Текст книги "Проклятие Огненной Лошади"

8

По прибытии в отдел милиции Смирнов заглянул к начальнику угрозыска. Тот, увидев своего подчиненного, воскликнул:

– Проходи, проходи, тут к тебе появились вопросы.

– Какие вопросы? – поинтересовался опер у начальника, присаживаясь за стол.

– Мы уже отправили телеграмму в Сочи, чтобы эту пару задержали и поместили в изолятор. Какие у тебя имеются доказательства, что они убили того парня? Как бы не нарваться на скандал с незаконным задержанием.

– Чисто логически. Эта Людмила сначала гуляла с убитым, а после убийства резко рванула с другим парнем на юга. Вывод напрашивается сам собой. Я сейчас поеду и проведу обыск у Кравцова. Скорее всего, он и убил.

– А мотив?

– Черт его знает. Может быть, из-за бабы?

– Э-э, кто сейчас из-за бабы убивает-то, – махнул рукой Щукин. – Времена Пушкина и Лермонтова давно уже прошли. Скорее всего деньги или что-то в этом роде. Ладно, езжай на обыск, утром доложишь.

Смирнов провел обыск в квартире, а затем в гараже подозреваемого, где обнаружил патроны, части ствола и приклада охотничьего ружья. Присутствовавший во время обыска отец Сергея, порывшись в своих вещах, шепнул оперу:

– У меня тут была заначка, триста пятьдесят рублей. Он забрал ее. Вы только не говорите об этом моей жене.

Ночью, вернувшись в отдел, Смирнов узнал от дежурного, что разыскиваемые задержаны в городе Сочи и помещены в следственный изолятор. Опер решил доложить об этом начальнику угрозыска:

– Николай Орестович, доброй ночи!

– Доброй, – спросонья буркнул руководитель. – Как съездил?

– Все отлично, изъял части охотничьего ружья. Получается, что он застрелил его из обреза.

– А обрез найден?

– Пока нет. Этих уже задержали в Сочи и поместили в клетку.

– Уже?! – удивился Щукин. – Быстро, однако! Эдуард, надо ехать за ними. Бери кого-нибудь из отдела и выезжай в командировку. Надо их побыстрее притащить сюда и расколоть по полной.

– С удовольствием, – обрадовался оперативник. – Не сезон, но это же Сочи!

– Давай, готовься, с утра выписывай командировочные, я подпишу.

Утром Смирнов определился со своим напарником для поездки. Им стал Шаров Лаврентий, немолодой оперативник-имущественник (опер, который борется с кражами), родом из Сочи.

– Мне как раз надо повидать родину, маму, – засиял он. – Да и племянник недавно справил свадьбу. Выпьем с тобой горилочки за молодых!

В Сочи они прилетели рано утром. Увидев родные места, Шаров вдохновенно крикнул:

– Эх, мать моя, родина! Что ж, Эдуард, идем к моим?

– Нет, – отказался Смирнов. – Ты иди к своим, пообщайся, поговори с мамой, а я тем временем устроюсь в гостиницу и пойду в отдел милиции колоть этих. Что зря терять время?

– Плохо, – огорчился старый опер. – Горилки бы выпили, в баньку сходили…

– Обязательно это сделаем, но сначала я должен поговорить с задержанными.

– Ладно, до вечера, – попрощался Шаров. – Заскочу за тобой в гостиницу.

Дежурный милиционер долго изучал командировочное удостоверение Смирнова и поинтересовался:

– Когда собираетесь вылетать обратно?

– Все зависит от моего разговора с подозреваемыми. Может быть, тут придется немного задержаться для проведения следственных и иных действий.

– Хорошо, – кивнул милиционер. – Кого вам привезти первым?

– Давайте начнем с женщины. Она быстрее расколется.

Когда в следственный кабинет изолятора привели Милу, Смирнов онемел от неожиданности. Он ожидал любую: прожженную, приблатненно-развязную, с хрипотцой в голосе, как всегда и было с женщинами-преступницами. Вместо этого перед ним стояла девушка удивительной красоты, одетая в нежный белый свитер, подчеркивающий ее идеальную фигуру, и обтягивающие стройные ноги джинсы. Рыжие волосы ниспадали на ее плечи шелковистыми локонами, ее бирюзовые глаза с длинными ресницами излучали чувственность, припухлые губы волновали и будоражили… Она источала такие флюиды, что у опера мелко задрожали пальцы, он растерянно пригласил ее присесть.

– Назовите ваши данные.

По лицу девушки пробежала легкая улыбка, выражающая не иронию и ухмылку, а доброжелательность к собеседнику.

– Можете говорить на «ты», ведь я же моложе вас.

– Хорошо. Как тебя зовут?

– Людмила Ерофеева.

– Людмила, кем является для тебя Ларин?

– Мы дружили.

– А Кравцов?

– Я с ним тоже дружу. Мы одноклассники, он недавно вернулся из армии.

– Люда, мы все знаем, поэтому расскажи все честно, что произошло между вами троими. Это учтется в суде.

– А что между нами случилось? – невинно захлопала она длинными ресницами. – Это случилось между Виктором и Петром, а я не имею к этому никакого отношения.

– Допустим, – кивнул Смирнов. – Расскажи подробно, что у них стряслось.

– Я дружу с Петром, а Виктор приревновал его ко мне и застрелил из ружья.

– Он тебе об этом все рассказал?

– Да.

– А почему поехали в Сочи?

– Он предложил на время спрятаться где-то вдалеке, мы и поехали к моей тете. Я чисто из-за поддержки поехала с ним.

– Между тобой и Виктором какие-нибудь отношения сложились?

– Обычно такие вопросы не задают девушкам, – кокетливо заметила она. – Но вам я скажу. Вы хотели узнать, не спим ли мы вместе? Так вот: нас ничто серьезно не связывает.

Сидя перед этой милой девушкой, к которой опер уже испытывал теплые чувства, он думал, как дальше поступить. Мила оценивающе, не как оперативника, а как мужчину, разглядывала его, и тот растаял:

– Люда, как в камере?

– А что там хорошего? Я вся пропахла камерой. Да и эта зэчка со своими понятиями – учит, как вести себя на зоне, – посетовала она и улыбчиво поинтересовалась: – Товарищ милиционер, вы отправите меня на зону?

– В гостиницу хочешь?

– Серьезно?! Конечно, хочу – душ принять, привести одежду в порядок. Вот, понюхайте свитер, как он пахнет камерой.

Девушка протянула оперу руку. Тот принюхался к свитеру, не почувствовав ничего, кроме пленяющего женского запаха, озадаченно хмыкнул:

– Да, пахнет. Я сейчас тебя освобожу, и мы пойдем в гостиницу.

– Спасибо! – заискрились ее прекрасные глаза цвета драгоценной бирюзы.

Выдавая личные вещи девушки, дежурный милиционер потянул к себе Смирнова и шепотом спросил:

– У вас на окраинах все такие красивые?

Опер также шепотом отшутился:

– Нет, есть покрасивее, а эта у нас самая посредственная.

– Да-а-а! – восхищенно протянул милиционер, не уловив юмора. – Обязательно надо переводиться к вам.

По пути в гостиницу разговорились. Она болтала много и обо всем, Смирнов, слушая ее бархатное воркование, чувствовал приятную истому в груди, которая то накатывала, покрывая его испариной, то отступала, успокаивая бушевавшее в нем мужское естество. У него было такое ощущение, будто они знакомы давным-давно, она казалась ему такой родной и близкой, он пытался уловить каждое ее слово, но ничего не слышал, вглядываясь в милое сердцу лицо, пухлые губы, красиво изогнутые брови… Оперу хотелось взять ее под руку, крепко обнять за плечо, но его положение не позволяло ему дотронуться до своей восхитительной подследственной.

9

Когда Мила и Смирнов оказались в номере гостиницы, последний объявил:

– Люда, ты тут оставайся, приведи себя в порядок, а я схожу прогуляюсь по городу. Часика через два подойду.

– Спасибо, Эдик, – поблагодарила она Смирнова. – Сходи прогуляйся, а я тут мигом.

Опер отметил про себя, что она впервые обратилась к нему на «ты», что не могло его не обрадовать.

Спустившись к администратору, он поинтересовался, где поблизости найти кинотеатр. Узнав адрес, он направился туда. Демонстрировался новый фильм «Блондинка за углом», он купил два билета на дневной сеанс и, прогулявшись по городу, ровно через два часа стоял возле двери гостиничного номера.

Открыв дверь, он увидел ее в своей футболке, голова была обвязана полотенцем, стройные ноги сверкали соблазняющей наготой, приводя его в смятенные чувства.

– Эдик, извини, я надела твою футболку, – объяснила она свой завлекательный вид. – А свитер и джинсы повесила проветриваться на балконе.

– Ничего, ничего, все правильно, – ответил он, унимая свое сердцебиение. – Люда, я купил билеты в кино.

– Что за кино? – поинтересовалась она, вытирая полотенцем голову.

– «Блондинка за углом», сеанс начинается в четыре.

Мила глянула на часы и отметила:

– У меня в запасе полчасика, подсушу волосы, чуток подкрашусь.

На дневном сеансе народу было мало. Мила со своим спутником заняли свои места, и, когда начался фильм, Смирнов робко положил свою руку на ее колени. Посидев немного, девушка мягко погладила его руку, а затем крепко сжала пальцы, сигнализируя, что она принимает ухаживания. Окрыленный успехом, он перенес руку на ее плечо, наклонился и поцеловал в губы, она ответила взаимностью. Так, лаская друг друга, они просидели до конца сеанса, пропустив содержание фильма.

В гостиницу они возвращались уже в обнимку. Зайдя в фойе, Эдуард предложил:

– Люда, пойдем в ресторан гостиницы, поужинаем.

– Ой, конечно, я завтракала только в изоляторе, да и то какой-то непонятной кашей, – обрадовалась она. – Голодна, как сто китайцев!

Когда стол был накрыт, Эдуард налил Миле шампанское, а себе из графинчика водку и произнес тост:

– Людмила, я хочу выпить за тебя, за самую красивую девушку, которая когда-либо встречалась на моем пути. Пусть все твои проблемы уйдут в небытие, для этого я приложу все свои силы. Я люблю тебя!

– Так быстро влюбился? – улыбнулась Мила. – Ты же меня совсем не знаешь. Может быть, я какая-нибудь мегера, от которой нужно держаться подальше.

– Неправда, ты самая лучшая, – мотнул он головой, опрокидывая рюмку. – Красота твоя неописуема.

– Красивая женщина и хорошая женщина – это два разных понятия, – продолжала испытывать она своего ухажера.

– Ты вобрала в себя оба эти качества, – возразил Смирнов и с долей хвастовства добавил: – Поверь опытнейшему оперативнику – я людей вижу насквозь.

– И меня тоже? – рассмеялась она.

– Да.

– Тогда скажи, какого цвета у меня бюстгальтер?

Смирнов махнул рукой, отнеся этот вопрос к шаловливому кокетству, к части ее любовной игры. Он уже уверился, что девушка готова к чему-то большему в их отношениях, он со сладострастной дрожью предвкушал наступление этого момента, глядя любящими глазами на свою новую пассию, всего-то несколько часов назад числившуюся у него в разыскиваемых преступниках.

Пришли оркестранты и, настроив свои инструменты, приступили к делу. Девушка-блондинка голосом Аллы Пугачевой стала петь песню «Старинные часы». Мила нахмурилась и надула губы, отказавшись от приглашения Смирнова:

– Мне не нравится эта песня, потанцуем на следующей.

Перед ее глазами промелькнул выпускной вечер, танцы под эту музыку в ресторане, душераздирающий храп первого в ее жизни мужчины.

Далее оркестранты стали исполнять новую, но ставшую бешено популярной песню «Мохнатый шмель», и она сама пригласила Эдуарда на танец. Услышав любимые мотивы, весь зал ринулся к танцевальному кругу. Медленная плавная музыка чередовалась с цыганскими плясками, было весело и задорно. Когда звучала спокойная музыка, Смирнов, прижав свою любимую, вдыхал в себя опьяняющий запах ее волос, когда же все пускались в пляс, он с расстояния любовался плавными и красивыми движениями своей подруги, все больше влюбляясь в нее. После танцев Смирнов, обняв девушку за талию, возвращался к столу и возле двери заметил Шарова, который среди толпы искал его глазами. Посадив девушку за стол, он подошел к своему напарнику. Увидев его, Шаров радостно воскликнул:

– Я тебя уже полчаса ищу! Хоть догадался, что ты завис в ресторане. Давай собирайся, поехали ко мне. Горилка ждет!

– Ларик, извини, не могу пойти с тобой, – отказался Смирнов. – Я с девушкой.

– Уже нашел подругу? – удивленно спросил напарник. – Шустро, однако! И кто такая?

– А это та девушка, которая приехала с нашим разыскиваемым.

– Ты что, с ней?! – поразился услышанному старый оперативник. – С разыскиваемой?!

– Я поговорил с ней, она не при делах, дает полный расклад в отношении Кравцова, поэтому решил ее освободить. А теперь мы сидим и ужинаем, она с утра ничего не ела.

– А где она будет ночевать?

– У меня в номере.

– А-а, понятно, – хитро улыбнулся Шаров, грозя пальцем. – Ты не балуй, будь острожен с ней, а то накатает заяву, что ты ее изнасиловал. Это такие телки – пальца в рот не клади.

– Она не такая, – защитил свою новоявленную подругу Смирнов. – Не беспокойся, все будет нормально.

– А может быть, все втроем и поедем ко мне, – не унимался Шаров. – Пригласи ее с собой, пусть посмотрит мое хозяйство, я угощу клубникой с медком.

– Нет, мы остаемся здесь, – твердо заявил опер. – Подъезжай завтра с утра, будем брать билеты. Думаю, послезавтра вылетим.

Когда Смирнов подошел к столу, он не обнаружил Милы. Поискав глазами, опер увидел ее танцующей с высоким мужчиной. После танцев мужчина под руку проводил Милу до стола, и, когда она села, Смирнов шутливо заметил:

– Я, конечно, парень не ревнивый, но меня по-деревенски дрожь берет.

– Эдик, ты меня одну не оставляй, – кокетливо заломила она руки. – Ты бы видел, сколько мужчинок ко мне подходили. Последний и вовсе силой потащил меня на танец.

К полуночи, когда ресторан уже закрывался, Смирнов с Милой направились в номер. В фойе гостиницы полная женщина-администратор остановила пару:

– Молодой человек, девушка с вами?

– Да, со мной.

– Посторонним разрешается быть в номере только до одиннадцати, а сейчас уже первый час.

– Она не посторонняя, она моя невеста, – слукавил опер.

– Все они, когда нужно, ваши «невесты», – фыркнула женщина, намекая, что Мила девушка определенного поведения.

Смирнов не стал вступать с ней в конфликт, ему не терпелось очутиться с девушкой в номере, поэтому он молча положил перед администратором помятую трехрублевую купюру. Та прикрыла деньги журналом и кивком головы разрешила пройти в гостиницу.

В лифте Мила с игривой улыбкой заметила:

– Тетка меня приняла за проститутку. В принципе она недалека от истины, ведь ты же купил меня за три рубля.

– Нет, ты не такая, – возразил опер, целуя ее в шею, – ты самая лучшая.

Оперу нравился легкий, необидчивый характер его спутницы, ее самоирония, не присущая большей части прекрасного пола, сравнение которой с падшей женщиной вызвало бы если не крупный скандал, то неплохую ссору с претензиями и истерикой.

Зайдя в номер, влюбленные бросились в объятия, срывая друг с друга одежду.

Думала ли в эти минуты Мила, что в это самое время ее друг Виктор безуспешно пытается перестукиваться с соседними камерами, чтобы узнать, где находится его любимая? Скорее всего, нет.

10

Утром, когда постучались в номер, Мила встала с постели, обернула себя простыней и подошла к двери.

– Кто там?

– Шаров. Где Смирнов?

Узнав, кто стучит, она открыла дверь. Увидев богиню любви с картины Рубенса, Шаров закрыл глаза руками, шутливо отпрянув назад:

– Все, я ослеп!

Мила, смеясь, удалилась в ванную, Шаров зашел в номер и растолкал спящего Смирнова:

– Эдик, вставай.

Тот, кряхтя, сел на кровать и помотал головой:

– Ох, тяжело, кажись, перебрал вчера. Что так рано-то пришел?

– Уже одиннадцать.

С этими словами он тихо толкнул Смирнова в плечо и, кивнув в сторону ванной, показал большой палец:

– Классная телка!

– Ты что все телка да телка? – нахмурился оперативник. – Не телка она, а хорошая девушка. Может быть, у нас все серьезно…

– Как серьезно? – удивленно спросил Шаров. – А жена?

– А-а-а, – махнул рукой Смирнов, – не твое это дело.

– Эдик, я уже забронировал билеты на завтра, – доложил Шаров, отвлекшись от разговора о девушке. – Надо выкупить до двенадцати, дай мне все паспорта и требования.

Когда Шаров, взяв документы, покинул номер, из ванной вышла Мила; Смирнов, лежа на кровати, потянул к ней руки:

– Иди ко мне, милая…

В час дня пришел Шаров и с порога крикнул:

– Молодежь, вставайте, едем ко мне!

– А мы и не спим, – крикнул из ванной Смирнов. – Мила пошла в буфет за нарзаном.

Вскоре пришла Мила с двумя бутылками минеральной воды, к этому времени из ванной вышел Смирнов, и Шаров объявил:

– Купил билеты на завтра, рейс в шесть вечера. А теперь все едем ко мне, никаких отговорок я не принимаю!

Смирнову не хотелось никуда ехать, он хотел остаться наедине со своей любимой девушкой, еще не насытившись ее любовью; им всецело овладело непреодолимое желание бесконечно ее ласкать, гладить ее нежную бархатистую кожу, смотреть в бирюзовые глаза…

Но Шаров был непреклонен:

– Едем, и все!

Скрепя сердце Смирнову пришлось дать согласие.

У матери Шарова оказался старый, но довольно добротный просторный дом в живописном уголке на окраине Сочи. Во дворе находилась пожилая женщина семидесяти лет в длинной и теплой шерстяной кофте, очевидно, связанной ей самой. Увидев сына с друзьями, она приветливо улыбнулась:

– Проходите, гости дорогие, мы вас ждем еще со вчерашнего дня.

Внутри дома были женщина старше сорока лет, молодая девушка и парень.

– Познакомьтесь, мои коллеги Эдуард и Людмила, – представил Шаров гостей и, указав на домочадцев, объявил: – Моя сестра Светлана, племянник Никита и его жена Люба. А мою маму зовут Екатерина Васильевна.

– Мужики, баня уже готова, идите парьтесь, а мы тем временем накроем стол, – скомандовала мама Шарова и поинтересовалась у Милы: – Доченька, а ты любишь париться?

– Нет, – мотнула головой девушка, – не привыкла.

– Ну, тогда поможешь нам накрыть стол.

– С удовольствием! – радостно откликнулась она.

Племянник отказался париться, мужчины вдвоем пошли в баню. После парной они разговорились.

– Как ты собираешься поступать с Людой дальше? – поинтересовался Шаров у напарника. – Ее же привлекут к уголовной ответственности за укрывательство или недоносительство. Минимум два года условно получит.

– Нет, она в этом деле не замешана, – мотнул головой оперативник. – Я переговорю со следователем, чтобы ее пустили по делу как свидетельницу.

– А тебе это надо? Зачем ее выводить из уголовного дела?

– Нет, она пойдет свидетелем, – твердо заявил опер.

– Не понимаю я тебя, – развел руками Шаров. – Мимолетом встретились – и такие заботы. В чем причина-то?

– Понимаешь, Лаврентий, когда увидел ее впервые, понял, что до этого момента я не жил, а существовал. Она перевернула все мои представления о любви, о женщине…

Смирнов от волнения говорил быстро и сбивчиво, отчаянно жестикулируя руками.

– Что, втюрился в нее окончательно? – с усмешкой поинтересовался Шаров.

– Да, влюбился впервые в жизни, – ответил ему опер, стуча кулаком по груди. – Влюбился, и все!

– Но у тебя жена, ребенок. Как быть с ними?

– Видишь ли, Лаврентий, не люблю я ее, жену свою. Женился по расчету, а теперь мучаюсь…

– Ну, до вчерашнего дня я что-то не замечал, что ты так уж сильно мучаешься, пока не встретил эту красавицу, – едко задел Смирнова старый оперативник. – Все это временное, скоро забудешь свою кралю и будешь дальше жить с женой, как будто ничего и не случилось.

– Нет! – вскрикнул Смирнов. – Я без нее не смогу жить дальше!

– Хорошо, хорошо, живите, – похлопал Шаров своего напарника. – Но будь осторожен, ты вступил в очень опасную игру. Поверь мне, старому оперу, многие плохо кончили, встретив на своем пути роковую женщину. А сдается мне, что девушка из той когорты – из-за нее убили человека.

– Я это понимаю, – кивнул опер, соглашаясь, – но ничего с собой не могу поделать.

– Давай, одеваемся, идем в дом, – скомандовал Шаров. – Женщины уже накрыли стол.

Стол был накрыт богато. Чего только не было здесь: свежие овощи и фрукты, различные соленья, розовое сало, гусь в большой чугунной гусятнице, бараньи ребрышки. Перед тем как приступить к этой божественной трапезе, Шаров налил мужчинам горилки, а женщинам наливку темно-вишневого цвета собственного изготовления и произнес тост:

– Дорогие мои! Сегодня у меня в гостях находятся мой друг Эдуард и его девушка Людмила. Мы все коллеги, работаем вместе (от этих слов Мила улыбнулась краешком губы и незаметно толкнула коленом Смирнова), вот теперь приехали в командировку в мой родной Сочи. Спасибо Эдуарду, что он взял меня с собой, ведь я уже два года не видел мою любимую мамочку, – с этими словами он чмокнул маму в щеку. – Давайте выпьем за наших гостей и пожелаем им семейного счастья!

Когда рюмки были опустошены, мама Шарова, глядя на Милу и опера, с восторгом заметила:

– Какая же вы красивая пара! Дети ваши будут просто ангелочки!

Смирнов зарделся от такого комплимента, Мила смущенно склонила к нему голову.

Так они сидели до ночи, в перерывах гуляя по саду и отдыхая в беседке под гогот домашних гусей. К большому сожалению Шарова, Смирнов, опустошив три рюмки горилки, отказался от дальнейшего питья, взирая влюбленными глазами на свою прелестную подругу.

Молодым на ночь постелили общую кровать в отдельной комнате. Когда Мила уснула, опер, прижавшись к своей любимой, с тревогой ждал наступления завтрашнего дня. Он не хотел, чтобы наступило это «завтра», которое сулило ему навсегда или на время расставание со своей первой любовью. Он не знал, доведется ли им вновь встретиться, как сложится судьба девушки во время следствия и суда, сможет ли он ее защитить. Его воспаленный любовью ум отказывался признавать, что девушка с легким чувством предала своего друга, который сейчас томится в камере, с такой же легкостью она может предать и его. Уже не способный к анализу, он видел в девушке только идеальное и добродетельное. Уткнувшись в волосы любимой и вдыхая ее чарующий запах, он не заметил, как уснул.

Утром, позавтракав, Смирнов распорядился:

– Лаврентий, ты сейчас нас отвези в гостиницу, а сам приедешь часика в три. Заберем задержанного и поедем в аэропорт.

Вскоре влюбленная пара прибыла в гостиницу, часы показывали одиннадцать дня.

– Давай посидим в буфете, попьем кофе, – предложил Смирнов, на что девушка ответила согласием. Посадив ее за стол, опер заказал буфетчице две чашки кофе и сдобные булочки с изюмом. Мила отщипнула изюм из булочки, запив его кофе, и поинтересовалась:

– Эдик, что мне грозит?

– Если следствию станет известно, что ты знала об убийстве, но не сообщила об этом органам, то тебя могут подтянуть под статью. А с другой стороны, ты откуда могла знать, что совершено преступление? Мало ли что говорил Кравцов, может быть, он врал. Ты же труп не видела, он не возил и не показывал его тебе?

– Нет, конечно!

– Вот и все. Он тебе ничего не говорил, ты не знала, что он убил человека.

– Мне так и говорить следователю?

– Да, так и говори, стой на своем. А Кравцов не будет тебя топить?

– Не должен… Нет, не будет.

– А если узнает о наших с тобой отношениях?

– Но он же пока не знает…

– Когда-то все равно узнает.

– Тогда не знаю, – неуверенно ответила Мила.

– Ладно, Люда, все будет хорошо. Я попробую переговорить со следователем, чтобы тебя вывели из дела.

– Спасибо, Эдик.

Смирнов немного поерзал на стуле и спросил:

– А как нам дальше быть с тобой?

– Что «как»? – удивленно спросила она.

– Наши с тобой отношения… Я влюбился и не представляю без тебя свою дальнейшую жизнь.

– И я тоже, – ответила она, взяв его за руку. – Но ты же женатый.

– А откуда узнала? – обрадовавшийся было от взаимности, он оторопел. – Я сам хотел тебе только что об этом объявить.

– Я чувствую женатых мужчин, – ответила она и, с интересом глянув в глаза опера, спросила: – И что ты хотел мне сказать?

– Что я женатый, что имеем ребенка… Люда, я уйду от нее, между нами нет никакой любви. Это я говорю не потому, что хочу понравиться тебе. Просто между нами давно уже наметился разлад, наш развод был делом времени, а тут в моей жизни появилась ты…

– Ты хорошо подумал? Все-таки ребенок…

– Нет, я уже решился, – твердо высказал он.

– А может быть, будем так встречаться? Зачем ломать семью-то? – вкрадчивым голосом ворковала она, гладя руку своего ухажера.

– Нет, я решился, – повторил опер, сильно сжав руку Милы.

Когда они пришли в номер, Смирнов посмотрел на часы – в запасе у них оставалось два часа, и он, крепко обняв, осыпал свою любимую поцелуями.