Текст книги "Желанная"

Глава 2

Приглашенный на ужин в замок Сен-Ло Кристиан Хоксблад старался держать рот на замке и побольше слушать и наблюдать. Все разговоры велись только о войне с Англией. Хотя сейчас страны заключили перемирие, оно будет нарушено, как только король Франции соберет достаточно большой флот, чтобы напасть на Англию.

Кристиана обучали воинскому искусству нормандские рыцари, дружно ненавидевшие французов, несмотря на то, что их предки происходили из этой страны. Сейчас Хоксблад был наемником, готовым продать свой меч тому, кто больше заплатит. Питая двойственные чувства к Англии и Франции, в которых не бывал раньше, он решил посетить эти страны, прежде чем принять чью-либо сторону в неизбежной войне, грозившей разразиться в любую минуту.

Англия удерживала западные и южные провинции Франции – приданое герцогини Альеноры Аквитанской, ставшей женой Генриха II два столетия назад, и с тех пор на границах происходили постоянные беспощадные стычки. Филипп IV (Французский) был дедом Эдуарда III, поэтому, когда Филипп умер, а сыновья последовали за ним в могилу, не оставив отпрысков мужского пола, король Англии предъявил претензии на французский престол. Совсем недавно на его гербе рядом с английскими леопардами появилась лилия – символ французского королевского дома. Это пришлось не по душе Филиппу Валуа, унаследовавшему корону Франции, и он открыто объявил, что поможет шотландцам вторгнуться в Англию, а его каперы начали грабить английские корабли.

Когда английский королевский двор провел несколько месяцев в Бордо[3]3
  Речь идет о периоде, когда юго-западные области находились под властью английского короля. В начале 50-х годов наместником стал его сын Эдуард – «Черный Принц» – (по цвету лат), базирующийся в Бордо. – Прим. ред.


[Закрыть], Кристиан был очарован прекрасным солнечным и цветущим городом на изгибе реки Гаронны. Кристиан мечтал поселиться здесь и даже купил белую каменную величественную виллу, рядом с поместьем, принадлежащим пользующемуся недоброй славой графу Уоррику. Мысль о встрече с отцом, бросившим мать до его рождения, была мимолетной. Возможно, Гай де Бошем, граф Уоррик, вовсе не его отец. Во всяком случае, доказательств у Кристиана не было. Однако, убежденный, что в его жилах течет кровь нормандцев, оказавшись в Нормандии, он неожиданно почувствовал себя чужаком.

В замке Сен-Ло Хоксблад внимательно присматривался к дамам, лаская их взглядом и получая в ответ зазывные улыбки. Убедившись, что «ее» здесь нет, он немного успокоился и отпил из кубка густого красного вина, предложенного хозяином, бароном Сен-Ло.

– Плачу за ваш меч[4]4
  Имеется в виду плата за воинскую службу. – Прим. перев.


[Закрыть] вдвое больше того, что обещает Филипп, – великодушно предложил барон. – Деньги сейчас в основном уходят на постройку кораблей, но мы то знаем, что все решают сражения на суше.

Хоксблад, полуприкрыв глаза веками, слушал, воздерживаясь от обещаний. Он знал, что Сен-Ло видел его на ристалище и уже подсчитывает, какое состояние может заработать ему Кристиан, – ведь все взятые в плен английские рыцари заплатят выкуп.

– Вы, кажется, твердо уверены, что Франция победит, – заметил, наконец, Кристиан.

Сен-Ло рассмеялся, словно тот удачно пошутил:

– У Филиппа наготове сотня кораблей, на которых можно перевезти свыше двадцати тысяч бретонцев, нормандцев и пикардийцев. Он даже нанял генуэзских лучников и в последние несколько недель совершали набеги на английские порты, где захватил три лучших их корабля.

– Но разве англичане не пытались отомстить?

– Почему же? – усмехнулся Сен-Ло. – Но только в прошлом месяце английская армия в Лилле потерпела поражение. По слухам, граф Солсбери, ближайший друг короля Эдуарда, был взят в плен. – Глаза барона блеснули. – Можете представить, какой выкуп за него потребуют?

В этот момент чей-то хрипловатый голос перебил Сен-Ло:

– Бернар, Cheri[5]5
  Дорогой (франц.). – Прим. перев.


[Закрыть], ты должен представить меня этому смуглому рыцарю.

Кристиан взглянул в затуманенные чувственностью глаза.

– Лизетт, веди себя прилично, иначе муж когда-нибудь сломает твою нежную шейку!

Сходство между Лизетт и Бернаром оказалось так велико, что сразу стало ясно: это брат и сестра. Оба были необычайно привлекательны. Лизетт, искоса многозначительно взглянув на Бернара из-под густых ресниц, пообещала:

– Дорогой, я знаю, ты сможешь занять его… пока…

Неожиданно, в зале не осталось никого, кроме смуглого рыцаря и француженки с роскошными формами. Она внимательно оглядела его с головы до ног.

– Ваше копье всегда попадает в цель?

Глаза Кристиана весело сверкнули, но он с серьезным видом кивнул.

– Да, словно оно стало частью моего тела. Девушка, громко втянув в себя воздух, осеклась:

– Вы выезжали на ристалище не один раз… неужели не устали?

В ее голосе чуть явственнее послышались зазывные нотки.

– Я могу скакать много часов подряд… и во мне еще остается достаточно сил, cherie.

Лизетт облизнула губы.

– Я всегда восхищалась мужской выносливостью. Ноги девушки подкосились и так ослабли, что она сомневалась, сможет ли подняться по лестнице.

– Мои покои в восточной башне, – пробормотала она с неприличной поспешностью, ускользая от него.

И тут в Кристиане Хоксбладе заговорила арабская кровь. Чутьем истинного воина, он мгновенно оценил, насколько опасен для него соблазн обладания Лизетт. Рыцарь легко читал мысли и знал, что барон, не задумываясь, отдаст ему на ночь сестру в обмен на силу его меча. Конечно, все участники турнира завидовали победителю, но сам он никогда не обращал внимания на это. Драккар обладал физической силой и сверхъестественными способностями, недоступными ни одному смертному.

Не успел Кристиан постучать, как Лизетт тут же открыла дверь, и при одном взгляде на рыцаря француженку охватило возбуждение. Руки ее взметнулись к застежкам платья, которые, как ни странно, все были спереди. Под платьем ничего не оказалось,

Хотя в полутемной комнате горела всего лишь одна свеча, стоявшая у огромной резной постели, Кристиан заметил, как прекрасно ее тело. Пока он снимал полотняную рубашку, ловкие пальцы Лизетт развязали шнурок на его гульфике. Мраморно-твердый фаллос вырвался на волю, и она осторожно сжала мужское естество, наслаждаясь его огромными размерами.

Сильные руки Кристиана гладили ее тело от груди до бедер, и Лизетт вздрогнула от восхитительного ощущения загрубевших ладоней на нежной коже. Лизетт потянула его к свету, и снова у нее перехватило дыхание при виде сильного тела, соблазнительного, как смертный грех. Застонав, она обняла рыцаря за шею, обвила ногами его торс и, истекая любовной влагой, насадила себя на могучее копье, закричав от наслаждения. Такого она в жизни еще не испытывала.

Кристиан, чуть расставив ноги, спокойно стоял, пока Лизетт билась в страстных судорогах, прекрасно, однако, понимая, что женщина больше не может ждать. И, когда она, вздрогнув, замерла, отнес ее на постель и положил на шелковые простыни, продолжая играть ее телом, как ангел на арфе, находя скрытые струны, о которых Лизетт не подозревала. Она снова зашлась в экстазе, а, успокоившись, почувствовала себя восхитительно уставшей и насытившейся. Однако гордость женщины была задета – она знала, что любовник еще ни разу не пролил семя.

Кристиан перевернул свое тело, и Лизетт оказалась сверху. Оседлав его так, что ноги сжимали бедра рыцаря, она с изумлением рассматривала его жестокое, зловещее лицо. Это было лицо хищника, и Лизетт почувствовала в животе легкий озноб страха. Он выглядел так, будто с детства учился убивать. Скольких он прикончил?

Лизетт вспыхнула. Рыцарь не позаботился даже снять лосины, хотя гульфик был развязан. Подумать только, она не смогла дождаться, пока любовник разденется!

Прикосновение его пальцев жгло, как огонь, но Лизетт продолжала неотрывно смотреть в это лицо, словно вырезанное из красного дерева.

– Что ты за человек? – выдохнула она.

– Мужчина, умеющий держать себя в руках, – просто ответил он.

– Но где ты научился этому, топ amour[6]6
  Любовь моя (франц.). – Прим. перев.


[Закрыть]? Губы Кристиана дрогнули в улыбке:

– Владеть своим телом – это детская игра, а вот управлять чувствами и разумом гораздо труднее. Много лет уходит на то, чтобы научиться подчинять себе других.

– Кто ты? – прошептала Лизетт испуганно.

– Иногда араб, иногда норманн.

Он отнял руку от ее венерина холма и приложил палец к ее губам. Взгляд скользнул к тяжелой двери. Интуиция подсказывала ему: это барон. Ручка двери повернулась, но засов был задвинут. Послышался тихий стук, и Лизетт в страхе замерла. Но Кристиан, предвидевший появление Сен-Ло, остался совершенно спокоен.

Женщина показала на дверь, ведущую к парапетной стене замка, и потянулась к пеньюару.

– Кто бы это ни был, я избавлюсь от него. Дай мне несколько минут.

Холодный ночной ветерок осушил капли пота на темной коже Кристиана. Он поглядел на море, за которым лежала Англия. Французы и англичане яро ненавидели друг друга. Англичане считали французов женственными щеголями, ничтожествами, больше заботившимися об одежде, чем о войне. Французы смотрели на англичан, как на неотесанных невежественных простаков, от которых вечно разит элем! И в этот момент на Хоксблада сошло озарение. Его кровь была наполовину англо-нормандской. Он не может поступить на службу к французам, нет, нужно отправляться в Англию, найти графа Уоррика. Разве английские законы не дают право старшему сыну унаследовать поместье и титул?

Кристиан шагнул, было к двери, за которой ждала прекрасная Лизетт, но почему-то остановился. Перед глазами встало такое яркое видение его «дамы», что казалось, стоит протянуть руку и можно дотронуться до нее. Впервые он увидел ее глаза, влажные от слез. Золотистые и зеленые искры сияли сквозь алмазные капли на ресницах.

Непреодолимое желание обладать ею, удержать и оберегать ее поглотило все его существо. Он чувствовал ее боль, незащищенность и уязвимость, как свои собственные. Ощущение было совершенно непривычным. Хотя Кристиан принес рыцарскую клятву защищать женщин, представительницы прекрасного пола до сих пор не возбуждали в нем ничего, кроме похоти.

Он протянул руку, и соленая капля упала на ладонь. Кристиан, словно по волшебству, поймал ее в воздухе, попробовал на вкус, и вожделение к другой растаяло, словно снег под весенним солнцем.

Сжавшись для прыжка, он перебросил гибкое тело через зубчатый парапет и спустился по стене замка. Правда, для обычного человека это было бы невозможно без веревки или лестницы, но Драккар спокойно преодолел препятствие, словно спускаясь по широким ступенькам.

Оказавшись в своем шатре, Кристиан лег на постель, заложив руки за голову, и попытался проверить свои чувства. Все свои чувства сразу.

Он задумчиво проследил за слабым отблеском лунного света на потолке, внимательно рассмотрел бронзовую лампу, удачно контрастирующую с курильницей для благовоний, Саломе, дремавшую на насесте. Даже когда она спала, ее профиль был гордым.

Кристиан обвел взглядом палатку, не пропуская ни единой детали. Он ощущал запах миндаля и ладана, исходящий от своего тела, и сладкий аромат сандалового дерева от курильницы, не заглушавший едкую вонь птичьего помета. С улицы в шатер проникали запахи горящего дерева, конского пота, чернозема, жареного на кострах мяса, кислого вина и дешевых духов шлюх, смешанные с соленым ароматом морского ветра и благоуханием цветущих каштанов.

Кристиан почувствовал, как холодит кожу ночной воздух, как шершава и груба под ним льняная простыня, пальцами ощутил тепло, которое исходило от янтарных, в серебряной оправе амулетов, разогретых его горячим телом.

Во рту до сих пор был еле уловимый вкус шафрана и укропа – приправ к подаваемым в замке блюдам, язык сохранил букет густого красного вина, а также привкус соли и йода от морского бриза. Но самым потаенным оставался вкус слезы – теплой и почему-то душистой.

Кристиан вздрогнул, но, мгновенно взяв себя в руки, начал сосредоточенно прислушиваться, постепенно отсекая пьяный смех, музыку, лай собак, беспокойное ржание коней, пока не выделил незамутненные суетой звуки самой природы. Легкий ветерок шевелил листву, огонь весело потрескивал, где-то рядом журчал ручей, издалека послышался крик цапли, и до обостренного слуха Кристиана донеслось сначала биение собственного сердца, потом стук сердца сокола-охотника.

Настала очередь шестого чувства – интуиции. Когда остальные чувства напрягались до предела, она сильно обострялась. В свое время наставники на целых семь дней завязали Кристиану глаза и ему приходилось, возмещать потерю зрения за счет слуха, обоняния и т.д., пока, наконец, он не научился ездить верхом и сражаться лишь при помощи внутреннего зрения.

Его шестому чувству еще предстояло раскрыться в полную меру. Лишь иногда Кристиан достигал совершенного состояния, требовавшего полного погружения в себя до того сияющего центра, где таилась сверхъестественная сила, называемая божественной. Кристиан знал, что возникающим видениям обычно предшествовала вспышка яркого света. И через мгновение перед его глазами уже теснились образы и сцены настолько реальные, что казалось, все происходит наяву. Вот он на побережье, наблюдает за целой флотилией кораблей, вот он без усилий уже взлетает высоко над мачтами судов. И, прежде чем видение потускнело, увидел, что корабли французские, определив точное их количество и место стоянки.

Хоксблад позволил себе немного расслабиться и заснуть. Разум, свободный от жестких ограничений, резвился, как не стреноженный жеребец на бескрайнем лугу. В сознании Кристиана вновь возник ускользающий предмет его тайных желаний, но теперь все чувства изменили ему, кроме одного. Сводила с ума невозможность даже коснуться прекрасного видения. Поэтому Кристиану оставалось только искать образ желанной. И вскоре он реально увидел ее.

Полупрозрачная, словно напудренная растертым в порошок жемчугом, кожа. Темные ресницы с золотистыми кончиками, светло-карие глаза, легко меняющие цвет – от темных до золотисто-зеленых. Маленький нос с чувственными лепестками ноздрей. Темно-розовые полные губы не поджаты и не надуты, как у многих молодых дам. Губы женщины, щедрой в любви. На подбородке крохотная ямочка, не такая глубокая, как у него, но все же говорившая об упрямстве и своеволии. Голова запрокинута, шея изящно изогнута, что привлекает внимание к полной, алебастрово-белой груди с бутонами сосков, такими же темно-розовыми, как губы. Тонкую талию хочется обхватить руками. Кристиан почувствовал зуд в пальцах от нестерпимого желания потрогать тонкий пушок, покрывавший ее живот и мягкие бедра, между которыми выступал венерин холм в рыжевато-золотистых завитках, таких соблазнительных, что Кристиан продал бы душу дьяволу, лишь бы раздвинуть эти бедра и пройти по тайной тропе, ведущей к спрятанному внутри кладу.

Ее волосы, словно сотканная из золота мантия, блестели и переливались. Он познал ошеломительную потребность зарыться в них, вдыхать их аромат, опутать себя длинными прядями. Во сне она отвернулась от него, и Кристиан заметил крохотную родинку, «ведьмину метку» на ягодице, такую же, как на ее скуле.

Кристиан напрягся, пытаясь преодолеть силы, мешавшие прикоснуться к ней. Но стена оказалась неодолимой. И тут его внезапно охватило безумие. Ничто на свете не могло помешать ему , овладеть этой девушкой. Ослепляющий, убийственный взрыв воли мгновенно смел все преграды. Он преобразился в черного жеребца, неотступно преследовавшего белоснежную арабскую кобылицу, с огромными миндалевидными влажными от страха глазами, изогнутой шеей и длинной шелковистой гривой, разметавшейся по изящным бокам. Кобылица, напрасно пыталась ускользнуть, он загнал ее, измучил, и теперь она, дрожа, стояла перед своим свирепым преследователем. Его зубы безжалостно впились в ее шею, а потом он грубо овладел ею. Когда кобылица дико заржала от неистовых толчков, его семя белым фонтаном вылилось в нее.

Глаза Кристиана раскрылись вовремя, и он увидел, как жемчужные капли непрерывным потоком падают на простыни. Вспыхнув от смущения, он выругался. Такого с ним не бывало лет с десяти! Во всем виновато видение.

«Вот тебе и умение управлять собой», – удрученно подумал Кристиан.

Глава 3

Брайенна провела беспокойную ночь. Проснувшись, она никак не могла припомнить смутные образы ее снов и почему-то радовалась этому. Не успела девушка сесть за стол, как в дверях появился паж, сообщивший, что принцесса Изабел решила сегодня поохотиться с соколами. Брайенна облегченно вздохнула: «Не будет времени пойти в церковь».

– Твоя ванна готова, ягненочек.

– Адель, ты так добра ко мне, но я должна спешить, сама знаешь, Изабел выходит из себя, если кто-то опаздывает, – пробормотала Брайенна, входя в воду. И добавила: – Вынь из сундука любой костюм для верховой езды, и довольно с меня.

– Как ужасно, что принцесса позволяет так тиранить старших! Она совсем еще дитя! – посочувствовала Адель.

– Иисусе, не называй ее ребенком, не дай Бог услышит. Изабел уже четырнадцать, и она не устает напоминать, что ее мать в этом возрасте уже была замужем за королем Эдуардом.

Вошла молодая служанка с подносом, на котором красовались маленькие заварные булочки, горшочек с медом и кувшин медового кваса

В дверь осторожно постучали, и Адель впустила крошку-пажа с хитрым озорным личиком. Мальчик принес записку и рвался поскорее исчезнуть, но Адель заставила его подождать ответа. В послании от Джоан Кент говорилось:

«Б., прости меня. Надеюсь, наказание не было слишком суровым. Надень что-нибудь роскошное. У меня есть план! Дж.».

Брайенна закрыла глаза. «Джоан замышляет очередную проделку, и это в тот момент, когда последствия вчерашней еще неизвестны!»

Обернувшись к пажу, она заметила, что тот виновато посматривает на ее рабочий стол, Брайенна вихрем налетела на мальчишку и схватила его за ухо. Он преувеличенно громко завопил от боли.

– Ах ты, маленький дьяволенок! Зачем испортил мой рисунок?!

Паж, запинаясь, что-то врал и отнекивался. Брайенна сообразила, что таким способом она ничего не добьется. К тому же ей стало жаль его. Жизнь пажа при королевском дворе нелегка. Вставать в четыре утра, бегать по поручениям, выполнять приказания, пока не почувствуешь, что детские ножки вот-вот отвалятся, получать в награду тычки и затрещины. А в десять лет, когда пажи становятся оруженосцами, начинаются истинные мучения.

Брайенна выпустила мальчишку и сунула ему в рот засахаренную миндалину.

– Кто-то велел тебе сделать это? Курносый дьяволенок кивнул.

– Как тебя зовут?

– Рэндел.

Имя и рыжие кудряшки были почему-то смутно знакомы.

– Ты брат Элизабет Грей? Малыш настороженно кивнул.

– Если кто-нибудь прикажет тебе снова испортить пергамент, ты ведь не сделаешь этого, правда?

– Это была принцесса Изабел, – выпалил паж, подтвердив подозрения девушки.

Но бежали минуты, и она знала, что давно пора одеться и идти. Брайенна сунула мальчишке булочку и подтолкнула его к порогу. Адель протянула ей костюм из темно-серого бархата, но Брайенна, покачав головой, выбрала бледно-лиловое нижнее платье и темно-фиолетовую тунику. Пока Адель заплетала правую косу, Брайенна занималась левой. Натянув чулки с кружевными подвязками, девушка надела мягкие замшевые сапожки для верховой езды и, захватив сиреневые перчатки, вышитые золотой нитью, выпила чашку медового кваса, чмокнула Адель в щеку и опрометью побежала по коридору в покои Джоан Кент.

Камеристка Джоан Глинис была валлийкой, и ее темные волосы и смуглая кожа резко контрастировали с цветом лица белокурой Джоан. Глинис считалась неиссякаемым источником сведений обо всем, творящемся в Виндзоре, и, кроме того, была так суеверна, что служила объектом постоянных шуток.

Увидев, что волосы Джоан распущены по плечам, Брайенна удивилась:

– Нельзя же в таком виде ехать на охоту!

– Я преследую другую добычу, – рассмеялась Джоан. Но, тем не менее схватила серебряную сетку в виде шапочки, и Брайенна помогла ей подобрать вьющиеся локоны. Подруги, придерживая подолы юбок, помчались по коридору, как мальчишки-сорванцы, в королевские апартаменты, выходившие на террасу.

Спальня и гардеробная принцессы Изабел были завалены платьями, которые хозяйка раздраженно разбрасывала по полу. Заметив роскошные наряды подруг, она позеленела от зависти. Горничная и камеристка едва удерживались от слез. Одна держала лазурно-голубое платье, другая предлагала модный костюм из черного бархата.

Из всех Плантагенетов лишь Изабел унаследовала от матери цвет лица и темные волосы. В общем, она была бы довольно привлекательной, если бы не постоянная капризная гримаса, сильно портившая ее наружность.

Джоан подмигнула Брайенне:

– Вам очень пойдет лазурь, ваше высочество. Брайенна, позабыв о том, как злилась на принцессу за ее злую выходку, искренне согласилась с подругой:

– Очень яркий цвет, ваше высочество, и так прекрасно контрастирует с темными волосами!

Изабел тут же выбрала черный бархат. Джоан подавила смешок – на таком фоне потеряется смуглое лицо принцессы, а издали оно может показаться грязным. С хорошо отрепетированной наивностью Джоан вздохнула.

– Жаль, что король запрещает вам далеко отъезжать от замка. В такую солнечную погоду хорошо бы помчаться галопом, куда глаза глядят.

Изабел вспыхнула:

– Что ты имеешь в виду? Куда хочу, туда и еду!

– О, конечно, ваше высочество, я вовсе не хотела сказать, что Его Величество держит вас на коротком поводке! Просто вашему брату, принцу Лайонелу, почему-то позволено добираться даже до Беркхемстеда! По-моему, это несправедливо, ведь он моложе вас.

– Лайонел просто на стенку лезет, чтобы стать таким же искусным в воинском деле, как принц Уэльский. Поэтому вечно старается попасть в Беркхемстед, в замок нашего брата.

Леди Элизабет Грей сказала с сожалением:

– Все мужчины считают, что ратные подвиги – единственное, ради чего стоит жить. Мой брат начал тренироваться с затупленным мечом, когда ему исполнилось семь.

– А мой брат Эдуард, – гордо объявила принцесса, – взял в руки настоящее оружие, когда ему еще не было десяти.

– Но принц Эдуард в десять лет уже выглядел шестнадцатилетним, – заметила Брайенна.

– Да, – согласилась Изабел, – это кровь Плантагенетов. Мой отец – лучший воин во всем христианском мире, а Эдуард с шестнадцати лет побеждал на турнирах.

– Мужчины думают только о том, как совершенствоваться в умении драться, – пожаловалась Элизабет.

– Значит, от нас зависит, чтобы они задумались о чем-то ином, – вставила Джоан.

Рот Изабел капризно скривился.

– Ну вот, теперь, когда у Эдуарда своя армия, все привлекательные молодые люди отправились в Беркхемстед. Ваш брат Эдмунд тоже там, насколько мне известно.

Джоан немедленно поймала принцессу на слове. Она давно подозревала, что Изабел неравнодушна к молодому повесе графу Кенту.

– Да, мой братец служит под началом вашего. А знаете, он тайно влюблен в вас, ваше высочество. Какая жалость, что мы не можем навестить их.

Она вздохнула с преувеличенной покорностью.

«Господи, прости ее ложь», – подумала Брайенна.

Камеристка заплела волосы Изабел и уложила косы короной, закрепив их усеянными драгоценными камнями шпильками. Заметив красивые охотничьи перчатки Брайенны, принцесса выбрала для себя самую неподходящую пару, расшитую жемчугом и лунными камнями.

К тому времени, когда дамы вышли во двор, конюхи терпеливо ждали их с уже оседланными лошадьми. Сокольничьи, принесшие хищных птиц, стояли за конюшнями. У каждого сокола на лапах были путы с двумя колокольчиками с вырезанным именем хозяина.

Соколиная охота подчинялась строгим правилам этикета. Только членам королевской семьи позволялось держать соколов, считавшихся благородными птицами, ценившимися выше орлов.

У Брайенны был кречет, у большинства молодых дам – ястребы-перепелятники, но Джоан предпочитала крохотную пустельгу, возможно, потому, что сама была мала ростом. Изабел посадила на запястье большого сокола, но только как символ ее высокого положения. Сама она была не очень искусна в соколиной охоте.

Не успели грумы, сопровождавшие дам, сесть в седло, как Изабел властно приказала: – Едем в Беркхемстед! Грумы обменялись тревожными взглядами. Брайенна и Джоан торжествующе переглянулись. Однако они не проскакали и двух миль, как принцесса разозлилась, потому что сокол, вцепившись когтями в перчатку, оторвал несколько жемчужин. Отдав хищника груму, она приказала остальным сделать то же самое. Им не удастся преодолеть такое большое расстояние с сидящими на запястьях птицами.

Когда дамы прибыли в Беркхемстед, стражник на сторожевой башне сделал знак немедленно поднять решетку. Десять дам в сопровождении грумов не представляли никакой угрозы обитателям замка. Пока кавалькада въезжала во внутренний двор по подвесному мосту, слуги, оруженосцы и солдаты откровенно глазели на роскошно одетых молодых женщин.

Кастелян[7]7
  Управитель замка. – Прим. перев.


[Закрыть] принца Уэльского с вымученной улыбкой приветствовал сестру наследника, не переставая гадать, какой черт дернул молодую принцессу отправиться в крепость, полную мужчин.

– Я решила сделать брату сюрприз. Где он? Кастелян по себе знал, как любят мужчины подобные сюрпризы.

– Принц Эдуард тренируется со своими рыцарями, ваше высочество. Умоляю, зайдите в зал и отдохните немного.

Изабел смерила его с ног до головы высокомерным взглядом:

– Да, мы обязательно воспользуемся гостеприимством Беркхемстеда, после того как удивим Эдуарда.

Оглядывая двор, Брайенна заметила, что он выглядит, почти как деревенский – повсюду куры и собаки. Большая кузница, в которой ковались наконечники копий и стрел, стояла рядом с мастерской, где оружейники чинили оружие и доспехи. В отдельно выстроенной поварне жарились на вертелах овцы. Изабел брезгливо зажала нос, а у Брайенны потекли слюнки от восхитительного запаха.

Привлекая взгляды присутствующих, дамы проехали через двор, где были расставлены столбы со щитами. Всадники учились попадать в них копьем. Гостьи громко рассмеялись, увидев, как молодой воин, засмотревшись на них, забыл увернуться, и был сбит с ног тяжелым, набитым песком, мешочком.

Вскоре они очутились на ристалище, где упражнялась в рыцарском искусстве группа молодых людей. Здесь находиться было опасно – ломались копья, лошади бешено били копытами, в воздухе стояла пыль.

Светловолосый полубог, вооруженный двуручным мечом[8]8
  Особенно длинный и тяжелый меч, которым можно было сражаться, только держа его двумя руками. – Прим .ред.


[Закрыть], решительно направился к ним. Элизабет Грей вскрикнула. Джоан вздохнула.

– А вот и ты, Эдуард, – приветствовала его Изабел.

– Белла, какого черта тебя принесло?

– Приехали из Виндзора, чтобы сделать тебе сюрприз!

– Ну, так можешь поворачивать обратно! – отрезал Эдуард.

Характер у наследника трона был вовсе не такой уж угрюмый, но сестрицу он считал надоедой, к тому же доставляющей одни неприятности.

Молодые люди, с которыми Эдуард отрабатывал бой на мечах, столпились позади него, улыбаясь соблазнительно хорошеньким девушкам, неожиданно появившимся среди грубых мужчин.

Щеки Изабел зарделись.

– Как ты можешь радоваться приезду Лайонела и прогонять меня? Посмотрим, что скажет отец, когда узнает о таком недостойном обращении со мной! – воскликнула она, брезгливо глядя на брата, который был в поту и крови.

– Когда отец узнает, что ты ослушалась его и заехала дальше Виндзорских лесов, он хорошенько нагреет твою задницу!

Звонкий смех сорвался с губ Джоан. Морщины на лбу Эдуарда сразу разгладились.

– Я узнал бы эти нежные трели где угодно!

Он немедленно оказался рядом в Джоан, своей кузиной, с которой играл в детстве.

– Крошка Жанетт, как поживаешь?

Хотя Джоан была на год старше принца Эдуарда, она выглядела совсем девочкой рядом с этим рано созревшим великаном. Едва приподняв ресницы, девушка заметила, что лицо его блестит от пота, а мускулистые плечи и руки в пятнах крови и грязи. Внезапно из головы улетучились все мысли, кроме одной – какое счастье очутиться рядом с ним, провести пальчиком по этим бугрящимся мышцам! Джоан затаила дыхание. Он всегда был и будет ее богом. Всегда.

Усилием воли Джоан взяла себя в руки и распахнула ресницы. Глаза девушки лукаво сверкнули.

– Разве кодекс рыцарей не предписывает уважение к женщинам? Считай, что имеешь возможность проявить благородство и рыцарское отношение к противоположному полу!

– Маленькая плутовка! – пробормотал Эдуард и, подойдя к Изабел, неохотно пошел на уступку:

– Ну что ж, мы все равно должны что-нибудь поесть. Позволь предложить тебе быть моей гостьей. Можешь остаться на обед.

Добившись своего, принцесса – воплощение любезности – раздавала улыбки направо и налево. Но, конечно, она закатила бы истерику, если бы догадалась, что именно Джоан Кент – причина столь внезапной сговорчивости брата.

Камергер замка проводил принцессу в отведенные ей апартаменты. Переступив порог, она объявила:

– Мне понадобится только Элизабет!

И хлопнула дверью, оставив изумленных девушек стоять в коридоре.

Брайенна, сделав усилие, чтобы не покраснеть, попросила проводить их в туалет. Там не оказалось ни душистой воды, ни каких-либо удобств, да и трудно было ожидать чего-либо подобного в этом царстве мужчин.

Джоан потянула Брайенну за рукав.

– Пойдем, а то все пропустим, да и полотенце совсем намокнет.

В большом холле, на специально принесенных насестах, сидели их хищные птицы. Грумы, приехавшие с дамами, уже отправились в обеденный зал вместе с другими молодыми людьми, служившими в армии наследника трона.

Джоан потянула Брайенну в умывальную, расположенную рядом с входом в зал, где стояли тазы и кувшины. Девушек мгновенно окружили мужчины и начали шутить и флиртовать с ними. У Брайенны Бедфорд было много поклонников, тут же воспользовавшихся возможностью наперебой оказывать ей различные знаки внимания. Она охотно смеялась, стараясь быть вежливой со всеми, но никого не выделяла.

Джоан подошла к Эдуарду.

– Могу я попросить мыло, ваше высочество? Он в ужасе обернулся.

– Разве этот чертов камергер, не проводил вас в отдельные покои?

– Да, но Изабел отказалась нас впустить.

Девушка засмеялась, глядя на собеседника и не скрывая своего восхищения им.

– Мерзкая избалованная стерва, – с сожалением заметил Эдуард.

– Возможно, хочет отплатить за все наши детские козни против нее, вы помните эти проделки? – чуть задыхаясь, спросила она.

Голубые глаза принца лучились улыбкой.

– Мы были настоящими заговорщиками!

Принц всегда был неравнодушен к Джоан, своей крошке Жанетт, как он ее называл. Сейчас ему почему-то вспомнилось, что именно ее он возжелал страстно, как мужчина, всего в двенадцать лет.

Девушка неожиданно коснулась рукой его лица.

– У тебя кровь, вот здесь.

Эдуард намылился, смыл пену и потянулся за полотенцем, но Джоан схватила его и, смеясь, бросилась к Брайенне. Принц поймал Джоан, поднял над головой, щекоча пальцами ребра, совсем как в детстве. Сетчатая шапочка упала на пол, и масса серебристых волос рассыпалась по его рукам. Эдуард поставил девушку на землю, и смех внезапно замер на их губах. Оба стояли, ошеломленно глядя друг на друга.