть].

По роду своих обязанностей Кольбер часто оказывался на виду у Мазарини и регентши. В начале зимы 1651 года Мазарини отправлялся в ссылку во владения архиепископа-курфюрста Кёльнского. В отчаянных поисках надежного человека, которому он смог бы доверить заботы об оставляемом во Франции имуществе и капитале, он обратился к Летелье за помощью. Таким доверенным лицом, конфиденциальным личным секретарем ссыльного кардинала и стал Кольбер, формально продолжая служить у Летелье. Он вновь сумел обзавестись благодарным патроном. На этот раз в лице Мазарини, искренне писавшего: «Кольбер – мой человек и ради меня утопит тех, кого любит, не исключая и Летелье» [264]264
  Murat, Colbert, 16.


[Закрыть]. В одном из первых писем к кардиналу Кольбер позволил себе дерзость пожурить его за небрежность в личных финансах. Протеже прозрачно намекнул о согласии патрона отдать какие-то из своих церковных доходов, выплату крупных пансионов и займы «от имени короля, что и привело к сегодняшнему неудобному положению» [265]265
  Там же, 16.


[Закрыть]. Прозвучало это как упрек в том, что Мазарини пренебрегает собственными интересами ради интересов трона. Непреднамеренная ирония этого аргумента придала Мазарини решимости бороться за свое состояние, пусть даже ценой гибели государства. Пока кардинал находился в ссылке, Кольбер, в сотрудничестве с Никола и Базилем Фуке, превзошел самого себя, стремясь спасти то, что еще можно было спасти от санкционированной Парижским парламентом конфискации [266]266
  Там же, 18.


[Закрыть].

Когда в начале 1653 года Мазарини окончательно вернулся во Францию, Кольбер остался его личным управляющим. Теоретически в его обязанности входили только личные финансы кардинала. Однако, как признает Инес Мюрат, одна из потомков Кольбера, «учитывая невероятную запутанность между доходами государства и кардинала», разделение было эфемерным, а запутанность чаще всего была в интересах Мазарини [267]267
  Там же, 21; Dulong, Mazarin et l’argent, 51–55, 228.


[Закрыть]. Как отмечалось в главе 2, кардинал вернул себе состояние, вкладывая в государственную финансовую систему. Также Мазарини выступал в качестве крупнейшего поставщика припасов для сухопутных кампаний французских войск. Кроме того, он брал взятки за назначения на должности и за одобрение условий финансовых транзакций (включая те, в которых сам же и участвовал). В довершение всего Мазарини запускал руку в финансовые потоки, проходившие через государственную казну. Это он делал и тогда, когда воюющая королевская армия была готова разбежаться из-за нехватки припасов или невыплаты жалованья [268]268
  Murat, Colbert, 22–30; Dulong, Fortune, 133–148.


[Закрыть].

Суммы, о которых идет речь, поражают воображение. Современный ученый Джулиан Дент подсчитал, что в среднем Мазарини вынимал из казны по 23 миллиона ливров в год и тратил большую часть из них на личные нужды. Некоторые из тех, кто был так или иначе связан с управлением королевскими финансами: Бартелеми Эрвар, Луи Берье и, возможно, Жан де Гурвиль и Поль Пелиссон, – тоже, по мнению Дента, действовали как агенты Мазарини [269]269
  Dent, Crisis in Finance, 79. Дюлон (Fortune, 44–64 passim) описывает аналогичную практику, но в основном в период до Фронды.


[Закрыть].

Нет никаких сомнений, что Фуке и его партнер-суперинтендант Сервьен знали об этих финансовых утечках и что Кольбер принимал участие в операциях Мазарини. Не публиковавшаяся переписка из Лионских семейных архивов, использованная Инес Мюрат в ее исследовании о Кольбере, очевидно доказывает соучастие Фуке в этих весьма сомнительных операциях [270]270
  Murat, Colbert, 21–30 passim; Meyer, Colbert, 142–47, 150, 153–57. См. также: Dulong, Mazarin et l’argent, 195, 236; Villain, Fortune de Colbert, 47–53.


[Закрыть].

Их результат впечатляет. В июне 1658 года, по данным Кольбера, состояние Мазарини лишь немного превышало 8 миллионов ливров. К моменту смерти кардинала в 1661 году эта цифра, по некоторым оценкам, выросла до суммы в 38–39 миллионов ливров. Эта сумма также включала ликвиды[271]271
  Ликвиды, или ликвидность (от англ. Liquidity) – материальные ценности (например, драгоценные металлы, ценные бумаги и др.), стабильно сохраняющие номинал стоимости и способные быстро превращаться в денежные средства.


[Закрыть] на сумму от 8 до 9 миллионов ливров. Это было значительно больше, чем могла предоставить королевская казна [272]272
  Colbert, Lettres, 1: 520–30, «Etat des biens, revenus et efects appartenant а Monseigneur», июнь 1658. Дессер (Royaume de Colbert, 58) оценивает состояние Мазарини в 1661 году в 40 миллионов ливров, и в 38–39 миллионов – ранее в Fouquet, 205–6, 237. Дюлон (Mazarin et l’argent) предлагает цифру в 30 миллионов ливров, 230–32. Подробнее о состоянии кардинала см. ниже приложение: «Состояния министров во Франции XVII века».


[Закрыть].

Себя Кольбер также не забывал, получая хорошее вознаграждение за труды. Например, в 1647 году он принял в подарок поместье, конфискованное у родственника за измену. Немного позже он был совершенно бесплатно назначен секретарем домоуправления королевы, но в 1660 году сумел продать этот пост за 500 000 ливров [273]273
  Murat, Colbert, 9, 30–31; Meyer, Colbert, 147; Villain, Fortune de Colbert, 53–54.


[Закрыть]. На суде Фуке показал, что Кольбер принимал участие в некоторых теневых сделках кардинала. Однако в действительности их могло быть и больше, нежели известно из хроник процесса. Родственникам Кольбера милость его патрона тоже обеспечивала желанные назначения и должности. К 1657 году Кольбер был уже достаточно богат, чтобы купить обширное земельное имение в Сеньеле[274]274
  Речь идет о знаменитом замке и обширном парке Кольбера, созданном по проекту Андре Ленотра. В настоящее время это место находится в южном пригороде Парижа (департамент О-де-Сен, регион Иль-де-Франс, округ Антони).


[Закрыть]. Впоследствии его сын, носящий одно с ним имя, стал известен как маркиз де Сеньеле[275]275
  Жан Батист Кольбер, маркиз де Сеньеле (1651–1690) – старший сын знаменитого контролера финансов Жана Батиста Кольбера (1619–1683), министр военно-морского флота. После смерти отца в 1683 г. замок перешел к его сыну, маркизу де Сеньеле.


[Закрыть] [276]276
  Dent, Clientèles, 47, 50; Murat, Colbert, 30–33 passim; Meyer, Colbert, 109–10, 147–48, 317–24. Мейе (321) считает, что основную часть своего состояния Кольбер приобрел между 1648 и 1661 годами, подразумевая, что его доход был в значительной мере связан с участием в операциях Мазарини. См. также: Villain, Fortune de Colbert, 65–72.


[Закрыть]. Несмотря на изначально положительный опыт отношений с Фуке в 1650 году, Кольбер, по-видимому, решил, что Фуке – помеха для его собственных амбиций и целей его покровителей. В 1653 году пост суперинтенданта финансов после смерти герцога де ла Вьёвиля оказался свободен. Кольбер определенно сопротивлялся назначению Фуке, взяв в союзники Летелье. Не исключено, что последний тоже претендовал на эту должность [277]277
  Lair, Foucquet, 1: 267–70; Chéruel, Fouquet, 1: 251–53.


[Закрыть]. Он туманно предостерегал кардинала от тех, кто «многое раздает нижестоящим задешево, чтобы проще было предать вождя» [278]278
  Colbert, Lettres, 1: 198–200, Кольбер – Мазарини, 4 января 1653, цитата 200; Murat, Colbert, 19; Chéruel, Fouquet, 1: 250–51.


[Закрыть].

Но время для инициативы Кольбера еще не пришло. Все последующие годы кардинал полагался на него в управлении своими делами. Однако для их процветания он не меньше нуждался в Фуке как в помощнике, а то и в сообщнике. Поэтому Кольберу приходилось критиковать суперинтенданта весьма осторожно. Мазарини был одержим накопительством, и многие из жалоб, с которыми он назойливо обращался к Фуке, крутились вокруг невыплат или задержек сумм, причитавшихся лично ему. Эти платежи были для Мазарини важнее всех остальных. Поскольку контролировал эти процессы Кольбер, можно полагать, что он неукоснительно информировал патрона о каждой задержке или заминке. Так, например, в начале июня 1654 года Кольбер сообщал, что Фуке пренебрегает интересами кардинала [279]279
  Murat, Colbert, 40, Кольбер – Мазарини, 19 июня 1654.


[Закрыть].

Подобные упреки звучали и в последующие годы, что вызвало эмоциональную переписку межд у Мазарини и Фуке летом 1657 года[280]280
  Подробнее об этом см. главу 2. – Прим. пер.


[Закрыть] [281]281
  Там же, 45–46, Кольбер – Мазарини, 5 июля 1657.


[Закрыть].

К середине 1657 года Фуке, похоже, ясно понимал, что имеет в лице Кольбера критика, если не соперника. Он пытался взять над ним верх, но без видимого результата [282]282
  Там же, 44. О развитии отношений между Кольбером и Фуке см.: Uzman, Kinship, 193–208. Позже Фуке обвинял Кольбера и Эрвара в заговоре против него (Défenses, 2: 79–87).


[Закрыть]. Позднее Кольбер утверждал, что им двигало желание навести благонамеренный порядок в государственных финансах и заставить суперинтенданта пересмотреть свои методы [283]283
  Murat, Colbert, 43–44; Hamscher, Parlement, 10.


[Закрыть]. Может быть и так, но честолюбие Кольбера и его интриги среди окружения кардинала тоже выразительно объясняют его действия. Конфликт усугубило вмешательство Фуке в семейную судебную тяжбу между Гюгом де Лионном и Кольберами. Тогда Кольберу пришлось обратиться к кардиналу с протестом, и он вмешался, чтобы уладить дело «по-дружески» и в частном порядке [284]284
  Murat, Colbert, 44–45.


[Закрыть].

Однако Кольбер уже начал свое тайное, но неуклонное наступление. Он использовал старые связи с Летелье и завел новые, с Эрваром, у которого был доступ к финансовым транзакциям Фуке. Кроме того, Кольбер пристально следил за другими активами суперинтенданта, в частности за его бретонскими предприятиями. Когда в 1657 году Фуке выступил с предложениями по оживлению коммерции и производства, Кольбер подготовил встречный план, чтобы тут же подать его Мазарини [285]285
  Dessert, Royaume de Colbert, 96–128 passim; Murat, Colbert, 45.


[Закрыть].

К лету 1659 года Кольбер почувствовал, что его положение в глазах Мазарини уже достаточно прочно и позволяет перейти к открытым действиям против Фуке. Но Мазарини оказался, как всегда, непрост. В июле по пути на встречу с испанским кардиналом доном Луисом де Аро[286]286
  Луис Мендес де Аро, 6-й маркиз дель Карпио (или дон Луис Мендес де Аро, исп. Haro don Louis Mendez; 1598–1661) – первый министр Испании в 1643–1661 гг.


[Закрыть] для переговоров с Испанией о мире и о браке испанской инфанты Марии Терезии с королем кардинал остановился в Воле-Виконт с ночевкой. Мазарини решил взглянуть, как продвигается затеянное Фуке строительство, и в очередной раз обсудить с суперинтендантом мизерные государственные финансы. Он уехал, увозя с собой обещание Фуке найти еще денег [287]287
  Lair, Foucquet, 1: 482–85.


[Закрыть]. Однако прежде чем покинуть Париж, кардинал попросил Кольбера о ревизии королевских финансов. По сути, он имел в виду ревизию деятельности Фуке [288]288
  Bonney, Debts, 256. О лавировании Мазарини между соперниками-подчиненными см.: Uzman, Kinship, 210–15.


[Закрыть]. Медленно двигаясь на юг, он получал отчеты. Кольбер явно не скупился на письма, обличающие Фуке как администратора, а также всех тех финансистов, которые работали с суперинтендантом. Свою точку зрения Кольбер подытожил в длинном меморандуме, датированном 1 октября 1659 года. В нем он обвинял Фуке в хищении средств на личные цели. Суперинтендант оказался повинен в незаконной торговле практически обесценившимися старыми государственными облигациями (давно уже не обеспеченными) и обмене их на новые. Кольбер неутомимо обличал суперинтенданта в строительстве на государственные деньги «предприятий» своих друзей, родных, лояльных служащих и деловых партнеров. Как он полагал, чтобы навести столь чаемый порядок, необходимо было отстранить Фуке от должности и учредить Chambre de justice (Палату правосудия). По существу, речь шла о специальном трибунале для суда и наказания виновных в расхищении государственной казны, а стало быть, и Фуке [289]289
  Colbert, Lettres, 7: 164–83, Кольбер – Мазарини, «Mémoire», 1 октября 1659; 1: 380–83, Кольбер – Мазарини, 1 октября 1659 (сопроводительное письмо к «Mémoire» от того же числа). См. также: 1: 360–62, Кольбер – Мазарини, 31 августа 1659.


[Закрыть].

Однако у Фуке во всех ключевых местах действовали шпионы и осведомители. Узнав из собственных источников, что Кольбер пытается его сбросить, суперинтендант в последних числах сентября стремительно покинул Во-ле-Виконт. Он помчался вслед за кардиналом, чтобы напрямую обратиться к нему. Помимо этого, также с помощью информантов, кольберовский меморандум от 1 октября был тайно перехвачен и вручен Фуке, когда он добрался до Бордо. Насколько можно верить Жану де Гурвилю[290]290
  Жан Эро де Гурвиль (фр. Jean Hérault de Gourville; 1625–1703) – французский авантюрист и финансист. Родился в 1625 г. в замке Ларошфуко, где поначалу служил лакеем, а с 1646 г. – управляющим. Затем служил у Мазарини, потом у Фуке, а позже был назначен главным интендантом Великого Конде.


[Закрыть], одному из близких помощников Фуке, они вдвоем быстро сделали с него копию, вернули оригинал курьеру, и тот повез его Мазарини [291]291
  Gourville, Mémoires, 113–14; Lair, Foucquet, 1: 491.


[Закрыть].

Через несколько дней Фуке догнал кардинала в Сен-Жан-де-Люз и встал в позу оскорбленной невинности. Он жаловался на воздвигаемые против него ложные обвинения и упрекал в них Эрвара и еще одного соперника, Дени Талона. Это был королевский avocat général (генеральный адвокат), с которым он делил «королевскую скамью» в парламенте. Фуке выразил удивление тем, что к обвинениям присоединяется Кольбер, с которым он всегда стремился сотрудничать, талантливый человек и преданный слуга кардинала.

Мазарини, который к тому времени уже прочел кольберовский меморандум, тем не менее не был готов расстаться ни с Фуке, ни с Кольбером. Он занял примирительную позицию. Кардинал стал убеждать Фуке, что это просто недоразумение, Кольбер ничего против него не имеет, а Фуке, несомненно, ошибается, считая его врагом. Также Мазарини добавил, что нуждается в них обоих и просил его в будущем продолжать сотрудничать с Кольбером. Как отмечает Клод Дюлон, кардинал просто не мог расследовать «коррумпированность» Фуке, не раскрыв при этом своей собственной [292]292
  Dulong, Mazarin et l’argent, 180. О позднейшей защите Мазарини деятельности Фуке от критики Кольбера, Сервьена и др. см.: Uzman, Kinship, 215–35, где отмечается, что в общем и целом эти отношения были «неоднозначными», 232.


[Закрыть].

Затем разговор перешел на плачевное состояние государственных доходов и возможные решения всегда больного вопроса (то есть новые способы достать денег). Чтобы задобрить Фуке и в знак высокой оценки кардинал познакомил его с доном Луисом де Аро, испанским кардиналом и представителем соперничающей стороны на мирных переговорах. В декабре 1659 года Фуке вернулся в Сен-Манде. Кольбер, получивший приказ Мазарини, ожидал его там. Произошел обмен холодными комплиментами, после чего каждый из участников доложил кардиналу, что они помирились, как и было предписано [293]293
  Весь обмен репликами см.: Lair, Foucquet, 1: 487–96 passim; Dulong, Mazarin et l’argent, 180–85.


[Закрыть].

Фуке, однако, не был слеп и прекрасно понимал, что необходимо оздоровить условия, на которых государство занимает деньги. Понимал он и то, что мир с Испанией принесет перемену настроений. Злоупотребления, с которыми приходится мириться в отчаянное время, в мирное становятся неприемлемыми. Вернувшись в Париж, поздней осенью 1659 года он предпринял ряд шагов для увеличения королевских доходов. Недавно образованные налоговые откупа были объединены, чтобы увеличить объем поступающих через них средств. Ежегодная плата, которую брали с откупщиков соляного налога, увеличилась к 1660 году до 14,5 миллиона ливров с первоначального контрактного уровня в 8,6 миллиона. Для откупщиков винных, табачных и некоторых других акцизов – до 4,5 миллиона ливров с первоначальных 3,2 миллиона. Для пяти крупнейших откупщиков – с 2,2 миллиона ливров до 4,4 миллиона. Тем самым была проведена именно та реформа, какую позже поставит себе в заслугу Кольбер. К тому же в 1660 году Фуке сумел сократить «тайные расходы» – главный ресурс коррупции – до 30,6 миллиона ливров, а в 1661 – до 20,3 миллиона [294]294
  Bonney, Debts, 258; Bonney, Secret Expenses, 833; Lair, Foucquet, 1: 506.


[Закрыть]. Тем не менее королевские займы все еще были велики, на уровне 40 миллионов ливров в 1660 году. Отчасти это было из-за груза уже существующих долгов, которые приходилось обслуживать или рефинансировать. Однако процентную ставку для новых займов Фуке удалось несколько уменьшить. Он категорически возражал против идеи «Палаты правосудия», видя во всем этом реальную возможность для принудительного, задним числом, пересмотра процентной ставки по займам и изъятия избыточной прибыли. Напротив, он призывал добиваться взаимопонимания с финансистами, чтобы получить займы под 5,55 %. Это была ставка, предусмотренная законом и применявшаяся крайне редко, – под обеспечение доходами, которые будут доступны в 1662–1665 годах. Данное предложение обсуждалось в момент его ареста [295]295
  Bonney, Debts, 259.


[Закрыть].

С учетом его неровных отношений с Мазарини неудивительно, что Фуке иногда задумывался, не собирается ли кардинал отправить его в отставку или даже арестовать. После одного из таких обменов резкостями в конце июня – начале июля 1657 года Фуке сел у себя в кабинете в Сен-Манде и набросал план действий на случай опалы.

Поскольку королева-мать и молодой король находились под влиянием Мазарини, как средство выйти на свободу Фуке рассматривал угрозу вооруженным восстанием и давление со стороны своих союзников. Он сформулировал три возможных сценария своего задержания. Первый: арестуют его одного; в этом случае усилия по его освобождению будет координировать брат Базиль[296]296
  Базиль Фуке (1622–1680) – сын Франсуа Фуке и Мари де Мопё, брат Никола Фуке. Был аббатом Барбо и Риньи, главой тайной полиции кардинала Мазарини, а также хранителем его печати. После смерти Мазарини был лишен этих должностей. В 1678 г. удалился в бенедиктинское аббатство Барбо, где и умер.


[Закрыть]. Согласно второму, арестовывали его и Базиля, но у них оставалась возможность общения с внешним миром. В обоих случаях они должны были инструктировать своих сторонников. Наконец, по третьему из сценариев он и Базиль оказывались в полной изоляции от внешнего мира, лишенные возможности переписки. В этой ситуации командование должна была принять мадам дю Плесси-Бельер[297]297
  Сюзанна де Брюк де Монплезир (1599–1705?), в 1639 г. вышла замуж за маркиза Жака дю Руж дю Плесси-Бельер, в 1654 г. овдовела. В браке родила троих сыновей и дочь. Маркиза дю Плесси-Бельер была хозяйкой одного из первых литературных салонов того времени, водила знакомство с такими известными людьми, как маркиза де Севинье, мадам де Лафайет и мадемуазель де Скюдери (о них см. выше). Возможно, она была любовницей Никола Фуке. Пыталась спасти его от немилости короля Людовика XIV в 1661 г., но ее усилия оказались тщетными. Мало того, король за эти хлопоты сослал и ее в изгнание. Правда, после из-за плохого состояния здоровья она получила послабление и смогла вернуться в Париж.


[Закрыть], бретонская аристократка, доверенное лицо и, возможно, любовница Фуке.

Но что потом? Фуке ожидал, что его друзья и последователи, отвечавшие за стратегические военные объекты, закроют ворота для королевских войск. Поскольку старшая дочь Фуке была замужем за сыном графа де Шароста, губернатора Кале, Фуке рассматривал Кале, как убежище для жены и других членов семьи. Амьен, Аррас и Эсден тоже находились в руках друзей. Все они, как отмечает Жан Кристиан Птифис, раскинулись на стратегически важном северо-востоке Франции, недалеко от Испанских Нидерландов. В случае если Фуке не согласятся выпускать, неявно подразумевалась возможность открыть эти города для испанцев. Конкарно и Томбелен[298]298
  Томбелен (фр. Tombelaine) или Томблен – маленький приливный остров у побережья Нормандии во Франции, входит в коммуну Жене.


[Закрыть] (возле Монт-Сен-Мишель) на западном берегу тоже, согласно плану, находились в руках союзников Фуке [299]299
  Petitfls, Fouquet, 204.


[Закрыть]. Влиятельные друзья, в частности герцог де Ларошфуко и Гурвиль, должны были ходатайствовать за Фуке, а родня – Мопё и Ашиль де Арле[300]300
  Арле Ашиль (Ахилл) III (1638–1712), граф де Бомон, с 1667 г. генеральный прокурор, с 1689 г. первый президент парламента, с 1707 г. – в отставке.


[Закрыть] – убедить парламент Парижа опротестовать арест своего procureur général[301]301
  Назначение и увольнение лица с должности генерального прокурора Парижского парламента в XVII в. являлось исключительной прерогативой его собрания. Поэтому парламентарии имели право ходатайствовать об освобождении из-под ареста действующего procureur général. Формально даже король не имел юридической возможности самостоятельно отрешить его от должности.


[Закрыть]. Общее стратегическое управление поручалось мадам дю Плесси-Бельер, «на которую, – писал Фуке, – я всецело полагаюсь» и от которой «у меня нет и не было секретов или недомолвок (reservé)» [302]302
  Chéruel, Fouquet, 1: 488–97, «Texte trouvé а St-Mandé» [part 1, 1657], цитата 492. О мадам дю Плесси-Бельер см.: Uzman, Kinship, 70–71, 78–85, 102–7.


[Закрыть].

Кроме этого общего наброска, Фуке не составлял никакого руководства к практическим действиям. План лежал незавершенным несколько месяцев. В течение них отношения между Фуке и Мазарини становились то лучше, то хуже. В конце декабря 1658 или в начале 1659 года Фуке снова взялся за перо. К этому времени он, по причине до сих пор неизвестной, порвал с братом Базилем и купил Бель-Иль. Эти важные перемены отразились в поправках к плану. Поскольку Базиль больше не союзник, то на крепость Ам, которую он контролирует, рассчитывать нельзя. На Эсден и Томбелен – тоже: там сменились губернаторы. Теперь Фуке решает опираться на стратегические гавани в Кале, Гавре, Конкарно и Бель-Иле. Фуке разумно исходил из того, что у него есть частный морской флот. Братьям Луи[303]303
  О нем см. в главе 2.


[Закрыть] и Франсуа[304]304
  Франсуа Фуке (фр. Franсois Fouquet; 1611–1673) – старший брат Никола Фуке. Подробнее о нем см. в главе 1.


[Закрыть] – теперь, соответственно, архиепископам Агдскому и Нарбоннскому – поручалось организовать протесты в парламенте и в церковных кругах. В качестве союзников рассматривались Гийом де Ламуаньон[305]305
  Гийом де Ламуаньон (фр. Guillaume de Lamoignon de Blancmesnil; 1617–1677) – первый президент Парижского парламента (с 1658 г.).


[Закрыть], первый председатель парижского парламента («обязанный этой должностью мне», – писал Фуке), и некоторые другие парламентарии (parlementaires). Пелиссон должен был писать манифесты и прокламации. Черновик содержал и другие возможности. К примеру, похищение Летелье или еще какой-нибудь крупной фигуры и подъем недовольства среди гугенотов. Координирующая и направляющая роль во всем этом отводилась мадам дю Плесси-Бельер [306]306
  Chéruel, Fouquet, 1: 497–501, «Texte trouvé а St-Mandé» [part 2, 1658–1659]. Текст также воспроизведен у Дессера (Fouquet, 354–62). См. также: Lair, Foucquet, 1: 411–16, 471–74; Petitfls, Fouquet, 202–6, 233–237; Dessert, Fouquet, 254–57; Murat, Colbert, 46–55. О разрыве с Базилем Фуке см.: Uzman, Kinship, 268–78.


[Закрыть].

Несколько лет спустя Гурвиль утверждал, что Фуке показывал ему черновик проекта, скорее всего еще в 1660 году. Гурвиль якобы таким образом ядовито осмеял саму идею, что Фуке решил уничтожить бумагу и даже послал за свечой, чтобы ее сжечь. Но появился какой-то неожиданный посетитель, и Фуке сунул черновик за зеркало у себя в кабинете. Потом он отвлекся на другие дела и забыл о нем. Так что впоследствии документ обнаружили там, где Фуке его оставил [307]307
  Gourville, Mémoires, 125–26.


[Закрыть].

В популярных исторических сочинениях рассказ Гурвиля используется часто. Но, скорее всего, он представляет собой выдумку этого легкого на язык и не вполне надежного свидетеля. Однако есть вопрос интереснее: насколько серьезно следует рассматривать этот план? С XIX века и по сей день историки непримиримо спорят о нем. Для судей Фуке этот документ, конечно, был свидетельством первостепенным, решающим судьбу обвиняемого. Переделанный черновик плана от 1658 года и все то, что он стратегически подразумевает, достаточно красноречивы. Следует помнить, что до сих пор так и не появилось никаких данных за то, что Фуке показывал план или обсуждал его с кем-нибудь, кроме Гурвиля. Если он никогда ничего не делал для его осуществления и даже не делился им с надежными людьми, которым доверял действовать от своего имени, есть основания думать, что он никогда не собирался им воспользоваться всерьез [308]308
  Этот неоднозначный документ Мюрат (Colbert, 46–55) склонна рассматривать очень серьезно, как и Птифис (Fouquet, 204). Дессер (Fouquet, 254–57), напротив, не считает его существенным, указывая, что ни одно слово в тексте не направлено против короля или государства и что Фуке не был повелителем Бретани, которой с успехом управлял ла Мейере. Лер (Foucquet, 1: 416) разделяет этот подход, в то время как Шеруэль (Fouquet, 1: 379) рассматривает план как «аутентичный» и получивший развитие после смерти Мазарини. Леруа-Ладюри (Ancien Régime, 136) видит в плане продолжение Фронды, того же мнения придерживается Мейе (Colbert, 174–77).


[Закрыть].

В то время, когда Гурвиль, по его словам, увидел этот план, Фуке был озабочен не столько намерениями Мазарини, сколько его надвигающейся смертью. К 1660 году здоровье кардинала заметно пошатнулось. Ему явно недолго оставалось наслаждаться триумфом своих многолетних военных и дипломатических усилий. В начале 1661 года врач предупредил его, что пора приготовиться к концу. В феврале двор переехал в Венсен, где кардинал стал ждать смерти, а остальные – строить предположения о том, кто сменит его на посту первого министра [309]309
  Treasure, Mazarin, 301–2; Petitfls, Fouquet, 317.


[Закрыть].

В эти дни кардинал много времени уделял своим частным делам. В начале марта он пошел на рискованный шаг – предложил королю все свое состояние. Король заставил кардинала прождать ответа три дня и 6 марта отказался принять дар, чем продемонстрировал не только королевское великодушие, но и наивность [310]310
  Dessert, Royaume de Colbert, 58–68; Choisy, Mémoires, 57.


[Закрыть]. С чувством глубокого облегчения убедившись, что все его гигантское состояние перейдет к наследникам, Мазарини мог теперь спокойно размышлять о своем уходе и о том последнем наставлении, которое следовало дать молодому Людовику. На следующий день после последнего причастия Мазарини занялся государственными делами. Он провел собрание совета, на котором хвалил всех трех своих ключевых людей – Летелье, Лионна и Фуке – и рекомендовал их королю.

Считается, что на следующий день он передумал, предупредил Людовика о честолюбии Фуке и посоветовал отправить его в отставку. Тогда он якобы сообщил Людовику, что обязан ему всем, но, оставляя королю Кольбера, сполна возвращает свой долг. Однако этот радикальный переворот настроения известен нам только со слов Кольбера и его сторонников, так что к нему следует относиться с долей скептицизма [311]311
  Choisy, Mémoires, 77. Птифис (Fouquet, 321–22) считает, что подобное могло иметь место, но сомневается относительно деталей.


[Закрыть]. Подобный совет идет совершенно вразрез с тем фактом, что Мазарини назначил Фуке своим душеприказчиком, наряду с Летелье, Кольбером, Ламуаньоном и еще одним доверенным лицом – Джузеппе Зонго Ондедеи[312]312
  Зонго Ондедеи (фр. Zongo Ondedei; 1593–1674) – получатель некоторых наиболее откровенных писем Мазарини, был его близким союзником, особенно полезным в 1636–1637 гг., когда работал в папской делегации, исследовавшей возможности мирного конгресса в Кёльне, который беспокоил Мазарини (хотя ему участие в нем было запрещено). В 1649 г. приехал во Францию и служил конфиденциальным и неоценимым связным во время вынужденных изгнаний своего патрона.


[Закрыть] [313]313
  Dessert, Royaume de Colbert, 68; Lair, Foucquet, 1: 568; Choisy, Mémoires, 58. Об Ондедеи см.: Treasure, Mazarin, 328.


[Закрыть].

Можно предположить, что Мазарини подстраховывался на случай будущих разоблачений. Но и тогда объявить Фуке виновным в злоупотреблении доверенными ему государственными финансами вряд ли могло стать удачной идеей, учитывая необходимость сохранить собственные капиталы. Эта мысль особенно заботила кардинала в его последние дни. Окажись Фуке виновен, для капиталов Мазарини безопаснее всего было бы оставить его на посту суперинтенданта. Кардинал отлично понимал, что его собственные деньги скомпрометированы теми же операциями, которые приписываются Фуке. Так что, скорее всего, никакого последнего предупреждения, слетающего с губ умирающего прелата, на самом деле не было. Как предполагает один из современных исследователей на основании свидетельских показаний на процессе, Фуке был назначен кардинальским душеприказчиком как раз потому, что в качестве procureur général (генерального прокурора) мог блокировать любое парламентское расследование личных финансовых операций кардинала [314]314
  Bonney, Debts, 261–62.


[Закрыть].

После смерти Мазарини, наступившей 9 марта, Фуке сам несколько месяцев копал себе яму, не понимая характера и намерений молодого монарха. Все 1650-е годы Людовик предоставлял государственные заботы стареющему кардиналу и его людям. Современники, например кузина, герцогиня де Монпансье[315]315
  Подробнее о ней см. в главе 2.


[Закрыть], описывают молодого короля этого времени как заурядного коронованного баловня и прожигателя жизни, развлекающего себя в постфрондерском Париже бесконечными балами и приемами и покоряющего одно за другим сердца молодых аристократок [316]316
  Pitts, Mademoiselle, 136–40 passim.


[Закрыть]. Но после кончины Мазарини монарха словно подменили. Утром 10 марта Людовик вызвал своих ключевых советников и государственных секретарей и объявил, что отныне будет править единолично. Он предписал министрам и секретарям обращаться за указаниями непосредственно к нему. Никакие приказы больше не подписывались и средства не выделялись без личной санкции Людовика. В сущности, он сделался своим собственным первым министром [317]317
  Brienne, Mémoires, 3: 36–38, цитата 36.


[Закрыть].

Одновременно Людовик изменил состав своих советов. Отныне в Высокий совет (Conseil d’en haut) входили только военный министр (Летелье), министр иностранных дел (Лионн) и министр финансов (Фуке). Вопреки вековой традиции, канцлер Сегье[318]318
  Подробнее о нем см. в главе 2.


[Закрыть] больше в этом совете не присутствовал. Теперь его сфера ограничивалась правосудием и административными делами (ставить печати и заверять королевские указы). Ближайшие родственники, члены королевской семьи – королева-мать, брат короля Филипп и принц крови Конде, традиционно заседавшие в королевском совете, были отстранены от него и вообще от какого-либо участия в управлении страной. Отстраненные, в том числе королева-мать, громко выражали свое недовольство. Не отставал и Сегье, видимо винивший Фуке в том, что теперь канцлер занят делами мелкими и рутинными [319]319
  Bluche, Louis XIV, 98–99; Petitfls, Fouquet, 327; Choisy, Mémoires, 73; Lair, Foucquet, 2: 6.


[Закрыть]. Фуке же, как и многие другие, рассчитывал, что, поскольку большая часть государственной работы теперь ляжет на плечи самого короля, данный эксперимент окажется недолгим и закончится, как только король устанет от своей добровольной ноши.

Фуке фатально ошибался. Позже Людовик скажет в своих «Мемуарах»: «В мои намерения не входило делиться властью» (с министрами) [320]320
  Louis XIV, Mémoires, 35.


[Закрыть]. Он твердо решил стать хозяином и ключевой фигурой в собственном доме. Тех из сподвижников, в частности Кольбера и Летелье (а также его сына Лувуа[321]321
  Франсуа Мишель Летелье маркиз де Лувуа (фр. François-Michel Le Tellier, marquis de Louvois; 1641–1691), граф де Тоннер с 1684 г. – французский государственный деятель, сын канцлера Мишеля Летелье. В 1668 г. назначен государственным секретарем по военным делам (военным министром).


[Закрыть]), кто понял характер молодого короля, почувствовав глубоко загнанную внутрь фрустрацию и уязвленное самолюбие человека, прошедшего через унижение Фрондой и подчинение Мазарини, – ждала долгая и успешная карьера. Но поведение Фуке оставалось вызывающим, как при Мазарини, а образ жизни – экстравагантным. Не исключено, что на заседаниях совета (протоколов которых не сохранилось) он позволял себе открыто сомневаться в компетентности короля в финансовых делах. Тем не менее пока он оставался одним из главных королевских министров. В апреле 1661 года ему поручили основать – или возродить – совет по коммерции, в члены которого должны были войти Кольбер и прежний товарищ Фуке по интендантству, Оливье д’Ормессон[322]322
  Оливье III д’Ормессон (1616–1686), в 1636 г. стал советником французского парламента, в 1643 г. докладчиком в государственном совете, а в 1662 г. интендантом Амьена и Суассона (города на севере Франции). Во время процесса над Никола Фуке вел себя сдержанно, за что попал в длительную немилость у Людовика XIV (подробно об этом см. ниже). После себя оставил мемуары.


[Закрыть] [323]323
  Petitfls, Fouquet, 328.


[Закрыть]. Выполнял он и ответственные дипломатические миссии. Так, по заданию Людовика и в обход французского посла в Лондоне Фуке должен был организовать подкуп Карла II Английского и его министров, чтобы склонить их к альянсу с португальцами, ведущими затяжную борьбу с Испанией[324]324
  Англия всегда поддерживала Португалию на почве взаимного интереса в ослаб лении Испании – давнего и могущественного соперника Французской монархии. Фуке блестяще добился согласия на женитьбу английского короля Карла II на португальской принцессе. Последнее означало, что Португалия зай мет антииспанскую позицию. Он обсуждал с англичанами вопрос о продаже Франции Дюнкерка.


[Закрыть], и добиться, чтобы Карл ознаменовал этот политический курс браком с Екатериной Брагансской[325]325
  Екатерина Брагансская (порт. Catarina de Bragança; 1638–1705) – португальская принцесса из дома Браганса (королевский род, правивший в Португалии в 1640–1853 и Бразилии в 1822–1889 гг.), дочь короля Жуана Восстановителя (1604–1656). С 1662 г. супруга короля Англии, Шотландии и Ирландии Карла II Стюарта. Чтобы заинтересовать англичан в браке, португальский король дал за дочерью баснословное приданое: города Танжер и Бомбей.


[Закрыть].

Кроме того, он работал, хотя и безуспешно, над тем, чтобы выборный польский трон достался сыну принца Конде герцогу д’Аньену[326]326
  Речь идет о попытке Франции таким образом заручиться поддержкой Речи Посполитой в вековой борьбе с Габсбургами. Как было сказано, она не удалась, ибо вскоре после добровольного отречения 16 сентября 1668 г. последнего польского короля из династии Ваза Яна Казимира (польск. Jan II Kazimierz Waza; 1609–1672) на престол 19 июня 1669 г. был избран Михаил Корибут Вишневецкий (польск. Michał Korybut Wiśniowiecki; 1640–1673), скончавшийся во Львове 10 ноября 1673 г. от язвы пищевода, вызванной нервными потрясениями.


[Закрыть]. Также занимался он и некоторыми вопросами шведской политики[327]327
  Фуке вел трудные переговоры со Швецией о продлении франко-шведского союза (1635) и с Голландией – о торговом договоре.


[Закрыть] [328]328
  Lair, Foucquet, 2: 2–6; Choisy, Mémoires, 87.


[Закрыть].

И все же, несмотря на все достижения, в результате усилий Кольбера суперинтендант продолжал терять репутацию в глазах короля. В первые же месяцы после смерти Мазарини Кольбер смог заронить в душу Людовика подозрения против Фуке. Он вытащил на свет те обвинения в злоупотреблении государственными финансами, которые Мазарини отверг в 1659 году [329]329
  Choisy, Mémoires, 68–69, 82. О совокупности соображений, которыми мог руководиться в своих действиях Людовик, см.: Meyer, Colbert, 172–81.


[Закрыть]. В мемуарах Людовика середины 1660-х, которые представляют собой наставление наследнику, местами написанных Кольбером, король утверждает, что в момент смерти Мазарини «уже знал о воровстве» суперинтенданта. Ему приходится изворачиваться, чтобы объяснить, почему Фуке тогда сохранил свою должность. Людовик поясняет, что признавал таланты Фуке и полагал, что «если бы тот признался в прошлых грехах и по обещал исправиться, он мог бы сослужить немалую службу». Из предосторожности, продолжает король, он назначил Кольбера министром сравнимого ранга, чтобы присматривать за Фуке [330]330
  Louis XIV, Mémoires, 34. О черновике этого раздела см. комментарий: Sonnino, 4–7.


[Закрыть]. Вместе с новой должностью в марте 1661 года Кольбер получил контроль над реестрами транзакций суперинтенданта – функция, которую раньше выполнял Эрвар. Это позволило ему отслеживать действия Фуке день за днем [331]331
  Bonney, Debts, 265.


[Закрыть].

В том, что пишет Людовик, возможно, есть доля правды. Позже Фуке признавал, что через несколько дней после смерти кардинала, на приватной аудиенции он открыл королю, что при Мазарини совершались транзакции, по форме и по сути нарушающие эдикт об условиях королевских займов. Он добавил, что эти нарушения были вызваны нуждами военных кампаний предыдущего десятилетия и совершались по указанию кардинала и с его согласия. Людовик, судя по всему, ответил, что все нарушения, допущенные в тех обстоятельствах, прощены. Фуке же может продолжать свою службу (подразумевая при этом: но более не злоупотреблять). Этот разговор и якобы дарованное Людовиком прощение прошлых дел позднее всплывали в качестве аргумента защиты на процессе Фуке [332]332
  Défenses, 13: 156, Interrogation, March 16, 1662; Petitfls, Fouquet, 324; Choisy, Mémoires, 98.


[Закрыть]. Из мемуаров Людовика XIV следует, что подобный разговор имел место, ибо король обвиняет Фуке в пренебрежении королевской добротой: он «продолжал изобретать новые уловки, чтобы у меня красть» [333]333
  Louis XIV, Mémoires, 62.


[Закрыть].

В эти же месяцы Кольбер, воспользовавшись доступом к финансовой отчетности суперинтенданта, горячо убеждал Людовика, что Фуке – растратчик, присваивающий гигантские суммы. И что он ведет свой вызывающий образ жизни на средства, предназначенные для королевской казны [334]334
  Choisy, Mémoires, 82.


[Закрыть]. В какой-то момент в мае Людовик принял решение отправить Фуке в отставку и, возможно, привлечь к суду [335]335
  Louis XIV, Mémoires, 62. См. также: Bastille, 1: 351–55, Куален – Сегье, 5 сентября 1661.


[Закрыть]. Не без помощи Кольбера Людовик заключил, что преступления Фуке не ограничиваются растратами и злоупотреблениями. В них входят еще и непомерные притязания и планы. Их Фуке вынашивает, «продолжая свои экстравагантные траты, укрепляя крепости, украшая дворцы, составляя заговоры и покупая важные должности для своих друзей за мой счет в надежде скоро сделаться полновластным хозяином государства». Людовик уточняет, что вначале собирался просто отправить Фуке в отставку. Однако затем (видимо, вновь с помощью Кольбера) пришел к другому выводу. Король понял, что суперинтендант, с его неуемной настойчивостью, придумает что-нибудь еще. Поэтому его все-таки необходимо арестовать [336]336
  Louis XIV, Mémoires, 62. Некоторые из этих обвинений, записанных в конце 1670-х, бесспорно появились уже после процесса. См.: Dessert, Royaume de Colbert, 98–128 passim.


[Закрыть].