Текст книги "АРХИЛЕПТОНИЯ"

Путешествие началось

Приближался рассвет. Я увидел ласточку, выпорхнувшую из гнезда, ловко подвешенного под сводом веранды. Она улетела, вычерчивая в розовеющем небе зигзаги. Флаги развевались в потоках утреннего бриза. Появился Патер И, жестами (так он со мной общался, обогащая свой отсутствующий английский смешными движениями длинных рук и натуженной мимикой) показав, что надо немного поспать. В нашем распоряжении было буквально три часа, чтобы сомкнуть глаза. Я почувствовал навалившуюся усталость и еле дотащился до своей комнаты на первом этаже.

Упал на постель и заснул. Мгновенно, без размышлений. Спал как мёртвый. Без снов. И проснулся от того, что стало нестерпимо жарко, а за окном заговорили по – гречески. Я опять не понимал этот язык! Я поднялся, умылся и отправился во двор. Это к Патеру И приехал старый друг – начальник полиции города Салоники.

Патер И попросил меня начистить картошки, и я поспешил на кухню. Пока возился, в голову лезли смешанные мысли о пережитом.

Честно говоря, я был в полном смятении и не знал, что и подумать, – такими фантастическими и похожими на сон показались мне собственные воспоминания. Я прокручивал их туда и обратно, пока не уткнулся в встречу с отцом.

«Конечно же, это был сон!» – обрадовался я. Папа жив и здоров, никакой он не призрак, живёт с мамой в Израиле, а недели две назад, ещё до вылета в Грецию, я говорил с ним по скайпу. Да вот и с мамой говорили, когда на гору залезли с братом…

Ну слава богу, мне стало намного легче. Вот всё и разрешилось! Мои многолетние размышления на эту тему постепенно вырисовывались в конкретную медицинскую симптоматику. И страшно не было, а как – то даже по – своему весело.

«А я сошла с ума, а я сошла с ума!» – вспомнил я смешной персонаж Фрекен Бок из мультика о Карлсоне. И действительно развеселился.

Нет никаких призраков, или как они там себя называют, нет никакой цивилизации мыслей! Ничего нет. Глупости это всё. Надо просто добраться до дома и хорошенько отдохнуть. Нет ничего этого!

Зато есть картошка, оливковое масло, уже кипящее в кастрюле для картошки фри, рубленый репчатый лук, кофе, сваренный в медной турке, и нарезанный сахарный арбуз, дожидающийся нас в холодильнике. Ух как я проголодался!

Патер И отчитал трапезную молитву, и мы стали обедать: монах, полицейский, мотоциклист и сумасшедший, как выяснилось, иностранец, то есть я. Завтрак я проспал и провалялся полдня в постели. Меня просто не стали будить. Теперь уже был обед.

Мы хорошо посидели, поели, попили монастырского вина. Я пытался общаться с полицейским – он был грамотным, немного говорил по – английски.

А потом, прямо здесь за маленьким столом на кухне, кто – то тронул меня за плечо. Причём с той стороны, где никого и ничего не могло быть, кроме холодильника.

Всё вдруг замерло вокруг: и Патер И, задравший подбородок к потолку и скребущий свой острый кадык под бородой, и круглоликий полицейский со стаканом, из которого ему в рот перетекает застывшее белое вино, и мотоциклист, ковыряющий незаметно для всех в носу.

Я обернулся: меня трогал молодой дьякон М, который, по моим соображениям, сейчас должен был быть в монастыре. Он заговорил по – гречески, и я снова стал понимать этот язык.

– Тебе надо всё – таки побыть немного с нами, – сказал он. – Пойдём, я научу тебя, как не вываливаться непроизвольно из одного измерения в другое. Ты сможешь контролировать этот процесс самостоятельно и останешься в Архилептонии сколько пожелаешь.

Его лицо менялось; мне даже показалось, что в какое – то мгновение он стал больше похож на старого настоятеля монастыря.

Я почему – то вскочил и шагнул прямо в него.

Вспышка целого веера картинок, в основном из монастырской жизни, на мгновение ослепила моё сознание. А потом я оказался у монастырской стены на берегу. Рядом колышущийся дьякон М. Застывшее море перед нами. На пирсе – мой брат. В руках у него – допотопная бамбуковая удочка, леска натянута, а в воздухе в облачке брызг замерла в полёте изогнутая серпом здоровенная макрель. Несколько кошек за спиной брата, явно в ожидании добычи.

Сколько раз я уже видел подобные картинки или сценки в фантастических или мистических кино, когда кто – то, обладая суперскоростью, наблюдает за как бы остановившимся миром вокруг себя! Но сейчас это было настолько реально, что у меня не возникло сомнений: мир – то оставался на своём месте, мир совсем не изменился. Вот он – можно потрогать пальцами. А вот я! Это я теперь существовал в другом измерении, где всё происходит по другим законам и подчинено другому времени.

– Давай пройдёмся, – сказал дьякон М и указал на дорогу, уводящую от монастыря в горы.

– Нет, извините, – я решительно отсёк это предложение, разведя руками, как это делает рефери, останавливающий боксёров. Я ведь хотел остаться с братом, смотреть на него, подойти к нему!

– Ты всё равно не сможешь с ним заговорить, он тебя не услышит и останется таким же неподвижным, – сказал монах. – Он в порядке. С ним обязательно будет всё хорошо. Монахи молятся за него.

Я в отчаянии посмотрел на дьякона, но увидел вместо него старого настоятеля. Откуда он успел прибежать!

Мы пошли под палящим солнцем, зной которого я теперь ощущал как мягкий тёплый свет настольной лампы, и вскоре оказались на подъёме в масличные сады. Я обернулся. Картина не изменилась. Брат застыл в стремительной позе охотника, выхватывающего рыбу из воды. Я увидел монахов в разнообразных позах там и сям. Паломников. И в небе чаек – как на картинах художников – маринистов, но в 3D – изображении.

Оказалось, что перемещаться можно с любой скоростью, и не надо для этого идти или бежать. Просто нужно желать двигаться в задуманном направлении. Но настоятель шёл со скоростью обычного пешехода, видимо давая мне привыкнуть. Мы поднялись на гору и оттуда увидели монастырь внизу в бухте.

– Присядем, – сказал монах.

Мы сели на камни. И он рассказал мне обо всём.

Архилептония существует вне биосферы, как бы параллельно с ней. Она зависима от земной цивилизации людей: каждая мысль, а они себя называют не мыслями, а сущностями, рождается от человека и выживает в результате мыслительного процесса самого прототипа и многократного повторения людьми размышлений или воспоминаний об этом прототипе.

Сущность крепнет в зависимости от того, сколько раз, а главное – что и как о прототипе кто – то подумал. Да, она рождается от человека, когда он открывает глаза и видит окружающий мир. Она рождается одновременно с новорождённым ребёнком и как бы от него, растёт по мере его взросления и осознания мира. Но питается не молоком матери или другой едой – сущность питается мыслями прототипа и окружающих людей о её прототипе, то есть о человеке, от которого произошла. Чем больше о прототипе думают, тем сущность сильнее и стабильнее.

До определённого возраста сущность остаётся на Земле внутри человеческого тела, ещё даже не зная о своём существовании. Но в какой – то момент отделяется от тела и мгновенно переносится в Архилептонию. Обычно это происходит во сне. В Архилептонии это называют переходом. Это как рождение. Обычно сущность перебирается в Архилептонию с наступлением половозрелости прототипа, у всех в разном возрасте. Принципиально, по всей видимости, что в Архилептонии нет сущностей маленьких детей. Очевидно, переход происходит, когда человека посещает первая любовь или что – то вроде этого, когда он осознаёт свою взрослость, когда что – то меняется в организме. Далее сущность растёт уже в Архилептонии, подпитываясь мыслями, поступающими туда беспрепятственно из человеческого мира.

Чем больше о прототипе вспоминают, причём в любом контексте, тем дольше сущность проживёт. И тем у неё больше шансов, достигнув определённого уровня внутренней силы, продолжать существовать уже после смерти своего физического прототипа на Земле.

Я также узнал, что сущности могут обмениваться энергией и субструктурой, особенно когда люди на Земле думают об одном и том же, делают общее дело, дружат, заботятся о близких. Как монахи. Тогда их сущности в Архилептонии заимствуют друг у друга облики, лица, фигуры. Это меня и обескуражило, когда молодой дьякон М вдруг превратился в настоятеля. Потом я часто наблюдал этот феномен между родственными сущностями внутри кланов.

У сущностей сохраняются родственные отношения. И они активно поддерживают их, порой в противовес своим прототипам, которые в человеческой жизни прекращают общаться друг с другом или отдаляются. Сущности, в отличие от нас, уважают и ценят родство, считая его главным связующим звеном между всеми ними.

И умирают.

Так же как люди.

Это происходит, когда о прототипе перестают думать. Перестают думать навсегда. Когда прототип забывают. И если это продолжается больше земного календарного года, сущность уменьшается, становится неактивной и вскоре исчезает. Поэтому в Архилептонии нет перенаселения.

Сущностей примерно столько, сколько и людей. Ведь о ком – то забывают сразу, и их сущности исчезают первыми. Кто – то на Земле не доживает до подросткового возраста и момента, когда его сущность переходит в Архилептонию. А о ком – то, наоборот, помнят веками и вспоминают каждый день, и по многу раз. Тогда сущность становится огромной, как я уже наблюдал, и у неё появляются дополнительные возможности и обязанности. Например, помогать другим сущностям. Или охранять людей. Но об этом позже…

Бывают исключения.

Сущностей нет у людей с врождённым слабоумием. В таких случаях она рождается вместе с человеком, но вскоре умирает, так и не повзрослев. А у людей с зависимостью, например с алкогольной или наркотической, а также у психически больных сущность медленно, но неизбежно хиреет, слабеет, уменьшается и может умереть, иногда даже раньше прототипа. Остановить этот процесс можно, только назначив для сущности попечителя, а по – нашему – ангела – хранителя.

Вспомнил о великане, внутри которого находилась сущность моего брата, когда я впервые его увидел. Не забыть бы потом спросить, кто он.

– А это и есть его ангел – хранитель, – произнёс настоятель, будто прочитав мои мысли. – Ангелы – хранители, как вы их называете, а вернее попечители назначаются верховной сущностью при острой необходимости и по чьей – либо просьбе, если просящий искренен в намерениях.

«Они тут и мысли, оказываются, читают!» – подумал я.

– А как по – другому? Мы же и есть мысли, – отозвался монах. – Но тебе нечего волноваться, скоро привыкнешь. Думай о добре!

– Да как же я могу думать вообще о чём – либо, если все вокруг это слышат? – возмутился я.

– Ты привыкнешь. Работай над собой. Думай всегда о главном. Тогда тебе нечего будет стесняться, нечего будет скрывать.

– Попробую, хотя большую часть времени в голове просто какая – то каша мыслей. Особенно теперь, когда такое со мной произошло!

– Как и у всех людей, – отозвался настоятель. – Но ты НЕ ВСЕ, ты уже сделал большую работу, поднялся на правильную ступеньку. Так что работай дальше. Фильтруй свои мысли. Расставь всё по местам, когда у тебя будет время подумать, и дальше думай о главном.

– А что главное?

– Главное – семья, любовь, мир.

– Попечители реально помогают прототипам? – я постарался вернуть разговор в прежнее русло. Мне это казалось очень важным – ведь прототипы попечителей не видят и даже не знают об их существовании.

– Конечно! – подтвердил монах. Назначение попечителя изменяет всю судьбу человека. Как ваши мысли и поступки влияют на события в Архилептонии, так же и мы можем влиять на происходящее среди людей.

– Кроме того, – добавил настоятель, – некоторые люди, как ты, могут связаться с нами, а некоторые, кто нас никогда не видел, всё равно верят в наше существование. Монахи, например. Просто монахи, которые имели прямой контакт, дали слово не доносить до остальных достоверную информацию о нашем мире.

– Почему?

– Потому что это разрушит привычное представление религиозных людей о мире Бога и его окружении.

– А кто среди вас Бог?

– Ты задаёшь преждевременные вопросы…

Мы немного прошлись. Мимо несколько раз проплыли облики сущностей разных размеров и мастей. Они учтиво здоровались с настоятелем. Видимо, он был важной персоной в этом мире.

– С меня вы тоже возьмёте слово? Это что – то типа договора о неразглашении?

– А зачем тебе давать такое слово? Ты и сам однажды поймёшь, что всё увиденное должно остаться внутри тебя, когда вернёшься в ваш мир.

– Но если я всем расскажу?

– Тебе не поверят. Люди не верят людям.

– Как же монахи, которые здесь побывали?

– Монахи – это другое. Монахи верят монахам. Они и в земной жизни совсем рядом с нами. За тонкой занавеской. Но мы не хотим её отодвигать. Наши миры параллельны, а параллельные миры не должны вот так запросто соприкасаться или пересекаться.

– Зачем вам это надо? Помогать нам, назначать ангелов – хранителей? То есть попечителей… – я не врубался и искал подвох во всех этих объяснениях. Слишком уж неправдоподобной и с первого раза непостигаемой была обрушившаяся на меня информация.

– Это наш долг! Добровольная дань вашей примитивной цивилизации. Благодарность за то, что вы нас создали.

– Кто верховная сущность? – задал я назревший вопрос и сразу пожалел об этом. И так ведь ясно!

– Ты же понимаешь кто? – мягко спросил монах. И улыбнулся.

– А кто попросил за моего брата? Кто просил назначить ему попечителя?

– Сначала попросила его крёстная, – охотно стал объяснять монах. – Потом ты и твоя жена. А потом – все монахи монастыря. И просят каждый день. И теперь будут просить всегда. У вас это называется – молиться за кого – то.

– Чем же мы заслужили такое внимание и помощь?

– А чем вы с братом НЕ заслужили нашу помощь? – лукаво передразнил настоятель. Я вдруг снова увидел в его лице черты молодого дьякона М. Они, наверное, в этот момент в монастыре думали об одном и том же. Или у них была договорённость патронировать нас по очереди.

– Есть и другие сущности, которые за него просят или просили, – добавил монах. – И, надеюсь, будут продолжать просить.

– ???

– Все сущности, которые приходятся вам родственниками.

– Прямо – таки все? – удивился я.

– Да. Некоторые земные люди даже не знают, что вы родственники, – а сущности знают. Волнуются друг за друга, и за вас в том числе. И просят за твоего брата.

– А сколько нас всех? – полюбопытствовал я.

– Сотни три достаточно близких по родству в последних семи поколениях, – пояснил монах.

«Что – то я не припомню столько близких родственников», – подумал я.

– А вы в земной жизни порастеряли всех. Разъехались по планете, не общаетесь, а порой даже не знаете о существовании друг друга. А в Архилептонии все друг друга знают и помнят.

– Сколько вас всего?

– Примерно столько же, сколько и вас. Может, чуть меньше. В последние века наша численность растёт: письменность, информационные технологии и интернет стали напоминать людям всё чаще о прототипах, которые умерли много лет назад. О них не забывают и их сущности, поэтому продолжают жить.

– Например?

– Адольф Гитлер.

– И что? – мне стало невероятно любопытно.

– Его сущность живёт в Архилептонии. Ваша цивилизация не может его забыть. Как и многих других вроде него.

– И как он поживает? – меня прямо распирало от любопытства. Вспомнились гипотезы и сказки, что он ушёл в Аргентину или где – то во льдах Антарктиды организовал тайную нацистскую колонию… В общем, всякий бред.

– Ну, во – первых, не он, а его сущность. А во – вторых – он поживает как и все. По своим заслугам.

– Какие у него заслуги? Он же психопат и убийца!

– Формально он не психопат и не убийца. Его сущность не отвечает за поступки прототипа. Но отношение к человеку из вашего мира переносится в наш, и сущности ему подобных здесь расплачиваются за поступки земных прототипов. Поэтому находятся под наблюдением и защитой Исторической комиссии. И у них есть определённые ограничения….

– Под защитой! – я закричал от возмущения. – Эта тварь теперь под какой – то там исторической защитой?

– Не горячись, – монах положил мне руку на плечо, и стало легко и спокойно. От прикосновения в голове пронеслись миллионы картинок.

– Сущность Адольфа Гитлера – это не сам прототип. То, как его вспоминают люди на Земле и что думают о нём, стало самым большим наказанием не для Адольфа Гитлера, а для его сущности. И поверь мне, тебе лучше с ней не встречаться.

– Почему?

– Потому что это жалкое зрелище – искорёженный скрюченный урод, великан – инвалид, нуждающийся в постоянной опеке и защите.

– Защите от кого?

– От других сущностей. От тех, кто не хочет простить его прототипу все ужасы Второй мировой войны, эти десятки миллионов, погибших по его воле.

– А что они сделают ему, как сущности могут навредить другой? Убить?

– Нет, они не могут его убить. Но могут навредить себе.

– Да чем же?

– Ненависть, жажда мести или злой умысел и в нашем мире порождают болезни и недуги у того, кто ими одержим.

– И что? Сущности болеют?

– Ещё бы!

– И как же?

– У них снижаются и вскоре исчезают способности к продуктивному мышлению, общению, перемещению в пространстве, они уменьшаются, перестают быть полезны нашей цивилизации. И даже могут умереть.

– То есть если я ненавижу Гитлера или ещё кого – то и желаю ему зла, я сам могу от этого умереть?

– Совершенно верно! – монах грустно посмотрел на меня, как бы жалея всех нас, не понимающих такие простые вещи.

– И в вашем, и в нашем мире главное – это прощение. А за прощением наступает любовь.

– Любовь к кому – к прощённому? – я усмехнулся и по глазам монаха понял, что зря.

– Нет, не к прощённому. А к самому себе!

– Я и так себя люблю. При чём здесь прощение?

– Если в твоём сердце живёт злоба, значит, ты сам себя не любишь. Твоя душа не свободна. Ты не свободен. Ты грешен. И ничем не отличаешься от того, кого ненавидишь.

– Так я должен прощать подлецов, убийц, обидчиков, преступников, подонков? – я реально зашёл в тупик в этом странном разговоре.

Мой собеседник на мгновение замолчал, как бы давая мне время на восприятие информации. Потом сказал:

– Вы все вместе должны судить их по законам вашей цивилизации. И наказывать. Иначе ваша цивилизация не выживет. Но ты персонально должен прощать. Потому что за прощением следует забвение. Если ты наказываешь провинившегося ребёнка, то вскоре забываешь о его проступке, но продолжаешь любить ребёнка, так он твой. И это не меняет порядок вещей. А вот если ты прощаешь преступника, например преступника такого ранга, как Калигула, Гитлер, Ленин или Сталин, да мало ли их было на Земле, ты забываешь о нём и больше не подпитываешь его сущность, не продлеваешь её жизнь. От прощения к забвению! Когда все забудут об этой сущности, у неё появится шанс спокойно умереть. И не испытывать мучения, на которые эта сущность обречена в нашем мире.

– Значит, все сущности негодяев и подлецов, убийц и палачей в Архилептонии обречены на вечные страдания, они как бы уже наказаны пожизненно? – во мне разгоралась злобная радость.

Монах посмотрел на меня с укоризной.

– Не все, но большинство, – ответил он.

– Чем они занимаются, где живут, кто о них заботится?

– Их обязанность – приносить максимальную пользу Архилептонии. Наш мир защищает их. Они живут в Пустыне Изгоев. Географически это на территории Антарктиды. Там построены поселения, где о них заботится Историческая комиссия и они трудятся в меру своих возможностей.

– Лагеря? – искренне, но почти злорадно удивился я.

– Называй это как хочешь…

– Но там же лютый мороз!

– Для нас нет никакого мороза. Просто там нет людей и почти исключена вероятность случайного контакта с какой – нибудь репликой типа тебя.

Я ничего не понял о реплике и как это относится ко мне, но спросил по существу:

– А в чём проблема?

– Проблема в том, что сущности могут в некоторых случаях передавать репликам свои мысли, знания, идеи. И через реплику влиять на прототип.

– И что дальше? – я явно что – то недопонимал.

– Такое уже бывало в истории, и нередко. Ты же слышал, что некоторые люди вдруг начинали записывать, как будто кто – то диктует им информацию. Это именно те случаи.

– Ну вроде пока из того, о чём я слышал, ничего вредного не произошло.

– Произошло, и не один раз!

– Например?

– Господин Гитлер под диктовку написал знаменитую «Майн Кампф». Теперь понимаешь, каковы могут быть последствия?

«Майн Кампф»? Под диктовку? – эта информация раззадорила меня не на шутку. Я ведь и сам об этом много думал. Я догадывался!

– И кто же ему надиктовал этот шедевр?

– Может, сам догадаешься? – монах пристально смотрел мне в глаза.

Как я могу догадаться? Кто – то из древних, наверное. Психопат какой – нибудь, кто ненавидел евреев, у кого была мания величия. Кто хотел подчинить своим идеям весь мир…

Тут я осёкся. Меня осенило!

Неужели Мухаммед..?

– Правильно! – монах прижал ладонь к моим губам, чтобы я не озвучил идею до конца, но сам выглядел довольным и смотрел на меня с уважением. – Именно так! У него было много возможностей, он был свободен и велик. Его считали истинным пророком и верили в него. Сущность Мухаммеда всегда была неординарной, и он завидовал другим, свободным от зависти. Его вспоминали миллионы, и это давало ему необычайную силу. Но он не мог реализоваться в Архилептонии, и тогда использовал свои возможности и надиктовал Гитлеру эту книгу. Он знал, что делает. А мы все знаем, что из этого получилось в начале прошлого века. Что происходит от его имени и под его покровительством сейчас на Земле. Созданная его апологетами религия давно перестала быть религией, она превратилась в политику. А где политика – там и кровь.

– Это отвратительно, – согласился я и почувствовал себя уставшим и опустошённым. – У Гитлера всё получилось по тому же сценарию. Личная неприязнь и амбиции вывели планету на орбиту террора. И биологически обусловленная борьба за территории под видом борьбы за своих богов. Как и тысячу лет назад…

Мы с монахом помолчали.

– А что, этот великий профанатор, как и раньше, – какая – нибудь важная персона? Втирает всем очки? Чем он занимается? Где он вообще?

– Историческая комиссия в Архилептонии пошустрее, чем ваши законодательные или исполнительные органы! – усмехнулся монах. – Он под домашним арестом. И у него появились признаки болезней. Ведь слишком многие в вашем мире пострадали от рук фанатиков, действующих от его имени.

– Кстати, а что это мы скромничаем? Не можем произносить его имя? – мне очень хотелось развить эту тему.

Монах перекрестил руки перед собой, как бы показывая мне, что разговор дальше нежелателен.

– Сначала он создал лжерелигию и провозгласил себя пророком, потом надиктовал Гитлеру его книгу, которая повела великую, не отрицаю, нацию на борьбу со всем окружающим миром! Я только хотел спросить… – начал было я опять, но монах посмотрел на меня так выразительно, его сущность вся так засветилась изнутри, что я понял: надо уводить разговор в другую сторону.

Немного помолчали. Но, видимо поняв, что я остался недоволен, монах спокойно заявил:

– В нашем мире имена пророков не произносятся. Таковы правила. Чтобы не создавать прямых межсущностных конфликтов и не персонализировать отношения с ними. Ведь пророки сильны даже под арестом. А тот, кого ты назвал лжепророком, – он на самом деле настоящий пророк, а последовавшая за ним религия – настоящая религия. Просто здесь мы присматриваем за ним, а на Земле от его имени льётся кровь, и вы ничего не сможете против этого предпринять…

Тут уже я как – то заробел. Вдруг подумалось, что тот, о котором мы говорим, меня услышал и точит теперь свой кинжал, чтобы выпустить мне кишки.

Монах укоризненно посмотрел на меня и улыбнулся.

– Он построил самую большую в Архилептонии библиотеку, – сказал он. – И уж точно не явится вспарывать тебе живот.

– И где эта библиотека?

– В Пустыне Изгоев. Он и сам теперь занят написанием книг.

– «Майн Кампф» ему было мало?

– Он эту книгу не писал, только надиктовал. А теперь пишет книги по материаловедению, физике, астрономии, тонким структурам…

Мне показалось, что монах как – то тревожно задумался, когда произнёс это.

– А я тоже сущность? – спросил я тогда монаха, стараясь поменять тему разговора и поинтересоваться, какое место занимаю я сам в этом неожиданно открывшемся мне мире.

– Нет, ты не сущность, – ответил монах. – Как я уже упомянул недавно, ты реплика: близнец твоего собственного духа, структура которого настолько близка к нашей, что его отпечаток, или реплика, смог отделиться от привязанной к телу души и оказаться в нашем измерении. И ты теперь можешь путешествовать из своего тела наружу, в цивилизацию мыслей, и обратно – в материальное тело.

– Получается, – спросил я, – что сущности и реплики – это совсем разное?

– Совершенно верно. Есть душа, и она, пока тело живёт, неотделима от тела. Душа поселяется в тело с первым его вдохом, мы называем это воплощением. Этот процесс не связан с Архилептонией и нам неподвластен. Душа даётся телу для выполнения определённой миссии. По сути это сгусток тонкой материи, квинтэссенция жизни, сотканная из энергии космоса и подаренная Богом. Если тело умирает, душа его покидает – она теряет своего хозяина, свой дом. И мы называем это развоплощением. Когда гибнет тело, душа возвращается к Богу. А реплика – точная копия души. Реплики есть далеко не у всех: только у душ, которые накопили множественный опыт предыдущих воплощений, то есть живут уже не в первом теле. Как будто душе настолько тесно в теле, что у неё появляется двойник, который способен отделяться от тела и возвращаться в него. У твоей души тоже возникла реплика. Вот ты, с кем я сейчас говорю, и есть реплика. Они могут покидать тело безболезненно для него и души. Но не все: большинство так никогда и не переживают этот опыт и не попадают в Архилептонию. Ты попал. Ты был готов.

– То есть, – стал уточнять я, – это как раздвоение души. Как у шизофреников. Две личности. Или больше…

– Нет. Совсем не так, – стараясь донести до меня суть такой сложной информации, монах весь засветился изнутри. – Это другое. У психически больных людей, например с раздвоением личности или паранойей, энергопродуцирующая функция мозга нарушена, и ткань тонкой инфраструктуры души выплетается с неправильным рисунком, неправильной формы. И, соответственно, функционирует неправильно, продуцируя необычные мысли, поведение, идеи. Эти люди больны, и их души больны. В вашем мире их так метко и назвали – душевнобольными. У них не бывает реплик. Реплики – только у сильных духом…

– Значит, сущности – это вообще другое? – я теперь должен был всё разложить по полочкам. Иначе окончательно запутаюсь и ничего не пойму.

– Сущности – это мысли, – подтвердил монах. – Нас создали и поддерживают мысли людей. Нашей цивилизации столько же лет, сколько и вашей. Мы существуем столько, сколько времени люди на этой планете думают.

– И сколько?

– Не знаю.

– А кто знает?

– Кто – то знает…

– Как же моя сущность? Её что, нет? – забеспокоился я.

– Конечно, есть. Познакомься! – монах, уже окончательно трансформировавшийся из сущности настоятеля в молодого дьякона М, указал в сторону и сместился немного назад.