Текст книги "Семь историй о любви и катарсисе. Цикл квинзитивной прозы"

***

Через три года была издана первая книга Михаила Сурмицкого.

За это время много полезного сделать успели. Вступили в законный брак, повенчались. Мать Михаила забрали из деревни в город. Вскоре предложили Марине возглавить мастерскую, которую она помогала с нуля создавать. Некоторое время молодой паре пришлось пожить в том самом доме при приходе, чтобы у мытаря-Толика, ставшего бездомным по своей очередной глупости (сгорел дом в деревне, в котором он жить остался), крыша над головой была. Помаялся братец немного, да и решил в Москву на заработки податься. Там его, грешного, Бог и «прописал». А Михаилу и Марине дал ребёночка.

Когда Коленьке пять лет было, Марину с семьёй в Минск пригласили в её духовную вотчину – в Свято-Елисаветинский монастырь, который к этому времени расширил свои мастерские. В столице и обосновались. При монастыре Марина преподавать стала, а Михаил – книги свои новые издавать. Дал им Бог доченьку, а ещё двоих детей усыновили.

Так и живут в мире и согласии, в труде, да в любви неиссякаемой. Так и живут…

История пятая. Две Галины
Повесть

И пока горит свеча, мерцанье

это жить и верить помогает…

Они вышли из подъезда дома, в котором находится их новая квартира. Для них – бабушки и внучки – это была первая совместная прогулка после эпопеи, называемой таким простым словом «переезд».

– А сегодня последний день лета, – с грустью в глазах объявила Галочка. – Завтра начнётся учебный год. Так быстро каникулы пробежали.

Галина Андреевна оступилась, сходя со ступенек. Внучка спохватилась, подала ей руку.

– А мне из-за нашего переезда лето показалось слишком долгим, – заметила бабушка.

– Да? – удивилась внучка. – Странно. Для тебя время идёт медленнее? Вот мне бы так летом! А в учебном году, наоборот, пусть бы мчалось, как высокоскоростной интернет.

Галина-старшая рассмеялась и ответила.

– В этом мы с тобою разные. Я бы сказала: пусть бы время мчалось, как ракета! А ты выражаешься более современным языком. Говоря о начале учебного года, я пусть с опаской, но предвкушала бы радость от встречи с новым: новая школа, новый класс, новые знакомства.

– И выпускные экзамены в конце года. Так не хочу этого.

– Видишь, до них ещё так далеко, а ты уже печалишься… Но я в твои годы была такой же. Всё же у нас с тобой больше схожего, чем разного.

Они оглянулись по сторонам. Двор ещё не был обустроен. Даже лавочек возле подъездов не было. Рядом с первым подъездом соседи выгружали мебель. Дом-новострой обживался.

– Пойдём к дому, который ближе к остановке автобуса. Там лавочку найдём, – предложила бабушка и повторила свою мысль о том, что в них обеих много общего.

– И это связывает нас.

– У нас с тобой много общего? Не может быть, бабуля. Ты что-то путаешь.

– Между нами только два существенных отличия. Первое – возраст. А второе – следствие из первого. И это – разное восприятие жизни.

– Да?.. Так ведь это, наверное, самое-самое главное. Не могут бабушка и внучка быть во многом похожими. Мы даже с мамой очень-очень разные – во всём.

Они подошли до ближайшей лавочки, сели. Было видно, что Галине-старшей нелегко даются движения. Ноги быстро устают, отдышка появляется. Зато Галочка порхать готова. И настроиться на медленный темп бабушки никак не может. И хочет куда-нибудь улизнуть от скучных бабушкиных нравоучений.

– Разница между нами, Галюня, всего-то пятьдесят лет. Это по сравнению с вечностью – мгновенье. А как жизнь вокруг изменилась…

– А что такое вечность? Неужели она существует?

– Ну, если я скажу, что существует, тебе этого будет недостаточно. Вечность, как и любовь, наверное, проще прочувствовать, чем понять умом. Да и вообще только одним умом невозможно объять необъятное.

Интереснее, необычно стала говорить бабуля. Внучка даже рот открыла, задумавшись над услышанным.

– Вот гляжу я на тебя, теперешнюю, и вспоминаю себя в юности. Видно, генов у нас с тобой общих больше, чем у тебя с мамой. Наследственность! Плюс близость душ… Ну, а чтобы ты поняла, что именно я имею в виду, расскажу тебе историю моей жизни. Нет, скажем так – историю моей любви. Готова слушать?

– Готова! Ещё как готова! Истории любви – это супер!

Галина Андреевна улыбнулась, погладила внучку по голове.

– Ну, тогда слушай, дитя моё взрослеющее. Мне лет шестнадцать было, вот как тебе сейчас, когда за мной стал ухаживать мой первый кавалер.

– А это был твой одноклассник?

– Нет, это был студент. Но ты меня не перебивай. Обо всём узнаешь, только слушай терпеливо. Хорошо?

– Хорошо, бабуля! Окей!

– Итак, был он меня старше на года три. Удалец, молодец, красавец! Как звезда экрана. Подружки мне завидовали. Но недолгой была наша дружба-любовь. Оказалось, что не со мной одной Паша встречался. Это я только позже поняла, что парень просто в поиске был. Надо было бы лучше разобраться в его натуре. Ну, а я взяла и от ревности поругалась с ним. И даже мстительность во мне взялась откуда-то. Стала флиртовать с другим – назло Паше. В ту пору только и был у меня один советчик – папа мой. Мама умерла, когда я была в пятом классе. Но не все советы отца я тогда могла воспринимать всерьёз. А вскоре и от такой поддержки я отдалилась, когда по окончании школы перебралась из нашего провинциального городка в столицу – к бабушке по маминой линии. Давно ведь мечтала жить тут, в Минске.

Так началась новая – минская – глава моей повести жизни. Правда, началась с неприятности: В техникум лёгкой промышленности, где учиться дальше решила, не поступила с первого раза – по легкомыслию своему. Была уверена, что туда мне, отличнице провинциальной, дорога заказана. Вот и пришлось после этого провала работать целый год: то помощницей повара, то швеёй-ученицей. К счастью, благодаря последней работе смогла поступить на швейное дело в тот самый техникум.

Учились у нас в группе одни девчата, да и во всём техникуме парней было – единицы. И каждый – на вес золота. Я в ту пору о парнях и вовсе-то не думала, учёбой занималась вплотную (провал при поступлении стал для меня уроком на всю жизнь), бабушке по хозяйству много помогала. И вдруг меня подруга знакомит со своим двоюродным братом. Получилось это как-то даже случайно, на её дне рождения. А он, Денис, оказался очень влюбчивым, ранимым. Да ещё и инвалид. Одна нога у него была на протезе.

Стал он ухаживать за мной. Я сперва ни «да», ни «нет». Мол, зачем мне такой. А потом призадумалась: как-то я не правильно размышляю. Любить человека надо бескорыстно, безусловно (так папа учил), дорожить вниманием того, кому нравишься. А не то так одна и остаться можешь. В общем, перестроилась я… И ведь во многом верно мыслить стала. Только одно упустила, самое главное: своего, именно своего, человека найти необходимо. Ведь если судьба сведёт с другим, то счастлива не будешь.

А что это значит, СВОЙ человек, очень хорошо показано в кинофильме «Москва слезам не верит». Помнишь, мы смотрели его перед переездом, ещё на старой квартире?

– Помню. Ты ещё сказала, что дочка главной героини напоминает тебе Настю – мою одноклассницу.

– Очень напоминает – и характером, и внешностью… Жаль, этого фильма не было ещё на экранах в ту пору моих первых романтических встреч… Ну, в общем, стал Денис моим мужем, с которым мы… расстались уже через год с небольшим после свадьбы.

– Ух, ты!.. Как в сериале!

– Даже та радость, что сыночек – твой будущий дядя – у нас родился здоровеньким, не перенял папино заболевание, не удержала вместе наши неродственные души. Лишь гораздо позже я поняла, что Денис женился на мне больше для самоутверждения, чем по любви. Спасибо его родителям и ему самому, что не бросили меня с ребёнком в море житейском, помогали и одеждой, и деньгами. Семья-то его была очень даже обеспеченной по тем меркам. Отец в министерстве иностранных дел работал, мать – на киностудии. Но я даже это про них не знала до своего замужества. Денис до нашей свадьбы специально скрывал от меня свою принадлежность к элите…

Галина Андреевна глубоко вздохнула, сделав паузу. Галочка задумчиво смотрела то в даль, то на бабушку, душа которой только сейчас открывалась для неё полнее, глубже. Открывалась, как книга, которая лежала где-то рядом, и только сейчас, при прочтении стала обретать особый смысл.

Они встали со скамейки, чтобы пройтись.

– Ну, а что же было дальше с тобой? Как ты родила мою маму? – не выдержала паузы внучка.

– И об этом узнаешь. Но прежде хочу рассказать тебе ещё кое-что из своего личного опыта. Вам в школе рассказывали что-нибудь о вреде алкоголя?

– Ну… – призадумалась Галочка над неожиданным вопросом. – Да. Было что-то такое. В классе восьмом даже фильм показывали.

– И что же ты поняла из всего этого? Почему алкоголь вреден?

– Организм человека разрушает.

– А если в малых дозах? Например, выпили по бокалу шампанского в честь дня рождения. Культурную традицию соблюли.

– Ну, тогда не так вредно.

– Вот и я так думала. Не знала, насколько вредна даже малая доза для женского организма. А в случае с Денисом на всю жизнь это запомнила.

– Да? Расскажи-ка.

– Когда я узнала, что беременна – а получилось ребёночка зачать как-то неожиданно, и это нехорошо, конечно, – в общем, попыталась выудить какую-нибудь информацию об инвалидности мужа, о болезни его ноги. Есть ли в этом наследственный фактор? И как не трудно было мне выискивать истину в атмосфере умалчивания-таинственности их семьи, но удалось узнать самое главное. Оказалось, что именно малая, так называемая культурная доза – всего-то полбакала шампанского, выпитая мамой Дениса на дне рождения мужа за дня три до зачатия сына, – сделала его, Дениса, инвалидом с рождения. Я тогда заинтересовалась влиянием алкоголя на женский организм, стала искать информацию на эту тему. Но в то, советское, время возможностей для подобного рода самопросвещения было катастрофически мало. Ни интернета, ни большого выбора специализированных изданий. Даже доступа к исследованиям советских учёных, уже не говоря о зарубежных, не было.

Кстати, благодаря этим преградам в поиске информации я смогла воспитать в себе упорство и терпение. Ну, и сообразительность в придачу. Меня, наверное, можно было уже в разведку посылать на благо родины.

Две Галины рассмеялись и старшая продолжила:

– Вот и пронюхала я, что этиловый спирт, который присутствует даже в капле алкоголя – даже в пиве, – это яд. Только яд более медленного действия, чем, например, мышьяк. Алкоголь становится наркотиком для человека. И, кроме того, что разрушает и печень, и клетки головного мозга, и кровеносные сосуды, так ещё токсические вещества, вызванные его воздействием, остаются навсегда в яйцеклетках, ведь они у женщин не обновляются.

– Да?.. Ничего себе! – присвистнула Галя, по-мальчишески, от удивления. – Теперь понятно, почему Денис таким родился… Так если теперь вся эта информация о вреде алкоголя доступна, почему людям его продают? Почему они его покупают?

– О, святая наивность! Тут, Галочка, много причин. Как бы тебе попроще ответить?.. Таков уровень сознания большинства людей. Традиции, привычки, примеры со стороны – всё это часто действует на нас сильнее, чем здравый смысл, чем знание, чем истина. А продажа алкоголя, как, впрочем, и табачных изделий, – это ещё и бизнес такой. Люди добровольно себя убивают. Только постепенно. Разве для этого их матери рожали?

В этот момент, словно иллюстрация к сказанному, они увидели компанию молодых людей с бутылками пива в руках…

Две Галины шли молча. Младшая упрекнула себя за то, что по незнанию своему месяц назад выпила бокал шампанского на дне рождения подруги.

– Ну, а потом, после Дениса, – продолжила свои воспоминания бабушка, – мне долгое время не хотелось ни с кем из мужчин знакомиться. К тому же надо было готовиться к поступлению в институт – по профилю специальности, полученной в техникуме. Да и работу на дом стала брать: заказы по швейному делу. Жизнь постепенно вошла в привычную колею. Игорёк, сыночек, рос, радовал меня.

И вдруг как-то тоскливо на душе становилось. Сперва редко, затем чаще. Поняла я, что это одиночество ко мне в подруги навязалось. Как тут быть?.. Пыталась я себя занять чтением книг, активным общением с новыми и старыми знакомыми. В детской поликлинике с мамами знакомилась. Даже подругу себе таким образом хорошую нашла.

Но всё равно на душе покоя не было. Нерастраченная любовь сильней оказалась. И задумалась я тогда с новой силой о любви женской, искренней, безвозмездной, да о поиске именно своего человека – единственного среди миллионов. Но… стереотипы мышления и ещё всякого рода незрелость помешали мне найти своего единственного мужчину. Вернее, встретила я его, но упустила. До сих пор жалею.

– До сих пор? У тебя, значит, все эти годы была несчастная любовь? А на вид ты всегда такая бодрая, довольная всем, уверенная в себе и спокойная.

– Спасибо тебе за комплименты! Если бы я такой не была, не научилась быть самодостаточной, быть одной, но не одинокой, то тогда жизнь меня давно уже сломала бы. Как соломинку…

– Ой, бабуля! Сколько я сегодня для себя нового и важного узнаю!

– Да, внученька, для тебя сегодня новая школа открылась. Школа жизни.

– А расскажи, как же так получилось, что ты его, единственного, упустила?

– Как встретила неожиданно, так неожиданно и упустила. Когда меня грусть-тоска одолела, я слишком доверчивой стала. Легко было любому мужчине меня в себя влюбить, да жалостью окутать. Даже неловко как то вспоминать об этом… В общем, посыпались на мою одинокую душу знакомства с мужчинами – одно за другим. Бабушка, видя, как я ожила, окрылилась, была не против визитов моих кавалеров. И длилось это в течении лет пяти. Только ни с кем из них у меня так ничего серьёзного и не склеилось. А от одного я даже дочку родила – твою маму.

– А единственный?

– Он был среди них. Имя у него необычное: Витольд. Да и сам он человек очень уж необычный. Нестандартный во всём: одевался, как Элвис Пресли, мыслил, как Сократ. Я часто ловила себя на мысли, что на его фоне выгляжу, как простушка-провинциалка. Даже неловко было с ним ходить на концерты, да спектакли разные, которые он готов был посещать хоть каждый день. Он и сам творил постоянно что-то. То песню под гитару, то поэму, как отзыв на какое-нибудь событие, то портрет чей-нибудь нарисует.

– И тебя рисовал?

– Рисовал. Я сохранила все его портреты.

– А я их не видела. Ты не показывала мне.

– Теперь покажу. Обязательно!

– Он, наверное, известным стал?

– Нет. Он к этому не очень-то стремился. Работал инженером. И творил, творил, творил – не для славы, а для души, для полноты жизни.

– И как же он успевал всё это делать?

– Я тоже задавала себе такой вопрос. И думала: ну, вот выйду за него замуж, семейные заботы лягут на его голову – времени для творчества будет меньше. К тому же себя, как это теперь говорят, презентовать, продвигать он не умеет и в глубине души всё-таки не удовлетворён своей невостребованностью, неизвестностью. А тут ещё я с ребёнком. Вот и решила, что мы не пара. Удивлялась, что же во мне такое особенное есть, что привлекает его внимание? Замечала, что и меня в его натуре что-то привлекает. Но не могла освободиться от комплекса перед его непохожестью на других, нестандартностью, вычурностью, яркостью. Милиция в городе его часто останавливала, подозревая в нём то фарцовщика, то неформала, то иностранца-нелегала. В то время таким людям не было места у нас, за железным занавесом, в Советском Союзе.

И ещё была одна причина, которая отдалила меня от Витольда – его неуверенность в себе. Она проявлялась часто, в том числе и по отношению ко мне. Но он мог быть и сильным… Кстати, человеком, уверенным, спокойным и весёлым Витольд чаще всего был в периоды творчества: от момента вдохновения идеей до её воплощения. А когда не творил, то и не жил – мучился. В работе инженера он уже исчерпал творческий потенциал, приходилось выполнять каждый день одно и то же. Одно и то же по отработанному алгоритму. Это его угнетало. Но и бросить уже нелюбимую работу не решался. Просто не умел зарабатывать своим творчеством… Иногда мне казалось, что его внешний антураж – всего лишь прикрытие противоречивой натуры.

К этому времени бабушка и внучка сделали большой круг среди новостроек и подходили к своему дому.

– Жаль, слишком поздно я поняла, что Витольду просто не хватало поддержки со стороны. Всего лишь опоры на более практичного, более уверенного в себе человека, который смог бы взять его, как маленького, за руку и повести вперёд, через преграды – к созданию условий для самореализации. А я… Я не смогла стать для него такой опорой. А он надеялся, что смогу…

На глазах Галины Андреевны появились слёзы. Глядя на бабушку, Галочка сама чуть не расплакалась.

– А потом, что произошло потом? Вы расстались? Навсегда?

– Мы разуверились друг в друге, встречаться стали очень редко. В это время у Витольда умерла мама, единственный его близкий родственник. Он сильно был к ней привязан, хотя она в его судьбе принимала пассивное участие. В общем, остался Витольд один. Как-то сник. Даже перестал со своими многочисленными приятелями по концертам, да, как это говорят сейчас, по тусовкам ходить. А вскоре заболел – слёг дома, к врачам не обращался. Так во сне и… умер. Легко ушёл в мир иной.

– Ушёл в мир иной?.. Значит, смерти нет? Я об этом недавно видела триллер.

– Я чем больше живу, тем лучше понимаю, что душа не умирает вместе с телом. О бессмертии души, о духовном богатстве человека и Вселенной, очень хорошо, очень тонко было сказано во многих стихах Витольда. В то время, в семидесятые годы такие стихи и опубликовать-то было практически невозможно. Странным образом после смерти Витольда все его рукописи ко мне на глаза попали. Прочитала я и… Пожалела, что раньше его стихов не понимала и как-то поверхностно воспринимала его личность. Две строчки из его стихотворения об одиночестве до сих пор каждое утро повторяю, когда просыпаюсь. Очень помогает.

Галина Андреевна тут же и прочитала эти строки:

 
– И пока горит свеча, мерцанье
это жить и верить помогает…
 

Внучка повторила строки несколько раз, а бабушка продолжала свой рассказ.

– А когда на сорок дней пришла на кладбище, к его могилке, впервые подумала о том, что это и был тот самый МОЙ человек – единственный. И с каждым годом убеждалась в этом сильней. Полюбила его, можно сказать, заочно. Вот такая у нас с ним история любви… На годовщину смерти Витольда пыталась издать сборник его стихов – наверное, единственное, что смогла бы сделать для него тут, на Земле. Но не получилось, цензура не пропустила. Только через лет десять, когда в стране перестройка была в разгаре, смогла я сборник в издательство сдать.

Они уже стояли у подъезда, когда Галина-старшая обняла внучку и повторила:

– Вот такая необычная история любви… Не упусти же ты своего Витольда.

Галочка подняла на бабушку вопросительные глаза.

– Да, Галюня. Надеюсь, вскоре ты поймёшь лучше, что мы с тобой во многом схожи. А то, в чём разные… Всё это, как одуванчик. Ветер подует раз, подует два – и останется… Останется основа. Но у тебя есть одно, очень важное преимущество передо мной.

Тут бабушка сделала паузу, словно подбирая нужные слова.

– Какое же, какое? – торопила внучка.

– У тебя теперь есть шанс не повторить мои ошибки.

***

Первой книгой, которую Галочка прочитала в начале учебного года, был сборник стихов Витольда Туманцова, подаренный ей бабушкой.

Первой мыслью, с которой внучка просыпалась, стало:

«У тебя теперь есть шанс не повторить мои ошибки…»

А затем как напутствие:

«Не упусти же ты своего Витольда».

История шестая. Духовные иллюзии
Роман

Степень просветления, достигнутого здесь,

предопределяет быстроту восхождения,

совершённого там.

Даниил Андреев «Роза Мира»

Часть первая

Когда моему сыну исполнится шестнадцать лет, я дам ему в руки ту самую книгу, которую вы, дорогие читатели, держите сейчас в своих руках… А когда он дочитает до этого места – до истории шестой, – я скажу ему:

– Эта история особенная. Она, наверное, самая поучительная. А ещё… Многое из того, что тут изложено, произошло со мной. Она отчасти автобиографична. А учитывая, что наши характеры с тобой во многом схожи, читай с особым вниманием, сынок, будто готовишься к самому главному экзамену в своей жизни…

Витольд

Я никогда не видел моего отца, хоть он и умер, когда мне, судя по словам мамы, было два года. Мама вышла замуж за другого мужчину, я называл его своим папой. В нашей семье родилось ещё двое детей. Мы жили дружно, жили в достатке.

Когда мне исполнилось шестнадцать, а было это ещё в советское время, мама удивилась:

– Как же ты, Витоша, стал похож на Витольда! Такой же красавчик! Да и по характеру становишься всё ближе к его натуре. Видать, тебе в наследства от отца досталось не только его имя.

Мама не стеснялась в присутствии Гриши – так звали отчима – говорить о Витольде. Просто он и Григорий, как я узнал в день моего шестнадцатилетия, были друзьями.

– Так уж вышло, сынок, что я… Прям как в кино… Я чуть ли не ушла от Витольда к Григорию – его лучшему другу. Это получилось, конечно, не сразу. С Витольдом мы расстались. Какое-то время я была одна, жила в Минске. И через день после того, как узнала, что беременна от Витольда, вдруг случайно встречаюсь с Гришей. Да к тому же в другом городе – тут, в Москве, где оба оказались в командировке. Так в Москве и остались жить… А Витольд стал встречаться с другой девушкой. Я позже узнала, что её зовут Галиной.

Я вопросительно посмотрел на маму, а она гладила меня по голове и продолжала:

– Он ведь даже не знал, что у него есть сын, которого мы с Гришей назвали в честь его, Витольда, таким же именем… Так и прожил всю свою недолгую жизнь без семьи, без любви взаимной. А Галина… Она ведь его любила. Я это поняла, когда увидела её на его могиле. Вообще, она молодец. После смерти Витольда очень многое сделала для него, как настоящая жена. А я… так и не смогла ему хоть чем-то помочь – как при жизни, так и после смерти. У меня даже ни осталось ни одной его фотографии. Кроме той, которую ты скоро увидишь.

Мама вытерла слезу, которая одинокой капелью текла по её щеке.

– Почему у них с Галей ничего не вышло, не знаю. Может, она поняла, что любит его, когда было уже поздно?.. По рассказам наших общих знакомых я знала, что в последнее время, после смерти своей мамы – твоей бабушки – он болел, чаще был замкнутым в своих переживаниях, молчаливым… Но, знаешь, я верю, что при этом он… Как бы это сказать?.. Он как человек философски мыслящий не мог себе позволить пасть духом. Понимаешь?

Я кивнул уверенно: мол, понимаю, не маленький.

– А ещё был человеком очень ярким внешне, будто звезда заграничная. А главное – творящим от чистого сердца. Его картины, его песни, его стихи…

Она тяжело вздохнула и продолжила:

– Его стихи в то время, в начале семидесятых годов, может, и уступали чем-то творениям таких корифеев советской поэзии, как, например, Евтушенко или Рождественский, но по содержанию, наверное, были не хуже. А может, даже и глубже… Неповторимо глубоки. И очень оригинальны.

После этих слов папа Григорий, сидевший молчаливо всё это время рядом с нами за праздничным столом, подошёл к секции, открыл дверцу и взял в руки небольшую книжку. Он преподнёс её мне и сказал:

– Держи, Витольд! Это и есть наш с мамой главный подарок, который мы подготовили сегодня для тебя!

Я взял в руки эту книжку, где на скромной светло-серой обложке большими буквами было написано: «Витольд Туманцов. Поэзия моей души». Открыв сборник, увидел фотографию отца и был поражён нашим с ним внешним сходством.

– Это единственное фото Витольда, которое есть у нас. Есть благодаря Галине. А я… теперь просто обязана сказать ей, что у Витольда есть сын…

В тот вечер я прочитал залпом все стихи. И был поражён большинством из них. Мне многое было не понятно, не доступно. Я перечитывал сборник раз за разом, и проникался глубже его содержанием. Год за годом… И когда уходил на службу в армию, уже не было ни одной строфы, которая не отражалась бы своей трелью в моём сердце. Даже такие строки:

 
Недовольство. Замкнутость. Молчанье…
Пробегают-убегают дни…
Остаётся пустота в сознаньи.
Как зажечь потухшие огни?..
 
 
Недовольство. Замкнутость. Молчанье…
Миражей ожившие черты…
Я стою один средь Мирозданья
и не вижу дом, в котором – Ты…
 
 
Недовольство, замкнутость, молчанье
пусть с туманом утренним растают…
И пока горит свеча, мерцанье
это жить и верить помогает…
 

Недовольство. Замкнутость. Молчанье. Они перестали быть моими ненадёжными спутниками жизни лишь около тридцати пяти лет, когда я закончил заочное обучение на факультете журналистики МГУ. И в тот же год мы похоронили маму.

Я уже пять лет был женатым. У нас с Оксаной родился второй ребёнок – девочка. Назвали Машенькой. Сыну, Борису, шёл тогда четвёртый год.

Приобщение к сфере информации и коммуникации, участие в пресс-конференциях и презентациях, проведение интервью и опросов, способствовали развитию моей коммуникабельности, открытости. Я всё чаще острил, делал коллегам-дамам изящные комплименты. А самое главное – возобновил позабытое (после службы в армии) творчество: поэтическое. Этот скромный дар открылся во мне под влиянием того самого сборника стихов отца. Я не имел права его терять.

Было у нас и совместное творчество с женой – бардовское. Она работала учителем музыки, сочиняла красивые мелодии на мои прежние стихотворения и пела. Я ей аккомпанировал на гитаре. Мы часто выступали с концертами в Подмосковье и в самой столице. Выступали на фестивалях авторской песни в Санкт-Петербурге и Минске.

Москва, где мы жили в общежитии, начинала покоряться нашему дуэту, который уже перестали сравнивать с неповторимыми Татьяной и Сергеем Никитиными. Немногочисленные критики наших песен стали находить в них свежие, самобытные интонации, отличающиеся нас от классических канонов авторской песни. Но мы если и оставались широко популярными, то только в узких кругах. До большой сцены нам было ещё далеко, да и нашей целью она не была. Воспитание детей – бабушки-дедушки нам не помогали по причине их отсутствия, – семейные хлопоты, работа каждого из нас вне сцены, занимали наибольшую часть времени…

Прошло семь лет. Два с половиной года назад я поменял место работы и её профиль: бывший корреспондент-газетчик стал редактором сайта одного из самых крупных информационных агентств России. А продвижением агентства на отечественной и международной аренах занималась удивительная женщина – Лина Журавлёва.

Она устроилась на должность пиар-менеджера годом позже меня. До этого работала на телевидении. А заканчивала тот же факультет журналистики, что и я, в тот же год, но не заочное отделение, а дневное. И мы ни разу друг с другом не пересекались за время учёбы.

Целый год мы работали в одном просторном кабинете вместе с другими коллегами. Они в отличие от нас двоих, были заняты на неполную ставку. Поэтому я и Лина по несколько часов в день оставались в кабинете одни. В эти часы наше общение всё чаще стало выходить за рамки работы. У нас нашлось много общих тем, ведь Лина тоже, как и я, оказалась духовно-ищущим человеком.

Её жизненные ориентиры, вся её душа были погружены в православие. Она была способна испытывать на себе благодать Божию. И когда это просветляющее ощущение надолго покидало её, она терпеливо ждала не чувствуя себя счастливой.

Божия невеста – так иногда называл я её для себя, как обычно называют монахинь. Только Лина не стремилась уйти в монастырь, она видела своё место в так называемой светской жизни, жила в потоке креативных идей, в гуще событий современной Москвы. В церковь ходила по воскресеньям, подзаряжаясь там живительной силой на целую неделю. Эти две контрастные стороны её натуры – светская и религиозная – и делали Лину необычной женщиной, неординарной личностью. Кто не знал духовной стороны её существа, видел в ней одну из многих чертовски привлекательных, амбициозных, ну, и плюс ко всему ещё творчески мыслящих светских львиц. Когда она заразительно-зажигательно смеялась – в первый год своей работы в нашем агентстве она делала это часто, – мужчины (и коллеги, и клиенты, и партнёры) воспринимали такой смешок как знак её легкомыслия, заигрывания с ними. Поняв это, она стала смеяться реже в деловой обстановке.

В общем, нестандартность, многогранность её натуры всё больше привлекали моё внимание. Эта девушка по имени Алевтина из российской глубинки, из многодетной семьи сделала настоящий подвиг, приехав в Москву: выучилась на журналиста, стала одним из ведущих пиарщиков столицы – сама, без всякого роду и племени влиятельных особ, сотворила из себя бесподобную Лину.

Из наших бесед я также знал, что она находится в поиске своего мужчины – спутника жизни. Был у неё жених, сойтись с которым помешала его мать по той причине, что «невестушка старше сыночка аж на цельных пять годков». Предлагают выйти замуж многие. Но среди этих многих нет единственного…

– Знаете, Витольд Григорьевич, – призналась однажды Лина (она всегда называла меня по имени-отчеству, наверное, по причине того, что я был старше её на десять лет), – меня недавно посетила мысль, что моя дорога так и может пройти мимо семейного счастья. Ведь Бог для меня мог уготовить жизнь без радости материнства.

Я не помню, что ответил ей тогда. На эту тему она больше со мной не беседовала, но нередко в её откровениях красной нитью переплетались два противоречивых чувства: то желание после работы быть одной, ни с кем не общаясь, то ощущение одиночества в «этих апартаментах» – в своей новой квартире.

Мне, конечно же, льстило осознание того, что эта дивная женщина делится со мной своими откровениями, доверяя мне, как близкому другу. Размышления о смысле жизни, о вечных ценностях, слова «Бог», «Истина», «Благодать» – всё это и многое другое могло оживать, приобретать действенную силу в нашем с ней общении.

О христианских ценностях она ненавязчиво напоминала нашим коллегам, когда возникала в коллективе какая-либо непристойная ситуация. Да и поддержать ближнего умела словом. «В контексте вечности – это не проблема…» – одна из её коронных фраз. Но беседовать на духовные темы регулярно, воодушевлённо, разносторонне она могла только со мной. Причём я, также являясь крещённым в православной церкви, причислял себя к… другому «лагерю» – к эзотерикам, подразумевая под этим словом людей, которые познают глубочайшие истины не через слепую веру и христианские догматы, а посредством собственного опыта, поэтому умеют объяснить любое божественное «чудо» как результат причинно-следственных связей в многогранных процессах взаимодействия энергий Вселенной.